Текст книги "Из истории Евразии"

Автор книги: Лев Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Вместо введения

Огромный континент, омываемый тремя океанами, Атлантическим – с запада, Тихим – с востока и Индийским – с юга, издавна населен народами, вошедшими в историю. Однако эта огромная территория нуждается в районировании, как в пространственном, так и во временном. Народы то возникали, то исчезали на этих необъятных пространствах, составляя определенные географические целостности, так как природные условия и ресурсы на разных территориях континента были неодинаковыми.

Так, южный полуостров Индостан ограничен от прочих районов Азии высокими горами Гималаями, пустынями Белуджистана и густыми джунглями, отделяющими Бирму от Бенгалии. Рядом с Индией располагалась страна, называемая Афразия. Это средиземноморский бассейн, включающий в себя Ближний Восток и Африку севернее Сахары. Народы, населявшие Афразию, всегда представляли собой особую целостность, связанную культурными, экономическими и политическими связями. Иногда эта целостность захватывала южную часть Европейского полуострова – Испанию, а иногда отступала на юго-восток от Средиземного моря.

Рядом с Афразией располагался Европейский полуостров этого великого континента: страна влажная и теплая, ограниченная с востока внутренней частью континента. Граница между ними пролегала по атмосфере. Это изотерма января, которая на западе положительная, а на востоке отрицательная. Принято западную часть называть Европой, а восточную Евразией. Восточная часть в климатическом отношении характерна суровыми зимами, засушливыми степями и монотонным ландшафтом: на севере – лесным, а на юге – степным. Сходство ландшафтов определяло характер народов, населявших ту область, в которой ныне располагаются Россия, Монголия и район оазисов – Средняя Азия. К востоку от евразийской степи лежит юго-восточный полуостров континента – муссонная область, называемая Китаем. Евразией в историко-культурном смысле термина мы считаем только ту часть континента, которая лежит между Китаем, горными цепями Тибета и западным полуостровом – Европой.

Долгое время ученые-европоцентристы, как и китаецентристы, считали Центральную («Высокую») Азию границей Ойкумены и не придавали народам, населявшим ее – скифам, тюркам, хуннам, монголам и русским,– самостоятельного значения. Вряд ли это верно. По существу, народы, обитавшие здесь, играли свою роль в становлении культуры и противостоянии Востока и Запада. Они составляли как бы особый регион в культурной истории человечества, не менее важный, чем китайский и европейский. То, что они занимались больше скотоводством, нежели земледелием, не мешало развитию их искусства на Алтае, в долинах великих рек: Волги, Дона и Днепра, оазисах в междуречьях Сырдарьи и Амударьи и в предгорьях Тянь-Шаня. Эти народы с того момента, как они вошли в историю, составляли самостоятельный регион развития искусства, идеологии, экономики. И если до сих пор Европа не стала частью Китая, что могло случиться в I в. н.э.(ханьская агрессия) и в VIII в. н.э. (танская агрессия), то это заслуга хуннов, тюрок, монголов и русских, всегда стремившихся к объединению для защиты себя от иностранных оккупантов. И это началось за тысячу лет до нашей эры.

На рубеже IX и VIII вв. до н.э. в степях Центральной Азии сложился комплекс кочевых этносов, в котором ведущую роль играли хунны, но куда входили динлины, дунху (предки сяньбийцев и монголов), усуни и кочевые тибетцы Амдо и Куньлуня. Эта суперэтническая целостность находилась в оппозиции Древнему Китаю и ираноязычному Турану (юечжам). Первые пятьсот лет, до 209 г. до н.э., история кочевников письменными источниками не освещена, но согласно нашей модели на этот период истории падают фаза пассионарного подъема этногенеза и начало фазы акматической. Конец этой фазы известен с достаточной степенью подробности. Большую часть сил хунны тратили на отражение ханьской агрессии, благодаря чему смогли удержать независимость и целостность державы до конца I в. н.э. Разгромленные сяньбийцами в 93 г., хунны раскололись на четыре ветви, из которых одна перемешалась с сяньбийцами, вторая осела в Семиречье, третья ушла в Европу, а четвертая вошла в Китай и там погибла.

По принятой нами терминологии, эпоха II-V вв. для всех этносов, входивших в «хуннский» суперэтнос, была фазой упадка, после которой остались некоторые реликты, но ход этногенеза прервался.

Второй подъем имел место в середине VI в. Результатом его было создание тюркского каганата, объединившего Великую степь от Ляохэ до Дона. По масштабам тюркский каганат превосходил хуннскую державу, но за все его двухсотлетнее существование в нем незаметны общественные сдвиги. Консерватизм системы легко объясним тем, что тюрки вели непрестанные войны с империями Суй и Тан, с Ираном и Арабским халифатом, а также с покоренными, но не покорившимися степными племенами, особенно с уйгурами. Однако обаяние «тюркского Вечного эля» было столь эффективно, что многие древние народы степи: кыпчаки (половцы), кангары (печенеги), карлуки, кыргызы (потомки динлинов), туркмены (потомки парфян) и даже монголоязычные кидани – восприняли культуру, своих покорителей и сохранили ее даже после гибели тюрок в 745 г., в начале фазы их исторического существования.

Сменившие тюрок уйгуры были народом храбрым, но не агрессивным. Они умели защищать свою свободу, но не стремились к завоеваниям. Жадно впитывая иранскую (манихейство) и византийскую (несторианство) философии, уйгуры оказались не в состоянии наладить порядок у себя дома, вследствие чего стали жертвой енисейских кыргызов в 841-847 гг. Уцелевшие от разгрома уйгуры спаслись в оазисы бассейна Тарима, где растворились среди местных жителей, оседлых буддистов. В Великой степи наступила фаза обскурации (упадка), продолжавшаяся до XII в., когда новый толчок вознес одновременно чжурчженей и монголов – создателей не только степной, но и континентальной империи.

Ничуть не менее примечательно общее для всех народов Центральной Азии неприятие китайской культуры. Тюрки имели свою собственную идеологическую систему, которую они отчетливо противопоставили китайской. После падения второго каганата в Азии наступила эпоха смены веры. Тогда уйгуры приняли манихейство, карлуки – ислам, басмалы и онгуты – несторианство, тибетцы – буддизм в его индийской форме, но китайская идеология так никогда не перешагнула через Великую стену.

А теперь, когда мы обрисовали общие контуры темы, попробуем проследить историко-культурные коллизии Великой степи более подробно.

1. Задача и способы ее решения

Противопоставление «Запада» – «Востоку» как этнокультурных целостностей сложилось еще в античности и отражало уровень науки того времени. Под «Западом» тогда понималась эллино-римская культура, «Востоком» называлась Персия и подвластные ей семитские и кавказские народы. Оба названия были и остались условными терминами, не связанными с географией.

Так, Марокко лежит западнее Италии, но всегда причислялось к «Востоку». Но это несущественно, если заранее условиться о значении терминов, важнее другое: «Запад» в современном понимании – это романо-германская Европа с заокеанскими продолжениями в Америке и Австралии, а «Востоков» не один, а много.

Китай, Индия, Иран, Сирия с Египтом и Северной Африкой отличаются друг от друга не меньше, чем от Европы. Долгое время Балканский полуостров, завоеванный турками, и Россия, подчиненная Золотой Орде, не включались в понятие «Запад», а несходство Монголии с Китаем было всегда настолько очевидным, что китайцы в III в. до н.э. построили Великую стену, чтобы отделиться от кочевников Великой степи, протянувшейся от Маньчжурии до Карпат и даже Паннонии. Так куда причислить Великую степь и примыкающую к ней лесную зону – тайгу: к «Западу» или «Востоку»? По-видимому, целесообразно вынести ее как отдельную от того и другого, самостоятельную целостность, которая и явится предметом нашего исследования. Только в этом случае угол зрения не будет противоречить фактам истории этносов и истории культуры.

Пристальное изучение кочевой культуры Евразии таило ряд неожиданностей, на что обратили внимание сначала русские, а вслед за ними французские ориенталисты[13]13
  См.: Бичурин И.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л., 1950; Cahun L. Introduction a l' Histoire de l'Asie. Paris, 1896; Grousset R. L'Empire des steppes. Paris, 1960.


[Закрыть]. Они перестали считать Россию «задворками Европы», а Монголию – периферией Китая[14]14
  Такое мнение было высказано В.М.Штейном (см.: «Вестн. древней истории», 1961, No 2, с. 120; 1962, No 3, с. 202-210).


[Закрыть]. Наоборот, стало ясно, что исторические закономерности развития середины континента, его западной и восточной окраин, лесной и степной зон имеют общие черты, точнее, свою специфику культуры, которая резко отличает этот регион и от «Запада» и от «Востока».

Этот тезис, очевидный специалистам, вызывал недоверие тех, кто привык к предвзятой схеме, устаревшей уже в Средние века. Это печально, но не удивительно. Ведь даже люди по-своему образованные считали, что они живут на плоской Земле, а потом, согласившись, что Земля шарообразна, полагали, что она лежит в центре мира, а Солнце и планеты вращаются вокруг нее. Вспомним, что в нашем веке в Америке имел место «обезьяний» судебный процесс: учителя школы судили за изложение взглядов Дарвина.

Ученые пишут книги не друг для друга, а для широкого читателя. Поэтому необходима строгая аргументация, подробное изложение событий истории и четкое обобщение, дабы читатель не утонул в калейдоскопе дат, фактов и экзотических названий. Как это совместить?

Автор этих строк взялся за такую задачу. С 1930 г. по сие время он собирал материал и писал о деяниях хуннов, тюрок, хазар и монголов. Его труд вылился в создание «Степной трилогии», опубликованной в семи книгах[15]15
  См. «Хунну» (М., 1960); «Хунны в Китае» (М., 1974); «Древние тюрки» (М., 1967); «Открытие Хазарии» (М.. 1966); «Поиски вымышленного царства» (М., 1970); «Старобурятская живопись» (М., 1975); «Древняя Русь и Великая степь» (М., 1989).


[Закрыть] и ста пятидесяти статьях[16]16
  Наиболее важные, дополняющие изложение: Троецарствие в Китае. // «Доклады Географического общества». Вып. 5. Л., 1968; Величие и падение древнего Тибета. // В кн.: Страны и народы Востока. Вып. 8. М., 1969; Сказание о хазарской дани. – «Ру с. лит.», 1974, No 3; С точки зрения Клио. // «Дружба народов», 1977, No 2; Искусство и этно с. // «Декор. искусство СССР». 1972, No 1.


[Закрыть]. Статьи выполняли роль камней, из которых складывался фундамент здания; книги были стенами, а настоящий очерк – кровля, венчающая полувековую работу.

Именно это иерархическое построение позволило избежать перенасыщенности библиографией, которая полностью приведена в частных статьях и монографиях. На эти вспомогательные работы приведены отсылочные сноски, и критику легко проверить ход мысли автора.

Кроме того, оказалось необходимым использовать трактат «Этногенез и биосфера Земли» (Л., ЛГУ, 1989).

Таким образом, данная работа представляет опыт историко-географического синтеза, посвященного проблеме объяснения темных вопросов генезиса культуры и искусства Монголии в древности и Средневековье. И она завершает исследование, ибо для искусствоведа и культуролога будет всего лишь подспорьем, ступенью для дальнейших открытий и озарений. Искренне желаю будущим историкам культуры успеха и надеюсь на благодарность потомков, ради которых автор работал всю жизнь.

2. Страна и воздух

Тот факт, что разнообразие стилей и воздействий изобразительного искусства на зрителя имеет место у всех народов и даже у одного и того же народа в разных фазах его существования, отмечен давно, но толково то объяснения этому феномену нет. Так как монгольский орнамент крайне специфичен и отличается от орнаментов соседних стран, то уместно задать вопрос «а почему?». В XVII– XVIII вв. на это отвечали просто: разная географическая среда формирует разные психические склады и, следовательно, является причиной разнообразия культур. Эта теория называется географическим детерминизмом. Создана она Бодэном (в XVI в.), развита Монтескье (в XVIII в.), Гердером[17]17
  Яцунский В. К. Историческая география. М., 1955.


[Закрыть] и на Западе пользуется популярностью даже в XX в.

Теория эта проста и поэтому соблазнительна, но надо помнить, что простота – антипод истины. Например, природные условия Западной Европы и Японии стабильны, так как омывающие их моря смягчают колебания климата, а эпизодические повышенные увлажнения, хотя они и приносят некоторые бедствия, недостаточны, чтобы нарушить инерцию культурной доминанты, то есть многовековую традицию. А тем не менее традиции сменяют одна другую: на уровне суперэтноса – классическая античность Эллады и Рима сменила древнюю культуру пеласгов и этрусков, а сама уступила место византийской на Востоке и романо-германской на Западе. И на уровне изолированного этноса, например в Японии, на смену курганной эпохе воинственных яма-то пришла эпоха активного строительства буддийских пагод и храмов, которая окончилась кристаллизацией средневековой японской культуры в том классическом виде, в каком она попала в поле зрения европейцев XVIII в. Там она воспринималась как экзотика, чудачество народа, уединившегося на островах от всего цивилизованного мира. Но за какие-то сто пятьдесят-двести лет от этих представлений не осталось и следа – произошло «японское чудо», и японцы уже не учатся, а сами учат «цивилизованный мир», причем не только в промышленности, но и в литературе, живописи и в кинематографе. Японская культура делает третий виток. Ландшафт тут ни при чем.

Но, может быть, в центре Евразийского континента, где диапазон климатических колебаний куда больше, где постоянно чередуются вековые засухи с эпохами повышенного увлажнения, дело обстоит иначе? Проверим и это возможное объяснение, опираясь на собственные исследования.

Посредине Евразийского континента, от Уссури до Дуная, тянется Великая степь, окаймленная с севера сибирской тайгой, а с юга – горными хребтами; Эта географическая зона делится на две половины, непохожие друг на друга. Восточная половина называется Внутренней Азией – в ней расположены Монголия, Джунгария и Восточный Туркестан. От Сибири ее отделяют хребты Саянский, Хамар-Дабан и Яблоновый, от Тибета – Куньлун и Наныпань, от Китая – Великая стена, точно проведенная между сухой степью и субтропиками Северного Китая, а от западной половины – Горный Алтай, Тарбагатай, Саур и Западный Тянь-Шань. Это жестко очерченный географический регион, но культурные воздействия легко перешагивают за географические границы[18]18
  См.: Гумилев Л.Н., Эрдейи И. Единство и разнообразие степной культуры Евразии в средние века. // «Народы Азии и Африки». 1969, с.78-87.


[Закрыть].

Западная часть Великой степи как вмещающий ландшафт культурного ареала включает не только нынешний Казахстан, но и степи Причерноморья и даже, в отдельные периоды истории, венгерскую пушту. Сточки зрения географии XIX в. эта степь – продолжение восточной степи, но «на самом деле это не так, ибо надо учитывать не только характер поверхности Земли, но и воздух»[19]19
  См.: Гумилев Л.Н. Роль климатических колебаний в истории народов степной зоны Евразии. // «История СССР», 1967, No 1, с.53-66.


[Закрыть].

Атмосферные токи, несущие дождевые или снежные тучи, имеют свою закономерность. Циклоны с Атлантики доносят влагу до горного барьера, -отделяющего восточную степь от западной. Над Монголией висит огромный антициклон, не пропускающий влажных западных ветров. Он невидим, ибо прозрачен, и через него легко проходят солнечные лучи, раскаляющие поверхность земли. Поэтому зимой здесь выпадает мало снега, и травоядные животные могут разгребать его и добывать корм – сухую калорийную траву. Весной раскаленная почва размывает нижние слои воздуха, благодаря чему в зазор вторгается влажный воздух из Сибири и, на юге, тихоокеанские муссоны. Этой влаги достаточно, чтобы степь зазеленела и обеспечила копытных кормом на весь год. А там, где сыт скот, процветают и люди. Вот почему именно в восточной степи создавались могучие державы хуннов, тюрок, уйгур и монголов.

А на западе степи снежный покров превышает 30 см и, хуже того, во время оттепелей образует очень прочный наст. Тогда скот гибнет от бескормицы. Поэтому скотоводы вынуждены на лето, обычно сухое, гонять скот на горные пастбища – джейляу, что делает молодежь, а старики заготавливают на зиму сено. Так, даже половцы имели свои постоянные зимовки, то есть оседлые поселения, и потому находились в зависимости от древнерусских князей, ибо, лишенные свободы передвижения по степям, они не могли уклоняться от ударов регулярных войск. Вот почему в западной половине Великой степи сложился иной быт и иное общественное устройство, нежели в восточной половине[20]20
  См.: Гумилев Л.Н. Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период. // В кн.: Чтения памяти академика Л.С.Берга. Ч. 8-11. Л., 1968, с. 118-134.


[Закрыть].

Но в мире нет ничего постоянного. Циклоны и муссоны иногда смещают свое направление и текут не по степи, а по лесной зоне континента, а иногда даже по полярной, то есть по тундре. Тогда узкая полоса каменистой пустыни Гоби и пустыни Бет-Пакдала расширяется и оттесняет флору, а следовательно, и фауну на север, к Сибири, и на юг, к Китаю и Согдиане. Вслед за животными уходят и люди «в поисках воды и травы»[21]21
  Грумм-Гржимайло Г.Е. Рост пустынь и гибель пастбищных угодий и культурных земель в Центральной Азии за исторический период. // «Известия Всероссийского географического общества», т. 15, вып. 5. Л., 1933.


[Закрыть], и этнические контакты из плодотворных становятся трагичными.

За последние две тысячи лет вековая засуха постигла Великую степь трижды – во II-III вв., Х в. и XVI в., – и каждый раз степь пустела, а люди либо рассеивались, либо погибали[22]22
  См.: Гумилев Л.Н. История колебаний уровня Каспия за 2000 лет (с IV в. до н.э. по XVI в. н.э.). // В кн.: Колебания увлажненности Арало-Каспийского региона в голоцене. М-, 1980, с. 32-47.


[Закрыть]. Но как только циклоны и муссоны возвращались на привычные пути, трава одевала раскаленную почву, животные кормились ею, а люди снова обретали привычный быт и изобилие.

Но вот что важно: грандиозные стихийные бедствия не влияли ни на культуру, ни на этногенез. Они воздействовали только на хозяйство, а через него – на уровень государственной мощи кочевых держав, ибо те слабели в экономическом и военном отношениях, но восстанавливались, как только условия жизни приближались к оптимальным. Вот почему принцип географического детерминизма не выдержал проверки фактами. Ведь если бы географических условий было достаточно для понимания феномена, то в историческом времени при сохранении устойчивого ландшафта не возникало бы никаких изменений, не появилось бы новых народов, с новыми мировоззрениями и новыми эстетическими канонами. И не было бы развития, потому что пастьба овец не требует развития техники.

Овца ходит по степи и ест траву, а собака овцу охраняет. Лучше не придумать, и, значит, нужен не прогресс, а застой. Но на самом деле никакого застоя в Великой степи не было. Народы там развивались не менее бурно, чем в земледельческих районах Запада и Востока[23]23
  См.: Гумилев Л.Н. Старобурятская живопись. М., 1975.


[Закрыть]. Социальные сдвиги были, хоть и непохожие на европейские, но не менее значительные, а этногенез шел по той же схеме, как и во всем мире.

Легенда о пресловутой неспособности кочевников к восприятию культуры и творчеству – это «черная легенда». Кочевники Великой степи играли в истории и культуре человечества не меньшую роль, чем европейцы и китайцы, египтяне, ацтеки и инки. Только роль их была особой, оригинальной, как, впрочем, у каждого этноса или суперэтноса, и долгое время ее не могли разгадать. Только за последние два века русским ученым – географам и востоковедам – удалось приподнять покрывало Изиды и над этой проблемой, актуальносткоторой несомненна.

Для того чтобы последующий исторический анализ и этнологический синтез были успешны, необходимо принять и соблюдать одно (только одно!) ограничивающее условие – вести повествование на заданном уровне. Понятие уровня исследования известно всем естествоиспытателям, но не применяется в гуманитарных науках. И зря! Для истории оно очень полезно.

Объясним тезис через образ. Изучать звездное небо через микроскоп – бессмысленно. Исаакиевский собор – тоже. Да и человека или его кашне лучше наблюдать простым глазом. Но для изучения бактерий микроскоп необходим. Так и в истории. Там, где требуется широта взгляда, например для уяснения судьбы этноса или суперэтноса (системы из нескольких этносов), равно как стиля – готики или барокко, – мелкие отличия не имеют значения[24]24
  См.: Шупер В.А. Возможные пути влияния философии на поиски решения экологической проблемы. // В кн.: Методологические проблемы взаимодействия общественных, естественных и технических наук. М., 1981, с. 150.


[Закрыть]. А при повышении требований к подробности (скрупулезности) можно описать не только, допустим, амфору, но даже отбитый от нее черепок. Однако на этом уровне мы этноса не заметим, как муравей не видит Монблана.

Выбор уровня определяется поставленной задачей. Нам нужно охватить промежуток в три тысячи лет – Монголию и сопредельные страны (последние – для самоконтроля и пополнения информации). Ниже этого уровня будут уровни атомный, молекулярный, клеточный, организменный и персональный, граничащий с субэтническим. А выше – популяционный, видовой (относящийся уже к биологии), биосферный и, наконец, планетарный. Для нашей работы ни нижние, ни верхние уровни не нужны, хотя забывать о них не следует. За ними можно следить «боковым зрением», то есть учитывать по мере надобности. Если читатель согласен со всем вышеизложенным, можно пригласить его погрузиться в прошлое, для начала на самом обобщенном уровне – ландшафтно-популяционном.

3. История природы и история людей

Оба феномена имеют собственные закономерности. Этногенез – процесс природный. Он идет по ходу времени и необратим, как все процессы биосферы. Он возникает вследствие природных явлений, пока еще не выясненных до конца, и ведет себя подобно термодинамической системе, сначала расширяя ареал, а потом постепенно теряя силу первоначального импульса – «толчка» и сливаясь с окружающей средой в подвижном равновесии – гомеостазе[25]25
  См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и этносфера. // «Природа», 1970, No 1, с. 46-55; No 2, с. 43-50; он же. Этногенез – природный процесс. // Там же, 1971, No 2, с. 80-82; он же. Этногенез и биосфера Земли. Вып. 1-3. М., 1979-1980; он же. Содержание и значение категории «этнос». // В кн.: Методологические аспекты взаимодействия общественных, естественных и технических наук в свете решений XXV съезда КПСС. М., Обнинск, 1978, с.64-68


[Закрыть]. Сам по себе он не оставляет следов, и мы не знали бы о существовании таких явлений, если бы их энергия не фиксировалась в памятниках культуры – техники, искусства и письменности. А это уже не история природы, а история людей, точнее, изделий рук и умов людских, то есть техносферы.

В отличие от природных феноменов созданные людьми предметы не могут самовоспроизводиться и приспособляться к окружающей среде. Они могут только сохраняться или разрушаться[26]26
  См.: Колесник С.В. Общие географические закономерности Земли. М., 1970.


[Закрыть], но зато в благоприятных условиях они не подвластны всеистребляющему времени. Поэтому они хранят информацию, заложенную в них их создателями – мастерами, зодчими, художниками. Только они, деятели культуры, сделали возможной науку историю, расширившую область применения человеческого интеллекта на десятки тысячелетий, в самые глубины палеолита – жизни наших предков.

Эти древние шедевры, добытые археологами, вызывают одновременно восторг и досаду. «Мортимер Уилер сравнивает археологию без дат с железнодорожным расписанием без указания времени»[27]27
  Медоев А.Г. Гравюры на скалах. Алма-Ата, 1979, с. 6.


[Закрыть]. И вряд ли прав его оппонент, полагающий, что такое расписание лучше отсутствия всякого расписания[28]28
  Медоев А.Г. Гравюры на скалах. Алма-Ата, 1979, с. 6.


[Закрыть]. Датировки памятников могут быть ошибочными, классификация их – случайной, а интерпретация – предвзятой. Это не бросает тени на археологию палеолита и неолита, но только очерчивает границы ее,.возможностей. Там, где нет дат и имен, перед нами еще не история, а предыстория. Но как только появляются те и другие – историк на коне, он сжат тесным доспехом жесткой информации, оставляющей ему право на воображение, но не на беспочвенную фантазию.

История Великой степи, долгое время не имевшей собственной письменности, начинается с трудов двух великих историков древности – Геродота и Сыма Цяня. Оба они располагали источниками, ныне утраченными, и передали нам сведения о скифах, динлинах и предках хуннов. Эти сведения не всегда полны, но они выдержали проверку исторической критикой, как сравнительной, так и внутренней. Если же добавить к их рассказам данные палеогеографии и палеоэтнографии[29]29
  См.: Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии (Опыт историко-географического синтеза). // «Народы Азии и Африки», 1966, No 4, с. 85-94; он же. Изменение климата и миграции кочевников. // «Природа», 1972, No 4, с.44-52.


[Закрыть], то мы получим связную картину истории Великой степи за три тысячи лет. Это тот фундамент, на котором можно строить здание истории кочевой вообще и истории изобразительного искусства в частности. Даже если эта история будет неисчерпывающей, сама фикция лакун или заимствований будет объяснена иногда стихийными бедствиями – вековыми засухами, или воздействиями более сильных соседей, или соблазнами иноземцев, сумевших внедрить в умы и сердца кочевников дробящее души манихейство, утешающее несторианство, покой «желтой веры» и строгость ислама. Поэтому займемся историей страны и народов (этносов), ее населявших, определив для начала само понятие «этническая история».

Этногенез – природный процесс, флюктуация биохимической энергии живого вещества биосферы. Вспышка этой энергии – пассионарный толчок, происходящий в том или ином регионе планеты, – порождает движение, характер которого определяется обстановкой: географической, влияющей на хозяйственную деятельность этноса, социальной и исторической – традициями, унаследованными от прошлых этногенезов. Таким образом, этническая история описывается в четырех параметрах, подобно тому как любой предмет имеет длину, ширину, высоту и время от момента его создания[30]30
  См.: Гумилев Л. Н. Биосфера и импульсы сознания. // «Природа», 1978, No 12, с. 97-113.


[Закрыть]. Эта формулировка исключает приравнивание этноса к расовому типу, ибо расы – биологические таксоны – находятся на порядок выше исторического времени; поскольку этногенез – процесс энергетический, для образования нового этноса необходимо первичное сочетание разных компонентов, в том числе антропологических. Этнология – наука самостоятельная, но именно она дает возможность установить характер корреляции между историей народов и историей культур.

Вечно меняясь, умирая и возрождаясь, как все живое на нашей планете, этносы оставляют след былого путем свершения деяний, которые составляют скелет этнической истории. Этот след – память о событиях.

Но что бы мы знали о прошлых веках, если бы не было ни памятников, увековечивших их в камне и бронзе, ни живописи, фресковой и станковой, ни письменности, повествующей о них в стихах и в прозе? Ничего!