Текст книги "Заговорит любой"

Автор книги: Ли Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Ли Чайлд
ЗАГОВОРИТ ЛЮБОЙ

Есть правила писаные и неписаные, и я столкнулась и с теми, и с другими в первый же день работы в отделе. Неписаное правило гласит, что новому детективу поручают самую неприятную работу, а это утром без вариантов вело уже к правилу писаному: городские больницы обязаны сообщать обо всех случаях огнестрельных ранений, а отдел обязан их расследовать. Работа скучная и обычно не приносящая результатов, но правила есть правила.

Умножай всё на два, если ты – женщина в мире мужчин.

С этим я и вышла из отдела.

Мне достался самый плохой автомобиль, естественно, без GPS на приборной панели и без карты в бардачке, но я нашла больницу достаточно легко. Это было большое здание, выкрашенное в бежевый цвет, к юго-востоку от центра города. Я показала свой девственно новый жетон и была направлена на пятый этаж. Не совсем в реанимацию, как мне сказали, но почти то же самое. С условием, что я выключу свой телефон.

Медсестра встретила меня там и провела к доктору, имевшей седые пряди в волосах и вид умного человека, обладающего деньгами. Та сказала, что я приехала впустую. Пострадавший спал и не собирался просыпаться в ближайшее время, потому что ему ввели успокаивающее, название которого показалось мне достаточно сложным. Но я была новичком, и мне нужно было писать отчет, поэтому я поинтересовалась её прогнозом.

– Огнестрельное ранение, – ответила она, как будто я совсем не дружила с головой, – Слева, почти под самой рукой, сломано ребро и повреждена мышца. Не очень приятно. Поэтому и болеутоляющие.

– Калибр? – спросила я.

– Не имею понятия, – ответила она, – Но это точно не пневматика.

Я попросила взглянуть на парня.

– Вы хотите посмотреть, как он спит?

– Я должна всё описать в отчете.

Она беспокоилась по поводу инфекции, но позволила мне заглянуть через окно. Я увидела парня, крепко спящего на регулируемой кровати. Очень необычный парень. Короткие грязные волосы, простые черты лица. Он лежал на спине. Простыня сползла ему на бедра, открывая голый торс. Манжета тонометра была надета высоко на его левую руку, шланги лежали за рукой, а на пальце была прищепка. Я видела ритм его сердца на мониторе. Монитор пищал в такт, громко и мощно, как и должно быть. Парень был просто огромен, даже больше, чем сама кровать. Он был не меньше шести футов и пяти дюймов и фунтов двести пятьдесят весом. Настоящий гигант. Руки, как перчатки кэтчера. Заготовка человека, покрытая рельефными мышцами. Не старый, но уже и не молодой, он выглядел побитым жизнью. У него были шрамы повсюду. Большой старый шрам внизу живота был похож на огромную белую морскую звезду с толстыми, грубыми стежками. Старый шрам от пули в груди. Калибр 0.38, почти наверняка. Богатая событиями жизнь. То, что не убивает, делает тебя сильнее.

Спящий, он выглядел вполне мирно.

Я спросила, – Есть идеи по поводу того, что с ним произошло?

– Скорее всего, он сделал это себе не сам, – сказала доктор, – Если только он не акробат.

– Я имела в виду, он ничего не сказал вам?

– Он приходил в сознание, но не сказал ни слова.

Я спросила, – У него были документы?

– Все его вещи находятся в сумке, – сказала доктор, – в приемном покое.

Это была очень маленькая сумка из прозрачной пластмассы, с застежкой-молнией, какие люди используют при перелётах. На дне была рассыпана мелочь, пара долларов. Еще была пачка купюр, пара сотен, а может и больше, в зависимости от достоинства банкнот. Кроме того, была банковская карта и старый, затёртый паспорт. И завершала всё складная зубная щетка для путешествий, собранная в походное положение, щетиной внутрь пластикового чехла.

– Это всё? – спросила я.

– Вы думаете, мы воруем у наших пациентов?

– Вы не будете против, если я осмотрю?

– Вы коп, – ответила доктор.

Банковская карта выпущена на имя Дж. Ричера и была действительна еще год. Паспорт выпущен три года назад на имя Джека Ричера. Не Джона, а Джека, как и было, наверное, написано в его свидетельстве о рождении. Второго имени не было, что не совсем обычно для Америки. На фотографии изображение, похожее на лицо, лежавшее на подушке. Только на тринадцать лет моложе, и выражавшее что-то среднее между терпением и готовностью взорваться, словно парень приготовился ждать ровно столько времени, сколько фотографу необходимо, и ни секундой больше.

Ни водительского удостоверения, ни кредитной карты, ни сотового телефона.

Я спросила, – А где его одежда?

– Ничего ценного, – сказала доктор, – Мы всё сожгли.

– Почему?

– Возможность заражения. Я видела бездомных в парке, одетых лучше.

– Он что, бродяга?

– Я же говорила вам, что он не сказал ни слова. Может, он эксцентричный миллионер, откуда я знаю?

– Похоже, он в неплохой форме.

– Это если не считать, что он лежит на больничной койке и весь в бинтах?

– Я имела в виду общее впечатление.

– Здоровый, как конь. И такой же сильный.

– Когда он придёт в себя?

– Возможно, к вечеру. Я ведь дала ему лошадиную дозу.

* * *

Я вернулась к концу своей смены. Никто мне за это не доплатит, но я была новичком и хотела произвести хорошее впечатление. Звонков о стрельбе не поступало, так же, как и слухов. Никаких других жертв, свидетелей и звонков на 911. Как я поняла, это было в порядке вещей. Это город. У его изнанки своя жизнь. Как в Вегасе. Всё, что происходит там, там и остаётся.

Какое-то время я еще порылась в базах данных. Ричер – не совсем обычная фамилия, и я подумала, что комбинация Джек-прочерк-Ричер, вероятно, будет еще менее распространена. Но данных о нём не было. Говоря другими словами, все ответы были отрицательными. У парня не было ни телефона, ни машины, ни лодки, ни трейлера, ни кредитной истории, ни дома, ни страховки. Ничего. Было лишь несколько давних записей с военной службы. Он был офицером военной полиции, служил в основном в подразделении по расследованию уголовных преступлений, имел несколько наград, что вначале вызвало у меня теплое чувство, но затем обеспокоило. Тринадцать лет честной службы, и вот теперь он не имеет своего дома, ранен в бок и носит одежду настолько грязную, что больница вынуждена была сжечь её. Это не совсем то, что хочет услышать новенький детектив в свой первый день работы.

Было уже темно, когда я вернулась в больницу. На пятом этаже я обнаружила, что великан проснулся. Я знала его имя, поэтому представилась сама, чтобы наладить контакт. Так сказать, попыталась быть вежливой. Я сказала ему, что должна составить отчет – так положено, и спросила его, как всё случилось.

Он ответил, – Я ничего не помню.

Это было похоже на правду, физическая травма может вызвать ретроградную амнезию. Но я не поверила. У меня возникло чувство, что он что-то недоговаривает. Я начала понимать, почему его досье такое тонкое. Придётся хорошо поработать, чтобы прояснить кое-какие детали. Если честно, меня это устраивает. Я получила повышение по службе, потому что я хороший следователь. И мне нравится решать сложные задачи. Один мой старый приятель говорил, что на моей надгробной плите нужно написать: Заговорит любой.

Я попросила, – Помогите мне в этом.

Он взглянул на меня своими ясными голубыми глазами. Какой бы коктейль из болеутоляющих они ни использовали, это не подействовало на его способность размышлять. Его взгляд был беззаботным и дружелюбным, и в то же время мрачным и опасным, мудрым и наивным, дружеским и хищным. У меня появилось ощущение, что он знает сотню способов помочь мне и столько же способов покончить со мной.

Я сказала, – Я на этой работе новичок, и сегодня мой первый день. Мне надерут задницу, если я не сделаю это.

– Это было бы неправильно, – сказал он, – Потому что это очень симпатичная задница.

Это было похоже на начало обучения азам профессии, поэтому я не стала на него обижаться. Он лежал раненый и беспомощный, наполовину голый, излучая ленивое обаяние.

– Вы тоже были полицейским, я видела ваше досье. – сказала я, – И тоже работали в команде. Приходилось когда-нибудь спасать чью-то задницу?

– Время от времени, – сказал он.

– Ну, так спасите теперь мою.

Он промолчал.

– Как всё произошло?

– Уже поздно, – сказал он, – У вас есть дом, где вас ждут?

– А у вас?

Он не ответил.

– Как всё произошло? – повторила я снова.

Он глубоко вздохнул и сказал, что всё было, как обычно. То есть, обычно не происходит ничего. Большинство мест, куда он попадает, тихие и спокойные. И повторил, что в большинстве мест ничего не происходит.

Я спросила его, что он имеет в виду.

Он сказал, что в больших городах и маленьких городках занимается своими делами и никого не знает. Ест и спит, принимает душ и меняет одежду, и видит то, что удается увидеть. Иногда удаётся найти собеседника на час. Иногда – на вечер. Но в основном ничего не происходит. Он сказал, что у него спокойная жизнь, и могут пройти месяцы между днями, которые запомнились.

Но если это происходит, всё начинается с людей. Обычно это люди в барах, закусочных или ресторанах, то есть местах, где люди едят и пьют, где собирается определенное общество и где люди могут, не чувствуя неловкости, не отвечать именно потому, что едят и пьют.

Потому что никто никогда ничего не говорит. Вместо этого они смотрят. Вся штука в том, что нужно уметь смотреть. Точнее, отводить взгляд. Иногда бывает такой парень, на которого люди избегают смотреть. Он может быть всего один в баре, в кабинке закусочной или за столиком ресторана. Часть людей сторонится его, но большинство просто боится. Этакий громила. Таких не любят, и он знает об этом. Он знает, что люди вокруг него начинают говорить тише и отводят взгляд, и ему это нравится. Ему нравится быть сильным.

– Так всё и началось? – спросила я, – Вчера?

Ричер кивнул. Он и был тем парнем из бара. Ричер не знал этот бар и не был частью его общества, потому что никогда не был в этом городе до этого. Он ехал на автобусе с большим псом на борту целый день и вышел на станции в двух кварталах от Первой улицы. Он побродил немного и нашел бар. Это было нетрудно, потому что тот располагался недалеко от станции и являлся единственным развлечением в городе. Он вошел в бар и сел, решив, что дождется официантку. Он не хотел сидеть, упираясь животом в стойку красного дерева, лицом к лицу с барменом и не нуждался, чтобы его развлекали разговорами.

Я остановила его, – Минуточку. Вы приехали на «Грейхаунде»?

Он кивнул. Он уже говорил мне об этом. Я увидела на его лице такой же взгляд, как на его фотографии на паспорте. Какое-то время он потерпит, но потом пусть все оставят его в покое.

Я спросила, – Откуда вы прибыли?

Он ответил вопросом на вопрос, – А это имеет значение?

– С какой целью вы приехали сюда?

– Я же должен находиться где-то. Я подумал, что это место вполне мне подойдёт.

– Для чего?

– Провести здесь день или два. Или час или два.

– В досье написано, что вы не имеете постоянного места жительства.

– Значит, досье не врёт. Что обнадеживает, как мне кажется. С вашей точки зрения.

– Что произошло в баре?

Он снова вздохнул и, набрав воздуха, продолжил рассказ, ничего не скрывая. Может, сработало моё искусство допроса, а может обезболивающий коктейль действовал, как сыворотка правды. Он рассказал, что бар был заполнен, но он нашёл место и сел спиной к стене, чтобы он видеть одновременно зал и обе двери. Старая привычка. Военные полицейские часто и много работают в барах. Официантка сорвалась с места и приняла у него заказ. Он попросил кофе и перешёл к пиву. «Rolling Rock», бутылочное. Он не был знатоком и всегда брал то, что предлагало заведение.

Затем он стал наблюдать за человеком у стойки. Высокого роста, с крупными конечностями и резкими и мрачными чертами лица, тот сидел с властным и самодовольным видом. Все вокруг старались не смотреть на него. Ричер инстинктивно воспользовался правилом, которое гласило: надейся на лучшее, но будь готов к худшему. И самый худший вариант общения с таким парнем был не так уж и плох. Их разделял целый ярд пустого пространства – вполне достаточно места, чтобы неплохо порезвиться. Такие бойцы держатся только на своей репутации, и чем она хуже, тем меньше практики они имеют в реальных драках, потому что другие люди чаще всего просто отступают. Поэтому навыки бойца ржавеют и постепенно теряются. Простой сигаретный удар решит все проблемы. Он получил своё название еще тогда, когда все поголовно курили. Рот парня открывается, чтобы зажать губами следующую сигарету, наглая и рассчитанная небольшая пауза, возможно, полуулыбка, и тут коварный левый апперкот в подбородок, продублированный таким же справа, снова захлопывает рот, кроша зубы и, возможно, заставляя его прокусить язык. Игра закончена, прямо там, а если это не так, то ударом сбоку и вниз ставится точка, вколачивая костяшки пальцев в шею, как железнодорожный костыль в шпалу. Без особых проблем. За исключением того, что никто больше не курит, по крайней мере, в помещении, поэтому приходится делать это, пока они разговаривают, что тоже не составляет проблемы, потому что все они не замолкают, особенно, быки. Они разговаривают больше всех. Все эти угрозы, насмешки, типа «чего уставился?»

Итак, надеемся на лучшее.

Ричер отхлебнул водянистую пену из бутылки с длинным горлом и стал ждать. Официантка после паузы подошла, чтобы спросить, не нужно ли ему еще что-нибудь, что явно было попыткой завязать разговор. Ричеру она понравилась, возможно, он ей тоже нравился. Она выглядела профессионально, и ей было где-то лет сорок. Не студентка колледжа и не молодая девушка, планирующая скоро найти себе что-нибудь получше. Она тоже старательно отводила взгляд от парня. Им занимался бармен, и она была этим очень довольна, что бросалось в глаза.

– Кто он? – поинтересовался Ричер.

– Обычный посетитель, – ответила она.

– А у него есть имя?

– Не знаю. Точнее, имя у него есть, но я его не знаю.

Почему-то Ричеру в это не верилось. Обычно все знают имена таких парней, потому что подобные ребята заботятся о том, чтобы их знали.

Ричер продолжил, – И часто он здесь бывает?

– Каждую неделю.

Расписание было слишком точным и это было странно. Женщина не хотела об этом говорить, это было очевидно. Вместо этого она начала с обычных вопросов. Впервые в городе? Откуда приехал? Чем занимаешься? На такие вопросы Ричеру всегда было трудно отвечать. Он был в каждом городе впервые, приходил из ниоткуда и ничем не занимался. Всю жизнь служил в армии, сначала сын офицера, затем сам офицер, рос на базах, разбросанных по всему миру, служил на базах по всему миру, затем попал на гражданку и не смог осесть и вести такое существование, как все обычные люди. Так он и бродил по земле, видя то, на что у него раньше никогда не хватало времени, чтобы рассмотреть, слоняясь здесь и там, останавливаясь на ночь или две, а затем двигаясь дальше. Ни вещей, ни расписания, ни плана. Путешествия налегке и далеко. Сначала он хотел подчинить их какой-то системе, но уже давно забросил эту идею.

Он спросил, – И всё-таки, как здесь идут дела?

Официантка пожала плечами, состроила гримасу и сказала, что всё отлично, но при этом не выглядела убедительно. А уж официантки знают всё, ведь изнутри всегда виднее. Виднее, чем любому бухгалтеру, аудитору или экономисту. Официантки видят печальное выражение на лице владельца раз в неделю, в день, когда приходит время платить.

И это тоже говорит о чём-то. Единственный бар, расположенный вблизи от автостанции, должен иметь сумасшедшие продажи. Расположение – это всё. Заведение было переполнено. Все столы заняты, люди сидят плечом к плечу у барной стойки, за исключением карантинной зоны примерно в ярд вокруг крупного парня на барном стуле. Бутылки и стаканы регулярно скользили туда и обратно, а пятерки, десятки и двадцатки стекались к кассе бушующим потоком.

Ричер продолжал наблюдать. Он закончил первую бутылку пива и перешёл ко второй, медленно потягивая из неё, когда увидел, как в зал вошел другой мужчина, и почувствовал, как изменилась атмосфера. Словно наступил момент истины, и всё, происходящее в этот вечер, приобрело ясность, как изображение, которому настроили правильный фокус. Одежда на вошедшем была классом получше, чем на тех, кто его окружал, и он вошел в дверь с начальственным видом. Это было его заведение, он был его владельцем. Проходя мимо, он кивал людям, немного неуверенно или озабоченно, затем нырнул за стойку и прошел через маленькую заднюю дверь. Наверное, там был его офис, его владения.

Через две минуты он снова вышел, держа что-то в руке. Оставаясь за стойкой бара, он обогнул бармена и подошел к тому месту, где сидел большой парень. Их отделяла друг от друга лишь стойка красного дерева. Все смотрели в сторону.

За исключением Ричера. Он смотрел на руку владельца бара, в которой что-то было зажато. Всё было проделано быстро и незаметно, как трюк фокусника. Парень на стуле взял это и опустил в свой карман. Только что оно было, и вот его уже нет.

Но Ричер успел увидеть, что было там.

Это был белый офисный конверт, распухший от купюр.

Плата за крышу, без вариантов.

Парень у стойки оставался на своём месте, допивая свой напиток. Он делал это нарочито медленно, демонстрируя свою значительность. Ведь он имел власть и был важным человеком. Хотя он им не был, потому что был простым исполнителем. Только грубая сила – и всё. Ричер знал, как это работает, он видел такое раньше. Он знал, что конверт перейдёт к какой-нибудь теневой фигуре, стоящей в верхней части цепочки, а парню достанется определённая часть денег, как плата за работу.

Подошла официантка, поинтересовавшись у Ричера, не принести ли ему третью бутылочку «Rolling Rock». Ричер отказался и спросил, – Что это было?

– Вы о чем?

– Вы знаете, что я имею в виду.

Женщина пожала плечами, как будто признавая тайный неприятный секрет, – Мы будем работать еще неделю. Нас не разгромят и не сожгут.

– И как долго это тянется?

– Уже год.

– Кто-нибудь пытался что-то сделать?

– Только не я. Мне нравится моё лицо таким, какое оно есть.

– Мне тоже, – сказал Ричер.

Она улыбнулась в ответ.

Ричер добавил, – Хозяин мог что-то сделать. Есть же закон.

– Нет, пока ничего не случится. Копы сказали, необходимо, чтобы кого-нибудь избили, или что-то еще хуже. Или, чтобы сожгли бар.

– Как зовут этого парня?

– Какая разница?

– На кого он работает?

Она свела вместе большой и указательный пальцы и притворилась, как будто закрыла рот на молнию.

– Мне нравится моё лицо таким, какое оно есть, – снова повторила она, – И у меня дети.

Она забрала у него пустую бутылку и вернулась на место. Громила за стойкой допил напиток и поставил стакан на стойку. Он не заплатил, да бармен и не пытался взять с него деньги. Он встал и вышел в дверь, пройдя по коридору, который образовали расступившиеся в стороны люди.

Ричер тоже соскользнул со своего стула и последовал за ним. Первая улица вся была тёмной, за исключением желтого фонаря на столбе в квартале отсюда. Парень был уже в пятнадцати футах впереди. В полный рост и в движении он выглядел на шесть футов и два дюйма и все двести десять фунтов. Не маленький, но меньше Ричера. Моложе и почти наверняка глупее. А еще не такой умелый и опытный, зато более зажатый мышечно, Ричер был уверен в этом. Он еще не встречал человека, который превосходил бы его в этом.

Он позвал, – Эй.

Парень остановился, оглянувшись удивлённо.

Ричер подошёл к нему и сказал, – По-моему, ты взял кое-что, не принадлежащее тебе. Я уверен, что это просто ошибка с твоей стороны, поэтому даю тебе возможность исправить её.

– Проваливай, – сказал парень, но его словам не хватало чуть-чуть убедительности. Он не был абсолютным королём джунглей. Может, где-то в другом месте, но не здесь и не сейчас.

Ричер поинтересовался, – И много у тебя еще подобных визитов сегодня вечером?

– Пошёл в задницу. Это не твоё дело.

– А чьё это дело?

– Отвали, – повторил парень.

– У тебя есть выбор, – сказал Ричер, – И ты должен сделать его. Хочешь узнать варианты?

– Ну?

– Ты можешь назвать мне его имя сразу, или после того, как я переломаю тебе ноги.

– Чьё имя?

– Человека, для которого ты собираешь деньги.

Ричер смотрел ему прямо в глаза, ожидая, какое решение он примет. Варианта было три. Парень мог убежать, драться, или заговорить. Он надеялся, что тот не побежит, потому что тогда пришлось бы бежать за ним, а он ненавидел бегать. He думал он также, что парень заговорит, учитывая его раздутое эго и самомнение. Следовательно, парень будет драться, по крайней мере, попробует это сделать.

Ричер оказался прав. Парень начал драться, точнее, попытался начать. Он бросился вперед и взмахнул левой рукой, сжатой в кулак, сверху вниз, словно сметая что-то, как будто в ней был нож. Попытка отвлечь внимание, не более того. За ней обычно следует сильный прямой правой, возможно, немного сверху. Но Ричер не стал его дожидаться. Он учился драться много лет назад, на горячих и пыльных базах у Тихого океана, в холодных и туманных аллеях в Европе, и забытых богом городках на Юге, драться с обидчивой местной молодежью и шайками детей военнослужащих, затем его технику разрушили и воссоздали вновь в армии, где его научили золотому правилу: Всегда бей первым.

Он подошёл ближе и, как бы падая вперёд, нанёс локтем жестокий удар парню в лицо. Обычно целью выбирают горло, но Ричеру было необходимо, чтобы парень мог говорить после этого, а не умер от удушья со сломанной гортанью, поэтому он ударил в верхнюю губу, чуть ниже носа. Мощный удар должен был выбить зубы и сломать челюсть, что сделает последующий разговор слегка неразборчивым, но, по крайней мере, не заставит парня совсем онеметь. Удар достиг своей цели, голова парня откинулась назад, колени подогнулись, и он уселся задом прямо на тротуар, его взгляд стал бессмысленным, а из носа и рта хлынула кровь.

Ричер был драчуном по своей натуре, а драчун имеет одно желание – увидеть своего противника поверженным на землю и готовым для завершающего удара в голову, но он сдержался, потому что ему было нужно имя. Он сказал, – Твой последний шанс, дружок.

Парень из бара сказал, – Кубота.

Получилось не очень разборчиво. Сказывалось отсутствие зубов, кровь во рту и распухшие губы.

Ричер сказал, – Повтори по буквам.

Что парень тут же и сделал, быстро и покорно. Он уже совсем не был похож на короля джунглей, что Ричера даже слегка обрадовало, потому что человеческую ногу не так уж легко сломать. Для этого требуется большое усилие. Он спросил, – Где мне найти мистера Куботу?

И парень рассказал ему всё.

* * *

Тут Ричер замолчал, глубоко вздохнул и уронил голову на больничную подушку.

Я спросила, – И что было потом?

Он сказал, – На сегодня хватит, я устал.

– Но мне это необходимо знать.

– Приходите завтра.

– Вы нашли Куботу?

Тишина.

Я спросила, – У вас с ним была стычка?

Снова молчание.

– Это Кубота стрелял в вас?

Ричер не ответил. В этот момент вошла доктор, та же самая женщина с седыми прядями в волосах. Она сказала мне, что прерывает беседу сию же минуту по медицинским показаниям. Это было неприятно, но не смертельно. У меня были ценные сведения. Я покидала больницу с ощущением, что поймала удачу за хвост. Вымогательство под предлогом защиты, раскрытое в первый же день работы в отделе – это многого стоит. Женщине приходится работать вдвойне, чтобы её начали уважать.

И снова я вернулась в участок. Никто мне не заплатит за это, но я была готова сама доплатить. Я нашла толстое дело Куботы. Куча зацепок, уйма потраченного времени, но у нас всегда чего-то не хватало, чтобы получить ордер на арест. Наконец-то, нам повезло. Есть орудие преступления, есть жертва, прямо здесь, в больнице. Есть показания очевидца и, возможно, даже пуля на лотке из нержавеющей стали ожидает нас где-то.

Доказательства высшей пробы.

Ночной судья согласился со мной, выписал большой стандартный ордер, и я собрала команду. Куча полицейских, машин, оружия и еще три детектива, все старше меня, но командовала я, потому что это моё дело. Таковы неписаные правила.

Арест был произведён в полночь, что в переводе с юридического языка означало, что дверь Куботы выбили, его сбили с ног и пару раз стукнули головой о кафельную плитку. Мы обнаружили и парня из бара в задней комнате, причем не в лучшей форме. Было похоже, что он неудачно перебегал дорогу перед тяжелым грузовиком. Пришлось поместить его в другую больницу, естественно, под охраной.

Затем полицейские перетащили Куботу в клетку, а я и мои три напарника-детектива провели большую часть оставшейся ночи, прочёсывая его жилище, как будто искали крошечную чешуйку хрома от самой маленькой иглы в мире в самом большом в мире стоге сена.

Его жилище было полно сокровищ.

Мы нашли мешки для продуктов, полные денег необъяснимого происхождения, тридцать разных банковских счетов, тетради и записные книжки, дневники и карты. Уже по первому взгляду было понятно, что парень собирает серьезные деньги с сотни различных организаций. Согласно его записям, за последние шесть месяцев в трёх местах пытались оказать сопротивление. Мы сверили даты и нашли совпадение с тремя нераскрытыми поджогами. Также были обнаружены перерывы в платежах еще двух заведений, и когда мы проверили эти даты в городских больницах, мы обнаружили поступление пациентов – один со сломанной ногой и один с изуродованным лицом. Теперь у нас было всё.

За исключением оружия.

Но это тоже имеет своё объяснение. Он использовал его и выбросил. Стандартная практика. Оно уже могло быть в реке, сброшенное с моста, как и его старые мобильные телефоны, что весьма вероятно. Одноразовые телефоны с заранее оплаченными минутами. Он выбросил упаковку и документы, но по какой-то необъяснимой причине оставил зарядные устройства. Мы нашли их около пятидесяти в ящике стола.

На рассвете мы сидели друг напротив друга в комнате для допросов. С ним был адвокат, скользкий парень в костюме, но я сразу могла сказать по лицу этого парня, что он понимает, что защищаться бесполезно. С нашей стороны была только я, но я догадывалась, что за зеркальным стеклом собралась куча народу, чтобы посмотреть, что я умею. И всё получалось очень хорошо сначала. Я обычно предпочитаю, чтобы подозреваемый привык отвечать «да» раз за разом, поэтому и начала с простых вещей. Я перечислила ему все бары один за другим, все рестораны и закусочные, я сказала ему, что у нас есть тетради, записные книжки и дневники, а также наличные деньги и банковские выписки, и он признал всё это. Через десять минут после того, как я начала, на пленке было уже столько всего, что хватило бы упрятать его очень надолго. Но я не останавливала его, не потому, что мне действительно это было нужно, а потому, что я хотела, чтобы он размялся перед главным признанием.

Но этого не произошло.

Он не признался, что стрелял. Он сказал, что не встречался с Ричером прошлой ночью, и его вообще не было в городе. Также он отрицал, что имеет оружие и утверждал, что даже не умеет стрелять. Я возилась с ним, пока часы не завершили свой круг, и не начался мой второй день работы в отделе. Потом пришёл мой лейтенант, румяный после сна и душа, и сказал мне заканчивать.

Он сказал, – Ничего страшного, ты отлично поработала. У нас сейчас достаточно на него, и мы не увидим его очень долго. Цель достигнута.

И это было общее мнение всего отдела, поэтому я не ощущала себя проигравшей. Совсем наоборот. Девушка-новичок накрыла рэкетиров в самый первый день своей работы. Отличный результат.

Но что-то не давало мне покоя. Я не достигла того, к чему стремилась, поэтому копнула глубже. Я чувствовала, что найду что-нибудь, и я нашла это. Но это оказалось не совсем то, что я ожидала.

Владелец бара, которого видел Ричер, был зятем доктора, той самой женщины с седыми прядями, то есть, они были родственниками.

У меня уже кружилась голова от усталости, что в какой-то мере мне помогло. Я сопоставила факты, которые в нормальном состоянии могла бы пропустить. Толстое дело Куботы, полное неудачных попыток получить ордер. Бесконечный поиск дополнительных улик, необходимость найти пострадавшего от побоев, или еще того хуже. Ритмичный звуковой сигнал прикроватного монитора Ричера, слишком сильный для больного. Его ясные глаза и его ясный ум после того, как мне сказали, что ему ввели достаточно сильные обезболивающие, чтобы свалить даже лошадь.

Я отправилась в третий раз в больницу. Палата Ричера была пуста, в ней не осталось ни следа его пребывания. Женщина с сединой в волосах клялась, что к ним не поступал никто с огнестрельным ранением в эту ночь, и предложила проверить журнал. Журнал был, конечно же, чист. Я опросила санитарок по одной, но все молчали.

Затем я представила Ричера в ту ночь, не сумевшего найти Куботу, потому что того не было в городе. Он отправился снова в бар, отдал деньги и разработал план действий вместе с владельцем, а тот уже позвонил своей невестке.

Я увидела мысленно автобусную станцию «Грейхаунда» в полночь, высокую фигуру, вошедшую в автобус, и автобус, покидающий станцию. Ни багажа, ни расписания, ни плана.

Я вернулась в отдел, и когда я вошла, меня встретил шквал аплодисментов.