Текст книги "Внук Цезаря"

Автор книги: Лев Канторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Товарищ начальник, но лаской...

– Ласка... ласка... Я сам говорил вам о ласке. Лаской очень хорошо, Сизых. Но пусть собака чувствует, что вы ласкаете ее за дело, за хорошую работу. Не забывайте – вы должны сделать из собаки работника, а не украшение или забаву. Работника высокой квалификации. Понятно?

– Понятно, товарищ начальник.

– Помните щенка, которого вы приучали к ошейнику? Крупного, черного.

– Помню, товарищ начальник. Это от Хильды который...

– Вот именно. Щенка прикомандировываю к вам. Вернее, вас прикомандировываю к щенку. Завтра будет приказ по питомнику. Кличка щенка – Юкон. Повторите.

– Юкон, товарищ начальник.

– С сегодняшнего дня за Юкона отвечаете вы, Павел Сизых. Можете идти.

Выйдя в коридор, Сизых слышал, как начальник пел басом:

...Как по лужку, по лужку,

По знакомой доле...

Сизых пошел по двору к вольерам щенков.

Черный красавец стал в своей загородке на задние лапы и махал хвостом.

Теперь жизнь Павла будет связана с Юконом.

Павел открыл дверцу, вошел в вольер, заботливо поправил подстилку и передвинул в угол миску с едой.

Юкон, наклонив голову, следил за ним. Он хорошо помнил этого добродушного и ласкового красноармейца.

Когда Павел нагнулся, чтобы собрать солому, Юкон подошел к нему и лизнул в шею у самого воротника гимнастерки.

Сизых засмеялся.

– Эх, ты, собачка...

Но вдруг выпрямился и крикнул резко, почти злобно:

– Юкон! Сидеть!

Юкон удивленно поднял уши.

– Сидеть!

Юкон сел, нерешительно переступая лапами.

– Так. Хорошо, – сурово похвалил Павел, вышел из вольера и закрыл дверцу на задвижку.

Юкон долго сидел неподвижно.

Глава десятая

КОНЧИЛАСЬ ЮНОСТЬ

Прошло восемнадцать месяцев со дня рождения черного щенка Юкона.

Прошли весна, лето, осень, зима, и снова весна и лето.

Юкон стал взрослой собакой. Ростом он был шестьдесят пять сантиметров. Черная шерсть на спине сверкала синеватым отливом. Прямой пушистый хвост слегка загибался на конце.

За полтора года в питомнике Юкон очень многому научился. Он умел: ходить у левой ноги своего проводника, садиться, ложиться и вставать по его команде, подавать голос, перепрыгивать через барьер, находить и носить апорт, давать выборку вещей и людей, а также многое другое, полагающееся собаке при обучении.

Потом на плацу питомника он научился догонять человека в брезентовом костюме, отыскивать его след и ловить человека, прыгая на спину, сбивая с ног ударом лап под колени или хватая зубами за руку, если этот человек поднимал револьвер.

Последние три месяца Юкон работал не на плацу, а в поле или роще около питомника. След, который он разыскивал, проходил по дорогам, полям и болотам или пересекал железнодорожные пути, ручьи и реки. Человек, которого он преследовал, иногда ехал верхом или в телеге. Юкона пускали по следу через два или три часа после того, как след был проложен.

Юкон ничего не боялся.

В него стреляли холостыми патронами из револьверов и винтовок с оглушительным грохотом и вонючим дымом, палили из пугачей.

Он стал злым и решительным.

С Юконом всегда был Павел Сизых – его проводник.

Юкон сильно привязался к нему. Он знал все привычки хозяина, все его настроения, интонации.

Люди говорили, что "Юкон изумительно восприимчив" и что "общее послушание у Юкона на отлично".

Павел Сизых тоже изменился за это время.

Он возмужал и окреп. Все время проводя с Юконом, он развил в себе способность понимать и чувствовать собаку.

Лаской и поощрениями он заставлял собаку беспрекословно слушаться. Он никогда не ругал зря Юкона, но никогда зря и не хвалил.

Вначале все это было очень трудно. Часто хотелось простить щенку мелкие проступки, особенно когда щенок, сам понимая вину, с трогательной хитростью ластился к проводнику.

Работая с Юконом, Павел научился терпению. "Общее послушание на отлично" далось ему не легко. Иногда, когда Юкон нервничал или шалил, приходилось десятки раз подряд повторять одно упражнение. При этом Павел не повышал голоса, не кричал и не злился. Спокойно повторяя команду, методически проделывая все еще и еще раз с начала, он заставлял наконец собаку выполнять задание.

Правда, нередко бывали дни, когда Юкон работал легко, будто шутя.

Свиреп Юкон стал настолько, что никто, кроме Павла Сизых, не решался подходить к нему. Только начальника питомника Юкон слушался почти так же, как своего проводника.

Однажды кто-то из курсантов шутя стал бороться с Павлом.

Юкону показалось, что они дерутся. Он зарычал по-волчьи, с маху перескочил высокую решетку своего вольера, бросился на курсанта и жестоко покусал его.

После этого верх загородки Юкона тоже затянули проволочной решеткой.

В июле Павел Сизых получил предписание выехать с Юконом на границу.

Поздно вечером начальник вызвал его в кабинет. Он сказал:

– Вы, товарищ Сизых, уезжаете от нас. Вы кончили учиться. Вы досрочно получаете звание проводника, а ваш Юкон получает звание разыскной собаки. Вы были лучшим воспитанником школы. Я уверен, вы поддержите честь питомника на границе. Не забывайте нас. Пишите обо всем. Берегите Юкона. Можете идти.

Павел стоял не двигаясь.

Он хотел ответить начальнику. Хотел рассказать, как грустно уезжать. Как много ему, молодому крестьянскому парню, дало учение в питомнике, как он вырос, как он благодарен.

Хотелось сказать о том, как он, Павел Сизых, полюбил этого одинокого человека.

Но Павел не знал слов, которые могли бы выразить все, что он чувствовал. Он молчал и неловко переминался с ноги на ногу.

Начальник встал из-за стола и как-то боком, неуклюже подошел к Павлу. Не глядя на него, он протянул руку.

Павел пожал твердую, как деревяшка, ладонь.

– Я вам сказал, можете идти, – сердито буркнул начальник.

Когда Павел вышел на двор, начальник распахнул дверь и крикнул:

– Счастливо, Сизых... Желаю успеха...

Павел обернулся. В освещенном четырехугольнике двери чернела сутулая, длинная фигура начальника. Потом дверь закрылась.

Ночь была темная. Плотные низкие тучи закрывали луну. Моросил теплый дождик.

Павел побежал в общежитие.

Утром проводник Павел Сизых получил в канцелярии школы все документы. После завтрака он надел шинель, заплечный мешок и наган.

Пройдя к вольерам, вывел на поводке Юкона. Юкон потянул к учебному полю.

Павел скомандовал "рядом" и пошел к воротам питомника.

Из канцелярии вышел начальник.

– Прощайте, товарищ начальник, – сказал Павел.

Начальник пожал ему руку.

– До свидания, – сказал он, – счастливого пути!

Юкон тянул за ворота.

Глава одиннадцатая

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Павел достал из тумбочки давно припасенный листок бумаги и устроился у стола в Ленинском уголке.

Он написал в верхнем правом углу листка:

"Застава No 12, 25 августа 193... г."

Потом задумался. Как обратиться к начальнику? "Многоуважаемый" слишком торжественно. "Дорогой" – слишком фамильярно. Павел написал просто:

"Товарищ начальник!

Уже месяц, как мы с Юконом живем на заставе No 12, и все вошло в

регулярный порядок.

Согласно тому, как вы меня инструктировали, я занимаюсь с Юконом

ежедневно часа по три и веду подробные записи занятий в дневнике.

Первые дни Юкон нервничал в новой обстановке. Однако теперь

обвык и работает снова хорошо.

По-прежнему трудно дается лестница. При за держании Юкон очень

свиреп. Так и рвется. И, едва спустишь его со сворки, мчится, ни на

что не глядя.

Уже я и стрелять пробовал и пугать всячески.

Питание на заставе хорошее. Варю я Юкону сам.

Я уже подробно познакомился с участком. По правому флангу у

нас – тринадцать, по левому – четырнадцать километров. Все лес.

Только в одном месте, на левом фланге, километрах в десяти от

заставы, граница проходит берегом небольшого озерка.

А леса совсем дикие, глухие. Внизу болото, кустарники, травы, а

вверх подымаются деревья огромной величины. Я видел ели в три обхвата

толщиной и более.

К лесу Юкон применился неплохо. Я думал – от будет очень

отвлекаться всякими животными, птицей и тому подобное. Однако он на

посторонние запахи не обращает особого внимания.

От комендатуры я шел на заставу пешком. Комендатура километрах в

двадцати в тылу, и все без перерыва тянется лес. В лесу можно пройти

только по узким тропам. А жилья почти никакого нет. Редкие-редкие

деревни.

С пограничниками заставы я уже сошелся и подружился.

Юкона все очень полюбили.

Товарищ начальник!

Напишите мне, как быть с купанием: здесь уже становится

холодновато, боюсь, как бы Юкон не простудился, если его выкупать. А

за дорогу в последнее время он сильно испачкался. Шерсть даже

клеится – до того грязная.

Книжку (по кинологии), что вы мне дали, я проработал почти всю.

Некоторые слова были не совсем понятны, но мне разъяснил наш

начальник заставы.

Что нового у нас в школе и в питомнике?

Только месяц, как я уехал, а уже соскучился сильно.

Если урвете свободную минутку и напишете мне несколько строчек,

буду очень благодарен.

В а ш П а в е л С и з ы х"

Глава двенадцатая

ПУРГА

Метель продолжалась три дня.

Мороз все время усиливался. Упорно дул северный ветер.

Тучи закрывали небо. Солнечный свет едва просачивался сквозь снежную пелену.

Короткий серый день очень мало отличался от ночи.

В эту третью ночь вьюга бесновалась с невероятной яростью.

Часового у заставы совершенно заметало снегом.

Он отряхивался на ходу, но через минуту снова превращался в движущийся сугроб.

Ничего невозможно было разглядеть. Когда часовой отходил от дома на пять шагов, дом сливался со снегом. Только еле-еле брезжил свет в окошках.

В доме никто не спал.

Сумасшедший ветер выл в трубах.

Пограничники сидели в Ленинском уголке. Никому не хотелось разговаривать.

Изредка кто-нибудь подходил к темному окну, делал руки козырьком, вплотную прижимал лицо к стеклу и внимательно всматривался.

Ничего не видно. Снег, снег, снег...

Начальник заставы назначил очередной наряд. Двое пограничников вышли, забрав винтовки.

Уже в сенях они ежились, плотно застегивая овчинные полушубки и шлемы.

У дома отрыли занесенные снегом лыжи, привязали их и двинулись в лес.

Они крикнули что-то часовому, но он не расслышал.

Широкие фигуры пограничников растаяли в снегу.

Прошел час. На заставе всё еще не ложились. Всё так же сидели в Ленинском уголке, почти не меняя мест и положений.

Когда распахнулась наружная дверь, ветер ворвался в дом, пронесся по коридору и взметнул скатерть.

Пограничник в полушубке, валенках и шлеме, занесенный снегом, взволнованный и задыхающийся, ворвался в комнату. В руках он держал винтовку и лыжные палки.

Начальник заставы вскочил ему навстречу.

Пограничник прохрипел: "Человек в лесу... Ветер... сигнального выстрела не слышно... Корнев остался в лесу... Я – сюда... Скорее... Мне пить..."

Ему принесли воды. Он пил, захлебываясь. Ковш держал обеими руками. Замерзшие руки были лиловые. Ковш дрожал. Вода текла по подбородку на полушубок.

Выпив весь ковш, пограничник молча бросился на двор. Он с лихорадочной поспешностью привязал свои лыжи.

Девять человек и начальник заставы ждали его. Пограничник пригнулся навстречу ветру. Часовой видел, как десять теней пронеслись за ним. Рядом с последним человеком мелькнула тень собаки.

Дверь в доме осталась открытой.

Ветер намел на высоком пороге округлую кучу чистого мелкого снега.

Глава тринадцатая

ПОБЕГ

Павел Сизых бежал в конце отряда. Юкон тянул изо всех сил.

Павел намотал ремень поводка на левую руку. Ремень затянулся петлей. Было больно, но поправить поводок не было времени.

Юкон бежал легко, так как перед метелью была оттепель и теперь образовался твердый наст, только сверху покрытый снегом.

Ветер бил в лицо.

Павел отстал от пограничников. У него лопнул ремень на правой лыже.

Починив ремень, он решил пойти подальше в тыл. Быть может, нарушитель прорвется через кольцо пограничников, тогда Павел встретится с ним и возьмет его один на один.

Пробираясь в густых зарослях, Павел мечтал о подвиге.

Было очень темно. Ветер усилился, и снег пошел еще гуще.

Деревья так засыпало снегом, что Павел не узнавал мест, по которым пробегали они с Юконом. Ему начало казаться, что он заблудился.

Юкон пытался искать след, но ветер забрасывал снегом его морду. Юкон ворчал и тряс головой.

Чтобы подбодрить себя, Павел заговорил с собакой. Было немного стыдно, и он бормотал вполголоса, только для себя.

Он говорил: "Вот, Юкон, мы с тобой, кажется, и запутались... А ну-ка, Юкон, собачка... поднажмем. Что, если нам обойти левее эту высохшую сосну? Как ты думаешь, Юкон? Вдвоем нам нечего бояться, Юкон. Правда?"

Вдруг Юкон резко повернул в сторону и зарычал.

– Осторожно, черт! – крикнул Павел. – Ведь надо же мне с лыжами развернуться. Ну, что ты почуял? Что ты...

Павел осекся и замер неподвижно. Впереди мелькнула тень. Павел выхватил наган и взвел курок.

С револьвером в руке, он погнался за неясным силуэтом. Тень убегала от него.

Лес поредел. Павел выскочил на лужайку. Здесь ветер прямо валил с ног. Снег взметало над сугробами.

В середине лужайки Павел столкнулся с пограничниками. Все девять вместе с двумя из наряда стояли кружком с винтовками наперевес.

В центре, по пояс провалившись в снег, прислонился спиной к дереву человек в штатском, с поднятыми вверх руками. Он потерял шапку, и снег лежал круглой горкой на его взлохмаченной голове. Снег таял, и тонкие струйки бежали по лицу задержанного.

Пока Павел обходил со стороны тыла, пограничники развернулись в лесу и взяли нарушителя в кольцо. Последний замыкающий кольцо обогнал Павла, и за ним-то погнался Павел недалеко от лужайки.

Теперь все было кончено. Павлу было обидно, потому что он не только не взял нарушителя один на один, но, по существу, даже не участвовал в операции.

Павел не обратил внимания на Юкона.

А с Юконом что-то происходило. Он весь подобрался, как бы готовясь к прыжку. Не натягивая поводка, маленькими кружками ходил возле проводника. Зубы оскалились, и шерсть на спине встала дыбом.

Метель, очевидно, подходила к концу. Ветер уже не дул с равномерным упорством, а налетал стремительными шквалами. Порывы эти были невероятной силы.

После минутного затишья ветер согнул деревья и поднял тучу снега. Люди на лужайке еле удержались на ногах.

В этот момент Юкон зарычал и рванулся в лес. Внезапно натянувшийся поводок не выдержал, ремень лопнул у самого ошейника. Павел потерял равновесие и боком повалился в снег.

Юкон приложил уши (от этого морда его сделалась совершенно волчьей) и понесся быстрыми прыжками.

– Юкон! Юкон, ко мне! – кричал Павел.

Выл ветер в верхушках сосен, скрипели стволы деревьев. Шуршал снег, и Павел сам едва слышал свой голос. Не разбирая дороги, цепляясь за ветки и проваливаясь в сугробы, Павел бежал за собакой.

Лужайка скрылась в снежном тумане. Юкон исчез в лесу.

Глава четырнадцатая

ЮКОН БЕЖИТ ПО ЛЕСУ

Снег заметал все и уничтожал следы.

Все время, пока Юкон шел вместе с проводником, он пробовал принюхиваться и искать. Но снег забивал нос. Никаких запахов.

И вдруг на лужайке, где взяли нарушителя, он явственно почувствовал запах собаки. Где-нибудь на ветвях застрял кусочек шерсти или следы сохранились в корнях деревьев на краю лужайки.

Весь дрожа от напряжения, Юкон осторожно кружился у ног проводника.

Запах был очень слабый, и установить направление, по которому бежала собака, было очень трудно. Но все-таки Юкон нашел след.

Азарт преследования охватил его. Он рванулся изо всех сил, перервал поводок и, свободный, понесся по лесу.

Пригибаясь, он пробегал под нависшими ветками елок. Самые низкие перепрыгивал коротким, не нарушающим ритма бега прыжком.

В густых зарослях ветра почти не было. Ветер выл в верхушках деревьев. Но когда Юкон вылетел на более открытое место, ветер распушил его хвост.

Задние ноги занесло в сторону. Юкон сел, пригнувшись. Вскочив, он опустил хвост и побежал дальше.

Теперь, выбегая на лесные лужайки, он поджимал хвост к животу. Теперь ветер не мешал. В чаще хвост Юкона снова выпрямился, продолжая линию крутой спины.

Твердый наст не всегда выдерживал вес собаки. Лапы пробивали колючую корочку и глубоко уходили в снег. Неровные края резали, как стекло. Кровь показалась на лапах.

Ранки саднили, и Юкон тихонько взвизгивал.

Ветер спал, и метель утихла.

Из снежного тумана выступили огромные ели, заметенные снегом. Снег оттягивал черные ветки к корням у подножий.

Иногда ветки разгибались, не выдерживая тяжести, и снег обваливался с шумом. Свободная ветка долго еще покачивалась.

Юкон бежал все скорее и скорее. Ему было жарко и трудно дышать.

Широкой разинутой пастью он хватал на бегу снег. Рыхлый комок сразу таял, и Юкон глотал каплю холодной воды.

Лес поредел, и Юкон летел вперед огромными скачками.

Сильное туловище сгибалось и выпрямлялось с гибкостью змеи.

Лапы гулко стукались о твердый наст и стремительно вытягивались.

Хвост, как руль, правил бегом.

След вел его огромным полукругом, сначала уходящим в тыл, а теперь постепенно приближающимся к границе.

Очевидно, Юкон настигал собаку, так как запах стал совсем отчетливым.

Юкон еще прибавил скорости. Он несся, почти не касаясь земли.

Скоро на снегу замелькали следы. Собака бежала такими же большими скачками, как Юкон. Но ее лапы гораздо глубже продавливали снег. Очевидно, собака была тяжелее.

Юкон взбежал на вершину холма. По ту сторону холма когда-то был пожар. На занесенном снегом поле торчали редкие стволы обуглившихся, мертвых сосен. Километрах в двух снова чернел лес. Там была граница.

На середине поляны тяжелыми прыжками бежала огромная, как волк, серая собака.

Глава пятнадцатая

БОЙ

Когда Юкон показался на гребне холма, серая собака оглянулась назад, прижала уши и побежала скорее.

Юкон бросился под уклон. Спуск был пологий, длинный и сильно помогал бегу.

Снег летел из-под лап. С каждым прыжком Юкон пролетал не меньше двух метров.

Расстояние между ним и серой собакой заметно сокращалось.

Юкон был легче, и в тех местах, где наст ломался под тяжестью серой собаки, он пробегал свободно.

Собака повернула под острым углом и побежала к границе.

Юкон с маху остановился, широко растопырив лапы и подняв облако снега. Потом прыгнул и понесся напрямик, срезая угол.

Наседая на серую собаку, он уже слышал, как она дышит, перед самым носом видел всклокоченный хвост, задние ноги, сильно бьющие в снег, и круглую бугроватую спину.

Спина подымалась в такт тяжелым прыжкам.

Юкон нацелился на поджарый зад. Он поднатужился и еще наддал скорости.

Прыгнув, он хотел схватить собаку, но немного не достал. Зубы лязгнули в воздухе. Юкон зарычал от ярости.

Вдруг серый пес разом остановился, чуть-чуть отскочив влево. Юкон кубарем пролетел мимо и покатился по снегу.

На правом боку у него выступило кровавое пятно и отвалился клок шерсти.

Враг, увернувшись, укусил Юкона.

Рыча от боли, Юкон вскочил на ноги. Серый пес убегал теми же спокойными, слегка медлительными прыжками.

Через минуту Юкон снова скакал, почти касаясь носом его хвоста. И снова, когда Юкон попробовал напасть, серый ловко уклонился, а у Юкона появилась вторая рана на боку.

Серая собака была еще ближе к границе.

Юкон опять догнал ее. Кровь капала рядом с ним редким пунктиром. Теперь он был осторожнее: не нападая, он внимательно следил за врагом, и когда серый вильнул в сторону, Юкон кинулся на него и укусил за шею. Правда, серый успел ответить, но Юкону удалось удержаться на ногах. Враг стоял против него.

Пригнувшись, почти касаясь снега животами, оба не сводили друг с друга глаз.

Глаза у серого были желтые, неподвижные и злые. Он попробовал отбежать, но Юкон зарычал и преградил ему дорогу.

Тогда серый пес принял бой. Внезапно он бросился вперед и сшибся с Юконом раньше, чем тот успел стать в оборонительное положение.

Юкон почувствовал жестокую боль – зубы серого впились ему в шею у самого затылка. Морда Юкона уткнулась в снег, снег забил нос и уши. Напрягая все силы, он стряхнул серую собаку со своей спины и сам кинулся в атаку. Он нацелился на горло врага. Но серый нагнул голову и зубами встретил Юкона. Юкон отлетел с разодранной грудью.

Серый пес присел на задние лапы. Морда его ощерилась, глаза блестели, уши были прижаты к затылку, из груди вырывалось глухое рычание. Он был опытным бойцом.

Снова и снова кидался Юкон на своего врага и всякий раз отлетал еще более окровавленным.

Схватываясь и разбегаясь, собаки ходили небольшими кругами. Снег был изрыт и исцарапан их лапами.

Отгрызаясь и нападая, серый пес медленно подвигался к границе, и Юкону никак не удавалось остановить его.

Но с каждой схваткой Юкон постигал тактику боя.

Он был изранен больше своего врага, но он был молод и силен. Новые раны учили его осторожности. Боль усиливала злость, однако не сбивала дыхания и не утомляла.

А серый пес начал заметно уставать. Он дышал тяжело, с трудом глотая воздух. Все чаще промахивался и, не доставая Юкона, впустую щелкал зубами. Возраст давал себя знать.

Наконец Юкон угадал правильный прием: не давая серому сшибаться вплотную, он изнурял его быстрыми короткими атаками. Не нанося врагу серьезного вреда, он без остановки кружил вокруг него, ни на секунду не давая опомниться и заставляя непрерывно вертеться, прыгать и изворачиваться.

Серый, в свою очередь, старался схватиться грудь с грудью. Он больше не подвигался к границе. Он гонялся по полю за Юконом, добиваясь ближнего боя, в котором смог бы использовать свои преимущества в весе и опытности.

Юкон легкими прыжками уходил от него. Но как только серый становился спиной, он вцеплялся в его зад и снова отскакивал, едва серый оборачивался.

Серый начал задыхаться. Тощие бока его резко вздувались и опадали. Пасть была широко разинута.

Чувствуя, что слабеет, он свирепел и очертя голову кидался на Юкона.

Юкон дразнил его, танцуя на утрамбованном снегу.

Один раз, когда серый пес промахнулся, Юкон сильно укусил его в голову около уха. Кровь залила глаз. Серый обезумел от ярости. Ничего не разбирая, он бросился за Юконом. Юкон не рассчитал прыжка, и серый достал его заднюю ногу. В страшных челюстях хрустнула кость.

Юкон охромел. На трех ногах он повернулся мордой к своему врагу.

Несколько секунд оба стояли неподвижно. Они чувствовали, что из последней схватки кто-нибудь не выйдет живым.

Оба прыгнули одновременно, сшиблись и покатились по снегу.

Теперь Юкон был волком, бьющимся не на жизнь, а на смерть. Теперь он не имел ничего общего с Юконом из питомника пограничных собак, великолепно дрессированным и послушным. Он дрался молча. Он знал, что пощады не будет. Пасть его была полна теплой крови врага.

Из тумана выплыло большое солнце. На порозовевшем снегу два зверя, серый и черный, тесно сплелись в последнем усилии.

На этот раз Юкон нацелился верно. Он сжал шею врагу. Он слышал, как серый пес хрипел, задыхаясь. Нижние клыки Юкона наткнулись на ошейник. Дрожа от напряжения, он стиснул челюсти, прокусил толстую кожу и достал горло. Серый завизжал от боли. Ему удалось подняться. Он бил Юкона о снег, в клочья изорвал зубами его спину.

Юкон медленно сжимал челюсти, все сильнее и сильнее.

Серый пес зашатался и рухнул набок. Он перестал шевелиться.

Юкон уперся лапами в тело врага, неистово грыз его горло. Задние ноги серого свело судорогой. Он был мертв.

Тогда Юкон поднял вверх дымящуюся, окровавленную морду. Он увидел красное солнце и завыл.

Глава шестнадцатая

ОШЕЙНИК

– Юкон! Юкон! Юкон! – звал Павел. Стараясь перекричать шум ветра в лесу, он сорвал голос.

Его ноги заплетались, лыжи цеплялись за ветки деревьев. Он падал в снег.

В голове его шумело. Он задыхался, рот пересох от жажды. Как и Юкон, он ел снег. Холодный комочек утолял жажду только на одну секунду. Потом пить хотелось еще больше.

Павел побежал наугад. Временами ему казалось, что он видит следы собаки. Потом следы пропадали.

Снег, снег, снег...

Павел останавливался в растерянности. Лес обступал его со всех сторон. Павел снова бросался в чащу.

Падая и подымаясь, царапая лицо и руки, он звал собаку:

– Юкон... Юкон... Юкон...

Ветер стихал, и лесное эхо повторяло:

– Он... он... он...

Павел чуть не плакал от стыда и досады. Он не представлял себе, как вернется на заставу без Юкона. Рядом граница, – что, если собака убежит на ту сторону? И как могло случиться, что Юкон, замечательный, верный Юкон убежал от своего проводника?

Недалеко от лужайки, где произошел бой Юкона с серой собакой, Павел наткнулся на пень, сломал лыжную палку и сильно разбил колено.

Поднявшись и отряхнув снег, он попробовал бежать дальше. Оказалось, что едва может идти. Было очень больно.

В совершенном отчаянии Павел сел на свалившееся дерево.

Взошло солнце, и стволы сосен зачернели на оранжевом небе. По снегу побежали яркие тени.

Тогда Павел услышал дикий, пронзительный вой.

Хромая, цепляясь руками за деревья, Павел приковылял на опушку. Совсем близко от него, отчетливо выделяясь на снегу, стоял Юкон. Передними лапами он упирался в труп серой собаки. Голова была поднята прямо вверх, к ослепительному небу. Снег вокруг пестрел пятнами крови.

Павел бросился к собаке.

– Юкон! Юкон! – кричал он.

Юкон замолчал и повернул голову. Узнав проводника, он завилял хвостом и, приложив уши, с визгом бросился к нему. Он терся о ноги Павла и лизал ему руки.

Павел подошел к убитой собаке и снял с нее ошейник.

Он говорил: "Юкон, собачка! Ты не убежал. Ты замечательно работал. Ты молодец. Ты умница. Мы возьмем с собой этот ошейник и докажем, что ты не просто удрал".

Вдруг Павел замолчал и стал внимательно разглядывать ошейник.

– Стоп, Юкон, – сказал он, – здесь нечисто. Идем скорее.

Только теперь Павел заметил, что Юкон тоже хромает. Он осмотрел его ногу и перевязал носовым платком.

Усталые и израненные, человек и собака рядом плелись по лесу.

Солнце поднялось выше, и веселый свет заиграл на верхушках елей. Красный снегирь взлетел из-под ног Юкона и сел совсем близко на снежную ветку.

Павлу хотелось кричать. Он засмеялся и во весь голос запел:

Как по лужку, по лужку,

По знакомой доле,

При родимом табуне

Конь гулял по воле...

Конь гулял по воле,

Казак поневоле,

Как поймаю, зануздаю

Шелковой уздою...

Глава семнадцатая

ВОСКРЕСЕНСКИЙ

Задержанный сидит в комнате начальника заставы, на табурете около стола. Начальник стоит против него, широко расставив ноги и засунув руки в карманы.

Задержанный – среднего роста, худощавый и на вид физически слабый человек. Он одет в легкую куртку деревенского домотканного сукна, такие же штаны и старенькие, стоптанные сапоги. На шее рваный шарф неопределенного цвета и материала. Задержанный давно не брит. Лицо его заросло колючей серой щетиной. Глаза скрыты под нависшими мохнатыми бровями.

Он очень сильно замерз. Начальник дал ему большой кусок хлеба и кружку горячего чая.

Ест задержанный со страшной жадностью. Громко чавкает и, обжигаясь, прихлебывает из горячей кружки.

Не переставая есть, он говорит с начальником.

– Ну, я пошел, мил человек, по тропочке. Думаю – к Мельничному-то ручью как-нибудь выберусь. Я, вишь ты, соображал, будто Мельничный ручей левее будет. А на деле оказывается – вон куда забрел. Родимый ты мой товарищ начальник! Как же теперь я попадать к Мельничному ручью-то буду? Господи, вот, понимаешь, история!

Он сокрушенно качает головой и прихлебывает из кружки.

– Откуда ты шел, папаша? – Начальник спрашивает доверчиво и добродушно. Только в его слегка прищуренных глазах светится осторожная подозрительность.

– Так я ж говорил тебе, мил человек. От брата двоюродного я иду. Он у меня в Льногорском совете секретарь. Из Льногор я, значит, иду. Вышел я еще засветло. Думал прямиком через озеро пройти. А тут, вишь ты, метель-то и разыгралась. Озером идти прямо никак невозможно. С ног валит. Я и пошел лесом. Набрел я, значит, на просеку. По ней до тропочки добрался. Ну и пошел я, мил человек, по тропочке. Мне бы направо идти, а я, вишь ты, соображал, будто Мельничный ручей левее будет. А на деле...

– Почему же ты, папаша, от моих ребят удирать стал? – перебивает его начальник.

– Да нешто я видел? Да, господи, если бы я увидел живого человека, я б сам к нему бросился. В лесу-то, да в такую темь, всякой душе рад будешь. Особенно, как я заблудился, – задержанный даже привстает от возбуждения. Говорит горячо и убедительно. – Я и так, родимый ты мой, не могу в себя прийти от радости, что твои ребята меня заметили. А не то – пропадать бы мне в лесу. Истинный бог, пропадать. А бежал я действительно. Бежал. Да только тут всякий побежит... Ты смотри, мил человек, промерз я как. Ведь в этой одежонке и час по такому морозу не проходишь. А я, почитай, часов восемь по лесу шатался. Да и страшно...

Задержанный разводит руками, шевелит свою ветхую курточку. Снег оттаял, с него течет вода. Под табуреткой натекла маленькая лужица.

Начальник присел к столу.

– Тебя как зовут-то, папаша?

– Так я ж говорил тебе мил человек. Смирнов, Никифор Семенов Смирнов. Мы в Мельничных-то ручьях и проживаем. А я как снес брату своему, двоюродному то есть брату, в Льногоры бумагу...

Дверь распахнулась. На пороге стоит Павел Сизых.

Задержанный спокойно обернулся на шум. Отхлебнул из чашки.

– Товарищ начальник, – говорит Павел, – можно вас на минутку?

Начальник нахмурился, вышел в коридор. Сказал недовольно и тихо:

– В чем дело, товарищ пограничник? Вы врываетесь, будто у вас пожар. И потом – как работает ваша собака? Куда это годится?..

– Разрешите доложить, товарищ начальник... – Павел волновался, говорил прерывистым шепотом, – ...разыскная собака Юкон на месте задержания нарушителя взяла след и пошла в неизвестном направлении. То есть мне неизвестном. Ему, Юкону, направление было известно, согласно следу, который...

Начальник улыбнулся.

– Ну, ладно, ладно. Следу, который... Дальше что?..

– Разыскная собака Юкон, после длительного преследования, в километре от границы, на старом пожарище настигла и уничтожила обнаруженную по следу серую собаку.

– Ничего не понимаю! Какую собаку, товарищ Сизых? – хмурится начальник.

– На шее которой, – продолжал Павел, – мною обнаружен ошейник, каковой доставлен на заставу, – Павел протянул начальнику ошейник, – и в каковом, по-моему, что-то зашито, – выпалил он и, тяжело дыша, замолк.

Начальник шагнул к окну, низко нагнулся над ошейником. Перочинным ножом он осторожно разрезал его. Из ошейника вывалились две тонкие бумажки.

Бумажки слиплись, пробитые двумя дырками.

Начальник вопросительно взглянул на Павла.

– Следы зубов Юкона. Он его в шею, – шепнул Павел.

Начальник расправил и разложил на подоконнике большую бумагу. Она оказалась трехверстной картой пограничной полосы, отпечатанной на тонком пергаменте. Жирной линией на ней были обведены два участка.

На одном стояла только цифра "No 5".

Второй был покрыт какими-то знаками.

По линии границы шла надпись, написанная широким, размашистым, каллиграфическим почерком: "Линия границы".