Текст книги "Среди нас(СИ)"

Автор книги: Леви Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Здесь, я был на работе – здесь, – Анатолий, повторяя одно и то же слово "здесь", начинал как-то давить на Марка, как ему показалось самому.

– Это может кто-то подтвердить? – никакие угрозы никогда бы не запугали детектива, он был непреклонен в своих вопросах.

– Да, например, мой секретарь, сейчас она правда уже ушла. Да и не только она видела меня здесь, кто угодно может это подтвердить. Я не такой уж и незаметный, хотя почти и не выхожу отсюда, – ответил Анатолий, его уголки рта приподнялись. – В основном люди, наоборот, заходят ко мне.

Марк выпрямил спину и подметил себе некоторые факты: "Вот теперь что-то начало проявляться, он положил ногу на ногу и на крутящемся кресле повернулся куда-то в сторону. Да, это пока что первые признаки его неискренности. Но зачем бы ему врать? Правда мне известна. Хотя... Есть мысли на этот счет. Но про Анатолия я могу и ошибаться".

– Ну что ж, отлично. У Ильи были знакомые, которые могли бы желать ему такое? – медленно говорил Марк, пристально всматриваясь в движения Евсеева.

– Нет, не думаю. Хотя, может быть, Марина? Где она сейчас? Наверное, уже в другой стране, – предположил Анатолий.

Марк подумал: "А с другой стороны не всегда нужно верить каким-то жестам. Вероятно, Евсеев так жестикулирует сейчас либо нарочно, так как выглядит это уж слишком неестественно, либо от жуткого волнения. Перед ответом на самые, казалось, простые вопросы он делает небольшую, но явно неоправданную паузу. Так же, мне кажется, стоит насторожиться, так как Анатолий в разговоре на каждую реплику начинает тереть горло. Все просто. Проговариваемое вранье непроизвольно сковывает все внутри, и рука начинает все ближе тянуться к горлу, чтобы снять нарастающее с каждым словом напряжение. Отсюда же это ненужное и излишнее жестикулирование. Например, необузданное желание дотронуться до шеи, лица, поправить волосы или одежду, которое он пытается всеми силами скрыть. Но, опять же, одно дело это увидеть, а другое дело это доказать. Не буду же я ему говорить: "Вы мне врете, я это заметил по вашим движениям!". Потому что вся это теория очень зыбка, глуха и не тверда, как хотелось бы. О чем я сейчас думаю? Только я так могу разговаривать с человеком и думать о своем".

– Марина то? Нет, в данный момент она должна быть в полицейском участке, – сказал Марк. Его опять задел юмор Анатолия, если это был, конечно, юмор. Да и вообще, в очередной раз подметил Марк, Евсеев вел себя как-то странно. Сначала встретил почти с улыбкой на лице, потом он резко разозлился, нервничал, сейчас же на его лице снова лежала та добродушная и приветливая улыбка.

– Там ей и место, – улыбаясь, сказал Анатолий.

– Почему же? – Марка начинало это бесить.

– Не нравилась она мне, она была какой-то "темной". Она вышла за Илью, только из-за того, что он мой сын. Тут даже и объяснять не надо, почему. Потому что у меня довольно много переполненных счетов! Я думаю только из-за этого, – ответил Анатолий и опустил вниз свою руку, немного кренясь одним плечом влево чтобы что-то достать. Потом раздался звук выдвигающегося встроенного в стол ящика, который он открыл. За все это действие он не отрывал глаз от Марка.

– Ну тогда вы понимаете, что убивать Илью было как-то нелогично. Он все-таки ваш единственный наследник, после вашей супруги, – начал Марк.

– Ну конечно я это знаю, – фыркнул Анатолий, переворачивая что-то и копошась в своем ящике.

– Тогда зачем ей убивать Илью? – Марку очень нужен был ответ на этот вопрос. Наверное, все-таки хорошо, что сюда пошел именно детектив Игнатьев, а не Вадим.

– Не знаю, со стороны она такая тихая, но взгляд у нее был не здоровый. Да и к тому же из-за нее, я мало общался с сыном, – Анатолий, наконец, что-то нашел в столе. Он достал белую пачку сигарет, Марк не успел разглядеть фирму изготовителя, Евсеев достал одну и вставил ее в зубы, – Будете? – спросил он, протягивая открытую пачку Марку.

– Нет, спасибо, я не курю, – ответил ему детектив и вспомнил, что, судя по запаху, который стоял в этом кабинете, когда он вошел, Анатолий сегодня вообще не курил.

Теперь было видно предельно ясно, что он все-таки нервничает. Хотя и пытается это скрыть. Анатолий вынул из кармана зажигалку в виде железного прямоугольника с выгравированным изображением скорпиона, скорее всего кто-то такую ему подарил, вряд ли бы он сам себе купил ее. Человек, любящий антиквариат и все вроде этого, судя по интерьеру кабинета, скорее бы купил себе что-нибудь из старинного раритета. Марк продолжил его спрашивать:

– То есть, вы почти не общались?

– Илья звонил мне, когда ему было что-то нужно. А так, просто чтобы поболтать со мной или встретиться, то нет, он уже как два года для меня просто существовал. Последнее время он вообще мне не звонил. Поспрашивайте лучше Марину об этом, она его настроила против меня – Анатолий затянулся, выдохнул дым и стал смотреть в правую сторону, на один из торшеров. Было видно, что он не хотел больше разговаривать с Марком, поэтому детектив решил немного притормозить.

– Ладно, тогда лучше потом вернемся к этой теме. А кроме нее, еще кто-нибудь мог это сделать, как вы думаете?

– Я же говорю, я мало общался с ними. Я лишь только помню, что в последний раз, когда мне звонил Илья, он, как всегда, просил денег в долг. Но мне это надоело, и я сказал нет.

– Понятно. А вы долго работаете в этой сфере? – спросил Марк и отвел глаза от Анатолия. Ему надоело это постоянное чувство, когда смотришь своими глазами в почти что затылок собеседника и надеешься, что тот, с кем ты говоришь, наконец, повернется к тебе, но Анатолий, о чего-то расстроившийся, все еще продолжал смотреть на тот торшер, показывая своим видом, что он не хочет больше говорить ни о чем.

– Да, можно сказать и так.

– Почему тогда Илья не работал с вами рядом, вы бы могли его пристроить поближе к себе, я думаю. Тогда бы вы больше общались, и возможно, ничего бы не случилось.

– Я в свое время всего добивался сам. Того же и ему желал. Как когда-то сказал древнекитайский философ Лао-Цзы: "Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день. Научи человека ловить рыбу, и он будет сыт всю жизнь".

– Да, с этим я согласен, но вы ведь все-таки не научили его "ловить рыбу", вы его кинули на произвол судьбы, – сказал Марк. Ему было странно, что Анатолий никак не поддерживал связи со своим сыном, да и к тому же не помогал ему. Конечно, он был не обязан это делать, но все-таки, хоть попытался бы позвонить или хотя бы уделить хоть чуточку внимания.

– Мне вот интересно, какое это имеет отношение к протоколу? И я что-то не вижу, чтобы вы что-либо записывали.

– С этим не волнуйтесь, я прекрасно все запоминаю, – успокоил его Марк, сложив свои руки в замок.

Анатолий Евсеев многозначительно посмотрел на него. Марк все бы отдал, чтобы узнать, что происходит у его подозреваемого в голове. Может Анатолий вспоминал, все ли улики он успел спрятать или уничтожить? Или размышлял, правильно ли он попытался все свалить на Марину? И есть ли у нее алиби? Или он думал о том, тому ли киллеру он заплатил за убийство, и правильно ли тот все сделал? Или все-таки допустил какую-то оплошность? А, возможно, он просто-напросто скорбел по своему сыну? Или, может, и нет? Мы этого пока не узнаем.

Но после трехминутного молчания Анатолий Евсеев все-таки заговорил, но, в общем, создалось такое впечатление, что лучше бы он продолжал молчать:

– Знаете, я думаю на сегодня хватит вопросов, вам пора заняться делами поважнее, например, найти убийцу моего сына! – сорвался Анатолий и развернулся в кресле к окну.

Сейчас он больше походил на мелкого обиженного мальчишку, которого не послушали или что-то не разрешили ему, он сложил руки, отвернулся и замолк, его лицо покраснело. Но все-таки теперь Марк не мог разобрать: обида это, сожаление, скорбь или все-таки пылающий внутри него гнев? Скорее всего и то, и другое.

Детектив посмотрел на окно и понял, куда смотрит Анатолий. На подоконнике стояла небольшая баночка с антидепрессантами. Марк узнал их, так как год назад их пил Вадим. Теперь ему стало понятно, почему у директора такое странное поведение, вспомнив, что такие же странности происходили тогда и у Вадима от этого лекарства. Зато, как говорил ему брат, благодаря этим антидепрессантам он быстро пришел в норму.

– Ну ладно, тогда я пойду, – ответил Марк и глубоко вздохнул.

Анатолий ничего не сказал, он только кивнул головой, и то, куда-то в сторону. У детектива было еще очень много вопросов, но он не посчитал нужным их сейчас задавать, лучше потом. А то, казалось, что Анатолий все еще кипел, он был готов сейчас взорваться, поэтому Марк ничего не стал говорить, он встал со стула и ушел. В данный момент это было единственное правильное решение.

Возможно, людям из разных социальных слоев никогда не понять друг друга. Они будто бы все живут в разных мирах, хоть и часто пересекаются. И чтобы перейти из одного мира в другой, в одном случае нужно немало сил, а в другом наоборот. Обычно такие люди ненавидят друг друга, но, к сожалению, большую роль в этом играет непонимание.

Непонимание – это основа, которая заложена во всем. Именно от непонимания мы идем на крайние меры, именно от непонимания мы совершаем глупые поступки и именно от непонимания мы делаем страшные вещи. От того они и страшные, потому что их не понимают люди. Человечество всегда будет осуждать то, что не понимает. Как говорил французский писатель и основоположник реализма в европейской литературе Оноре де Бальзак: "Там, где все горбаты, стройность становится уродством". Так было и будет продолжаться всегда. Эта та фраза, которая не имеет срока годности.

Проблема, которая возникла между Анатолием Евсеевым и Марком Игнатьевым, была спровоцирована одинаково с двух сторон, а посередине находилось то самое непонимание. Тут даже и не в препаратах дело. Конечно, можно было бы на это свалить, но это получилось бы нечестно. Если бы они оба нашли все-таки общий язык, то каждому из них было бы намного легче. Со стороны Анатолия была уже заплачена немаленькая сумма денег Марку, поэтому Евсеев ожидал, что детектив будет лестным и угодливым перед ним, но он ошибся. Такое поведение не для Марка, на него это не похоже. Да и к тому же Анатолий, возможно, предполагал, что они рано или поздно пересекутся, но не в таких условиях, конечно. А детектив Игнатьев ожидал увидеть поникшего, убитого горем старика, но он увидел полную противоположность своим представлениям. Это все было основой того, что они вряд ли когда-нибудь найдут общий язык. Но благо, что вся эта встреча закончилась более-менее хорошо, а не так, как она закончится у следователя Вадима Игнатьева в полицейском участке.

VII. Марина Евсеева

Тем временем, в полицейском участке ожидала Марина Евсеева. Пока что с ней находился тот самый психолог, который был тогда в их доме на момент смерти Ильи. Вадим Игнатьев бодрой походкой выйдя из дома шел к месту, где должен был осуществляться допрос, на этот день, пока что, главной подозреваемой.

На улице немного распогодилось, дождя и снега не было, хоть стояла еще неприятная сырость. Вадим шел, не оглядываясь по сторонам, когда переходил дорогу, он сильно спешил, так как немного задержался дома. Голова его больше не болела, и желудок теперь не доставлял тоже никаких проблем. Следователь был одет так же, как и утром, правда, стало чуточку теплее, в отличие от ранних часов.

Игнатьев задумался о том, что когда ходит пешком, он ничего не замечает вокруг. Очень рассеянный. В данный момент он подметил, что идет и не смотрит по сторонам, ни на дорогу, которую переходит, ни на людей вокруг, ни на что. Случалось, это довольно часто. "Пора переставать так делать," – подумал следователь.

Его машина в последнее время была не в лучшем состоянии, и в основном она стояла больше на стоянке, чем у дома, что его очень огорчало. А денег на починку ее не хватало долгое время. Вот, Марк тогда возмущался насчет "щедрого" отношения Анатолия к Илье, а сам, когда Вадим попросил у него денег в долг на ремонт машины, отказал, хотя мог бы пойти на уступки. Вадим знал про его жлобство, но не обижался, все время надеясь, что когда-нибудь Марк пересмотрит свое ненормальное отношение к деньгам.

Следователь задумался, включилось его воображение и он, глядя просто вперед прямо или иногда под ноги, шел, думая о чем-то, о своем.

Его воображение было слишком богатым, ему надо было выбирать профессию писатель, а не следователь. Хотя он не выбирал, а пошел на поводу. Зачастую Вадим забывался в своих мыслях. Самым безобидным было то, что он мог легко пройти мимо нужного места на автомате. Также бывало и так, что Вадим Игнатьев мог начать с кем-то разговаривать, но через несколько минут, через короткое время, когда ему надоедало слушать собеседника, он просто-напросто отключался.

Иногда даже были моменты, когда он сам начинал беседу о чем-то интересующем его, а потом когда начинал говорить тот, с кем он об этом говорил, Вадим его переставал слушать и забывал то, что хотел поведать ему. Хоть так часто и бывало, но только не на работе, он очень ценил труд Марка, когда тот помог ему дойти до ранга "следователь", поэтому видя сколько Марк Игнатьев затратил на это сил, он просто не мог бросить эту работу, хоть и не любил ее.

Да кто вообще в наше время любит свою работу? Процентов пять-десять? Или, конечно, может быть побольше? Это не важно. Важно то, что такие люди существуют и их немало. Это большая проблема для современного общества. Ладно, если это профессия такая же, как и у Вадима, он хотя бы пытается добросовестно работать, а если это какой-нибудь врач, и он совсем брезгует своей профессией? А если этот врач чего-то боится, например, крови? Тогда очень сложно представить какой из него будет специалист.

Вадим Игнатьев, просто ненавидящий свою профессию, был другим, он был совсем другим, он ненавидел все это, но все-таки пересиливал себя и работал. Он всегда себя спрашивал: "А где мне будет еще лучше?" Верный и единственный правильный ответ – нигде.

Он уже подходил к полицейскому участку, конечно, он и не надеялся добиться расположения Марины Евсеевой, поэтому уже знал, что нужно готовиться к худшему. Но и подумать не мог, что худшее нужно было ожидать не от Марины, а от самого себя.

Вадим открыл входную дверь полицейского участка и свернул к стойке, где стоял один полицейский, который знал обо всем и обо всех. Он обычно ничем дельным не занимался, зато посплетничать, он был в этом деле мастак. Поэтому то, что нужно было узнать, узнавали в основном у него. К нему подошел Вадим и спросил, что здесь где-то должна находиться Марина Евсеева и тот, естественно, ответил где она и с кем она.

Вадиму ничего не оставалось, как пойти по лестнице на нужный ему этаж, в нужный кабинет, хотя он хотел задержаться у "сплетника" и узнать последние новости. Но как бы ему не хотелось остаться, он против своей воли поплелся наверх.

К огромному сожалению, пришлось по непонятным для него причинам идти разговаривать с Мариной в самый худший кабинет с просто отвратительными условиями, он пообещал себе потом обязательно узнать почему так получилось.

Когда Вадим зашел, он был немного в шоке. Здесь, именно в этом месте следователь давно не бывал. Да и последний раз он сюда забрел по ошибке. Тут было не очень чисто и плохо освещено. Темно-зеленые стены, покрытые обычной краской, люминесцентный светильник на потолке, состоящий из четырех лампочек, две из которых нормально не работали, а нервно мигали каждую минуту. Небольшой деревянный стол посередине комнаты и два стула около него. Какие-то бумаги в углу комнаты, папки и другие не очень нужные вещи. Пыль на подоконнике. Очень маленькое окно. В общем, больше ничего интересного.

Возможно, это когда-то была комната, где устраивались допросы, поэтому здесь такой минимализм. Да и зеркало сзади, которое только с этой стороны смотрится как зеркало, но с другой как обычное стекло, указывало на этот факт. Странно, сколько Вадим проработал в этом полицейском участке, именно здесь, в этой комнате, он был от силы второй раз. "Интересно, почему? Ответ не ясен", – спросил он себя.

Этот полицейский участок был довольно старым. Но его постоянно и своевременно ремонтировали. Часто текла крыша, и было очень холодно, пока не поменяли все окна. Но зато снаружи он выглядел довольно неплохо. Белое трехэтажное здание за большим, выкрашенным опять же в белый цвет забором. Большие ворота и куча камер наблюдения. В общем, все как надо. Но как бы хорошо все не выглядело с наружи, необязательно, что все так будет хорошо смотреться изнутри. И это место тому доказательство.

– Здравствуйте! – не успел Вадим войти, как с ним уже поздоровался психолог, Марина промолчала. Следователь кивнул ему головой, про себя подумав: "Кто это?". Вадим хотел было спросить это, но тут же остановился, вспоминая тот случай, когда Марк посмеялся над ним в машине, что тот не знает недоучившегося врача Сашу Ковлинского.

– Долго меня ждете? – задал вопрос Вадим, глядя на Марину.

– Нет, но вы могли бы и поторопиться, – ответил ему психолог и встал со стула, придвинув его на место. – Почему опоздали? Попали в пробку?

– Да, – ответил Вадим, улыбнулся и посмотрел на часы и понял, что благодаря его ускоренному шагу, он опоздал всего лишь на пятнадцать минут, неужели это так много?

– Ваш брат сказал, что у вас сломана машина, так как же вы попали в пробку? – начал придираться к нему психолог.

Он встал напротив Вадима и сложил на животе свои руки. Он был намного выше, чем следователь Игнатьев, поэтому последнему пришлось бы поднять голову что бы посмотреть на него, но он лишь наклонил ее в бок и посмотрел исподлобья, и это со стороны выглядело как Вадим с большим презрением и недовольством относится к нему, и его высокий рост на него не производит никакого впечатления.

Но на самом деле следователь об этих вещах не думал, он считал это мелочь, что при таком выражении лица он выглядел очень язвительно. Хотя ему и вправду не понравилась эта чересчур большая придирчивость психолога к нему.

– Я ехал на такси. И вообще, кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался? – ответил ему Вадим. Сказать именно так было гораздо лучше, чем ответить, что следователь опоздал, потому что долго ел у себя дома. Да и к тому же опоздание на пятнадцать минут, не считалось для него опозданием.

– Что ж ладно, тогда я пойду, – ответил ему психолог, подчеркнув свою воспитанность и интеллигентность тем, что не заметил вопроса Вадима и ушел.

Следователь подумал, что если он не счел того человека – хорошим человеком, то в дальнейшем они скорее всего не пересекутся, а с Мариной он решил, что обойдется без всяких любезностей, потому что психолог его здорово разозлил, и если он оденет добрую маску и будет из себя корчить хорошего, то он просто с ума сойдет от вездесущего ханжества.

Вадим, конечно, извинился, что именно тут им придется разговаривать, но Марина, не обратив на него внимания, показала своим видом, что ей все равно. Она была полностью противоположна по настроению Анатолию. Марина была неподвижна, смотрела только в одну точку и отвечала на вопросы следователю четко, коротко и ясно. Конечно, мысли ее были не об этом, ее мужа убили, и это не самоубийство, но главное то, что ее, как и всех, тоже подозревали в смерти Ильи. Но с другой стороны у Вадима было на самом деле впечатление, будто бы Марина чего-то скрывает, хотя то, что сказал Анатолий про нее, следователь не знал. Он попытался разбавить тишину:

– Кто это был? – спросил Вадим.

– Психолог, – поверхностно ответила она.

Следователь понял, что она ответит на все интересующие его вопросы безоговорочно.

Ее кожа была вся бледная, по сравнению с ее красными щеками. Игнатьев говорил очень медленно, потому что ему казалось, что Марина думает о другом и не совсем его понимает. Кто же знает, что творится у нее в голове? Хотя, ответ очевиден. Иногда Вадим задавал один и тот же вопрос по два раза, но он был уверен, что она на него ответит. Следователь не разбирался в психологии, хотя она ему здесь все равно мало бы помогла. Возможно, это было даже плюсом для следователя, как уже говорилось, Вадим не очень то любил возглавлять какие-то расследования, и вопросы он придумывал на ходу, в отличие от Марка, у которого всегда была своя определенная схема. Поэтому эти паузы, эта неторопливость Марины давала возможность следователю хорошо подумать, а потом уже говорить. А сама она сидела, не шевелившись и продолжала смотреть в пол, покрытый изношенным линолеумом. Вадим продолжил:

– Чем вы занимаетесь, Марина? – задал вопрос следователь.

– Я учитель, но иногда еще подрабатываю в другой отрасли, – в полголоса сказала она.

– На вашей работе были те, кто хорошо знал вашего мужа?

– Нет, – опять в полголоса ответила она.

– А вы сами знали кого-нибудь у него с работы? – спросил он ее.

– Да, знала. Хотя это, можно сказать, и не с его работы, – здесь Вадиму показалось, что Марина, сказав эти слова, немного оживилась, и это было так. Главное, что он сумел ее немного разговорить.

– Кого же? – уточняя спросил он.

– Моя знакомая – Рита Хогина. Я ее с самого детства знаю. Она, в общем, хотела сделать репортаж о работе Ильи, – Марина закрыла лицо руками. – Какой ужас! Это она во всем виновата!

– В смысле? – задал вопрос Вадим. Слова Марины ввели его в ступор и ошарашили.

– Я не могу вам объяснить.

– Ну как так? А вы все-таки попытайтесь, хоть это и будет принято во внимание, но перекидывать на кого-то стрелки, без оснований лучше не стоит, – сказал следователь.

Марина опустила руки и сидела молча, где-то секунд тридцать, а Вадим успел за это время даже полазить немного в телефоне. Он продолжил.

– Ну, хорошо, как вы думаете, зачем она это сделала?

– Я не знаю, – Марина снова будто оживилась и повысила тон, он стал каким-то более раздраженным и разгневанным. "Сумасшедший дом какой-то," – подумал Вадим.

– Ну, тогда с чего вы взяли, то, что именно она могла это сделать? – спросил он.

– Я не могу объяснить это, – и тут она даже подняла свои глаза и посмотрела на Вадима. Секунд пять она не отрывала глаз от него, ее лицо напряглось, было ощущение, что она будто бы что-то вспоминает. И тут все-таки она начала говорить. – Я где-то вас уже видела.

– Не думаю, – ответил ей Вадим, помотав головой. Он то, ее точно не знал, хотя он и мог где-то с ней познакомиться, а потом забыть про это. Но здесь Вадим точно был уверен, что Марину он видел в первый раз. – Вы меня с кем-то путаете, я вас первый раз вижу, – следователю показалось, что все это дело Марину как-то вдруг перестало волновать, в ее словах теперь он заметил безразличие и апатию, и даже некоторое презрение к себе.

– Я слышала о детективе Марке Игнатьеве, он работал с вами, да? Он тоже ведет это дело?

– Да, ведет, – сказал он, подумав: "Так вот откуда ноги растут". – В полиции тоже успешно раскрываются дела, на нас вы тоже можете положиться, – сказал Вадим и улыбнулся. Он надеялся увидеть такую же реакцию со стороны Марины, но она, наоборот, нахмурилась. Будто бы следователь Игнатьев сказал что-то обидное.

– Вы издеваетесь? В полиции есть люди, на которых можно положиться? Да половина из вас продажные свиньи или заговорщики, а другая половина такие же умные, как овощи. Поэтому странно, что вы так считаете. Многие люди пострадали из-за вашего отношения к работе, а полиции будто плевать на это! Не пойми что здесь твориться, – она будто бы сорвалась в этот момент с цепи, но к концу своих слов все-таки взяла себя в руки.

Один уголок рта Марины чуть приподнялся, брови опустились, а глаза сузились. Казалось, что она сейчас просто взорвется. Вадим не выдержал и засмеялся, это выглядело не очень нормально, да и еще при такой обстановке, к тому же находясь с той, которая этим утром потеряла мужа. Но это скорее было похоже не на смех, а на преувеличенную ухмылку. Да и к тому же Вадим смеялся не над ней, а над тем, что она сказала, над ее неосведомленностью. Следователь был уверен в том, что она не права. Конечно, он в этом серьезно ошибался.

Марина, наверное, решила, что он смеется над ней, и Вадим спустя некоторое время это заметил, поэтому он взял себя в руки и решил попытаться ей объяснить, что вызвало в нем такие смешанные чувства:

– Вы совершенно не правы. Просто я работаю в полиции, и уж за себя я точно ручаюсь. К тому же, ваш вселюбимый и всехвальный Марк тоже начинал здесь работать.

– Почему же сразу всехвальный? У вас что, мания величия? Или ненасытная зависть? А насчет детектива Марка Игнатьева, я вам вот что скажу: от работы в полиции он ушел. И это о многом говорит, не так ли? – ответила ему Марина.

Вадим понял, что с ней лучше не спорить, и ему начинало это уже не нравиться, ведь с одной стороны она была права, а с другой Вадим никогда не признавал свою неправоту, он считал, что когда он не прав, он все равно прав. И он ненавидел, когда с ним кто-то спорит. Поэтому следователь, забыв о рамках приличия, уже не мог отступать:

– Вы это у него сами спросили? Про то, что здесь дела обстоят совсем хреново, – повысив голос, спросил он.

– Вообще-то, я не собираюсь открывать вам источники, откуда я беру информацию, ведь если... – начала говорить она таким же тоном, но Вадим ее перебил.

– Вообще-то? Вообще-то я Марка вижу по десять раз в сутки! И я иногда не знаю, куда просто от него деться! Да и к тому же он мой брат. И между прочим, я знаю его, как никто другой. А ты меня еще учить собралась? Как только я его увижу, я обязательно его об этом спрошу! Даже нет, я ему скажу, чтобы он вам лично обо всем этом рассказал! А теперь я вынужден уйти, потому что продолжать говорить на эту тему я больше не могу, у меня помимо вас еще куча работы! До свидания! – тут Вадим окончательно сорвался.

Как же ему надоело выслушивать восхищения, похвалы и все остальное в сторону Марка. Да, никто не ожидал такого поворота событий, даже он сам. Вадим хотел выйти проветриться на несколько минут, а потом снова вернуться сюда.

Были времена, когда он радовался с Марком над его успехами, он был счастлив, что хоть у кого-то все удается. Потом, некоторое время спустя, началась стадия безразличия, и Вадим нейтрально относился к тому, что он мерк в тени вездесущего Марка, так как замечали только его. Например, на улице, когда с ним кто-то здоровался, его не стесняясь называли братом Марка, это не Вадим, нет. Это всего лишь брат Марка. Вадим поначалу относился к этому нормально, но теперь это его сильно раздражало. Обобщая, следователь Игнатьев нужен был лишь для того, чтобы спросить у него что-нибудь про его небезызвестного сводного брата. Хотя, конечно, Марк заслужил такое отношение к себе, так что в какой-то крайности Вадим требовал того, чего сам добиться не мог.

Везде он.... Марк, Марк, Марк.... Потом ему стало это немного надоедать. Вадим попросту пытался избегать лишних вопросов и других вещей, относящихся к детективу Игнатьеву. Но теперь следователя это настолько сильно достало, что он не смог удержать все недовольство внутри себя. В нем не было зависти, он никогда не ставил мысленно себя на место брата. Хоть у них и часто были разногласия, а бывали они довольно часто, Вадим относился к нему, как к некой опоре. Но на самом деле, до этого дела он мало общался с Марком. Нет, конечно, они часто друг с другом пересекались, говоря друг другу: "Привет!" и спрашивая: "Как дела?", узнавали о последних новостях, и на этом их общение часто заканчивалось.

На самом деле, это все очень сложно понять и объяснить. Раньше они работали вместе, и все было очень хорошо, они были как два лучших друга, и ничего не могло встать у них на пути, все проблемы и сложности решались вместе. Но потом, когда детектив ушел из полиции, они перестали общаться на какое-то определенное время. У Марка Игнатьева не хватало на это времени, а Вадим Игнатьев нашел ему замену в виде другого напарника – Максима Гришина. Сейчас казалось, что все наконец-то встало на свои места, все вернулось к исходной точке.

Тем не менее Вадим сейчас открыл глаза, которые он, как ему казалось, держал закрытыми где-то около пяти секунд и посмотрел на Марину. Но на самом деле это было не так. Вадим отключился на пять минут, а не секунд. Он все еще сидел на стуле напротив допрашиваемой. Марина смотрела на него, как на сумасшедшего.

Конечно, никто не ожидал такого поворота событий. Даже Вадим про себя подумал, что все-таки что-то странное с ним происходит. Он перегнул палку, да и не просто перегнул, а сломал ее. И, после минутного молчания после некой "отключки", следователь Игнатьев резко встал со стула, задев с грохотом своим телом стол, который отодвинулся от удара примерно на десять сантиметров. Он хотел придвинуть его на место, но руки его не послушались. И он стремительным шагом просто взял и вышел из комнаты, ничего не сказав. Повернув в коридоре направо, он резко затормозил. Вадим понял, что совершает огромную ошибку.

Он остановился, подумав: "Нельзя так все это оставлять". Следователь набрал побольше воздуха в легкие, тем самым успокоив себя, развернулся и снова вошел в ту дверь, за которой сидела Марина. Она посмотрела на него все тем же недовольным лицом, которое жутко взбесило тогда Вадима. Все в ней бесило Вадима. Вообще все. Ее движения, ее голос, ее взгляд. Он не видел ее настоящего лица. Конечно, на самом деле у нее оно было серым от слез и от шока, из-за утренних событий, но Вадим этого не видел, он видел нечто иное.

В его кармане лежал целлофановый пакет, он лежал там еще со вчерашнего дня, откуда он там появился, Вадим не мог вспомнить. Ему в голову прокралась мысль о сегодняшнем убийстве, где же он был утром? Но нет, Вадим отвергал любую такую мысль, он был уверен в себе, что утром он точно находился дома и в то время вообще спал.

Он запер дверь и подошел ко столу.

– Вы, правда, думаете, что все так в полиции плохо? – улыбнулся Вадим, обходя стул, на котором сидела Марина.

Сказав это, Вадим был уже за ее спиной. Марина же сидела на стуле и продолжала смотреть в пол, слева от себя. Она даже не успела сказать: "Нет", хотя пыталась. Марина открыла рот, чтобы произнести это слово, но Вадим накинул на ее голову пакет и стал сжимать его на шее.

Пакет то сжимался, то наоборот, надувался от ее горячего дыхания. К концу всего целлофан изнутри запотел от воздуха из легких Марины, которые уже, к сожалению, не функционировали. Перед ним уже сидела не Марина Евсеева, Вадим не видел ее лицо, но с точностью уже мог определить, что спасти ее не удастся. Он обошел вокруг стола, посмотрев на труп с другой стороны. "Теперь то она выглядит куда лучше", – подумал следователь.