Текст книги "Под немецким сапогом"
Автор книги: Лев Николаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Лев Петрович Николаев
ПОД НЕМЕЦКИМ САПОГОМ
(выписки из дневника: октябрь 1941 г. – август 1943 г.)
21 октября.
Стоят пасмурные и холодные дни, которые гармонируют с моим мрачным настроением. Города не узнать. Трамваи уже не ходят. Электричества нет. Граждане стоят в очередях около продовольственных магазинов и покупают всё, что продаётся. Впрочем последние 2–3 дня в некоторых лавках съестные припасы стали раздавать даром. Люди тащат на плечах мешки с мукой, картофелью, крупами, печеньем, сахаром и т. д. Говорят, что появились бандиты, которые грабят склады и магазины. Делают они это безнаказанно, так как в городе осталось лишь мало милиционеров и так как товары всё равно будут розданы населению.
Сегодня, проходя по Журавлёвке, я видел, как толпа женщин и детей растаскивала товары со складов завода «Красна я Нить». Люди тащили огромные чувалы, набитые материей, ватой, нитками и т. д.
Я работаю целый день в амбулатории и принимаю ортопедических больных. У меня нет времени, чтобы стоять в очередях и заботиться о продуктах. Впрочем вчера вечером я простоял около трёх часов около магазина, где продавались конфеты. Родственники и знакомые заведующего проникали в лавку через чёрный ход и целыми ящиками уносили конфеты, между тем как простым смертным отпускалось по килограмму. В результате конфет для меня не хватило. Я громко протестовал против творившегося безобразия. Революционная законность ещё существует в городе, так как сегодня заведующего магазином сняли с работы. К сожалению, конфет больше не оказалось и я от этого ничего не выгадал…
Я надеюсь, что моя семья не умрёт от голода. В столовой Рентгеновского института я получаю обеды для себя и для всех членов моей семьи. Продовольствия в столовой – много. Хватит на несколько месяцев. Кроме того дома у меня имеется немного муки, чечевицы, гречневой крупы и консервов (крабов). Это даст нам возможность прожить недели три. Есть основания думать, что немцы после оккупации Харькова быстро снабдят город всем необходимым. В окрестных сёлах имеется много продовольствия: его нужно только подвезти в Харьков. Урожай был в этом году хороший и опасаться голода как будто не приходится.
Вспоминается 1918 год и оккупация Харькова немцами. Режим они установили суровый: пороли крестьян, вешали рабочих. Но продовольствия в городе было достаточно. Белые булки продавались по цене 1913 года. Вероятно будет то же самое и теперь. По крайней мере многие так думают. Для меня совершенно ясно, что немцы пришли на Украину, как завоеватели, и имеют цель присоединить к Германии эту богатую страну. Но вместе с тем немцы – культурная нация. Совершенно ясно, Очевидно, что они не будут грабить население и постараются как можно скорее наладить в городе культурную жизнь. Через несколько дней после их прихода вновь появится вода и электричество. Посмотрим, какой режим они установят в городе.
22 октября.
Сегодня в Рентгеновском институте нам раздали удостоверения в том, что мы оставлены на оборону Харькова. Немцы где-то очень близко. Слышна канонада. Последние милиционеры покидают город. Гражданских властей в Харькове уже нет. Ожидаются уличные бои. В госпитале Рентген-института всё готово для приёма раненых.
Сегодня я перебрался в новую квартиру в том же доме на 3-м этаже. Жить на уровне земли было слишком опасно. При уличных боях нижние квартиры всегда больше страдают. Не без грусти я покидал комнаты, где я прожил 17 лет. Перетащить всего имущества я не мог. Сделаю это постепенно.
24 октября.
Сегодня в 4 часа дня немцы появились на улице, где я живу. Это оказалась рота велосипедистов. Население встретило немцев очень сдержанно. Лишь немногие жители спустились по лестнице и стояли около подъезда. Одна гражданка, хорошо говорящая по-немецки, начала расспрашивать немцев относительно новых порядков. Оказывается, что советские деньги будут по-прежнему иметь ход. Одна марка будет стоить 10 рублей.
Немцы говорят, что война должна окончиться очень скоро вследствие полного разгрома советской армии и мир будет подписан через месяц, максимум через два. Взятие Москвы и Ленинграда ожидается ими через одну-две недели.
Немцы разговаривали с населением вполне корректно. Окружавшие меня граждане держали себя с достоинством. Единственным исключением являлась одна семья, которая проявила при встрече неуместную радость. Муж и жена принесли большой каравай белого хлеба, резали его на куски, мазали маслом и раздавали немцам со словами: «Кушайте на здоровье». Я подумал, что нехорошо так встречать врага, пришедшего покорять нашу родину. Другое дело, если бы это была Красная Армия.
Немецкие солдаты расквартировались в домах по нашей улице. В моей новой квартире они заняли две комнаты. Пишу при свете маленькой керосиновой лампы. Тяжело на сердце. Неужели немцы действительно окончательно разгромили Красную Армию? Неужели Советская Россия будет покорена так же, как были недавно покорены Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Франция, Чехо-Словакия, Югославия и Греция? Неужели немцы превратят большую цветущую Украину в свою колонию? Не хочется верить этому. Вспоминаются мрачные 1919 и 1920 годы. Тогда казалось тоже, что всё потеряно, что от России ничего не останется. Но в конце концов Советская Россия победила своих врагов. Хочется верить, что так будет и сейчас. Кроме того немцы имеют ещё одного сильного врага – Англию, которой активно помогают США… Но борьба будет чрезвычайно трудной, так как немцы очень сильны.
27 октября.
Немцы, поселившиеся в моей новой квартире, ведут себя прилично. Раздражает только то, что они целыми днями бренчат на мандолине и поют одни и те же заунывные немецкие песни.
Что касается немцев, расположившихся в нижней квартире, откуда я не успел ещё вынести мои вещи, они вела себя менее достойно. Они сорвали замок на двери моей комнаты и основательно её разграбили: забрали радиоприёмник, 30 коробок спичек, некоторые продукты питания и даже часть моего платья.
Пострадали и прочие квартиранты. Немцы забирали у них тёплые вещи, продукты питания, в частности сахар, конфеты и крупы. Они отбирают также карманные часы: оказывается, что в Германии почти невозможно приобрести часов. Мне рассказали о том, как один немецкий офицер присвоил себе часы. Он жил на квартире у одного гражданина, который носил часы на руке. Офицер попросил этого гражданина показать ему часы. Гражданин доверчиво снял часы с руки и протянул их немцу.
– Хорошие часы! – сказал офицер. – Сколько они стоят? Я могу вам предложить за них 30 марок.
– Позвольте, я не собираюсь продавать мои часы! – удивлённо ответил гражданин.
Офицер улыбнулся.
– А! Вот в чём дело! – сказал он. – Вы хотите мне их подарить. Благодарю вас.
И с этими словами офицер надел часы на свою руку. Гражданин оказался достаточно умён, чтобы не протестовать против этого открытого грабежа.
* * *
В Рентгеновском институте немцы захватили столовую и реквизировали все продукты. В результате мы остались без обеда. Это – очень тяжёлый удар для меня. Как же я буду питаться? При очень экономном употреблении продуктов, их хватит мне максимум на две недели. А затем что я буду делать? Будем надеяться, что к тому времени немцы наладят жизнь в городе и что можно будет вновь покупать продукты на базарах.
1 ноября.
Пока не чувствуется, чтобы жизнь восстанавливалась в городе. Света нет, воды нет, хлеба нет. Несмотря на приказ немцев начать торговлю, базары совершенно пусты. Многие думают, что советские деньги будут скоро отменены, а к немецким деньгам относятся с большим недоверием. Настроение в городе тревожное. На улицах довольно мало народа. Организовалась Городская управа в одном из зданий на Сумской улице. Очень странно было видеть впервые после 1918 года жёлто-голубой украинский петлюровский флаг рядом с немецким флагом – красным со свастикой, напоминающим чёрного паука с распростёртыми лапками. В управе появились «щирые украинцы» украинские националисты, говорящие принципиально только по-украински и делающие вид, что они не понимают русского языка. Откуда они взялись? Ведь это бывшие советские люди. Очевидно, они ловко маскировались и в течение ряда лет надували советскую власть, прикидываясь лояльными советскими гражданами.
* * *
Мой сын рассказывал мне, что он проходил сегодня по площади Дзержинского и видел, как немцы вешали мужчину на балконе дома ЦК партии. Перед тем как его казнили, несчастный успел крикнуть: «Простите. Помилуйте, я не виноват». Затем Его заставили спрыгнуть с балкона и петля затянулась вокруг его шеи.
* * *
Сегодня немецкие солдаты, расквартированные в доме, где я живу, внезапно выехали из Харькова, по видимому на фронт.
Всё чаще приходится слышать жалобы о том, что немцы ограбили мирных жителей. Особенно много грабежей было совершено в квартирах евреев или тех лиц, которых немцы принимали за евреев. Например, на Сумской улице живёт мой знакомый, доктор Добровольский. Он – поляк, но похож на еврея. Вероятно этим объясняется то, что немцы довольно основательно пограбили его квартиру и забрали у него даже его личную кровать.
Управа приказала сократить всех евреев со службы. Однако в Рентгеновском институте осуществление этого приказа пока не проведено в жизнь.
Некоторые евреи ещё не осознали своего ужасного положения. Например, ко мне заходила бывшая библиотекарша института ортопедии, она – милейшая и добрейшая еврейка. Она просила меня содействовать её устройству на службу в Рентгеновском институте. Мне пришлось ей объяснить, что это невозможно. Она долго не понимала почему. А когда она поняла, что она нигде не сможет устроиться, что она находится на положении прокажённой, она побледнела и сказала: «Ну что ж. Видимо придётся погибнуть. У меня никаких средств нет и я жила только тем, что зарабатывала». Было очень тяжело с ней прощаться.
* * *
Немцы развозят по городу туши мяса, уток, гусей. Очевидно, всё это отобрано у населения или реквизировано у крестьян. Некоторые унижаются перед немцами и выпрашивают объедки. Сегодня, проходя по двору Рентгеновского института, где немцы устроили маленькую бойню, я видел следующую сцену. Около закрытой двери бойни стоят десятка два служителей и сиделок института. От времени до времени дверь бойни открывается и жирный немец выносит отбросы, которые не идут в пищу немецким солдатам – лёгкие, сердце, кровь, желудок и т. п. При виде немца санитары и санитарки начинают просить: «Пан, дай. Дай немного флейш». Немец раздаёт двум-трём человекам мясные отбросы. Остальные с завистью смотрят на «счастливцев». Гнусное зрелище! А ведь голода нет. Вернее – ещё нет. Я с ужасом думаю о том, что он скоро настанет, так как становится совершенно очевидным, что немцы совершенно не интересуются нуждами населения.
2 ноября.
Сегодня воскресенье. Я ходил по городу в надежде купить где-нибудь немного картошки. На Журавлёвском базаре я увидел трупы расстрелянных немцами 15 мужчин. Предлогом для этой казни явился пожар базара. Говорят, что немцы сами, случайно или нет, подожгли базар, а затем свалили вину на мирное население. В домах по окружности базара они схватили 15 граждан и, без суда и следствия, расстреляли их. Трупы валяются в одежде. Никто не смеет подойти к ним. Базар – совершенно пуст. На стенке на одной из базарных будок висит приказ немецкого командования, уведомляющий население о том, что в случае повторения пожара, будет расстреляно втрое больше граждан. Говорят, что среди убитых один инженер. На других базарах было пусто. Картошки я так и не купил.
3 ноября.
Ни малейших признаков улучшения жизни. Немцы не обращают никакого внимания на население. А в управе орудуют людишки, которые не способны улучшить положение. Впрочем они связаны немцами: как они могут подвезти в город продовольствие, когда в руках немцев находится весь транспорт и когда они реквизируют все продукты у сельского населения для нужд собственной армии? Вот почему, как мне рассказывали, в управе созываются бесконечные заседания, которые не приводят ни к каким результатам. Люди поговорят и разойдутся. Всё – в руках немцев. А немцы думают только о себе.
* * *
Проходя по городу, я заметил, что некоторые антифашистские лозунги, написанные при советской власти краской на стенах домов, ещё не стёрты немцами. Как странно читать теперь: «Долой кровавый фашизм», когда немецкие солдаты расхаживают тут же рядом. По видимому немцы не придают значения таким «мелочам», так как они совершенно уверены в своей победе и в силе своего оружия.
* * *
Мы ничего не знаем о том, что творится вне города. Немцы отобрали у нас радиоприёмники. Газеты не выходят. Бюллетени с военными сводками не публикуются. Неизвестно, где фронт, продолжается ли сопротивление советских войск и как живётся гражданам по ту сторону фронта. Немцы распространяют ряд нелепых слухов. Говорят, например, что Сталин велел арестовать Молотова. Интересно, что немцы уничтожают все портреты товарища Сталина. Но не трогают портретов тов. Молотова. Говорят, что это об’ясняется тем, что немцы прониклись почтением к Молотову во время его поездки в Берлин накануне войны.
5 ноября.
Немцы ведут себя дико. Они отбирают картофель у тех немногочисленных торговок, которые пытаются вынести его на базар. Поэтому базары остаются пустыми. Непонятно: зачем это делается. Создаётся впечатление о том, что немцы стремятся искусственно вызвать голод среди населения. Но для чего это им нужно?
* * *
Воды нет. Водопровод не действует. Приходится брать воду в колодцах. Ближайший колодец от моего дома колодец расположен на Журавлёвке, т. е. почти на расстоянии одного километра. Приходится спускаться с горы, стать в очередь около колодца, простоять на холоде около двух часов, а затем тащить вёдра в гору либо по лестницам, насчитывающим более двухсот ступенек, либо по улице, круто поднимающейся в гору. И вот когда с большим напряжением сил вёдра внесены наверх, вас ожидает сюрприз: на горе немцы отбирают оба ведра с водой. Хотя у них имеется транспорт и они легко могли бы привезти себе несколько бочек воды, они предпочитают пользоваться работой граждан, с таким трудом раздобывающим себе воду.
Два дня тому назад мой сын вместе со своим товарищем, Андреем Макаровым, пошли на Журавлёвку за водой. Возвращаясь обратно, они встретили немцев. Мой сын, шедший впереди, благополучно проскользнул мимо немецких солдат. А у Макарова Андрея немцы отобрали воду, и бедному юноше пришлось снова идти к колодцу.
Иногда немцы не только отбирают воду, но и издеваются над беззащитными гражданами. Мне рассказывали про следующий случай: немец пожелал вымыть свои грязные сапоги в ведре с чистой водой. Гражданин, нёсший воду, предложил ему полить сапоги водой. Но немец настоял на своём, сунул свои сапоги в ведро и там вымыл их.
* * *
Вокруг Харькова, в колхозных полях, лежит огромное количество ещё не выкопанного картофеля: война помешала копке. Пока стоит довольно тёплая погода, но при первых морозах картошка погибнет. Казалось бы, что нужно срочно организовать её копку. Население города охотно занялось бы этой работой, если каждому было бы пообещано по несколько десятков килограммов картофеля. Однако, немцы не только не только не приглашают население копать картошку, но расстреливают тех граждан, которые пытаются что-нибудь выкопать. Странно. Упорно в голове вертится мысль о том, что немцы хотят вызвать голод. Ведь если бы они сами копали картофель, это было бы понятно. Но так выходит, что много картофеля неизбежно погибнет.
* * *
Деньги не принимаются. Первые проявления торговли на базарных площадях осуществляются только в виде мены. При этом вещи расцениваются очень дёшево по сравнению с продуктами питания. Например, недавно один гражданин поменял новый шевиотовый костюм на один литр постного масла. Гоню от себя мысль о предстоящем голоде. Недавно я подумал даже о том, чтобы покончить самоубийством и этим освободить семью от лишнего рта. Однако, я отказался от этой мысли потому, что я решил, что с моей смертью семья лишится человека, который может получить или достать для неё продукты питания.
Пришлось слышать о том, что недавно в Киеве взлетели на воздух дома, расположенные по главной улице города. При этом погибло много немцев. немецкое командование велело расстрелять несколько десятков тысяч евреев, оставшихся в Киеве. Какая это бесцельная жестокость!
6 ноября.
С тех пор, как немцы вступили в Харьков, я сегодня впервые раздобыл немного съестного. Это оказались лягушки. Я их купил по рублю штука у служителя биологического факультета А. Васенко. Русские люди боятся есть лягушек. Они думают, что подобно устрицам, лягушки глотаются живыми. Поэтому все смотрят на меня с ужасом, когда я рассказываю, что я ем лягушек, а именно их поджаренные на масле лапки. После прихода немцев в Харьков мы впервые ели сегодня мясное блюдо.
7 ноября.
Сегодня – двадцать четвёртая годовщина Октябрьской революции. Как радостно мы проводили раньше этот день. А сейчас… Впрочем в ознаменование этого праздника мы, по моему предложению, съели содержимое нескольких коробок консервов: крабы показались нам удивительно вкусными.
8 ноября.
Сейчас – часов 7 вечера. В квартире холодно. Темно. Тускло горит лампа. Только что был обыск: явился немецкий унтер-офицер с четырьмя солдатами. Спрашивал: где картофель. Картофеля у нас не оказалось. Прочие продукты жена успела спрятать в диван, на котором я лежу. Зачем немцы отбирают картошку? Ведь её так много вокруг Харькова. Стоит только поехать и привезти!
* * *
Сегодня один немец напал на улице на регистраторшу нашего института, вырвал у неё портфель, где она хранила все свои документы. Регистраторша обратилась ко мне с просьбой написать об этом заявление на немецком языке. Она хочет подать его в немецкую комендатуру, дабы получить новые документы. Её желание я выполнил.
* * *
Под влиянием переживаний последних недель нервы у меня совершенно развинтились. Я стал бояться темноты, чего раньше никогда не было. Поэтому я принуждён спать при зажжённой свечке. Жена недовольна тем, что я трачу много свечей. Но я ничего не могу поделать с собой…
9 ноября.
Я был на базаре и вернулся оттуда в ужасе: совершенно ясно, что мы погибнем от голода. На базаре оказалось лишь 5 торговок. Они вынесли несколько кусков тыквы и немного картошки. Однако за деньги у них ничего нельзя купить. Нужно менять. Условия мены очень невыгодные для «покупателя». Например, одна торговка предлагала поменять две репы на два стакана пшена или кусок тыквы на пять коробок спичек. Коробка спичек условно расценивается сейчас в 25 рублей, но на деньги спичек купить невозможно. Подумать только, что лишь месяц тому назад, т. е. при советской власти можно было купить сколько угодно коробок спичек по 2 копейки за коробку. Иначе говоря, цена коробки спичек увеличилась более чем в 1000 раз.
* * *
Некоторые интеллигенты уже сблизились с немцами. Мне как-то дико слышать рассказы про то, что инженер Н. П. Шатилов, сын известного профессора П. И. Шатилова, подружился с немецкими офицерами, живущими у него, что они вместе играют на пианино и что офицеры снабжают Шатилова продуктами.
Или ещё более странно слышать, что мол «жене известного профессора Тимофеева очень повезло: в её доме поселились “очень добрые немцы”. Они не только её не грабят, но даже снабжают остатками своей пищи». Странно. Как можно радоваться интеллигентной женщине, учительнице, что у неё остановились немцы, которые снабжают её своими объедками. И подобные факты приводятся с чувством зависти. Некоторые люди перестали чувствовать своё падение. Неужели это произошло под влиянием начинающегося голода? Что же будет дальше?..
10 ноября.
В квартире, куда я переселился три недели тому назад, жили раньше евреи. Они эвакуировались из Харькова. Уезжая, они бросили своего кота Мишку. Так же поступили и некоторые другие квартиранты. В результате на чёрной лестнице появился целый отряд кошек и котов. Они – голодные и устраивают кошачьи концерты. Через две недели эти коты стали постепенно исчезать. Выяснилось, что жильцы различных квартир их вылавливают и едят. Я решил последовать их примеру. Кот Мишка, по видимому, считал себя законным хозяином той квартиры, где я сейчас живу. Каждый раз как мы открывали дверь, ведущую из кухни на чёрный ход, он норовил проникнуть в комнаты. Его каждый раз выгоняли и он уходил возмущённый тем, что какие-то пришельцы заняли квартиру, где он прожил несколько лет и где его кормили. Задумавши съесть кота, я впустил его в кухню. Кот был большой, хорошо упитанный и имел рыжеватую шерсть. Он начал ластиться ко мне в ожидании пищи. Я никогда не убивал животных. Поэтому от непривычки руки у меня сильно дрожали. Я набросил коту петлю на шею и затянул её, поднявши его в воздух. К моему ужасу кот долго не умирал. Я бил его топором по голове, а он всё продолжал корчиться. В конце концов я не выдержал: в полуобморочном состоянии от волнения бросил кота и убежал. Его прикончила жена. Впрочем всё это не помешало нам съесть кошачье мясо с большим аппетитом. Моей десятилетней дочке мы сказали, что это кролик, которого я купил на базаре.
16 ноября.
Немцы, расквартированные в некоторых зданиях Рентгеновского института, договорились с директором института о том, что они привезут два грузовика картофеля. Директор должен был предоставить им человек пятнадцать санитаров для копки картофеля. За это немцы должны были дать институту содержимое одного из двух грузовиков, т. е. тонны три картофеля. Я предложил свои услуги в качестве рабочего. Вместе со мной поехали ещё два врача и десяток санитаров под командой помощника завхоза. Выехали мы часам к десяти утра. Чтобы доехать до Тракторного завода, находящегося на востоке от Харькова, пришлось ехать сперва на запад, затем на юг и сделать огромный круг, так как мосты на реке Харьков ещё не починены немцами.
Проезжая по площади Тевелева и по улице Свердлова, я увидел ужасное зрелище. На балконах вторых этажей висели трупы повешенных. Я насчитал их более шестидесяти. Их ноги находились на расстоянии 1,5–2 метров от земли и до них было легко дотронуться рукой. Большинство были мужчины, но среди повешенных были и женщины. Жуткое зрелище! Говорят, что где-то взорвались мины и что несколько немцев были убиты. В связи с этим немецкое командование велело схватить первых попавшихся граждан и повесить их.
Мы работали до 5 часов дня. Начало смеркаться. Немцы издали приказ о том, что позже 4 часов ходить по улицам запрещено. Поэтому некоторые из нас были очень встревожены: как же мы доберёмся домой? Немцы дали каждому из нас по мешку картофеля в награду за работу. Мы вернулись в институт в двадцать минут пятого. Было уже почти темно. Некоторые остались ночевать в институте. Что касается меня, то я решил пробраться домой, благо я живу недалеко. Я знал, что если я не вернусь домой, моя жена будет очень беспокоиться. Картошку я оставил в институте. Взял с собой лишь 3 или 4 килограмма. Улицы, по которым я проходил, были совершенно пустынны. Когда я дошёл до дома, где я живу, раздался оклик: «Хальт!» Но я сделал вид, что не слышал и быстро вошёл в под’езд. Я избегнул несомненно большой опасности: недавно немцы застрелили несколько человек, вышедших на улицу утром четверть часа раньше дозволенного времени.
Вечером мы ели варенную картошку. Она мне показалась удивительно вкусной. То обстоятельство, что мне удалось достать чувал картошки, должно спасти семью от голода на некоторое время, ибо продовольственных запасов у нас осталось лишь на 3–4 дня. А ведь последние две недели мы их тратили настолько экономно, что я каждый вечер испытывал сильный голод и часто не мог из-за этого заснуть.
17 ноября.
Сегодня утром в институте меня ожидал сюрприз. Оказалось, что немцы не сдержали своего обещания и забрали себе всю картошку. В связи с этим директор института, профессор Москаленко, решил свалить всю вину на меня и на двух других врачей, ездивших вместе со мной копать картошку. Мы, видите ли, виноваты в том, что не предупредили его о возвращении обоих грузовиков. Но при чём тут я? С нами ездил помощник завхоза, который должен был сказать предупредить директора. Все санитары и один врач остались ночевать в институте: они могли предупредить Москаленко. И, наконец, сам Москаленко и его завхоз Рейда, живущие в самом институте и прекрасно питающиеся за счёт продуктов, предназначенных для больных, могли дождаться возвращения грузовиков и во-время переговорить с немцами. Ясно, что если кто нибудь виноват в том, что немцы не сдержали своего обещания, то это только Москаленко и Рейда. Но так как нужны люди, на которых можно было бы свалить всю вину, они избрали меня и остальных двух врачей. Москаленко посмел сегодня на меня кричать и заявил, что уволит меня.
20 ноября.
В Рентгеновском институте начинаю голодатью не только я. Голодают также доктор Моргачёв, доктор Снегирёв, доцент Масалитинов, доктор Кушниренко и другие. Сегодня Моргачёв сообщил мне, по секрету, что одна сиделка рано утром видела, как немцы пристрелили лошадь. Это произошло в укромном месте по ту сторону реки Харьков. Мы решили немедленно послать экспедицию с целью раздобыть свежей конины. Моргачёв был занят и поэтому отправились Масалитинов, Снегирёв, я, одна сиделка и ещё какая-то женщина. Мы перешли реку через кладки. У моста стоял немецкий часовой. Он покосился на нас, но ничего не сказал. Убитая лошадь лежала на берегу реки метрах в трёхстах от часового. Дойдя до приза стреленного коня, мы сочли нужным лечь на траву, чтобы часовой нас не заметил. Затем Масалитинов и я достали скальпели и начали «препарировать» левую заднюю конечность лошади. Мы не резали, а препарировали, поскольку, по привычке, свойственной анатомам, мы отделяли одну мышцу за другой. Мы дали много мяса обоим женщинам с тем, чтобы они половину его отдали Моргачёву. Масалитинов, Снегирёв и я об’единились и нарезали себе вместе около 10 килограмм конины. Можно было взять и больше, но это было опасно, так как вокруг нас скопилась целая толпа, которая ждала, чтобы мы поскорее убрались, дабы последовать нашему примеру. Боясь привлечь внимание часового, мы покинули на четверть распотрошённую лошадь. На неё накинулись другие люди. К вечеру выяснилось, что бедный Моргачёв мяса так и не получил: санитарки всё присвоили себе.
27 ноября.
Я уволен из института Рентгенологии за «дезорганизацию снабжения больных продовольствием». Какая дикость! В течение более двадцати лет моей службы при советской власти я не получил ни одного выговора, а тут я оказался виноватым в том, что немцы надули директора и не дали ему обещанной картошки. С 1 декабря институт ортопедии отделяется от Рентгеновского института. Во главе института ортопедии будет находиться некий доктор Пригоровский, неуч и аферист. Так как уволить меня сразу из института ортопедии было неудобно (ведь я старейший сотрудник этого института и работал там с 1921 года), Пригоровский предложил мне должность консультанта при мастерских по ремонту протезов. Я согласился, чтобы не числится безработным, ибо есть слабая надежда на то, что через некоторое время служащим будут выдавать хлеб. Однако, я ясно отдаю себе отчёт в том, что протезные мастерские, переведённые на самоокупаемость, не просуществуют и трёх месяцев, так как материала для изготовления протезов в них нет и достать его негде. Кроме того население начинает уже голодать и инвалиды думают сейчас не о протезах, а о том, как обеспечить себя от голода. Ну что же! Попробую поработать в этих мастерских. Ими будет заведовать некий Н. М. Шевченко, молодой и интеллигентный рабочий. Я знаю его мало, но он производит на меня хорошее впечатление.
28 ноября.
Сегодня я ходил вместе с сыном в деревню Большую Даниловку, расположенную недалеко от Харькова. Мы взяли для обмена несколько вещей – ботинки, пальто, рубахи. Оказалось, что в деревне раньше нас побывало много горожан и крестьяне не желают больше менять продукты питания на вещи или предлагают очень невыгодные условия мены. Мы долго и тщетно ходили по всему селу. Наконец мы зашли в одну хату, где хозяева нас приняли. В хате уже находилась одна гражданка из города. При нас она поменяла совершенно новое дамское пальто на одну курицу и три буряка. Когда она ушла, я стал предлагать крестьянам мои вещи. Видимо в этой хате живут кулаки. Они и приняли меня «по-кулацкому» и стали предлагать за пальто десяток буряков. Я собрался уже уйти, но вспомнил о том, что принёс с собой золотую брошку, которая в 1913 г. стоила бы рублей 20–30. Молодой хозяин и его жена не понимали ценности этой вещицы. Но мать хозяина, старая бабка, вцепилась в эту брошь. После длительного и очень мучительного для меня торга я поменял брошь на 7 килограммов муки, ведро картофеля и два буряка. По ценам 1913 года эти продукты стоили лишь рубля два. Таким образом мена получилась для меня очень невыгодной. Но зато мы сегодня вечером ужинали с хлебом, вернее с плюшками, которые напекла нам жена. Во время моего странствования с сыном по Большой Даниловке немцы несколько раз останавливали нас и проверяли содержимое наших мешков. Они заявили, что менять вещи на продукты запрещено. Мне пришлось сказать им неправду. Я заявил, что я врач, был вызван к больному и получил от него гонорар в виде продуктов. Немцы мне поверили и пропустили. Но о чём думает их командование? Ведь оно сознательно обрекает горожан на голод!
29 ноября.
Два часа тому назад я «обедал». Однако я начинаю чувствовать голод, а ведь впереди – длинная зимняя ночь. Мы питаемся почти одной только картошкой, при том без жиров. Не хватает белков, жиров, витаминов. Варенная картошка на завтрак и на обед. Я рассчитывал, что привезённой мной картошки должно хватить до весны. Между тем при таком употреблении её не хватит и до нового года.
Я устал. Устал физически и особенно духовно. Хочется полежать, отдохнуть, не думать о действительности, почитать интересную книгу. Последний месяц я работал как чернорабочий, таскал тяжёлые вёдра с мусором, рубил дрова, носил воду, совершал пешком прогулки по 20 километров. Я так исхудал, что на моё тело жутко смотреть: весь подкожный жир и все мышцы растаяли. Я сразу постарел. Сильно изменилась и моя жена. Дети побледнели, но выглядят всё же лучше нас.
* * *
Я всегда был очень брезглив, не любил пить из грязного стакана, есть из не совсем чистой тарелки, не мог проглотить грязно приготовленную пищу. То ли дело теперь! Грязная картошка не моется за отсутствием воды. Ничего! Я ем и не обращаю внимания: съедаю всё до последней крошки.
