Текст книги "Аквалон"

Автор книги: Лев Жаков

Соавторы: Илья Новак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А дальше? Этих денег все равно не хватит, чтобы… И откуда у тебя это? – спросил Тулага.

– Экуни подарил.

Он резко сел, выбросив вперед руку, схватил ожерелье и дернул, желая сорвать, – ахнув, Гельта подалась вперед и упала на него.

– Отпусти! – выдохнула она. – Отпусти, не надо!

Тулага разжал пальцы, взял принцессу за подбородок и приподнял ее голову – большие глаза обратились к нему.

– Сними! – велел он. – Положи назад, закрой и больше не показывай мне.

Гельта отстранилась, сев на краю постели, начала снимать украшение. Гана сказал:

– Я не возьму это. Да и как ты объяснишь ему, куда делся подарок?

Осторожно положив ожерелье в футляр и закрыв крышку, принцесса осталась сидеть спиной к Гане, наклонив голову и сложив руки на коленях. Он сначала повернулся на бок, потом сел рядом и крепко сжал ее запястье.

– Скоро будет светать. Надо идти.

– Ты не сможешь… – сказала она. – Не сможешь ничего сделать за два дня.

– Пока что я могу спуститься не по стене, а по лестнице, – произнес Тулага, вставая и начиная одеваться. – Тебе показывали дворец? Расскажи мне, что находится внизу.

* * *

На всем Суладаре у него не было друзей. Никто не станет помогать преторианцу-метису, а если узнает, что Тулага – бывший пират, то поскорее сдаст его прокторам за вознаграждение в пару монет. Раздобыть денег Гана мог только во дворце, и потому он бесшумно пробирался по лестницам и коридорам, сжимая в руках ножи. Он миновал комнату, где спали служанки, затем большое помещение, по которому бродил некоторое время, разглядывая длинные пустые столы, стулья и кресла. Прошел несколько запертых кладовых, библиотеку, столовый зал и нигде не встретил ни одного человека. Дверь в башню была заперта снаружи; когда Тулага приник к узкому окошку рядом с ней, то увидел белокожих стражников. Эти были одеты и вооружены не так, как онолонки Уги-Уги: на обоих кольчужные рубахи, штаны с железными бляхами и высокие сапоги, в руках – двуствольные ружья, на широких ремнях – рапиры и пистолеты.

Донесся приглушенный скрип, и в поле зрения въехала крытая повозка, запряженная двумя лошадьми. С козел спрыгнул черный имаджин в одежде, какую обычно носят матросы, раскрыл дверцу. Из повозки выбрался человек в красном плаще до пят. Тут же откуда-то сбоку появился, широко шагая, облаченный в светлые одежды высокий худой мужчина с каштановыми волосами, бородкой и усиками. За ним шел очень крупный чернокожий в желтых шароварах, с обнаженным торсом. Через правое плечо был перехлестнут ремень висящей на боку кривой сабли. В руках здоровяк держал факел.

Тулага прижался лбом к стеклу. Этих двоих он видел на дороге возле коралловой стены: принц Суладара и капитан дворцовой стражи. Гельта тогда назвала его имя… Трэн Агори, убийца, сбежавший с Купеческих Плотов. Рука крепче сжала рукоять ножа. Принц, жених Гельты Алие! Убить его – и никакой свадьбы не состоится вообще.

Рон остановился перед вылезшим из повозки человеком, в котором Гана наконец признал моряка, скорее всего наемника купцов. У него также была темная кожа, но все-таки немного светлее, чем у матроса. Опершись о церемониальный посох, гость коротко поклонился.

– Дела требуют спешки, ваше высочество… – донесся до Тулаги приглушенный стенами башни голос.

– Мы будем говорить в библиотеке, – ответил Экуни Рон. – Следуйте за мной.

Гана отпрянул от окна, когда принц и трое имаджинов направились к башне. Он оглянулся на темную лестницу, лихорадочно обдумывая, что делать дальше. Заскрежетал ключ в замке, и Тулага побежал к лестнице.

Глава 12

Книг в королевской библиотеке было не слишком много, помещение предназначалось скорее для приема важных гостей или уединенных размышлений, чем для чтения. Все же здесь стояли четыре высоких стеллажа, полки которых занимали тяжелые фолианты в кожаных обложках, рукописи и свертки пергамента. На другой стороне, под окном, в полутьме виднелись стол с парой кресел.

Все это Тулага окинул одним быстрым взглядом и сразу метнулся за дальний шкаф, торцом примыкающий к стене.

Он только успел пригнуться, когда заскрипела дверь. Стало светлее: огни трех свечей, горевших в высоком подсвечнике, озарили помещение. Опустившись на колени, Тулага в просвете между полками увидел принца, Трэна Агори, гостя и кучера. Последний держал в руках подсвечник.

– Прошу за мной, – сказал Рон, шагая между шкафами. Гость последовал за ним, слуга и охранник держались позади. В своем ненадежном укрытии Гана замер, припав лицом к стеллажу, не дыша: Экуни Рон прошел в каком-то шаге от него и сел за стол под окном. Имаджин устроился напротив, кучер поставил между ними подсвечник.

– Желаете что-нибудь выпить? – спросил принц. – Еда, закуска?

– Нет, – ответил гость.

Рон велел Трэну Агори: «Оставь нас», а имаджин кивнул своему слуге, и оба они ушли. Судя по звукам, не покинули помещение, но остались под дверью, достаточно далеко, чтобы не слышать беседу за столом, но так, чтобы узнать, если разговор перестанет быть мирным.

– Ну что ж, я слушаю, – сказал принц.

– Меня называют Влад Пиранья, и я представляю здесь Купеческие Плоты, – произнес его гость негромким, но очень самоуверенным, веским голосом. – Процветание Суладара во многом зиждется на услугах, которые оказывали этим островам воители: торговля обогатила многих прибывших сюда бледнолицых и дала работу туземцам. На Да Морана, Атуе, Эка-Оре, Малае и прочих островах были основаны купеческие фактории, исправно платящие налоги в королевскую казну. Однако некоторое время назад прайды гаераков попытались распространить свое влияние от Арок Фуадино вплоть до Южного Завихрения. Я слышал, что львиным людям помогал правитель Змеедана… Впрочем, сейчас не это главное. Так или иначе, война между Плотами и гаераками отрезала купцов от Суладара. Недавно мой флот смог наконец отбросить армаду облачных колес к Аркам и вновь открыть путь для мирных купеческих скайв. И что же увидели господа капитаны и господа привилегированные интенданты, после долгого перерыва добравшись до Суладара? Люди, бывшие когда-то по большей части лишь наемными администраторами, – управляющие и счетоводы завладели их наземным и облачным имуществом. Фактории объявлены самостоятельными торговыми домами!

– Не все были наемными управляющими, – возразил принц. – Многие из них вложили в предприятия свои деньги.

– Без сомнения, кое-кто владел акциями, но никогда – контрольными пакетами. К тому же…

– А это ваше «торговля обогатила белых и дала работу туземцам»… – вновь перебил Рон. – Это вы о чем? О том, как посланники купцов напаивали синекожих и те приходили в себя уже на плантациях под бичом надсмотрщика? Или о том, как корабли купеческих воителей топили розалинды независимых рыбаков?

Воцарилась тишина. Из своего укрытия Тулага наблюдал за тем, как Влад Пиранья, командор военного флота Купеческих Плотов, уставился на принца недобро поблескивающими в огне свечей глазами.

– Мы оба прекрасно знаем, как обстояли и обстоят дела, – произнес Экуни Рон. – Я устал: последние дни выдались чрезвычайно тяжелыми. Говорите: чего хотят купцы?

– Вернуть фактории, – тут же откликнулся собеседник.

Рон взмахнул рукой.

– Что ж, Канструкта поможет вам…

– Нет. Ваше высочество знает, что произошло вчера? Господин привилегированный интендант с Плота Бреш, прославленный купеческий воитель Роллин Грог лишился носа! Вместе с несколькими слугами он…

– С пятью вашими соотечественниками пришел к Дишу Длогу, чтобы забрать приходные книги и деньги из сейфа, – подхватил Рон. – Двух имаджинов убили, самому купцу кто-то отсек нос. Остальные ретировались. Да, мне докладывали. А знаете ли вы, что в эту факторию Длог и покойный Дарейн вложили большие суммы? Доля Плотов в ней была не так уж и велика.

– Хорошо, но сейчас речь идет о другом, – откликнулся гость. – Скорее всего, теперь торговцы договорятся с канструктианской церковью на Суладаре, выделят некоторые средства в пользу «Пути Прочь от Канструкты»… мы ведь с вами знаем, как это бывает? Пройдет немного времени – и вот уже все священники часть своих проповедей посвящают рассказу о том, что купцы являются исчадиями мирового низа, и настраивают мирных жителей против Плотов. А еще нам кажется, что ваши торговцы ведут переговоры с Уги-Уги. Или уже договорились – или собираются договориться. Возможно, только общеизвестная жадность туземца мешает им…

– О чем договориться? – спросил Рон. Из своего укрытия Тулага заметил, как поморщился имаджин, когда принц в третий раз перебил его, как блеснули глаза гостя. Влад Пиранья привык командовать и не обращал особого внимания на титул собеседника.

– О защите, конечно. Уги-Уги приказывает своим прокторам защищать фактории, те платят ему… Не приходили ли торговцы с подобным предложением и к вам?

– Нет. Но в любом случае – это не ваше дело.

– Едва ли, ваше высочество. Деньги Плотов… – нога, обутая в сапог с мягкой подошвой, стукнула по полу, – деньги Плотов в фундаменте этого дворца. На них основано владычество Ронов Суладарских.

– Когда-то семья Ронов приплыла сюда с Бултагари, – холодно ответил принц.

– …И корабли, на которых Роны приплыли, были куплены на одолженные у купеческих воителей деньги, – подхватил имаджин, упершись кулаками в стол и медленно вставая. – Теперь же они, купцы, хотят вернуть свои вложения…

– «Они», – повторил Рон многозначительно. – «Они», а не «мы»? Какова ваша роль во всем этом, командор? Давайте будем откровенны: я знаю, вы были пиратом на востоке. Не капитаном пиратского корабля, получившего каперский мандат от купеческих воителей, а командором эскадры. Теперь же вы командор флота купцов, разбили гаераков… Хорошо, вы умелый моряк и воин. Но вы – наемник, ведь так? Не воитель, не живущий на Плотах, не принятый в какой-нибудь их торговый клан. Наемник, выполняющий сейчас роль дипломата, посланника? Ну так… – Принц замолчал, и после длительной тишины командор откликнулся, слегка приподняв бровь:

– Владетели слишком много платят мне, чтобы я мог позволить себе предательство. К тому же архипелагу просто не собрать сумму, на которую можно купить меня. Вы не слишком богаты. Итак, ваше высочество… – Голос Влада стал громче, в нем появились холодные официальные нотки. – Господа привилегированные интенданты, купеческие воители, Владетели Плотов Бреш, Брала, Бриллиантовое Поле, Скенци и Извилистый Терниор, от лица коих я сейчас говорю, просят вас, наследного принца Экуни Рона Суладарского, оказать всяческую поддержку в деле возвращения принадлежащего вышеназванным наземного, как движимого, так и недвижимого, а также облачного имущества. Владетели желают… желают вернуть торговые предприятия под флаги Плотов. – Произнеся это, Влад Пиранья коротко поклонился. – Что мне передать тем, кто ждет моего возвращения и моих слов?

Экуни Рон молчал еще дольше, чем до того командор. Позади шкафа пальцы Ганы, сжатые на рукояти ножа, уже почти задеревенели. Он едва сдерживался, чтобы не вскочить и, обежав стеллаж, не вонзить клинок между лопаток сидящего спиной к нему Рона. Тулага не возненавидел принца архипелага – он просто не желал, чтобы тот прикасался к Гельте да Алие. Дарил ей дорогие подарки. Женился на ней и ложился в постель с принцессой. Он хотел сам и только сам делать все то, что уже имел возможность делать принц, который, однако, не спешил пока этой возможностью воспользоваться – разве что подарил ожерелье. Цель была четкой и ясной: разбогатеть и сделать Гельту де Алие своей. Гане казалось, что это логично. Правильно. Выполнимо. Единственное, что перечеркивало любые планы, – два дня, оставшиеся до свадьбы.

И вот теперь он приподнялся, занес нож, чтобы вонзить клинок в спину Экуни Рона… и опустил оружие. Ведь здесь был еще Влад Пиранья, легендарный злодей, окутанный плащом черной славы, нити которого состояли из жутковатых историй о разбое, чинимом командами его кораблей в захваченных прибрежных городках… Ставший живым мифом преступник, который однажды, когда три быстроходных, отлично вооруженных айклита имаджинского флота нагнали его дайкоту, потопил в неравном бою двух противников, а затем, уже ночью, раздевшись догола и вооружившись парой отравленных облачной лозой ножей, забрался на третье судно – и как только утром туман разошелся, пиратская команда увидела залитого кровью командора, стоящего на капитанском мостике имаджинского корабля с бутылкой в руках… в окружении двадцати трех тел с перерезанными глотками или пробитой грудью. Влад Пиранья наверняка хорошо владел и короткой саблей, и огнестрелами, что висели на его ремне под распахнутым плащом, да и в церемониальном посохе купцов, который всегда должен носить с собой их посланник, вполне могло прятаться какое-нибудь оружие. К тому же в стороне стояли два хорошо вооруженных имаджина. Они немедленно услышат шум и прибегут, и потому Тулага сдержался.

– Передайте Владетелям, – произнес Рон после продолжительной паузы, во время которой он стоял, задумчиво изучая кончики своих остроносых щегольских туфель. – Передайте, что я дам ответ позже.

Кивнув, Влад сделал несколько шагов к двери, приостановился и сказал:

– Решать не мне, но на вашем месте я бы прислушался к пожеланиям Плотов. Владетели Бреша и Терниора, чьей собственностью по большей части были местные фактории, настроены крайне серьезно.

С этими словами гость покинул библиотеку. Принц стоял, заложив руки за спину, подняв голову и глядя в темное окно, где не мог увидать ничего, кроме бледного отражения своего лица, озаренного свечами. Затем из глубины библиотеки пришел Трэн Агори и вопросительно поглядел на Рона. Тот сказал:

– Купцы не согласны на дележ с нашими торговцами, они хотят заполучить назад все. Сейчас имаджин вернется к своему флоту, который встал возле Конгруэра. Пригонит часть сюда, так, чтобы силуэты кораблей были видны с Да Морана. И будет ждать… совсем недолго.

Агори кивнул, взял подсвечник и пошел назад. Принц, уставившись себе под ноги, направился следом. Вскоре дверь закрылась, и наступила тишина.

* * *

Выйдя из-за шкафов, Тулага долго прислушивался под дверью. Принц и его гость, скорее всего, ушли, но в башне кто-то оставался: иногда доносились приглушенные шаги, кашель или стук.

Вернувшись, он залез на стол, откинул задвижку и приоткрыл ставни. Библиотечное окно выводило на северную часть двора, в стороне Гана увидел трехэтажную массивную постройку, под дверями которой горела лампа и стояли охранники: троица белых и троица имаджин. Глухая ночь – и шестеро стражников двух рас… Они сторожили что-то важное.

Это здание располагалось наискось к башне. Гана выбрался в окно, встал на узком карнизе, тянувшемся по длине всей стены, и попытался пройти по нему, но не смог сделать этого из-за котомки. Пришлось снять ее и кое-как привязать к поясу, чтобы свисала на правое бедро. Прижавшись спиной к стене, он засеменил боком вперед. На верхнем этаже охраняемого дома одно из окон было распахнуто – а все остальные заперты, да еще и прикрыты тяжелыми шторами, – из него лился тусклый свет. Тулага прошел так, чтобы освещенное окно оказалось перед ним, хотя оно оставалось выше на несколько локтей. Охрану теперь скрыл угол здания. Тулага стащил с плеча веревку, размотал и начал покачивать строенным крюком. Стоя у стены, Гана не мог нормально раскрутить его, как делают перед сильным броском, и потому раскачивал, пока крюк не стал вращаться параллельно стене – с каждым оборотом он проносился перед лицом. Тулага крутанул кистью, крюк с тихим шипением завращался быстрее. Подавшись вбок, он вонзил лезвие ножа в щель между блоками и резко повернулся, выбрасывая вперед руку. Веревка устремилась наискось вверх, извиваясь. Мгновение – и она натянулась, будто стала очень длинным шестом, за самый кончик которого держался человек, – а потом крюк на конце этого шеста с тихим звяканьем зацепился за желоб из обожженной глины. Тот под легким уклоном тянулся вдоль крыши и заканчивался вертикальной трубой возле угла дома.

Все замерло; держась одной рукой за рукоять ножа, а второй за конец веревки, Гана застыл, прислушиваясь. Из распахнутого окна и от дверей за углом лился свет, охранники не издавали ни звука. Он осторожно высвободил нож, сунул за пояс, оттолкнулся и полетел по широкой дуге, быстро перебирая руками, подтягивая тело вверх вдоль веревки, и ударился ступнями расставленных ног о стену чуть ниже освещенного окна.

Тулага почти присел на корточки, находясь при этом спиной к земле. Медленно выпрямил ноги. По-прежнему ничто не нарушало тишины – его полет не потревожил никого. Он подался влево, вновь присел и зацепил веревку, свисающую с желоба на крыше, за угол ставни. Заглянул в окно: помещение с ярко-желтым паркетом на полу, везде стулья, кресла, пуфики, и все это завалено разноцветными платьями и пеньюарами, бантами, пышными перьями, длинными атласными лентами… Напротив окна была одна дверь – закрытая, а в стене слева – вторая, распахнутая. Из соседней комнаты лился свет ламп. Тулага прислушался: ни звука. Он сел на подоконник и бесшумно опустил ноги на желтый паркет.

В помещении стоял густой сладкий запах благовоний и духов. Всевозможные пояса, жакеты и юбки кучами громоздились на диванах и пуфах, валялись на ковре. Несколько платьев висело на деревянных подставках в виде безголовой и безрукой верхней половины женского тела. Тулага встал на середине комнаты, оглядываясь в поисках украшений. Вся одежда и белье были очень дорогими, а раз так, то здесь должны быть и какие-то драгоценности. Он приблизился к шкафу у стены, осторожно, чтобы не скрипнули петли, приоткрыл и внутри увидел множество полок, где были навалены туфли, сапожки, ботинки с бантами. В соседнем шкафу оказался набор шляпных коробок, а в ящиках стола – шпильки, булавки, иглы и мотки ниток. Возле стола было высокое, в человеческий рост, зеркало с тяжелой серебряной рамой, дальше – раскрытая дверь в соседнюю комнату.

На стене возле двери висели перекрещенные золотые топоры, размерами и очертаниями – нечто среднее между пуу и обычным орудием дровосека. Тулага подошел ближе, приглядываясь, вытащил один из узкой кожаной петли. Топор оказался очень легким; Гана пощелкал пальцем по обуху, провел по лезвию… Оружие целиком было деревянным, а сверху выкрашено золотой краской.

За все время, пока он находился здесь, из соседней комнаты не донеслось ни звука, льющийся оттуда свет ни разу не пересекла ничья тень, поэтому Тулага смело шагнул вперед – и чуть не ткнулся грудью в лоб седовласой старухи, которая вышла навстречу. Видимо, пока вор передвигался по комнате, хозяйка наблюдала за ним, а вот теперь решила вмешаться. Она занесла руку с ножиком для резки бумаги.

Гана не успел перехватить ее кисть или отшатнуться – кончик ножа слабо кольнул в плечо. Глаза старухи горели тусклым огнем, голова дрожала, покрытое морщинами серое лицо казалось безумным.

– Вернулся? Убийца! – прохрипела она, пытаясь нанести второй удар, и Гана машинально выставил перед собой руку, чтобы оттолкнуть ее. Обух топора, который он все еще сжимал, несильно стукнул в лоб женщины. Вскрикнув, та подалась назад. Она вытянула руки, будто утопающий, на мгновение показавшийся из воды, попятилась, заваливаясь спиной, медленно запрокидывая голову, – и врезалась в стоящее сзади на подставке зеркало, такое же большое, как в первой комнате.

Отшвырнув топор, Тулага бросился вперед, чтобы поддержать – сам не зная, старуху или зеркало или их обоих, – но было поздно. Оно накренилось и рухнуло на пол, а женщина повалилась сверху.

Раздался хруст подломившейся ножки, звон… Старуха лежала в серебряной раме среди осколков, голова ее была повернута влево, и точно из середины ушной раковины торчал залитый кровью зеркальный клин.

Все это было так неожиданно и нелепо, что он, вместо того чтобы сразу покинуть комнату тем же путем, которым попал в нее, наклонился и протянул руку, собираясь выдернуть кусок стекла. Ведущая в коридор дверь распахнулась, на пороге, выглядывая из-за плеч друг друга, появились три белокожие служанки в длинных ночных рубашках и чепчиках.

– Что случилось, ваше… – начала одна и завизжала. Через миг к ней присоединились остальные – звук доносился уже из коридора, по которому все они побежали прочь.

Гана окинул комнату взглядом и прыгнул к двери, ведущей в соседнее помещение.

* * *

Когда он был еще на середине стены, во дворе начали зажигаться факелы и лампы. Зазвучали крики, кто-то стал отдавать приказы. Захлопали двери, затем женский голос истерично произнес:

– Она мертва, мертва!

– Вот он! – проревели внизу.

Тулага, крепко обхвативший веревку и поставивший уже ногу на глиняный желоб, оглянулся: три стоящие под ним фигуры смотрели вверх. Блеснул ствол, грохнул выстрел, и дробь разворотила низ желоба, но Гана успел влезть на крышу. Отцепив тройной крюк – куски глины полетели вниз, – он бросился вдоль гребня.

Теперь крики звучали со всех сторон. Началась суета, множество людей засновали между постройками. Не останавливаясь, Тулага раскрутил крюк над головой, метнул вперед и вверх, – пролетев несколько десятков локтей, тот упал в темное распахнутое окно. Беглец дернул – веревка подалась, а потом крюк зацепился за что-то внутри. Нога уперлась в край крыши, Гана оттолкнулся и прыгнул, как и в прошлый раз, быстро перебирая руками по веревке, подтягиваясь – и при этом летя по широкой дуге прочь от трехэтажного дома, в сторону южной башни.

Через несколько мгновений внизу загрохотали выстрелы: силуэт на фоне светлеющего неба увидели несколько десятков человек, и у многих из них были огнестрелы.

Он подобрал колени и согнул руки, сжался вокруг конца веревки… воздух наполнился свистом, визгом и шипением. Гана скрипнул зубами, когда едва заметное серое облачко, состоящее из мелких свинцовых дробинок, пронеслось мимо, почти вплотную к телу. А затем башня оказалась перед ним. Беглец отмерил как раз столько веревки, чтобы достичь ее стены на высоте второго этажа, – он качнулся, вытянув ноги вперед, разжал пальцы и пробил пятками оконное стекло.

Влетев в темное помещение, Гана прокатился по полу, вскочил, пошатнулся и чуть не упал, но оперся плечом о стену. Раздалось полусонное бормотание, и тут же – визг. Он оглянулся: под другой стеной стояла кровать, на ней лежала белокожая молодая женщина с распущенными волосами, скорее всего, одна из служанок, а рядом – метис.

Женщина приподнялась, заслоняясь руками, край одеяла упал с обнаженной груди. Глаза мужчины распахнулись, он сел, поворачиваясь… и замер, увидев наставленные на него стволы огнестрела.

– Я вам ничего не сделаю, – сказал Гана.

Служанка вдруг завизжала, но любовник зажал ей рот ладонью. Кажется, он сделал это машинально. Метис моргал и щурился, еще не вполне проснувшись, не понимая, что происходит.

Беглец переступил с ноги на ногу, не опуская пистолета, глянул вниз. Дробь вспорола ткань на левом бедре и кожу под ней. По штанам текла струйка крови.

– Ты! – сказал Гана женщине. – Есть чем затянуть? Платок или простыня: оторви кусок и перевяжи это.

Он сделал шаг к кровати, потом второй – пока стволы не уперлись в лоб мужчины – и повысил голос:

– Быстро! Как только завяжешь – я уйду.

Наконец служанка поняла, что от нее хотят. Скинув одеяло, села, рывком отодрала полоску от не слишком чистой простыни и затянула ногу Ганы. Как только женщина закончила, он с силой толкнул стволами мужчину в лоб, и тот опрокинулся на спину, потянув любовницу за собой. Распахнув дверь, беглец выскочил из комнаты.

* * *

Когда он достиг здания, на которое влез с возвышавшейся над потоком скалы, погоня приблизилась вплотную. Около десятка мужчин преследовали Тулагу по крышам, и около полусотни хаотично передвигались по двору. Там были и бледнолицые, и островитяне, и чернокожие. Гана заметил среди них принца с Трэном Агори, хотя принцесса не появилась. Когда он бежал вдоль края плоской крыши, под ногами распахнулось окно, оттуда по пояс высунулась гибкая фигура и вскинула пистолет, целясь в голову, но беглец ударил носком в подбородок слуги, после чего тот, выпав из окна, полетел на далекую землю.

В другой раз по нему открыли огонь стражники, собравшиеся на галерее, что соединяла два здания; они стреляли, выставив ружья сквозь узкие окошки. Тулаге пришлось лечь в широкий наклонный желоб для стока воды и сползать головой вниз, а пули то впивались в обожженную глину, то с визгом проносились над самыми волосами.

В конце концов, преодолев канструктианское святилище и чуть не проломив при этом крышу с божественным Зевом, он добрался до конца коралловой кладки. Беглец остановился, присев, удерживаясь одной рукой за вонзенный в щель нож и упираясь пятками в почти отвесную каменную стену, – повис над бездной, в глубине которой бурлил облачный поток.

Без веревки слезать здесь было бы крайне тяжело, но Гана мог не повторять в точности собственный путь. Теперь, когда надо не прятаться, а убегать, он имел возможность спуститься к Наконечнику по вершине одной из стен ущелья, через которое протекала река.

Мимо пролетел камешек, и Тулага глянул вверх. Три головы возникли на фоне неба: преследователи достигли крыши здания. Он соскользнул, повиснув на одной руке, раскачался и вонзил второй нож в щель далеко слева, затем, высвободив первое лезвие, повторил трюк. И стал продвигаться вдоль горизонтальной границы, где кладка из коралловых блоков сменялась естественным камнем, быстро приближаясь к поросшему кустами склону ущелья. Левая нога его болела все сильнее.