355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Альтмарк » Чудак на холме » Текст книги (страница 4)
Чудак на холме
  • Текст добавлен: 10 марта 2021, 17:30

Текст книги "Чудак на холме"


Автор книги: Лев Альтмарк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Поехали посмотрим? – предлагаю Лёхе. – Вдруг какие-то сюрпризы именно там для нас и остались.

Вилла Тавризи сейчас опечатана, а окна прикрыты глухими ставнями. Выжившие после перестрелки члены семьи хозяина перебрались отсюда в другое, более безопасное место, и теперь здесь оставался только охранник, нанятый в частной компании. Поставить своего человека они уже не решились.

– Скажи-ка, приятель, – интересуется у него Лёха, – за это время тут никто не появлялся? Никто ни о чём не спрашивал?

Охранник внимательно изучает его удостоверение и неохотно отвечает:

– В мою смену всё тихо. Да вы сами проверьте: камеры слежения никто не отключал.

Мы сразу же глядим на угловую камеру, направленную вниз. Всё по-прежнему.

– Проверим, – обещает Лёха и неторопливо отправляется через дорогу к месту, не попавшему в сектор наблюдения.

Внимательно осматриваем асфальт и даже заглядываем в мусорный бак, стоящий неподалеку, но ничего интересного не обнаруживаем. Более того, всё здесь чисто подметено, а бак заблаговременно опустошён. Всё-таки квартал небедный, и городские службы тут работают исправно.

– Пошли в гости к соседям, – указываю пальцем на двухэтажный дом, рядом с которым мы стоим.

– Их же сразу после происшествия опрашивали. В протоколах всё отражено. Ничего интересного.

Внимательно окидываю взглядом оба этажа и недоверчиво качаю головой:

– Не сомневаюсь, что те, кто опрашивал, делали это добросовестно. Но, сам прикинь, какие вопросы они людям задавали?

– Ну, что они видели и кого заприметили. А о чём ещё спрашивать?

– В том-то и дело, что их спрашивали о том, что они видели на самой вилле Тавризи и рядом с ней. И едва ли кого-то интересовало, находился ли во время перестрелки кто-то посторонний рядом с их домом. А ведь здесь, на слепом пятачке, как раз и мог дожидаться результатов пальбы пресловутый дублёр Розенталя с татуировкой скорпиона на руке. Больше ему стоять негде.

Ни слова не говоря, Штрудель толкает калитку и идёт к дому. Но постучать он не успевает, потому что дверь распахивается и навстречу выбегает крашеная блондинка преклонных лет в мятой майке и пёстрых широких штанах.

– Сколько можно, господа, беспокоить людей?! – сразу включает она свою хриплую, прокуренную сирену на полную катушку. – Мало нам войны, которую устроили на днях бандиты у виллы нашего соседа Тавризи, так ещё теперь полицейские морочат голову! Вам же сказали, что мы ничего не видели, потому что рано ложимся спать…

– И даже выстрелы вас не разбудили? – усмехается Лёха.

– Когда мы услышали выстрелы, то сразу упали на пол и не вставали до тех пор, пока всё не закончилось.

– Кто – мы?

– Я, муж и внучка.

– А окна вашей спальни куда выходят?

– Наши – во двор, а комната внучки на втором этаже.

– Могли бы мы с ней побеседовать?

– Нет! – женщина машет руками, словно отгоняет назойливых мух, и пытается захлопнуть дверь перед нашим носом, однако Штрудель успевает придержать её ногой. – Девочке всего двенадцать лет, поэтому при допросе должен присутствовать её школьный учитель… А у вас есть ордер на допрос, кстати?

– Ордера нет, – честно признаётся Лёха, – да мы и не с допросом пришли, а просто хотели задать пару вопросов. При разговоре достаточно только вашего присутствия.

– Что вам может сказать двенадцатилетняя девочка?

– Это же не для протокола, – Лёха корчит печальную физиономию, хотя его румяное широкое лицо вовсе не предназначено для такой мимики. – Понимаете, уважаемая, погибло столько людей, и вовсе не обязательно, что среди них были только бандиты и уголовники. Там были и молодые красивые парни, которым бы жить да жить. Вот представьте, если бы среди них был ваш сын…

– У меня нет сыновей! – скрипит тётка, но дверь на себя больше не тянет. – У меня только дочь… А если бы у меня был сын, он бы ни за что не попал в такую мерзкую компанию!.. Ладно, проходите, раз пришли. Но условие – всего пару вопросов девочке, не больше. А то будем жаловаться на ваш произвол начальнику полиции. Мой муж с ним знаком…

Мы проходим в салон, и хозяйка настоятельно требует, чтобы мы, раз уж напросились в гости, выпили по чашке кофе. Таков израильский ритуал посещения гостей, и отказываться от его неукоснительного соблюдения не принято.

Пока она готовит кофе и зовёт внучку, Лёха вопросительно разглядывает меня и просит:

– Разговаривай с девочкой лучше ты, потому что эта старая мегера будет фильтровать каждое слово и мозги выносить своими комментариями. У меня терпения не хватит с ней препираться.

Девочка оказывается рослой, рано созревшей особой, каковые нередко проходят по полицейским сводкам в разделах происшествий с изнасилованиями. Быстро оценив нас взглядом как людей ни на что для неё не годных, она выпускает изо рта пузырь жвачки и молча залезает с ногами на диван.

– Меня зовут Шуламит, – не дожидаясь вопросов, сообщает она и громко чмокает лопнувшим пузырём, – перестрелку я наблюдала из окна и всё уже рассказала полицейскому, который к нам приходил.

– Откуда ты знаешь, что мы хотим у тебя спросить? – улыбаюсь невольно.

– А что, вы пришли узнать, какие у меня оценки по математике?

Похоже, что этой двенадцатилетней девице палец в рот не клади, она даст фору многим из тех, кто старше её вдвое.

– Мы знаем, что произошло, – решаю разговаривать с ней, не сюсюкая, как с взрослым человеком. – Хочу лишь спросить: тебе ничего странным на улице не показалось?

– А что там могло быть странного? Драться эти бандиты не умеют, наши ребята в школе и то круче…

– Но у вас в школе убийств, слава богу, не случается, а здесь столько жертв.

– Если б они умели драться и не трусили…

– Почему ты решила, что они трусили?

– Да потому что их всё время один дядька подгонял и ругался на них в полный голос. Если б не он, они бы даже стрелять не начали.

– О каком дядьке ты говоришь? О том, который первым побежал к дому и сам начал стрелять?

Девица расплывается в улыбке от моей непонятливости и снова выпускает пузырь жвачки:

– Он стоял почти под самыми нашими окнами и орал отсюда.

– И что он орал?

– Сперва пугал, что выгонит всех к чертям собачьим на улицу… – девице явно льстит внимание взрослых. – А разве они уже были не на улице? Потом стал кричать, что если они будут и дальше медлить, то в спину последнему он выпустит пулю…

Мы с Лёхой переглядываемся, и Лёха вкрадчиво спрашивает:

– Ты рассказывала об этом полицейскому, который приходил до нас?

– Он меня ни о чём таком не спрашивал. Ему бабушка вообще запретила со мной разговаривать.

– А как выглядел тот дядька? Ведь ты же его хорошо запомнила?

– Он стоял у самого нашего дома, но я же была на втором этаже, и видела его только сверху.

– Ну и какой он из себя? Низкий, высокий, светлые волосы или тёмные, во что был одет?

– Обычный, как все… Я его даже на телефон сняла. Хотите, покажу?

Лёха закатывает глаза и разводит руками, а у меня чашка с кофе чуть не опрокидывается на брюки.

Девица неторопливо лезет в задний карман джинсов, широким жестом извлекает телефон, и уже через минуту мы снова наблюдаем, как разворачивались события у виллы Тавризи. Изображение не очень хорошее, но всё-таки лучше, чем на камерах видеонаблюдения, правда, при каждом выстреле рука девицы вздрагивала, и картинка дёргалась. В какой-то момент камера вильнула, и изображение переместилось вниз, туда, где под деревом рядом с оградой действительно стоял человек, размахивающий руками и показывающий нападающим направление, откуда по ним велась стрельба из виллы. В самом конце человек неожиданно поднял голову и в упор посмотрел на окно, из которого снимала Шуламит. Изображение тотчас пропало. Видно, девица догадалась, что нужно спрятаться, пока её не заметили.

На всякий случай Лёха интересуется:

– Человек, который попал в кадр, не заметил, что ты его снимаешь, как думаешь?

Девица неуверенно пожимает плечами и прячет телефон обратно в карман.

– Ты вот что, милая, – распоряжаюсь я, – сбрось-ка эту съёмку на наш номер.

– Вот ещё! – хмыкает юное создание. – Я её уже в интернет выложила. Если хотите, можете там и посмотреть, только не забывайте лайки ставить. Сейчас адресочек скину…

Мы с Лёхой переглядываемся, и тот даже качает головой.

– Вы понимаете, – картинно насупив брови, вещает он бабушке, молча слушающей наш разговор, – что вы теперь в опасности? Лицо главаря бандитов попало в кадр съёмки, и ему не составит труда выяснить, откуда эта съёмка велась.

– Ну и что он нам может сделать? – вызывающе каркает молодящаяся старушка и тут же осекается, потому что только сейчас до неё доходит, насколько всё и в самом деле опасно.

– Полиция об этой съёмке наверняка ещё не знает, значит не сможет ничем помочь, если преступники явятся к вам.

– А для чего мы им нужны? Брать у нас нечего…

– Им ваши драгоценности и не требуются. Они заставят уничтожить выложенные в интернет файлы, как и запись в телефоне, – предполагает Лёха, – да и лишние свидетели им ни к чему.

– Нас могут убить?!

– Не думаю, но всё возможно. Кто знает, что у них в голове?

– Что же нам делать?!

– Во-первых, – Лёха снова смотрит на Шуламит и изображает самую грозную физиономию, на которую только способен, – ты всё-таки быстренько перешли мне эту съёмку, а после сотри её в телефоне и уничтожь файл в интернете. Прямо сейчас, на моих глазах. Забудь про лайки… И, во-вторых, – он глядит на струхнувшую бабушку, – вам необходимо на всякий случай куда-нибудь уехать на несколько дней, пока полиция найдёт и арестует оставшихся преступников. Иначе за вашу безопасность никто не даст и ломаного гроша.

– Так, быстро собираемся! – громогласно командует старуха, подхватываясь со своего кресла. – Шуламит, немедленно сделай всё, что они просят… Хаим! – кричит она своему супругу, которого мы так и не увидели. – Срочно закажи отель в Эйлате, мы уезжаем на неделю… Вы, господа полицейские, за это время справитесь? Пообещайте, что поймаете тех негодяев!

– Постараемся, – обещает Лёха и незаметно подмигивает мне.

Выйдя на улицу, мы внимательно осматриваемся, но никакой опасности пока нет.

– Давай подумаем, – прикидываю, – этот новый предводитель стоял примерно там, где сейчас стоим мы, и отсюда командовал парадом. Следов тут, естественно, никаких нет, а даже если бы и были, то их уже успешно затоптали бы.

– Ну, и что ты хочешь сказать? – Лёха печально поводит взглядом, но вокруг и в самом деле пусто, тем более, каждое утро уборщики довольно чисто выметают весь мусор не только с тротуара, но и с этих закрытых участков.

– Наш клиент наверняка пришёл сюда не пешком, а приехал на машине. Верно? Где-то он её должен был оставить. На съёмках этой бодрой девицы никаких машин нет. Значит, она стояла на соседней улочке неподалеку, чтобы при случае можно было сразу сделать ноги.

– Прочешем окрестности?

Гляжу на часы и вспоминаю, что мне ещё предстоит беседа с профессором Гольдбергом, и оттягивать её глупо. В любом случае, разговор для меня сейчас важнее, чем поиски его вероятных пациентов. С этим полиция и без меня прекрасно справится.

– Вызывай своих коллег из отдела, и занимайтесь этим сами, – хлопаю Лёху по плечу и выдаю фразу, которой напутствовал его в самом начале нашей милицейской дружбы, едва он явился ко мне зелёным практикантом: – Кто ищет, тот обрящет! А у меня своих дел выше крыши…

6

Вернувшись в управление, решительно отгребаю все бумаги на моём столе в сторону, с жалостью гляжу на заготовки отчёта о командировке, срочно затребованного Дрором, но который, по всей видимости, не скоро будет закончен, и сажусь размышлять. На освободившееся место кладу чистый лист и телефон, с которого сейчас позвоню профессору Гольдбергу.

Но пока попробую снова прикинуть, что ему от меня всё-таки потребовалось. Наши отношения всегда складывались по принципу «старший – младший», «умный – глупый», «экспериментатор – морская свинка». То есть, экспериментатором был он, продвигавший свои научные идеи, а я волей-неволей оказывался тем, на ком проводились опыты. Честно признаюсь, мне это было поначалу интересно, и я представлял себя в роли почти что Юрия Гагарина, прокладывающего путь в новое и неизвестное. Пока всё было в рамках закона, наши отношения оставались прекрасными, хоть мне не очень нравилось то, что моя жизнь всегда в чьих-то руках, и я ей во время эксперимента не хозяин. Затем, как я уже говорил, профессором Гольдбергом заинтересовались люди, не совсем чистые на руку, и дело стало принимать криминальный оборот. Однако он по-прежнему доверял лишь мне и заводить новую «морскую свинку» не хотел. По крайней мере, мне так казалось. А потом начались конфликты, ведь при всём моём желании заработать побольше денег, служение закону я считал однозначно выше. Как бы это высокопарно ни звучало.

В последнее время о профессоре я и в самом деле ничего не слышал, да он меня и не интересовал, потому что я полагал нашу совместную работу законченной. Не без моей помощи он попал в руки правосудия и получил свой небольшой тюремный срок.

Я не совсем наивный простачок и понимал, что после всех провалов и неприятностей Гольдберг вряд ли успокоится и оставит свои прибыльные эксперименты. А, может быть, он просто поменял «свинку» и какое-то время меня больше не беспокоил. Но, как видно, я ошибался.

Хоть, по большому счёту, мне совершенно не хочется продолжать с ним общение, да охота пуще неволи. Ну, и любопытство при этом. Даже не говорю о профессиональной ловле преступников, которые стоят за его спиной, – в этом я уже не сомневался.

Набираю, наконец, номер и жду. Но ожидание не затягивается. Профессор откликается сразу:

– О, привет, дорогой! Наконец-то ты отозвался…

– Был в командировке за границей, – отвечаю коротко, – а у вас, чувствую, дело, которое не обсудишь на ходу.

– Правильно чувствуешь! – хохочет Гольдберг. – Нам нужно вообще-то встретиться, чтобы обсудить всё без телефонов и глядя друг другу в глаза. Дело, поверь, того стоит.

Всегда поражаюсь нахальству некоторого сорта публики, которая сперва причинит тебе кучу неприятностей, а потом как ни в чём не бывало лезет с объятьями и поцелуями да ещё свято уверена, что ты не в состоянии отказать. Раньше я часто покупался на этот дешёвый трюк, но с некоторых пор решил, что хватит, и отныне не позволю себя использовать. Тем более, когда это относится к профессору Гольдбергу, от которого ничего, кроме неприятностей – личных и служебных – для меня не было.

С другой стороны, расследование, в которое я волей-неволей всё больше сегодня втягиваюсь, наверняка связано с его очередными, ещё неизвестными мне проделками, так что наша встреча мне необходима, наверное, даже больше, чем ему. Единственное, что я твёрдо решил про себя, это не поддаваться ни на какие его уговоры, однако отношения, по возможности, не портить и постараться вытянуть побольше информации, оставаясь при этом человеком независимым и свободным. Ну, если уж не совсем свободным, то хотя бы имеющим право принимать собственные решения… Идея фикс, конечно.

– Ну и как вы, профессор, представляете нашу встречу? Неужели считаете, что офицер полиции может просто так сорваться и полететь куда-то без того, чтобы не сообщить об этом своему начальству? – решаю немного покочевряжиться, чтобы всё выглядело естественней. – Ведь особой огласки, как я понимаю, вы традиционно не хотите?

– Она и тебе не нужна, дорогой Даниэль! Ты сам в этом скоро убедишься… А дело, повторяю, действительно стоящее и выгодное. Никто в накладе не останется. В твоих способностях и порядочности я уверен, потому и обращаюсь не к кому-то, а прямиком к тебе. Ты мне всегда был чем-то симпатичен. Ведь мы друзья?

– Если симпатичен, то ответьте для начала на пару вопросов.

– С удовольствием! Для тебя – всё, что пожелаешь!

Ходить вокруг да около, наверное, глупо, поэтому решаю дальше не тянуть время:

– Человек, вообразивший себя Столыпиным, ваш клиент?

– Ого, до тебя уже и это дошло! – Гольдберг довольно хмыкает. – Почему – вообразивший? Это и есть самый настоящий Столыпин. Никакого подвоха или гипнотического внушения тут нет… А что, он уже на чём-то нехорошем засветился? Быстро же парень освоился…

Вдаваться в подробности не хочу. Оставим их на потом. Пойдём дальше, пока профессор в хорошем настроении:

– А новая реинкарнация нашего израильского наркоторговца Розенталя – тоже ваша работа?

– Ну, от этих братцев я иного и не ожидал. Наверняка уже наскандалили… А что тебе ещё известно?

– А есть и ещё?

– Тебе не достаточно того, что ты уже узнал? Будешь хорошо себя вести и слушаться папочку, может, ещё что-нибудь расскажу, – чувствуется, Гольдберг просто лучится от счастья и играет со мной, как кошка с мышкой. – А если серьёзно, то сейчас нет времени на пустые разговоры. У меня к тебе совершенно серьёзное и выгодное предложение, поэтому мы и должны встретиться сегодня же. Срочно.

– Небось, опять какой-то криминал?

– Можешь не беспокоиться, наш любимый Израиль здесь не пострадает, а значит его суровое законодательство может по-прежнему спокойно дремать. Наши теперешние интересы – на другом континенте.

– И в другом времени? – пробую ущипнуть его.

– Почти, – вероятно, наш путаный разговор уже начал надоедать профессору Гольдбергу. – Короче. Дело, которое я тебе предлагаю, повторяю, выгодное и безопасное. Ничего противозаконного в нём нет. Нужно лишь твоё принципиальное согласие.

– А если моего согласия не будет? – всё ещё продолжаю торговаться, но уже понимаю, что непременно соглашусь. Хотя бы потому, что необходимо разобраться во всех нынешних подвигах профессора, тем более, в перестрелке на вилле Тавризи наверняка виновен его пациент, а значит и он имеет к этому криминальному инциденту самое непосредственное отношение. Да ещё неизвестно, сколько монстров он настрогал, и каких преступлений можно ожидать от этих новоявленных профессорских зомби.

Человек я, в принципе, не кровожадный и не мстительный, но усадить Гольдберга за решётку на срок вовсе не такой, какой ему уже был вынесен, мне почему-то хочется, аж руки чешутся. Думаю, что от этого всем станет спокойней.

– Уверяю, что ты, мой друг, – весело щебечет в трубку профессор, – не сможешь отказаться, едва услышишь условия.

– Это почему же?

– Ты любишь свою жену?

– Она-то здесь с какого боку? – спрашиваю, а сердце уже неприятно начинает щемить.

– Потому что она сейчас у меня в гостях. Разве ты после командировки ещё не был дома?

– Был.

– И ничего не заметил?

И в самом деле, когда я заскочил домой, то жены там не оказалось. На работе, решил я, и в этом ничего необычного нет. Я весь день в полиции, она – у себя на работе… Но с какой стати она оказалась в гостях у Гольдберга, да ещё днём? Она же его и знать не знает!

– В заложники взяли, чтобы я не смог отказаться? – потихоньку начинаю заводиться и уже прикидываю, как мне суметь связаться с полицейскими технарями, чтобы засекли, откуда профессор сейчас звонит.

– Ну зачем же в заложники? Я в детективы больше не играю – не моя это профессия… Я просто пригласил твою супругу выпить по чашечке кофе, а ты за ней приедешь, мы с тобой мило побеседуем, и ступайте себе с миром.

– Если хоть волосок с её головы упадёт…

– Ой, только не говори киношными штампами! Скучно такое слушать… Итак, твоё решение?

Мне ничего не остаётся, и я мрачно соглашаюсь:

– Где и когда?

– Через час на центральной площади у фонтана. Мой человек тебя встретит и проводит туда, куда надо.

– Договорились…

– Кстати, Дани, ты мне так тогда и не ответил: ты любишь «Битлз»?

– Какой, к чёрту, «Битлз»?!

– Если любишь, значит наше общение будет вдвойне интересным и приятным…

Теперь уже не знаю, что и думать. Мне всегда казалось, что я умею вести переговоры с любым человеком, и хоть на какие-то из заданных вопросов мне удаётся вытаскивать ответы. Теперь же выходило, что вопросов стало в сто раз больше, а ситуация нисколько не прояснилась. Плюс ещё жену в это болото втянул. Правда, втянул, сам того не желая, да только легче ли от этого?

Некоторое время неподвижно сижу за своим столом, но толку от этого сидения нет, поэтому скрепя сердце отправляюсь к майору Дрору. Если сейчас помчусь на встречу с профессором самостоятельно, то ещё неизвестно, каких глупостей натворю в запале. Злость не лучший помощник. А сбросить её и обдумать всё трезво и спокойно как-то не получается.

С другой стороны, пока не уверен, стоит ли докладывать Дрору о похищении жены. Если откроют официальное дело с её розыском, то меня сразу же отсекут от расследования как заинтересованное лицо, и этим займутся штатные следаки, которые просто будут тупо мне мешать. Ни о каких дальнейших контактах с Гольдбергом можно даже не мечтать, хотя и скрыть их не удастся, ведь я же всё равно не откажусь от них. Рано или поздно всё тайное становится явным.

Посмотрим по ситуации, а пока буду молчать, как партизан.

В кабинете моего начальника идёт какое-то совещание, и, дабы не гневить Дрора, лучше, конечно, дождаться окончания, но времени у меня в обрез. Меньше чем через час мне нужно встречаться с Гольдбергом.

– Я вас, лейтенант Штеглер, не приглашал! – недовольно бурчит Дрор. – Видите, что у меня совещание?

– На одну секунду выйдите, пожалуйста! – прошу его. – Дело безотлагательное. Можно сказать, вопрос жизни и смерти…

Дрор неторопливо встаёт, извиняется перед присутствующими и выходит в коридор следом за мной.

– Что у тебя? – шеф всегда недоволен, когда его отрывают от высоких административных игрищ. – Даю минуту…

Мне понадобилось меньше минуты, чтобы сообщить о начале нового общения с Гольдбергом, к тому же киевский инцидент и перестрелка у виллы Тавризи имеют к нему самое непосредственное отношение. Секрета никакого нет, и профессор открытым текстом подтвердил это в последнем телефонном разговоре.

– Выходит, он опять вышел на тропу войны? – Дрор даже сплёвывает в сердцах. – Я подозревал, что этим рано или поздно закончится, но чтобы так скоро… Вот битому неймётся!

Молчу и только жду, чтобы шеф прекрасно развил мысль самостоятельно, без моих подсказок.

– Что собираешься предпринимать? – ещё больше хмурился он.

– Встречусь с ним, другого варианта пока нет.

– Чем конкретно могу помочь?

– Достаточно, чтобы вы были в курсе. Ну, и при необходимости…

– Действуй, – Дрор хлопает меня по плечу. – Возникнут проблемы, сообщай немедленно.

– И ещё, – отчаянно машу рукой, – можно мне в помощники Штруделя?

– Кого?!

– Извиняюсь, Алекса.

– Ни в коем случае! У него своей работы полно. Разрешаю взять любого другого…

Но Лёха всё равно увязывается за мной. Не рассказать ему о своих проблемах я не мог, тем более, у него веская причина сопровождать меня: перестрелку, которая у него в разработке, инициировал пациент профессора, а значит Лёха имеет полное право участвовать в диалоге со скандальным учёным.

Веду машину я, и настроение у меня хуже некуда. Продираясь в плотном потоке автомобилей на дороге, мрачно размышляю о том, как поступлю с похитителями жены, едва она окажется в безопасности.

– Что тут долго размышлять, – словно догадываясь, о чём я думаю, говорит Штрудель, – встретимся с Гольдбергом, возьмём его под белы руки и силой выколотим, где укрывает твою супругу. Можешь поверить, я из него выбью. И не только это, а всё, что потребуется. Не такая уж он неприкасаемая фигура!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю