Текст книги "Блокпост"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– А я и не тороплюсь, – согласно кивнул Вовец, усаживаясь на место. – Куда уж теперь торопиться… Но только смотри – ежели врешь, гад, я тебя…

– Не вру, не вру, – успокоил его Пульман. – Куда уж мне врать – себе дороже!

– Ага, – поддержал Вовец. – Понятливый ты, головастик… Ну, давай излагай, психиатр.

– Психотерапевт, – поправил Пульман. – Бывший к тому же – теперь я заместитель заведующего клиникой.

– А, те же яйца, только в профиль, – небрежно махнул рукой бригадир. – Ты теперь вообще бывший – при любом раскладе. Труп, одним словом.

– Труп, говоришь? – неприятно прищурился Пульман. – При любом раскладе, говоришь?

– Ага, при любом, – согласно кивнул Вовец.

– Ну-ну, – зловеще ухмыльнулся Адольф Мирзоевич. – Значит, так. Малика проткнул ломом твой человечек, некто Глазырин – «погоняло», как вы изволите выражаться, – Глаз. На этом… эмм… на «стреме» стоял при свершении этого гнусного злодеяния другой твой человечек – некто Карев, «погоняло» – Кара, фантазией, увы, господь вас не счел нужным наделить… Ага… Далее: Калгана забили, опять же твои люди: Большой Егор, Пика и Епифан. Знакомые имена улавливаешь? Вижу-вижу – улавливаешь… А теперь – самое интересное, уважаемый господин Анисимов… Все эти мерзости они сотворили по твоему личному распоряжению…

Заметив, что лицо бригадира вытянулось от изумления, а пальцы правой руки шарят по столу, нащупывая рукоять «ТТ», Пульман поспешно добавил:

– Но-но, братан! Брата-ан! Не надо резких движений! Этих парней можно пытать, протестировать на полиграфе, даже, если шибко приспичит, вкатить инъекцию пентонала: они в любом случае покажут, что было именно так, как я сказал. Причем, прошу заметить, они в этом абсолютно уверены – никаких натяжек и легенд.

– Значит, ты в натуре… действительно гипнотизер, – тихо пробормотал Вовец, взяв в руку со стола пистолет. – Значит, в самом деле можешь…

– Ага, действительно, – подтвердил Пульман, опасливо поглядывая на оружие. – Только ты того… положи пистоль обратно! Не надо думать, что, если я внешне неказист, значит, и внутри совсем идиот! Если со мной что-то случится, у трех моих хороших знакомых есть кассеты с записями показаний твоих людей. Они отправят эти кассеты прямиком кому надо – то-то будет потеха! В жизни, сам понимаешь, всякое бывает… Вот я и застраховался на всякий случай.

– Так-так. – Вовец задумчиво почесал стволом начинающий седеть висок и предложил: – Ну а вот… ежели, допустим, я буду тебя сильно пытать и заставлю сказать правду? Правду твою запишу на диктофон и потом предъявлю кому следует? У меня такие спецы есть – ты через две минуты с начала процедуры начнешь колоться, как в исповедальне. Как?

– Ну что ты, бригадир, прям как маленький! – криво ухмыльнулся Адольф Мирзоевич. – А я скажу, что это ты под пытками заставил меня сказать то, что тебе нужно. И потом: ну кто поверит? Ты посмотри на меня, посмотри! Ну разве можно поверить, что я – такой маленький, такой невзрачный, такой худющий… и вдруг! А?

– Да… складно излагаешь, сволота, – задумался Вовец. – Так-так… Так. – Он немного поразмышлял, мучительно морща лоб, затем нажал клавишу домофона на краю стола и распорядился: – Жека! Ну-ка, быстренько – сыскать и доставить мне сюда этих – Большого Егора, Пику и Епифана. Потом заскочи в подвал, там Глаз и Кара шары гоняют – ко мне обоих, бегом! И еще – давай-ка возьми диктофон… хотя нет, ничего брать не надо. Давай ко мне этих – и мигом!

– Желаете очную ставку произвести, господин Анисимов? – язвительно поинтересовался Пульман, когда бригадир отпустил клавишу домофона и вновь повернулся к нему. – Так ведь они вам хором скажут, что ни разу в жизни меня не видели. И будут при этом совершенно искренни.

– Ничего я не желаю. – Вовец мрачно помотал головой. – Просто надо с пацанами кое о чем поболтать.

– Ну-ну, дело хозяйское. – Адольф Мирзоевич поудобнее устроился на диване и посмотрел на часы. – Выпить не дашь чего-нибудь?

– Ага – выпить тебе… Хочешь ужраться до поросячьего визга? – подозрительно прищурился бригадир. – Чтобы не так страшно было? Не получится, красивый мой! Придется трезвым помирать.

– Зажал 50 грамм, да?! – Пульман скривился презрительно. – Ну и жлоб же ты! А еще – бригадир Центрального района… Звучит-то как!

– Хм! Жлоб… – Вовец в раздумье побарабанил пальцами по столу. – Жлоб… Ладно, хрен с тобой. 50 грамм налью – грех человека перед смертью обижать. – Не вставая с места, он протянул длинную руку к шкафу позади стола и извлек початую бутылку всамделишного на вид кизлярского «Багратиона», оттуда же достал фужер. Плеснув в него немного коньяку, бригадир ловко запустил фужер по полированной поверхности стола в сторону гостя: тому пришлось привскочить с дивана, чтобы успеть его подхватить. Живо опрокинув фужер, Адольф Мирзоевич довольно почмокал губами и вдруг, посмотрев в окно, зверски выпучил глаза, удивленно воскликнув при этом:

– Твою мать, а!

Вовец моментально схватил со стола пистолет и, отъехав в кресле за шкаф, мастерски развернулся к окну, изготовившись для стрельбы из положения «сидя в кресле из-за шкафа». Адольф Мирзоевич тем временем перегнулся через стол, ловко завладел бутылкой и, отскочив назад, быстренько засосал из горла грамм двести – не меньше. Поморщившись и утробно икнув, он поставил коньяк откуда взял, погрозил хозяину пальчиком и уселся обратно на диван.

– Ну ты, дегенерат! – недовольно начал было Вовец, но передумал и махнул рукой. – Впрочем, хрен с тобой… Ну-ка, пока не окосел, расскажи – чего ты там напридумывал?

– Извольте. – Пульман сладко зевнул и скрестил руки на груди, гордо выпятив подбородок. – Условия почти те же. Я, как вы выражаетесь… эмм… о! Отмазываю тебя. Отмазываю перед «братвой» – раз. Возвращаю тебе Левопупыревский район – два. Сколько у тебя тогда солдат будет?

– Чего? – удивился Вовец. – Каких солдат? Откуда?

– Ну этих… – Адольф Мирзоевич поморщился. – Как их там… А – «быков»! Сколько будет «быков»?

– А, вон что… Ну – стволов под сто двадцать. Да, где-то около того… Но это в том случае, если добровольно пойдут. Если залупятся – хрен его знает, что тогда вообще получится. Мочилово будет – ой-е-ей…

– Куда, в задницу, денутся с подводной лодки! – весело перебил бригадира Пульман и опять зевнул. – Далее. Я, как уже говорил, хочу быть хозяином в этом городе. Ты и твоя группировка будете моей рабсилой – на первых порах. Несколько позже мы подомнем остальной криминалитет. Если что – я разрешу любые проблемы: как это у вас говорят, «отмажу» всех подряд. Остальные, те, которые, как вы изволите выражаться «залупятся», просто будут того… короче, нейтрализованы самым тривиальным способом. Эхххх… – Тут Адольф Мирзоевич зевнул особенно протяжно и сказал: – Я, с вашего позволения, милейший господин Анисимов, вздремну тут немного, пока вы там с этими… с крупнорогатыми своими общаться будете, – и растянулся на диване прямо в замокревших английских сапожках.

Вовец, хмыкнув неопределенно, брезгливо отер горлышко бутылки рукавом пиджака, извлек из шкафа еще один фужер и, наполнив его на треть, залпом опорожнил. Затем вновь хмыкнул, скрестил руки на груди и принялся сосредоточенно размышлять, изредка поглядывая на успевшего захрапеть визитера.

– Может, удавить, пока не поздно? – вслух спросил сам себя бригадир. Адольф Мирзоевич дернулся во сне и храпеть перестал.

– Нет, это всегда успеется, – решил Вовец. – Всякому овощу свое время…

В скором времени в дверь кто-то поскребся: возник порученец Жека и негромко доложил, что прибыли те, кого заказывали. Вовец встал из-за стола и скрипнул креслом, отчего Пульман проснулся.

– Сиди тут – я щас, – распорядился бригадир, направляясь к двери.

– Эмм… после беседы, если это вас не обременит, дражайший господин Анисимов, задержите ваших парней. Они мне будут нужны минуты на две, не более, – проворковал Пульман.

Злобно хмыкнув, Вовец пожал плечами и удалился. Он отсутствовал что-то около десяти минут – в течение этого времени Адольф Мирзоевич дремал вполглаза, не делая попыток приблизиться к двери и подслушать, что же там творится, хотя и поднимал заинтригованно правую бровь, когда из соседней комнаты доносились обрывки фраз типа: «Ты сказал… В натуре, бля буду… Мы его… Сам же сказал… Железная отмазка…» И в таком духе далее.

По истечении десяти минут Вовец вернулся в кабинет. Был он изрядно взбудоражен и мрачен, покрытое оспинами гладко выбритое лицо напоминало пятнистую хоккейную маску.

Опустившись в кресло, он некоторое время смотрел в окно и нервно барабанил пальцами левой руки по столу, а правой поглаживал пистолетную рукоятку. Немного успокоившись, бригадир повернулся в кресле к Пульману, терпеливо скучавшему на диване.

– Вот – все повидал, – доверительно обратился он к собеседнику. – Буквально все! Но такого муделя, как ты, впервые в жизни встречаю… Ну и чего делать собираешься?

– Я бы хотел предупредить тебя, мой недальновидный друг. – Адольф Мирзоевич потянулся и встал, выставив в сторону Вовца указательный палец левой руки. – Ты убери ствол-то, убери… Я хочу тебя предупредить: помимо всего прочего, ты кровно заинтересован, чтобы я, не дай бог, внезапно не отдал концы. Ферштейн?

Бригадир удивленно вскинул брови и открыл было рот, чтобы осведомиться у этого докторишки, отчего это он должен быть так заинтересован в сохранении его жизни, но тот помахал на него узкой ладошкой – заткнись, мол, и внимай с почтением!

– Так вот: шесть человечков из твоего окружения имеют установку… Надеюсь, нет необходимости объяснять, что такое установка? Это не орудие какое или, допустим, пусковой комплекс…

– Угу, в курсе, – пробурчал Вовец. – Дальше излагай.

– Очень хорошо, – одобрил Пульман, напустив на себя значительный вид. – Итак, шесть товарищей из твоего окружения имеют установку: в случае моей гибели умертвить тебя любыми способами. Ферштейн? То есть они, конечно, тебя любят и преданы душой и телом… но, случись со мной что – извини, придется тебе умереть. Это у них получится – эмм… бессознательно, что ли… Непроизвольно, безусловный рефлекс. Ферштейн?

– Это серьезно? – недоверчиво поинтересовался бригадир. – Что – в натуре такие установки бывают? Че-то ты малость того – приврал для блезиру… А?

– А ты попробуй – проверь, – загадочно улыбнулся Пульман, кивнув на пистолет. – Пух! И нет меня. А потом посмотришь – какие бывают установки. Давай!

– Вот, блин, спасибо-хорошо! – возмущенно воскликнул бригадир, прочитав во взгляде собеседника нечто такое, что заставило поверить его словам. – Нет – ну ты учудил, головастик! А если на тебя машина случайно наедет? Или оскользнешься в ванной? Нет, это ты залупил, гипнотизер, это ты чересчур!

– Я же сказал – ты кровно заинтересован в том, чтобы я жил, – невозмутимо пожал плечами Адольф Мирзоевич. – И кстати, меня зовут Адольф Мирзоевич. И я предпочитаю, чтобы ко мне обращались на «вы». – Пульман сделал многозначительную паузу – реакции не последовало. – Угу. Еще меня можно звать скромно и просто – «доктор». Ферштейн? Нет, я, конечно, степень не защищал – хотя это не проблема, но я же ведь подвизался на поприще медицины, так что уж будьте добры! Будьте добры, батенька…

– Ха! Доктор… – Вовец нехорошо цыкнул зубом, однако высказываться не стал. – Ну и что делать будем… Доктор?

– В общем, позвони, куда там надо. – Пульман изобразил в воздухе какой-то зигзаг и потыкал пальцем в сторону окна. – Скажи, что все в норме. И попроси перенести срок до завтра. А завтра пускай соберутся часиков в десять утра на этот… на что там у вас все подряд собираются – ну, типа совещания?

– Собираются, собираются – сходняк это называется. – Вовец нетерпеливо пристукнул по столу кулаком. – Дальше давай!

– Ага. Пусть соберутся на этот самый «сходняк». Скажи, что нашел виновника всех неприятностей. И завтра представишь его со всеми доказательствами. Вот, собственно, и все.

– Так-таки и все? – удивился бригадир. – И кто же этот виноватый?

– А кто тебе больше всего на свете мешает жить? – заговорщицки подмигнул Пульман. – Кто в свое время опозорил тебя перед всем криминалитетом и лишил лакомого куска?

– Вона!!! – Вовец криво ухмыльнулся и опять нехорошо цыкнул зубом – безо всякого почтения, сукин сын, цыкнул! – Ишь ты, недоделанный, куда замахнулся! От ты куда свои ручонки протянул! Хм… Однако твою квадратную головенку там моментом оторвут – глазом моргнуть не успеешь! Засада сам кого хошь загипнотизирует и в транс введет – это я тебе отвечаю! Думаешь – чего блатота под его дудку пляшет? Думаешь, просто так, да? Я вот живу и до сих пор удивляюсь: отчего это он в Ложбинске всех до кучи под себя не подмял?! Да уж… Нет, ты, может быть, и умный, гипнотизер, однако… однако, ежели вас поставить рядышком, Засадина башка раза в два будет больше, чем твоя, – можешь мне поверить на слово! Ха! Деловая колбаса – Засаду захотел ущучить…

– Я еще раз попрошу обращаться ко мне на «вы», господин Анисимов, – очень спокойно сказал Адольф Мирзоевич, немигающим взором глядя на бригадира. – Ты мне сейчас дай на две минуты своих этих… ну, быков – которые убийцы. Вот и все, что от тебя требуется. И завтра на этом вашем… эмм… на «сходняке» держись мужиком – не уписайся от напряжения. Гипнотизировать этого Засаду я не собираюсь. А по поводу большой головы… – Он потрогал ладошками свой плешивый череп и загадочно хмыкнул: – Так вот – насчет большой головы. Размер черепа, мой дорогой друг, отнюдь не является определяющим критерием развитости интеллекта. Если бы мощь ума зависела от габаритов, тогда все мы были бы рабами слонов и китов. А между тем мы с вами держим в зоопарке первых и используем жир вторых. Ферштейн? И еще… Запомни хорошенько, невежда: любая голова, даже самая разумная, хороша лишь тогда, когда она прочно сочленена с телом посредством крепкой шеи…

Глава 9

– Бабинов… Бабинов… Ага… Ну и мерзкая же у вас харя, молодой челаэк! – задумчиво произнес Андрей, рассматривая в полированной поверхности письменного стола свое изуродованное отражение. – Бабинов… А фамилия у этого господина, я вам скажу, вообще чмошная – куда там моей харе!

Настроение было… а впрочем, какое может быть настроение в половине девятого утра после затянувшейся далеко за полночь попойки наперегонки с мастерами винного дела? Настроения не было – похмелье имело место. А еще имели место проблемы, которые никак не желали уживаться в тяжелой голове с похмельным синдромом. А поскольку эти проблемы требовали безотлагательного решения, выход был один – загасить похмелье старым испытанным способом, рискуя тем самым вызвать страшное негодование шефа. Дед патологически ненавидел пьяниц и мог самого лучшего сотрудника подвергнуть длительной обструкции, а то и вовсе выгнать с работы, обнаружив оного сотрудника при исполнении обязанностей с запахом алкоголя. Но проблемы, проблемы…

Прокравшись к двери, Андрей воровато выглянул в коридор, затем метнулся к окну, распахнул форточку и раскрыл дорогой кейс из крокодиловой кожи. Достав из него бутылку пива, одним движением раскупорил ее о крышку стола, в шесть мощных глотков осушил, тару засунул в кейс, вылущил из пачки в рот два пластика «дирола» и снова уселся за стол, прислушиваясь к своим ощущениям.

Полегчало. Усиленно работая челюстями, Андрей придвинул к себе жиденькую стопку бумаг и начал просматривать дело. Так-так… Заведующий аптекобазой, человек вполне респектабельный, как и все большие жулики, желает избежать скандала и общественной огласки. А поскольку с аптекобазы бесследно исчезла приличная партия сильнодействующих нейролептиков, без скандала при проведении официального расследования никак не обойтись. Судя по всему, медикаменты спер кто-то из своих – такие же респектабельные ребятишки, склонные к масштабной клептомании. Имелся узкий круг лиц, на которых падало подозрение, но допрашивать их и вообще как-то намекать на причастность к пропаже категорически возбранялось. Следовало как можно корректнее проследить процесс исчезновения нейролептиков по маршруту база – неведомо куда и доложить о своих соображениях шефу. Дальнейшее – их домашнее дело, в ходе которого, как показывает практика, вполне могла образоваться пара-тройка неопознанных трупов со следами насильственной смерти…

Именно поэтому заведующий обратился к Старикову, чье частное детективное агентство на протяжении нескольких лет заслуженно пользовалось репутацией фирмы, умеющей с честью выходить из самых щекотливых ситуаций криминального характера.

В общем, опять как всегда: поди туда, не знамо куда, найди то, не знамо что, а попробуй потревожь ненароком не того, кого следует, получишь от шефа по самое не хочу… И ведь совершенно не к чему прицепиться: беспокоить подозреваемых категорически запрещено, ходить на аптекобазу – тоже… Как же, спрашивается, получить искомую информацию, не контактируя с фигурантами и не посещая место происшествия? А это ваши проблемы, сударь, деньги вы за что получаете? Проблемы, проблемы… Вот Холмс, образец аналитического мышления. Сюда бы его, сидельца лондонского. Наверняка бы уже слопал от безысходности ситуации свою любимую трубку и в припадке бессильной ярости дал бы Ватсону скрипкой по черепу…

Андрей в раздражении отодвинул листки с информацией, которую удалось наскрести, эта лабуда подождет, есть проблемы поважнее, и уставился на ходики, мерно тикавшие на противоположной стене.

– Ба-би-нов… Бабинов… Бабуинов – Бедуинов… Бабинов, – как заклинание бормотал он, мучительно пытаясь отыскать хвостик ассоциативной цепочки, которая отдельными звеньями тревожно позвякивала в его аналитическом устройстве и никак не желала собираться в кучу.

– Черт! Черт – не ребенок! – досадливо воскликнул Андрей. – Чего тебе не сидится? Вечно в приключения влезешь…

Данное восклицание адресовано было Аленке – бандитской дочке. Позавчера она явилась вечером к нему домой и без обиняков поведала нечто из ряда вон. Ты вот, мол, рассказывал как-то про своего институтского однокашника – Бабинова, помнишь? Так вот, этот самый Бабинов – сволочь и проходимец, каких свет не видывал. Он якобы причастен к убийству матери одного славного парня – если вообще не самый главный организатор оного убийства. Нет-нет, доказательства отсутствуют напрочь. Но Ванечка («славный парень») так сказал, значит, аксиома – сомнению не подлежит. А обратилась к Андрею бандитская дочка по старой дружбе – у Ванечки сейчас проблемы, сам он расследованием заниматься не может. Он маленько того… не свободен, короче. Поэтому она решила попросить помощи у Андрея, заведомо зная, что он порядочный человек и не откажет в таком пустяковом деле…

– Что еще за Ванечка? – поинтересовался Андрей, задушив стародавнюю ревность, взметнувшуюся откуда-то из глубины души. – И что за дело?

Ванечка, оказывается, самый лучший человек во вселенной всей – чистый, светлый и весь из себя такой непорочный. А – художник он. Живописец. Ангел, одним словом. А дело… Да, собственно, и нет пока никакого дела. Нужно приглядеться к деятельности Бабинова и найти на него компромат. Пока что свидетели обвинения ничем не располагают – кроме голословного утверждения Ванечки. Но тот факт, что темный и злобный Бабинов причастен к убийству матери светлого и чистого живописца, неоспорим.

– Почему, собственно, неоспорим? Что, есть все же какие-то конкретные улики? Ты что-то недоговариваешь? – вяло поинтересовался Андрей – несмотря на то что фамилия старого знакомого вызывала и в его памяти архинеприятные ассоциации, он не торопился верить необоснованным обвинениям – профессиональная выучка не позволяла.

Нет, улик никаких. Но Ванечка же сказал! Врать он не может – светлый и чистый. Ага – еще отец… Нет, отец ничего такого конкретного не говорил, но своим поведением и недомолвками как раз и посеял подозрения по поводу господина Бабинова. И вообще – у нее есть некоторые сбережения, она все до копейки готова отдать, только бы Андрей взялся за эту проблему…

– Бабинов… Бабинов… Чтобы у тебя волосы внутрь проросли, Бабинов, – пожелал гипотетическому преступнику Андрей, доставая из письменного стола чистый лист бумаги. Выведя посреди него крупными буквами «Бабинов», он обвел фамилию безукоризненно правильным овалом и от овала провел в разные стороны с десяток черточек. Если он не увяжет личность этого предполагаемого негодяя с фактическими обстоятельствами, то наверняка подхватит добротную шизофрению. Черт! Что же в этой фамилии его настораживает? Позвякивают звенья, цепочка ассоциативная крутит хвостом, не дается в руки – откуда-то из глубины подсознания мощно пульсирует сигнал: неспроста! Разберись с этим делом, парень! Разберись…

В 8.55 в кабинет заглянула Надежда, секретарша Старикова, и напомнила конторским голосом:

– Господин Мартынюк! Не забудьте – в 9.00 совещание у шефа.

– Уже, – болезненно поморщился Андрей. – Уже иду, – и, прихватив папку с бумагами, отправился в кабинет Старикова.

Ничего хорошего собравшиеся на совещание детективы не услышали. Кратко пробежавшись по текущим делам, Дед (так за глаза сотрудники агентства величали шефа) двинул очередную ехидно-прочувствованную речь в адрес местных правоохранительных органов, которые вот уже год не могут изловить зловредную секту. Все скромно потупили взоры и напряженно застыли в ожидании оргвыводов – расправившись с органами, Дед обязательно переходил на своих подчиненных, иногда тыкая в глаза неутешительной конкретикой.

Все шло по апробированному и давно всем надоевшему сценарию. Распаляясь по ходу речи, Дед, используя весьма замысловатые выражения, прошелся насчет генетических и психофизиологических данных местных дармоедов (имелись в виду ФСБ, РУОП, прокуратура и милиция). Далее следовали непременные сентенции об их, дармоедов, месте в госбюджете. В конечном итоге закономерно выходило, что дармоеды – вообще пережиток застоя, дурная привычка и атавизм. А их агентству предстоит доказать это. Иначе зачем тогда они получают такие деньги? За каким чертом у каждого детектива свой кабинет? К чему целый воз аппаратуры, сеть Интернета, вагон оргтехники и так далее? Зачем? Чтобы некоторые бездельники… эмм… как Мартынюк, например, приходили на работу с красными глазами? Кстати, как там движется дело с аптекобазой? Что значит никак? Да вы вообще представляете себе!.. И в таком духе – по нарастающей.

В завершение разгрома следовал неизменный наказ руководства: искать. В любую свободную минуту, по ходу решения ежедневных проблем и вообще – день и ночь не покладая рук. И ног. Короче, найти эту гипотетическую секту – дело чести агентства. Это всем понятно? А где энтузизизм здоровый? Или кто-то думает иначе? Если кто думает иначе – пусть, не стесняясь, выскажется…

Естественно, иначе никто не думал. А если и думал, то высказываться не торопился. Благодаря способностям Старикова, его изворотливости и старым связям агентство не просто процветало, а, можно сказать, благоухало, аки розочка на куче несвежего навоза. Дед, надо отдать ему должное, платил очень хорошо, на ноги не наступал, давая определенную самостоятельность в ходе работы, и, что самое главное, стеной вставал за каждого своего сотрудника, если у того возникали трения с правопорядком (что происходило сплошь и рядом – исходя из специфики деятельности агентства).

И если Деду втемяшилось в голову, что именно его люди должны первыми выйти на след пресловутой секты, значит, нужно соответствовать…

Да, по поводу секты. Вот уже более года в Ложбинске происходят весьма странные явления. Люди пропадают. Которые насовсем, беззастенчиво списываются соответствующими органами в разряд «безвестно отсутствующих» – они никого шибко не интересуют, кроме родственников и близких. Но есть такие, которые после пропажи возвращаются в обычный круг общения – и ничем своего отсутствия объяснить не могут. Примерам несть числа. Пропал куда-то представитель Президента по региону – как в воду канул. Искали со всем усердием, объявили всероссийский розыск до истечения установленного времени – никаких следов. А спустя три недели этот самый представитель как ни в чем не бывало заявляется утречком в свой кабинет и на застывшие лица подчиненных делает круглые глаза. Три недели вычеркнуты из жизни, а он ничего не помнит. Вчера, говорит, ушел с работы, а сегодня – вот он я. Какие три недели? Вы что – с ума все посходили? Жена с детьми дома про какие-то три недели со слезами на глазах талдычат, а тут вы теперь…

Не сказать, чтобы такие загадочные исчезновения косяком перли, однако периодически случались. И во всех эпизодах симптомы повторялись – никто ничего не помнил и поначалу считал окружающих сумасшедшими. Исчезновенцев обследовали врачи, но никаких отклонений не выявили, кроме разве что незначительных проявлений энцефалопатии, каковые случаются от перенапряжения у любого работника умственного труда. И поскольку вразумительных объяснений аномалии никто найти не сумел, взяли за основу две модные в последнее время версии: либо инопланетяне, либо какая-то зловредная секта. Правоохранительные органы, серьезно озабоченные данной проблемой, вариант с инопланетянами откинули как противоречащий здравому смыслу и остановились на секте, которая якобы для чего-то похищает людей, каким-то образом их использует в течение трех недель, затем отпускает. Как использует? Кто его знает. Проктолог смотрел – с анусами у потерпевших все в порядке. А зачем проктолог-то? А вот! К ужасу исчезновенцев, версия усугубилась весьма пакостной деталишкой. Секта, как утверждали слухи, была с явно выраженным педерастийным уклоном. Во всяком случае, среди временно пропадавших не было ни одной женщины. Ни од-ной! Только мужики. И, как правило, симпатичные – холеные, породистые, из верхних коридоров власти – там других и не держат. Значит, что? Вот то-то и оно! Попробуй после этого по телевидению выступи и прессе интервью дай! «…поведайте-ка телезрителям, что с вами происходило в течение тех трех недель, когда вы отсутствовали?! Где вы были? Что с вами делали?» Поди попробуй ответь!

Вот потому-то и занимала данная проблема умы всех, вместе взятых, правоохранительных органов, а вкупе с ними и агентство Старикова. Отыскать причину загадочных исчезновений хотели все – слишком высокие лавры были за это обещаны. Уже год по улицам города курсировали усиленные наряды милиции и дотошные патрули разнообразных общественных организаций. «Народные мстители»[11]11
  Так в Ложбинске обзывают бдительных пенсионеров и досужих бабок.


[Закрыть], руководствуясь старым принципом «лучше сразу перестучать, чем потом достукивать», с утра до вечера грузили телефонные линии всех правоохранительных органов удивительно правдоподобными доносами о выявленных ими членах секты и пошаговой деятельности этих членов. Ловкие хлопцы с цепкими взглядами лазили где попало – обследовали подвалы, дачи, бойлерные, канализацию и другие неприличные места, куда хорошему человеку заходить незачем. А в случаях исчезновения особо важных персон вообще заваривалась невообразимая оперативно-разыскная вакханалия. Из столицы приезжали бригады для организации спецмероприятий, какие-то эксперты, ученые собаки в сопровождении всевозможных ясновидящих экстрасенсов-лозопроходимцев-рамковращателей и так далее и тому подобное.

Гипотетическая секта плевать хотела на все оперативно-следственные изыски. Время шло, никого не ловили, а ребята из верхних эшелонов периодически исчезали, а потом спокойненько возвращались без какого-либо алиби на срок отсутствия. Городская элита пребывала в состоянии легкой паники…

– Бабинов… Бабинов, блин… Бежит бабка, за ней банка – и так далее, – речитативом пропел Андрей, оказавшись у себя в кабинете и, уже особо не таясь, потащил из кейса вторую бутылку пива. Он привычным движением откупорил крышку, не торопясь осушил бутылку и почувствовал, что проклятое похмелье улетучилось без следа. Вот и славненько. Еще бы этого проклятого Бабинова куда-нибудь сплавить – вообще было бы здорово.

– Черт, не ребенок, – снова проворчал он, отправляя в рот очередной пластик «дирола» и, не удержавшись, заочно нахамил: – Ванечка! Ха! Светлый. И чистый. Живописец, одним словом… Небось педрила какой-нибудь полудохлый. Смотрит на нее и дрочит хилой дрожащей ручонкой. Глазки голубенькие, рот открыт, весь из себя такой нежненький – прямо исусик…

С Аленкой-хромоножкой у Андрея чуть было не получился роман. Только тогда ему было тридцать три, а ей всего семнадцать – вот он и остановился вовремя. Поступил благоразумно, как подобает взвешенному мужчине, – никто теперь, спустя три года, не может его порицать за то, что поддался чувственному порыву, угу… Хотя, если быть откровенным, струсил он. Проявил здоровую цивилизованную трусость, удрал, как заяц, спасая свою шкуру.

Его родители живут в элитарном пригороде Ложбинска по соседству с усадьбой грозного бандитского предводителя Вовца. Три года назад Андрей отдыхал там на лоне природы, купался в Ложбинке и загорал целыми днями на берегу. А бандитская дочка тоже наладилась ходить на берег – она там читала. В одном купальнике. Андрюха парень видный – высокий, статный, мужественное лицо и все такое прочее. Прежде-то он на Аленку и внимания не обращал – мало ли их, голенастых подростков, рядом бегает… А тут вдруг увидел, что дочка бандитская – чудо как хороша, распустилась в этакий свежий бутончик. Правда, вот сильно хромает при ходьбе да на правой коленке постоянно повязку носит. Зато душа у нее добрая и доверчивая – это Андрей сразу понял, – открытая всем подряд. Немного пообщавшись, они нашли, что у них много общих интересов и очень скоро стали нравиться друг другу не только как соседи. Через неделю дело дошло до закономерного финала в позиции «лежа в кустиках на прибрежном песке». Распаленный Андрей уже успел высосать весь нектар запрета с пухлых девичьих губ, намял до синяков упругие груди и даже трусики стащил с хромоножки, несмотря на полученное предупреждение: «Смотри, папка узнает – голову оторвео-о-о-о-о!!!» – и забрался рукой в потаенную ложбинку, почувствовав при этом дикое возбуждение… Нет, зарычать наподобие тигра он не успел – и самую малость не успел произвести дефлорацию. В спину уперся холодный ствол, чья-то железная ручища схватила его за волосы и в буквальном смысле вздернула вверх – на что Андрюха высок ростом, а пятки его болтались сантиметрах в пяти над пляжным песком. Несколько секунд обладатель железной ручищи наслаждался истошным криком, испускаемым сыщиком, у которого голова раскалывалась от нестерпимой боли, затем отшвырнул его в сторону как котенка. Утерев слезы, Андрей увидел супостата – здоровенный мужлан два метра ростом, страшно сердитое лицо в оспинах, украшенное неизвестно откуда взявшимся аристократическим носом, – в общем, Вовец собственной персоной. Узнал-таки «папка»…