Текст книги "В клетке со зверьём"

Автор книги: Лев Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Лев Леонтьев
В клетке со зверьём

А знаешь, я ничуть

А знаешь, я ничуть не постарел.

С тех пор как мне вогнали в сердце пулю.

Обидно, что попал я под расстрел –

в роскошном до безумия июле.

Ну ладно бы – декабрь, ну, пусть – октябрь.

Когда ветра в лицо – острее жести!..

Но все живые жить вдвойне хотят, –

любуясь на природы совершенство…

Успел убить двоих. Свинцовый град.

Удар. И вдруг померкли лета краски.

Мне жалко – молодых – святых – ребят, –

которые не знали женской ласки.

И счастлив от того, что ты была

в моей судьбе – до одури короткой!..

И, помня обо мне, – любить смогла.

И стала вдохновеньем для кого-то…

А знаешь… Уж давно презренья нет –

к убийцам. И рожали их – не стервы!..

В двадцатом появился я на свет.

Из тела вышел в диком сорок первом.

Вот здесь – в себя впустила нас земля.

Взяла тела. И я – для всех потерян.

Брожу по тихим, ласковым полям.

И в смерть мою, – по-прежнему, – не верю.

А где-то там

Рожденье северной весны. Май, приукрашенный снегами.

На мелких лужах – нежный хруст кусочков лопнувшей слюды.

И настоящее скрипит – в две скучных ноты – под ногами,

и остаются позади в слепую молодость следы.

Дохнёт заботливым теплом уютный маленький автобус

и закачает на волнах ведущей в прошлое реки.

И вновь закроются глаза, минут на десять-двадцать, чтобы

ты видел ярче те года, в которых был совсем другим.

А где-то там – поток страстей. Ещё не знаешь: это спам, и

душе не ведомы грехи, она пока что – не тюрьма.

Но веришь: следует судьбу творить когтями и зубами,

и всё не можешь разглядеть, что мир вокруг сошёл с ума…

Картинки – будто наяву. Вот только в чувствах, что отрадно, –

не получается никак настроить яркость и контраст.

И заскорузлые мечты, и бестолковая бравада –

последних лет убиты градом и стёрты пламенем костра…

Вспорхнёт, как птица, чуткий сон. Но вновь дорога на работу,

пускай короткая совсем, – вполне законченная жизнь,

а в общем – пройдена ещё

одна ступенечка всего-то,

а над седою головой – уходят в вечность этажи.

А где-то там – поток страстей. Ещё не знаешь: это спам, и

душе не ведомы грехи, она пока что – не тюрьма.

Но веришь: следует судьбу творить когтями и зубами,

и всё не можешь разглядеть, что мир вокруг сошёл с ума.

А ну их!..

Привет!.. Дождался… Устали лапы.

Вот. Розы. Знаю – не в радость ноша, –

Куда ты с ними, с такой охапкой?..

Да брось их!.. В урну!.. Ну, я их брошу!..

Восторг секундный. Взрыв аромата.

Теперь – обуза. Всё, отслужили.

Почти на ощупь бредём куда-то.

Нам всё понятно. Мы всё решили…

Тьфу!.. Замечтался!.. Пора ложиться.

Иначе завтра – хана работе.

Когда ночами вот так не спится, –

Весь день насмарку. Весь день – в зевоте.

Что?.. Сердце жаждет?.. Наплюй на это!..

Ему дай волю – не то попросит!..

Анюты, Ксюхи, Марины, Светы –

А ну их в баню!.. Да ну их вовсе!..

Ложусь. Вздыхаю. Отбой мечтаньям!..

Смежаю веки. Но до рассвета –

Наташки, Ленки… Звонки, свиданья…

Целую руки. Дарю букеты…

А с меня стократный

Отмени руками взмахи,

непоседливый драчун!..

Все проблемы – в наших страхах,

я им верить не хочу!..

Не хочу стрелять и драться,

Жизнь дала не раз ремня!..

Пощажу вас щедро, братцы, –

пощадите вы меня!..

Маслом стелется дорога,

и шаги мои легки.

Стал я слишком близок к Богу, –

вы – от Бога далеки!..

Выхожу, седой и пьяный,

в неулыбчивый рассвет.

Нож увесистый в кармане,

а подмышкой – пистолет!..

Упадут на город звёзды,

сквер крапивою зарос…

Вам – грешить ещё не поздно,

а с меня – стократный спрос!..

Нет базара – я отвечу!..

А отвечу – нет вины!..

Но в такой чудесный вечер

нам разборки не нужны!..

Пролетел безумства ветер,

нет наездов – нет войны!..

Ах, какой волшебный вечер,

ах, как девушки нежны!..

А снег по грудь

А снег – по пояс снова. Местами снег – по грудь.

И от снегов становишься горбатым.

Но главное, ребята, с дороги не свернуть, –

прочерченной совковою лопатой.

И главное, ребята, позора не принять

и целоваться с Богом до упаду!..

Не ведая хмельного стопульного огня –

в стремлении за медною наградой.

Надень суровый китель, простреленный насквозь, –

в далёком прошлом смелой крысой роясь.

Ты не с самим собою, а с Чёртом будешь врозь, –

в снегах, судьбу засыпавших по пояс!..

И пусть поднадоели блестящие снега, –

как орды обнаглевших печенегов, –

люблю тебя, родная, – твой хохот, шум и гам, –

судьба, с лихвой засыпанная снегом!..

А тело где

Некстати встретил я ментов,

гнев их претензий – не по делу.

Признать свою вину готов.

Но – предъявите парню тело!..

Зачем убил, и чем убил?..

Картишки скорбные раскинем.

Я – не маньяк, я – не дебил.

И не в крови пока что имя.

Я – честный уличный пацан.

Могу со скуки врезать в ухо.

Порой не в меру груб и пьян.

Но не по мне – навек – мокруха!..

Хамите, крепкий срок суля, –

скажите: что во мне задело?..

Давайте всё начнём с нуля!..

И – предъявите парню тело!..

А тела нет. А где оно?..

Без тела песня – не допета!..

Давай, российский фараон, –

скорей снимай с меня браслеты!..

…Ах, как погодка хороша!..

Теплей весны и лета осень!..

Простила всё моя душа.

И новых… тел… ручонки просят!..

Дурная шутка. И струя

от них такая, что – противно.

А тело где?.. А тело – я!..

Себя убил я, став скотиной.

Алёнка

Вот наш милый дом.

Вот он – твой подъезд, –

девятый.

Мимо проходя,

я стреляю в дверь

глазами.

Выделить не мог

из других невест

когда-то, –

о тебе душа

полнится теперь

мечтами.

Слышал – говорят

парни во дворе:

«Красотка!»

Я же повторю

миллионы раз:

«Богиня!»

В мыслях о тебе

я горю в костре –

в охотку! –

Видимо, навек –

пленник чудных глаз

отныне!

Алёнка!

Да что ж ты делаешь со мной!

Девчонка!

Серьёзно болен я тобой!

Потеха –

друзьям, но не до смеха мне, –

в аптеках

лекарств от той болезни нет!..

Я при встрече вновь

в глазки загляну –

что толку!

Сквозь меня опять

смотришь, будто я –

прозрачный!

Что же сделать тут?..

Тяжело вздохну –

и только!

Видно, для тебя

ничего совсем

не значу!

Подкрадётся день –

праздник двух сердец, –

я – лишний!

К твоему крыльцу

на моих глазах

подъедет

белый лимузин

с парою колец

на крыше.

И, увидев вас,

дружно скажут «Ах!»

соседи.

Алёнка!

Да что ж ты делаешь со мной!..

Алиса

Наградил Господь лицом прекрасным.

Жизнь её всегда текла с размахом.

МГУ, МГИМО – с дипломом красным.

Стал отец недавно олигархом.

Подмосковье. Жаркий день. На дачу

понеслась в крутом автомобиле…

Хочет замуж. Только – неудача.

Тут ведь надо, чтоб тебя любили!..

Не диплом, не папу, не машину…

В банке – счёт, растущий, словно в сказке.

Как на мёд слетаются мужчины, –

а с любовью – вечно неувязки!..

…Позади всего лишь девять классов

у подруги детства – скромной Даши.

Родила уж двух детей, зараза!..

Муж цветы охапками ей тащит!..

И фигура – так себе, и рожа.

И отец – какой-то там сантехник.

С каждым днём Алисе всё тревожней:

почему её счастливей девки?..

Ведь она – волшебная красотка,

слаще самой солнечной клубники!..

Денег – тьма, и в Мурманске – подлодка.

Свой завод рожает медь и никель!..

Для неё, Алисы, – блеск столичный!..

Золотой чертог, алмазный кладезь.

Блеска нет лишь только в жизни личной.

Без него – и золото не в радость!..

Может быть, она переучилась,

и не впрок кудесница-наука?..

Окажите ей, подруги, милость –

объясните: «Ты, Алиса, – сука!..

Полезай на свой шикарный катер,

проскользи легко по речке звонкой.

За борт выбрось свой гнилой характер,

на причал вернись простой девчонкой.

Ты богата. В жизни – бездна смысла.

И в мозгу твоём – не счесть извилин.

Только нужно, чтоб тебя, Алиса, –

безусловно, искренне любили!..»

Апокалипсис

Взбудоражена планета:

вот уже который день

предвещают гибель света

все, кому вещать не лень.

Вероятно, повод главный

обсуждать пустой вопрос –

нежеланье строить планы

и работать на износ.

Кто смелее – ждут беспечно,

трусы плачут: «Быть беде!..»

Нечто злобное навечно

уравняет всех людей –

слабаков и каратистов,

президентов и бомжей.

Тех, кто только что родился –

с тем, кто при смерти уже.

Что ж, конец, возможно, кстати

всем раздавленным судьбой.

Нострадамус! Жди проклятий

от обманутых тобой!..

Впрочем, людям – крышка, кроме

не привыкших зря болтать:

апокалипсис не тронет

тех, которым наплевать

на него, на разговоры

о грядущей темноте, –

их стезя – лопатить горы

запланированных дел.

А удел всех прочих – скверен.

Ждёшь беду?.. – Встречай беду!..

Ведь воздастся всем – по вере!..

(И, конечно, – по труду).

Ах, зона, зона!..

Ах, зона, зона!..

Пустой рассвет.

Но здесь я – дома, –

На восемь лет.

Ах, зона, зона!..

Душа закат

Зовёт со стоном,

И рвётся мат!

Умом не тронусь,

Хоть смерть близка!

И дни – как пропасть,

Ночь – коротка.

Ах, зона, зона –

Скрипи душой, –

Честь не уронишь, –

Уже – герой!..

Пускай на воле

Никто не ждёт, –

Не меньше боли,

Что день – как год!

Не будь же слабым,

Ведь ты – жиган!

Не стань же бабой –

Умри, пацан!..

Ах, зона, зона!..

Пустой рассвет.

Но здесь я – дома, –

На восемь лет.

Ах, зона, зона!..

Душа закат

Зовёт со стоном,

И рвётся мат!

А тот – отвязный,

Он здесь король, –

Так врежет глазом,

Что в сердце боль!

Да только виду

Подать не смей,

Ведь ты – не гнида, –

Крепись – сумей!..

Ему не в тягость

Весь наш уклад,

И будто в радость,

Что прочим – ад!

Но сделай мину,

Что вровень с ним!

Хоть не скотина, –

Но будь таким!..

Ах, зона, зона!..

Пустой рассвет.

Но здесь я – дома, –

На восемь лет.

Ах, зона, зона!..

Душа закат

Зовёт со стоном,

И рвётся мат!

Ах, любовь

Я думал: без тебя я не смогу прожить ни дня,

Ни солнечного дня, ни праздничного дня.

Считал я, что ты значишь больше жизни для меня;

В огонь я за тебя, и в воду за тебя!

Но вот уже неделю я один, а ты – с другим;

В обнимку всюду с ним, и счастлива ты с ним.

Я – тихо наслаждаюсь одиночеством моим;

Я тоже – всюду с ним, и тоже – счастлив с ним!..

Ах, любовь!.. Ты, любовь, –

Непонятная штука.

Ты – набор нежных слов, -

Ты – и правда, и шутка.

На три дня и навек;

Ты – и мало, и много.

Ты и зной, ты и снег;

Ты – покой и тревога!..

Я знаю: день придёт – быть одному мне надоест,

Изрядно надоест, смертельно надоест.

И я на одиночестве решу поставить крест,

Большой и жирный крест, дубовый, прочный крест!

Но старое разрушить много проще, чем создать, –

Всё заново создать, решительно создать.

И буду о любимой в ночи звёздные мечтать;

Надеяться, мечтать, отчаянно страдать…

Ах, любовь!.. Ты, любовь, –

Непонятная штука......

Неправда, что любовь земная Богом нам дана.

Мысль эта – не верна, – отчасти лишь верна.

Имеют отношенье к ней – и Бог, и Сатана, –

И Бог, и Сатана. И Бог, и Сатана.

Поэтому она – и море счастья, и беда;

И счастье, и беда. И счастье, и беда.

Так было и останется, конечно, навсегда;

Конечно, – навсегда, я знаю – навсегда!..

Ах, любовь!.. Ты, любовь, –

Непонятная штука……

Ах, оставьте

Ах, оставьте пустые вздохи

для наивных смешных людей.

Жить на свете совсем не плохо

без любовно-хмельных ночей.

Без объятий безумно страстных,

нежно-сладких, счастливых мук.

Без мечтаний – таких прекрасных! –

в неизбежные дни разлук.

Без тоски под одною крышей,

где «сосед» – далёк на версту.

Без докучливых ссор в обрыдшем

неприглядно-простом быту.

Без приходов под утро в страхе,

если где-то в ночи блуждал.

И без криков: «Пошёл ты на хер!..

Ты конкретно уже достал!..»

Ах, оставьте пустые вздохи…

Бабам не везёт

Ох, эта жизнь!.. Не повезло!..

Сломалось старое весло.

И в парке Горького, в пруду –

мой милый друг пошёл ко дну.

А мне б детей вовсю рожать!..

Я – не бревно! В душе я – мать!..

Но нету в доме мужика,

и к бёдрам тянется рука…

А вот и муж. Ура! Мой муж!..

Вчера мой муж объелся груш.

Сегодня – выпил, – хочет сна.

Лежу, как будто я – одна!..

Ах, жизнь-река!.. Ты – глубока!..

Эх, всё бы знать наверняка!..

Вновь к бёдрам тянется рука, –

ведь не стоит у мужика…

Ах, как мне быть?.. Ах, как мне жить?!.

Без мужика и с ним – тужить.

Пускай открыта в пропасть дверь, –

я не готова на панель!..

И потому, и потому –

прильну я к мужу своему.

И совершу полёт лихой –

его безвольною рукой!..

Судьба моя, – ты не легка.

Найду другого мужика!..

Мы вместе славно заживём, –

найду навек опору в нём!..

Ну а пока, ну а пока –

скажу упрямо: «Жизнь – легка!..»

Считает только идиот, –

что бабам вечно не везёт.

Белая птица

Ветер тихо шепчет за окном,

под подолом липы хулиганя.

Я забудусь светлым, чистым сном –

лишь когда на небе звёзд не станет.

Океан блаженства в этом сне:

по весне, по Старому Арбату

сквозь толпу спешишь навстречу мне,

в запоздалом счастье виноватый.

Вновь меня волшебной назови!..

Я в твоих ладонях нежно таю.

От касанья ласковой любви –

белой птицей в небо улетаю…

Ни к чему копания в былом,

испарились лужицы обиды.

Завершён победой спор со злом, –

всё вокруг теперь прекрасно видно.

Спелым ливнем – тёплые слова,

полегли сомнений лживых травы.

Как всегда, любовь во всём права.

И любви поверившие – правы.

Вновь меня волшебной назови!..

Я в твоих ладонях нежно таю.

От касанья ласковой любви –

белой птицей в небо улетаю.

Белые лебеди

А звёзды – ярче и добрей,

в мерцанье – нет былой печали.

И стаи нежных лебедей

вдруг стали сниться мне ночами.

И шелест неба – белокрыл,

и легче пуха – дуновенье.

И грёзы утренней поры

мне дарят радости мгновенья.

Как только вновь растают сны,

увижу я в тумане зыбком

лицо, мне ставшее родным,

твою волшебную улыбку.

Свет милых глаз, их глубину.

И прошепчу с восторгом имя.

Всегда любил – тебя одну,

пытаясь жизнь делить с другими, –

не признаваясь в слепоте…

Теперь, устроившись в постели,

прошу, чтоб стаи лебедей

из снов моих – в твои летели.

Белый-белый

А снег ложится белый-белый,

рождённый северным апрелем.

И я, как этот снег, – растаю:

я – улетаю!.. Я – улетаю!..

Волшебный остров – весь зелёный.

Там каждый должен быть счастливым.

И океану бьют поклоны

туземцы, слушая приливы.

А ты – летишь со мной?.. Не знаю!..

Но верю в яркую мечту.

Ведь без тебя я – умираю, –

я умираю на лету!..

А снег ложится белый-белый,

рождённый северным апрелем.

И я, как этот снег, – растаю:

я – улетаю!.. Я – улетаю!..

Наскучат вскоре Филиппины.

Моей дорожке – круто виться.

Приснятся нежные пингвины

и их доверчивые лица.

Закрыта дверь Земного рая.

Мне всё равно, куда лечу.

Ведь без тебя я – умираю.

Хотя ужасно жить хочу.

А снег ложится белый-белый,

рождённый северным апрелем.

И я, как этот снег, – растаю:

я – улетаю!.. Я – улетаю!..

Блажен идущий

Как прежде, слишком много бреда,

судьба – фальшивый бриллиант.

Идти по собственному следу –

не самый лучший вариант, –

и плыть всё время по теченью,

и против яростно грести,

и наслаждаться заточеньем

среди наскучивших картин –

из жизни прошлой,

из дней грядущих.

Но жребий брошен, –

блажен идущий.

Замшелость помыслов банальных

терзает сердце, сушит мозг,

а до идей оригинальных

всего на треть построен мост.

Вторая треть – блеф неуклюжий,

тоска заезженных острот.

И ближе – затхлость мутной лужи,

чем свежесть доблестных высот –

из жизни прошлой,

из дней грядущих.

Но жребий брошен, –

блажен идущий.

Разрушить мир до основанья,

тянуться слепо к облакам,

твердить о трезвости, в нирване, –

потом опять напиться в хлам

и душу рвать, калеча тело,

стремиться в ад, хоть нужен рай –

бросает в крайность то и дело,

а где она, – там виден край –

и жизни прошлой,

и дней грядущих.

Но жребий брошен, –

блажен идущий.

Блажь

Что за блажь который день – не пойму!

Ведь ни грамма коньяка или водки, –

только сверлит мозг вопрос: «Почему

оказался я с тобой в этой лодке?..»

Мимо яхты проплывали, а я

вдруг решил, что вёсла больше по нраву.

Десять лет была семья как семья,

но десятый день любовь – как отрава!..

Запастись бы мне терпением впрок,

не сломать бы нашу жизнь торопливо!..

Злая мысль, всего одна, в малый срок

довела семью почти до разрыва.

И ушёл я от страданий в тайгу,

там с друзьями разошлись не на шутку:

водку пили на речном берегу

и стреляли по растерянным уткам…

Ночь. Палатка. Я проснулся в поту.

К звёздам выполз и уселся на кочку…

Лодка есть, а каково – на плоту?

Или вовсе – на бревне, в одиночку?..

Кто сказал, что я – мужчина-мечта?

Сам решил такое с бухты-барахты?..

Ну какой же из меня капитан

стометровой раскрасавицы-яхты?..

Мысли душу жгли кипящим свинцом.

Интересно, сколько в ней всякой скверны?..

Звёзды. Сосны. В них мелькнуло лицо, –

я люблю тебя, родная!.. Наверно.

Богатство

Я за дело брался смело,

А карманы – шить да шить!

И воскликнул: «Надоело

В нищете и грусти жить!..

Жизни хочется красивой,

Но копилочка пуста, –

А в безденежье счастливым –

Нет, конечно же, не стать!..

Жизни хочется красивой,

Но копилочка пуста, –

А в безденежье счастливым –

Нет, не стать!..»

Прочитал я массу книжек, –

Как богатство обрести.

День заветный – ближе, ближе.

Только где конец пути?!.

И считаю я копейки –

Там, где сотнями швырять!

И судьба – в малосемейке

До кончины куковать.

И считаю я копейки –

Там, где сотнями швырять!..

И судьба – в малосемейке

Куковать…

Получил от милой взбучку:

«Слушай, ты – «ни то ни сё»!..

Ты куда девал получку?..

Неужели это всё?!.»

И не знаю, что ответить, –

Я готов пахать, но – где?!. –

Учат в университете

Непонятной ерунде.

И не знаю, что ответить, –

Я готов пахать, но – где?!. –

Учат в университете

Ерунде…

Сладко спит богатство наше –

Чудно носики сопят.

Это – Ваня, это – Паша, –

Пара маленьких ребят.

Днём богатство это плачет

И дерётся меж собой.

Понимаю: всех богаче

Мы с Танюшкою-женой.

Днём богатство это плачет

И дерётся меж собой.

Понимаю: всех богаче

Мы с женой.

Боливар не выдержит

Триптих: Солнце, Ветер, Дождь, а в них –

конь спасёт, и он же – укокошит.

Боливар не выдержит двоих.

Боливар – не Бог, а просто лошадь!..

Вижу в голубых глазах вопрос:

«Раньше ведь всё складно получалось?..»

Только – будь добра! – не нужно слёз.

Знать должна: обманчиво начало!..

Был я молод, весел, нынче – стар.

Был удачлив, стал трудягой-зомби.

Наш бюджет – усталый Боливар –

одного меня нести способен.

Думал, будет буря. Вышел – пшик.

Солнце, дождь – ох, как же вы лукавы!..

Ветер одиночества проник

в душу, где была ты самым главным.

Не в деньгах извечный смысл пути!..

Позвонил, сказал: «Прости, я – грешен!..»

Боливар тебя решил нести!..

Ну, а я – пойду по жизни пешим.

Бомба

Долго

меня ты мучаешь, девчонка, –

Я для тебя – очередное увлечение.

Снова

ты надо мной смеёшься звонко, –

Тебе неведомы пока

любви мучения.

Вижу,

что для тебя – всего лишь случай

С тобою наших двух дорог

пересечение.

Вскоре,

игрой в любовь меня измучив,

Очередным уйдёшь навстречу

приключениям.

Бомба, –

я бомба с часовым заводом;

И то, что нет кругом народа, –

Лишь везение.

Страшно!

И я мгновения считаю,

Момента взрыва ощущая

Приближение.

Душно.

Подкрался вновь тревожный вечер,

И оживают потихоньку

точки злачные.

Знаю:

издалека тебя замечу,

И номер ждёт уже

в гостинице,

оплаченный.

Нервный,

но твой приход меня излечит, –

Душа моя пылает страстью нерастраченной!

Если

ты не придёшь опять на встречу, –

Моё взорвётся сердце

ровно

в час назначенный!..

Бомба, –

я бомба с часовым заводом;

И то, что нет кругом народа, –

Лишь везение.

Страшно!

И я мгновения считаю,

Момента взрыва ощущая

Приближение.

Брошенные дни

Часть меня самого –

злые прошлые дни.

Часто был сам не свой,

вспоминая о них.

Как частицы души –

октябри, декабри.

Их забыть не спеши –

собери, рассмотри.

Пусть они – хоть беда,

хоть обломки надежд, –

вставь на место, туда,

где тревожная брешь:

не ошмётки дерьма,

тоже – жизни куски, –

как и чёрный туман

их пронзившей тоски…

Дни – судьбы кирпичи,

их разбрасывать – жаль.

Строю счастье в ночи, –

созерцая печаль.

Будет ли в слезах

Тяжело навалится печаль.

Мысли бьют жестоким камнепадом.

Почему так хочется молчать, –

если ты опять со мною рядом?..

Осень вслед за летом пронеслась,

двор слезами горькими закапав.

Улеглась травой под снегом страсть.

А любовь – побитая собака.

Вновь огонь терзает голубой

обгоревших наших чувств поленья.

Быстро мы меняемся с тобой,

но – не в параллельных направленьях.

Как ни странно, дни мои – легки.

Обречённых новых встреч – не надо.

И смешат по пятницам звонки –

выпивших друзей моих – женатых.

Им понять пока что не дано, –

связанных условностями брака:

в общем-то, должно быть всё равно, –

будет ли над гробом кто-то плакать.

Ну и дети в семьях держат их,

искренних детей – прозрачны взгляды.

Ведь о них тревожимся, родных, –

даже если жизни нам не надо.

Слёзы льём в подушки по ночам,

душ бывалых плавится железо…

Забывать не стоит, что печаль –

никому на свете не полезна.

Будто не с нами

Есть у вас ощущенье, что всё происходит не с нами?..

Мы как будто попали в творенье садиста-фантаста.

Не водой перед сном: мы умоемся снова слезами –

от колючих вестей, как избавился мир от балласта.

Неуют площадей, опустевших и ставших чужими.

Безразличье шагов. Холод неба, презрительно-грубый.

И бессильным листком с ветви жизни слетевшее имя –

заставляет шептать непослушными ставшие губы.

Нам не хочется думать, что в нас, горемычных, причина.

Нам не хочется верить, что смерть, как обычно, серьёзна.

Бред унылый несёт, строго глядя с экрана, мужчина, –

говоря, что враги отравили дыханием воздух.

Лицемерно вздохнём, что не тем много лет дорожили.

Что идеи не те – то и дело – владели умами.

Мы приходим к тому, для чего неосознанно жили.

И за слабой волной вдруг поднимется к небу цунами.

Июнь 2020

Буду знать

Осень обозлённая затопила улицы,

Будто виноват народ в чём-то перед ней.

Под дождём расслабленным парочка целуется;

смотрим на влюблённых мы с женщиной моей.

Я – глазею с завистью, а жена – с усмешкою;

нам друг другу нечего полчаса сказать.

И сидим за столиком в маленькой кафешке мы, –

ни на миг не встретились скучные глаза.

Вывели влюблённые нас из равновесия –

наши руки встретились, бережно сплелись.

Из кафешки – понял я – скоро выйдем вместе мы.

Надо же! А только что – чуть не разошлись…

Ты прости, любимая, мне пренебрежение.

Не смогу, волшебная, опечалить вновь!..

Снова начинаются наши отношения…

Буду знать: заразная эта вещь – любовь!..

Будь скромнее

Я в этот вечер в шутках преуспел,

И правым глазом – Кате, левым – Неле.

И даже розы, белые как мел,

Стыдливо в вазах по углам краснели.

Она в отъезде. Я же – был в гостях.

Кругом – бомонд, – накрашен, напомажен.

Мечтал: «А вдруг в вечерних новостях

Меня случайно всей стране покажут?!.»

А там – и пользы, в общем, никакой, –

Цвели пустые, пошлые базары.

Лишь в баре было славно, где легко

Звенели струны ласковой гитары.

Но я в душе восторженно визжал,

Ведь видел ясно: мил красотке Жанне, –

Два раза ручку нежно ей пожал,

Шутливо в щёчку чмокнул на прощанье.

Проснулся утром: в голове – бардак,

Вина-подлюка прямо в сердце давит!..

Ну, вёл себя, похоже, как дурак;

Ну, флиртовал немного – ерунда ведь!..

И вся причина – в выпитом вине.

Но я поклялся быть скромней отныне,

Поскольку понял: дорогую мне

Поставил в ряд со всеми остальными.

Быть с тобой

Снова предсказанья обманули!

Им назло – погодка просто шепчет.

Звёзды нам лукаво подмигнули,

и, признай, на сердце стало легче!..

Я иду в потёртых джинсах старых,

на груди распахнута рубашка.

Я тебе, конечно же, – не пара, –

в белый дым одетая милашка.

Этой славной, тёплой, чуткой ночью

не тверда влюблённого походка.

Верить сердце глупое не хочет

в то, что мы с тобою – одногодки.

Мимо – табуном – прошли ребята,

к ним тебя, как юноша, ревную.

Дай-ка я, как в первый раз когда-то, –

обниму и нежно поцелую.

Деревце прикрыло нас листвою.

На тебя с восторгом сладким глядя,

вновь шепчу простое-непустое:

«Я живу – тебя, родная, ради!..»

Милая, прости, ведь так бывало:

на твоих глазах я видел слёзы…

Быть с тобой – так много и так мало!..

Надо же, смотри, – поплыли звёзды…

В аэропорту

Задержка рейса. Спит аэропорт.

Да, нет, – не спит: всего лишь – полудрёма.

Но мне давно плевать, что самолёт

Мой где-то в небе кружит незнакомом.

Как на ладони, – девушка одна.

Она – напротив, в ожиданье рейса.

Такой невинной кажется она,

Что подойти – не смей, а лишь надейся!..

В нелётный час аэропорт – тюрьма,

А я по жизни – много лет кочую.

И вдруг подходит девушка сама

С простым вопросом: а куда лечу я?..

Ответил честно: «Я – в Тюмень лечу…»

И, пребывая в радостном волненье,

Себе твердил: в глаза смотреть хочу! –

Но видел лишь красивые колени.

Она же мне: «Быть может, вы – поэт?..

Ваш взгляд такой, что впору удивиться, –

Он – сквозь меня: меня, как будто, – нет!..

А вот ведь – я, и это – вам не снится!..

И в нём такая видится мечта! –

Любая проза в ней бы стала песней!

И я решила: это – неспроста, –

Вы – человек, наверно, интересный!..»

Подумал я: «А почему и нет?!»

И на лице вдруг вспыхнула улыбка!..

Но вот насчёт того, что я – поэт, –

То, несомненно, – явная ошибка!

Ведь я смотрел – совсем не сквозь неё, –

Её, красотку, раздевал я взглядом.

Воображенье пылкое моё

Мне всё сказало точно, – буду гадом!..

Но, если хочет, – что ж мне отрицать?.. –

Ответил ей, что я – поэт, известный!

И предложил ей, нагло, – номер снять,

Не где-нибудь, – в гостинице, на месте!..

Я умолчу о наших с ней делах, –

Хоть не поэт я, но и не скотина.

Вот только после – в зеркале была

Моя совсем не радостная мина.

Мне стало ясно: в жизни всё – враньё!

И я плевался, думая при этом:

Уж лучше я – смотрел бы сквозь неё!..

Ах, почему рождён я – не поэтом?..

В глубоком чёрном небе

В глубоком чёрном небе звёзды светят,

гуляет по балкону лёгкий ветер.

И, глядя на рассыпанные свечи,

тоскует одинокий человечек.

И думает чудак – вполне серьёзно, –

о том, что под ногами – тоже звёзды,

и в центре бесконечности хрустальной

быть одиноким – вовсе не печально.

От этих странных мыслей человечку

вдруг снова почему-то станет легче.

К тому же, очень близко, по соседству,

Земное неустанно бьётся сердце.

Опять представив, как оно красиво,

вбирает человек Земную силу.

На звёзды глядя, он простится с болью, –

наполнив душу нежностью, любовью…

Растаяли меж звёздами заботы.

А утром человечку на работу.

В неё уже не в первый раз влюблённый,

уходит он с балкона обновлённый.

И думами полны о том же точно

другие человечки этой ночью.

И кто-то вывод сделает несложный:

быть одиноким – просто невозможно!..

В глухомани под Норильском

В снегах колючих протоптали путь неблизкий,

судьба незрячая с конвоем нас вела.

И вот осели в глухомани, под Норильском,

и нету света с неба, в душах нет тепла.

У всех от прошлого – нескладные осколки,

плюс к ним – баланда, нары, вышки и штыки.

И мы теперь живём, как северные волки,

и то и дело скалим злобные клыки.

А дома – жёны, дети, матери страдают

в тисках печальных бесконечного поста.

Рубли добытые – как снег апрельский тают,

в глазах навеки поселилась пустота.

Навряд ли явится на Божий свет мессия,

чтоб от Москвы пройти до дальнего села.

В полярной ночи утонула вся Россия,

как будто в небе солнца нет, и нет тепла.

Сейчас бы водки двести грамм, а лучше – виски,

чтоб ненадолго приукрасить серый век!..

Но мы… застряли в глухомани, под Норильском,

и лучший наш напиток – горький белый снег.

В городе жара

Летний полдень, и от зноя изнывающий народ,

в камень города безжалостно закованный,

то к мороженому рвётся, то водичку жадно пьёт,

грустно в тень ползёт почти организованно.

Кто по улицам болтается, как мы, средь бела дня?..

Если день – не выходной, – обычный, будничный.

Чем-то граждане вокруг слегка похожи на меня,

проходящего неспешно мимо булочной.

Отпуск близится к финалу. Лишь четыре светлых дня,

и работа, бесконечно надоевшая,

окружив забором, вновь потянет жилы из меня,

каторжанином дразня, не насмерть вешая.

Инженер, не попрошайка, но осадочек в душе:

жаль, что этим ремеслом всё дело кончится.

Нелюбимая работа, гроб на пятом этаже.

Не завидую другим, хотя и хочется.

Оглянусь по сторонам: вон там – полтонны толстяка,

тут вопросы задаёт спина сутулая.

Люди бродят по жаре. Почти у всех, наверняка,

о своём житье такие ж мысли снулые.

У киоска овощного выгружается «десант» –

поредевшие запасы пополняются.

Носит ящики с томатами парнишка-азиат

в майке с надписью «Всё только начинается!..»

В знак отличной погоды

А помнишь: с тобою нам было так сладко!..

Всегда перед сном мы тепло обнимались.

Дышала мне в грудь. И горел прикроватный

неяркий светильник, снимая усталость.

Теперь всё не так, будто мы охладели

друг к другу, и нас вдруг осыпало градом.

Лежим, как чужие, в холодной постели, –

хотя, как и прежде, – мы вместе и рядом.

Прощу, если чувства твои изменились,

и в страсти бокал дьявол влил дёгтя ложку.

Пусть так. Окажи, мне, уставшему, милость –

как прежде, клади на меня нежно ножку!..

Чтоб знал я: ты так же добра и послушна.

Ты – тот же волшебный небесный подарок.

Не рань невниманьем влюблённую душу, –

не стану до времени – грубым и старым!..

Когда нам с тобой улыбались рассветы, –

другим ухмылялись злорадно закаты.

Не верили мы в расставанья приметы

и счастье гребли самой жадной лопатой.

Считали абсурдом любые невзгоды,

всегда целовались легко на дорожку…

Пусть в знак нашей прежней семейной погоды –

твоя мне на бёдра уляжется ножка!..

В окопе

Что такое происходит, кто-то знает?..

Позади родной отчизны рубежи:

третий месяц, огрызаясь, отступаем,

а порою – без оглядки мы бежим!..

А три дня назад – и глаз поднять не смели,

покидая погрустневшее село:

с осужденьем старики на нас смотрели, –

стыдно было, даже скулы мне свело!..

Дайте время, люди, будет всё иначе!..

О победе нашей трубы протрубят!..

А сейчас сижу в окопе я и… плачу –

от бессилия и злости на себя!..

Злиться – глупо, но попробуй – пожалей-ка

сам себя и крикни в ночь: «Ядрёна вошь!

У меня в руках – всего лишь трёхлинейка, –

против танков с этой штукой не попрёшь!..»

Третий день вокруг взрываются снаряды.

То – не бой, а просто-напросто – расстрел!..

Не влетай же, смерть, в окопчик мой, не надо!..

Я пожить на свете толком не успел!..

Брился я – десяток раз, но мне поверьте:

лучше всякого лекарства лечит страх:

я три месяца назад боялся смерти,

а теперь она мне стала как сестра!..

Пусть не скажет мне она: «Ну здравствуй, старче!..»

Преждевременный визит – не удивит!..

Ведь сейчас сижу в окопе я и – плачу:

рядом – Вася, лучший друг, и он убит!..

Где ещё найти такого человека?..

И за год не рассказать, каким он был.

А вчера я опустил бедняге веки

и шинелью рваной бережно накрыл.

Жду, что кончится обстрел. Дай, Бог, мне силы:

жизнь продолжится с последнего листа.

Может быть, окопчик станет мне могилой?..

Мне – и Васе. И – ни палки, ни креста!..

Кто же, братцы, помирать так рано хочет?..

Но опять и снова – близко – бах!.. И – ах!

Осыпается окопчик, мой окопчик,

и песок скрипит противно на зубах…

…Непривычно. Вдруг всё стихло спозаранку.

Матюкнулся из окопа сгоряча:

снова – танки, танки, танки, танки, танки, –

а за ними – в серой форме саранча.

Подходите, ближе, ближе, супостаты!..

Я – солдат! Меня так просто не возьмёшь!..