Текст книги "Трудная ноша. Записки акушерки"
Автор книги: Лиа Хэзард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Положи руки на головку, – прошипела Филлис.
Я опомнилась и стала торопливо натягивать перчатки.
– На головку, – не скрывая раздражения, повторила она.
Я положила руки на самую макушку, аккуратно подгибая ее, как нас учили, и одновременно следя за натянутой кожей вокруг, выискивая наиболее тонкие участки, грозившие разрывом. Филлис наложила свои руки поверх моих, руководя мною и поправляя угол наклона. Женщина снова стала тужиться.
– Дышите спокойно, – обратилась к ней Филлис ласковым, подбадривающим голосом, весьма отличавшимся от того, который она использовала со мной.
– Теперь выдох, – сказала она, но потуги были слишком сильными, и роженица не могла их контролировать, так что головка ребенка выскользнула, и мы увидели зажмуренные глазки и надутые губы, выдувающие из слизи пузыри. В промежутке между потугами головка плавно повернулась в мою сторону, а тельце выполнило все внутренние движения, необходимые, чтобы пройти через материнский таз. Прямо как в учебнике! Идеально.
Ребенок открыл глаза и поглядел на меня недовольным, холодным взглядом. «Ты здесь», – словно говорил этот взгляд. – «Все происходит на самом деле».
Внезапно успокоившись я поняла, что, пусть и до ограниченных пределов, с учетом своей неопытности, все-таки знаю, что надо делать. Я переложила руки – одну младенцу под подбородок, а вторую на шею, – готовая провести головку и тело вниз и наружу с последней потугой, и тут, в точности как нам говорили, роженица вся задрожала и выдавила ребенка одним непрерывным мощным толчком: сначала переднее плечико, затем заднее, а потом все тело с крошечными ручками и ножками, разбросавшимися в стороны. Руками в перчатках я крепко держала его, а Филлис сжимала своими руками мои, и так, слаженным плавным движением, мы провели нового человечка в этот мир. Околоплодная жидкость вылилась нам на перчатки, пока мы проносили малыша, все еще присоединенного пуповиной, у матери между ног, помогая ей подняться на колени и прижать ребенка к груди. Женщина отбросила волосы с лица и в голос разрыдалась, так что ее всхлипы заглушили первый робкий детский крик.
– Слава богу, – сквозь слезы выдохнула она, а потом засмеялась. – Я уж думала, это никогда не кончится.
Филлис тут же развила привычную активность, протирая ребенка полотенцами, заталкивая использованные пеленки в мусорный бак, убирая инструменты и делая записи в карте. Я неловко топталась у нее за спиной, явно больше мешая, чем помогая. В голове у меня была полная неразбериха, я не знала, куда деть руки; то, что я увидела, казалось слишком впечатляющим, слишком грандиозным, чтобы переварить за каких-то пару секунд. Роженица только что пережила свой первобытный, кровавый, незабываемый триумф, но для Филлис и остальных акушерок, трудящихся на этой странной фабрике новой жизни, он был рабочей рутиной. Пока я бесцельно перекладывала с места на место стопку простыней, гревшихся под лампой в кювезе, Филлис вдруг стиснула мне локоть и сказала:
– Следующий – твой. Один раз смотришь, второй раз делаешь.
Она оказалась права. В следующие три года я поняла, что учеба на акушерку не знает жалости: ты должна учиться быстро, неутомимо и буквально в процессе. Считается, что ты один раз смотришь, как действует твой наставник, и в следующий раз уже делаешь то же самое сама, будь то прием ребенка или забор крови, введение лекарств или подготовка к неотложному кесареву, когда пульс плода стремительно замедляется, а твой собственный взлетает до небес, и выражение «страшно до тошноты» из словосочетания превращается в реальный рвотный позыв. Три года и семьдесят пять родов спустя, побывав в ситуациях куда более кровавых и прекрасных, чем можно себе представить, я получила диплом акушерки – и тут началась моя настоящая учеба.
О женщинах, которым «не следовало бы» беременеть
«Не следовало вам беременеть!»
Ни одна акушерка никогда не скажет этого пациентке, но думает она так гораздо чаще, чем может показаться. Иногда эту мысль вызывают самые обычные предрассудки – ничего более. Склонность судить других неизбежная – а кто-то скажет и основополагающая – составляющая человеческой натуры, и акушерки тут, конечно, не исключение. Наркоманка, пятерых детей которой уже забрали в приют? Наверняка акушерка подумает, что ей не следовало беременеть. Женщина с крайней стадией ожирения, для которой беременность представляет высокий риск, кесарево сечение требует от анестезиолога виртуозного мастерства, а послеоперационный уход превращается в сплошную проблему? Акушерка сочтет, что все это – напрасное расходование государственных средств и усилий врачей.
А бухгалтер лет сорока восьми, которая живет на зеленых смузи, ходит на тренировки по йоге и бегает полумарафоны, гордясь железным здоровьем? Вот только никакие салаты из кейла не помогли ей предотвратить множественные выкидыши, так что пришлось делать ЭКО за границей, а потом возвращаться в Британию, чтобы выносить и родить близнецов. Какая-нибудь акушерка наверняка повздыхает и покачает головой над ее толстой медицинской картой, читая о дорогущих поездках в мадридскую клинику, сделанных в частном порядке обследованиях и бесконечных звонках в страховую компанию по самым незначительным поводам. Позднее, в уютном замкнутом пространстве сестринской, эта акушерка будет долго разоряться перед коллегами о женщинах, которые «считают, что право беременеть Боженька дал им свыше». Коллеги станут молчаливо кивать, торопливо поглощая еду, разогретую в микроволновке: такие разговоры им не в новинку и у них обычно нет времени и сил поддерживать их. Сама акушерка выкинет чайный пакетик, вымоет кружку и вернется назад в палату. Она будет терпеливо улыбаться, закрепляя монитор на животе пациентки и говорить ей, как чудесно, что ее близнецы, несмотря на все препятствия, вот-вот появятся на свет. Она будет держаться дружелюбно и даже отпустит пару-тройку шуточек с намеком, от которой пациентка с мужем хором рассмеются. Она тепло обнимет их обоих на прощание, и никто, кроме других акушерок, сидящих в других палатах, не узнает ее истинных чувств.
Я не могу говорить за всех акушерок по всему миру и не претендую на то, что сама полностью свободна от иррациональных предубеждений, но для меня деление женщин на тех, кому «следовало» и «не следовало» беременеть одновременно бессмысленно и бесполезно. Каждый из нас появляется на свет в результате уникального и непредсказуемого стечения обстоятельств: вас не было бы на земле, не улови ваш отец аромат материнских духов как-то вечером в 66-м автобусе, и не продолжай ваши дед с бабкой попытки завести ребенка даже после двенадцати лет неудач, и не сбеги ваша прапрапрабабка за границу, где жил ваш прапрапрадед, как раз искавший себе невесту. Ставить под вопрос разумность любой беременности – чистое ханжество, в особенности для акушерки. По самой природе своей работы к моменту, когда мы встречаемся с пациенткой, дело уже сделано, она беременна, и мы должны о ней позаботиться. Все решили без вас – теперь сделайте так, чтобы ей ничто не грозило.
Элеанор: наперекор судьбе
Элеанор была одна на триллион: человек-аномалия, забеременевшая по чистой случайности, ходячее олицетворение полной невероятности. Готовя для нее палату в родильном отделении, я и не представляла себе, что создаю фон для событий, которые опровергнут все законы удачи и природы вообще.
Старшая сестра просто скомандовала мне: «Приготовьте палату» – распоряжение, предваряющее появление всех рожениц, от первородящих с сияющими глазами, до утомленных жизнью мамаш с четырьмя детьми. Для пациентки палата – это чистый лист: ее взору предстает кровать с накрахмаленными простынями, тщательно вычищенное кресло и кроватка для младенца с фланелевыми пеленками. Все выглядит свежим, предназначенным специально для нее, заботливо подготовленным незнакомыми, но заведомо доброжелательными руками. Для меня же палата полнится призраками всех женщин, за которыми я в ней ухаживала; детей, которых спешно растирала полотенцами в кювезе, чтобы они быстрей закричали; пятнами крови, которые смывала с полов; сигналами кардиомонитора, к которым подолгу прислушивалась, скрестив пальцы и тревожно кусая губы. «Что ждет меня на этот раз?» – гадала я, направляясь во вторую палату, где полы еще не просохли после швабры уборщицы.
Пациентку, прибытия которой мы ожидали, я не знала, но привычная процедура подготовки палаты оказалась, как всегда, успокаивающей. Первым делом собрать в аккуратную стопку бумаги на рабочем столе и приготовить две белых именных бирки, которые привязывают ребенку на ножку. Проверить кювез: включить верхнюю лампу, положить под нее стопку мягких полотенец и одеял, чтобы они согрелись. Проверить давление кислорода и отсос – воздушные цилиндры привычно зашипели, когда я повернула переключатель. Отложить маленькую салфетку, пластиковый зажим для пуповины; розовую шапочку, голубую шапочку, лимонно-желтую шапочку с оранжевой полоской посередине – все связанные чьими-то бабушками, которые обеспечивали нас неисчерпаемым запасом чепчиков и распашонок. Я прошлась по палате, взбивая подушки на кровати, включая мониторы, открывая шкафчики, чтобы убедиться, что в них имеется все, что может мне понадобиться в следующие двенадцать с четвертью часов: резиновые перчатки, иглы разной толщины и с разными остриями, катетеры, канюли, капельницы, скальп-электроды, справедливо, но пугающе названный так амниотический крючок – все мои рабочие инструменты лежали по своим местам, от примитивных до изощренных.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
