355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Пучков » Триумфатор » Текст книги (страница 2)
Триумфатор
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 22:21

Текст книги "Триумфатор"


Автор книги: Лев Пучков


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В таком случае, какая тебе разница, обреченный ты наш? Эти несколько часов ведь ничего не решают, верно?

Верно.

Ну так и рассуждать больше нечего: хочешь побороться за жизнь, начинай прямо сейчас. В худшем случае проведешь последние пару часов со сломанными ребрами и перебитыми конечностями – на общую ситуацию это не повлияет ровным счетом никак…

Подробно описывать Дрюково нет смысла: это типичное явление новейшей эпохи, одна из тысяч умирающих деревень Центральной России. Асфальтированная улица здесь всего лишь одна, и ввиду уникальной длины (от съезда с шоссе до сельпо – метров двадцать пять) ее можно смело заносить в Книгу рекордов Гиннесса.

По обеим сторонам от этих двенадцати саженей индустриальной эпохи прижались друг к другу четыре невзрачных зданьица с обшарпанными вывесками: «сельсовет», «милиция» – справа, «шиномонтаж», «сельпо» – слева.

Наша железная колесница повела себя в полном соответствии с исторической достоверностью: мгновенно проскочила крохотный отрезок цивилизации и, не успев как следует притормозить, со всего маху ухнула в здоровенную выбоину, притаившуюся сразу за неровно отгрызенным краем асфальта.

В последующие десять секунд мой раздетый до трусов организм вел себя независимо от впавшего в ступор сознания, которое даже не пыталось контролировать ситуацию, а только фиксировало отдельные моменты происходящего.

Итак: сильный крен на правый борт, сидящий рядом конвоир выпадает в проход, я, естественно, за ним следом – но не втыкаюсь, как он, в правый ряд, а рикошетом отскакиваю от могучей спины и финиширую прямо у пассажирской двери.

Потная ладошка цепляется за ручку, щелчок – дверь резко распахивается, примерно на треть, упирается в грунт – я, как по трапу, выкатываюсь наружу.

Едва оказавшись на ногах, мчусь обратно к шоссе. То есть это по факту я – мчусь, а кажется мне, что еле переставляю ноги, ставшие враз такими тяжелыми, словно на них нацепили водолазные башмаки. Сердечко надсадно бухает в груди, грозя вырваться наружу: «Бежать! Бежать!! Бежать!!!», надо бы лететь стрелой, но почему-то все получается так медленно и величаво, что от досады хочется выть!!!

В этот момент включается сознание и пробует управлять ситуацией.

Ну и куда бежать, буй ты мой перекрашенный?! Кругом поля, до посадок далеко, враги на транспорте – сейчас выберутся из ямы, развернутся и…

В здании с надписью «милиция» одно окно распахнуто настежь, из него доносятся негромкие звуки вполне обывательского характера.

Ага!

Ни секунды не раздумывая, проскакиваю через улицу, влетаю на крыльцо и, с разбегу ударив плечом в дверь, вваливаюсь внутрь.

Изрядно пожеванный сейф, древний телевизор на тумбочке, три стола, стулья, вешалка, портрет на стене (угадайте – чей), рядом – сильно выцветший график статистики правонарушений.

Ну, слава богу – я дома!

На одном столе антураж: карточная колода, газеты, небольшая кучка мелких отечественных дензнаков, двухлитровая бутыль «Бон-аква» (но там, совершенно очевидно, отнюдь не «аква» и вряд ли «бон»), стаканы, огурцы, хлеб, пара солидных луковиц и изрядный шмат сала.

За столом сидят трое, в руках – карты. Двое в форме – старлей и сержант, третий в штатском, но за километр видно – тоже из органов, а ежели подойти поближе, то понятно, из каких именно.

Старлею чуть за сорок, сержанту едва за тридцать, в штатском – совсем салага.

Здравствуйте, родные мои! Как же я вас всех люблю сейчас: был бы девицей, отдался бы оптом – да не по разу!

На мое чудесное появление троица отреагировала адекватно.

– Во б…, – старлей положил карты на стол, прикрыл деньги газеткой и поставил сверху стакан.

– Мужик, а ты остановкой не ошибся? – штатский хмыкнул и стал с интересом меня рассматривать. – Клиника на сто девятнадцатом километре, это минут десять езды отсюда.

– Ты че, совсем оборзел – в таком виде вваливаешься сюда? – сержант грозно нахмурился и привстал со стула.

– Андрей Горбенко, опер из Балашихи, на операции! – на одном дыхании выпалил я. – Щас сюда вломится банда!! Выручайте, мужики!!!

Бравый сержант выхватил из кобуры пистолет, наставил его на меня и грозно рявкнул:

– А ну, руки в гору, лицом к стене! Быстро, я сказал!

– Ствол – это зашибись, пригодится, – я ткнул пальцем в дверь. – Только с предохранителя сними и туда направь.

– Погоди, – лицо старлея посетила гримаса понимания. – Ты тот опер, что Зураба завалил?

– Точно.

– Тебя уволили, – штатский сочувственно причмокнул. – В прошлую пятницу на «читке» доводили. Ты от воров сорвался?

– Точно!

– И они, типа того, щас прямо сюда вломятся?!

– Точно!!

– Ну так давай, – штатский указал на одно из окон с противоположной от входа стороны: – Раскрывай да сигай туда – и дуй по полям до леса.

– Не понял… Вы что, мне не…

– Давай, че ты встал! – прикрикнул штатский. – Ты уволен – не врубаешься, что ли? Ты не опер, не сотрудник, никто, короче, – ты теперь сам по себе.

– Точно, – сержант опустил ствол и соболезнующе причмокнул: – Извини, брат, – помощи тебе не будет. Давай, в самом деле – в окно…

– Стоять! – негромко скомандовал старлей. – А ну, подыми ствол и возьми его на мушку.

– Не понял… – сержант пожал плечами, но послушно выполнил команду. – Это к чему?

– Думаю, за него можно неплохие бабки получить, – пояснил старлей, открывая сейф. – Он вора уложил. Значит – что?

– Мужики… Вы че – совсем?! – От обиды я был готов заплакать – хоть убейте, не ожидал такого поворота! – Вы же своего…

– Да какой ты, на хер, свой! – старлей недовольно поморщился. – Правильно Леха сказал, ты теперь – никто…

В этот момент входная дверь распахнулась, и в помещение вошел очкарь.

– Не помешаю?

Вошел, надо заметить, не как в опорный пункт правопорядка, а будто бы к себе домой, уверенно, по-хозяйски.

– Так, – старлей, не суетясь, достал из сейфа наручники, сунул в карман брюк, затем вытащил «АКС-74У», присоединил магазин и аккуратно уложил на стол. – Ты чей будешь?

– Я от Прохора.

– Ага… И сколько вас тут? – Старлей взял со стола автомат и взвесил его в руках.

– Не, тут у вас ниче не выходит, – очкарь криво ухмыльнулся и впился взглядом в автомат. – Как взяли его, я сразу позвонил Прохору. Так что все уже в курсе, ждут, готовят встречу.

– Понятно… – Взгляд старлея наполнился разочарованием и досадой. – То есть ты хочешь сказать, что можно вот так запросто прийти, взять сотрудника…

– Он уже неделю не сотрудник. Вам что, приказы не доводят?

– Ну это уже наши дела, что там нам доводят, а что нет, тебя это никак не касается.

– Короче, я не понял… – очкарь нарочито понизил тон и зловеще уточнил: – Ты что… с Прохора хочешь деньги взять?!

Пауза была недолгой, но насыщенной. Старлей – парень простой, душа нараспашку, во взгляде легко читается самое сокровенное. Да, хочет он деньги взять, ой как хочет! Деньги взять, всех ненужных – в расход, и вроде бы по ситуации он самый главный сейчас (с автоматом, блин!), но…

– Нет, не хочу. – Старлей положил автомат на стол, тяжело вздохнул и потянулся за бутылкой. – Забирайте и валите отсюда. Живее!

– Понял, – очкарь приоткрыл дверь. – Пацаны – заходи…

* * *

Наказали меня тут же, не отходя от оплота правопорядка.

Обойдемся без умствований насчет неправильности мироустройства – сам спровоцировал. А просто «перемкнуло» от обиды и отчаяния.

Держали крепко, вырваться – никак, но когда спускались с крылечка, я извернулся этакой скользкой гадиной и, животно зарычав, впился зубами в запястье одного из конвоиров.

– Ах ты ж, хучело чуево!!!

Били недолго, но основательно: от всей души и навылет – в дыню, и потом еще в порядке трамбовки, вдогон – ногами куда придется.

В итоге я на какое-то время перестал ориентироваться в пространстве (было темно и звездно, как на экскурсии в планетарии), сплюнул два зуба и вволю напился собственной кровушки.

Да ладно – что там зубы, на фиг они мне теперь нужны…

Афанас проживал где-то неподалеку – к тому моменту, когда мы въехали во двор его усадьбы, у меня перед глазами еще плавали козероги и раки, а также прочие представители классического гороскопа. Ну, разве что чуток посветлело – можно было различать покачивающиеся предметы обстановки.

Обширный двор был похож на пункт приема… эмм… приема всего что притащат. Детали от сельхозмашин, металлолом, автозапчасти, древесина всех кондиций, арматура, швеллер, листовое железо, гора проводов, с десяток бронзовых бюстов вождей разных эпох и, по всей видимости, совершенно секретный хлам – какие-то кучки, накрытые брезентом.

На прибытие дорогих гостей хозяин отреагировал не сразу: он как раз азартно торговался с тремя мутантами, притащившими холодильник.

Мутанты имели проблемы с речью, зрением и координацией, были дико волосаты и одеты в какие-то невообразимые лохмотья. Они нечленораздельно мычали, постоянно наклоняли головы набок, чтобы было удобнее смотреть заплывшими глазами, и асимметрично дергали конечностями.

Афанас на свою ориентировку был похож примерно так же, как я на Собакина: за годы мирной жизни он опух, растолстел, окривел на один глаз и обзавелся костылем – что, впрочем, не мешало ему резво хромать вокруг холодильника в поисках недостатков на предмет сбивания предложенной мутантами цены.

Очкарь не вмешивался и терпеливо ждал окончания торгов. Как будто бы мешок картошки привез (менять на самогон), а не одного из главных извергов столичного воровского мира. Афанас, даром что старый, еще в авторитете – молодежь его уважает и побаивается.

Спустя несколько минут холодильник был успешно обменян на две двухлитровые бутылки «Бон-Аквы» (!). Мутанты уволокли добычу за ворота, двое шустрых парней потащили холодильник в сарай, а довольный Афанас наконец-то соизволил обратить на нас внимание.

– Люди говорят, ты детдомовский?

Странно, но в действующем глазу старого уголовника я не заметил кровожадности или какого-то даже намека на торжество. А интонация была насыщена сочувствием и, страшно сказать, – уважением! Ну надо же…

Я бы вот такую популярность с удовольствием обменял на полную безвестность – в отличие от некоторых мне не нравится, когда детали моей биографии становятся достоянием широкой публики. Да еще такой публики.

– Жалко, что ты мент, – резюмировал Афанас, так и не дождавшись ответа. – Я бы тебе руку пожал. И даже бухнул бы с тобой. В наше время такие люди – редкость. Но ты – мент. И этим все сказано…

Да, вот это старая школа. В наше время многие блатные легко садятся за стол с сотрудниками, занимаются совместным «бизнесом» и даже строятся рядышком. Типичное соседство: стоит дом вора, а рядом – прокурора.

Короче, нормальное ворье вырождается как класс. Скоро работать будет не с кем. Хотя это уже до лампады – мне теперь вообще ни с кем не работать. Я уволен! С работы, из жизни, в общем, отовсюду…

В книгах обычно пишут, что пленников пихают в различные глубинные подвалы и зловещие погреба, где они в великой тоске дожидаются своей участи. В усадьбе Афанаса ничего такого не нашлось: думаю, он никого и никогда под стражей не содержал – не его профиль. А в дом меня хозяин пускать не захотел, аргументировав это простеньким «западло».

Несколько минут очкарь рядился с Афанасом насчет моего размещения: приводил разные аргументы в пользу необходимости единовременного попрания «понятий», стращал Прохором, пробовал давить на «патриотизм» – все тщетно.

– Не пущу мента в дом – и точка. Я сказал. А что Прохор будет недоволен – мне глубоко поровну, можешь так и передать. У меня тут, по-вашему, что – КПЗ, что ли?!

– А если Прохор задержится – нам что, теперь до вечера с ним в машине сидеть?

– Да где хотите, там и сидите. Можете вообще отпустить – это ваши дела.

– Ну давай хоть в сарай посадим.

– Ну ты умник! А если он сопрет что-нибудь?

– Ха! И куда он это «что-нибудь» себе засунет?! У тебя там есть что-то, что можно в труселях спрятать?

– У меня там много чего есть… – Афанас задумчиво поскреб щетину и смерил меня оценивающим взглядом. – Хотя щас оно ему уже ничего не надо… Ладно, давай в сарай. Только пусть кто-то из твоих постоянно с ним там сидит и смотрит.

– Ну это само собой, – слегка приободрился очкарь. – Спасибо и на этом, добрый человек, думал уже, ты нас вообще за ворота выставишь.

– А упорите пару «косяков» – и выставлю, за милую душу. Я не подряжался у вас попкарем работать…

В сарае было то же самое, что и во дворе, только помельче и подороже: холодильники, плиты, стиральные машины, мебель, велосипеды, гора электрических чайников, посуды и прочей утвари. Короче, склад всякой дряни, которую тащили Афанасу окрестные мутанты. В числе прочего было с десяток инкрустированных спинок от довоенных (а может, и дореволюционных) кроватей – с полированными стальными прутьями и потускневшими от времени шариками. Рамы с сетками отсутствовали – кто-то целенаправленно пер именно спинки, а обратил я на них внимание потому, что к одной из таких спинок меня тут же и пришвартовали. Наручников у ворюг не было: в качестве связующего звена использовали длинный обрезиненный кабель, который нашли в куче утвари.

– Не со зла, – объяснил любитель бить под дых, сооружая на моих запястьях какие-то мудреные узлы. – Сам виноват – прыткий больно.

– Да че ты перед ментом рассыпаешься? – прошепелявил я. – Со зла, не со зла – мне какая разница?

– Разница есть, – вмешался очкарь. – Мы к тебе ничего не имеем. Если ты заметил – относимся нормально, можно даже сказать – с уважением.

– Ага, с уважением…

– Не, ну ты сам косяка упорол – чего бросился-то?! Веди себя прилично – и до грузин доживешь в полном порядке.

– До грузин?

– До них самых. Вот грузины будут тебя мордовать на полную катушку. Сразу ведь не завалят, будут медленно распускать на фарш. Так что ты не рыпайся, отдыхай, силы береги. Они тебе понадобятся.

– А что-то мне не хочется к грузинам, – признался я. – У меня к вам предложение. Если вы в натуре ко мне ничего не имеете – развяжите и на минуту отвернитесь.

– О как! А ты нам – что?

– А я вам – жизнь. Отпустите меня и останетесь в живых.

– Хых! – почти синхронно сверкнули фиксами «атлеты».

– А ты точно пацан в духе, – очкарь криво ухмыльнулся. – Знаешь, что сдохнешь через несколько часов – причем без вариантов, а все прикалываешься.

– А хотелось бы, чтобы рыдал и на коленях ползал?

– Ни хрена не хотелось бы, – буркнул очкарь. – Сиди спокойно, и никаких запуток с нами у тебя не будет…

Стоять на часах в первую смену выпало «незлобивому» молотобойцу. Вернее, не стоять, а сидеть, и вовсе даже не на часах, а на совершенно новом диване, затянутом в целлофановый чехол. Не иначе, какой-то мебельный магазин обнесли.

Для меня ничего приличного поблизости не нашлось, диван находился далековато, так что расположиться пришлось прямо на земляном полу.

Немного посидел, осмотрелся, попривык…

Оценка диспозиции бодрости не прибавила. До дивана далеко, пока добегу, страж успеет два раза зевнуть и потянуться, так что о внезапном нападении говорить не приходится. Да и спинка тяжелая, наверное, в пару пудов – особо не разбежишься. Завязали в три звена: кольцо вокруг запястья в три тура – отрезок сантиметров в десять – узел на дужке. Получилось не хуже наручников: и руки не затекают, и узел не ослабишь раскачиванием, как если бы примотали прямо к железяке.

Примерно через полчаса сидения на земле я остыл, продрог и в полной мере насладился результатом недавнего покушения (вернее – укушения): щеку разнесло как футбольный мяч, а боль была такая, словно за ухо вогнали толстую тупую спицу, острие которой пронзило челюсть насквозь и вышло из подбородка.

Брр… Мне бы «анестезии» сейчас – граммов двести, а то и два раза по столько.

Не знаю, на какие безрассудства меня подвигла бы эта тупая ноющая боль, побудь я с ней тет-а-тет еще с полчаса, но довольно скоро приперся очкарь и сделал предложение.

– Хозяин велел написать докладную.

– ???!

– Ну, чем там в Черном Яре ваш отдел занимается. Типа доклада. Подробно, со всеми деталями – че по чем, короче. Он будет часа через три, времени полно, так что – давай.

– Ты ничего не путаешь? – опухшей фистулой уточнил я. – У меня хозяев нету. Я вольный. Твой хозяин – ты и пиши. С какого это перепуга я вам должен что-то…

– Мы тебе дадим одеться, вмазать и пожрать, – заговорщицки подмигнул очкарь. – А не будешь писать – тоже дадим. Сам угадаешь – чего или подсказать?

– А кто-то давеча сказал: сиди смирно, и никаких проблем не будет. Да еще чего-то там насчет уважения. Было, нет?

– Ну сказал, и что?

– Сижу смирно, писать ничего не собираюсь – проблемы. За слова отвечаешь?

– Ну, знаешь… – очкарь недовольно насупился. – Ты меня на понятия не сади, понял?! Хозяин сказал – докладную, и баста! Так что выбирай: шмотки – хавчик – водяра или мешок зипдюлей с довеском.

– С детства не люблю таскать тяжести.

– Это ты к чему?

– Это насчет мешка.

– Хе-хе… Ну вот, сразу бы так!

Меня отвязали и дали одеться.

Потом притащили тумбочку и табурет с номерами (неужто соседскую в/ч обнесли?!), стопку дешевой серой бумаги и древнюю шариковую ручку за десять копеек.

Затем меня принайтовили обратно, но всего лишь за левую руку, налили стакан водки и дали колбасы с хлебом.

От яств я отказался:

– А че-то зубы слегка приболели. Кариес, видать, расшалился…

– Гы-гы!

А водку с удовольствием нахлобучил. И, с грехом пополам состроив протокольную рожу (с раздувшейся щекой это непросто), потребовал:

– Пусть никто не смотрит, чего пишу.

– Ну ты совсем оборзел, ментяра!

– Там будет кое-что конфиденциальное про Прохора и других воров.

– Конфиденциальное?

– Ну, короче, такое, что посторонним знать не следует.

– Это кто – посторонний?!

– Да мало ли… В общем, не думаю, что Прохор обрадуется, когда узнает, что вы это читали. Более того, ему, может быть, после этого придется вас – того… Гхм…

– Да ладно гнать-то!

– Я не шучу. Не веришь – наведи справки, чем занимается наш отдел…

Очкарь долго и внимательно смотрел на меня – видимо, пытался определить, гон это или незамысловатая действительность. Определил или нет, я так и не понял, но вид у него был растерянный и даже самую малость подопущенный.

– Ну еп… Короче, ладно. Пиши, никто смотреть не будет…

Оделся, согрелся, сел по-человечьи, «анестезия подействовала» – и сразу полегчало.

Немного поразмышляв, начал писать разную дрянь из серии: «…наш отдел в Черном Яре под предлогом борьбы с незаконным оборотом наркотиков занимается планированием, подготовкой и исполнением ликвидаций воров и криминальных авторитетов…». Уж коль скоро взяли меня в качестве истребителя воров – ну так и получите фактуру в рамках заявленной темы.

Конвоир мой поначалу наблюдал, как я пишу, но скоро привык к монотонному подрагиванию колпачка дрянной ручки и стал дремать.

Однако особо обольщаться на этот счет не стоило: бывалый урка дремал как на «сборке», где ему предстояло торчать несколько часов в компании незнакомых «коллег». Стоило мне изменить положение корпуса или просто перестать двигать правой рукой – он тотчас вскидывал голову и обращал ко мне свой взыскательный взор.

– Че не пишешь?

– Думаю.

– А че думаешь?

– Думаю, как бы не написать чего лишнего.

– А тебе щас не все равно?

– Мне – да. Но после меня люди останутся. Им жить.

– Ну-ну…

Минут за пятнадцать удалось открутить три шарика с четвертой и третьей от моей «коновязи» спинок. Дальше «узда» не пускала – по-хорошему, надо бы откручивать с самой дальней, у стены, меньше шансов, что заметят.

Ввиду чуткой дремы моего конвоира перегнать железяки из руки в руку и далее в карман не получилось – оставил на резьбе, закрутив обратно на пару оборотов. Затем быстро накатал три воззвания, сунул под стопку бумаги и стал ожидать, когда стражу приспичит подставить лицо соленому ветру. Несложные подсчеты указывали, что это могло произойти в самое ближайшее время: мне, например, хотелось еще у милицейского крыльца, да как-то недосуг было – сначала кусал кое-кого, потом бодался с чужими ботинками.

Характерной разминки перед генеральным позывом (дерганье коленями и сопутствующие гримасы) не было. Просто наступил такой момент, когда мой конвоир – человек суровый и решительный, встал с дивана и стремительно направился к двери.

– Сиди спокойно, я щас…

Ага, вот оно!

– Эй, малой, поди-ка сюда.

На зов тотчас же кто-то явился – очевидно, один из пацанов, что давеча таскали холодильник.

– Присмотри за ментом, я отойду на секунду.

– А че делать надо?

– Делать как раз ничего не надо. Посиди на диване, я быстро.

– Мне в сарай нельзя.

– С чего это вдруг?

– Афанас запретил без него заходить. Боится, что скрысятничаем че-нибудь.

– Да брось ты! Если что, скажешь – я попросил.

– Если что – он и спрашивать не будет, сразу ж… на барабан. Так что извини…

– Ну мля… Ну тогда хоть у двери постой!

– А че делать?

– Да ниче! Просто присмотри. Если попробует выйти – шумнешь.

– Лады…

Спасибо, Афанас! На Страшном суде тебе это обязательно зачтется. Посадили меня у фронтальной стены, дверь до конца не закрывается – холодильник мешает, чтобы осмотреться, нужно обязательно зайти внутрь – хотя бы на шаг.

Конвоир и в самом деле отсутствовал не более двух минут. За это время я успел снять шарики (пацан так и не заглянул ни разу), обернуть их воззваниями и рассовать по карманам брюк – каждый по отдельности.

Хорошо, что я предпочитаю свободные штаны, – в данной ситуации это здорово выручило. Впрочем, это, скорее, закономерность, нежели счастливое совпадение: не помню ни одного опера, который таскал бы брюки в обтяжку. Просто специфика работы как-то не располагает ко всякого рода модным изыскам.

По возвращении стража я выждал минут десять и напомнил о том, что жив и ничто человеческое мне не чуждо.

Особого энтузиазма моя просьба не вызвала, но возмущаться и чинить препятствия страж не стал. Немного поразмыслив, он достал мобильный и позвонил:

– Короче, тут опер на дальняк просится. Пусть кто-нибудь подойдет…

Пришел еще один крепыш, меня отвязали и повели на этот самый «дальняк», который, как оказалось, действительно был в самом дальнем углу двора.

– Как положено по наставлению – за пятьдесят метров от пищеблока, – прошепелявил я, желая отвлечь внимание (показалось мне, что шарик в заднем кармане этак нездорово оттопыривается).

– Это ты к чему? – уточнил спец по рукосуйству.

– Привычка – вторая натура. Человек давно на воле, а устроил у себя все, как на зоне.

– До х… ты знаешь, умник! – оживленно подхватил второй крепыш. – Афанас все сроки мотал здесь, в Подмосковье. А тут везде канализация. Таких дальняков нету. А вот я в последнюю ходку был в Краслаге – вот там как раз…

– За метлой следи, – негромко буркнул мой персональный рукосуй.

– А че?

– Ниче. Тебе че, побазарить не с кем?

– Да ладно тебе! Ему уж все по х… А потом – ну и че я такого сказал?

– Пока ничего…

Сложенный из кирпича сортир был экономно пришвартован к забору, который являлся его четвертой (тыльной) стеной. Не помню досье, но, думаю Афанас – этнический немец. Или даже еврей. Для человека с таким достатком экономить полкуба кирпича на возведении одного из важнейших в хозяйстве сооружений – натуральное скопидомство.

В сортире было чисто, пахло хлоркой и какой-то травой, пара пучков которой висела на боковой стене.

Между тыльной стеной (забором) и крышей зияла жирная щель, в которую запросто можно было просунуть руку.

Щель вызвала у меня мощный прилив теплых чувств, но вредные громилы испортили светлый сортирный праздник – не дали, сволочи, закрыть дверь. Отошли метров на пять и, скрестив руки на груди, принялись наблюдать за мной.

С минуту посидев со спущенными штанами, я покраснел от злобы, как пожарная машина, весь надулся и заявил скорбным голосом:

– Мужики – не получается. Нет привычки. Понимаете?! Даже в камере очко от людей отгораживают…

– Да брось ты! – рукосуй весело хмыкнул. – Если в натуре приспичит – и в зале суда сходишь, прямо на приговоре.

– Не могу, мужики… – печаль в моем голосе была искренней и берущей за душу (если тут было за что брать). – Не дадите закрыть – буду терпеть до последнего. А грузины начнут прессовать – обхезаюсь к е… маме. Они вам что, заплатили, чтобы вы меня на позор выставили?!

Громилы переглянулись, пожали плечами…

– Ладно, закрывай, – разрешил рукосуй. – Только давай так: ты говори что-нибудь.

– Спасибо, – я, не дожидаясь повторного приглашения, тотчас же затворил дверь. – А зачем говорить? Я что, по-вашему, в очко могу нырнуть?! Оно ж узкое!

– Хых… Все равно – говори. Так спокойнее.

– А что говорить?

– Да что хочешь. Ну – стишок расскажи.

– Стишок?!

– Да.

– Ладно, сейчас… – Я достал первый шарик, примерился и аккуратно бросил его на улицу через щель под потолком. С той стороны забора послышался едва различимый глуховатый шлепок. Есть контакт!

– Ты че примолк? Рассказывай давай!

– Одну минуту – я тут маленько занят…

– А ты в перерывах, когда дуешься и воздух стравливаешь. Давай не молчи!

– Светит месяц в вышине…

– Так…

Я изменил угол броска и послал второй шарик по более крутой траектории. На этот раз шлепок прозвучал метрах в пяти левее. Близко! Надо кидать с большим разбросом…

– Свежий запах сена.

– Это что, в деревне, что ли?

– Точно – в ней самой…

– Дальше.

Я бросил последний шарик, прислушался – вроде бы попал хорошо, метрах в десяти правее первого – и с чувством исполненного долга присел обслужить организм.

– Че ты там опять затих?! Дальше давай!

– Бьют кого-то в тишине…

– Хых!

– Головой об стену.

– Ни х… себе, стишок! А дальше?

– Дальше не придумал.

– Не понял… Ты че, это сам сочинил?

– Точно. Только сейчас и – специально для вас.

– Ну ты, мля… Роберт, мля, Рождественский, мать твою…

– А сейчас, если не возражаете, я хотел бы взять маленькую паузу. Секунд на двадцать.

– Ладно. Но не больше – я время засек.

Я быстро завершил мероприятие, пошуршал газетой и вышел в люди.

– Спасибо, мужики. Родина вас не забудет…

– Да ладно!

– И везде найдет.

– Ну нет, вот это уже – хренушки…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю