Текст книги "Лицо бездны"

Автор книги: Лев Князев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Где-то давно слышал разговор: это совсем не больно. А хоть и больно, не хуже того, что теперь... Сколько погибло пароходов – "Тикси", "Тавричанка", "Уссурийск", чем я-то лучше. Их не спасли, а я кому нужен? Он пошарил по заиндевелому борту, нашел крючок...

– Максимка, ты что? Ты что? Я ведь жду тебя! – раздался над ним ее голос. Он с трудом поднял распухшее лицо. Виктория, раскинув руки, парила над ним вверху, под днищем. – Максик... Максик... – Никогда она так не называла, но вот же он слышит!

– Виктория! – крикнул он и упал, цепляясь неразгибающимися пальцами за ледяное железо. – Виктория... Стоя на коленях, он уперся лбом о шпангоут. В ушах бешено стучали молоточки. Боль пульсировала в многочисленных ушибах, в воспаленном горле, в груди. – Я не сдамся, Виктория! – прошептал он. – Умру, но не сдамся. – И тут молоточки застучали сильнее, четче, и лоб ощутил явственное дребезжание железа. Стучат? Неизвестная сила спружинила изможденное тело. Он лихорадочно зашарил рукой. Ключ! Где ключ! Вот он, милый. Хорошо, что я не дал его проглотить тебе, стерва, – погрозил он в глубину. – Схватив ключ, что было силы застучал по борту. И тотчас снаружи ответили: "чак! чак! чак!"

– Я жив, ребята! Я сдюжил, Виктория! – заорал он, пьянея от ясного предчувствия близкого освобождения. Нет, не напрасны были мои муки! Не взяла, не взяла меня, стервоза! – кричал он себе под ноги. Трудно, правда, было назвать криком сипение, исходившее из перехваченного болезнью горла.

Спасатель пришел не первым к месту кораблекрушения. В прошедший день и вечер по распоряжению из пароходства свернули с проложенных курсов и побежали к указанным в радиограммах координатам еще двенадцать теплоходов разных пароходств и портов приписки. Как близкие родственники, в печали и недоумении толкущиеся вокруг гроба с телом покойного, нестройной группой собрались на небольшом пространстве моря железные мастодонты, вновь убеждаясь в своей уязвимости перед лицом всемогущей, враждебной Бездны.

В пароходство, где уже был создан штаб спасательной операции, летели радиограммы с докладами, что продолжавшиеся весь день поиски людей с потерпевшего катастрофу буксира не дали результатов. Обнаружен лишь перевернутый спасательный бот японского изготовления. Его подняли на палубу теплохода и после тщательного, обследования установили, что он принадлежал "Большекаменску", однако никаких признаков пребывания на нем людей не зафиксировано. Из штаба поступило распоряжение всем судам оставаться на месте катастрофы и оказывать необходимую помощь прибывающему спасателю, капитан которого Серегин назначается старшим при проведении операции.

На рассвете Серегин, не уходивший с мостика всю ночь, приказал спустить бот и обследовать перевернутые суда. Затарахтел запущенный мотористом движок, ныряя и раскачиваясь на острой зыби, бот обошел спасатель и направился к дрейфующей среди моря мертвой Системе. Четверо моряков в блестящих касках и оранжевых спасательных жилетах поверх непромокаемых костюмов смотрели на две увеличивавшиеся по мере приближения возвышенности, странно неподвижные среди толчеи воли.

– Гляди, ребята, там еще одна шлюпка, – обратил к остальным мокрое лицо моторист Васютин.

– На шлюпталях держится, – сказал сидевший за румпелем старпом. – Лещенко, придержи бот! – Он плавно повел румпелем, подводя бот к грязно-алому днищу буксира. Матрос зацепился отпорным крюком за бортовой киль, оглянулся на старпома.

– Может, выберусь?

– Давай, осторожно.

Бот привязали пеньковым концом. Следом за матросом на днище вскарабкался третий электромеханик. Сорокапятометровая туша буксира, выставившая в небо насадки винта, походила на перевернувшуюся лапками вверх утку. Корма едва заметно покачивалась на шарнире артикапла, удерживающем нос буксира.

– Ну что, чиф, здесь все в порядке, – сказал электромеханик, обойдя днище. – Думаю, вполне можно буксировать, не оторвется, если воздух не выйдет.

– Надо наладить поддув, – сказал старпом. – Просверлить в борту отверстие, вставить шланг и работать компрессорам по мере надобности.

– Здесь толстая обшивка, не просто и сверлить, – сказал Васютин. Наклонившись, он достал из ящика молоток и постукал по борту в одном, другом месте. Миллиметров двадцать, не меньше, – определил он по звуку и постучал еще раз. И вдруг лица у всех четверых вытянулись. Изнутри судна раздался ответный стук.

– Живые! – крикнул старпом. – А ну стучи, Володя!

Моторист постучал – в ответ затрещали частые, настойчивые удары. Так стучат в железную дверь тюремной камеры доведенные до отчаяния узники.

– Братцы, там люди! – крикнул Лещенко. Он упал на колени и, наклонившись к заросшему ракушками днищу, крикнул:

– Эй! Кто там есть?

Все замолкли, прислушиваясь. Ответа не последовало. Старпом, выхватив у моториста молоток, стукнул раз и после паузы – три раза подряд. В ответ повторили: "тук"... "тук-тук-тук..."

Известие о сигналах изнутри буксира разом перечеркнуло подготовленный на совещании и утвержденный Штабом план операции. Ни о какой буксировке не могло быть и речи, пока не будут вызволены из беды люди. Сколько их там живых? В каком состоянии? Но самое главное – как высвободить их из ловушки? На коротком командирском совещании решили просверлить несколько отверстий в борту судна, чтобы во-первых, услышать голоса тех, кто там, в машинном отделении, во-вторых, приспособить шланг для поддува уходящего воздуха.

– Только надо сразу же заготовить чопы, – заметил боцман.

– Понятно, вот ты этим и займись, – сказал капитан. – Передай чопы тому, кто будет сверлить. Вы, Александр Иванович? – спросил он электромеханика.

– Естественно, – сказал тот как о деле окончательно решенном.

– Воды бы им подать, товарищ капитан, – с состраданием в голосе предложила буфетчица. – Наверное, ни воды, ни что кушать у них нет...

– Будут им и еда и чай, Ася, – бросил капитан, сейчас надо спасать, тогда все будет.

Экипаж собрался у фальшборта на главной палубе, провожая отходивший к Системе бот. Спустя некоторое время, работая переменными ходами, спасатель приблизился к перевернутой барже, с носа подали электрический кабель и дрель высадившимся на днище парням. Третий электромеханик, не мешкая, включил дрель. Победитовое сверло вгрызлось в металл. Широкая спина Александра Ивановича напряженно качнулась. Он на мгновение отключил инструмент, обернулся к наблюдавшим морякам, кивнул, дескать, сейчас, идет дело! – и снова нагнулся, давя рукоятку. Дрель завизжала – и сверло провалилось. Тотчас изнутри ударила синеватая струя воздуха. Электромеханик спешно заткнул отверстие деревянным чопом.

– Во свистит! Это боцман вовремя придумал с чопами.

– Ты с ними, с ними разговаривай, нам не надо! – крикнул старпом с носа спасателя.

– Сейчас! – Александр Иванович нагнулся пониже, раскачав, вынул из отверстия деревяшку и крикнул в испускавшее воздух отверстие.

– Эй, братцы, кто там, откликнись!

В ответ раздался слабый голос Максима.

– Я здесь один. А сколько на шлюпке?

Электромеханик недоуменно взглянул на болтающуюся около борта перевернутую шлюпку, она держалась на невидимых сверху уходящих в глубину шлюлталях. Понял, что внутри слышно, как шлюпка бьется о борт.

– Шлюпка перевернулась, никого! – крикнул он в отверстие.

– А я думал...

– Кто ты?

– Ковалев, Максим, третий механик... Замерз, спасайте, ребята!

– Держись, Максим, не оставим! – кричал в отверстие электромеханик. Сильно пахнущая маслом, ржавчиной, аммиаком струя воздуха изнутри била ему в лицо. Сейчас придумаем быстренько, как тебя достать!

– Ребята, не думайте, я все уже рассчитал... Водолазов пошлите... Или парня в гидрокостюме, с запасным комплектом, машинный кап (Вентиляционная дверца вверху машинного отделения) открыт, поднырнуть легко, мы вместе уйдем...

– Добро, добро, Максим, мы найдем способ, ты будь уверен, извини, брат, закрою дыру, чтоб не выходил воздух.

– Не могу больше, ребята...

Максим Ковалев! – Через несколько минут это имя стало известно всем на спасателе и собравшимся вокруг места катастрофы судам: в штаб полетела радиограмма с сенсационным сообщением.

Старший механик Гусев поднялся на мостик, где, не присаживаясь ни на минуту, мерил палубу шагами капитан Серегин.

– Что будем делать? – обратился к нему Гусев.

– Этот вопрос я обращаю к вам: что будем делать? – сказал капитан.

– Вы – человек наверху, – уязвленно заметил Гусев. – Но вот одно из самых разумных предложений и сделал его, как ни странно, Максим Ковалев. Парнишка правильно подсказал, надо направить к нему водолаза.

– Надеюсь, вы не хуже меня знаете, что водолаз списался в отпуск, – сказал капитан.

– В таком случае стоит прислушаться к его второму предложению – отправить ныряльщика с запасным гидрокостюмом. Дайте команду старпому, костюмы у него.

– А кто осмелится нырнуть? – скептически произнес Серегин, – до отверстия капа – глубина не менее 12 метров, да там и заплутать не долго.

– Я нырну, если не найдется добровольца помоложе, – сказал Гусев нетерпеливо. – Только не надо больше размышлять, давайте что-то делать, товарищ капитан. Звоните старпому, боцману, у кого они там хранятся? Надеюсь, баллоны в порядке?

Капитан, кашлянув, покосился на неподвижно стоящего у окна вахтенного штурмана. Взял стармеха за локоть, вывел его на крыло мостика.

– Слушай, дедушка, ты только не матерись, тут такое дело... Я все понимаю, но не надо! – поднял он руку в ответ на быстрый взгляд стармеха. – Не надо, чтобы слушали люди... это наши нюансы... – Он сморщился, глядя сверху на распластавшееся вокруг море с темно-синими буграми некрупных волн, на покачивавшиеся среди этих волн два днища перевернутых судов. На меньшем копошились с инструментом спасатели. – Короче, гидрокостюмов у нас нет, Вячеслав Николаевич, – сказал он наконец-то, что никогда в другое время не выговорил бы своему строптивому стармеху.

– Вы что, все тут с ума посходили? – вырвал локоть Гусев. – Почему нет, если они должны быть, как есть шлюпки, мачты, главный двигатель! Мы спасатели! Где старпом?

– Я говорил с ним, – отвел глаза капитан. – Он сдал гидрокостюмы на склад. Объяснил так, что их положено протирать, спиртом, спирт команда расходует не туда... А сейчас знаешь борьба с этим самым... проклятым зельем. Ну, он и сдал костюмы от греха.

Стармех схватился за голову, глядя в лицо капитану. Хотел, наверное, что-то крикнуть, но сдержался, опустил руки.

– Здесь такое дело, дед, – заговорил с запинкой Серегин. – Из штаба сообщили, что японцы предлагают помощь. Они берутся в считанные часы доставить водолазов, понтоны, гарантируют спасение человека и парохода.

– Ну так надо же соглашаться! – воскликнул стармех.

– Я тоже ответил им так, прости, не посоветовался с тобой, Вячеслав Иванович.

– Какой совет, о чем ты говоришь! Человек там, какие могут быть торги! Он повел рукой по горизонту. – Гляди, собралось полфлота, а толку нет, ни у кого же ничего не приспособлено для спасательных дел. Мы собрались, а парень гибнет. Пока притащим сюда понтоны, водолазов из Приморска!

– Я все им так радировал, – капитан постукивал пальцами по планширу. – Но они решили, что слишком дорого, приказали нам обеспечить спасение своими силами.

– Хороши моряки! – Стармех махнул рукой. – Так у нас все, в нашей системе. В самые ответственные моменты командует тот, кто ни хрена, извини, не смыслит в деле, вроде начальничков в нашей столице. Получится дело – им честь и хвала. Провалим – они в стороне, отвечать нам... Ну что, капитан, значит, ничего не остается, как вырезать отверстие в борту, пока светло, и достать парнишку. Это я, с вашего позволения, беру на себя.

– Все так... – буркнул капитан. Непорядок, о котором ему пришлось рассказать стармеху, был в полной мере упущением палубной команды, а значит, и его капитанским проколом в первую очередь. И то, что Гусев не ругался, унижало капитана еще больше, потому что как старший по званию на пароходе он считал себя в какой-то мере и уполномоченным той самой системы, для которой они все работали. – Все так, – повторял он. Отверстие вырезать, конечно, можно, только тетя Дуся не стала бы этого делать.

– Уборщица? – с интересом взглянул на него стармех.

– Именно так, Вячеслав Николаевич. Любая уборщица, в том числе и наша тетя Дуся, знает, что если ведро плавает в воде вверх дном, то нельзя вырезать в дне дырку, оно тотчас утонет.

– Что же предложит тетя Дуся? Пусть оно плавает, пока оттуда не перестанут стучать? Двое суток мы мучим парнишку, давайте добьем его до конца дусиной мудростью.

Капитан остановился.

– Я не хотел подначивать, Вячеслав Николаевич, хотя язычки у нас у обоих, я гляжу, хороши. – Он поднял на Гусева воспаленные бессонницей глаза. Это я не вам, себе говорю, фильтрую идеи, а ничего доброго не нахожу. Водолазов я запросил в Приморске, будут здесь через сутки. Но к вечеру обещают ухудшение погоды, шторм. Удержится ли буксир на артикаплах? Выживет ли парень еще сутки без воды, пищи, в холоде, раздетый.

– Как хотите, надо немедленно резать и выручать мужика! – сказал стармех.

– Пока мы его вырежем, воздух уйдет и пароход утонет, – капитан снова заходил по мостику. Если б сразу – бах – и дыра.

– Товарищ капитан, можно? – спросил поднявшийся на мостик боцман. Я думаю так: надо надрезать, потом рвануть разом – и порядок.

– Спасибо, Петр Семенович, остается маленькая деталь, где взять сварщика? – он поглядел на стармеха. Где достать вашего долбанного ударника комтруда? Капитан поднял ладонь, останавливая пытавшегося вмешаться боцмана. – Знаю, что и вы когда-то варили, Петр Семенович, и вот дедушка наверняка умеет, но для такого дела нужен специалист высокого класса, рисковать мы не можем. Третий! окликнул капитан вахтенного. – Переговорите с пароходами, у кого есть классный специалист.

– Есть, – ответил молодой штурман, отходя к переговорной станции.

– А я дам радио штабу с нашим предложением, – сказал капитан.

– Без штаба – не имеем права? – крикнул стармех. – Им оттуда все так хорошо видно, особенно шефу, с его портовским образованием?

– Ух вы и язва! – сдержанно улыбнулся капитан, хлопнул стармеха по плечу. – Право-то мы имеем вместе с вами, Вячеслав Николаевич, только отвечать придется мне, потому уж позвольте, я все же свяжусь.

В десятом часу утра с рыбацкого транспортного рефрижератора доставили на боте газоэлектросварщика, угрюмого вида мужчину, который, выслушав суть дела, сразу сказал, что резать можно только электродами, и ни в коем случае не газовой горелкой.

– Но газом же легче, Геннадий Викторович, возразил ему стармех с выражением почтения, которое всегда оказывают технари истинным мастерам своего дела.

Сварщик посмотрел на него из-под густых, .висячих бровей. Уловил уважительный тон и потому ответил обстоятельнее, чем сделал бы это для другого, не разбирающегося в деле человека.

– Легче-то – да, но вы же поймите, что как только мы дырку прорежем, оттуда засвистит: и пламя потушит, и воздух разом уйдет. А так я надрежу до пленки, тогда можно и рвануть концом через брашпиль.

– Все правильно, дай бог тебе удачи, – сказал стармех.

В чем не откажешь нашей системе, так это в удивительном умении срочно, шумно и щедро принять меры "ПОСЛЕ ТОГО КАК". Диву даешься – откуда враз появились бодрость и энергия у вчера еще сонно моргавших в президиумах бесчисленных заседаний глав, нач. и помов, кто выделяет и откуда берутся бессчетные суммы, фонды и лимиты, вчерашнее отсутствие которых, быть может, и стало основной причиной взрыва, пожара, морской или железнодорожной катастрофы, общественной несправедливости. Каким образом переродился вчера еще никого не желавший выслушать чинодрал самого высокого ранга, вдруг превратившийся "после того как" в вежливого, неглупого руководителя, умеющего и подобрать себе знающих людей и разумно последовать их совету. Полюбуйтесь-ка на работу штаба спасательных операций пароходства. Далеко еще до начала рабочего дня, темень на улице, а в кабинете начальника уже идет деловой и кому-то полезный разговор, так отличающийся от обычных бесплодных говорений по поводу обязательств на грядущую пятилетку, подведению итогов пресловутого соцсоревнования, обсуждению очередных руководящих писем "оттуда" и прочей обязательной, но никому не нужной ракушечной шелухи на теле пароходского организма. Анализируются радиосообщения с места аварии, после краткой и демократичной дискуссии принимаются, наверное, самые умные (учитывая отдаленность от места событий) решения, отправляются ЦЕННЫЕ УКАЗАНИЯ (в народе их давно уже обозначили кратко: ЦУ) и ЕЩЕ БОЛЕЕ ЦЕННЫЕ УКАЗАНИЯ – ЕБЦУ. Начальник пароходства Юрьев вполне уже овладел обстановкой, теперь он не позволит себе грызть ногти – он собран, строг, активен и мгновенно ориентируется в мнениях собравшихся специалистов штурманских, инженерных, спасательных и прочих служб. Отправив с посыльной текст ЦУ, он не забывает и о немаловажном для себя докладе – САМОМУ министру, сумевшему, как и он, сделать морскую карьеру, не отличая стеньги от гафеля, или форпика от форплехта. Нет, сейчас он не отправит доклад единолично, он весь – воплощение демократии.

– Вот послушайте, что я тут набросал шефу, учитывая наш сегодняшний спор, – сказал Юрьев, откладывая карандаш и беря в руки черновик радиограммы: "МОСКВА ЦМ ХОДУ СПАСАТЕЛЬНОЙ ОПЕРАЦИИ ББС БОЛЬШЕКАМЕНСК ДОКЛАДЫВАЮ... ПОМОЩИ СПАСЕНИЯ ЯПОНСКОЙ ФИРМЫ ОТКАЗАЛИСЬ ОБЕСПЕЧИМ СВОИМИ СИЛАМИ ТЧК ЮРЬЕВ

– Пойдет такой текст? – оглядел Юрьев собравшихся.

– Отметьте, что работа спасателя сильно затруднена значительным волнением, – сказал с места начальник службы мореплавания.

– В радиограммах с "Селены" про волнение не сказано, – улыбнулся Юрьев догадливому заместителю.

– Ожидается шторм, надо написать уже сейчас, мало ли что может произойти.

– Предусмотрительно, – одобрил Юрьев. – Дополняю. – И еще о том, что дали указание всеми силами обеспечить спасение человека... третьего механика, взглянул он на пододвинутую к нему бумажку.

– По-моему, об этом не обязательно, ведь ясно, – сказал с неудовольствием Мельков.

– Это не помешает, – дружески улыбнулся ему Юрьев. – Тысячу раз мы слышали: переходите дорогу в отведенном месте – и все же приходится об этом повторять, не так ли? Зазвонил один из пяти телефонных аппаратов на его столе. Начальник безошибочно поднял нужную трубку, прижал к уху. На лице его появилась приятная, но вместе с тем чуть ироническая усмешка. Прикрыв ладонью мембрану, он кивнул собравшимся.

– Дмитрий Иванович интересуется!

– Ему-то чего? – недовольно сказал Мельков. – Смотри-ка, чуть выдвинули уже и запрос! Занимался бы своими делами.

– Т-сс... – показал ему палец Юрьев. – Слушаю, Дмитрий Иванович, – сказал он в трубку. – Рано ты на работе. Мы? Ну, нам положено, сам знаешь. ББС? Что сказать, все идет по плану... Я имею в виду не аварию, а спасение, усмехнулся он в ответ на замечание в трубке. Человек? Есть такой. Только что сменная радистка принесла радиограмму, – он порылся длинной рукой в ворохе бумаг, нашел нужный листок. – Да, третий механик Максим Ковалев. Тебе? Зачем? Ну, если оч-чень надо, прикажу снять копию и занести тебе. Ничего, ничего, Ю АР ВЕЛКАМ, как говорят в Нью-Орлеане, штат Луизиана. Хе-хе, привет! – Он положил трубку, нажал на кнопку, вызывая секретаршу.

– Наталья Сергеевна, там, кажется, не ушла еще сменная радистка, передайте ей копию этой радиограммы, попросите завести в райком, кабинет 305.

Люся Шелгунова возмутилась, когда Наталья Сергеевна передала ей копию радиограммы с просьбой начальника.

– Несите сами, если надо, я специалист, а не рассыльная! – ее круглые с ободочками глаза загорелись праведным гневом.

Наталья Сергеевна давно знала Люсю и мягко, по-матерински, обняла ее.

– Люсенька, ну понятно, что не рассыльная, но это же шеф просит! Аварийная радиограмма! – Она заглянула в гневные курочкины глаза и хитро прищурилась. А мужик в триста пятом кабинете тебе между прочим известен, он у нас работал в парткоме, Димка, помнишь?

– Народный контроль? – Люся заулыбалась, но тут же снова закапризничала. Подумаешь, завоображал! Ладно, принесу, только я ему скажу, пусть растрясет телеса!

– А ты бы ему посодействовала! – смеялась Наталья Сергеевна, поправляя радистке шубку с воротником ламы.

Геннадий Викторович был сварщик что надо, жаль, что ни на его судне, ни на спасателе не нашлось качественных электродов. Стармех Гусев выставил перед сварщиком замасленный ящик с электродами, повинился.

– Вот все, брат. Насчет того, как нас любят в снабжении, сам знаешь. Что наворовал в заводе, то и предлагаю.

– Ничего, коли сказано – "надо", пробьемся штыками, – подбодрил его Геннадий Викторович и спустился в прыгающую у борта спасателя шлюпку, а из нее перебрался на днище буксира. Первым долгом, по просьбе боцмана, приварили, несколько рымов для удержания концов, поданных со спасателя, трапа и разных приспособлений. Электромеханик показал процарапанный на борту прямоугольник.

– Вот нарисовал тебе отверстие, перестукивались с парнишкой.

– Не узко будет? – усомнился сварщик.

– Узковато, конечно, да здесь не размахнешься, ширина шпации между шпангоутами – 230 миллиметров.

– Голова пройдет? – примерился руками сварщик. – Пройдет, остальное – само пролезет, так? Ну, благословясь, начнем. – Он тряхнул головой, роняя перед лицом защитный темный козырек, и тронул электродом металл, разбудив ослепительную искру.

Максим Ковалев услышал сухой треск пламени, наверху покраснело раскаленное сваркой железо. Он схватил ключ, застучал.

– Левее! Левее!

Краснота послушно двинулась ближе к шпангоуту. Железо из красного сделалось алым, желтым, побелело – раскаленная капля упала в воду под ногами Максима, пшикнув облачком пара.

– Стой! Стой! – закричал он. – Не надо насквозь!

Вверху свистел уходивший под давлением Бездны воздух. Коварно клокоча, мелкие волны приближались к сиденью Максима. Он вскочил, сорвал с головы ветошь, ткнул в раскаленное отверстие. Жидкий металл капнул на рубашку, прожег тело – он почти не почувствовал боли. Ветошь затлела, Максим закашлялся, согнулся, сунул обожженную руку в воду. Глянул наверх – красная полоска медленно двигалась вдоль шпангоута, не прожигая обшивки.

– Поняли. Слава богу, поняли, – прохрипел он как заклинанье, корчась от боли. – Ребята, я верил в вас, Спасите, спасите...

В это утро Виктория впервые не приготовила отцу завтрак. Бреясь в ванной, он гудел бодрым баритоном.

– Викулька, возьми себя в руки, еще ничего не известно, нельзя же так... После паузы спросил. – Хочешь, я сам позвоню в пароходство Мелькову, мы с ним были на одном курсе. Позвонить? – Он вышел в майке, с полотенцем на крепкой шее, растирая порозовевшие, тугие щеки кремом. "Какой ты у меня надежный!" подумала Виктория и всхлипнула, прижавшись лицом к теплому плечу. Он гладил ее волнистые волосы.

– Викуля, сердечко, но жизнь ведь не кончилась, поверь моим сединам.

– Все кончилось, все! – выкрикнула она, отталкивая отца. Зазвонил телефон, она обернула заплаканные глаза.

– Папа, это тебе?

– Наверное. Мне так мне! – он снял трубку, покивал кому-то невидимому. Виктория не сводила с него расширенных глаз. – Да, это я. Сейчас. – Он поманил дочь рукой. – Дмитрий хочет что-то сообщить... Только, пожалуйста, спокойнее, дочуля... Виктория прижала трубку к уху, сдавленно проговорила.

– Ну, это я, Дмитрий Иванович.

– Уже по имени-отчеству? – раздался веселый голос. – С глаз долой – из сердца вон?

– Дмитрий, пожалуйста, говори....

– Так я тебя вылечу! – кричал он там, в Приморске. – Вот сидит прямо передо мной красивая дама с радиограммой, – не ревнуешь, Вика? Нет? Прочесть радиограмму?

– Говори, – сказала она.

– Смысл такой. Судно обнаружено вверх днищем, но на плаву, к нему подошли спасатель и еще дюжина судов.

– Они живы? – воскликнула Виктория.

– К сожалению, только один. Вот здесь мне объясняют, что он приезжал в Приморск перед Новым годом, догадываюсь, что ты должна его знать...

– Господи, его имя? – Глаза ее ожили как у приговоренного к смерти, неожиданно получившего помилование. – Ты не ошибся, это Максим Ковалев? крикнула она в трубку.

– Он, он, вижу, что догадка меня не подвела, – смеялся Дмитрий. – Что я за это буду иметь, Викуля?

– Дима, я тебя люблю! – закричала Виктория. – Спасибо тебе. Димулик, родной... Скажи, его спасут эти, на пароходах?

– У тебя есть довоенный патефон? Или виктрола? Включай на полную мощность и пусть гремит, пока не приеду, и мы выпьем стаканчик чаю за такое знаменательное событие. Могу приехать? – спросил он куда более неуверенным тоном.

Сидевшая напротив него Люся Щелгунова демонстративно встала, загремела отодвинутым стулом.

– Я могу идти, Дмитрий Иванович?

– Да, да, пожалуйста, – кивнул он ей, все еще прижимая к уху трубку и улыбаясь той, далекой. – Большое спасибо, Людмила Васильевна... Я ведь правильно помню ваше отчество?

– Не стоит благодарности! – высокомерно сузив круглые глазки, Люся вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что закачался плафон над столом Дмитрия. Тоже мне, мужчина, – оскорбленно проговорила Люся за дверью и затопала микропорами вниз по лестнице с намерением сегодня же поделиться с Кларой горькими наблюдениями над измельчавшим сильным сословием...

– Ну что ж, приезжай, послушаешь музыку и даже не из виктролы, – сказала Виктория в трубку и, положив ее на аппарат, подбежала к отцу, расцеловала его в пахнущие кремом щеки. Он довольно ворчал и даже поплакался, что никто не пожалеет старого холостяка, не приготовит ему завтрак перед напряженным трудовым днем.

– Сейчас, сейчас, папуля, все будет о'кей! – Она летала по комнате и кухне. Достала из-под стола укрытый накануне черной тряпкой, оплаканный ШАРП, щелкнула крышкой, вставляя кассету. Отец изумленно наблюдал, как металась его уравновешенная обычно и не очень порывистая девочка, как она в считанные минуты приготовила завтрак (три отваренных с вечера картофелины с кусочком малосольной селедки и чай). А из комнаты во весь голос заливался о потерянном счастье Хампердинк.

Прямоугольник размером примерно 25 на 50 сантиметров решили прорезать в месте, где закругление днища переходит в плоскость борта. Резать выше безопаснее и удобнее для сварщика, но значительно труднее из-за густого днищевого набора и бесчисленного переплетения всякой арматуры. Ниже – слишком близко от поверхности моря, неудобно держаться, но зато есть уверенность, что в проделанное окно может пролезть попавший в ловушку моряк.

Закрепившись за рым страховочным концом, Геннадий Викторович опустился к самой воде, как спускается верхолаз по отвесной скале. Неловко примостившись, он повел дугой электросварки вдоль нацарапанного электромехаником контура. Прожег отверстие – из чрева буксира ударила свистящая струя. Парнишка там, внутри, что-то сипел, затыкая отверстие задымившейся тряпкой. Потом застучал железом – Геннадий Викторович сместил электрод вправо и снова засверкала дуга. Сзади его окатывала холодная волна, но он не отнимал электрода, торопясь сделать этот, едва ли не самый важный в своей биографии надрез.

Боцман, электромеханик и еще трое парней из машинной и палубной команды топтались выше него по днищу, наблюдая за натяжением воздушных шлангов и электрокабеля (длины которого оказалось мало и пришлось дважды удлинить его скрутками). Электромеханик дотянулся рукой до плеча сварщика.

– Геннадий Викторович, перекури, старик.

Тот откинул козырек.

– Подай-ка электрод, какие перекуры!

– Вылазь наверх, старина, начальство велит ждать. Электромеханик преувеличил, потому что прямой команды "ждать" сверху, то есть из штаба спасательной операции, не поступило. Просто, когда капитан Серегин сообщил в штаб, что намерен прорезать борт буксира и вызволить оттуда человека, поток "ЦУ" вдруг прекратился. Потом пришла радиограмма: "Вопрос прорезания борта изучается". Для Серегина это было равносильно приказу ждать и не высовываться.

В самом деле, решение вопроса: "Резать – не резать – оказалось непростым, хотя специалистов в штабе собралось достаточно. Во-первых, кто-то довольно уверенно выразил мнение, что, вырезав окно в борту, можно немедленно утопить буксир. Конечно, как говорил когда-то Великий Вождь Системы, самое ценное достояние страны – это люди, но и губить миллионной стоимости имущество с кондачка не стоит. И вообще, нельзя ли сделать так, чтобы и человека спасти, и сохранить буксир. Ведь было же разумное предложение опустить под днище водолазов, пусть они доставят парню лишний костюм и извлекут его на поверхность, тогда будут спасены огромные средства.

– Пароход с водолазами послан, прибудет к месту аварии завтра, но кто гарантирует, что за это время парень не умрет мучительной смертью? – угрюмо возражал заместитель начальника пароходства Мельков.

– Согласен, что ему там плохо, но он уже выдержал почти трое суток, перетерпит час-другой, – подсказал кто-то из задних рядов.

– В конце концов можно, по шлангам подать питание, горячий чай, лекарства, – поддакнули другие.

– Кто вам сказал, что после вырезки отверстия буксир обязательно затонет? – высказался представитель механико-судовой службы. – Он и сейчас висит на артикаплах, будет держаться и потом, если даже уйдет кормой в воду...

– В самом деле! – благодарно взглянул на него бывший портовик. Он ворочал головой то в одну, то в другую сторону, добросовестно пытаясь с помощью здравого смысла и логики отобрать лучший вариант. Если бы речь зашла о складах, причалах, портовой механизации, какой-нибудь аварии там, где он знает каждый закоулок хозяйства, каждый завиток проблем! Хлопнул бы он сейчас ладонью по столу, прекратил всякий спор по-чапаевски: Я ЗНАЮ, что и как делать, и я отвечаю за свое решение! Но здесь любой капитан, командовавший двадцатью-трядцатью моряками на ржавой посудине, представляет обстановку намного лучше: и начальнику приходится слушать всех, а в дальнейшем и отвечать за всех.

Будь начальник пароходства человеком, воспитанным в другой системе, он, может быть, и вовсе бы отказался командовать морским предприятием, сославшись на недостаточную компетентность, в крайнем случае, остановился бы на должности заместителя по портам. Но его воспитала именно эта, не какая-то другая система, именно здесь, он знал, командуют как раз совсем не те, кто, подобно Форду, досконально знают свое дело. Нет, с капиталистов здесь пример не берут, бог с ним, этим Фордом и кто там еще у них есть. Давно было сказано Основоположником, что государством будет управлять кухарка. Свято соблюдая эти заветы, главные решения принимают здесь не специалисты, а те, кто вознесен над ними волей знаменитой партии. Как я здесь являюсь на ковер по вызову завотделом, слыхом не слыхавшего об артикаплах и клюзах, так и мой шеф, министр, ждет вызова в кабинет какого-нибудь Зам. зава в ЦК, понятия не имеющего о специальных предметах, но отдающего последние, беспрекословные (и безответственные зачастую) приказания. Что ж делать я не гений, я человек Системы, подумал он про себя.