Текст книги "Сталин. Том II"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Почти сплошь крестьянский и мелкобуржуазный состав грузинского народа сам по себе, конечно, создавал большие затруднения. К этому прибавлялся тот способ военной внезапности, в каком Грузия подвергалась советизации. При этих условиях со стороны правящей партии требовалась двойная осторожность по отношению к грузинским массам. Именно отсюда выросли острые разногласия между Лениным, который требовал в Грузии и вообще в Закавказье гибкой, осторожной и терпеливой политики, и Сталиным, который считал, что раз аппарат управления в наших руках, значит дело обеспечено. Агентом Сталина на Кавказе был Орджоникидзе, горячий и нетерпеливый победитель Грузии, воспринимавший каждое сопротивление как личное оскорбление.

По поводу договора РСФСР с Грузией 7-го мая 1920 г. Иремашвили пишет: «Сталин был против этого договора. Он не хотел допустить, чтоб его родина оставалась выключенной из русского государства и пребывала в свободной власти ненавидимых меньшевиков… Его честолюбие толкало его к владычеству над Грузией, где мирное, разумное население с ледяной решимостью препятствовало успеху его разрушительной пропаганды. Мстительность против меньшевистских вождей, которые отказывали ему с давнего времени в поддержке его утопических планов и исключили его из своих рядов, не давала ему покоя. Против воли Ленина, по собственной эгоистической инициативе, Сталин добился большевизации или сталинизации своей родины…»

«11-го февраля 1921 г., игнорируя мирный договор, заключенный Лениным, вторглись по приказанию Сталина значительные части Красной армии в Грузию».

«Сталин организовал свою экспедицию в Грузию из Москвы и отсюда руководил ею. В середине июля 1921 г. он сам вступил в Тифлис как победитель».

Иремашвили рассказывает, что Сталин натолкнулся в Тифлисе на общую враждебность. На собрании в театре, созванном тифлисскими большевиками, Сталин оказался предметом враждебной манифестации. Собранием овладел будто бы старый меньшевик Рамишвили, который бросал Сталину в лицо обвинения, так же поступали и другие ораторы. «Сталин был вынужден часами в молчании выслушивать своих противников и принимать обвинения. Никогда раньше и никогда позже Сталину не пришлось больше перетерпеть такое открытое мужественное возмущение».

После ареста ряда меньшевиков «он созвал еще одно собрание. На этот раз в моем избирательном округе. Но на этот раз дело ограничилось попыткой говорить. Он натолкнулся на то же самое честное, внутреннее возмущение против него, как и раньше. Уже после двух дней своего пребывания в Тифлисе он снова покинул Грузию и вернулся назад в Москву».

Во время приезда Сталина в Тифлис в июле 1921 г. Иремашвили сидел в тюрьме. Сестра его обратилась к Сталину с ходатайством за брата. Сталин сказал будто бы: «Жалко Coco, до глубины сердца скорблю о нем, у нас одинаковые идеи и однако же, он стоит по другую сторону баррикады…» На другой день Иремашвили вместе с несколькими другими заключенными был освобожден «по прямому распоряжению Сталина» из Метехского замка. Вскоре после освобождения к нему явился Шеханов, общий друг юности обоих Coco, и предложил ему отправиться во дворец для разговора со Сталиным. Иремашвили ответил будто бы: «Отправляйся назад к Coco и передай ему, что я не пожму моей рукой руку изменника нашей родины…» и т. д. К сожалению, протоколов этих переговоров не сохранилось, и никто не обязан принимать в этой части воспоминания Иремашвили слишком буквально.

Иремашвили пишет: «Грузинские большевики, которые в начале включились в русское сталинское вторжение, преследовали целью независимость Грузинской советской республики, которая не должна была иметь с Россией ничего общего, кроме большевистского миросозерцания и политической дружбы. Они ведь были все же грузины, которым независимость страны была выше всего… Тут прибыло объявление войны со стороны Сталина, который нашел верных помощников в посланных им русской гвардии и чека».

В середине сентября 1922 г. 62 грузина, в том числе Иремашвили, были извещены в Метехском замке о предстоящей им высылке в Германию. 3-го декабря 1922 г. они прибыли в Берлин.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Все те, которые возглавляли Красную армию в сталинский период – Тухачевский, Егоров, Блюхер, Якир, Уборевич, Дыбенко, Федько, были в свое время выделены на ответственные военные посты, когда я стоял во главе военного ведомства, в большинстве случаев мною самим, во время объезда фронтов и непосредственного наблюдения их боевой работы. Как ни плохо было, следовательно, руководство, но оно, очевидно, умело выбирать людей, раз Сталин в течение более десяти лет никого не нашел им на смену. Правда, почти все полководцы гражданской войны и строители армии оказались впоследствии «предателями» и «шпионами». Но это не меняет дела. Именно они отстояли революцию и страну. Если в 1933 г. выяснилось, что Сталин, а не кто-либо другой строил Красную армию, то на него, казалось бы, падает и ответственность за подбор такого командного состава. Из этого противоречия официальные историки выходят не без трудностей, но с честью: назначение изменников на командные посты ложится ответственностью целиком на Троцкого; зато честь одержанных этими изменниками побед безраздельно принадлежит Сталину. Сейчас это своеобразное разделение исторических функций известно каждому школьнику из Истории, редактированной Сталиным.

Три года гражданской войны наложили неизгладимую печать на советское государство уже тем одним, что создали широкий слой администраторов, привыкших командовать и требовать безусловного повиновения. Те теоретики, которые пытаются нынешний тоталитарный режим в СССР вывести не из исторических условий, а из природы большевизма как такового, забывают, что гражданская война выросла не из природы большевизма, а из стремления буржуазии, международной буржуазии, опрокинуть советский режим. Несомненно, что и Сталин сформировался в обстановке гражданской войны, как и вся та группа, которая помогла ему установить его личную диктатуру: Орджоникидзе, Ворошилов, Каганович и целый слой работников в провинции.

Три года советского режима были годами гражданской войны. Вся остальная государственная работа имела подчиненный характер. Военное ведомство определяло государственную работу страны. За ним по значению следовал комиссариат по продовольствию. Промышленность работала, главным образом, на войну. Все остальные ведомства и учреждения непрерывно сжимались, сокращались и даже закрывались полностью. Все, что было активного, инициативного и смелого, подвергалось мобилизации. Члены ЦК, народные комиссары и пр. сидели в значительной мере на фронтах в качестве членов военных советов, а иногда и командующих. Для революционной партии, только несколько месяцев тому назад вышедшей из подполья, война была суровой школой государственной дисциплины. Война с ее беспощадными требованиями производила непрерывный отбор в партии и государственном аппарате. Из членов ЦК в Москве оставались Ленин, который был политическим центром, Свердлов, который был не только председателем ЦК, но и генеральным секретарем партии прежде, чем введен был этот пост. Зиновьев, считавшийся всеми и считавший сам себя непригодным к военному делу, оставался политическим руководителем Петрограда; Бухарин как редактор «Правды». Каменев, руководивший Москвой, несколько раз посылался на фронты, хотя и он по натуре своей был заведомо штатским человеком. Из членов ЦК оставались на фронте почти неизменно Смилга, И. Н. Смирнов, Сокольников, Серебряков, Лашевич.

Лашевич был в ранние годы учеником одесского еврейского ремесленного училища «Труд» и носил в соответствии с этим кличку «Миша Трудник». Он ушел в подпольную работу 16-ти лет, и вся дальнейшая его жизнь представляла, как пишет летописец одесского подполья Евгения Левицкая, «беспрерывное чередование тюрьмы и ссылки, с годами солдатчины, где он работал при чрезвычайно тяжелых условиях, недолгая воля и снова тюрьма и ссылка, сперва в Вологодскую губернию, затем в Нарымский край, откуда он бежал; работал в Питере, снова был арестован и отправлен на место ссылки». Такова была биография будущего командующего 3-ей армии, – типичная биография профессионального революционера, ни в чем не уступающая биографии Сталина за тот же период.

2 сентября 1918 г. Центральный Исполнительный Комитет опубликовал постановление: «Председателем Революционного Военного Совета единогласно назначается т. Троцкий. Главнокомандующим всеми фронтами назначается т. Вацетис». Странно, что никто не подумал в этот период о Сталине, которого ныне задним числом изображают как инициатора, организатора и вдохновителя Красной армии с первых ее шагов.

В период гражданской войны Сталин не только в армии, но и на фоне общей политики оставался фигурой третьего ряда. Он председательствовал на совещаниях коллегий комиссариата национальностей, на съездах некоторых национальностей, он вел переговоры с Финляндией, с Украиной, башкирами, т. е. выполнял хотя и существенные, но все частные и второстепенные поручения правительства. К большой политике, какой она была представлена на съездах партии и на конгрессах Советов или на конгрессах Третьего Интернационала, он отношения не имел.

В некоторых официальных изданиях упоминается мимоходом, очевидно на основании каких-то архивных данных, что Сталин состоял одно время членом Революционного Военного Совета Республики. Однако никаких определенных указаний, хотя бы относительно периода его участия в высшем военном органе найти нельзя. Официальная история в специальной монографии «Революционный Военный Совет СССР за десять лет», составленной тремя авторами в 1928 г., т. е. уже при полном господстве Сталина, когда в руках у него была уже сосредоточена вся власть, говорит, между прочим:

«2 декабря 1919 г. в состав Революционного Совета включен был Гусев. В дальнейшем на протяжении всего периода гражданской войны в состав Революционного Военного Совета разновременно входили: т.т. Сталин, Подвойский, Акулов, Антонов-Овсеенко, Серебряков».

Авторы специального исследования, в руках которых были все необходимые архивы, не сумели, таким образом, установить период, в течение которого Сталин состоял членом Революционного Военного Совета Республики. Между тем протоколы этого учреждения велись в высшей степени аккуратно и хранились в условиях полной обеспеченности. Но в этих протоколах Сталин ни разу не показан в числе присутствующих. Насколько подсказывает мне память, это загадочное обстоятельство объясняется следующим образом.

8 июля 1919 г. был сокращен состав РВСР, в который вошли Троцкий (председатель), Склянский (заместитель председателя), Рыков, Гусев, Смилга и главнокомандующий Каменев. В то время, как в официальной истории назначение действительных и активных членов РВСР указано точно, о Сталине упоминается крайне глухо, при перечне других случайных назначений, опрокинутых ходом событий и вскоре забытых. В протоколах РВС совершенно нет указаний на участие Сталина в заседаниях. Как многие другие представители отдельных армий и фронтов, он присутствовал на заседаниях раз или два в качестве ходатая по местным делам. В общем руководстве военным ведомством Сталин не принимал никакого участия. «Число членов Реввоенсовета Республики, – писал в 1920 г. один из военных работников, Берзин, – не было указано точно, так что одно время, если не ошибаюсь, в него входило до 10 членов. Работали фактически, однако, председатель, главком и один-два члена… В полном своем составе Реввоенсовет Республики ни разу не собирался».

В 1921 г. Сталин был введен в Революционный Военный Совет Республики, насколько помню, по моей инициативе.

В течение всех лет гражданской войны при каждом конфликте со Сталиным я пытался поставить его в такие условия, чтоб он вынужден был ясно и точно формулировать свои взгляды на военные задачи. Его глухую и закулисную оппозицию фронтам я пытался прекратить или заменить членораздельным участием его в руководящем военном органе. По соглашению с Лениным и с Крестинским, который поддерживал военную политику полностью, я добился, не помню уже под каким предлогом, назначения Сталина в состав Революционного Военного Совета республики. Сталину не оставалось ничего другого, как принять назначение.

Его интриги были очевидны, а в то же время у него совершенно не было каких-либо особых методов военной работы, – поэтому наиболее целесообразным было дать ему возможность на деле показать, чем именно он недоволен и чего именно он хочет. Но Сталин сразу понял опасность открытой совместной работы: он ни разу не появился на заседаниях Военного Совета, ссылаясь на обремененность другими делами. Это нетрудно проверить по очень тщательным и точным протоколам Революционного Военного Совета. Рассказы о работе Сталина в военном ведомстве с 1921 г. опираются на запись в протоколах ЦК, и только представляют протокольную запись о введении Сталина в состав ВРК. На самом деле самое постановление было вскоре позабыто. Здесь повторение, правда менее яркое, истории с «практическим центром» в октябре 1917 г.

В той настойчивости, с какою Сталин подготовлял свою новую биографию, несомненно сказались основные черты его характера. Можно по-разному относиться к ней, но нельзя отказать ей в силе. Он хотел продвинуться вперед, занять более видное, если возможно – и первое место. Это стремление было у него сильнее всех других чувств, не только личной привязанности, но и верности определенной программе. Оно не покидало его никогда. В нем не было и тени того великодушия богатых натур, которое радуется талантам и успехам другого. В чужом успехе он всегда чувствовал угрозу своим целям, удар по своей личности. С силою рефлекса он занимал немедленно оборонительную, а если возможно и наступательную позицию. Он не мог никоим образом приписать себе роль теоретика и создателя большевистской партии, – он стремился поэтому преуменьшить роль теории и эмигрантов-теоретиков, осторожно поддерживать недовольство Лениным, преуменьшать значение тех вкладов, которые Ленин вносил на важнейших поворотах истории, выдвигать его действительные или мнимые ошибки. Только после его смерти он канонизировал его, чтоб постепенно вытеснять его память.

Он не мог никак приписать себе ни руководство Октябрьским переворотом, ни руководство гражданской войной. Но он с первого дня неутомимо подкапывал авторитет тех, кто участвовал в руководстве, неутомимо, осторожно, шаг за шагом, сперва без какого-либо общего плана, лишь повинуясь основной пружине своей натуры. Уже через год после переворота, признавая за Троцким руководящую роль в перевороте, он в то же время осторожно противопоставлял ему ЦК в целом. Он называл по имени Ленина, чтоб создать противовес Троцкому. Но в то же время под безличной фирмой ЦК он резервировал для себя место в будущем. Одна и та же политика, система этапов, переходов в отношении Октябрьского переворота, как и Красной армии. Сперва признание руководящей роли другого, но ограничение ее ролью ЦК. Затем сужение чужой руководящей роли и постепенное оклеветание всех остальных членов ЦК, кроме мертвого Ленина, который не опасен, но зато может служить прикрытием.

Между утверждениями Сталина на разных этапах его борьбы против соперников вопиющие противоречия. Поставленные рядом, они показывают, что Сталин насквозь лживый человек. Но на каждом этапе его ложь служит данному моменту, она не стеснена заботой о вчерашнем и завтрашнем дне, она рассчитана на короткую память большинства и на материальную невозможность для меньшинства публично опровергнуть ложь.

Было бы, однако, чистейшим ребячеством сводить весь вопрос к тому, что Сталин ложью, обманом, интригой обеспечил свое руководящее положение в стране и сфабриковал для себя биографию, которая похожа на фантастический хвост. Ложь, обман, интрига вовсе не всесильны, и во всяком случае так и не вывели Сталина из неизвестности до 1923 г. Нужно, чтоб на определенную ложь был социальный спрос, чтоб она служила определенным социальным интересам, чтоб эти интересы объективно стояли в порядке дня, – только тогда ложь может стать историческим фактором.

Юбилейные статьи, печатавшиеся из года в год 23 февраля, дают крайне поучительный отпечаток сознательных и полусознательных сдвигов официальной идеологии и вех формирования официальной легенды. В первые годы, когда партия еще сохраняла старые спартанские традиции, имена вождей назывались редко, скорее в виде исключения; признания или похвалы как бы случайно прорывались наружу и сохраняют поэтому тем большее значение.

В первые годы в юбилейных статьях вообще нет речи о том, кто строил Красную армию: во-первых, это было известно всем; во-вторых, статьи византийского характера не поощрялись: в 1921 г. был особым приказом изгнан из рядов военного ведомства журналист, пытавшийся, правда еще в очень скромной форме, предвосхитить рекламный тон сталинского периода.

В 1922 г. народный комиссариат просвещения выпустил сборник «За пять лет», в который входят пятнадцать статей, в том числе статья, посвященная строительству Красной армии и статья «2 года на Украине». О роли Сталина в этих статьях ни слова. После 1922 г. имя Сталина начинает появляться в «Правде» жирным шрифтом. Отныне внешние проявления его значительности становятся для него все более повелительной необходимостью.

В 1922 г. издан был в двух томах сборник «Гражданская война. Собрание документов и материалов по истории Красной армии». В то время никому не было интереса придавать этому сборнику тенденциозный характер; тем не менее во всем сборнике о Сталине ни слова.

В 1923 г. издательством Центрального Исполнительного Комитета выпущен том в четыреста страниц «Советская культура». В отделении об армии напечатаны многочисленные портреты «создателей Красной армии». Сталина среди них нет. В главе «революционные силы революции за первые семь лет Октября» имя Сталина даже не упоминается. Здесь названы и изображены в портретах следующие лица: Троцкий, Буденный, Блюхер, Ворошилов; названы Антонов-Овсеенко, Бубнов, Дыбенко, Егоров, Тухачевский, Уборевич и др., почти все объявленные позже врагами народа и расстрелянные. Из умерших естественной смертью названы: Фрунзе и С. Каменев, назван также Раскольников в качестве командующего Балтийским и Каспийским флотами.

Пять книг, в которых были собраны мои приказы, воззвания и речи, были изданы военным издательством в 1923–1924 гг. «Пролетарская революция», официальный исторический журнал партии, писал в октябре 1924 г. по поводу этого издания: «В этих трех больших томах историк нашей революции найдет огромное количество в огромной степени ценного документального материала». Ничего, кроме документов, это издание в себе вообще не заключало. С того времени это издание было не только конфисковано и уничтожено, но и все отголоски этого издания, цитаты и пр. были объявлены запретным материалом. Та история гражданской войны, которая нашла свое непосредственное документальное отражение в этих документах, собранных и изданных не мною, а официальными учреждениями государства, была объявлена измышлением троцкистов.

Во время болезни Ленина главная политическая работа «тройки» состояла в том, чтоб подорвать влияние Троцкого. Благодаря осторожности и настойчивости Сталина, сдерживавшего Зиновьева, эта работа производилась со всей необходимой постепенностью. Стараясь скомпрометировать мои политические взгляды (крестьянство и пр.) и в то же время опасаясь скомпрометировать себя преждевременным обнажением своего замысла, тройка придавала себе вид беспристрастия, признавая по каждому поводу мои военные заслуги. Только под прикрытием таких признаний можно было, не вызывая немедленного и бурного отпора аудитории, инсинуировать, намекать, мобилизовывать недовольных. Ко времени шестой годовщины Октябрьской революции (26 октября 1923 г.) эта работа была уже в полном разгаре.

С 1924 г. имена исчезают вовсе: не потому, конечно, что партия стала строже на этот счет, а потому, что имена старых вождей уже не годятся, а называть другие имена в связи с вопросом об армии еще психологически невозможно. Основная идея этого переходного периода: Красную армию создали не отдельные лица, а партия. «Героическое» начало и культ лиц никогда не существовавшие в партии Ленина, подвергаются систематическому осуждению.

Заместитель Ворошилова Уншлихт писал в 1926 г.: «Теоретиком и практиком строительства вооруженных сил за весь период был наш гениальный стратег и тактик – Владимир Ильич». Все понимали смысл этого недосказанного противопоставления. Но во всяком случае такое противопоставление можно было сделать, только прикрываясь именем Ленина. О Сталине никто еще не заикался. Во всех юбилейных статьях имя его вообще не упоминается. Дело для него самого идет пока о том, чтоб разрушить установившуюся репутацию Троцкого, а не создать свою собственную. Достаточно сказать, что С. Гусев, который был подлинным агентом Сталина в Красной армии, как ныне Мехлис, в 1925 г. в статье «Разгром Врангеля» не счел нужным или необходимым ни разу назвать имени Сталина.

25 марта 1924 г. Склянский был удален из Реввоенсовета и замещен Фрунзе. В новый Реввоенсовет вошли Троцкий (председатель), Фрунзе (заместитель), Бубнов (начальник ПУРа), Уншлихт (начальник снабжения), Ворошилов, Лашевич, Буденный, Каменев, Розенгольд, Орджоникидзе, Аделиава, Мясников, Хадыр-Алинев, Караев. Имя Сталина не названо.

После 1925 г., когда постановлением ЦК я был снят с поста народного комиссара по военным делам, официальная печать настойчиво внушала ту мысль, что Фрунзе, мой заместитель, играл исключительную роль в создании вооруженных сил. После смерти Фрунзе он окончательно был провозглашен организатором Красной армии. Решительно никому не приходило тогда в голову приписывать эту роль Сталину. Фрунзе несомненно играл выдающуюся роль в гражданской войне и вообще был несколькими головами выше Ворошилова.

3 февраля 1926 г., в восьмую годовщину, новый глава вооруженных сил Ворошилов в статье, написанной для него его секретарями, пишет о реформе, произведенной в Красной армии «под непосредственным руководством незабвенного вождя Красной армии Михаила Васильевича Фрунзе». В течение короткого момента Фрунзе был точкой опоры для реформы не столько армии, сколько ее истории. Это был лишь запоздалый отголосок неосуществившегося плана. Но прежде, чем утвердился в учебниках и головах миф Фрунзе, началась подготовка мифа Сталина. Сегодня Фрунзе почти совершенно забыт.

Фрунзе умер под ножом хирурга в 1926 г. Смерть его уже тогда породила ряд догадок, нашедших свое отражение даже в беллетристике. Даже эти догадки уплотнились в прямое обвинение против Сталина. Фрунзе был слишком независим на военном посту, слишком отождествлял себя с командным составом партии и армии и несомненно мешал попыткам Сталина овладеть армией через своих личных агентов.

В последний период моего пребывания во главе военного ведомства усилия Сталина, Зиновьева и Каменева были направлены на то, чтобы поставить армию в невозможное финансовое положение. Все ассигнования по военному ведомству беспощадно урезывались. Немедленно после моего смещения военное ведомство получило крупные дополнительные ассигнования и жалование командному составу было значительно повышено. Эта мера должна была примирить армию с происшедшей переменой.

Уже в 1926 г., когда я был не только вне военного ведомства, но находился под жестокими преследованиями, военная академия выпустила исследование «Как сражалась революция», в котором авторы, заведомые сталинцы, писали: «Клич т. Троцкого „пролетарии, на коня!“, явился побудительным лозунгом для завершения организации Красной армии в этом отношении», т. е. в отношении создания кавалерии. В 1926 г. не было еще и речи о Сталине как об организаторе кавалерии.

В статьях по поводу девятилетнего юбилея Красной армии (23 февраля 1927 г.) имя Сталина еще ни разу не названо. 2 ноября 1927 г., накануне исключения оппозиции из партии, Ворошилов произносит на партийной конференции Краснопресненского района речь, посвященную Красной армии. В этой речи нет и намека на то, что Сталин – организатор Красной армии. Самая мысль об этом просто не приходит Ворошилову в голову. Только через три года он не без осторожности приступит к выполнению этого поручения.

Нужен был определенный сигнал сверху, дополненный прямыми предписаниями партийного аппарата, чтоб анонимность была устранена и чтоб имя партии было заменено именем Сталина.

Этапы передвижения от исторической правды к бюрократическому мифу можно проследить из года в год. Мы ограничимся лишь несколькими иллюстрациями.

В одной статье 1927 г., когда власть была уже полностью в руках Сталина, его имя, как организатора или вдохновителя Красной армии, еще не упоминается вовсе. Вообще не названо никаких имен. В этот период задача состояла в том, чтоб заставить забыть одни имена и тем подготовить почву для других. Через два года в номере «Правды» от 23 февраля заключается небольшая атака против Троцкого и его сотрудников за невнимательное отношение к Красной армии после окончания гражданской войны. Имя Сталина еще совершенно не названо.

В 1929 г. в связи с одиннадцатой годовщиной армии Ворошилов впервые атаковал старое руководство армии, но не за период гражданской войны, а за следующее трехлетие, когда Троцкий, занятый фракционной борьбой, не уделял будто бы достаточного внимания реорганизации армии; эта задача легла затем целиком на Фрунзе, преемника Троцкого. Сталин пока еще совершенно не назван. Ворошилов писал:

«Кронштадтское восстание во флоте, значительное ослабление дисциплины в воинских частях того времени, целый ряд колебаний в военных слоях рабочего класса – все это было прямым следствием внутрипартийной борьбы, размеры которой были доведены до последних пределов».

В 1929 г. имя Фрунзе еще выдвигалось как имя строителя Красной армии: «Только после того, – писал Ворошилов в 1929 г., – как вспыхнула война внутрипартийных схваток с Троцким, ЦК вплотную подошел к вопросам армейского строительства. На долю новой большевистской группы военных работников во главе с М. В. Фрунзе выпала чрезвычайно трудная и почетная задача вплотную приняться за реорганизацию вооруженных сил».

Лавинообразный ход фальсификации имеет свои законы, свой внутренний ритм. Так, в номере от 23 февраля 1929 г., посвященном одиннадцатой годовщине Красной армии, Сталин еще не упоминается. В статьях Ворошилова, Уншлихта, Бубнова, С. Каменева, Эйдмана, Дегтярева и др. нет и речи о Сталине как организаторе Красной армии. Между тем, юбилейный номер газеты появился как раз в момент высылки Троцкого в Турцию. Несмотря на грандиозную работу по фальсификации, проделанную за предшествующие шесть лет (1923–1929), в тот момент еще психологически немыслимо было изображать Сталина как организатора победы. Для этого понадобилось еще несколько лет конвейерной фальсификации.

23 декабря 1929 г. в «Правде» появилась статья Ворошилова «Сталин и Красная армия». В этой статье говорится, между прочим: «В период 1918-20 гг. Сталин являлся, пожалуй, единственным человеком, которого ЦК бросал с одного боевого фронта на другой». Статья заключала в себе первый набросок программы новой истории гражданской войны. Но эта статья, изобилующая грубыми анахронизмами и искажениями, не вошла сразу даже в сознание военной бюрократии. Только в юбилейной статье 1930 г. впервые называется имя Сталина, притом в связи не со строительством армии в целом, а лишь Первой конной армии, которая действительно формировалась в Царицыне при участии Сталина. С. Орловский в статье «Ворошилов в Конной армии» пишет:

"Большую роль сыграло создание Сталиным именно в этом периоде гражданской войны конной армии. «Это был, – пишет Ворошилов, – первый опыт соединения кавалерийских дивизий в такое крупное соединение, как армия. Сталин видел могущество конных масс в гражданской войне. Он конкретно понимал их громадное значение для сокрушительного маневра. Но в прошлом ни у кого не было такого своеобразного опыта, как действие конных армий. Не было об этом написано и в ученых трудах, и поэтому такое мероприятие вызывало или недоумение или прямое сопротивление. Особенно возражал Троцкий».

Объединять ли два корпуса и стрелковую бригаду в особую конную армию или оставить эти три единицы в распоряжении командования фронтом, этот вопрос вовсе не имел ничего общего с общей оценкой или недооценкой значения конницы. Важнейшим критерием являлся вопрос о командовании: справится ли Буденный с такой массой всадников? Сможет от тактических задач подняться до стратегических? При выдающемся командующем фронтом, знающем и понимающем конницу и при надежных средствах связи, создание особой конной армии было бы неправильно, так как чрезмерное массирование конницы всегда грозит ослабить его основное преимущество: подвижность. Разногласие по этому поводу имело эпизодический характер и, если б история повторилась, я бы опять повторил свои сомнения.

На первых шагах миф ищет опоры в фактах. Никому еще не приходит в голову назвать Сталина организатором Красной армии. Даже в юбилейной статье Ворошилова имя Сталина как организатора еще не названо вовсе. Зато подчеркивается роль Ленина. В 1930 г., как и в 1931 г., юбилейные обзоры Красной армии все еще не уделяют Сталину места в гражданской войне.

В 1930 г., 23 февраля, ни в одной из юбилейных статей (Ворошилова, Куйбышева, Гамарника и других) имя Сталина не упоминается, не упоминается вообще имен по понятным причинам. Только на третьей странице «Правды» появляется фотография с подписью «Т. Сталин» без указания на его отношение к Красной армии.

В 1931 г. опубликована сталинская инструкция историкам партии, которая была разъяснена и конкретизирована в устных беседах. В 1932 г. юбилейный номер «Правды» получает уже новую физиономию. 23 февраля 1932 г. портрет Сталина украшает первую страницу газеты. Впервые выдвинута формула: «Вождем Красной армии является коммунистическая партия, ее ленинский ЦК во главе с т. Сталиным». Эта формула стала суррогатом присяги на личную верность Сталину. Но и в этом году власть его еще не распространена на прошлое. Сталин не фигурирует еще как строитель армии и руководитель гражданской войны. В качестве главной заслуги политического аппарата армии указано, что он провел «блестящую борьбу против троцкизма». Отметим, что во главе этой борьбы стоял Гамарник, который погибнет через шесть лет как «троцкист».