Текст книги "Жара (ЛП)"

Автор книги: Ли Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Как давно вы с ФБР? – и она ответила:

– А кто сказал, что я с ними?

Он повторил снова:

– И всё-таки, ты с ними, или нет?

Она ничего не ответила.

– Это совсем не трудно, сказать да или нет.

– Нет, – сказала она. – В действительности всё не так.

– Что это значит?

– Ответ будет: и да и нет, а не да или нет.

Ричер остановился на мгновение.

– Вы хотите сказать, что ты занимаешься этим на свой страх и риск? – спросил он. – Это так? И вы не ведёте это дело? Вот почему не было машины сопровождения? И именно поэтому вы используете магнитофон вашей младшей сестры?

– Это был мой магнитофон. Меня отстранили.

– За что?

– По медицинским показаниям, но они всегда так говорят. И это означает, что они забирают значок до завершения расследования.

– Расследование чего?

– Всё, как ты и говорил. Юристы, взятки и услуги. Они взвесят все мои поступки. С одной стороны я, а с другой – вся эта чепуха.

– Это был Кроселли?

Хемингуэй кивнула:

– Сейчас он неуязвим. Он добился, чтобы расследование закрыли. Я думала, что он будет этим хвастаться, и я запишу это на плёнку. Он мог сказать что-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы они взяли меня обратно.

– Почему Кроселли в городе не может иметь оружие?

– Это часть сделки. Они могут делать всё, что хотят, и любым способом, но статистика убийств должна улучшиться. Кто-то даёт, кто-то получает, при этом каждый выигрывает.

– А Кроселли знает, что вас отстранили?

– Конечно, знает. Он заставил их сделать это.

– Значит, и детина в зале, я думаю, тоже это знает. Мы же все это понимаем? Он знает, что вы не собираетесь махать значком или пистолетом, что вы теперь просто частное лицо. Юридически, я имею в виду, в смысле вашего права на арест и тому подобное. И еще меньше в смысле доверия к вашим словам. Как к свидетелю против людей Кроселли, я имею в виду.

– Я же говорила, чтобы ты проведал своего брата.

– Не обижайтесь, я вас не виню. Мне просто нужно составить другой план, вот и всё. Условия изменились.

Крисси сказала:

– Вам не нужно было вмешиваться с самого начала.

– Почему?

– В колледже Сары Лоуренс сказали бы, что это не совсем обычное гендерное поведение. Оно патриархально, что говорит о патерналистской форме нашего общества.

– А вы знаете, что бы сказали в морской пехоте?

– Что?

– Они бы напомнили, как вы попросили меня держаться поближе, потому что вам кажется, что в Бауэри опасно.

– Здесь действительно опасно. Скоро появятся двенадцать парней и надерут тебе задницу.

Ричер кивнул:

– Похоже, нам нужно уходить.

– Ничего не выйдет, – сказала Хемингуэй. – Громила не выпустит тебя, пока сюда не подойдут остальные.

– Он вооружен?

– Нет, я же тебе говорила.

– Вы уверены?

– На сто процентов.

– Вы же не будете спорить, что один противник лучше, чем двенадцать?

– Что ты имеешь в виду?

– Ждите здесь, – сказал Ричер.

Ричер пересёк темную комнату, изящно, как взрослая борзая, с неосознанной уверенностью юноши, имеющего шесть футов и пять дюймов роста и двести двадцать фунтов в свои шестнадцать лет, и вышел через бар в коридор. Он посетил не так уж много баров в своей жизни, но достаточно, чтобы знать, что они великолепно оснащены предметами, которые можно использовать в качестве оружия. В некоторых из них имелись кии, аккуратно выстроившиеся в стойках, в других – бокалы для мартини, тонкие и хрупкие, с ножками, похожими на стилеты, в третьих – бутылки шампанского, тяжелые, как дубинки. Но в баре CBGB не было бильярдного стола, и его клиенты были, по-видимому, равнодушны к мартини и шампанскому. Самым доступным местным ресурсом являлись длинношеие пивные бутылки, которых было очень много. Ричер прихватил одну по пути и краем глаза заметил парня Кроселли, который встал и следовал за ним, без сомнения, решив проверить наличие черного хода или окон в туалете. В конце коридора действительно имелся черный ход, но Ричер проигнорировал его. Вместо этого он вошел в мужскую комнату.

Это было, пожалуй, самое необычное место, которое он когда-либо видел за пределами военной базы. Стены голого кирпича были покрыты густыми граффити, внутри имелись три настенных писсуара и одинокий сидячий унитаз, открытый для всеобщего обозрения на возвышении, подобном трону. Был еще металлический умывальник с двумя кранами и размотанные рулоны туалетной бумаги повсюду. Окон не было.

Ричер заполнил опустевшую пивную бутылку водой из крана для тяжести и вытер ладонь о футболку, что не сделало ни руку суше, ни футболку более влажной, но зато сцепление с её длинным стеклянным горлышком стало надёжным. Он держал бутылку низко у ноги и ждал. Парень Кроселли вошёл секундой позже. Он огляделся вокруг, сначала удивился окружающей обстановке, затем успокоился из-за отсутствия окон, и это сказало Ричеру всё, что ему нужно было знать. Но в шестнадцать лет он по-прежнему играл по правилам, поэтому всё равно спросил:

– У нас с тобой есть какие-то проблемы?

Парень сказал:

– Дождёмся мистера Кроселли, он будет здесь через минуту. И тогда у меня не будет проблемы, зато будет у тебя.

Ричер замахнулся бутылкой с водой, удерживаемой внутри центробежной силой, и угодил парню выше скулы, отбросив его назад, после чего снова взмахнул бутылкой и разбил ее о ребро писсуара, при этом стекла и вода разлетелись вокруг. Он ткнул зазубренным краем разбитой бутылки парню в бедро, чтобы заставить того опустить руки вниз, затем снова в лицо, с проворотом, разрывая плоть и заставляя кровь струиться. Потом отбросил бутылку и толкнул громилу в грудь так, что тот отскочил от стены, и, когда он вернулся к нему, сильно ударил головой прямо ему в нос. На этом всё и закончилось. Голова парня отскочила от писсуара по пути на пол, что сделало более убедительным тройной контакт костей головы, фарфора и кафеля. Спокойной ночи и удачи.

Ричер вдохнул, выдохнул, затем посмотрел на своё отражение в разбитом зеркале над раковиной. Затем стер капли крови парня со лба, смыл всё теплой водой, отряхнулся, как собака, и направился обратно через бар в главный зал. Джилл Хемингуэй и Крисси уже стояли на середине танцпола. Он кивнул им в сторону выхода. Они направились к нему, и Ричер подождал их, чтобы двигаться вместе. Хемингуэй спросила:

– Где детина?

Ричер ответил:

– С ним произошел несчастный случай.

– О, Иисусе.

Они побежали снова через бар в коридор, быстро и торопливо.

Слишком поздно.

Им уже оставалось десять футов до двери, ведущей на улицу, как вдруг она раскрылась широко, и вошли четверо крупных парней в пропотевших костюмах, а затем и сам Кроселли. Все пятеро остановились, остановился и Ричер, а за ним и Крисси с Джилл Хемингуэй, восемь человек стояли цепочкой по-одному в горячем узком коридоре с отпотевшими голыми кирпичными стенами.

С дальнего конца цепочки послышался голос Кроселли:

– Ну вот мы и встретились снова, малыш.

Затем свет погас.

* * *

Ричер не мог сказать, открыты его глаза, или закрыты. Темнота была полной и глубокой, как в месте, за которым больше нет абсолютно ничего. Эта тьма была наполнена тишиной на каком-то глубинном первобытном уровне, весь этот низкий, ощущаемый лишь подсознанием гул современной жизни внезапно исчез, не оставив ничего на своём месте, кроме шарканья ног внезапно ослепших людей и какого-то жуткого негромкого воя, который, казалось, исходил из вечных скал под ногами. Из ХХ века в век каменный, по щелчку переключателя.

За собой Ричер услышал голос Крисси, позвавший:

– Ричер?

– Стой на месте, – сказал он.

– Хорошо.

– Теперь повернись вокруг.

– Да.

Он слышал, как шуршали по полу её ноги, пытаясь зрительно представить, где остановился первый из парней Кроселли. На середине коридора, лицом прямо вперёд, где-то в пяти футах. Он сделал упор на левую ногу и ударил правой, сильно, наугад, на уровне паха, в кромешную пустоту впереди. Но попал чуть ниже, почувствовав контакт на долю секунды раньше, чем ожидал. Коленная чашечка, наверное, что тоже было прекрасно. В любом случае, первый из парней Кроселли вот-вот упадет, и остальные трое должны споткнуться об него.

Ричер развернулся, почувствовал спину Крисси и положил правую руку ей на плечо, левой рукой он нащупал Хемингуэй и потянул одну и подтолкнул другую туда, откуда они пришли, в бар, где горел слабый аварийный светильник, что означало, что свет не выключали, было обесточено всё здание.

Он нашел коридор, ведущий к туалету, толкнул Крисси вперед и потащил Хемингуэй за собой к задней двери, через которую они вырвались на улицу.

Где было слишком темно.

Они спешили вперед, снова в жару, как можно быстрее, мышечная память и инстинкт заставляли их оставлять как можно большее расстояние между дверью и ими, заставляли искать тени, но тень была повсюду. Бауэри выглядела очень темной зловещей канавой, длинной и прямой в обоих направлениях, ограниченной кромешной тьмой и черными зданиями, одинаково массивными и мрачными, сливающимися в одно большое пятно, более темное, чем ночное небо. Водонапорные резервуары на крышах на сорок кварталов к северу и к югу не были видны вообще, их можно было только почувствовать там, где в нижней части неба безжизненные здания, словно мертвые пальцы, закрывали звезды, светившие сквозь легкие облака.

– Весь город в темноте, – сказала Хемингуэй.

– Слушайте, – сказал Ричер.

– Что?

– Точно. Не работает миллиард электродвигателей и миллиард электрических потребителей отключен.

Крисси сказала:

– Просто не верится.

Хемингуэй добавила:

– Похоже, будут проблемы. Еще час или около того, и везде начнутся беспорядки, поджоги, и очень много грабежей. Поэтому, вы двое должны идти прямо сейчас на север, так далеко и так быстро, как можете. Не ходите на восток и запад. Не используйте туннели. Не останавливайтесь, пока не выберетесь севернее 14-й улицы.

Ричер спросил:

– Что вы собираетесь делать?

– Работать.

– Вас отстранили.

– Я не могу стоять в стороне и ничего не делать. И ты должен отвести свою подругу обратно, туда, где нашёл её. Я думаю, что это наша главная обязанность, – и она побежала на юг, к Хьюстон Стрит, и через несколько секунд исчезла в темноте.

* * *

Уличный фонарь на Грейт Джонс уже не работал, но синий «Шеветт» всё еще стоял под ним, серый и бесформенный в темноте, но пока нетронутый. Крисси открыла его, и они сели, девушка завела двигатель и включила передачу. Она не включила фары, и Ричер её отлично понимал. Тревожить плотную тьму казалось неправильным, даже, возможно, опасным. Огромный город казался растерянным и покорным, гигантский организм слёг, безжалостный и равнодушный к крошечным снующим людям, которых становилось всё больше в поле видимости. Распахивались окна, люди с нижних этажей выходили на улицу и стояли у своих дверей, оглядываясь с видом, полным удивления и страха. Становилось всё жарче, ночной прохлады не ожидалось. Тридцать семь градусов, а может быть и больше, жара спустилась на город и теперь с превосходством наблюдала, не обращая внимания на вентиляторы, кондиционеры и любые другие человеческие ухищрения.

Грейт Джонс Стрит была односторонней в западном направлении, они пересекли Лафайет и Бродвей и продолжали двигаться по Третьей Западной. Крисси вела медленно и осторожно, не намного быстрее, чем шла бы пешком, темный автомобиль в темноте, один из очень немногих. Похоже, водители понимали, что им лучше остановиться, как и всему вокруг. Светофоры не работали. Каждый следующий квартал выглядел необычно и странно: недвижимый и молчаливый, пустой и серый, и абсолютно не освещённый. Они повернули на север на Ла Гуардиа Плэйс и объехали против часовой стрелки вокруг нижнего правого угла Вашингтон Сквер, обратно к кафе. Крисси припарковалась туда, где стояла раньше, и они вышли в тягучий воздух и тишину.

В кафе было темно, за пыльными стеклами окон ничего не было видно. Кондиционер над дверью молчал, и дверь была заперта. Ричер и Крисси, приложив руки к стеклу, заглянули внутрь и не увидели ничего, кроме размытых черных пятен в темноте. Ни персонала, ни клиентов. Может, это работа Департамента здравоохранения. Раз холодильники отключились, наверное, они должны запретить обслуживание.

Ричер спросил:

– Куда ушли твои друзья?

Крисси сказала:

– Понятия не имею.

– Ты говорила, что у вас есть план.

– Если кому-нибудь из нас повезет, мы встречаемся здесь в полночь.

– Очень жаль, что тебе не повезло.

– Со мной уже всё нормально.

– Мы по-прежнему южнее 14-й улицы.

– Они не найдут тебя в темноте, верно?

– Найдём ли мы твоих друзей в темноте?

– А зачем нам их искать? Они вернутся к полуночи. А до этого времени мы побродим здесь и наберёмся впечатлений. Согласен? Это всё так необычно.

И это действительно было так. Поражали масштабы происшедшего. Не просто комната, здание или квартал, а весь город был повержен, и лежал побеждённый вокруг них, словно был полностью разрушен, был мертв, как древние руины. И, может быть, это случилось не только с городом. На горизонте не было видно никакого свечения. Совсем ничего, ни со стороны реки, ни с юга, ни с севера. Может быть, весь Северо-восток погас, а может и вся Америка. Или весь мир. Люди всегда говорят о секретном оружии. Может, кто-то нажал на кнопку.

Крисси сказала:

– Давай, взглянем на Эмпайр Стейт Билдинг. Мы никогда не увидим его таким снова.

Ричер ответил:

– Хорошо.

– На машине.

– Да.

Они поехали к Университету, затем по Девятой улице к Шестой Авеню, где повернули на север. Шестой авеню не было вообще. Просто длинная черная дыра, а затем небольшой прямоугольник ночного неба там, где она закончилась в Центральном парке. Несколько автомобилей медленно двигались по ней. Большинство ехало, не включая огни, так же как «Шеветт». Это было на уровне инстинктов. Общее решение. Стадное чувство. Ричер внезапно почувствовал запах страха. Скрыться в темноте. Не выделяться. Спрятаться.

На Геральд Сквер, там, где Бродвей пересекается с 34-й улицей, были люди. Многие стояли в середине треугольника, вдали от зданий, стараясь увидеть небо. Некоторые сбились в передвигающиеся стайки, подобно фанатам, с неистовой энергией покидающим стадион после победы. Но окна универмага «Macy’s» были целы. Пока целы.

Они продолжали двигаться к 38-й улице, проползая мимо мертвых светофоров и поперечных улиц, сомневаясь каждый раз, уступить дорогу или продолжать движение, но оказалось, что никакой реальной опасности повредить крыло или столкнуться не было, потому что все двигались медленно и вели себя почтительно, только после вас, нет, после вас. Было ясно, что преобладал дух сотрудничества, на дорогах, по крайней мере. Ричер подумал, интересно, как долго это продлится?

Они поехали по 38-й на восток и повернули на Пятую авеню четырьмя кварталами севернее Эмпайр Стэйт. Ничего не было видно, кроме широкого темного основания, как и у любого другого блока-квартала, а выше – ничего. Только тьма, похожая на призрак. Они припарковались у тротуара на Пятой авеню, на северной стороне 34-й улицы, и вышли, чтобы рассмотреть его поближе. Тридцать четвертая была вдвое шире обычной улицы, свободно просматривалась на восток и запад, была темной на всём своём протяжении, и лишь оранжевый огонь светился вдалеке, и это мог быть только Бруклин. Горело там.

– Начинается, – сказал Ричер.

Они сначала услышали полицейский автомобиль, двигавшийся на север к Мэдисону, затем увидели, как он пересёк все шесть полос 34-й улицы на следующем перекрёстке. Его огни смотрелись удивительно ярко. Вот автомобиль скрылся из виду, и ночь снова стало тихой. Крисси спросила:

– Почему пропало электричество?

– Не знаю, – сказал Ричер. – Перегрузка из-за включенных кондиционеров, или удар молнии. А может, электромагнитный импульс от ядерного взрыва. Или кто-то просто не оплатил счет.

– От ядерного взрыва?

– Это известный побочный эффект. Но я не думаю, что произошло именно это. Мы бы увидели вспышку. И, вне зависимости от того, где это произошло, мы бы сгорели дотла.

– А ты из каких войск?

– Ни из каких. Мой отец из морской пехоты, а брат будет армейским офицером, но это они, а не я.

– А кем собираешься стать ты?

– Понятия не имею, но уж точно не юристом.

– Как ты думаешь, твоя знакомая из ФБР была права насчет беспорядков и грабежей?

– Может, в Манхэттене их будет не много.

– А с нами всё будет в порядке?

Ричер сказал:

– С нами всё будет хорошо. Если ничего не изменится, мы поступим, как делали в старину. Мы дождёмся утра.

Они свернули на 34-ю улицу и подъехали как можно ближе к Ист-Ривер. Остановившись на усыпанном мусором треугольнике, наполовину перекрытому сверху шоссе имени Ф. Д. Рузвельта, они пытались рассмотреть сквозь ветровое стекло темнеющие земли за рекой. Мёртвый Квинс прямо перед ними, Бруклин справа и Бронкс далеко слева. Огонь в Бруклине выглядел не таким уж маленьким. Были пожары в Квинсе, а также в Бронксе, хотя Ричеру говорили, что в Бронксе всегда были пожары. Но за ними, в Манхэттене, еще ничего не было. Зато там было много сирен. Темнота становилась злой, возможно, из-за жары. Ричер подумал, как там поживают окна «Macy’s»?

Крисси не выключала двигатель из-за кондиционера, он работал на средних оборотах. Полы рубашки прикрывали шорты полностью. Было похоже, что кроме рубашки на ней не было надето ничего, и это смотрелось великолепно. Она была очень красива, и Ричер спросил:

– Сколько тебе лет?

Она сказала:

– Девятнадцать.

– Откуда ты?

– Из Калифорнии.

– Тебе нравится здесь?

– До сегодняшнего дня. Есть два сезона: жаркий и холодный.

– Особенно жаркий.

Она спросила:

– А сколько лет тебе?

– Я совершеннолетний, – сказал он. – Это, действительно, всё, что тебе нужно знать.

– Точно?

– Надеюсь, что это так.

Она улыбнулась, и заглушила мотор, затем заблокировала свою дверь и наклонилась, чтобы заблокировать его. Крисси пахла, как и должна пахнуть разгоряченная чистая девушка. Она сказала:

– Здесь становится жарко.

– Надеюсь, что это так, – повторил он, обнял её за плечи, притянул к себе и поцеловал. Он знал, как это сделать, ведь у него было больше, чем три года практики. Затем положил свободную руку на изгиб её бедра. Она великолепно целовалась. Тепло и влажно, работая языком и закрыв глаза. Он задрал ей рубашку вверх и запустил руку под неё, Крисси выгнулась и застыла, разгоряченная и слегка вспотевшая. Просунув свою руку ему под рубашку, она легко погладила его по боку, перешла на грудь и спустилась к талии. Затем запустила кончики пальцев под пояс, что он посчитал очень обнадеживающим признаком.

Они остановились, чтобы перевести дух, и затем продолжили. Он положил свою ладонь ей на колено и повёл по удивительно гладкой коже внешней стороны бедра, оставив большой палец на внутренней, до нижнего края шорт. Затем вернулся к другому колену и двинулся по второй ноге, такой же гладкой и восхитительной, теперь уже ладонь была внутри, а большой палец снаружи, все время пытаясь придумать что-либо более прекрасное, чем ощущение тёплой кожи девушки, и так и не сумев сделать этого. На этот раз он продвинулся чуть дальше, пока его палец не уткнулся в твердую складку между ног, там, где начиналась молния. Она зажала сильно его руку, и сначала он расценил это, как предупреждение, но потом догадался, что она имеет в виду совсем другое, поэтому оставил руку на месте, надавливая так сильно, в то время, как она стремилась вниз, что почти поднимал её с сиденья. Тут она глубоко вдохнула, выдохнула, и вся обмякла, и они снова прервались, чтобы отдышаться. Он переместил отбитую руку к пуговицам на её рубашке, и попытался заставить свои пальцы работать. Что они и сделали достаточно хорошо: одна пуговица, другая, третья, и так до самого низа, пока рубашка не оказалась расстёгнутой.

Они снова поцеловались, приступая к третьему этапу, и его рука начала работать в другом месте, сначала снаружи шелковистого бюстгальтера, а затем внутри, снизу, до тех пор, пока тот не соскочил вверх, и её маленькие влажные груди не оказались в его распоряжении. Он прикоснулся губами к её шее, затем к соскам, положил руку туда, где она была до этого, и девушка начала тереться о неё снова, долго и медленно, долго и медленно, тяжело дыша, пока во второй раз не вдохнула и, выдохнув, не стекла на него, словно у нее не было костей в теле.

Потом она положила руку ему на грудь и оттолкнула назад, к окну, что он снова воспринял, как недовольство, пока она не улыбнулась, словно знала то, чего не знал он, и не расстегнула ему молнию на брюках своими тонкими коричневыми пальцами, и в этот момент он впервые в жизни в самом деле понял смысл фразы: умер и попал в рай. Её голова опустилась на его колени, и он почувствовал прохладные губы и язык, закрыл глаза, а затем снова открыл их и огляделся, пытаясь запомнить каждую мельчайшую деталь случившегося с ним, а именно, где, когда, и как, а также, кто и почему, особенно почему, потому что его мозг никак не мог найти логического объяснения тому, что из автовокзала Портовая Администрация он попал в место, которое не могло быть ничем иным, кроме как сказочным королевством. Нью Йорк, Нью Йорк. Это замечательный город. Он был в этом чертовски уверен. Поэтому смотрел вокруг, запоминая всё: реку, бесформенные районы, раскинувшиеся за ней, далёкие пожары, проволочные ограждения, унылые бетонные столбы, тянувшиеся вдоль дороги, уходящей вдаль.

Ричер увидел в темноте силуэт человека, стоявшего в тридцати ярдах от них, вырисовывающийся на фоне зарева, отражающегося в воде. Лет двадцати-тридцати, судя по фигуре, среднего роста, с плотным телом в верхней его части и необычной прической, которая выглядела бы лучше с короткими волосами, но это был 1977 год. Он что-то держал в правой руке.

Крисси всё еще трудилась. Она, безусловно, была лучшей из всех, кого он встречал. Даже и не стоило пытаться сравнивать. Он задумался, есть ли в колледже Сары Лоуренс совместное обучение. Тогда он мог бы пойти туда. Это было бы почти так же хорошо, как Нью-Йоркский университет. Не то, чтобы он планировал жениться на ней или что-нибудь подобное. Но, наверняка у неё есть подруги или сестра. Точно, у неё же есть подруги, те две блондинки. Они будут ждать. Это часть уговора. Оставалось два часа до полуночи, что сейчас казалось, совершенной малостью.

Парень скрылся в темноте. Он обошёл вокруг столба, причем зарево освещало только его ноги, скрывая всё остальное, оглядел внимательно всё слева, затем так же внимательно всё справа, и быстро зашагал вперед, прямо к следующему столбу.

К «Шеветте».

Парень застыл рядом со столбом, осматривая следующую зону, затем отошёл и слился с бетоном, снова почти невидимый, всё время обращаясь очень осторожно с предметом, который держал в руке, как будто этот предмет был очень ценным или чрезвычайно хрупким.

Крисси была всё еще очень занята. Она выполняла свою приятную работу прекрасно. Умер и попал в рай – было очень слабо сказано. Это была очень серьёзная недооценка. Даже чудовищная. Такая вялая похвала могла бы послужить поводом для дипломатического конфликта.

Парень снова сдвинулся с места. Он делал всё привычно одинаково: взгляд, еще один, переход к следующему столбу, всё ближе к «Шеветте», он скрывался, давая при этом своей правой руке отдохнуть и стараясь не касаться бетона предметом, находившимся в ней.

Его путь пролёг через свет, отражённый от реки, и всё стало на свои места.

Ричер понял, что это был за предмет.

Это был револьвер, болтающийся в перевёрнутом положении на спусковой скобе на правом указательном пальце парня. Угловатый, утяжелённый в верхней части, как и сам парень, с закругленной ручкой и стволом в два с половиной дюйма, гладкий, но с небольшими выступами. Возможно, общепринятый армейский «Бульдог», пятизарядный, мощный, чаще всего использующий патрон 0.44 Спешиал. Двойного действия, легкий в обращении. Оружие не для стрельбы в цель, но для ближнего боя.

Крисси всё еще трудилась. Парень перешёл еще ближе к «Шеветте» и смотрел прямо на автомобиль. Перед отъездом Ричера на автобусе в Поханг, мать дала ему почитать свои газеты. Нью-Йорк. Разгул убийств. Сын Сэма, получивший свою кличку из-за своих безумных писем. Но до этих писем его называли по-другому. Его звали Убийца Калибра 0.44, потому что он использовал пули сорок четвертого калибра, кстати, от револьвера.

В заявлении полиции Нью-Йорка было отмечено, что они были от стандартного армейского «Бульдога».

Крисси была всё еще занята. И это был абсолютно неподходящий момент для остановки. Совершенно не тот момент. На самом деле остановиться было просто невозможно. Физически, умственно, да как угодно. Эта возможность даже не рассматривалась. Это стояло в его планах очень далеко, где-то на другой стороне Земли. Может быть, даже совсем в другой вселенной. Это был биологический факт, и этого просто не должно было случиться. Парень смотрел, Ричер – тоже. Он убивает людей. Пары, сидевшие в автомобилях. «А что, неплохой вариант, – подумал Ричер. – Сделай это сейчас. Я уйду на высокой ноте. Самая высокая возможная нота за всю историю высоких нот». Джек Ричер. Покойся с миром. Он умер молодым, но с улыбкой на лице.

Парень не двигался, он просто смотрел.

Ричер посмотрел на него.

Парень не сделал никакого движения.

Пары, сидевшие в автомобилях.

Но они не являлись такой парой. По крайней мере, со стороны. Голова Крисси была на коленях у Ричера, казалось, что он был один в машине. Просто водитель, остановивший машину на обочине в чрезвычайной ситуации, ожидавший на пассажирском сиденье, чтобы иметь дополнительное пространство для ног. Парень продолжал смотреть, Ричер смотрел тоже. Крисси была все еще занята. Парень пошел дальше. К другому столбу, затем к следующему, пока не пропал из виду совсем.

И тут труд Крисси наконец-то обрёл логическое завершение.

* * *

После этого они привели всё в порядок, насколько это было возможно: поправили одежду, застегнули молнии и пуговицы и причесались. Крисси спросила:

– Ну что, лучше, чем «Blondie»?

Ричер пожал плечами:

– Откуда я могу знать?

– Лучше, чем выступление «Blondie» на сцене CBGB, я имею в виду.

– Намного лучше. Никакого сравнения.

– Тебе же нравится «Blondie»?

– Самая лучшая. Ну, хорошо, в пятерке лучших. Или в десятке.

– Заткнись.

Она снова завела двигатель и включила кондиционер на максимум. Затем скользнула на свое место и подняла полы рубашки, чтобы воздух из вентиляционных отверстий обдувал её кожу.

Ричер сказал:

– Я видел кое-кого.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– И что он делал?

– Заглядывал в наш автомобиль.

– Кто это был?

– Какой-то парень.

– Серьезно? Звучит слегка жутковато.

Ричер сказал:

– Я знаю. Мне очень жаль, но я должен разыскать Джилл Хемингуэй. Мне нужно рассказать всё сначала ей. Ей это пригодится.

– Расскажешь ей о чем?

– О том, что я видел.

– И что же ты видел?

– То, о чём она обязательно должна знать.

– Это был кто-то из парней Кроселли?

– Нет.

– Насколько это важно?

– Она сможет использовать это.

– Где она?

– Понятия не имею. Высади меня на Вашингтон Сквер, и я пойду пешком. Могу поспорить, что она севернее Хьюстона.

– Ты хочешь вернуться туда, откуда мы только что еле вырвались.

– Давай назовём это этапом нашей разведки.

– Что ты собираешься делать на этот раз?

– Самый быстрый способ найти Хемингуэй, это искать Кроселли.

– Я не позволю тебе сделать это.

– Как ты меня остановишь?

– Я попрошу тебе не делать этого. Я твоя подруга, по крайней мере, до полуночи.

– Это то, чему вас учат в колледже Сары Лоуренс?

– Не так уж и мало.

– Помоги мне, – сказал Ричер. – Мы просто пошатаемся там, вдруг и её увидим.

– Правда?

– Уверен.

– С чего это вдруг?

– Законы физики. Случайная встреча не станет более вероятной, если обе стороны движутся.

– Хорошо, где?

– Скажем, на углу Бликер и Бродвея. Это может сделать встречу более вероятной.

– Но это в направлении центра города.

– Это в квартале от Хьюстона. Мы сможем ускользнуть на юг, если понадобится.

– Мы?

– Разве ты не хотела держаться вместе?

– Это уже совершенно другое дело.

Ричер кивнул.

– Понимаю, – сказал он. – Я действительно понимаю тебя. Тебе решать. Можешь высадить меня на Вашингтон-сквер. Меня это устроит. Думаю, что никогда не забуду тебя.

– Правда?

– Если я управлюсь до полуночи, я приду попрощаться.

– Я имею в виду, ты на самом деле не забудешь меня? Как мило.

– Это чистая правда. Буду помнить всю свою жизнь.

Крисси сказала:

– Расскажи мне еще о парне, которого ты видел.

Ричер сказал:

– Я думаю, это был Сын Сэма.

– Ты точно спятил.

– Я серьезно.

– И ты просто сидел там?

– Мне показалось, это будет лучшее, что я могу сделать.

– Как близко он находился?

– Около двадцати футов. Он хорошенько всё рассмотрел и ушел.

– Сын Сэма был в двадцати футах от меня?

– Он не видел тебя. Я думаю, именно поэтому он и ушел.

Она всмотрелась в темноту, окружающую их, и включила скорость. Затем сказала:

– Сын Сэма – проблема Нью-Йоркской полиции, а не ФБР.

Ричер сказал:

– Тот, кто получит подсказку, получит выигрыш. Я полагаю, именно так и будет.

– Что за подсказка?

– То, как он двигался.

Еще несколько сирен завыло сзади. Первая Авеню, Вторая Авеню, верхняя часть города, центр, все улицы города были полны полицейских. Настроение менялось, и Ричер чувствовал, как сгущается даже воздух вокруг.

– Я пойду с тобой, – сказала Крисси. – Это может пригодиться. Такие великие моменты запоминаются навсегда.

* * *

Они снова ехали по 34-й Улице обратно к центру острова, снова в самое сердце тьмы. Город был всё еще погружен во тьму, все еще мертв, как гигантское существо, упавшее на спину. Окна были разбиты, люди сбивались в группы, тащили какие-то вещи. Полицейские и пожарные машины неслись по улицам, в блеске огней и реве сирен и сигналов, но их огни не могли рассеять тьму, а сирены, похоже, совершенно не волновали бесцельно слоняющихся людей. Они просто укрывались в дверных проемах, когда автомобили и грузовики проносились мимо. Люди напоминали Ричеру крошечные ночные организмы, паразитирующие на трупе, проникая сквозь его кожу, исследуя его, разбирая его на части и питаясь ими, усваивая его элементы, подобно тому, как мертвый кит питает миллионы морских существ на дне океана.

Они повернули на юг по Пятой авеню к Эмпайр Стейт Билдинг и медленно ехали в средней полосе, проезжая мимо групп людей на проезжей части, две из которых несли свернутый ковер, а три загружали в багажник большой потрепанной машины какие-то коробки. Они повернули на Бродвее налево, к 23-й улице, миновали похожий на призрак Флэтайрон Билдинг (в просторечье – Утюг), и продолжили движение на юг, вокруг Юнион Сквер, через 14-ю улицу и вперед, через вражескую территорию. Чем дальше они продвигались на юг, тем хуже обстояли дела. Бродвей выглядел узким, как черная борозда, рассекающая темный пейзаж, разбитые окна и люди повсюду, передвигающиеся группами, быстро, украдкой и тихо, почти невидимые, за исключением горящих сигарет. Они проехали 4-ю улицу, затем 3-ю, где уже были раньше, и Крисси начала замедляться, когда Ричер сказал: