Текст книги "Апология"
Автор книги: Лея Старцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Лея Старцева
Апология
Глава 1. Оборвана хрупкая нить.
Произошла эта история около века назад, в тех местах, что ныне уже никто не называет губерниями. В небольшом селе, от коего в наши дни уже совсем ничего не осталось, проживала семья, состоящая из пяти детей: трое не дожили до юношества Яши. Он смутно их помнил, но точно знал, что братья погибли от бушующих болезней вроде скарлатины и тифа. От чего-то его и Иду эта болезнь пронесла, но тем не менее, оставшиеся не отличались железным здоровьем. Переступив порог семилетия, мальчик с трудом читал, ибо верил, что это совсем ему не нужно. Кровавая борьба русско-японской войны– все, о чем тот слышал от современников, то, что наполняло его сердце и мозг. Грезив мечтами о службе простым солдатом, вечно играя в лошадок, он явно отставал в возрастной норме от младшей сестры, которая лелеяла надежды о будущем поэтессы. В прочем, не только внутренне, но и внешне они отличались от ребят из более обеспеченных семей. Никогда не носившие дорогих одежд, не пробовав хорошей пищи, оставшись с овдовевшей матерью, свято верили, что скоро этому придет конец. Она то и дело, постоянно томила их рассказами о малознакомом Казимире Ивановиче, будто однажды родство обретет кучу денег, а после, счастливо попрощавшись с землей-кормилицей, направится в столицу. Дети, конечно, с упоением слушали, постоянно спрашивая когда-то случится, но женщина лишь загадочно говорила – стоит подождать. В прочем, не сложно догадаться, объект ее грез – человек в достатке, который словно в любовном романе заберет к себе нарисовавшихся родственников. И он явно не спешил с помощью. Но обычной крестьянке, почти необразованной, Казимиру Ивановичу удалось сесть на уши.
Поелику Марию Федоровну с трудом можно было назвать хорошей матерью, постоянно находясь в разъездах, дети часто оставались одни. Не вдвоем, а просто без взрослых. В незамысловатом деревянном домике так же ютилась лайка среднего размера, с крысиной мордочкой, но человеческим сердцем, которую около пяти лет назад те толи подобрали, толи куповали у дальних родственников, чтобы появилась хотя бы какая-то защита. Собака была слишком добродушной чтобы нападать на людей, но, быть может, в нужный момент показала б клыки. Однако такой картины никто из семьи не наблюдал, а столь, казалось бы, грозный зверь, пугался маленьких мышей в стоге сена, но слыша топот за калиткой всегда издавал громкий лай. Она отпугивала воров и различных хулиганов, ведь те не знали, насколько труслив обладатель такого громкого голоса. Могла испугать внешним видом как незнакомцев, так и гостей, но домочадцы ее любили, принимая за члена семьи. Особенно близким сердцу животное приходилось Яше, который, достигнув всего тринадцати, в отсутствии матери принимал за собаку с младшей сестрой на себя полную ответственность. Даже в те дни, когда за Идой не нужно было приглядывать, он занимался играми и воспитанием пса. Причиной тому служило ничто иное, как безграничная любовь ко всему живому. Он был тем мальчиком, кой и мухи не обидит, хотя представлял, будто однажды станет по-настоящему хладнокровным. Надо полагать, что слабохарактерность сказалась на его общении с ровесниками. Дети в те годы от чего-то были суровыми, озлобившимися друг к другу. От того, скорее всего, кривотолки, разлетавшиеся по маленькой деревне в миг, а школьники, так любившие греть уши, могли знать кто из их окружения неодобрителен в глазах взрослых. Б-кейн осуждалась как семья, дети которой больше напоминали беспризорников, нежели ухоженных ребят, а мать, всячески пытающуюся вытащить со дна их жизни, бранили хуже остальных в поселении. Втроем они, бесспорно, знали об этом, но Яша почти не жалел о отсутствии верных друзей, ибо ему было интереснее проводить время с собакой и сестрой. Вечно погруженный в себя, однокашники скорее считали его осанистым, но готовым в трудной ситуации попустить вожжи и заплакать. Людьми, которых так же считал хорошими друзьями, являлись косари, коих в разное время года мальчик встречал по пути с занятий или во время прогулки по полю с псом. С ними можно было поболтать, но нисколько не назначать личные встречи. Таким образом, он был несколько обособлен от большей части общества.
Деревянный домик, спрятанный за густыми деревьями, боле походил на заброшенное место, так же и огород, в котором с трудом прорастали овощи. Мария Федоровна старалась привозить гостинцы детям, возвращаясь из городской жизни, но отсутствие их изобилия редко давало довольство. Тем не менее, младшие, в отличие от нее, не знали богатой и чудной жизни, от того считали, будто все происходящие – обыкновенная человеческая жизнь.
Даже с скрипящим полом и дырами в нем, пока они были детьми, их это устраивало. Зимой, пусть огромная печка обогревала здание, все равно холодно. Крысы иногда пробирались внутрь, поедая крупу, оставляя за собой следы набегов. Сколько бы их не пытались травить, из-за мягкосердечия Яши сделать это становилось все сложнее – ловушки, вместе с отравами, вечно пропадали. Когда матери удавалось спасти от вредителей дом, изведавший об этом мальчик, затем долго томился и плакал. Ида, время от времени замечая это, удивлялась, от чего же столь мягкотелый человек должен присматривать за ней, ведь девочка гораздо боле рассудительна по большей части вопросов.
Перевязывая тесемкой пояс кукле из хвороста, она наблюдала как брат кидает палочку из маленькой кухни в комнату, кою еще до их переселения звали людской, а собачка послушно приносила обратно. Девочка, по неизвестным причинам, гораздо реже встречавшая от сверстников иглы иронических взглядов, никак не могла понять, почему Яша столько времени проводит дома, а не в кругу друзей. Он был достаточно симпатичен для своего возраста: с темными волосами, смуглой кожей, коих было не так много на деревню, от чего-то казался на пару лет младше и совсем не имел популярности среди однокашниц.
Вдали за рекой, которая уже покрылась слоем льда, догорала заря. Заметив это, совсем заигравшийся мальчик, ощутил по коже холод – стоило подкинуть дров в печь. Дни пред новым годом, когда дети вновь остались вдвоем, были чудесны не только потому, что наступили долгожданные каникулы, но и от того, как те любили столь волшебное время. Ребятам нравилось за чаем, когда никто никуда не спешит, рассказывать друг другу истории, представляя, что принесет дедушка Мороз. Каждый год те старались ставить разные ловушки для него, следили из окна за худой елочкой, а иногда даже не спали ночь. Но все четно. Так что, грядущий праздник Ида предложила провести без традиционных споров. Брату это не понравилось. Он начал резаться на словах, в силу своей детской наивности, доказывая, какую славу обретут, ежели удастся поймать загадочного персонажа, а вместе с ним – кучу гостинцев, какие только пожелают. Для взрослого это могло бы показаться шуткой, но то, с какой серьезной интонацией говорил Яша, свидетельствовало об обратном. Слушая это, собака засыпала под столом, дом нагревался, превращая воздух в запах горящего дерева. Выла буря, заставляя деревянные окна содрогаться, а от вида огромных хлопьев снега, внутри расцветало нечто сердечное.
Они продолжали общаться о чем-то бессмысленном, круто меняя темы, время от времени рассказывая абсолютно фантастические истории, добавляя в сюжет невиданных существ, вроде барабашек и банных. Доверяя каждому слову, с удивленными взорами, переваривали информацию, переданную друг другу. Все вокруг, в силу времени, которое многие считали мистическим, начало казаться волшебным, поистине добрым. Но все-таки, единственный кудесник которого дети ждали с нетерпением – тот, с кого начался диалог – Дед Мороз. Сильнее погружаясь в утопические мысли, совсем не заметили, как вечер превращался в ночь. Иду клонило в сон, но та, ровно как и ее брат, не желала ложиться, продолжая увлеченно участвовать в полемике. Однако Яша совсем не хотел спать, замечал какими осоловелыми становятся очи собеседницы, она медленно переставала балакать, превращая их речь в монолог. Минуты текли плавно, и вскоре, мальчик услышал тихое сопение. На подлокотнике старого дивана Ида наконец смежила очи, а из ее хрупких ручек на пол упала игрушка. Он вздохнул, понимая, что занять себя больше нечем. Собака тоже решила набраться сил, не поднимаясь уже больше часа. Его охватило чувство одиночества и тоски, кои так редко посещали.
– Фима, просыпайся, – буквально скатившись со стула, Яша погладил животное по серой шерстке, шепотом пытаясь ее разбудить. – Надо проверить калитку, закрыть сарай. Пойдем, а потом и почивать можно.
Собака потянула четырьмя, а после, приподняв голову, пискляво зевнула. Мальчик улыбнулся, а душевная печаль медленно начала пропадать, глядя на лучшего друга. Ступив на ноги, отряхнул штаны и подошел к огромной двери. Ощутив в себе задатки совсем не домашнего питомца, а настоящего драбанта, Фима подбежала к хозяину, дожидаясь, пока тот натянет теплые валенки, закинет на плечи поношенный тулуп. Дверь отворилась, из-за нее повеяло морозом, хотя летом в сенях всегда было жарко, а если там находиться больше пяти минут – выступала испарина. Зимой же это место превращалось в холодный плен. Странно. Задумавшись об этом, мальчик с собакой спустились по дряблым ступенькам на улицу. Черное небо и снежная буря – первое что привлекло к себе внимание.
Потрясываясь от холода, Яша оглядел сугробы по колено, недостроенный забор, пустующую мастерскую. Чистый воздух наполнил легкие, и, хотя неприятный ветер все так же пробирал до мурашек, помня о своей ответственности, пошел на обход территории. Она была небольшой, а шанс к тому, что придет маньяк или вор – сводился к минимуму. Деревня пусть являлась полупустой, среди нее гуляли не самые приятные слухи, но кроме мелких краж, поселению всегда удавалось обойти стороной криминал. Доверчивыми были не только маленькие жители, но и сами взрослые, постоянно принимая к себе различного рода гостей, от чего-то не волновались, будто совсем не знали, что им могут причинить вред. В богом забытом селении, каждый знал своих соседей в лицо. Оскудевшие и малообразованные семьи верно считали, будто если подобное не случалось с предками, и их тоже минует. Как бы глупо это не казалось, но животный инстинкт, некое чувство самосохранения, заставляло их городить заборы, вешать замки, заводить собак. Однако, вероятно, если бы царь однажды издал указ о том, что отныне делать это запрещено – никто бы особо не горевал. Подобная легкомысленность была присуще в огромной степени Марии Федоровне, и, конечно, ее воспитаннику – Яше. Потому, без доли страха, мыслей о нападении, развалочным шагом обошел дом вокруг, рассматривая задворки, а после направился к калитке, державшейся на добром слове.
Снег попадал к щиколоткам, а Фима вовсе принялась словно заяц, прыгать по застругам. Воющая метель покрывала темные ресницы, высоко поднимающего ноги мальчика, снежинками, заставляя его прикрыв глаза, шагать к цели. Маленькими пальчиками, он несколько раз проверил щеколду, дернув дверь на себя, от чего та только сильнее осела. Калитка, больше напоминающая забор в саду, по размеру приходилась чуть ниже плеча Яши, от того, вдали с трудом, через пургу, можно было разглядеть ухабы, по которым ездили люди в повозках, та дорога, на которой ребята провожали маму в очередное путешествие. Внутри будто клещами сцепило, заставляя его вернуться в тот день, когда Мария Федоровна последний раз, в лучших одеждах, прощалась с детьми, а после, с приподнятым настроением, просила ямщика вести ее в город. Сын свято верил ее словам о чудесном Казимире Ивановиче, который обеспечит богатое будущее, но никак не мог дождаться этого момента, а уж тем более с болезненной горечью переносил отсутствие родного человека. Недолго разглядывая слезами покрытое место, его отрезвил резкий лай собаки, которая словно ветер, решила вернуться к дому. Опешив, мальчик лишь вздохнул, но не спеша, все так же с трудом перетаскивая на себе тяжелые валенки, направился за ней. Волнения отнюдь не было, лишь удивление, покрытое пылью догадок о причине несуразного поведения Фимы. В голову приходили только мысли о том, что сестра проснулась, и испугавшись остаться одна, начала бродить по дому, звать Яшу, а собака приняла ее за чужака.
Несколько раздраженный мальчик подошел ко входу в сени, переступив порог коего, хотел тут же успокоить любимицу, но его взгляду предстало нечто. От увиденного, кровь в жилах застыла, заставляя остолбенев, наблюдать за ситуацией. Истошный лай пронизывал до дрожи тело маленького ребенка, страх застыл на лице, а руки беспомощно тряслись. Собака лаяла, надрывая голос, рычала, показывая зубы, стоя аккурат огромному существу, чудовищу, отдаленно напоминающего мужчину в бурке. Он, почти два метра ростом, не обращал внимания на Яшу, копался в ящичках над потолком, что висели рядом с входной дверью, за ней ж, буквально в нескольких метрах, сладко спит Ида. Это, бесспорно, напрягало, но тело отказывалось принимать какие-либо действия и говорить.
Неизвестно сколько продолжалось это, может пару секунд, а быть может, целых минут, но в какой-то миг Фима будто сорвалась с цепи, кусая незнакомца за ногу. Тот не стал кричать, а лишь оттолкнул ее. На глазах Яши наворачивались слезы. Страх полностью покрыл сознание. Озлобившись, собака повторила еще одну попытку прогнать мужчину из дома, но во второй раз последствия оказались гораздо хуже. Сжав руку в кулаке, тот нанес удар по голове. Еще. Еще и еще. Фима заскулила, а после легла на живот, подняв лапы, что в животном мире означает принятие поражения, но грубиян не остановился – принялся пинать собаку по животу. Наблюдая за столь кровавой картиной, Яша взял лопату, одну из тех, что хранились в сенях, а затем подбежал, размахнувшись, ударил мужчину в позвоночник. Ярость переполняла его, заставляя бить тяжелым предметом. В ушах появился тиннитус. Все происходило как в пелене, а ветер продолжал выть через деревянные щели, мужчина пытался обороняться, но неведомая сила, совсем не присущая мальчику, помогла ему. Тупой холодный предмет несколько раз прошелся по шее грабителя, тем самым повалив его на пол.
Не особо осознавая причину своих действий и уж тем более их последствий, колотил предметом по валяющемуся телу. На лице выступил пот, а дыхание сбилось, энергия для последующих ударов начала спадать, руки устали. Собака продолжала жалобно скулить под ногами, от чего Яше становилось только больнее. Судорожно он достал из шкафа большой замок, а после поместил его на дверь, чтобы грабитель не смог попасть к сестре. Решения пришлось принимать в самом быстром темпе, скорее всего, лишь по стечению случайных обстоятельств, у мальчика это получилось. В глазах мутнело толи от слез, толи от предобморочного состояния, голова кружилась как при самой тяжелой болезни. Он старался не смотреть ни на лицо нападавшего, ни на его тело, а лишь трясущимися руками поднял собаку, которая медленно дышала, с каждой секундой переставая выть. Не понимая, страшнее сейчас потерять любимого питомца или получить удар от мужчины (ведь неизвестно до какого состояния слабому ребенку удалось довести такую глыбу), ринулся на улицу. Ноги несли куда-то вдаль, за оградку, в сторону небольшой опушки в темном лесу, а в ветер, вперемешку со снегом, сразу начинал заметать крохотные следы. Он не знал куда бежит, не оборачиваясь назад, терял дом из виду, сливаясь с деревьями. Позже поймет какой глупый поступок совершил, не обращаясь за помощью соседям. В спешке не успел сообразить, а стрессовое состояние только сильнее утягивало в себя.
Крона деревьев с завыванием ветра тряслась, небольшие клочья снега обрушились на голову мальчика. Его окружали огромные сосны, что могли лишь бессердечно стоять. Яша упал на колени и принялся трясти тело собаки, по щекам катились огромные капли слез. Сдерживаясь от крика, чтобы не привлечь к себе внимания диких зверей, обнимал ее, стараясь услышать биение сердца. Но его не было. Температура животного спадала, от дыхания совсем ничего не осталось, конечности начали костенеть. Шепотом молясь, прося не уходить, только сильнее прижимал к себе бездыханное тело. Понимание, что Фима теперь навечно околела, никак не могло прийти. Он ждал, будто та снова проснется, завиляв хвостом, оближет покрасневшее от мороза лицо хозяина, не мог поверить, будто теперь все прекрасные моменты проведенные с его другом останутся только в воспоминаниях. Не представлял жизнь после, потому никак не хотел ее отпускать, но рано или поздно должен был осознать происходящее. От истерики с абсолютно потерянным сознанием, дыхание сбивалось, потому, Яше осталось лишь в последний раз взглянуть на родную морду с застывшим на ней ужасом. Карие глаза, походящие на маленькие пуговки, потеряли свой цвет, живой взгляд, а кровь на морде от низких температур мгновенно засохла. Поджав губу, долго не мог наблюдать за столь жуткой картиной, и не нашел никакого другого исхода, кроме как положить Фиму в снег. Ему чудилось, будто окунули в холодную воду, отобрали самое что ни на есть близкое. Стоять над ее трупом с каждой секундой становилось сложнее.
Больше тянуть лямку тяготы казалось уже невозможным, потому Яша только мысленно попрощался, вернуться к сестре или позвать на помощь. С неумолимым страхом, с еще более дрожащими коленями, мальчик свернул на путь в сторону дома. Теперь в его голове крутилась только паника, от которой хотелось оборачиваться по сторонам, остались лишь опасения о внезапном появлении нападающего. Образ, который смутно запомнил, ассоциировался с чем-то, подобным призраку или мистическому существу, но никак не с вором. Абсолютно бесшумно пробраться в дом за несколько минут совершенно невозможно. Мог ли он спрятаться перед тем, как проникнуть? Какой истинной целю являлся визит незнакомца? Что хотел найти в разваливающейся избе? Вопросов больше, чем ответов. Переполненный тревогой, с зарождавшейся вновь агрессией, мальчик видел тусклый свет из окон, но не слышал крика или тяжелых шагов. Для него, как для ребенка, это стало знаком безопасности, но внутри все разрывалось на части, отчаяние нарастало. Глаза разбегались, и он не мог понять, куда теперь стоит пойти: к соседям просить помощь, или в дом, проверить Иду? Ходе коротких размышлений решил – если соседи откажутся от помощи, а мужчина уже проник в дом – действовать стоит как можно быстрее, опираясь только на свои силы. Не без осторожности, наконец добравшись до избы, через небольшую щель, оглядел как обстоит ситуация около входа. Конечно, начал корить себя в своих ребячливых поступках, ведь пока Яша отсутствовал, все хозяйство находилось под властью мужчины. От того он продолжал всхлипывать раз за разом.
В сенях не оказалось ни грабителя, ни крови. Только лопата одиноко валялась на полу. Замок все так же на месте, а значит, взломать его не пытались. Стараясь не издавать звуков, мальчик прошмыгнул внутрь, все так же глядел по сторонам, в надежде, что нового нападения не планируется. Пусто. Грабитель убежал, да след простыл. Еще раз оглядев небольшое помещение, убедившись в своем одиночестве, поспешно достал ключ из кармана, отварив дверь, а после, прикрыв изнутри, судорожно закрыл на ее все щеколды. Еще несколько секунд мальчик наблюдал за мирно спящей сестрой, в голове крутились воспоминания о мгновенно произошедших событиях, а на душе, казалось, образовался огромный камень, кой так неприятно тянул все в области груди. Тоска и траур заполонили все мысли, отодвинув мечты о предстоящем празднике на самый последний план. Яша знал, что такое смерть, переживал утрату близких на себе, но ничто не заставляло прежде его так горевать, как забитая собака. При его косности мышления принимать подобное казалось невозможным, но мальчик знал – ему нельзя раскисать. С того дня познал не только чувство утери, но и животного страха, с которым все вокруг окрашивается в гораздо более мрачные оттенки. Стараясь не разреветься, побежал к своей кроватке и лег ничком вниз. Все время пытался себя заверить, будто произошедшее – сон, а на утро все будет как обычно, постарался уснуть. Из-за сильного волнения, сделать это труда не составило, но ночь пролетела так, будто ее вовсе не было, закрыл глаза всего на пару минут.
Восходящее солнце нового дня не приносило таких же радостных и сладких эмоций как прежде, внутри мальчика все еще жила надежда, будто кровавой ночи никогда не было. Пробуждение началось не самым приятным образом – с криков Иды, ее зовов собаки и хлопаний по ноге, чтобы Фима, услышав звук, отозвалась. Что-то внутри Яши съежилось, заставляя мгновенно открыть глаза. Привычно нежиться под кроватью не получилось бы, казалось, уже никогда. Он чувствовал, будто виноват в случившемся, совершенно не хотел брать на себя ответственность за чужую потерянную жизнь, но знал, что матушка с сестрой в любом случае зададут соответствующие вопросы. Увиливать от неприятных диалогов Яша умел, но от тех, при которых слезы на глаза наворачиваются – никак нет. Пытаясь вернуться в сон, пока бегающая рядом Ида звала собаку, понимал, что рано или поздно этому придет конец. Нельзя провести в постели всю жизнь. Нервы будили его раз за разом, а слишком возбужденный мозг отказывался лежать. Непроизвольно, ладони сжались в кулаках, ногти впились в тонкую кожу.
– Ша! Довольно! – не отворачиваясь от деревянной стенки, произнес. – Фимы нет дома.
Девочка, вероятно, опешила. Стучание об пол крохотных ножек прекратилось, крики умолкли. Образовалось молчание. Оно накрыло огромным куполом мальчика, на несколько секунд обособив от реального мира. От стыда, взвалив на себя все образовавшиеся проблемы, Яша не мог повернуться, посмотрев в глаза, рассказать о смерти собаки. Его неуверенность, прежде отражавшаяся только на однокашниках, теперь перенялась и на общение с сестрой.
– Ты отпустил ее гулять? Совсем одну? – голос Иды задрожал, больше совсем не походил на привычный ей уверенный тембр, но она еще не понимала всей сути ситуации. – А коли в лес убежит?
– Она сама ушла, – не ожидая от самого себя, соврал. – Еще ночью, а под утро совсем пропала.
– Пойдем звать ее? Поди вернется, не глупая.
По телу мальчика побежали мурашки. В голове начали строиться легенды и множество историй, кои тот мог рассказать, исход которых сделал бы его вышедшим из воды сухим. Людей в то время учили, будто правда и честь – закон честного человека. Этого же мнения придерживался Яша, считая, что любая ложь однажды вскроется. Но тогда эти мысли ушли куда-то вглубь. В этот раз решив поразмышлять о последствии следующих действий, пришел к мысли, мол, если все узнают правду – Мария Федоровна больше никогда не уедет к своему без пяти минут жениху, а значит, детям навек придется остаться в родной, но столь наскучившей избе.
С той минуты он чувствовал, как превращается в самого двоякого, сотканного из противоречий человека. Казалось бы, вопрос простой. Врать или сказать правду? Станет ли это правдой во благо? Он прекрасно понимал, что взвалит на себя ответственность не только за мать, но и за сторожевую собаку, а уж если все-таки в деревне поселился столь жестокий человек – все усилия стоит приложить только на охрану сестры и себя самого. Вера в то, что от жизни в полупустом поселении вскоре не останется следа в ближайшее время, уверил себя в том, что стоит ступить на эту тропинку. Возможно, Мария Федоровна и не поменяла бы своего отношения к частичному одиночеству детей после гибели Фимы, а наоборот, посчитала, будто ее смерть нельзя сравнивать с человеческой, совсем не разделяя душевных терзаний своего сына. Не многие так же серьезно относились к животным, считая Фиму обычной шавкой. Для Яши она была гораздо большим, большим инда чем друг, настоящий член семьи.
Остановившись на том, чтобы умолчать как о гибели собаки, так и о ворвавшемся мужчине, подумал, что это единственное лучшее решение. Таким образом, Ида горевать не будет, не станет волноваться о возвращении нападающего, а мама продолжит производить свой план в действие. Все останется на своих местах. Все, кроме Фимы. Яша хотел чувствовать себя спасителем, которому пришлось принести в жертву близкое душе существо, а грабитель не станет воротиться, испугавшись беспощадного удара. Своим маленьким сердцем, верил, будто мужчина побоялся молодцеватого защитника, а затем удрал в страхе. Кто знает как было? Но в его голове все выглядело именно так. Ощущал, будто постарел на десяток лет где-то внутри, а его солдатская цель стала ближе. Но этот случай не тот, которым стоит гордиться – наоборот, нужно было его спрятать куда-то вглубь.
С неизменимым вялым настроением, брат с сестрой направились на «поиски» собаки. Ее звали тут и там, опрашивали соседей, но те лишь пожимали плечами. Это наводило на удивление Яшу, ведь если побег Фимы для многих малозначимая вещь, то такую громилу, посетившую прошлой ночью семью, невозможно было не заметить. Неужели и правда все спали? Больше ни к кому не наведался? Это, бесспорно, хорошо, но бесконечно странно. Задавая вопросы людям, мальчик краснел, в основном стоял за сестрой, слушая ее речи, внутри все сильнее вяло. Как бы Ида не тянулась заглянуть в лес, брат все время твердил о волках, кабанах и медведях, о том, что в целом туда соваться не надо. Смышлёная девчонка не до конца верила в байку, что Фима в один миг могла собраться, словно как обиженный человек, а после уйти из дома. Сколько бы доверчивости с наивностью не жило в светлом, еще не запятнанным гнилым миром, ребенке, она ощущала некий подвох, но никак не могла озвучить в слух. Пол дня ушло только на то, чтобы провести допрос среди населения, но однозначный ответ совсем не утешал. Пришлось вернуться домой, но никто не плакал. Яша сдерживал себя, а Ида верила, что любимица рано или поздно вернется. В ожидании она провела всю зиму, каждый раз гуляя по протоптанным тропинках, согревая красные от мороза руки. Эти три месяца были тяжелые не только морально. Холод достигал 28 градусов по Реомюру.
Глава 2. Дальние края.
Веры этой хватало ненадолго, а после возвращения матери, отсутствующей всего неделю, она совсем пропала. Яше становилось сложнее молчать, но взрослея, он понимал, что слезам и правдой беде не поможешь. Фиму уже не вернуть. Как и следовало ожидать, Мария Федоровна отнеслась к потере снисходительно, пообещав завести нового питомца, но ее сыну этого не хотелось. Вообще не известно чего он желал, ведь после смерти собаченки всю жизнь окутал мрак. Говорят, годы лечат, для Яши это оказалось правдой, но в силу своего неокрепшего детского взгляда на страшнейшую ситуацию, убийство Фимы оставило огромный след в его жизни. Потому, каждый раз, когда выпадал снег, дни близились к новому году, а окружающие сверстники вспоминали о чудном Дедушке Морозе – все это не могло не возвращать его в тяжелые дни потери Фимы. Так летели годы.
Новую собаку не завели, непрошенные гости боле не посещали избу, но страх пред настигнувшей бедой, в отличии от боли утраты, нисколько не стихал, а нескончаемые отъезды Марии Федоровны никак не приносили плодов, но все дружно повторяли про себя, что сила растет в саду терпений. Дети менялись внешне, но внутри в полной мере это удалось только Яше, успев в миг повзрослеть, его жизненные устои были обречены исказиться. В доме он стал ощущать себя не просто страшим братом, а в какой-то степени отцом. Но только в отсутствии матери. Когда вся семья была в сборе, вновь превращался в инфантильного мальчика, требуя к себе внимания. Хотя тому и стукнуло девятнадцать, пресмыкательство все так же бурлило в крови. Младшенькая спустя годы продолжала учиться писать стихи, все чаще в людской появлялись книги Пушкина, а ее подруги постоянно твердили о Есенине с Горьким, поднимались политические темы. Все считали Яшу недалеким, ведь тот никак не хотел влезать, напрочь отказываясь слушать идеи, которые приходили из соседних сел. Отказывался он и принимать, как сестра пытается приобщиться к всеобщим народным настроениям, но та лишь отмахивалась «Ничего ты не понимаешь, Яшка!».
Ида считала себя очень умной, да и все кто ее знал были согласны с этим мнением. Ее часто приводили в пример друг другу ровесники, реже – чужие родители. Всегда уложенные в длинную косу темныекудрые волосы, опрятная одежда и книга в руках. Подобный образ воспринимался, как образ скромной и начитанной девочки. Так или иначе, она все чаще витала в облаках о представлении своих работ, с выражением читала вслух дома, рассказывая за вечерней чашкой чая брату уже не о фольклорных существах, а о вполне реальных писателях. Девочка в том числе водила романы с некоторыми из деревни, но не близкие, жантильничала. Усердно работая над собой, постоянно хвасталась, что скоро поедет в большой город. Правда, спустя годы в это уже почти никто не верил, но ее речь, с присутствием сложных и красивых слов, от чего-то наводила на раздумья. Образованный человек не станет врать о подобном. Или, по крайне мере, неначитанным людям казалось именно так. Ее благочестивый до крайности характер представлял людям как светлую, почти ангельскую, девочку. На удивление, поведение Иды с незнакомыми людьми никак не менялось, когда та возвращалась в родной дом.
Ее брат, глядя на то, как медленно она растет, даже завидовал, ведь в его душе окреп тяжелый камень, косность мышления – окостенела гораздо сильнее. Яше совершенно не нравилось это духовное благолепие, но где-то внутри тоже хотелось обрезать пуповину своей бесконечной тоски и паранойи. Его мечты стать хоть немного приближенным к армии канули в вечность, пропали они, оставив следы горьких слез. В будущем он представлял себя с косой в руках, с любящей женой и двумя сыновьями, но не думал, что такая судьба может принести ему счастье. Совсем позабыв, что это такое, продолжал жить одним днем, плывя по течению реки, которая рано или поздно занесет в нужное русло. Работа по дому, ровно как и уход за сестрой, начали надоедать. Яша редко читал книги, рисовал или общался с друзьями, знакомства старался не заводить. Его единственным развлечением было гулять по лесу, собирать грибы, ягоды, а иногда рассматривать рыжих белок. Иногда ему чудилось, будто Фима, как и раньше, послушно плетется рядом. Но ее уже никто не смог бы заменить. От того новых зверей и не было. Примеряя на себя различные образы, с каждым надевая на себя новую маску, совсем запутался кем являлся на самом деле, от того полную идиллию с собой ощущал был волен только на природе. Для большинства, как бы тот не старался, мальчик казался загадочным, несколько странным. Он не понимал это, но если бы и понял, то осознание нисколько не повлияло на его жизнь. Время от времени хотел с ней покончить, но совсем не желал видеть свои кости на могильнике руконаложников, старался гнать эти мысли хотя бы до момента, когда Ида повенчается. Мать с сестрой, поверив в созданные им образы, совсем не замечали упаднических настроений родственника. Внутри него с момента смерти Фимы все начало гнить, теряя любовь и значимость ко всему вокруг. Ничего не могло заполонить огромную дыру в сердце.
