Текст книги "Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг"
Автор книги: Лев Толстой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)
Барыня. Ну, хорошо, хорошо.
Доктор. То-то хорошо, а все по-старому; а так, барыня, нельзя, нельзя. Ну прощайте!
Барыня. Не прощайте, а до свиданья. Вечером я вас все-таки жду; без вас я не решусь.
Доктор. Ладно, ладно. Коли время будет, заверну. (Уходит.)
Явление сорок второе
Те же, без доктора.
Барыня (увидав мужиков). Это что? Что это? Что это за люди?
Мужики кланяются.
Федор Иваныч. Это крестьяне из Курской о покупке земли к Леониду Федоровичу.
Барыня. Я вижу, что крестьяне, да кто их пустил?
Федор Иваныч. Леонид Федорович приказали. Они с ними сейчас говорили о продаже земли.
Барыня. И какая продажа? Совсем не нужно продавать. А главное– как же пускать людей с улицы в дом! Как пускать людей с улицы! Нельзя пускать в дом людей, которые ночевали бог знает где… (Разгорячается все более и более.) В одеждах, я думаю, всякая складка полна микроб: микробы скарлатины, микробы оспы, микробы дифтерита! Да ведь они из Курской, из Курской губернии, где повальный дифтерит!.. Доктор, доктор! Воротите доктора!
Леонид Федорович уходит, закрывая дверь. Григорий выходит за доктором.
Явление сорок третье
Те же, без Леонида Федоровича и Григория.
Василий Леонидыч (курит на мужиков). Ничего, мама, хотите я их окурю так, что всем микробам капут? А, что?
Барыня строго молчит, ожидая возвращения доктора. (К мужикам.) А вы свиней выкармливаете? Вот выгодно-то!
1-й мужик. Двистительно, пускаем когда и по свиной части.
Василий Леонидыч. Таких… Иу, иу! (Хрюкает поросенком.)
Барыня. Вово, Вово! перестань!
Василий Леонидыч. Похоже? А, что?
1-й мужик. Двистительно, сходственно.
Барыня. Вово, перестань, я тебе говорю!
2-й мужик. Это к чему же?
3-й мужик. Сказывал, на фатеру бы пока что.
Явление сорок четвертое
Те же, доктор и Григорий.
Доктор. Ну, что еще? Что такое?
Барыня. Да вот вы говорите, чтобы не волноваться. Ну как тут быть спокойной. Я сестру не вижу два месяца, я остерегаюсь всякого сомнительного посетителя. И вдруг люди из Курска, прямо из Курска, где повальный дифтерит, – в середине моего дома!
Доктор. То есть вот эти молодцы-то?
Барыня. Ну да, прямо из дифтеритной местности!
Доктор. Да, коли из дифтеритной местности, то, разумеется, неосторожно, но все-таки очень-то волноваться незачем.
Барыня. Да ведь вы сами же предписываете осторожность?
Доктор. Ну да, ну да, только волноваться-то очень незачем.
Барыня. Да ведь как же? Полную дезинфекцию надо.
Доктор. Нет, что ж полную, это дорого слишком, рублей триста, а то и больше станет. А я вам дешево и сердито устрою. Возьмите-ка на большую бутылку воды…
Барыня. Отварной?
Доктор. Все равно. Отварной лучше… Так на бутылку воды столовую ложку салициловой кислоты, да и велите перемыть все, чего касались даже, а их самих, молодцов этих, разумеется, вон. Вот и все. Тогда смело. Да того же состава через пульверизатор в воздух пропустите, стаканчика два, три, и посмотрите, как хорошо будет. Совершенно безопасно!
Барыня. Таня где? Позовите Таню!
Явление сорок пятое
Те же и Таня.
Таня. Что прикажете?
Барыня. Знаешь большую бутылку в уборной?
Таня. Из которой прачку вчера брызгали?
Барыня. Ну да, а то какая же! Так вот возьми ты эту бутыль и вымой прежде, где они стоят, мылом, потом этим…
Таня. Слушаю-с. Я знаю как.
Барыня. Да потом возьми пульверизатор… Впрочем, я вернусь, сама сделаю.
Доктор. Так и сделайте, и не бойтесь. Ну, так до свиданья, до вечера. (Уходит.)
Явление сорок шестое
Те же, без доктора.
Барыня. А их вон, вон, чтоб их духу не было. Вон, вон. Идите, что смотрите?
1-й мужик. Двистительно, мы как по глупости, как нам предлегаить…
Григорий (выпроваживая мужиков). Ну, ну, идите, идите.
2-й мужик. Платок-то мой дай!
3-й мужик. О господи! Говорил я – на фатеру бы покуда что.
Григорий выталкивает его.
Явление сорок седьмое
Барыня, Григорий, Федор Иваныч, Таня, Василий Леонидыч и артельщик.
Артельщик (несколько раз порывавшийся говорить). Будет ответ какой?
Барыня. А, это от Бурдье? (Горячась.) Никакого, никакого, и несите назад. Я ей говорила, что я такого костюма не заказывала и дочери своей носить не позволю.
Артельщик. Не могу знать, меня послали.
Барыня. Ступайте, ступайте и несите назад. Я сама заеду.
Василий Леонидыч (торжественно). Господин посланник от Бурдье, ступайте!
Артельщик. Давно бы сказали. Что ж я пять часов сидел?
Василий Леонидыч. Посланец Бурдье, ступайте!
Барыня. Перестань, пожалуйста.
Артельщик уходит.
Явление сорок восьмое
Те же, без артельщика.
Барыня. Бетси! Где она? Вечно ее ждать.
Василий Леонидыч (кричит во все горло). Бетси! Петрищев! Идите скорей! Скорей! Скорей! А, что?
Явление сорок девятое
Те же, Петрищев, Бетси и Марья Константиновна.
Барыня. Вечно тебя ждешь.
Бетси. Напротив, я вас жду.
Петрищев кланяется одной головой и целует руку барыне.
Барыня. Здравствуйте! (К Бетси.) Всегда отвечать!
Бетси. Если вы, мама, не в духе, так лучше я не поеду.
Барыня. Едем или не едем?
Бетси. Да едемте, что ж делать?
Барыня. Видела от Бурдье?
Бетси. Видела и очень была рада. Я заказывала костюм и надену, когда заплатят за него деньги.
Барыня. Я не заплачу и не позволю надеть неприличный костюм.
Бетси. Отчего он стал неприличный? То был приличен, а то на вас pruderie[7]7
преувеличенная стыдливость (франц.).
[Закрыть] нашла.
Барыня. Не pruderie, a переделать весь лиф, тогда можно.
Бетси. Мама, право, это невозможно.
Барыня. Ну одевайся же.
Садятся. Григорий надевает ботики.
Василий Леонидыч. Марья Константиновна! А вы видите, какая пустота в передней?
Марья Константиновна. А что? (Вперед смеется.)
Василий Леонидыч. А от Бурдье ушел. А, что? Хорошо? (Хохочет громко.)
Барыня. Ну, едем. (Выходит в дверь и тотчас же возвращается.) Таня!
Таня. Что прикажете?
Барыня. Фифку без меня чтоб не простудить. Если будет проситься выпускать, то непременно надеть капотец желтенький. Она не совсем здорова.
Таня. Слушаю-с.
Барыня, Бетси и Григорий уходят.
Явление пятидесятое
Петрищев, Василий Леонидыч, Таня и Федор Иваныч.
Петрищев. Ну что же, добыл?
Василий Леонидыч. Я тебе скажу, с трудом. Сначала сунулся к родителю, – зарычал и прогнал. Я к родительнице, – ну, и добился. Тут! (Хлопает по карману.) Уж если я возьмусь, от меня не уйдешь… Мертвая хватка. А, что? А нынче ведь приведут моих волкодавов.
Петрищев и Василий Леонидыч одеваются и уходят. Таня идет за ними.
Явление пятьдесят первое
Федор Иваныч один.
Федор Иваныч. Да, все неприятности. И как это они не могут в согласии жить? Да и правду сказать, молодое поколенье – не то. А царство женщин? Как давеча Леонид Федорович хотели было вступиться, да увидали, что она в экстазе, захлопнули дверь. Редкой доброты человек! Да, редкой доброты… Это что? Таня-то их опять ведет.
Явление пятьдесят второе
Федор Иваныч, Таня и три мужика.
Таня. Идите, идите, дяденьки, ничего.
Федор Иваныч. Зачем же ты их опять привела?
Таня. Да как же, Федор Иваныч, батюшка, надо же как-нибудь похлопотать за них. А я уж вымою заодно.
Федор Иваныч. Да ведь не сойдется дело, я уж вижу.
1-й мужик. Как же, поштенный, наше дело в действие произвесть? Вы, ваше степенство, побеспокойтесь как-нибудь, а уж мы в награждение хлопот от миру благодарность представить можем вполне.
3-й мужик. Постарайся, соколик, жить нам нельзя. Земля малая, – не то что скотину, а курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
Кланяются.
Федор Иваныч. И жалко мне вас, да не знаю, братцы. Я ведь очень понимаю. Да ведь отказал он. Теперь как же? Да и барыня еще несогласна. Едва ли! Ну, да давайте бумагу, – пойду, попытаюсь, попрошу его. (Уходит.)
Явление пятьдесят третье
Таня и три мужика (вздыхают).
Таня. Да вы мне скажите, дяденьки, в чем дело-то стало?
1-й мужик. Да вот только бы подписом приложения руки.
Таня. Только чтоб барин бумагу подписал, да?
1-й мужик. Только всего, приложить руку и деньги взять, вот бы и развязка.
3-й мужик. Написал бы только: как мужички, скажем, жалают, так, скажем, и я жалаю. И всего дела: взял, подписал, и крышка.
Таня. Только подписать? На бумаге только чтоб барин подписал? (Задумывается.)
1-й мужик. Двистительно, только всего и зависит дело. Подписал, значит, и больше никаких.
Таня. Вы погодите, что вот Федор Иваныч скажет. Если он не уговорит, я попытаю одну штуку.
1-й мужик. Объегоришь?
Таня. Попытаю.
3-й мужик. Ай, деушка, хлопотать хочет. Только выхлопочи ты дело, всю жизнь, скажем, кормить миром обвяжемся. Вот как!
1-й мужик. Кабы в действие произвесть такое дело, двистительно озолотить можно.
2-й мужик. Да уж что говорить!
Таня. Верно не обещаю; как это говорится, попытка – не шутка, а…
1-й мужик. А спрос – не беда. Это двистительно.
Явление пятьдесят четвертое
Те же и Федор Иваныч.
Федор Иваныч. Нет, братцы, не выходит ваше дело, не согласился и не согласится. Берите бумагу. Идите, идите.
1-й мужик (берет бумагу, к Тане). Так уж на тебя, примерно, упевать станем.
Таня. Сейчас, сейчас. Вы идите, на улице подождите, а я сию минуту выбегу, скажу чтó.
Мужики уходят.
Явление пятьдесят пятое
Федор Иваныч и Таня.
Таня. Федор Иваныч, голубчик, доложите барину, чтоб он ко мне вышел. Мне ему словечко сказать надо.
Федор Иваныч. Это что за новости?
Таня. Да нужно, Федор Иваныч. Доложите, пожалуйста, худого ничего, ей-богу.
Федор Иваныч. Какое такое дело?
Таня. Да секрет маленький. Я вам после открою. Вы доложите только.
Федор Иваныч (улыбаясь). И что ты строишь, не пойму! Да ну, скажу, скажу. (Уходит.)
Явление пятьдесят шестое
Таня одна.
Таня. Право, сделаю. Ведь он сам говорил, что сила в Семене есть, а ведь я все знаю, как делать. Тогда никто не догадался. А теперь научу Семена. А не выйдет дело, не беда. Разве грех какой?
Явление пятьдесят седьмое
Таня, Леонид Федорович и за ними Федор Иваныч.
Леонид Федорович (улыбаясь). Вот просительница-то! Что это у тебя за дело?
Таня. Секрет маленький, Леонид Федорович. Позвольте мне один на один сказать.
Леонид Федорович. Что так? Федор, выдь на минутку.
Явление пятьдесят восьмое
Леонид Федорович и Таня.
Таня. Как я жила, выросла в вашем доме, Леонид Федорович, и как благодарна вам за все, я как отцу родному откроюсь. Живет у вас Семен, и хочет он на мне жениться.
Леонид Федорович. Вот как!
Таня. Открываюсь перед вами, как перед богом. Посоветоваться мне не с кем, как сирота я.
Леонид Федорович. Что ж, отчего же! Он, кажется, малый хороший.
Таня. Это точно, он все бы ничего, только одно я сумлеваюсь. И спросить хотела вас, что есть за ним одно дело, а я и понять не могу… как бы не худое что.
Леонид Федорович. Что ж, он пьет?
Таня. Нет, помилуй бог! А как я знаю, что спиритичество есть…
Леонид Федорович. Знаешь?
Таня. Как же-с! Я очень понимаю. Другие, точно, по необразованию не понимают этого…
Леонид Федорович. Ну так что ж?
Таня. Да вот опасаюсь насчет Семена. С ним это бывает.
Леонид Федорович. Что бывает?
Таня. Да вот вроде, как спири…тичество. Это у людей спросите. Как только он задремлет у стола, сейчас стол затрясется, весь заскрипит так: тук, ту… тук! Все и люди слышали.
Леонид Федорович. Вот как раз то, что я утром Сергею Ивановичу говорил. Ну?..
Таня. А то… когда это было?.. Да, в середу. Сели обедать. Только он сел за стол, а ложка сама к нему в руку – прыг!
Леонид Федорович. А, это интересно! И в руку прыг? Что ж, он задремал?
Таня. Вот уж не приметила. Кажется, что задремал.
Леонид Федорович. Ну?..
Таня. Ну, вот я и опасаюсь и об этом спросить хотела, что не будет ли от этого вреда? Тоже век жить, а в нем такое дело.
Леонид Федорович (улыбаясь). Нет, не бойся, тут худого ничего нет. А это значит только то, что он медиум, – просто медиум. Я и прежде знал, что он медиум.
Таня. Вот что… А я-то боялась!
Леонид Федорович. Нет, не бойся, ничего. (Сам с собой.) Вот и прекрасно. Капчича не будет, мы его нынче и испытаем… Нет, ты, милая, не бойся, он и хороший муж будет, и все… А это особенная сила, она во всех есть. Только в одних слабей, в других сильней.
Таня. Покорно вас благодарю. Я теперь и думать не буду. А то я боялась… Что значит неученье-то наше!
Леонид Федорович. Нет, нет, не бойся. Федор!
Явление пятьдесят девятое
Те же и Федор Иваныч.
Леонид Федорович. Я пойду со двора. К вечеру приготовь все для сеанса.
Федор Иваныч. Да ведь Капчич не изволит быть.
Леонид Федорович. Ничего, все равно. (Надевает шинель.) Пробный сеанс будет с своим медиумом. (Уходит. Федор Иваныч провожает его.)
Явление шестидесятое
Таня одна.
Таня. Поверил, поверил! (Взвизгивает, прыгает.) Ей-богу, поверил! Вот чудо-то! (Взвизгивает.) Теперь сделаю, только бы Семен не сробел.
Явление шестьдесят первое
Таня и Федор Иваныч (возвращается).
Федор Иваныч. Ну что же, сказала свой секрет?
Таня. Сказала. Да я и вам открою, только после… А у меня и к вам, Федор Иваныч, просьба есть.
Федор Иваныч. Какая же это ко мне-то просьба?
Таня (стыдливо). Вы мне как второй отец были, я вам как перед богом откроюсь.
Федор Иваныч. Да ты не виляй, прямо к делу.
Таня. Да что дело? Дело то, что Семен на мне жениться хочет.
Федор Иваныч. Вот как! То-то я примечаю…
Таня. Да что ж мне скрываться? Мое дело сиротское, а вы сами знаете здешнее городское заведение: всякий пристает; хоть бы Григорий Михайлыч, проходу от него нету. Тоже и этот… знаете? Они думают, что у меня души нет, что я только им для забавы далась…
Федор Иваныч. Умница, хвалю! Ну, так что же?
Таня. Да Семен писал отцу, а он, отец-то, нынче меня увидал, да сейчас и говорит: избаловался, – про сына-то. Федор Иваныч! (Кланяется.) Будьте мне заместо отца, поговорите с стариком, с Семеновым отцом. Я бы их в кухню провела, а вы бы зашли, да и поговорили старику.
Федор Иваныч (улыбаясь). Это сватом я, значит, буду? Что ж, можно.
Таня. Федор Иваныч, голубчик, будьте заместо отца родного, а я век за вас буду бога молить.
Федор Иваныч. Хорошо, хорошо; пройду ужо. Обещаю, так сделаю. (Берет газету.)
Таня. Второй отец мне будете.
Федор Иваныч. Хорошо, хорошо.
Таня. Так я буду в надежде… (Уходит.)
Явление шестьдесят второе
Федор Иваныч один.
Федор Иваныч (кивает головой). А ласковая девочка, хорошая. А ведь сколько их таких пропадает, подумаешь! Только ведь промахнись раз один – пошла по рукам… Потом в грязи ее уж не сыщешь. Не хуже, как Наталья сердечная… А тоже была хорошая, тоже мать родила, лелеяла, выращивала… (Берет газету.) Ну-ка, что Фердинанд наш, как изворачивается?..
Занавес
Действие второе
Театр представляет внутренность людской кухни. Мужики, раздевшись и запотев, сидят у стола и пьют чай. Федор Иваныч с сигарой на другом конце сцены. На печке старый повар, не видный первые четыре явления.
Явление первое
Три мужика и Федор Иваныч.
Федор Иваныч. Мой совет, ты ему не препятствуй. Если его желание есть и ее тоже, так и с богом. Девушка хорошая, честная. На это не смотри, что она щеголиха. Это по-городски, нельзя без этого. А девушка умная.
2-й мужик. Что ж, коли его охота есть. Ему жить с ней, а не мне. Только уж оченно чиста. Как ее в избу введешь? Свекрови-то она и погладиться не дастся.
Федор Иваныч. Это, братец ты мой, не от чистоты, а от характера. Коли доброго характера, так будет покорна и уважительна.
2-й мужик. Да уж возьму, коли так малый усетился, чтобы беспременно ее взять. Тоже с немилой жить беда! Со старухой посоветуюсь, да и с богом.
Федор Иваныч. Ну, и по рукам.
2-й мужик. Да уж видно, что так.
1-й мужик. И как тебе фортунит, Захар: приехал за совершением дела, а глядь – сноху за сына какую кралю высватал. Только бы спрыснуть, значит, чтобы хворменно было.
Федор Иваныч. Этого совсем не нужно.
Неловкое молчание. Я ведь вашу жизнь крестьянскую очень понимаю. Я, вам скажу, сам подумываю, где бы землицы купить. Домик построил бы да крестьянствовал. Хоть бы в вашей стороне.
2-й мужик. Разлюбезное дело!
1-й мужик. Двистительно, при деньгах можно в деревне себе всякое удовольствие получить.
3-й мужик. Что и говорить! Деревенское дело, скажем, во всяком разе слободно, не то, что в городу.
Федор Иваныч. Что ж, примете в общество, коли у вас поселюсь?
2-й мужик. Отчего же не принять? Вина старикам выставишь, сейчас примут.
1-й мужик. Да питейное заведение, примерно, или трактир откроете, житье такое будет, что умирать не надо. Царствуй, и больше никаких.
Федор Иваныч. Там видно будет. А только хочется на старости лет спокойно пожить. Жить мне и здесь хорошо – жалко и оставить: Леонид Федорович ведь редкой доброты человек.
1-й мужик. Это двистительно. Да что же он наше-то дело? Ужели ж так, без последствий?
Федор Иваныч. Он-то бы рад.
2-й мужик. Видно, он жены боится..
Федор Иваныч. Не боится, а тоже согласия нет.
3-й мужик. А ты бы, отец, постарался, а то как нам жить? Земля малая…
Федор Иваныч. Да вот посмотрим, что выйдет от Татьяниных хлопот. Ведь она взялась.
3-й мужик (пьет чай). Отец, помилосердствуй! Земля малая, не токмо скотину, – курицу, скажем, и ту выпустить некуда.
Федор Иваныч. Да кабы в моих руках дело было. (Ко 2-му мужику.) Так так, братец, сваты мы с тобой будем. Кончено дело об Тане-то?
2-й мужик. Да уж сказал коли я, и без пропою назад не попячусь. Только бы дело наше вышло.
Явление второе
Те же, входит кухарка, заглядывает на почку, делает туда знаки и тотчас же начинает оживленно говорить с Федором Иванычем.
Кухарка. Сейчас из белой кухни позвали Семена вверх; барии да энтот, что вызывает с ним, лысый-то, посадили его да велели на место Капчича действовать.
Федор Иваныч. Что ты врешь!
Кухарка. Как же! сейчас Тане Яков сказывал.
Федор Иваныч. Чудно это!
Явление третье
Те же и кучер.
Федор Иваныч. Ты что?
Кучер (к Федору Иванычу). Так и скажите, что я не нанимался с собаками жить. Пускай другой кто живет, а я с собаками жить не согласен.
Федор Иваныч. С какими собаками?
Кучер. Да привели от Василья Леонидыча трех кобелей к нам в кучерскую. Напакостили, воют, а приступиться нельзя – кусаются. Злые, черти! – того и гляди, сожрут. И то хочу поленом ноги им перебить.
Федор Иваныч. Да когда же это?
Кучер. Да нынче привели с выставки, какие-то дорогие, пустопсовые, что ль, леший их знает! Либо собакам в кучерской, либо кучерам жить. Так и скажите.
Федор Иваныч. Да, это непорядок. Я пойду спрошу.
Кучер. Их бы сюда, что ль, к Лукерье.
Кухарка (горячо). Тут люди обедают, а ты кобелей запереть хочешь. Уж и так…
Кучер. А у меня кафтаны, полости, сбруя. А чистоту спрашивают. Ну, в дворницкую, что ль.
Федор Иваныч. Надо Василью Леонидычу сказать.
Кучер (сердито). Повесил бы себе на шею кобелей этих, да и ходил бы с ними, а то сам-то небось на лошадях ездить любит. Красавчика испортил ни за что. А лошадь была!.. Эх, житье! (Уходит, хлопая дверью.)
Явление четвертое
Те же, без кучера.
Федор Иваныч. Да, непорядки, непорядки! (К мужикам.) Ну, так так-то, пока прощайте, ребята!
Мужики. С богом.
Федор Иваныч уходит.
Явление пятое
Те же, без Федора Иваныча. Как только Федор Иваныч уходит, на печке слышно кряхтенье.
2-й мужик. Уж и гладок же, ровно анарал.
Кухарка. Да что и говорить! Горница особая, стирка на него вся от господ, чай, сахар – это все господское, и пища со стола.
Старый повар. Как черту не жить, – накрал!
2-й мужик. Это чей же, на печке-то?
Кухарка. Да так, человечек один.
Молчание.
1-й мужик. Ну, да и у вас, посмотрел я давеча, ужинали, капиталец дюже хорош.
Кухарка. Жаловаться нельзя. На это она не скупа. Белая булка по воскресеньям, рыба в постные дни по праздникам, а кто хошь, и скоромное ешь.
2-й мужик. Разве постом лопает кто?
Кухарка. Э, да все почитай. Только и постятся, что кучер (не этот, что приходил, а старый…), да Сема, да я, да икономка, а то все скоромное жрут.
2-й мужик. Ну, а сам-то?
Кухарка. Э, хватился! да он и думать забыл, какой такой пост есть.
3-й мужик. О господи!
1-й мужик. Дело господское, по книжкам дошли. Потому умственность!
3-й мужик. Ситник-то каждый день, я чай?
Кухарка. О, ситник! Не видали они твоего ситника! Посмотрел бы пищу у них: чего-чего нет!
1-й мужик. Господская пища, известно, воздушная.
Кухарка. Воздушная-то, воздушная, – ну, да и здоровы жрать.
1-й мужик. В аппеките, значит.
Кухарка. Потому запивают. Вин этих сладких, водок, наливок шипучих, к каждому кушанью – свое. Ест и запивает, ест и запивает.
1-й мужик. Она, значит, в препорцию и проносит пищу-то.
Кухарка. Да уж как здоровы жрать – беда! У них ведь нет того, чтоб сел, поел, перекрестился да встал, а бесперечь едят.
2-й мужик. Как свиньи, в корыто с ногами.
Мужики смеются.
Кухарка. Только, господи благослови, глаза продерут, сейчас самовар, чай, кофе, щиколад. Только самовара два отопьют, уж третий ставь. А тут завтрак, а тут обед, а тут опять кофий. Только отвалятся, сейчас опять чай. А тут закуски пойдут: конфеты, жамки – и конца нет. В постели лежа – и то едят.
3-й мужик. Вот так так. (Хохочет.)
1-й и 2-й мужики. Да ты чего?
3-й мужик. Хоть бы денек так пожить!
2-й мужик. Ну, а когда же дела делают?
Кухарка. Какие у них дела? В карты да в фортепьяны – только и делов. Барышня, так та, бывало, как глаза продерет, так сейчас к фортепьянам, и валяй! А эта, что живет, учительша, стоит, ждет, бывало, скоро ли опростаются фортепьяны; как отделалась одна, давай эта закатывать. А то двое фортепьян поставят, да по двое, вчетвером запузыривают. Так-то запузыривают, аж здесь слышно.
3-й мужик. Ох, господи!
Кухарка. Ну, вот только и делов: в фортепьяны, а то в карты. Как только съехались, сейчас карты, вино, закурят – и пошло на всю ночь. Только встанут – поесть опять!
Явление шестое
Те же и Семен.
Семен. Чай да сахар!
1-й мужик. Милости просим, садись.
Семен (подходит к столу). Благодарю покорно.
1-й мужик наливает ему чай.
2-й мужик. Где был?
Семен. Вверху был.
2-й мужик. Что ж, какие же там дела?
Семен. Да и не поймешь. Не знаю, как сказать.
2-й мужик. Да что ж, дело какое?
Семен. Да и не знаю, как сказать, силу какую-то во мне пытали. Да я не пойму. Татьяна говорит: делай, мы, говорит, нашим мужикам землю охлопочем, продаст.
2-й мужик. Да как же она сделает-то?
Семен. Да не пойму от нее, она не сказывает. Только, говорит, делай, как я велю!
2-й мужик. Что ж делать-то?
Семен. Да сейчас ничего. Посадили меня, свет потушили, велели спать. А Татьяна тут же схоронилась. Они не видят, а я вижу.
2-й мужик. Что ж это, к чему?
Семен. А бог их знает – не поймешь.
1-й мужик. Известно, для разгулки времени.
2-й мужик. Ну, видно, этих делов не разберем мы с тобой. А вот ты сказывай: денег ты много забрал?
Семен. Я не брал, все зажито, двадцать восемь рублей, должно.
2-й мужик. Это ладно. Ну, а коли бог даст, о земле сладимся, ведь я тебя, Семка, домой возьму.
Семен. С моим удовольствием.
2-й мужик. Набаловался ты, я чай. Пахать не захочешь?
Семен. Пахать-то? Давай сейчас. Косить, пахать, это все из рук не вывалится.
1-й мужик. А все, примерно, после городского жительства не поманится.
Семен. Ничего, и в деревне жить можно.
1-й мужик. А вот дядя Митрий на твое место охотится, на великатную жизнь.
Семен. Ну, дядя Митрий, наскучит. Оно, глядеться, легко, а беготни тоже много. Замотаешься.
Кухарка. Вот ты бы, дядя Митрий, посмотрел балы у них. Вот подивился бы!
3-й мужик. А что ж, едят всё?
Кухарка. Куды тебе? Посмотрел бы, что было! Меня Федор Иваныч провел. Посмотрела я: барыни – страсть! Разряжены, разряжены, что куда тебе! А по сих мест голые, и руки голые.
3-й мужик. О господи!
2-й мужик. Тьфу, скверность!
1-й мужик. Значит, клеймат так позволяет.
Кухарка. Так-то и я, дяденька, глянула: что ж это? – все телешом. Веришь ли, старые – наша барыня, у ней, мотри, внуки, – тоже оголились.
3-й мужик. О господи!
Кухарка. Так ведь что: как вдарит музыка, как взыграли, – сейчас это господа подходят каждый к своей, обхватит и пошел кружить.
2-й мужик. И старухи?
Кухарка. И старухи.
Семен. Нет, старухи сидят.
Кухарка. Толкуй, я сама видела!
Семен. Да нет же.
Старый повар (высовываясь, хрипло). Полька-мазурка это. Э, дура, не знает! – танцуют так…
Кухарка. Ну, ты, танцорщик, помалкивай знай. Во, идет кто-то.
Явление седьмое
Те же и Григорий. Старый повар поспешно скрывается.
Григорий (кухарке). Давай капусты кислой!
Кухарка. Только с погреба пришла, опять лезть. Кому это?
Григорий. Барышням тюрю. Живо! С Семеном пришли, а мне некогда.
Кухарка. Вот наедятся сладко, так, что больше не лезет, их и потянет на капусту.
1-й мужик. Для прочистки, значит.
Кухарка. Ну да, опростают место, опять валяй! (Берет чашку и уходит.)
Явление восьмое
Те же, без кухарки.
Григорий (мужикам). Вишь, расселись. Вы смотрите: барыня узнает, она вам такую задаст трепку, не хуже утрешнего. (Смеется и уходит.)
Явление девятое
Три мужика, Семен и старый повар (на печке).
1-й мужик. Двистительно, штурму сделала давеча – беда!
2-й мужик. Давеча хотел он, видно, вступиться, а потом как глянул, что она крышу с избы рвет, захлопнул дверь: будь ты, мол, неладна.
3-й мужик (махая рукой). Все одно положение. Тоже моя старуха, скажем, другой раз распалится – страсть! Уж я из избы вон иду. Ну ее совсем! Того гляди, скажем, рогачом зашибет. О господи!
Явление десятое
Те же и Яков (вбегает с рецептом).
Яков. Сема, беги в аптеку, живо, возьми порошки вот барыне!
Семен. Да ведь он не велел уходить.
Яков. Успеешь. Твое дело еще, поди, после чаю… Чай да сахар!
1-й мужик. Милости просим.
Семен уходит.
Явление одиннадцатое
Те же, без Семена.
Яков. Некогда, да уж налейте чашечку для компании.
1-й мужик. Да вот предлегает разговорка, как давеча ваша госпожа очень как себя гордо повела.
Яков. О, эта горяча – страсть! Так горяча – сама себя не помнит. Другой раз заплачет даже.
1-й мужик. А что, примерно, я спросить хотел? Она что-то давеча предлегала макроту. Макроту, макроту, говорит, занесли. К чему это приложить, макроту эту самую?
Яков. О, это макровы. Это, они говорят, такие козявки есть, от них, мол, и болезни все. Так вот, мол, что на вас они. Уж они после вас мыли-мыли, брызгали-брызгали где вы стояли. Такая специя есть, от ней дохнут они, козявки-то.
2-й мужик. Так где же они на нас, козявки-то эти?
Яков (пьёт чай). Да они, сказывают, такие махонькие, что и в стекла не видать.
2-й мужик. А почем она знает, что они на мне? Може, на ней этой пакости больше моего.
Яков. А вот поди, спроси их!
2-й мужик. А я полагаю, пустое это.
Яков. Известно, пустое; надо же дохтурам выдумывать, а то за что бы им деньги платить? Вот к нам каждый день ездит. Приехал, поговорил – десятку.
2-й мужик. Вре?..
Яков. А то один есть такой, что сотенную.
1-й мужик. Ну! и сотенную?
Яков. Сотенную? Ты говоришь: сотенную, – по тысяче берет, коли за город ехать. Давай, говорит, тысячу, а не дашь – издыхай себе!
3-й мужик. О господи!
2-й мужик. Что ж, он слово какое знает?
Яков. Должно, что знает. Жил я прежде у генерала, под Москвой, сердитый был такой, гордый – страсть, генерал-то! Так заболела у него дочка. Сейчас послали за этим. Тысячу рублей – приеду… Ну, сговорились, приехал. Так что-то не потрафили ему. Так, батюшки мои, как цыкнет на генерала. А! говорит, так так-то ты меня уважаешь, так-то? Так не стану ж лечить! – Так куда тебе! генерал-то и гордость свою забыл, всячески улещает. Батюшка! только не бросай!
1-й мужик. А тысячу-то отдали?
Яков. А то как же?..
2-й мужик. То-то шальные деньги-то. Что б мужик на эти деньги наделал!
3-й мужик. А я думаю, пустое все. Как у меня тады нога прела. Лечил, лечил, скажем, рублей пять пролечил. Бросил лечить, а она и зажила.
Старый повар на печке кашляет.
Яков. Опять тут, сердешный!
1-й мужик. Какой такой мужчинка будет?
Яков. Да нашего барина повар был, к Лукерье ходит.
1-й мужик. Кухмистер, значит. Что ж, здесь проживает?
Яков. Не… Здесь не велят. А где день, где ночь. Есть три копейки – в ночлежном доме, а пропьет все – сюда придет.
2-й мужик. Как же он так?
Яков. Да так, ослаб. А тоже человек какой был, как барин! При золотых часах ходил, по сорока рублей в месяц жалованья брал. А теперь давно с голоду бы помер, кабы не Лукерья.
Явление двенадцатое
Те же и кухарка (с капустой).
Яков (к Лукерье). А я вижу, Павел Петрович опять тут?
Кухарка. Куда ж ему деться – замерзнуть, что ли?
3-й мужик. Что делает винцо-то! Винцо-то, скажем… (Щелкает языком с соболезнованием.)
2-й мужик. Известно, окрепнет человек – крепче камня; ослабнет – слабее воды.
Старый повар (слезает с печи, дрожит и ногами и руками). Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
Кухарка. Куда лезешь! Я те дам такую рюмочку!..
Старый повар. Боишься ты бога? Умираю. Братцы, пятачок…
Кухарка. Говорю, полезай на печь.
Старый повар. Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю, понимаешь ты – Христом прошу!
Кухарка. Иди, иди. Чаю вот на!
Старый повар. Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое. Винца бы, только глоточек… Лукерья!
3-й мужик. Ах, сердешный, мается как.
2-й мужик. Да дай ему, что ль.
Кухарка (достает в поставце и наливает рюмку). На вот, больше не дам.
Старый повар (хватает, пьет дрожа). Лукерья! Кухарка! Я выпью, а ты понимай…
Кухарка. Ну, ну, разговаривай! Лезь на печку, и чтобы духа твоего не слышно было.
Старый повар лезет покорно и не переставая ворчит что-то себе под нос.
2-й мужик. Что значит – ослаб человек!
1-й мужик. Двистительно, слабость-то человеческая.
3-й мужик. Да что и говорить.
Старый повар укладывается и все ворчит. Молчание.
2-й мужик. Ну, что я хотел спросить: эта вот девушка живет у вас с нашей стороны – Аксиньина-то. Ну что? Как? Как она живет, значит, честно ли?
Яков. Девушка хорошая, похвалить можно.
Кухарка. Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну за сына брать – бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать.
Яков. Да, это истинно так. Вот летось Наталья, у нас девушка жила. Хорошая девушка была. Так ни за что пропала, не хуже этого… (Показывает на повара.)
Кухарка. Потому тут нашей сестры пропадает – плотину пруди. Всякому манится на легонькую работу да на сладкую пищу. Ан глядь, со сладкой-то пищи сейчас и свихнулась. А свихнулась, им уж такая не нужна. Сейчас эту вон – свеженькую на место. Так-то Наташа сердешная: свихнулась – сейчас прогнали. Родила, заболела, весною прошлой в больнице и померла. И какая девушка была!
3-й мужик. О господи! Народ слабый. Жалеть надо.
Старый повар. Как же, пожалеют они, черти! (Спускает с печи ноги.) Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!
1-й мужик. Это двистительно, положения известная.
2-й мужик. Пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели – прощай, шелудяк!
3-й мужик. О господи!
Старый повар. Понимаешь ты много. Что значит: сотей а ла бамон? Что значит: бавасари? Что я сделать мог! Мысли! Император мою работу кушал! А теперь не нужен стал чертям. Да не поддамся я!
Кухарка. Ну, ну, разговорился. Вот я тебя!.. Залезай в угол, чтоб не видать тебя было, а то Федор Иваныч зайдет или еще кто, и выгонят меня с тобой совсем.
