Текст книги "Мятеж Рогоносцев (СИ)"
Автор книги: Лиана Делиани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Надеюсь, вы на меня не в обиде за нашу прошлую встречу, дражайшая Алисия. Видимо, нам суждено оставаться родственниками, а не любовниками. Признаться, при иных обстоятельствах, я бы позавидовал брату.
– Вы знаете, когда мы венчались в церкви святого Иоанна в Ланкастере, он так прямо и сказал: «Диего будет мне завидовать, он сам хотел бы здесь венчаться».
Физиономия дона Диего на мгновение напряженно вытянулась. Но тут же он снова расплылся в улыбке:
– Вы правы! Я действительно завидую. Такое сокровище как вы нелегко обрести, еще труднее сохранить в неприкосновенности, для этого нужно быть, по меньшей мере, королем или мнить себя равным ему, но все же… иногда и мне хочется быть безумцем, который решится на такое. Написать его величеству: «Я не король, и не могу судить, стоит ли женщина королевства, но, по моему мнению, есть женщины, которых достоин не всякий король». Да он просто сумасшедший!
– Он в самом деле так ответил королю? – у меня перехватило дыхание.
– Дорогая Алисия, не обольщайтесь, он сделал это не столько из любви к вам, сколько из желания оскорбить короля.
– Эй, Луис эль Горра, что это вы там уединились? Идите к нам! – позвал король.
Мы вернулись к остальным. Разговаривая с Андуэном, король положил руку мне на талию. Затем рука поднялась на грудь и привычным жестом стала расшнуровывать завязку. Я отодвинулась и поправила платье.
– Сдается мне, вас, голубки, пора оставить наедине, – сказал Андуэн.
– Вот и скройтесь, – ответил король.
Друзья, посмеиваясь, вышли.
– Что, обижаемся?
– Мой король, коль скоро я замужем, я не вправе марать честное имя своего супруга.
Развалившись на кресле, он насмешливо произнес:
– Раньше тебя мало заботило его честное имя.
– Раньше я его не любила.
– Ого! – протянул он, – Ты с ним спала?
– Нет.
– Это уже хуже. Чем же вы тогда занимались столько времени под одной крышей? А, ну да, там же была его жена. Еще одна. При ей вы не решились, – король расхохотался. – Ну а потом что вам помешало?
Он перестал смеяться, но напрасно ждал моего ответа.
Решила заставить меня ревновать?
Кто я, чтоб мнить такое о себе, ваше величество.
– Брось изображать из себя праведницу, – усмехнулся он, – Так что случилось? Какие достоинства ты обнаружила в нем, интересно знать? Умение красиво сочинять письма? Для дураков и немощных плотью это единственное утешение.
Он надолго замолчал и потом добавил:
– Я много тебе дал, а мог бы дать еще больше. Все, что пожелаешь. Или почти все. Кроме волшебного слова «замужем». Черт побери, в этом причина?
Я опустилась на колени подле него и взяла за руку:
– Мой король, вы сами отдали меня ему в жены. Моя дочь теперь носит его имя, и меньшее, что я могу сделать – хранить чистоту этого имени.
– Ладно уж, так и быть, с постелью я подожду до развода.
– Я скоро стану слишком стара для вас, ваше величество. И потому хочу, чтобы вы запомнили меня такой, как сейчас, еще молодой и прекрасной, мой король. Я не хочу дождаться того дня, когда моя красота увянет, и вы оставите меня. Пусть все останется, как есть.
Король внимательно смотрел на меня, но мне было трудно определить, что означал этот его взгляд. Я замолкла и ждала, что скажет он.
– Да, конечно, – король потрепал меня за подбородок, – все потаскушки на старости лет ищут местечко потеплее.
Он рассмеялся, встал, окликнул друзей.
На следующее утро я встретилась с О’Флаери. Похоже, мы оба искали этой встречи. Но по разным причинам.
– Признаться, я недооценил тот след, что вы сумели оставить в сердце его величества, Алисия.
– Зато я переоценила его.
– У вас вчера была почти невероятная возможность вернуть себе прежнее место. Но вы ее упустили.
– Уйти, пока тебя еще просят вернуться – что может быть своевременнее?
– Узнаю ваше чувство юмора. Мне будет не хватать вас.
– А мне будет не хватать ваших дружеских советов, – лукаво ответила я.
– Как поживает наш общий друг? – в тон моему намеку спросил он.
– Меня беспокоит его манера писать письма. То есть я лично от нее в восторге, но, боюсь, мой восторг далеко не все разделяют.
– Это может плохо отразиться на его здоровье. Говорят, в таких случаях, голова может отделиться от тела.
– Я тоже этого опасаюсь. Поэтому мне нужен ваш дружеский совет. Даже ваша дружеская помощь.
– Чем же я смогу вам помочь, после того как вы вдребезги разбили сердце его величества?
– Помогите кому-нибудь другому склеить его разбитое сердце. Я уверенна, у вас прекрасно получится. Сделайте так, чтобы он не вспоминал больше о графе и графине Луис эль Горра.
– Это выше моих скромных возможностей.
– Я прошу вас лишь попытаться применить ваши скромные возможности.
– Алисия, мне, в самом деле, будет не хватать вашего умения убеждать.
– Я бы с радостью передала его вам, чтобы быть уверенной в вашем успехе.
– К тому же, мне стало известно, что друзья нашего общего друга собираются повести себя достаточно неблагоразумно.
– Уверяю вас, он не имеет к этому отношения.
– Вы уверенны?
– Абсолютно.
– Что ж…в таком случае… Прощайте, Алисия. Я говорю это совершенно буквально. Если вы еще когда-нибудь появитесь при дворе, вы горько пожалеете об этом.
– Спасибо, О’Флаери. В вашем предупреждении нет нужды, но тем более я за него благодарна.
– Когда встретите вновь нашего общего друга, передайте, что найдется не так много мужчин, готовых лишиться графства, чтобы отстоять свою честь. Наверное, поэтому, я сделаю, что смогу, чтобы помочь ему сохранить графство и голову. А честь и женщину, которой достоин не всякий король, ему придется беречь самому.
Больше мы об этом не говорили. Три дня продолжался пир, король был пьян и веселился, но ни разу не подал вида, что между нами что-то произошло. Иногда мне начинало казаться, что мой с ним разговор мне привиделся. Уезжать он собрался также внезапно, как приехал, вечером третьего дня. На прощание он подкинул Жанну в воздух, потом подхватил меня на руки, закружил, опустил на землю и сказал:
– Даю тебе время одуматься, – затем громко объявил всем присутствующим. – Графиня Луис эль Горра отправляется в изгнание в свое имение в Чандос. На полгода, в течение которых не имеет права покидать свое поместье. Поняла, дорогая? Завтра же.
Ночью у меня было полно забот, которые я не хотела оставлять на потом. Пробыв в АльмЭлисе так мало, после долгого отсутствия, я старалась оставить все в таком состоянии, чтобы быть спокойной в Чандосе. Андуэн уехал вместе с королем, а Лизон решила ехать со мной домой, в Ла Куряник, где я собиралась оставить Жанну. Фиону я, естественно, забирала с собой. Гости после случившегося как-то очень быстро разъехались, мне даже не пришлось напоминать им.
Дома мое появление вызвало настоящий ступор. Конечно, все были мне рады, но и их тоже мучил вопрос, что теперь будет с ними и со всеми привилегиями, которые они получали, покуда я оставалась королевской любовницей. Домашние разделились на два лагеря, в одном проклинали мою глупость и готовились к худшему, в другом вздохнули с облегчением и подумали, что, может, все к лучшему. К числу последних относились мама и мой брат Жак. Он-то по дороге в Чандос и сказал мне:
– Знаешь, не бери в голову, по мне так-то оно даже лучше. Я ведь еще с тех пор, как Тони пропал, места себе не находил. Заезжать к тебе боялся. Приеду, думаю, а он там. Знаю, что на то он и король, чтобы повелевать, а как вспомню Тони, так в душе все клокочет.
Не успела я приехать в Чандос, как следом явился поверенный. Долго говорил о том, какую роковую ошибку я совершила. Сказал, что сейчас самое время все исправить, он уже уговорил отца подать жалобу в церковный суд, а теперь пора начинать бракоразводный процесс. Я спросила, какова будет причина развода. Он ответил, что, как мы и планировали, причиной будет то, что вопреки решению суда, дон Алонсо продолжал сожительствовать с двумя женщинами. Я спросила об отлучении. Он, нисколько не смутившись, заявил, что ничего страшного не случиться, если дон Алонсо примет наши условия. Когда я сказала ему, что не нуждаюсь более в его услугах, кроме как для улаживания дела с жалобой, которую так некстати подал мой отец, он просто остолбенел. Убеждал, грозил, взывал к моему благоразумию. На том мы и расстались.
А я занялась хозяйством. Мысли мои блуждали далеко отсюда, но руки справлялись со своими обязанностями. Я думала о том, как мне быть. Король отправил меня в Чандос одуматься, но чем больше я думала, тем яснее мне было, что я не одумаюсь.
В первую очередь я думала о Жанне, о ее благополучии. Король был ее отцом, и ради нее я могла бы испытать судьбу и снова вернуться к нему. Но… он так мало интересовался дочерью. Надеяться, что он будет заботиться о Жанне когда-нибудь в будущем, если он не заботился о ней до сих пор, было нелепо. По моей просьбе, король обеспечил ее будущее, тут нечего было возразить, но обеспечил, переложив эту обязанность на чужие плечи и сбросив эту ношу со своих.
Я не могла вернуться к нему еще и потому, что знала – он никогда не забудет и не простит, что я сказала ему, что люблю другого мужчину. А я не смогу жить с ним и думать о другом.
Я замужем. Если не перед богом, то перед людьми у меня есть муж. Я не в праве порочить его честь. Честь человека, давшего свое имя моей дочери. И вопреки своему обещанию, я не могу развестись до тех пор, пока не удостоверюсь, что при разводе его не отлучат от церкви. Я не могу себе позволить стать причиной еще и этого бедствия, после того, как принесла ему столько неприятностей.
К тому же все во мне противилось мысли о разводе. Зачем нам расставаться, если я люблю его, более того, знаю, чувствую, что и он меня любит. Мы могли бы прожить жизнь бок о бок, воспитывать детей в тишине и покое, как я всегда мечтала. Сердце мне подсказывало, что человек, способный в бурю отправиться через заснеженные перевалы за лекарем, чтобы спасти жену и сына, будет хорошим мужем. Он прекрасный отец. У него всегда хватает времени и терпения на своего сына. Даже Жанне, за год, проведенный в его замке, он уделил больше внимания, чем ее родной отец за все пять лет ее жизни. Так, как я прожила эту весну, я могла бы прожить жизнь, и была бы счастлива.
Хотя, конечно, у дона Алонсо куча недостатков. Он упрям, язвителен, заносчив, временами даже жесток. Железный кодекс чести, вынудивший его отказаться от меня, был так незыблем, что я не знала, удастся ли мне пробить в нем брешь. Быть может, задумайся я об этом раньше, я бы заставила его почувствовать, что мы не можем, не должны жить друг без друга, почувствовать настолько сильно, чтобы он уже не мог отказаться от меня. Но и сейчас еще не поздно. Я поеду к нему и… Единственным недочетом в моем замысле было то, что дон Алонсо собирался ехать на север. Я могла не застать его дома. Хорхе говорил, они собирались отправиться в путь в конце лета. Но даже если я его не застану, я останусь и подожду. А зимой ему будет нелегко придумать, как отправить меня обратно.
К тому же, раз он едет в именье донны Изабеллы, там он наверняка встретится с ее братьями. Как знать, вдруг они все же убедят его принять участие в их авантюре. Любыми средствами я не должна допустить, чтобы дон Алонсо ввязался в ту заваруху, что затеяла компания под предводительством барона Моргана. О’Флаери ясно дал мне это понять.
Вот так я приняла решение. И села шить себе мужской костюм. Взять с собой я решила Рене. Двое не так беззащитны, как один, и внимания привлекают меньше.
Когда Фиона увидела меня в мужском платье, готовую к отъезду, она сказала, что я окончательно спятила. Я велела ей быть за главного и никому не говорить, куда я пропала. Если что, пусть скажет, что я у родителей, поехала повидать Жанну. Ей вреден здешний климат, и потому она живет с ними в Ла Курятнике.
Первое время в пути пролетело незаметно. Когда показались горы, мы невольно заторопились. До Ордении добрались с попутным караваном, дальше пришлось продолжать путь самим, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако как мы не старались, неприятности все же начались. Через несколько дней после того как мы покинули Ордению, в одной подозрительной харчевне, где нам пришлось заночевать, мне приставили к нож к горлу и обобрали до нитки. Рене бросился на помощь, но бандиты справились с ним в два счета. Так мы потеряли лошадей, всю одежду, кроме рубах, кошельки и чуть не потеряли жизнь. Хорошо еще было темно, и грабители не успели разобрать, что я женщина.
Я велела Рене позвать хозяина. Тот явился со светильником и недвусмысленно хмыкнул, увидев меня.
– Нас ограбили в вашем трактире.
– Значит, вы не сможете заплатить за ночлег, – ответ был прост и очевиден.
– Более того, мы не можем продолжать путь.
– Ну, это уж не моя забота. А вот раз не можете заплатить за ночлег, проваливайте.
– Мы не можем никуда идти в одних рубахах. Одолжите нам немного денег, и я обещаю, в накладе вы не останетесь.
– Красотка, я что, похож на ростовщика? Или на сумасшедшего?
Хозяин посчитал разговор исчерпанным. В трактир шумно ввалились новые посетители, и он занялся ими.
Рене предложил сходить поговорить с ним. Я не надеялась на его способности к переговорам, но появляться перед полным залом полупьяных бродяг нечего было и думать. Я осталась ждать его в каморке.
Все оказалось намного хуже, чем можно было предположить. К сожалению, я поняла это поздно, когда хозяин с полупьяной компанией направились в мою сторону. Ждать ничего хорошего не приходилось, я шагнула вперед, в общую комнату, с единственной целью, оказаться поближе к выходу и постараться ускользнуть.
Увидев меня, посетители радостно заухмылялись. Несколько молодчиков повскакивали с мест и обступили меня. Хозяин сказал:
– Девице нужны деньги на ночлег и ужин. Никто не желает помочь?
– Если вы одолжите мне что-нибудь из одежды, мы сможем продолжить путь, – я улыбнулась, потихоньку пятясь к двери. Посетители как назло все прибывали.
– Красавица! Я могу ссудить тебя деньгами, причем за совсем небольшую плату. Иди-ка сюда! – один из веселой компании протянул ко мне лапы. Я быстро отскочила, но сзади натолкнулась на еще чьи-то руки и, развернувшись, ударила молодчика по лицу, что было сил. Бродяги разом загоготали. В мужчине, одна щека которого быстро покрывалась краской, я к своему ужасу узнала дона Алонсо. Уже второй раз в жизни я дала ему пощечину. Ничего более глупого не могло произойти.
– Если еще кто-нибудь распустит руки, остаток дней проживет без них – прорычал дон Алонсо, одной рукой хватаясь за меч, а другой оттаскивая меня за свою спину.
Его люди последовали его примеру, обнажив оружие. Бродяги с ругательствами попятились к выходу.
– Приготовь комнаты для ночлега и ужин, – бросил он присмиревшему хозяину.
– Дон Алонсо… – начала было я. Он протянул мне плащ, сказав презрительно «прикройтесь», и вышел в след за своими людьми, вытеснявшими любителей легкой наживы прочь.
Только тут до меня дошло, что все это время я стояла в одной рубашке. Я мчалась к нему, чтобы признаться в любви, а вместо этого влепила ему оплеуху и в очередной раз выставила себя потаскухой.
После ужина, прошедшего в полном молчании, мы остались за столом вдвоем.
– Если бы раскаяние убивало, я бы, наверное, уже умерла б со стыда, – я попыталась улыбнуться.
– Если бы ваша глупость не сочеталась столь тесно с вашим везением, вы бы уже точно были бы мертвы… или обесчещены… хотя не знаю, может вы этого и добивались.
– Ей-богу, я ударила вас не нарочно, но после этих слов извиняться не стану, – я встала, чтобы уйти.
– Сядьте. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Я молча вернулась за стол.
– Как вы здесь оказались?
– Проездом.
– Проездом куда?
Сейчас я не могла сказать, что ехала к нему. Не так я себе это представляла и не в такой обстановке.
– В Граэр, в порт Святой Женевьевы, – это было на севере, невдалеке от поместья донны Изабеллы, куда он, по-видимому, собирался.
– Зачем?
Я улыбнулась ему самой очаровательной из своих улыбок и промолчала.
– И как вы собираетесь добираться туда теперь? Без денег и даже без одежды?
Я улыбнулась ему еще более обворожительной улыбкой:
– Я как раз хотела попросить вас одолжить мне немного денег.
– Чтобы их у вас отобрали в следующей харчевне?
– И еще я как раз хотела попросить вас позволить мне и моему слуге ехать с вашим отрядом, коль скоро нам по пути.
– Почему вы решили, что нам по пути? И вообще, мадам, вы хотите, чтобы я дал вам денег, не зная, зачем они вам?
– Я скажу, куда и зачем направляюсь, но тогда, когда сама сочту нужным, до конца нашего пути, согласны?
– В таком случае деньги вы получите не раньше.
– Видите, я угадала, вы тоже едете на север.
– Спокойной ночи, мадам.
Что ж, по крайней мере, ближайшие дни мы будем вместе. Это уже кое-что. Потом я придумаю, как быть дальше.
С утра дон Алонсо был в дурном настроении. Видя его хмурое лицо, я не знала, как мне быть. Но, с другой стороны, после вчерашнего хуже уже не будет, подумала я, и решилась:
– Вы отдали Фернандо в школу Ордена, как собирались?
– Что? – дон Алонсо с трудом оторвался от своих раздумий.
– Фернандо. Где он сейчас?
– Я отвез его в Ордению.
– Как он там? Он здоров?
– Привыкает. Ежедневные упражнения закалят его.
– Жанна часто о нем вспоминает.
Дон Алонсо буркнул что-то неопределенное и замолчал. Некоторое время все ехали молча, потом я предприняла вторую попытку:
– Сколько дней может занять путь до порта святой Женевьевы?
– Где вы оставили свою дочь? – спросил в ответ дон Алонсо инквизиторским тоном.
– Жанна в Ла Курятнике, у моих родителей.
– А-а, – протянул он и снова умолк.
В третий раз, когда я спросила о здоровье доньи Хуаны, он только посмотрел на меня, сердито сдвинув брови, и пришпорив коня, отъехал шагов на двадцать вперед всего отряда.
Весь день мы провели в пути, сделав лишь короткий привал на время обеда. Я уже начала опасаться, что в таком настроении дон Алонсо решил путешествовать и ночью, когда из-за поворота показались огни придорожной деревушки. Обувь, которую мне дали утром в трактире, совершенно не годилась для верховой езды, я измучила и себя, и лошадь, очень устала, и чувствовала себя еще более разбитой оттого, что одета в платье с чужого плеча.
В деревне оказалось полно народа. Там остановился проходящий караван, местный трактир был забит до отказа, во всех домах стояли постояльцы. Мы так бы и остались ночевать у обочины, если бы не то обстоятельство, что половину трактира сняла графиня Мередит со своей челядью. Увидев дона Алонсо, она распорядилась своей свите потесниться и разместить людей дона Алонсо. Графиня Аурелия была так любезна, что велела своим придворным дамам освободить целую комнату для самого дона Алонсо:
– Ничего страшного, мы здесь уже второй день, поспят вместе. Зато вы отдохнете с дороги, граф.
– Благодарю вас.
– Какие пустяки. Ну что вы!
За ужином графиня Аурелия была еще более любезна.
– Граф, какую тяжкую утрату вы понесли. Ваша драгоценная супруга! Какое горе! – она вздохнула, – Бедняжка Изабелла, она так натерпелась. Воистину неисповедимы пути Господни! Прекраснейшая из женщин, благочестивая мать лежит бездыханна, во время как эта интриганка… впрочем, справедливость все же восторжествует, я не сомневаюсь. Теперь, когда король, наконец, опомнился и отправил выскочку туда, откуда она родом и где ей надлежит быть, он наверняка пожалеет о том, как необдуманно позволил этой куртизанке восстановить против себя одного из благороднейших рыцарей королевства. И вы будете свободны от тех лживых уз, которыми она вас связала.
Дон Алонсо хмуро взглянул на нее.
– Что сделал король?
– Неужели вы не знаете? Он отправил ее в изгнание.
Я вздрогнула. Итак, все уже в курсе. Меня так и подмывало встать и испортить мадам Аурелии ее тираду. Не будь я так одета…
– Общее мнение таково, что это – слишком мягкая кара. Ее следовало бы запереть в монастырь на всю оставшуюся жизнь для покаяния, но, боюсь, ни одни церковные стены не потерпят такую распутницу, – съязвила графиня.
Если я сейчас отвечу, завтра весь свет будет знать, что я нарушила волю короля, успокаивала я себя. Искушение было слишком велико. Стараясь быть незаметной, я встала из-за стола, где обедала челядь, и вышла во двор.
Ноги страшно гудели, неплохо было бы найти более подходящую обувь для странствий. Разговорившись с погонщиками скота, я узнала, где остановились купцы. Сапог в точности моего размера у них не оказалось, но по сравнению с тем, что сейчас было у меня на ногах, слегка свободные сапоги казались мне прекрасной обувью. Вот только денег, чтобы купить их, у меня не оказалось.
Пришлось возвращаться в трактир. К счастью графиня Аурелия уже удалилась почивать. Я столкнулась с Хорхе во дворе и сказала ему о том, что хочу купить сапоги – просить деньги у дона Алонсо, после того, что говорила мадам графиня, мне совсем не хотелось.
– Похоже, вчерашних приключений вам показалось не достаточно, ищите новых, – ядовито заметил дон Алонсо, увидев меня с Хорхе.
– На сегодня мне уже достаточно ваших грубостей. Можете совсем не говорить со мной, но не разговаривайте со мной в таком тоне, – на один день унижений более чем хватало, и у меня уже не было сил сдерживаться.
– Отправляйтесь в свою комнату, мадам, отдых будет вам полезнее ночных прогулок. Завтра нам предстоит долгий путь.
Я не стала его благодарить, за то, что он уступил мне комнату, невольно задаваясь вопросом, где в этом случае он собирается спать сам, просто поднялась туда, кое-как умывшись, стянула с себя одежду и упала на матрац, приятно пахнувший соломой. Последней моей связной мыслью, была мысль о том, что, вполне возможно, нынче ночью дон Алонсо найдет утешение в объятиях графини Аурелии – во всех отношения достойной, благородной и прекрасной дамы, так выгодно отличающейся от той непорядочной женщины, с которой он собирается развестись. Единственное, что меня утешало – это то, что в комнате графини расположилось не менее трех ее придворных дам.
Ночью меня разбудил неясный свет, падавший из-за двери. Памятуя о том, как меня ограбили, я, не полагаясь на Рене, храпевшего в коридоре так, что слышно было и в комнате, осторожно подошла к двери. Каково же было мое удивление, когда в приоткрывшейся щели я увидела графиню Аурелию со свечой в руках, в одной рубашке. Наверное, больше меня изумилась только она сама, столкнувшись со мной нос к носу.
– Вы?! – растерянно пролепетала она.
– Здравствуйте, графиня, – ответила я.
– Кажется, я спутала комнаты, здесь так темно, – графиня поспешно удалилась.
И она еще называла меня распутницей вчера вечером! И хотя она растрезвонит повсюду, что бывшая фаворитка отнюдь не скучает в изгнании, я почувствовала сладость мести: поделом ей – нечего прогуливаться по ночам в спальнях чужих мужей.
Утром, когда мы двинулись в путь, я вскочила в седло в новых сапогах. Хорхе принес их мне за завтраком. В это утро молча ехать нам долго не пришлось.
– Графиня Аурелия сегодня сделала вид, что не замечает меня, а когда я попрощался, процедила что-то в ответ сквозь зубы. Ваши проделки, мадам? – поинтересовался дон Алонсо.
– О, нет! Просто графиня уже заходила к вам попрощаться ночью. Я обещала передать ее наилучшие пожелания, вот она и не стала повторять их поутру.
– Так я и знал, что без вас здесь не обошлось. Вы опытная интриганка.
– Зато вы сама невинность, дон Алонсо. И не пытайтесь меня убедить, будто не догадывались, что графиня собирается пожелать вам доброй ночи, когда уступили мне комнату.
Он рассмеялся.
– Графиня сказала, король отправил вас в изгнание. Это правда?
– Да. Ближайшие полгода мне велено провести в моем имении в Чандосе.
– Но вместо того, чтобы сидеть у себя на болотах, вы оставили дочь у родителей, а сами ищете приключений на больших дорогах. Почему, интересно?
– Дон Алонсо, не забывайте про наш уговор.
– Я спрашиваю не из праздного любопытства. Раз уж вы все еще носите мое имя, я имею право знать, в чем дело.
– Не беспокойтесь, я не совершила ничего, что могло бы бросить тень на ваше доброе имя.
– Тем больше оснований для беспокойства.
– Почему?
– От двора редко отлучают за грехи, скорее наоборот.
– И что вы сделаете в этом случае? Неужели станете меня защищать?
– Как знать, быть может, я мог бы вам помочь.
– Помочь? Мне? Почему, интересно, вы стали бы мне помогать, дон Алонсо?
– Я не стану вам помогать и, вообще, предпринимать что бы то ни было, пока не узнаю, что вы натворили.
– Что бы я ни натворила, это не идет ни в какое сравнение с вашим письмом королю.
Он молча улыбнулся, пожав плечами, и я спросила, с тревогой ожидая ответа:
Вы в самом деле думаете то, что ему написали?
Я пишу и говорю то, что думаю.
Зачем вы это сделали? Неужели не понимаете, чем рискуете? – спросила я, заглушая радостно забившееся сердце.
Не хочу, чтоб кто-нибудь думал, что я отпустил вас из страха перед королевской карой.
Вот как? Тогда почему вы меня отпустили?
Вы знаете почему, – сказал он спокойно и, повернувшись, чтобы разглядеть выражение его лица, я увидела лишь профиль, обращенный куда-то вдаль.
Нет, уж дон Алонсо, пора что-то решать, думала я, исподтишка наблюдая, как он то улыбался, то задумчиво хмурил брови во время нашего разговора. До порта святой Женевьевы уже рукой подать, а вы все ускользаете от меня и дуетесь. К тому же меня мучил один вопрос с тех пор как я впервые подумала о том, что хочу остаться его женой – дон Алонсо еще ни разу не прикасался ко мне, если не считать той далекой истории с оплеухой, воспоминания о которой в моей памяти по прошествии стольких лет сохранились очень смутные.
В одном я должна быть благодарна графине Аурелии: она подала пример того, как мне, наверное, уже давно следовало поступить. И я сделаю это сегодня же вечером, решила я. Пока кому-нибудь еще не пришла в голову мысль покуситься на моего, пусть и формального, супруга.
На очередном постоялом дворе, к счастью, оказалось немного путников, и можно было рассчитывать на спокойный отдых. Я выждала, пока стихли голоса внизу, в зале, и шаги постояльцев вверх по лестнице. Потом накинула на себя плащ, и легко пробежав по коридору, постучалась в комнату дона Алонсо. Открывшего дверь камердинера, прежде чем он успел опомниться, я выставила за дверь. Дон Алонсо стоял у изголовья постели с мечом в руках.
– Что случилось?
Я покачала головой. Ничего. Сейчас, разбуженный внезапной тревогой, он выглядел не столько хмурым, сколько уставшим. Мне впервые подумалось, что его обычное высокомерие, быть может, не что иное, как отпечаток вечной тревоги, ответственности за все и вся вокруг, которую он сам на себя возложил. Я подошла к нему.
– Родной мой, – ласково погладила его по щеке, легко и нежно коснулась губ поцелуем. Еще раз. Он ответил мне, рука обвила мою талию. Его губы целовали мое лицо и шею, спускаясь все ниже к расстегнутому вороту рубашки.
Внезапно он отстранился от меня, резко схватив за плечи, встряхнул:
– Вы с ума сошли. Уходите, немедленно.
Он подтащил меня к двери. Открыл ее. Сейчас все кончится так же нелепо, как обычно в наших отношениях, а утром он уже никогда не даст мне возможности сказать ему, что я его люблю, успела подумать я, когда он вдруг притянул меня к себе и с глухим стоном впился в мои губы.
Он целовал меня так, будто хотел отомстить за то, что теперь его давняя страсть вырвалась на свободу. Быть может, он был груб, или слишком нетерпелив, но мне это было приятно; отвечая ему ласками, я хотела, чтобы со мной он почувствовал себя так хорошо, как никогда ни с какой другой женщиной. Должно быть, он и сам не хотел быть со мной таким в тот первый раз, потому что потом, когда мы лежали в постели и приходили в себя, и всю последующую бурную ночь он был со мной страстным и нежным, каким я только могла мечтать.
На рассвете, проснувшись после короткого сна с припухшими от поцелуев губами и сладкой усталостью во всем теле, я уже точно была уверенна в том, что раньше только предчувствовала: небеса создали нас друг для друга, и если мы сумеем перешагнуть предрассудки и обиды, нас разделяющие, мы будем очень счастливы вдвоем. Мой любимый мужчина безмятежно спал рядом, я слышала это по его дыханию. Мне оставалось только наслаждаться этими минутами, в ожидании, пока он проснется. По опыту я знала, что первые утренние мгновения могут многое рассказать о мужчине и о том, как долго продлиться ваша связь. Я уже снова засыпала, когда почувствовала, как напряглась его рука под моей головой. Осторожно высвободив руку, он сел на постели. Я услышала, как он тихонько чертыхнулся, пытаясь в предрассветном сумраке нащупать разбросанную одежду. Одевшись, он на секунду задержался у постели, затем так же тихо выскользнул из комнаты. Что ж, ничего другого я и не ждала: будить меня он не стал, ушел, чтобы привести в порядок мысли, решить, как теперь со мной быть. Немного погодя я тоже оделась и спустилась вниз. Наша свита уже сидела за завтраком. Я присоединилась к ним, не взирая на косые взгляды камердинера Хуана, судя по которым ночь он провел в коридоре, вместо того, чтобы спуститься вниз и присоединиться к товарищам. Чуть позже рука дона Алонсо легла мне на плечо:
– Идемте, мне нужно с вами поговорить.
Мы остановились в садике за трактиром. Он обернулся ко мне и тоном, не допускающим возражений, сказал:
– Сейчас вы мне скажете, куда и зачем вы направляетесь.
– Хорошо. Я ехала за вами. Наша встреча произошла немного раньше и немного не так, как я ожидала, но это уже не важно.
– С какой целью?
– Не так давно я поняла, что, возможно, вы – именно тот человек, с которым я бы хотела прожить свою жизнь. Но мне было нужно в этом убедиться. И я убедилась. Сегодня ночью, – я смотрела прямо ему в глаза. – Больше я не приду к вам. Я отправлюсь к себе домой, и буду жить там. Теперь ваша очередь принять решение, дон Алонсо.
– Что произошло между вами и королем?
– Мы расстались. Я сказала ему, что люблю вас.
– И поэтому он отправил вас в изгнание?
– Он сказал, что дает мне время одуматься.
Он медленно кивнул.
– Я отправлю с вами Хорхе и Игнасио. Они довезут вас до Чандоса.
Я вернулась домой. Надо отдать должное моей охране: назад мы доехали быстро и без приключений. Хватиться меня не успели, но в Чандосе я застала Эойю.
– Приехала повидать тебя. При дворе ходят упорные слухи, что, потеряв благосклонность короля, ты ищешь примирения с супругом. А еще есть версия, что ты отвергла его величество, по уши втрескавшись в собственного мужа. Не терпится узнать, какая же из них верная.
– Выбери любую, какая придется по душе.
– Я серьезно.
– Я тоже.
– Ладно, тогда я спрошу тебя. Ты не огорчишься, если я поиграю с королем в ту же игру, что и ты в недавнем прошлом? Мы сможем остаться подругами при этом?
