Текст книги "Трансфер на тот свет"

Автор книги: Лев Альтмарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Лев Юрьевич Альтмарк
Трансфер на тот свет

© Альтмарк Л., текст, 2018

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2018

* * *

…Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле…

И. Бабель «Как это делалось в Одессе»

…Умер нищим, хотя был самым богатым человеком, когда-либо жившим на свете

Посмертное слово мэра Нью-Йорка Фьорелло Лагардиа

Часть 1. Трансфер туда

1

…Ещё минуту назад я бежал по бескрайнему зелёному полю, усеянному белыми шарами, задевая их краями одежды, и следом за мной тянулось весёлое одуванчиковое облако. Наверное, наблюдать за этим со стороны было красиво, но вряд ли кто-то, кроме меня, мог такое сейчас видеть.

Я бежал, и душу мою переполняла радость, словно я после долгих поисков наконец добился всего, чего мне так не хватало, а если что-то оставалось недостигнутым, то это наверняка было мелким и несущественным. Единственное, чего мне всё ещё хотелось, это не забыть те несколько вещей, ради которых я, собственно говоря, сюда и попал…

Поднимаю голову и гляжу вверх, но на голубом небе ни облачка. Линия горизонта, где сливается зелень с тёмно-голубым краем неба, слегка размыта и невообразимо далека. Но у меня хватит сил добежать до неё. Хотя… зачем мне это? Что я там забыл? И сам уже в точности не помню.

Может, лучше остановиться и упасть в траву? Мне так давно хотелось этого!.. Разглядывать, как стебли покачиваются от лёгкого дуновения ветра, как наливается молочной белизной волнующийся шар одуванчика рядом. Слушать, как травинки трутся друг о дружку и как новые ростки выкарабкиваются из земли к свету, тихо нашёптывая что-то собрату.

Можно, наверное, на время забыться в этой траве… Но тогда вещи, ради которых я здесь, так и останутся невыполненными. А мне этого меньше всего хочется.

…Глаза режет яркий свет даже сквозь сомкнутые веки. В ушах какой-то неясный гул, а в висках колотят тяжёлые и болезненные удары. Мне уже знакомо это состояние. Единственное желание – продолжать спать, чтобы хоть во сне было поменьше света и гула…

– Даниэль, возвращайся, – сквозь шум в ушах пробивается чей-то далёкий голос. – Мы знаем, что ты с нами. Тебя все ждут, давай…

Мне так спокойно и приятно лежать на зелёном травяном поле среди одуванчиков, разглядывать небо и далёкий горизонт, ни о чём не думать и никого не видеть. Наслаждаться необычным покоем и тишиной… Зачем вы мне мешаете?..

– Может, сделать ему ещё один укол, чтобы поскорее в себя приходил? – спрашивает голос.

– Не надо, – отвечает другой голос. – Дайте ему ещё пять минут. Он и без укола справится. Первый раз, что ли?

– Время не терпит!

На самом деле никакого укола не будет. Просто мне в руку воткнуты две или три капельницы, и к каждой из них можно подсоединить шприц. Когда это произойдёт, я почувствую, как по руке побежит что-то холодное и чужеродное, и сразу же следом лёгкая, покалывающая волна покатится по груди и спине к затылку, меня легонько тряхнёт, и я вначале задохнусь, а потом переведу дыхание и смогу спокойно открыть глаза. Было уже такое в прошлый раз, когда врачам показалось, что я долго не прихожу в себя.

– Смотрите, моргает ресницами и шевелит пальцами, – снова доносится голос, – наверное, услышал про укол и показывает, что он не нужен. Что я вам говорил?

С трудом открываю глаза и пытаюсь сквозь мутную пелену разглядеть окружающих.

– Ну, вот и замечательно. С возвращением, Даниэль!.. Включайте видеокамеру.

«…Я, Даниэль Штеглер, сотрудник полиции, в рамках своих служебных обязанностей занимался сбором фактов и раскрытием израильского филиала международной сети торговцев оружием. За время работы мне удалось определить и выявить каналы поставки крупных партий оружия в наш регион из Украины, Беларуси, России, Китая и некоторых других стран. Более того, мне удалось войти в контакт с организаторами трафика – гражданами России Баташовым Дмитрием по кличке Бот и Дзагоевым Русланом по кличке Глен. Нашим спецслужбам и прежде было известно, что они промышляют контрабандой наркотиков, однако по мере разработки банды выяснилось, что сферы их криминальных интересов шире, то есть они, помимо наркотиков, занимаются и оптовыми оружейными поставками. А если принять во внимание денежные доходы от продаж оружия, то это вполне можно считать их основной сферой деятельности. Наркотики – побочный бизнес…»

– Извините, что прерываю вас, Даниэль, но мы готовим вашу будущую пресс-конференцию перед ведущими мировыми информационными агентствами, и нам хочется, чтобы картина была достаточно полной и объективной. Руководителям операции и вам, как непосредственному исполнителю, журналисты будут задавать много каверзных вопросов, и лучше всего, чтобы вы в своём вступительном слове заранее ответили на наиболее вероятные из них. Например, такой: если оружие, поставляемое Баташовым и Дзагоевым, предназначалось, в частности, палестинским террористическим группировкам, откровенно ненавидящим Израиль, то как Баташов и Дзагоев решились довериться вам, гражданину Израиля? Ответы на подобные вопросы, согласитесь, всегда лучше иметь в кармане заранее…

– Бот и Глен знали, что я еврей, но им нужен был в Израиле свой человек, которому они доверяли бы полностью. Их не насторожило даже то, что я бывший работник российских правоохранительных органов. Хоть к таким, как я, у них традиционная профессиональная неприязнь, они понимали: если я оставил работу в российской милиции и приехал сюда начинать жизнь с нуля, значит, у меня имелись на то серьёзные причины. Как пример – разногласия с моими бывшими сослуживцами и, может быть, даже с законом. Кроме того, у них, несомненно, была возможность сто раз проверить по своим каналам, что я не вру. И они это, как я убедился, сделали. Их удовлетворило, что я оставил работу в милиции, или, как сегодня её называют, в полиции, но не как сотрудник, не прошедший переаттестацию, а в связи с отъездом на историческую родину. К тому же их растрогала моя старая татуировка на плече…

– Какая татуировка?

– «ВДВ». Я служил срочную службу в Воздушно-десантных войсках, а в их подручных состоит сегодня один из моих бывших однополчан, которому они доверяют абсолютно…

– Говорите, что он состоит и сегодня?

– Простите, ошибся: состоял раньше. Всё никак не могу привыкнуть к мысли, что почти всех их подручных наши российские коллеги уже арестовали.

– Хорошо, продолжайте.

– Свою работу у них я начал простым курьером, поначалу перевозившим через границу небольшие партии наркотиков, оружия и денег. Как я понял, это была длительная и доскональная проверка. Проколов у меня ни разу не было, поэтому со временем меня подключили к более серьёзным вещам – договорам, организации безопасного трафика, к поиску нужных людей и рядовых исполнителей.

– О каких количествах наркотиков и оружия идёт речь? И о каких типах вооружения? Ясное дело, что здесь уже давно существует профессионально организованный траффик…

– Мне не хотелось бы сейчас отвечать на эти вопросы, потому что цепочки до конца не раскрыты, и существуют люди, на которых мы ведём охоту, но о которых пока мало сведений. Если с наркотиками всё более или менее понятно, то с оружием намного сложней. Тут уровень секретности выше. Вы же отлично понимаете, что по типу вооружения можно спокойно выйти на изготовителя или склады, тем самым подставив всю цепочку и наших людей, работающих в них под прикрытием. Ограничимся лишь информацией о том, что каждый раз разговор шёл о достаточно больших партиях… Так вот, на самой последней стадии нашей операции, когда было решено взять всю верхушку, Глен, словно почувствовав надвигающуюся опасность, исчез, и никто не знал, где он. Исходя из оперативной обстановки, наше начальство решило, что медлить дальше нельзя: брать организаторов, так или иначе, нужно сейчас и не откладывать. В первую очередь Бота, как главного идеолога сети. Его подручный Глен без него долго не продержится, обязательно где-то проколется. Наркотрафик был уже практически полностью под нашим контролем, а следом за наркотиками непременно потянется оружие…

– Это понятно, предыстория событий нам хорошо известна. Расскажите, пожалуйста, непосредственно о том, что происходило во время операции по захвату Бота и что случилось потом.

– Через подставных лиц Боту сообщили, что с ним хочет встретиться один из лидеров палестинской террористической организации, печально известной во всем мире. Сомнений в желании приобрести оружие и серьёзности его намерений при финансовой поддержке и гарантиях иранских спонсоров у Бота не возникало. Но встреча могла произойти только на территории Израиля. Не секрет, что израильские спецслужбы держат под колпаком этого махрового террориста, так что выехать за пределы страны ему просто не удалось бы. Или, если удалось бы, то вернуться назад уже вряд ли получилось бы. С другой стороны, до Бота довели информацию о том, что спецслужбы можно обвести вокруг пальца, если этот супертеррорист отважится появиться в центре Тель-Авива, где у него есть сообщники, которые обеспечили бы ему безопасность. Просто такого от него никто не ожидал бы. Короче говоря, основным условием заключения сделки он поставил прибытие в Израиль самого Бота. А я… я к тому времени уже стал если не правой его рукой, то, по крайней мере, одним из близких и доверенных друзей. Почти как Глен… Дайте мне стакан воды!

– Тебе плохо, Даниэль? Может, прекратить съёмку? – это вмешивается кто-то из врачей. – Ну, хотя бы на пару часов, пока отдохнёшь и приведёшь себя в порядок?

– Не надо. Жалко время терять… Так вот. Когда мы приехали на встречу в Тель-Авив, Бот, как мне показалось, сразу что-то заподозрил. Он потому и продержался на рынке наркотиков и оружия достаточно длительное время, что имел какое-то неимоверное звериное чутьё на опасность. Так вот, он потребовал, чтобы за полчаса до назначенного времени я перезвонил клиенту и поменял место встречи, пригрозив в противном случае сорвать сделку и отбыть восвояси. Однако мы уже были в ловушке и окружены, тем не менее просто подойти и арестовать Бота не представлялось возможным. Никаких прямых улик против него всё ещё не было. Всё-таки он иностранный гражданин. Требовался нестандартный ход. Может быть, даже спровоцировать его на какой-то поступок, который даст повод к задержанию. Тем более находились мы в тот момент в достаточно безопасном месте, в районе трущоб около старой тель-авивской автостанции, а новое место встречи он перенёс в район Дизенгоф-центра, где всегда многолюдно, а значит, захват осложнялся тем, что мог привести к случайным жертвам из числа посетителей центра.

– Теперь понятно, почему вы ни с того ни с сего закричали Боту, что окружены и вас предали…

– Да, я самостоятельно решил спровоцировать его на действие, и это удалось. Бот запаниковал, начал стрелять и, кажется, попал в кого-то из нелегалов, которые обитают в районе старой автостанции. А потом выскочил на дорогу, остановил какую-то машину, вышвырнул водителя из-за руля и укатил. Я и другие, кто был с ним, просто замерли на месте.

– Всё верно, Даниэль, так и было. Рассказывайте дальше.

– Как мне стало потом известно, в ходе погони он был ранен, не справился с управлением и вылетел с моста на дорожной развязке. Бригада «скорой помощи» констатировала его смерть, а дальше… а дальше мне поступило предложение участвовать в этом необычном эксперименте.

– Расскажите, Даниэль, подробней непосредственно об эксперименте. Теперь то, что мы снимаем на камеру, можно будет предъявить в качестве ваших свидетельских показаний на закрытом судебном заседании. Вы же понимаете, что из оперативных соображений присутствовать непосредственно в зале вам не удастся. Вас просто пока не существует. Спустя какое-то время вы, если пожелаете, сможете продолжить службу, но уже, естественно, с новым именем. А после пластической операции, вы вообще станете совершенно другим человеком. Если, конечно, захотите… Продолжайте, пожалуйста.

– Нашим руководством было предложено следующее. Меня введут в состояние глубокого транса, то есть почти клинической смерти, и сознание… ну, или то, что мы привыкли называть душой, покинет моё тело и устремится туда, где находятся души всех умерших. Более строгое научное определение – в «иное измерение». Хотя и это определение, наверное, никакое не научное. Так мне объяснили, по крайней мере… Я обязан буду встретиться с душой Бота и постараться выяснить у него некоторые вопросы, на которые мы так и не получили ответы. В частности, где мог в Тель-Авиве укрыться Глен. Ведь Бот это наверняка знает. Опасаться ему теперь некого, ибо душа бессмертна, и никто ему никакого вреда причинить отныне не сможет… А спустя некоторое время врачи выведут меня из состояния транса, то есть вернут душу в бренное тело, и я, побывав на том свете, вернусь на этот свет с ценной информацией. Повторяю, так я понял со слов моего начальства и врачей. Могу в терминах и ошибаться… Тем более времени у нас почти не было, а наши специалисты уверили меня, что метод уже опробован и достаточно безопасен, хоть до последнего времени и не предавался широкой огласке в СМИ…

– Как видите, вы вернулись в полном порядке. Результат превзошёл ожидания. Руководство благодарит вас за всё, что вы сделали, и приняло решение, наконец, открыто заявить об этом в печати и на телевидении… У вас есть какие-то претензии или пожелания?

– Нет. Хочу поскорее вернуться в своё привычное состояние…»

У меня снова разболелась левая рука. Несколько лет назад я попал в автомобильную аварию, и левую мою руку размолотило в лепёшку. Пришлось выдержать четыре операции, пока врачи наконец слепили какое-то её подобие из крошева и осколков костей и научили этим подобием пользоваться. Сейчас уже ничего не напоминает о прошлом, лишь шрамы от плеча до кисти. Да ещё тупые ноющие боли, чаще к перемене погоды. Говорят, с годами это будет усиливаться, но пока терпимо.

Надо попросить медсестру принести таблетку обезболивающего. Однако голос восстановился ещё не до конца, в горле что-то хрипит. И слабость. Видно, этот дурацкий переход от жизни к смерти и наоборот не такая уж приятная и лёгкая процедура, как мне обещали.

Закрываю глаза, и снова погружаюсь в свой сон. Там мне хорошо, и… ничего не болит.

Первых мгновений не помню. Наверное, прошло какое-то время, потому что сразу после больничной палаты, в которой меня обвешали непонятными приборами, облепили со всех сторон датчиками и капельницами, я оказываюсь в сером обволакивающем тумане, и он повсюду: под ногами, над головой, – а я плыву в нём совершенно свободно, словно рыбка в океане. В голове крутится вычитанная из бульварных книжонок банальная картинка: в такой экстраординарный момент человек как бы проносится по туннелю, в конце которого его встречает необычный свет. И ни о чём сейчас не могу думать, кроме бесконечного пережёвывания этого завязшего в зубах стереотипа, уже заложенного в сознании и выбранного в начале путешествия… Путешествия – куда? Я это назвал для себя – «на тот свет». Трансфер на тот свет, не иначе.

Лечу в этом тумане и неожиданно начинаю понимать: чтобы окончательно не сойти с ума (хотя… куда же дальше?), необходимо на что-то опереться взглядом. Может, в действительности ничего этого не существует, но воображение послушно рождает туннель с далёким светящимся выходом – и я уже в нём…

Мне пока не страшно, хотя перед началом процедуры было несколько тревожно. Врачи меня успокаивали и твердили, что всё закончится хорошо. Методика возвращения с «того света» разработана детально и уже опробована, и всё это очень похоже на обычную операцию, когда пациенту вводят наркоз, а потом стандартными способами выводят из него. По завершении всегда бывают слабость и неприятные ощущения.

Но одно случайно оброненное слово «смерть», пускай клиническая и невзаправдашняя, чёрной колючкой сразу впилось в мою память и не даёт покоя. Разработавший уникальный метод профессор Гольдберг, наше медицинское светило и главный авторитет в таких вопросах, дважды приходил беседовать со мной. Смерть, убеждал он, вовсе не окончательное исчезновение человека и его личности, а всего лишь переход из одной формы существования разума в другую. Разум, то есть наша душа, и в самом деле бессмертная субстанция. Наши праотцы знали об этом и пытались передать потомкам не столько само знание, сколько уверенность в том, что по-настоящему смерти нет, а значит, нет и причин для печали. Однако мы настолько привыкли к своей сегодняшней оболочке и не хотим расставаться с ней, не доверяя религиозным авторитетам, утверждавшим, что наша земная жизнь – только одна из форм существования бессмертного разума. Заступая за незримую грань, мы погружаемся в неизвестность, откуда возврата нет. Оттого она и становится для нас источником переживаний и страданий. Неизбежность и невозможность перекроить свою судьбу страшит нас. Не существует на свете, наверное, более жгучего желания, чем заглянуть за грань жизни и смерти и тотчас вернуться, чтобы рассказать живущим, что там. Да и никто и никогда до конца нам не поверит. Я и сам не поверил бы… Замкнутый круг.

– И вам действительно удалось это сделать? – спрашивал я профессора Гольдберга. – Вам удалось вернуть назад душу, то есть сознание, в бренное человеческое тело?

Профессор глядел на меня мудрым и печальным взглядом библейского Соломона и кивал головой:

– Да, но при соблюдении некоторых условий.

– Каких?

– Тело, которое покидает душа, должно быть, выражаясь современным языком, полностью работоспособным. Все его органы должны быть здоровыми. Душа не сможет существовать в теле человека, погибшего в огне или утонувшего, разбившегося в автокатастрофе или с пулями, попавшими в жизненно важные органы. Сюда же можно отнести рак и другие смертельные заболевания. Сами представьте, душа покидает тело, а вернуться ей уже некуда.

– Иными словами…

– Иными словами, если я искусственно введу человека в глубокий транс, то есть в то, что вы по незнанию называете клинической смертью, то смогу его потом, как бы вы опять сказали, «воскресить»…

Почему-то я безоговорочно поверил словам Гольдберга и согласился на рискованный эксперимент. Наверное, вся моя предыдущая жизнь была подготовкой к этому безумному и одновременно логичному для меня шагу. Столько раз я ходил по грани между жизнью и смертью, отчаянно веря в фортуну, и она меня не подводила.

Сколько себя помню, я всегда был ментом и любил свою работу. Она стала моим призванием, как бы это вычурно и неправдоподобно не звучало. Погони, перестрелки, поиски прячущихся от правосудия бандитов – всё это было моё. Именно призвание, а не просто работа. И я думал, такое продлится вечно, до глубокой старости. Что ждет меня потом?.. Нет, так далеко я не заглядывал. Да и не всё ли равно? Просто поводов для подобных размышлений никогда не возникало. А уж времени… времени не было тем более.

Но судьба распорядилась иначе. Когда я оказался в Израиле, вдруг выяснилось, что здешних бандитов успешно ловят и без меня. Всё, что я теперь мог, это поглядывать со стороны за тем, как кто-то другой прекрасно справляется с этим делом, и молча завидовать. Попытки устроиться в израильскую полицию всегда заканчивались провалом. Формальный повод – плохое знание иврита.

Но всё же меня не оставили без внимания. Не такие уж дураки руководили здешней полицией, чтобы не понимать, насколько глупо разбрасываться опытными кадрами, прошедшими неплохую школу российской милиции. Так я и стал поначалу нештатным сотрудником, а со временем дорос до агента под прикрытием. Правда, уже находясь в штате полиции.

А теперь? Теперь начиналось что-то новое, к чему я был готов и одновременно не готов. Мудрые слова и философские рассуждения уходили куда-то в сторону, и я один на один оставался с этой вселенской неизвестностью.

2

…По-прежнему лечу в сером тумане и пробую представить себе туннель, якобы посещаемый людьми, пережившими клиническую смерть. Грешным делом я успел всё-таки полистать кое-какие книжки. Может быть, сделал это напрасно, и не нужно было этого делать, но… не удержался.

И тут же, словно по мановению волшебной палочки, туман бесшумно сворачивается в громадную воронку, которая всасывает меня. Но мне всё ещё не страшно, а только любопытно: что будет там, куда меня, как пушинку, увлекает этот беззвучный ласковый вихрь? И тот ли это рождённый чужой фантазией туннель, заканчивающийся светом?

Лечу, и какие-то полупрозрачные пенные струи обтекают меня, слегка шевелят волосы и края распахнувшейся рубахи, но я с любопытством поглядываю вперёд. Постепенно серо-молочная даль расступается, и я даже не замечаю, как в какой-то непредсказуемый момент оказываюсь на бесконечном зелёном поле. Вокруг какие-то люди, много людей, но они не обращают на меня никакого внимания. Одни проходят мимо, едва не задевая меня своими одеждами, другие сворачивают в сторону ещё за несколько шагов.

Странно это и необычно. Впрочем, что может быть обычного в этом месте? Здесь всё изначально странно.

В голове никаких мыслей – ни плохих, ни хороших. Наоборот, хочется спокойно лечь на траву, раскинуть руки и лежать, закрыв глаза и слушая тишину… Хотя тут даже звуков почти нет, лишь лёгкий шелест невидимого ветра и шуршание шагов проходящих мимо людей.

Стоп! Тру глаза и вдруг вспоминаю: профессор Гольдберг предупреждал, что отправляет меня в этот мир максимум на два-три часа, а потом, хочу я того или нет, выведет из состояния транса. Если задержусь здесь, то в моём бедном теле могут начаться необратимые физиологические изменения, как при настоящей клинической смерти, и мне просто не во что будет возвращаться! Раньше путешествие удавалось растянуть всего на несколько минут, а теперь у него есть новые, продвинутые методики. Возможно, скоро получится растянуть пребывание здесь до суток, а то и больше, и он непременно доберётся до такой возможности, но сейчас рисковать пока не стоит.

Нужно срочно искать Бота да ещё придумывать, как у него узнать, где прячется Глен. Может, удастся краем дополнительно зацепить какую-нибудь информацию о неизвестных нам поставщиках и получателях последних партий оружия. Там, в той жизни, вытащить подобное из Бота было невозможно даже под пыткой. Наркотики, по сути дела, служили ему только прикрытием, и о них можно было худо-бедно что-то услышать от него, а вот про оружие он всегда молчал. Даже ему, хозяину положения, распускать язык про это не очень-то хотелось. Здесь же, когда все концы обрублены, может, он и разговорится.

Но как его найти?

Медленно бреду среди безмолвных людей и вглядываюсь в лица.

– Куда ты направляешься? – голос за спиной.

Оборачиваюсь: передо мной совершенно белый человек. Не седой старец в белых одеждах, каковым часто рисуют Всевышнего на библейских картинках в популярных книжках, а именно белый человек. Людей с такой белой кожей встречать прежде мне просто не доводилось.

– Я ищу своего друга, который совсем недавно… – почему-то запинаюсь.

– Умер – ты хотел сказать? – лицо белого человека похоже на неподвижную маску, но мне кажется, что он слегка улыбается. – Не бойся этого слова. Это там, – он машет рукой куда-то в сторону, – люди считают, что смерть – финал существования, потеря всего, что было для них важным и жизненно необходимым. Здесь очень быстро начинаешь понимать, что на самом деле это только очередная ступенька, на которую все мы поднимаемся, чтобы перейти на новый уровень существования. У каждого он свой, как и дороги, ведущие к главной цели…

– И что же это за цель? – невольно вырывается у меня. Всё это я уже слышал от профессора Гольдберга, а вот про цель мне пока никто не рассказывал.

– Цель тебе никто не укажет, потому что это великая тайна. Но даже эта тайна у каждого своя… Пойдём, отведу тебя к твоему другу.

– Ты знаешь, кто мой друг?

Белый человек не отвечает, лишь аккуратно огибает меня и идёт вперёд, не оглядываясь. Минуту раздумываю над сказанным, потом следую за ним.

Кто он? Я так и не поинтересовался, а сейчас хочу догнать и спросить, но почему-то у меня не получается.

– Скажи, – кричу ему в спину, – про какую тайну ты всё-таки говоришь? И почему у каждого она своя?

Не оборачиваясь, человек отвечает:

– Всех нас, по сути дела, волнует всего один вопрос во всех жизнях, что отпущены каждому от начала времён до их завершения: выполнил ли я своё предназначение или нет? Кто, кроме тебя самого, отыщет ответ на этот вопрос? И ведь самое обидное и неприятное – ошибиться. Поэтому мы подспудно переносим ответ на свою следующую жизнь… В этом, наверное, и есть тайна. Ты и сам поймёшь это рано или поздно.

– Но я могу уже сейчас ответить, по крайней мере, за себя, – вздыхаю облегчённо. – Как же мне не знать о своём предназначении?

– Не торопись. Ты даже сотой части самого себя не знаешь. Поверь, сложней всего – давать ответы на вопросы, которые кажутся очевидными. Каждая истина имеет несколько уровней постижения, и кто знает, какой из них самый глубинный? Не торопись с ответами… А сейчас посмотри вперёд, там твой друг. Всё, прощай…

Больше моего попутчика, моего неожиданного Вергилия, рядом со мной нет.

Всё это выглядит очень странно, хоть и кажется чем-то давным-давно известным и пройденным. А может, просто воображение услужливо преподносит картины, которые я столько времени пытаюсь выстраивать в своём сознании, а потом, перешагнув черту, пробую, наконец, увидеть собственными глазами? А может, просто в какой-то момент всё неожиданно начинает наслаиваться друг на друга: давнишние восторги и переживания, полустёртые образы и неясные воспоминания, детские страхи и сновидения?..

Прохожу ещё несколько шагов и смотрю туда, куда указал мой собеседник.

Впереди небольшая группа мужчин. О чём они переговариваются между собой, не разобрать, но Бота я замечаю сразу. Это всё тот же нервный и стремительный человек, который в любой компании всегда становится лидером, но… сегодня в нём что-то переменилось. Это заметно даже издалека.

Впрочем, что тут удивляться? Здесь всё иначе… С другой стороны, откуда мне знать, каков этот мир, если я оказался тут всего несколько минут назад? Рай или ад? Ни на то и ни на другое не похоже. Впрочем, как мне быть уверенным здесь в чём-то, если и в своём мире не очень-то?!

– Бот, – зову его, и он сразу оборачивается.

– А, Даник, и ты уже прибыл, – без интереса говорит он. – Тебя, значит, тоже…

Подхожу к нему и протягиваю руку, но он её не пожимает, только отворачивается и недовольно цедит сквозь зубы:

– Как думаешь, кто нас с тобой сдал?

– Какая теперь разница? – развожу руками. – Что изменится, если ты узнаешь?

– И то правда… – Бот отворачивается и присаживается на корточки, потом осторожно трогает пальцем белый одуванчиковый шар и с интересом провожает взглядом разлетающиеся пушинки. – Жаль, что не смогу добраться до этого гада…

Мне становится немного неловко, потому что речь идёт как раз обо мне, но что он теперь может сделать? Хорошо бы, конечно, выложить ему в глаза всю правду, ведь друзьями мы с ним так и не стали, хоть и провели вместе много времени. Да и не мог я ему стать другом! Не хочу сказать, что я такой правильный и справедливый, но его оружейный бизнес строился на крови, в том числе и на крови моих соотечественников-израильтян, поэтому ничего, кроме ненависти, испытывать к нему я изначально не мог. Но должен был терпеть и улыбаться, чтобы со временем вывести на чистую воду, разрушить его прибыльную концессию, перекрыть канал поставки оружия одуревшим от безнаказанности и лютой злобы к иноверцам исламским фанатикам. И сделать это я должен был даже не по долгу службы, а по совести. Так что никакой он мне не друг, и даже его смерть ничего не изменила: это по-прежнему враг, и притом из тех, которые никогда не смогли бы заслужить прощение.

Конечно, не один Бот занимался таким подлым ремеслом. Наверняка были и есть до сих пор негодяи крупнее его. Если потребуется втереться в доверие ещё к кому-то из этой омерзительной братии, чтобы препроводить пару-тройку душегубов сюда, на это бескрайнее зелёное поле, усеянное одуванчиками, я снова буду готов к подобной неприятной миссии. Как бы мне ни было противно или тяжело. Это не жестокость, это необходимость и милосердие к тем, кто становится их мишенью.

– Думаю, наш друг Глен сумеет найти того человека, – присаживаюсь рядом с Ботом и тоже касаюсь одуванчика. – Это кто-то из твоего окружения… А может, сам Глен тебя и сдал?

Бот недоверчиво глядит на меня и отрицательно качает головой:

– Зачем ему меня сдавать? Он человек жадный, но не подлец. У него и так денег куры не клюют. Всё его в нашем бизнесе устраивало. Он ведь был, по сути дела, обыкновенным туповатым боевиком, которого я приблизил к себе только потому, что он хорошо выполнял приказы и стрелял, не раздумывая. Я сочинял комбинации, и Глен выполнял от и до всё, что требовалось. А без меня ему придётся самому мозгами шевелить. Оно ему надо? Так что не в его интересах от меня избавляться. Даже наоборот…

Ниточка, за которую я так удачно потянул, вот-вот готова оборваться.

– Почему же он тогда не пришёл тебе на помощь?

– Самому подставляться? – Бот с сожалением смотрит на меня. – Он туповатый, но далеко не дурак. Да и в Израиле ему есть где отсидеться, пока пена сойдёт.

– Неужели?! Вот не знал!

Сердечко у меня начинает биться от радости, и Бот это сразу чувствует:

– Между прочим, я на тебя в обиде. В Израиль-то я согласился приехать только потому, что понадеялся на тебя, Даник. Ты клялся, что знаешь там все входы-выходы, – он пристально разглядывает меня и криво ухмыляется. – Да не бойся, не подозреваю я тебя в измене, потому что прекрасно знаю, на что ты способен. Ну, кто ты в этом хвалёном Израиле? Никто и звать тебя никак! Это в России ты был ментом и что-то весил, а в Израиле… А вот с Гленом другое дело. Хоть он в Израиле и не местный, но у него даже там есть родственники. И притом хорошо упакованные родственники…

– Первый раз слышу! – теперь уже удивляюсь совершенно искренне. – Он что, еврей?

– Черкес. Он давно уже мне рассказывал, что у него дальний родственник по отцовской линии живёт в городе Яффо и много лет держит маленький рыбный ресторан прямо на набережной. Мы с ним в этом шалмане даже ужинали.

– Почему я об этом ничего не знал?

– Ты же нам тогда заявил, что, пока выдалась свободная минутка, должен непременно навестить матушку в Беер-Шеве, и уехал к ней, а мы с Ботом, коли уж нарисовался свободный вечерок, наведались к его дядюшке и погуляли от души…

Теперь все становилось ясно. И то, что Глен не стал палить в белый свет, как в копеечку. И то, что не ломанулся следом за Ботом ловить машину, так как у него был запасной вариант с укрытием, где можно спокойно пересидеть несколько дней, не высовываясь на улицу. И то, что его потом не смогли нигде найти, а ведь тогда моментально перекрыли всё, что можно, и даже его портрет уже через час был на руках у всех полицейских большого Тель-Авива. Короче, парень подстраховался, и Бот, может быть, рассчитывал на его помощь, но… не срослось. Или Глен не захотел выручать хозяина, спасая собственную шкуру. Зачем ему подставляться?