Текст книги "Волшебники. Книга 1 (ЛП)"

Автор книги: Лев Гроссман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 6. ИСЧЕЗНУВШИЙ МАЛЬЧИК

Брейкбиллс опустел за последние две недели декабря. Квентин боялся поездки домой, пока не понял, что страшил его не сам дом. Он боялся, что после поездки туда его не пустят назад. Он никогда больше не найдет дорогу в Брейкбиллс: потайная дверь в саду будет закрыта, ее очертания навсегда потеряются среди виноградных лоз и каменной кладки, и парень застрянет в реальном мире.

В конце концов, он поехал домой на пять дней. На мгновение, когда Квентин поднимался по ступеням, он уловил старый, хорошо знакомый аромат дома, готовящегося обеда, краски, восточных ковров и пыли. Стоило ему увидеть взволнованную материнскую улыбку и услышать хорошие шутки отца, он снова стал тем человеком, которым был когда-то. В нём проснулся маленький ребенок, каким он все еще оставался в глубине своей души. Он поддался старой иллюзии, что отъезд был неверным решением, что здесь была его настоящая жизнь.

Но очарование вскоре прошло. Колдуотер не мог сбиться с пути. Кое-что в родительском доме было невыносимо для Квентина. Как мог он после изогнутой, похожей на башню комнаты в Брейкбиллс вернуться назад в эту тусклую, старую спальню с осыпающейся штукатуркой и железной решёткой на окне в Бруклине? Ему было нечего сказать своим благонамеренным, по-вежливому любопытным родителям. Их внимание и пренебрежение были в равной степени невыносимыми. Его мир стал сложным, интересным и магическим. Их – был обыденный и домашний. Они не понимали, что их мир был не единственным, и никогда не смогли бы это понять.

Он приехал домой в четверг, в пятницу написал Джеймсу, а в субботу встретился с ним и Джулией на заброшенной лодке, спущенной на воду в Гованусе. Трудно сказать, почему они любили это место, кроме того, что оно находилось на одинаковом расстоянии от их домов и было довольно укромным: с одной стороны тупик, врезавшийся в канал, поэтому нужно было перелезть через металлическое препятствие, чтобы добраться до него. Там была спокойная тишина, которая присутствует рядом с водоёмом, несмотря на то, что вода там может быть застойной и противной. Там были бетонные балки, на которых можно было посидеть, пока ты кидаешь камешки в вязкую воду Говануса. Выгоревший деревянный склад с изогнутыми окнами виднелся на противоположном берегу. Чьё-то будущее шикарное владение.

Здорово было снова увидеть Джеймса и Джулию, но гораздо лучше было увидеть себя, видящим их, и понять, как сильно изменился сам. Брейкбиллс спас его. Он уже не был тем апатичным мудаком, как раньше, не был тенью Джеймса и нежелательным поклонником Джулии. Когда он и Джеймс обменялись грубоватыми приветствиями и формальными объятьями, Квентин не почувствовал того уважения к Джеймсу, что ощущал прежде. Когда он увидел Джулию, он попытался отыскать в себе ту старую любовь, что он чувствовал когда-то. Но она ушла. И хотя рана затянулась, тупая боль продолжала терзать душу. Квентину и в голову не пришло, что друзья могут быть не рады его видеть. Молодой человек знал, что уехал внезапно, без объяснения, но он не имел ни малейшего представления о том, какие страдания им причинил. Они сели все вместе, рядышком, всматриваясь в воду, и Квентин начал весёлый рассказ про неизвестное образовательное учреждение, которое он по какой-то причине посещал. Не раскрывая расписания, Квентин подробно остановился на архитектуре. Джеймс и Джулия прижались друг к другу, спасаясь от мартовского холода (в Бруклине был март) как стареющая женатая парочка на скамейке в парке. Джеймс, в свою очередь, быстро рассказал про проекты, выпускной, учителей, о которых Квентин и не вспоминал последние шесть месяцев. Удивительно было, что все эти вещи до сих пор происходили, и что Джеймс так заботился о них, не видя, как все изменилось. Как только магия стала реальностью, все остальное показалось Квентину ничтожным.

И Джулия. Что-то произошло с той нежной веснушчатой Джулией, пока его не было. Было ли это оттого, что он больше не любил её? Видел ли он её так явно первый раз? Но нет, сейчас её волосы отросли, они стали прямыми и гладкими – она что-то сделала с ними, чтобы убрать волнистость – под глазами виднелись синяки, чего никогда не было раньше. Когда-то она курила только на вечеринках, а сейчас, выкуривала сигарету за сигаретой, засовывая окурки в полую стальную решётку. Даже Джеймс выглядел расстроенным, напряжённым и пытающимся защитить её. Она холодно посмотрела на них, расправляя юбку на своих голых коленях. В конце концов, Квентин не смог бы с уверенностью сказать, говорила ли Джулия в тот вечер.

Тем же вечером, уже скучая по волшебному миру, что он покинул, Квентин быстренько просмотрел свои книги в поисках романа Филлори и лёг спать только в три часа после прочтения «Летающего Леса», одной из самых несущественных и наименее интересных частей в серии. Книга повествовала о Руперте, бестолковом и беспомощном брате Чатвина, и о прекрасной, похожей на принцессу, Фионе, нашедших дорогу в Филлори по ветвям любимого дерева Руперта. Весь роман они искали источник тикающего звука, что мешал спать их другу – Серу Хотспотсу (он леопард с чрезвычайно острым слухом).

Виновной всему оказалась компания гномов, которые выдолбили в скале отверстие и встроили в него часы (Квентин никогда не замечал, как одержим был Пловер часами). В конце приветливый гигант помог Руперту и Фионе закопать часы своей огромной мотыгой, заглушив их ужасающий тикающий звук, успокоив, тем самым, сера Хотспотса. Затем к королевской резиденции, Замку Вайтспая, они пристроили элегантный, хитро сконструированный гигантский механизм часов. Задетая ветряными мельницами спусковая пружина под замком сработала и начала медленно вращать его башни.

Теперь, когда он учился в Брейкбилс и знал кое-что о настоящей магии, он мог читать Пловера более критически. Он хотел узнать технические детали сотворения заклинаний. И почему гномы построили те гигантские часы в первую очередь? И развязка, а особенно финал, совсем не поразила его, слишком уж напомнила «Сердце-обличитель». Ничто не остаётся похороненным навсегда. И где летающий лес из «Летающего Леса»? Где Эмбер и Амбер, величественные овны-близнецы, которые патрулировали Филлори и поддерживали там порядок? Хотя они редко показывались до того, как Чатвины уже уладили все без них. Их реальная роль, по-видимому, состояла лишь в том, чтобы убедиться, что Чатвины не злоупотребляют гостеприимством. Это ведь были Эмбер и Амбер, те, кто высылали их из Англии в конце каждой книги. Это была наименее любимая вещь Квентина в серии. Почему просто нельзя было позволить им остаться? Было бы это настолько плохо?

Очевидно, что Кристофер Пловер не знал ничего о реальной магии. Да он даже настоящим англичанином не был: согласно краткой биографии на форзаце, он был американцем, который нажил состояние на торговле в двадцатых годах прошлого века и после этого переехал в Корнуолл прямо перед обвалом фондового рынка. Убеждённый холостяк, он, что называется, влюбился в Англию, и даже своё имя стал произносить на английский манер («Плауе»), и зажил настоящим помещиком в своём огромном доме с большим количеством прислуги. (Только американский англофил мог создать такой абсолютно английский мир, даже более английский, чем Англия, как Филлори). Легенда гласит, что его соседями была семья Чатвинов. Пловер всегда заявлял, что дети Чатвинов приходили к нему в гости и рассказывали о своих приключениях в Филлори, а он просто записывал их истории

Но реальная загадка «Летающего Леса», бесконечно анализировавшаяся ревностными фанатами и трущобными академиками, гнездилась на нескольких последних страницах. Разобравшись с тикающей проблемкой, Руперт и Фиона приступают к праздничному застолью с сэром Хотспотсом и его семьёй, включая нарядную невесту-леопарда и огромное количество неразличимо очаровательных детишек-леопардов, когда должен появится Мартин, старший ребёнок Чатвинов, первым открывший Филлори в Мире Стен, две книги тому назад.

Сейчас Мартину тринадцать лет, он созревший подросток, даже слишком взрослый для приключений в Филлори. В ранних книгах он обладал переменчивым характером, чьё настроение колебалось от добродушно-весёлого до депрессивного в один миг. В «Летающем Лесу» он находился в депрессивной фазе. Вскоре после своего появления ввязывается в драку с младшим, более надёжным и солнечным Рупертом. И за этим следуют очень английские вопли и борьба. Клан Хотспотсов наблюдает за процессом с весёлым леопардовым задором. Вырвавшись, с оторванной пуговицей и всколоченной рубашкой, Мартин орет на своего брата и сестру, что это он открыл Филлори, а значит, это он должен был пережить приключения, а не они. И ещё, это нечестно, что после всего пережитого, они должны постоянно отправляться обратно домой. Он был героем в Филлори и пустым местом дома. Фиона холодно ему говорит, чтобы он не вёл себя как ребёнок, и Мартин скрывается в Тёмном Лесу, роняя скупые английские слезы.

И затем… он никогда больше не возвращается. Филлори поглощает его целиком. Мартин отсутствует в следующих двух книгах – «Секретное море» и, последняя в серии, «Блуждающая дюна» – и хотя его брат и сестра прилагали все усилия, чтобы выследить его, они никогда не смогли найти Мартина снова. (Теперь это заставляло Квентина задуматься о бедном брате Элис). Как и многие фанаты, Квентин предполагал, что Пловер собирался вернуть Мартина, раскаявшегося и одумавшегося, в последней книге серии, но Пловер внезапно умер в пятьдесят, когда «Блуждающая дюна» была только рукописью, и в его бумагах не нашли ничего, намекающего на разгадку. Это была неразрешимая литературная тайна, как незаконченная диккенсовская «Тайна Эдвина Друда». Мартин навсегда останется мальчиком, который исчез в Филлори и не вернулся.

Квентин думал, что ответ может быть в книге, которая была у него так недолго, в «Магах», но она давно исчезла. Он перевернул Дом вверх дном и допросил каждого в нём, и к этому времени уже сдался. Кто-то в Брейкбиллс, должно быть, забрал её или убрал, или уже потерял. Но кто и зачем? А может, книга даже не была реальной.

В то воскресенье Квентин проснулся рано утром в боевом настроении. Он был на своём месте. Он находился в самой гуще своей новой жизни. Испытывая самый минимально необходимый уровень вины, он принялся выдумывать нагромождения лжи для своих родителей: богатый сосед по комнате, лыжное шале в Нью – Гемпшире, я знаю, что сообщаю в последний момент, но можно? Ещё больше лжи, но что поделаешь, это единственное возможное, если ты тайный маг-подросток. Он быстро собрал вещи – большую часть все равно оставляет в школе – и всего через полчаса уже шагал по улицам Бруклина. Парень шёл прямо к старому общественному саду, и прошёлся по самой широкой его части.

Он остановился у задней ограды, глядя сквозь неё на ржавую игровую площадку в соседском дворе. Как все здесь может быть таким маленьким? Он помнил сад практически лесом, но сейчас все выглядело тоненьким и тощим. Несколько минут он бродил вокруг завалов, вырванных сорняков и старых тыкв, замороженных на стадии гниения, туда – обратно, становясь все более нервным и смущённым. Что он делал в прошлый раз? Нужна ли ему книга? Наверняка, он что-то забыл, вот только он не мог вспомнить, что. Магия не сработала. Он попытался повторить свои шаги точно. Может быть, это неправильное время дня.

Квентин отправился поесть пиццы и обдумать сложившееся положение, молясь, чтобы никто из тех, кто его знает, не увидел его там в тот момент, когда он уже должен находиться на пути к Маунт Алиби, Нью-Гемпшир. Он не знал что делать. Трюк не работал. Это был настоящий провал. Он сидел в кабинке вместе со своими сумками, глядя на свои отражения в зеркалах – и почему во всех пиццериях зеркальные стены? – и читая бесплатный полицейский бюллетень Парк Слоуп. Стены отражали друг друга, зеркало напротив зеркала, превращаясь в бесконечный тоннель. Пока он сидел там, длинная, узкая, наполненная комната поменялась вокруг него, а он и не заметил. Зеркала потемнели, свет переменился, голая плитка стала полированным паркетом, и когда он поднял голову от бумаги и откусил ещё кусочек от пиццы, оказалось, что он сидит в младшей гостиной Брейкбиллс.

Внезапно, без какой-либо шумихи и церемоний, Квентин и Элис стали второкурсниками.

Классы встречались в полукруглой комнате, находившейся в дальней части здания. В комнате, где происходило все, было светло, но до ужаса холодно – оконные стекла были покрыты коркой льда. По утрам они занимались с профессором Петитпойдс, пожилой странноватой гаитянкой в смешной остроконечной шляпе, которая заставила их обращаться к ней «Ведьма» или «Профессор». Когда кто-то задавал ей вопрос, она говорила: «Это никому не навредит. Делай, что хочешь».

Но когда дело доходило до практической магии, её узловатые пальцы работали искуснее, чем у профессора Сандерлэнд. По вечерам же у них были занятия с профессором Хеклером, длинноволосым, высоким (почти в семь футов высотой!) немцем с небольшой щетиной.

Никто не торопился принимать новичков, что сразу же превратило Квентина и Элис в класс из двух человек: весь первый курс был обижен на них, а второму курсу было все равно, поэтому они просто их игнорировали. Элис больше не была звездой программы, тем более, у второго курса были свои звёзды: например, громкая, крикливая, широкоплечая Аманда Орлофф со светло-русыми волосами. Именно её преподаватели постоянно вызывали для демонстрации различных техник. Она, будучи дочерью генерала, колдовала быстрыми, резкими, пугающе уверенными движениями массивных рук, словно пыталась собрать кубик Рубика. Аманда будто выкручивала магию из воздуха своими толстыми пальцами.

Почти все студенты считали ребят друзьями, многие даже предполагали, что они встречаются, и это было довольно забавным – такие отношения между ними даже не успели бы сформироваться. Однако теперь, после вечернего признания Элис, им было проще общаться друг с другом. После того, как она рассказала ему о своём болезненном прибытии в Брейкбиллс, девушка словно стала более раскованной и перестала казаться такой хрупкой, после чего Квентин осмелел и позволил себе иногда даже шутить. Честно говоря, Элис тоже не была ангелом и могла постоять за себя. Он не мог сказать точно, были ли они друзьями, но общаться с ней стало определённо проще.

Однажды воскресным вечером, устав от того, что его избегают, Квентин нашёл Сурендру, своего старого партнёра по лабораторной работе, и вытащил его на улицу. Они бесцельно слонялись по лабиринту, явно не чувствуя никакой радости от этой прогулки. Солнце, конечно, светило, но даже с ним на улице было безумно холодно. Живая изгородь была покрыта льдом, а в тёмных уголках лабиринта все ещё лежал снег. Сурендра был сыном бенгальца, рожденного в Америке, безумно богатого руководителя компьютерной компании из Сан-Диего. По лицу этого парня сразу можно было заметить, что этот молодой человек является самым саркастичным из всех, кого Квентин когда-либо встречал.

На обратном пути к ним присоединилась Гретчен, светловолосая, длинноногая и болезненно худая второкурсница. Первое, что приходило на ум после мимолётного взгляда на эту девушку, так это то, что она является балериной. Правда, после становилось заметным: блондинка явно хромала – видимо, повредила связки, что вынуждало её теперь ходить с тростью.

– Привет, ребятки!

– О, а вот и наша калека, – сказал Квентин.

Нужно заметить, что девушка абсолютно не стеснялась своей хромоты. Гретчен рассказывала каждому, кто был готов её выслушать, что именно повреждённое колено и является источником её силы. Она могла бы все исправить, но тогда магия навсегда покинет её. Никто не знал, было ли это на самом деле правдой.

Втроём они дошли до того места, где заканчивалась трава. Квентин начал подумывать, что вся эта прогулка была плохой затеей – никто из них троих не знал куда им идти дальше, где они находятся, да и что они вообще здесь забыли – Гретчен и Сурендра даже не были знакомы. Пару минут ребята болтали ни о чём – сплетни, преподаватели, экзамены – но Сурендра не понимал ни одной из шуточек второкурсников и с каждой новой фразой становился все угрюмее. Время шло к полудню. От скуки Квентин поднял мокрый камень с земли и попытался кинуть его подальше, хорошенько размахнувшись, но не тут то было – серый шарообразный предмет приземлился в траву недалеко от ребят. Парень был явно недоволен, ведь теперь от влаги пальцы начали мёрзнуть ещё сильнее.

– Пойдёмте сюда! – сказала девушка, прервав неловкую пазу, повисшую между ними, и пошагала вперёд своей странной, перекатывающейся походкой. Квентин не знал, смеяться ему или нет, но последовал за светловолосой худышкой вместе с первокурсником по узкой дороге, проходящей сквозь рощицу лысых тополей. Вскоре ребята вышли на небольшую поляну почти на самом краю территории.

Квентин знал это место. Он смотрел на замысловатую площадку в стиле Алисы в Стране Чудес, сплошь покрытую квадратами и отделённую от остальной земли небольшой полосой земли, огибавшей всю площадку по периметру. Сторона каждого квадрата была чуть меньше метра, и все это выглядело как гигантская доска для шахмат. Квадраты были из разных материалов: вода, камень, песок, трава, а два из них были, похоже, сделаны из какого-то серебристого металла.

– Что это за место? – спросил Квентин.

– В смысле «что это за место»? – Сурендра посмотрел на него.

– Хочешь поиграть? – полюбопытствовала Гретчен, ковыляя на другую сторону доски. Там стоял высокий стул, похожий на тот, который можно встретить на пляжах или у бассейна – им ещё обычно пользуются спасатели.

– Так это игра?

Сурендра закатил глаза.

– Иногда я действительно тебя не понимаю, – тут до него дошло, что он знает что– то, чего не знает Квентин. Они с Гретчен переглянулись и расстроено покачали головой. Девушка была из тех, кому проще было делиться личным с малознакомыми людьми.

– Это, – сказала она. – Уэлтерс!

Квентина даже затошнило от испытываемой к нему жалости.

– Так это игра.

– О, это больше, чем игра, – ответила, ухмыляясь, светловолосая.

– Это страсть, – подхватил Сурендра.

– Это жизнь.

– Это образ мышления.

– Могу объяснить правила, если у тебя есть в запасе десять лет, – она подышала на руки, пытаясь согреть замёрзшие пальцы. – По идее, одна команда стоит на одной сторона поля, вторая – на другой. А смысл прост – каждая команда пытается поймать квадраты.

– И как же поймать квадраты? – Квентин не понимал, что происходит.

– При помощи ма-а-а-гии! – протянула Гретчен.

– И где же мётлы? – Полу-шутя спросил Квентин.

– Никаких мётел. Велтерс больше похож на шахматы. Игру изобрели примерно пятьдесят миллионов лет назад. Я думаю, что первоначальной целью игры было отрабатывать меткость. А ещё некоторые говорят, что это было альтернативой дуэли. Студенты убивали друг друга, и вместо этого их заставили играть в велтерс.

– Вот это были дни.

Сурендра попытался без разбега перепрыгнуть через квадрат воды, но, прыгая, поскользнулся и наступил пяткой в воду.

– Черт! – он взглянул в голубое небо, – Я ненавижу велтерс!

Ворон слетел с макушки заснеженного вяза. В розовых пушистых облаках солнце опускалось за деревья.

Размахивая руками, Сурендра сошёл с доски.

– Я пальцев не чувствую. Пойдём обратно.

Они спускались вниз по тропе в сторону моря, не разговаривая, только иногда тёрли руки и дышали на них. Когда солнце скрылось за горизонтом, стало ещё холоднее, а деревья сливались с тёмным небом. Им придётся поторопиться, чтобы успеть переодеться к ужину. Сосущее чувство пустоты в желудке настигало Квентина. Стайка диких индеек, проходящих на границу леса, встревоженные, с вытянутыми шеями, выглядели довольно угрожающе и напоминали ящериц, чисто патруль велоцирапторов.

Пройдя лужайку, Сурендра начал расспрашивать Квентина про Элиота.

– Так значит, ты дружишь с этим парнем? Как ты вообще с ним познакомился?

– На самом деле, не дружу. Он больше тусит со своей компанией.

Втайне Квентин гордился тем, что как-то связан с Элиотом, даже если сейчас они практически не общаются.

– Да, я знаю. Эти физкиды. Кучка неудачников.

– То есть – физкиды?

– Ну, знаешь, эти, Дженет Уэй и толстяк, Джош Хобермен. Они занимаются магией физического воплощения.

В Лабиринте выдыхаемый горячий воздух белыми парами оседал на тёмных кустах живой изгороди. Сурендра объяснил, что начиная с третьего курса студенты выбирают вид магии, в котором будут специализироваться, и выбор зависел от их способностей. А затем студентов разделяли на группы по специальностям.

– На самом деле, это не особо важно, разве что из-за этого люди начинают больше общаться только с ребятами своей специальности. Физическое воплощение считается редчайшим. Я думаю из-за этого они все немного снобы. Ну, в любом случае, есть Элиот, ты же знаешь о нём.

Гретчен приподняла бровь и искоса посмотрела на нас. На холоде её нос покраснел. К этому времени они дошли до террасы, лучи розового заката анаморфично расползлись по волнистым стёклам французских дверей.

– Нет, не знаю, – холодно сказал Квентин, – может быть, ты просветишь меня?

– Ты не знаешь?

– Боже мой! – В экстазе Гретчен схватила Сурендру за руку – Бьюсь об заклад, он с Элиотом…!

В этот момент двери распахнулись и на прямых ногах, быстро шагая в их сторону, вышел Пенни, без жакета и с торчащей рубашкой. Его бледное круглое лицо грозно маячило в сумерках. Выражение лица было пустым, а походка, из-за бешеной энергии, была прыгающей. Приблизившись, он сделал ещё один маленький шаг, занёс руку и ударил Квентина в лицо.

Драки в Брейкбиллз были делом неслыханным. Студенты шептались, строили козни и устраивали саботажи на ПМ, но до настоящего физического насилия дело доходило чрезвычайно редко. Раньше, ещё в Бруклине, Квентину доводилось видеть драки, но он в них не ввязывался. Он не был задирой, а из-за его роста его не трогали. У него не было братьев и сестёр. Он не дрался с начальной школы.

Как в стоп-кадре кулак Пенни приблизился, огромный, словно комета, пролетающая в опасной близости от Земли. Вспышка – и кулак прилетел прямо Квентину в правый глаз. Это был прямой удар, парня крутануло, и он поднес руку к месту удара, в универсальном жесте «мне-только-что-вмазали-прямо-в-лицо». Он все ещё пытался осознать, что произошло, когда Пенни нанёс ещё один удар. В этот раз Квентин успел уклониться, и удар пришёлся по уху.

– Ай! – крикнул Квентин, отпрыгнув назад, – Какого черта?

Из Дома на террасу выходило с дюжину окон, и Квентину казалось, что из них выглядывали любопытные головы.

Сурендра и Гретчен, раскрыв рты, с белыми от ужаса лицами уставились на Квентина так, будто в случившимся была их вина. У Пенни, очевидно, было какое-то театральное представление о том, как должны проходить драки, поскольку он раскачивался на ногах, проводил серию коротких ударов, не доводя их до конца, и разминал шею как в фильмах про боксёров.

– Что ты, блядь, делаешь? – заорал на него Квентин, скорее от шока, чем от боли.

Челюсти Пенни были сжаты, и он дышал через зубы. На его подбородке виднелась слюна, а глаза странно блестели – «взгляд пустой, зрачки расширены» промелькнуло в голове Квентина. Пенни хотел наотмашь ударить его по голове, но Квентин бросился в сторону, пригибаясь и укрывая голову руками. Он уже достаточно пришёл в себя, чтобы схватить Пенни за талию, пока тот не восстановил равновесие после удара.

Они качались вперёд и назад, как вальсирующая пьяная парочка, опираясь друг на друга, а потом навернулись в кустарник на краю террасы, с которого на них упала куча снега. Квентин был на пару дюймов выше Пенни, его руки были длиннее, но Пенни был слажен крепче и мог отшвырнуть его. Низкая каменная скамейка попалась им под ноги, и они свалились, а Пенни оказался сверху.

Затылок Квентина ударился о каменный пол террасы. В глазах потемнело. Было больно, но, в то же время, его покинул страх и большинство адекватных мыслей, как будто их смели, как тарелки со стола обеими руками. Слепая ярость заполнила сознание.

Они перекатывались друг через друга, пытаясь схватить руки соперника, но ничего не получалось. Без крови не обошлось: Пенни каким-то образом порезал лоб. Квентин попытался подняться, чтобы они смогли нормально драться. Он хотел уложить Пенни, отправить в нокаут. Он даже не понял, что произошло, когда Гретхен попыталась ударить Пенни своей палкой, но попала по Квентину.

Колдуокер оказался сверху и собрался отправить свой кулак в свободный полет с приземлением в область головы Пенни, как внезапно парень почувствовал, что чьи-то сильные руки аккуратно обхватили его грудную клетку и потянули его назад и вверх. Когда Квентин перестал придавливать своим весом Пенни, тот быстро вскочил на ноги, словно электронная игрушка. Пенни тяжело дышал, а с его щёк сползал румянец, но сейчас между парнями уже появились люди, и Квентин оказался слишком далеко, чтобы они смогли продолжить драку. Заклятие было прервано, а битва – закончена.

Следующий час был для него похож на маскарад различных комнат и людей, которые пытались с ним серьёзно поговорить и пихали ему в лицо какие-то грубые тряпки. Незнакомая женщина в возрасте с огромной грудью прочитала над Квентином заклинание с кедром и чабрецом, от этого лицу парня стало получше. Она положила что-то холодное на него затылок, в место, где он ударился об пол террасы, шепча на незнакомом восточном языке. Пульсирующая боль медленно спадала.

Но он все равно чувствовал себя слабо – ему не было больно, но ощущения были, словно он надел на себя гидрокостюм и в нём он бродил по школе, как в замедленной съёмке, тяжёлый и невесомый одновременно, пытаясь прошмыгнуть мимо любопытных рыб, разглядывавших его, а затем сразу уплывающих. Ровесники и ребята помладше смотрели на его боевые равнения с благоговейным страхом – ухо Квентина раздулось, а под глазом красовался огромных размеров синяк. А вот старшеклассники находили произошедшее смешным.

Он делал все возможное, чтобы показать спокойное и хорошее настроение. На мгновение лицо Элиота проплыло перед ним с выражением сочувствия, заставившее глаза Квентина наполниться горячими слезами, которые он злобно сдерживал. Оказалось, что это был Элиот и те самые физкиды, легки на помине, кто прекратили драку. Эти мощные, нежные руки, которые оттащили его от Пенни, принадлежали другу Элиота – Джошу Хоберману – толстому парню.

Он пропустил большую часть ужина, так что он сел в то время, когда подавали десерт, который казался совместимым со всем замшелым днём. Они временно отказались от правила о позднем прибытии. Он не мог избавиться от туповатого ощущения – парень смотрел на мир через дальний объектив, слышал его через стакан, прижимаясь к стене. Он до сих пор не понял, из-за чего была драка. Почему Пенни ударил его? Зачем кому-либо это делать? Зачем приезжать куда-то, вроде Брейкбиллс, только для того, чтобы все испортить, будучи сволочью?

Он полагал, что ему, вероятно, следовало съесть что-то, но первый укус шоколадного торта без муки превратился во рту в липкий клей, и ему пришлось бежать, чтобы успеть в ванную до того, как его вырвет. В этот момент массивное гравитационное поле подхватило его и прижало грубо и бесповоротно к грязному полу в ванной комнате, как будто гигант ударил его своей мощной рукой, а затем, когда он был достаточно далеко на полу, он оперся на него всем своим весом, вдавливая его в прохладную, грязную плитку.

Квентин проснулся в темноте. Он был в кровати, но не в своей. У него болела голова.

Проснулся – было слишком сильно сказано. Он не мог сфокусироваться, и его мозг не был полностью уверен, что он сохранность была бескомпромиссной. Квентин знал, что в Брейкбиллс был лазарет, но он никогда там до этого не был. Он даже не знал, где он находился. Он прошёл через другой тайный портал, на этот раз в мир больных и раненых.

Над ним суетилась женщина, красивая женщина. Он не мог видеть, что она делает, но он почувствовал, как её прохладные, мягкие пальцы двигались по его черепу.

Он прочистил горло, вкус во рту был горький.

– Ты санитарка. Ты была санитаркой.

– Ага, – сказала она, – Прошедшее время лучше, это было всего один раз. Хотя не могу сказать, что мне это не понравилось.

– Ты была там. В тот день, когда я пришёл сюда.

– Я была там, – согласилась она. – Я хотела убедиться, что ты попал на экзамен.

– Что ты тут делаешь?

– Я иногда прихожу сюда.

– Я никогда тебя здесь не видел.

– Смысл как раз в том, чтобы меня не видели.

Последовала длинная пауза, во время которой он мог уснуть.

Но она все ещё была там, когда он снова открыл глаза.

– Мне нравится причёска, – сказал Квентин.

На ней больше не было униформы санитарки, и её тёмные волосы были собраны, заколоты палочками для еды, открывая всё больше её небольшого, ювелирного лица. Раньше она казалась такой молодой, и сейчас она не выглядела по-другому, но ему стало интересно. В ней была серьёзность женщины намного старше.

– Те косы были небольшим перебором, – сказала она.

– Тот мужчина, который умер – что произошло с ним на самом деле? Почему он умер?

– Ничего особенного. – Вертикальная линия появилась между её бровями. – Он не должен был, но умер. С людьми такое случается.

– Я думал, это может быть как-то связано с тем, что я здесь.

– Ну, нет ничего плохого с чувством собственной важности. Перевернись на живот.

Квентин перевернулся, и она намазала его затылок жидкостью, которая резко пахла и жгла.

– Так это ничего не значило?

– Смерть всегда что-то значит. Но нет, ничего, кроме чего-то обыденного. Уже все решено. Ты должен позаботиться о себе, Квентин. Мы нуждаемся в тебе при полной боевой готовности.

Он снова перевернулся на спину. Подушка заметно увеличилась, пока женщина работала. Он закрыл глаза. Парень знал, что Квентин в большей боевой готовности будет работать усерднее, чтобы точно присмотреться к тому, кем она была и какую роль она играет в его истории, или же какую он играет в её. Но он не мог.

– Та книга, что ты дала мне, – начал он, – я думаю, что потерял её. У меня не было возможности её прочитать.

В его истощённом, граничащем с сумасшествием, состоянии потерять книги из Филлори казалось неожиданно грустным, трагедией, без надежды на спасение. Тёплая слеза скатилась с его щеки и упала в ухо.

– Тише, – сказала она, – у тебя было недостаточно времени. Ты найдёшь её снова, если поищешь более внимательно. Это все о чём я могу тебя просить.

Это было тем, что обычно говорят люди о Филлори. Она положила что-то холодное на его горящий лоб, и он потерял сознание.