Текст книги "Победитель дракона (СИ)"

Автор книги: Лиат Натанариэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Натанариэль Лиат
Победитель дракона

Всю свою жизнь, сколько он себя помнил, Николас Гэрри мечтал охотиться на драконов.

Пожалуй, началось это с самого его детства, с городских праздников, когда народ радостно высыпа́л на улицы: охотники на драконов, бравые парни в своих ошеломительных парадных мундирах, всегда были в центре внимания – любимцы толпы, вечно в окружении стаек полуобморочных девиц (которые в тот момент, конечно, ни капельки маленького Ника не интересовали) и восторженных детей. За самим Ником Гэрри тогда был твёрдо закреплён самый дальний и безлюдный угол песочницы для одиноких игр (и, честно сказать, за следующие десять лет мало что изменилось), но предметом его зависти была отнюдь не популярность, а яркие нашивки на тёмном фоне рукавов, пряжки ремней и сапоги – о, эти блистательные сапоги, сияющие, как чёрное солнце, положительно сводили его с ума и иногда даже являлись ему во снах.

Безответная обувная влюблённость окончательно превратилась в жизненную цель в тот день, когда Нику в руки попала "Большая драконья энциклопедия".

Когда родители взяли его с собой разбирать наследство дедушки Ангуса, Ник с детской наивностью осведомился: "Он умер, да?", на что мама проворчала: "От него, пожалуй, дождёшься!", а папа почему-то вздохнул. Дедушка Ангус приходился ему дядей; он был из тех эксцентричных родственников, за которых остальным всегда приходится краснеть на семейных торжествах. За свою жизнь он совершил немало странных выходок; последняя на данный момент заключалась в том, что он бросил всё своё имущество (именно этот факт, кажется, раздражал маму больше всего) и уехал в длительное путешествие по джунглям Мгоамбы. (По законам жанра здесь следовало бы добавить, что больше вестей от него не приходило, но нет, на самом деле, он регулярно присылал родичам свои портреты на фоне полуобнажённых смуглых барышень и диких орхидей, где казался вполне довольным своей судьбой).

У него в доме была масса разных непонятных и увлекательных штуковин. Заворожённый Ник даже откопал где-то человеческие черепа, но разочаровался в них, как только папа сказал, что это муляжи, по которым изучают анатомию. В итоге, пока взрослые на глаз оценивали стоимость всего движимого и недвижимого, что встречали на своём пути, Ник заскучал, и, чтобы он не путался под ногами, ему дали первую попавшуюся книжку с дедовой полки. Судьбе захотелось, чтобы ею оказалась БДЭ, и будущее было предрешено.

Никакой научной ценности книга для Ника тогда не представляла, потому что он ещё не умел читать, но в ней были совершенно потрясающие картинки. Даже потом, много лет спустя, они не перестали его завораживать, Ник мог хоть часами смотреть, например, на пернатого фобозавра: чешуя с возрастом меняет цвет от пронзительно-голубого до ночной синевы, на голове и шее – грива из жёлто-рыжих пламенных перьев... "Энциклопедия" утверждала, что драконы сродни птицам, но Ник решил для себя, что серые нахохленные городские воробьи были родственниками этих прекрасных чудищ разве что в той же мере, в какой его папа был родственником дедушки Ангуса. Слишком уж разные.

В Иллинаре водилось столько разнообразных драконов, что они все едва-едва поместились во внушительных размеров том – а ведь каждому известному науке виду был посвящён только один разворот. За десять лет Ник незаметно для себя выучил их все. Как и звери с птицами, драконы, за сотни лет приспособившиеся к местности, в которой обитали, отличались друг от друга в зависимости от климата и доступной пищи; лесного дракона было не спутать с живущим в пустыне или в снегах, а хищного – с травоядным. С людьми им делить было особенно нечего, да и их мясо не годилось в пищу, но профессия охотника на драконов всё равно была не только древней, но и очень, очень важной. Всё дело было в том, что драконы были жизненно необходимы для промышленной алхимии – благодаря им можно было изготавливать лекарства почти от чего угодно и массу других полезных вещей. Разводить этих гордых существ в неволе не вышло, хотя попытки и предпринимались, так что не оставалось ничего иного, кроме как добывать их в дикой природе.

Конечно же, государство зорко следило, чтобы драконодобыча была разумной, умеренной и не вредила драконьей популяции в целом. За браконьерство сурово карали; убивать драконов (и проводить с ними другие манипуляции, потому что, к счастью, смертоубийство не всегда было необходимо, иногда достаточно было просто усыпить ящера, чтобы, например, позаимствовать у него когти или зубы, которые потом отрастут снова) дозволялось только охотникам, прошедшим подготовку в специальном училище. Вот туда-то Ник был твёрдо намерен поступить, когда ему будет четырнадцать... Вот только сказать было проще, чем сделать.

Когда лет в восемь за завтраком он собрался с духом и спросил, можно ли ему охотиться на драконов, когда он вырастет, мама чуть не поперхнулась своей утренней овсянкой.

– Разумеется, нет, золотце! – сказала она таким тоном, словно это был самый очевидный факт на свете. – Если только ты не хочешь в один прекрасный день стать горсткой пепла! Это ведь уж-жасно опасно! – тут она повернулась к папе и с нажимом добавила:

– Милый, скажи же ему!

Отец Ника работал счетоводом в одной конторе, которая в последнюю пару дней судорожно готовилась к какой-то жуткой проверке. В данный момент он, казалось, пытался наверстать упущенное за ночь, клюя носом над чашкой кофе, но при последних словах жены он встрепенулся и вдруг очень чётко и громко произнёс:

– Чушь! Сын, не вздумай повторять мою ошибку! Жизнь у нас одна, нельзя тратить её на то, что не сделает тебя счастливым. Если у тебя к чему-то лежит душа, то не слушай никого, кто попытается тебя остановить, даже меня или маму...

Ник с изумлением смотрел на отца, который ещё никогда на его памяти не говорил с таким жаром (и так долго: как правило, его участие в семейной жизни ограничивалось периодическими междометиями из-за газеты).

– Вот я, например, – сказал папа, и в его замутнённых несходящимися дебетом и кредитом глазах затеплилось отстранённо-мечтательное выражение, – в юности страстно мечтал стать моряком. Открывать дальние страны...

– Милый, что такое ты говоришь? – тон мамы был снисходительным, словно она обращалась к ребёнку. – Будь ты моряком, ты по полгода не виделся бы с женой!

Папа неразборчиво хмыкнул и пробормотал что-то про "... да, ещё один приятный бонус..." своей кофейной чашке, но мама, к счастью, его не расслышала, а Ник тогда не понял. Зато очень отчётливо уяснил кое-что другое: отец ему позволил, а отец всё-таки глава семьи (на самом деле, это было правдой скорее de jure, чем de facto, но Ник быстро пораскинул мозгами и решил, что ему сойдёт).

В общем, формально родительское благословение было получено. Дело стало за малым: за вступительными экзаменами.

Ник боялся их сильнее, чем кистепёрой пираниды с семьдесят восьмой страницы БДЭ, а эта рыбообразная тварь, между прочим, полдетства нет-нет да и навещала его в кошмарах. Его пугали не вопросы по теории – пфф, серьёзно, его невозможно было застать врасплох, он даже знал, например, сколько ног у стоножки обыкновенной (от восьмидесяти двух до ста шестнадцати, но при этом никогда ровно не сто и всегда чётное количество, вот так-то!) – и даже не мизерный, но всё-таки теоретически существующий шанс бесславно погибнуть на пошедших не так полевых испытаниях... Нет. Он до дрожи в коленках боялся не поступить.

Претендентов каждый год было столько, что училищу приходилось вывешивать на ворота не один лист, на который могли бы записываться все желающие, а сразу три. Нечего было и сомневаться – среди всех этих людей точно найдётся уйма народу, который сумеет показать себя лучше, чем Ник Гэрри...

Выйти из дома в день экзамена ему было сложнее, чем рыцарю из легенды – на битву с драконом, якобы укравшим какую-то девчонку (авторы сказок совершенно не разбирались в драконьем поведении и дезинформировали детей, но это почему-то никогда никого не волновало), однако Ник сказал себе, что трусу никогда не стать охотником, и пошёл. Более серьёзным препятствием, чем его неуверенность в себе, могла стать мама; он был к этому морально готов. Когда она грозной скалой встала на пороге, загораживая всю дверь целиком, Ник набрал воздуха в грудь, выдвинул нижнюю челюсть и самым мужественным голосом, на который только был способен, сказал заготовленную фразу, которую на разные лады повторял про себя всю прошлую бессонную ночь:

– Мама! Мне уже четырнадцать лет! Я взрослый человек и вправе сам решать свою судьбу!

На самом деле, прозвучало это довольно неубедительно, но, тем не менее, результат вышел довольно неожиданным: вместо ожидаемой бури мама вдруг расплакалась и прижала его к груди, сквозь оглушительные всхлипывания приговаривая что-то вроде "как же быстро ты вырос" и "я так тобой горжусь". Вконец растерянный Ник смущённо подставлялся её поцелуям и думал, что ему никогда не понять женщин.

Когда он наконец вырвался на улицу, время поджимало, пришлось поторопиться. На бегу запнувшись о собственные шнурки, Ник остановился, чтобы заново завязать их надёжным двойным узлом: на драконьей охоте нельзя было пренебрегать такими важными мелочами. В тщетных поисках душевного спокойствия он в сотый раз проверил объёмистые карманы штанов: спички, зеркальце (бывшее мамино, выброшенное из-за трещины), складной нож (убить таким никого не убьёшь, конечно, но штука всё равно небесполезная), небольшой моток тонкой, но прочной верёвки (тоже мамина, бельевая), пара ржавых гвоздей... Карманный набор мог показаться странным, но никогда ведь не знаешь, с кем придётся иметь дело на практическом испытании, ждущем впереди. Это всё вполне могло пригодиться.

Да, весь первый год новенькие, конечно, просиживали в аудиториях, слушая теоретические лекции, но преподавателям ведь нужно было взглянуть, кто чего сто́ит, встречаясь один на один не с конспектом, а с драконом. Чтобы избежать случайных жертв (читай: кучи лишней бумажной работы и неловких объяснений с родителями), студентов почти до самого выпуска натаскивали не в дикой природе, а на тренажёре, изобретённом лучшими магами города. Это было полное погружение, идеальная иллюзия, до мельчайших деталей – до звука, до запаха, даже до солнечного тепла на коже – воспроизводящая заданное место... и, конечно, драконов. Их повадки и образ жизни были так досканально изучены за последние годы, что смоделировать их поведение не составляло труда. Нужно было всего лишь задать число особей и название вида, выбрать уровень сложности – и можно было отправляться на охоту, на самом деле не выходя из специально оборудованного зала.

Одно только "но": подражание реальности было настолько убедительным, что травмы, полученные внутри иллюзии, оказывались самыми настоящими. Однако приятное отличие от жизни в её подлиннике заключалось в том, что за тренировкой желторотых подростков всегда бдительно наблюдали их наставники, в случае опасности готовые в любой момент прервать действие волшебства.

Короче, что-то в этом духе сейчас ждало Ника впереди. Ух.

Он нервно сглотнул и покрепче прижал к груди "Большую драконью энциклопедию". Пользоваться дополнительными материалами на экзамене не разрешалось, но с ней было не так страшно: она была такой большой и уверенно-увесистой, что за ней он чувствовал себя как за щитом.

Ворота училища сегодня единственный раз в году были открыты для посторонних; толпа четырнадцатилеток, набившихся во двор, бурлила и гудела, как рой мазарид. Эти драконы с тельцем длиной всего в пару сантиметров (не считая хвоста) строили гнезда вроде осиных и порой причиняли людям массу неудобств, колония таких как-то раз завелась в доме Гэрри на чердаке, от них житья не было, пришлось вызывать специалиста, чтобы он их выкурил...

Кто-то судорожно перелистывал справочники, пытаясь надышаться перед смертью. Кто-то мужественно силился не разреветься от всемирной обиды – ага, ясно, вот эти, значит, однозначно уже провалили... Ник искренне сочувствовал таким и старался не встречаться с ними взглядом. Но вот впереди, у самых входных дверей, явно наметилось какое-то оживление, и он бездумно повлёкся туда, как следующий за ветром корабль.

Стайка юношей и девушек столпилась вокруг крыльца; восхищение и зависть мешались во взглядах, устремлённых на девчонку, возвышающуюся на ступеньках с таким гордым видом, словно она была ни много ни мало дочерью самого президента, и вертящую в руках серое перо. Она была в коротких застиранных шортах (ясное дело, на дракона не пойдёшь в платьице с рюшами), на голых коленках виднелись шрамы от былых падений. Ник не слишком часто видел девушек в брюках, но он на секунду забыл, где находится, отнюдь не поэтому, а потому, что девчонка на крыльце была очень хорошенькой. Именно потому, что она так ему понравилась, Ник мгновенно перевёл её в разряд соперников номер один и мигом преисполнился к ней затаённой ненависти.

– Тэ́бита, покажи! – взмолились сразу несколько голосов из толпы, и ещё один спросил:

– Тэбби, оно что, всамделишное?

Тэбита поднесла своё пёрышко к глазам и посмотрела на собравшихся сквозь него: оно почему-то было полупрозрачным.

– Нет, конечно, – сказала она. – Видишь? Уже просвечивает. Они сказали, исчезнет совсем минут через десять. Жаль, я бы повесила его на стенку, рядом со своим будущим дипломом!

– Сложно было? – чуть ли не влюблённо поинтересовался кто-то.

Тэбби с великим презрением повела плечами и скорчила рожицу.

– Только не для меня! – припечатала она. – Прогулка по парку! Я изловила её за четыре минуты с половиной. Этот из комиссии сказал, что это пока лучший результат.

Ник, который слушал её и внутренне кипел, набрал воздуха в грудь. Он с первого взгляда узнал это скромное серое пёрышко.

– Её – то есть брукезию? – громко спросил он. – Ну и что в этом было сложного?

Разом стало тихо. Он вдруг почувствовал, как ребята вокруг него расступаются, словно от прокажённого. Тэбби воззрилась на него с непониманием, подкрашенным лёгким раздражением, Ник сделал над собой усилие и не отвёл взгляд.

– Даже дети знают, что брукезии меняют цвет! – заявила Тэбита. – Они так маскируются, что их в жизни не отышешь!

– Только когда они охотятся сами, – возразил Ник. – Когда охотятся на них, они начинают страшно нервничать и перекрашивают себя в разные сумасшедшие оттенки, так что их не заметил бы разве что слепой! Хищники их давно бы уже истребили, не будь мясо брукезий ядовитым!

Взгляд прищуренных глаз Тэбби был способен испепелить человека на месте быстрее, чем пламя любого из четырёх последних видов драконов, которые пронесли через столетия эволюционного процесса способность дышать огнём (меризавры, между прочим, делали это, всю жизнь обитая под водой; учёные уже не один десяток лет бились над тайной того, как это у них получается). Ник невольно отступил на полшага, отгораживаясь от враждебного и сложного мира надёжной стеной "Большой драконьей энциклопедии".

– О, БДЭ? – хмыкнула Тэбби, как будто бы между прочим. – Мило. У меня была такая, когда мне было семь. А потом я выросла из книжек с картинками.

Ник, конечно, сказал бы ей что-нибудь этакое, что-нибудь язвительное и очень остроумное (правда, он не успел придумать, что), если бы из дверей не вылетела очередная всхлипывающая девушка, и равнодушный голос не произнёс бы ей вслед:

– Николас Гэрри! Есть здесь такой?

"Такой", мгновенно забывший своего нового врага, словно во сне, двинулся навстречу судьбе.

Ему казалось, что он преодолевал ступеньки крыльца дольше, чем взбирался бы на самую высокую гору на свете. Нужно было сохранять спокойствие; он успел послушать тех, кто уже побывал там, внутри, в здании, бывшем голубой мечтой половины детей в городе, и, судя по всему, задание было ерундовое: нужно было сориентироваться на местности, найти дракона и изъять у него перо. Какой именно вид тебе попадётся, зависело только от твоего везения, но, судя по рассказам, они все были безобидные и, по правде сказать, весьма бестолковые: брукезии сводят всю свою маскировку на нет из-за панических атак, сетчатые шестиноги действительно могут развивать изрядную скорость благодаря лишним конечностям, так что человек их не догонит, но прежде им нужно вспомнить, которая нога идёт за которой, причём в процессе они падают раз пять, и их можно ловить хоть голыми руками... Пожалуй, сложнее всего пришлось одному юноше, которому попалась парочка неразлучников: пока он изымал у одного роскошное жёлтое перо из хвоста, другой не хотел мириться с таким произволом и отчаянно защищал свою пару, так что парень теперь гордо хвастался следами от крепкого клювика на руках. Наверное, девчонкам он теперь казался героем... Ник мимоходом пожалел, что не догадался захватить из кладовки плотные садовые перчатки.

Ничего. Ничего! Если даже эта... Тэбби и та справилась меньше, чем за пять минут – и если она, конечно, не врёт -, то у него и подавно всё получится. Ну же, Николас Гэрри, соберись, люди ведь сдают экзамены даже после того, как выучат все билеты за одну ночь, а ты готовился к этому дню с тех самых пор, как тебе стукнуло пять!

Когда он переступил порог, кто-то, не видимый из-за стоящего у Ника в глазах тумана, произнёс:

– Прямо и направо. Книгу тут оставь.

Ник кивнул, очень бережно положил "Энциклопедию" на столик у входа (пальцы удалось разжать только с третьего раза) и прошёл прямо и налево, как ему и велели.

Зал, куда он попал, был таким огромным, что шаги отдавались эхом, как в пещере. Человек, стоящий за конторкой перед раскрытой толстой тетрадью, без всякого интереса спросил:

– Имя?

Чем-то он очень напоминал отца Ника, вот только по этому лицу было ясно видно, что если его обладатель и умеет мечтать, то уж точно не о дальних плаваниях. Максимум – о головокружительной карьере главного аудитора или там секретаря мэра.

– Николас Гэрри, – в который уже раз озвучил Ник. Он не удержался и бросил взгляд на закрытую галерею там, вверху, у дальней стены. Он знал, что оттуда за ним будут внимательно наблюдать. Соберись!..

– Если готовы, прошу на середину комнаты, – будничным тоном сказал человек за конторкой, не поднимая глаз. – Туда, где крестик.

Ник послушно пересёк расстояние, показавшееся ему путешествием до луны и обратно, и встал на половицу, отмеченную крестом. Его сердце стучало, как колёса несущегося на полном ходу паровоза. Сейчас. То, чего он так ждал и так боялся, случится сейчас.

– Что-то я никак не найду вас в-... – начал было человек с тетрадью, но окончания фразы Ник уже не услышал. Мир вокруг него на мгновение смешался в серое ничто, из которого, словно из тумана, начали проступать очертания бугристых стволов, кустов и ветвей – сначала тех, что поближе, на расстоянии вытянутой руки, потом всё более дальних. Когда всё вокруг проявилось полностью, Ник обнаружил, что он в лесу, притом в лесу старом и очень тёмном – исполинские деревья закрывали небо так, что лишь кое-где в прорехи в кронах косыми водопадами сочился дневной свет. Подлеска почти не было – ещё бы, в такой-то темени! Ноги тонули во мху. Толстые – один и не обхватишь – древние стволы росли на таком расстоянии друг от друга, что между ними почти свободно могла проехать гружёная телега. Судя по роскошным паутинам, натянутым между ветками, у пауков был здесь свой ткацкий цех.

Хорошо. Хорошо. Ник закрыл глаза и изо всех сил попытался сосредоточиться. Не тропики, не пустыня, не море, не тундра, не полярные льды. Его мозг молниеносно отбросил не подходящие виды драконов, оставив лишь те, которые чувствовали бы себя здесь как дома. По логике вещей, это должен быть кто-то маленький – славно, тогда это вряд ли будет сложно, потому что дракончики с ядовитыми жалами водятся в более тёплых краях, а другая малышня обычно ничем всерьёз не опасна...

Он выпрямил спину, расправил плечи и состроил уверенное лицо. Найти дракона. Забрать у него перо. Что может пойти не так?

... на самом деле, если честно, не так пошло всё, причём с самого начала. Прошло четыре минуты с половиной, пять минут, десять, пятнадцать – а Ник никак не мог отыскать ни следа дракона. Лес жил своей тайной, внутренней жизнью, что-то постоянно шуршало, скрипело и попискивало из обступившего Ника полумрака, но на глаза не показывалось, как он ни старался. Где-то вдалеке слышались птичьи голоса; он вспомнил драконов, которые кричат как чайки, но таких, которые тенькали бы, как лесные пичуги, наука не знала...

Он почти ощупью пробирался по глухой чаще, то и дело спотыкаясь о коварные корни, и растущее в нём отчаяние было так же черно, как окружающий его мрак. Во дворе многие хвастались, что испытание было проще простого – так насколько же он хуже них, если он даже не может найти дракона?! Может быть, мама была права – может быть, Ник не создан для этой работы – может быть, ему всё-таки стоит научиться мечтать о чём-то, что хоть капельку больше похоже на правду... Надо же, а он ведь поверил, что сможет стать охотником! Было бы смешно, если бы не было так гадко...

Когда впереди забрезжил день, Ник рванулся к опушке просто потому, что хоть какой-то свет был ему необходим. Там, где кончался лес, начиналась пустошь, покрытая ковром низкорослых кустарников, за ней, как спины спящих чудовищ, виднелись ломаные линии далёких гор. Николас двинулся в их направлении – не то чтобы он планировал дойти, но не стоять же было на месте. Каждый его шаг поднимал в воздух бодро жужжащих насекомых, но драконов не попадалось. Интересно, сколько времени ему вообще отведено? Когда иллюзию выключат? Эх, жаль не догадался узнать заранее...

Он вспомнил, что сейчас – вот прямо сейчас – за ним оценивающе наблюдают лучшие преподаватели училища, и, конечно, умер бы от стыда прямо на месте, если бы его не спас внезапный переполох у него за спиной.

Ник обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как над лесом веером взметнулась панически кричащая птичья стая. Он не успел даже как следует задуматься, от какой это напасти они спасаются, когда земля вдруг подпрыгнула так, что ударила его по ногам. Лишь чудом сохранив равновесие, он...

... вместе со всем остальным миром застыл в янтарной капле мгновения, в котором невозможная мечта была сплавлена с ночным кошмаром, потому что там, в портике леса, между двух древесных колонн, стоял пернатый фобозавр.

Его голубая молодая чешуя сияла, как осколок летнего неба, рыжие перья на голове и кончике хвоста отливали огненным блеском расплавленного металла. Плоская змеиная голова поворачивалась, как перископ, до тех пор, пока не развернулась в сторону Ника.

Длинный, словно замедленный в загустевшем воздухе прыжок был идеальной игрой мускулистого тела – восхитительной работой потайных драконьих пружин, которую не передал бы ни один художник в мире. В тот момент, когда когтистые лапы прекрасного зверя коснулись земли, её ощутимо тряхнуло, и только со вторым фобозавровым прыжком парализованый ужасом и восторгом Николас вдруг осознал, как стремительно сокращается разделяющее их расстояние. И какая эта штуковина всё-таки люто огромная.

Ох. В книжке он казался гораздо меньше, несмотря на то, что рядом для сравнения был изображён человечек размером с пылинку...

С хрустом продираясь сквозь колючие кусты, Ник зигзагами рванул по равнине. Он знал страничку про фобозавров наизусть: у них прекрасный нюх и слух в сотню раз тоньше человеческого, но зрение их подводит, они не видят того, что находится прямо перед ними, и им трудно оценивать дистанцию, поэтому убегать по прямой нельзя... Хотя, впрочем, как бы Ник ни старался скрыть от себя этот факт, в душе он понимал, что убегать в целом бесполезно, особенно если вспомнить, что общего у фобозавра и ещё трёх особенных драконьих видов...

Фобозавры были абсолютно смертоносны. Именно поэтому они щеголяли такой яркой окраской, бесстыдно выделяющейся на буро-жёлто-зелёном лесном фоне: им не нужно было прятаться. Если фобозавр оказывался поблизости, то прятаться приходилось всем остальным...

Вот почему в лесу не было других драконов. Потому, что поселиться рядом с этими тварями способен только безумец, и это будет последнее, что он сделает в своей несчастной жизни.

Обернуться посмотреть, настигает ли преследователь, было ошибкой: конечно же, Ник споткнулся и кубарем полетел на землю. Быстро перекатившись, он скорчился за счастливо подвернувшимся рядом большим валуном, чтобы перевести дыхание. У него всё прыгало перед глазами; с каждым могучим скачком фобозавра земля содрогалась, как в судороге. Прятаться тоже глупо, чуткое драконье обоняние найдёт тебя быстрее, чем ты успеешь пожалеть, что вообще ввязался во всю эту историю...

Нику было некогда думать о посторонних вещах, поэтому ему и в голову не пришло спросить себя, не тронулось ли руководство училища умом, подсунув ему фобозавра на вступительном испытании – было как-то не до того. Зажмурившись, он умолял сам не зная кого: пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет самец. Фобозавры – очень территориальные животные и готовы разорвать в клочья любого, кто без приглашения ступил на их землю, но самцы ленивы, они привыкли царственно возлежать среди самок своего прайда, которые приносят им лучшую добычу. Если пришельца заметит самец, он вполне удовлетворится тем, чтобы как следует его припугнуть и снова отправиться на боковую досматривать сладкие сны, вполне довольный собой и своей ролью защитника семейства...

Ник осмелился одним глазком взглянуть поверх камня, и у него упало сердце: каждое пламенно-рыжее пёрышко в гриве дракона было обведено угольно-чёрной каймой. Чтобы разглядеть эту деталь, ему хватило доли секунды – после чего ему пришлось стремительно пригнуться к самой земле, когда ревущий поток голубовато-белого пламени, прошедший лишь на самую малость выше его головы, обдал его жаром.

Самка. Молодая, злая и полная энтузиазма. Ник знал: она не успокоится до тех самых пор, пока не прожарит любого, кого сочтёт угрозой для своего гнезда, до аппетитной хрустящей корочки...

Фобозавры не могли дышать огнём без остановки, им требовалась минимум пара минут, чтобы особые железы выработали достаточно горючего газа, и Ник понял: сейчас или уже никогда. Не оглядываясь, он вскочил на ноги и побежал дальше. Его мысли судорожно скакали: Что происходит? Почему никто до сих пор не выключил иллюзию? Может, это сон? Если так – если он проснётся утром, то он клянётся своей БДЭ, что не пойдёт ни на какой экзамен, мечта, конечно, мечтой, но жизнь дороже...

Драконица не гналась за ним – если бы она побежала, он бы точно услышал. Ещё бы, она же не дурочка, зачем зря утомлять себя, если можно просто достать добычу струёй пламени, недаром же фобозавры – рекордсмены по её дальнобойности...

Когда фобозавриха во второй раз дохнула в Ника огнём, от участи еретика на костре его спасло одно только провидение, явившееся в виде притаившегося в траве полузатопленного овражка. Ник очень вовремя туда провалился, и, хотя ему пришлось глотнуть отвратительного болотного вкуса воды, он был как никогда рад неожиданному купанию в грязи. Верная гибель миновала – пока что. Насколько его ещё хватит? Насколько ещё хватит его везения? Потому что больше у Ника ничего не было. Против фобозавров не выходят с голыми руками.

Зверь не торопясь, шагом приближался к нему, и Ник застыл, понимая, что любое движение, малейший всплеск выдаст фобозавру его местоположение...

Или не его. На берегу овражка мирно лежало несколько камней, и Нику в голову вдруг пришла идея.

Она сработала как нельзя лучше: когда с силой брошенный камень плеснул где-то там, в стороне, фобозавриха молнией бросилась на звук, давая Нику время выкарабкаться из ямы. Впрочем, отвлекающий манёвр был лишь кратковременным решением: драконица быстро раскусила его обман и застыла с изогнутой шеей, чуткими ноздрями втягивая воздух. Ник застыл, словно сам стал камнем. Почему она не нападает? Неужели потеряла его из виду? Должно быть, заросшая тиной жижа, наполняющая овражек, на какое-то время отбила его собственный запах, но надолго ли? Он не может вечно стоять неподвижно, но стоит даже не веточке – травинке хрустнуть у него под ногой – и она услышит...

Драконица медленно обернулась, поводя красивой, несмотря ни на что, такой красивой головой, сделала несколько задумчивых шагов... Ник перестал даже дышать: самка фобозавра, живая, всамделишная как минимум ровно настолько, чтобы уничтожить его и не заметить, была от него так близко, что, будь он самоубийцей, он мог бы протянуть руку и коснуться её чешуйчатого носа, ровнёхонько промеж глаз... расположенных так, что она сейчас в упор его не видит, потому что он стоит прямо перед ней...

Кажется, это был его последний шанс. Самый-самый последний и отчаянный шанс остаться в живых ещё хотя бы на какое-то время, пусть только на минуточку.

Ник уже давно забыл, что всё это не всерьёз. Он не верил, что кто-то когда-то выключит тренажёр. Дракон был настоящим. Ждущая у него за самым плечом смерть была настоящей. И добела раскалённое, нестерпимое желание жить тоже было таким настоящим, что реальнее просто некуда.

Он сделал глубокий вдох, сжал зубы и, пригнувшись, бросился вперёд.

Драконица не успела опомниться, когда он нырнул ей под грудь и пронёсся у неё под брюхом. Ник лишь чудом избежал случайного, но чудовищной силы удара хвоста, яростно мечущегося, словно у разозлённой кошки, и тут его удача закончилась. Фобозавр лягнул его задней ногой, повалив наземь, и, лёжа на спине, неудавшийся охотник ещё успел разглядеть на фоне далёких перистых облаков занесённый хвост, уйти от которого уже не успевал. Ник зажмурился и совершенно бесполезным жестом выставил локоть, чтобы прикрыть голову, а потом был свист рассекаемого воздуха и...

–... вашу матушку!! Да сделайте же что-нибудь! Вы хоть понимаете, что нас всех посадят за это на кол?!

– Э-ээ, г-господин д-директор, позвольте н-напомнить, что данный вид наказания был отменён ещё в тысяча триста втором году, но в-ваша мысль вполне понятна-...

– ... готово! Ох, хвала небесам, наконец-то отключилась!..

Фобозаврий хвост должен был впечатать человеческую букашку в землю ещё секунд десять назад, и Ник, уставший замирать от ужаса, наконец осмелился открыть глаза.

Вместо неба был потолок. Ник сел, чувствуя себя так, как будто четверо старшеклассников всю перемену дружно избивали его на школьном дворе. Вокруг царили хаос и паника. Драконица исчезла, уступив место двоим господам в зелёных халатах медиков и лысому, сплошь равномерно багровому мужчине, который яростно орал на кучку перепуганных людей. Лица последних намекали, что у их обладателей сегодня явно прибавилось седых волос. Как ни странно, даже после всего пережитого обмен показался Нику неравным, как будто его где-то обсчитали.