Текст книги "Чуда Гайдара"

Автор книги: Лев Кассиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Секрет этих чистых и мудрых слов лучше всего знал Аркадий Гайдар, писатель с сердцем воина, смотревший на жизнь как на боевой поход за справедливость.

Недаром в одной из его книг даже лермонтовское стихотворение (из Гете) «Горные вершины спят во тьме ночной» поется как солдатская песня. В повести «Судьба барабанщика» есть такое место:

«– Папа! – попросил как-то я. – Спой еще какую-нибудь солдатскую песню.

– Хорошо, – сказал он. – Положи весла.

Он зачерпнул пригоршней воды, выпил, вытер руки о колени и запел:

 
Горные вершины
Спят во тьме ночной.
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы,
Подожди немного —
Отдохнешь и ты.
 

– Папа! – сказал я, когда последний отзвук его голоса тихо замер над прекрасною рекой Истрой. – Это хорошая песня, но ведь это же не солдатская.

– Как – не солдатская? Ну вот: это горы. Сумерки. Идет отряд. Он устал, идти трудно. За плечами выкладка шестьдесят фунтов… винтовка, патроны. А на перевале белые. «Погодите, – говорит командир, – еще немного, дойдем, собьем… тогда и отдохнем. Кто до утра, а кто и навеки…» Как – не солдатская? Очень даже солдатская!»

Высокой романтикой беспрестанной борьбы за народное счастье, поэзией доблестного солдатского долга, который взяли на себя добровольно люди, строящие новый мир, оберегающие счастье и мирный труд народа, овеяны строгие, «походные» интонации, часто неожиданно проступающие в стиле Гайдара.

Помочь подрастающим мальчишкам и девчонкам увидеть место, которое они должны занять в нерасторжимом строю строителей коммунистического будущего, среди борцов за радостную человеческую жизнь, за великое, светлое спокойствие и мир во всем мире, – вот то «самое важное», про что с такой изумляющей, убедительной простотой умел говорить детям Гайдар.

К пониманию э того «самого важного» ведет Гайдар маленького читателя каждой своей строкой. Все у него – и речь героев, и авторские отступления, и пейзаж – подчинено мыслям о величии Советской страны, о ее могучей силе, все зовет оберегать ее счастье, отвоеванное в жестокой борьбе.

Не раз говорил ребятам Гайдар о том, что он считает самым важным на свете:

«Совсем рядом с ней проносились через площадь глазастые автомобили, тяжелые грузовики, гремящие трамваи, пыльные автобусы, но они не задевали и как будто бы берегли Натку, потому что она шла и думала о самом важном[2]2
  Курсив наш – Л.К.


[Закрыть].

А она думала о том, что вот и прошло детство и много дорог открыто.

Летчики летят высокими путями. Капитаны плывут синими морями. Плотники заколачивают крепкие гвозди, а у Сергея на ремне сбоку повис наган…

И она знала, что все на своих местах и она на своем месте тоже. От этого сразу же ей стало спокойно и радостно».

Это один из заключительных абзацев «Военной тайны». И почти такими же словами заканчивает Гайдар повесть «Тимур и его команда»:

«– Будь спокоен! – отряхиваясь от раздумья, сказала Тимуру Ольга. – Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же.

Тимур поднял голову. Ах, и тут, и тут не мог он ответить иначе, этот простой и милый мальчишка!

Он окинул взглядом товарищей, улыбнулся и сказал:

– Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны. Значит, и я спокоен тоже!»

Говорит ли Гайдар о производстве, о большом советском заводе, – и тут чудесная мальчишеская и революционная романтика слышится в его интонации:

«Что на этом заводе делают, мы не знаем. А если бы и знали, так не сказали бы никому, кроме одного – товарища Ворошилова».

Описывает ли он мальчишечью ссору, которая вот-вот кончится потасовкой, – и тут, посмотрите, с каким уважением относится он к этому немаловажному в ребячьей жизни событию:

«– …А на мельнице сидит пионер Пашка Букамашкин, и он меня драть хочет».

И тотчас мы узнаем, что Пашка Букамашкин хочет драть Саньку за дело, потому что тот проявил себя в отношении к девочке-политэмигрантке Берте позорно и недостойно советского парнишки. И вот как об этом говорит у Гайдара колхозный сторож, который, по его словам, видывал и жуликов и конокрадов ловил, но еще ни разу не встречал на своем участке фашиста:

«– …Подойди ко мне, Санька – грозный человек. Дай я на тебя хоть посмотрю. Да постой, постой, ты только слюни подбери и нос вытри. А то мне и так на тебя взглянуть страшно».

Тут чувствуется и настоящее внимание взрослого человека к происшествию, в котором так некрасиво показал себя провинившийся Санька, и дается жестокая оценка его поступку. А в то же время провинившийся высмеивается, и читателю ясно: не так уж все страшно.

Гайдар умел говорить с ребятами весело: лукавый, ласковый юмор согревает все книги, все рассказы его. И это также помогало писателю открыто, с большой задушевной прямотой рассказывать детям о плохом и хорошем, давать вещам и явлениям ясные оценки. В то же время там, где нужно, Гайдар ограничивался простыми, точными фразами, сказанными в упор, просто, со страстным, почти торжественным убеждением в своей правоте и неопровержимости.

Вспомните одну из первых фраз в «Чуке и Геке»: «А жили они с матерью в далеком огромном городе, лучше которого и нет на свете… И, конечно, этот город назывался Москва».

Просто, убежденно, гордо и непреложно. Так же, как у Маяковского:

 
Начинается земля,
как известно, от Кремля.
 

Помнится, что этот поэтический образ пугал некоторых блюстителей географических точностей. Но для поэта, как и для его маленьких читателей, не требовалось доказательств для того, чтобы утверждать высокую, непоколебимую истину: для нас центр земли – это Кремль!

Также не было сомнения у Гайдара и его читателей: конечно, огромный город, лучше которого нет на свете, – это Москва.

* * *

Я не случайно привел здесь для сличения строки Маяковского. Пытаясь постичь секрет чудодейственной поэзии Гайдара, решившего важнейшую воспитательную задачу, которая казалась многим до него в художественной литературе нерешимой, всегда видишь перед собой грандиозный по своей силе, правоте и удаче пример Маяковского. Величайший поэт нашей советской эпохи Маяковский, а за ним и Гайдар дали очень много для утверждения новых основ детской литературы. Люди эти не были равновеликими по своему значению для мировой литературы. Но оба были страстными революционными романтиками, в самом4 высоком смысле этого определения. Оба умели говорить с детьми о самом главном – о том, что составляет основы коммунистического воспитания. И при этом говорили они с детьми поэтично, серьезно, без умилительных скидок и трусливых умолчаний: они видели в маленьком читателе прежде всего человека завтрашнего дня, который будет уже днем коммунистической эры.

Внешне поэтика Гайдара как будто совсем не похожа на поэтический строй Маяковского: различны стиль, словарь, приемы работы. Но если внимательно вчитаться, замечаешь несомненную принципиальную общность, некое внутреннее родство в тех прямодушных и сурово-ласковых интонациях, которые звучат в обращении к маленькому читателю у этих двух таких не похожих друг на друга писателей.

Маяковский умел прямо и смело ставить перед детьми вопрос: «Что такое хорошо и что такое плохо». И от этого стихи его не становились сухими, назидательными прописями. Стихи, написанные по прямому педагогическому заданию, как будто и не скрывающие своей воспитательной цели, полны настоящего романтического пафоса. Каким образом достигается это?

Добро и зло, плохое и хорошее в своей сущности раскрыты Маяковским перед ребятами не как скучные правила благопристойности, а как человеческие качества, за которые станет отвечать будущий гражданин:

 
От вороны карапуз убежал, заохав.
Мальчик этот просто трус.
Это очень плохо.
Этот, хоть и сам с вершок, спорит с грозной птицей.
Храбрый мальчик, хорошо, в жизни пригодится.
 

Поэт иногда сводит в одном образе ясное для детей понятие физической мощи человека с силой его высокого духа, политического сознания: «Вот и вырастете истыми силачами-коммунистами».

Когда он говорит с ребятами на тему «кем быть» в жизни, он наполняет описание каждой профессии живым ощущением такой творческой радости, что все виды труда становятся необычайно заманчивыми, привлекательными. И вы верите вместе с детьми доктору, описанному Маяковским: «Поставьте этот градусник под мышку, детишки!». И ставят дети радостно градусник под мышки».

Это позволяет поэту с резкой прямотой говорить малышам и о дурных сторонах жизни. И когда Маяковский описывает буржуйскую семью, он говорит так, как вряд ли до него могли бы сказать в детской книжке: «Дрянь и Петя и родители: общий вид их отвратителен» («Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий»).

Каким же образом правила поведения, подчас прямое назидание, стали предметом подлинной поэзии и зазвучали в романтически приподнятых тонах?

Дело тут в том, что все это стало возможным лишь в наше время, когда жизнью стала править высокая социалистическая мораль, сама по себе глубоко романтическая.

Будничная буржуазная уставная мораль всегда входила в противоречие с высокими свободолюбивыми помыслами молодежи. Маяковский же и затем Гайдар заговорили с ребятами о новых правилах большой жизни… Это были не назойливые прописи житейской морали, не обывательский кодекс благоразумия, а пламенная революционная и поэтическая правда нового века. От имени ее и обращались к детям – сначала Маяковский, а за ним и Гайдар. Впервые в истории человечества простые, элементарные правила личного поведения, прививаемые детям, полностью совпадали с законами революционной дисциплины, с требованием общественной жизни – жизни советского человека, проникнутой революционной идеей и реальной мечтой о коммунизме, черты которого уже проступают в наши дни. Таким образом, насущное, повседневное стало по существу своему романтическим.

* * *

Раньше многих понял это Гайдар, «впередсмотрящий» советской литературы для детей. Взволнованно, от всего сердца рассказывал он молодым читателям о самом важном, о самом главном в жизни всего советского народа.

Именно об этом самом важном говорит Гайдар и в книге «Тимур и его команда», написанной в 1940 году (тогда же был написан и сценарий для одноименного фильма).

Как-то я встретил Гайдара и сразу почувствовал, что он весь, всеми творческими желаниями, интересами, вопросами, задаваемыми издалека и как бы невзначай, лукавыми добродушными намеками – весь он нацелен на какой-то новый и большой замысел. В те дни Тимур еще назывался Дунканом, и Гайдар, уже написав, видимо, немало страниц из задуманной книги, все еще похаживал вокруг своего героя, да приглядывался к нему, да примеривался, как бы вернее про него рассказать. Ему, как всякому художнику, наполненному до краев уже созревшим замыслом, хотелось поделиться с товарищами и в то же время что-то утаить до поры до времени.

– Новое пишу. Одну тут вещь. Смешно у меня там получается, – сказал неожиданно Гайдар во время разговора, который велся до этой минуты совсем на другую тему. – Там у меня это… понимаешь, так… – Гайдар, глядя поверх собеседника куда-то, в одному ему видимую даль, смущенно моргая большими светлыми глазами, покрутил пальцами в воздухе и виновато улыбнулся. – Там это у меня, понимаешь… полковник, отец, уезжает. Едет на вокзал. А дочка его спрашивает: «В мягком вагоне едешь?» Тот говорит: «В мягком». А едет он у меня, по правде-то, в бронепоезде. Интересно там получается…

И это было все, что сказал мне тогда Гайдар о «Тимуре». Впоследствии, перечитывая эту знаменитую книгу Гайдара, я не раз вспоминал, как Аркадий Петрович впервые, осторожно, смешно и чуточку неуклюже, приоткрыл нам один из своих заветных замыслов.

Книга эта не стоит особняком в творчестве Гайдара, наоборот, в ней с наибольшей отчетливостью и силой отлилось в образе мальчика-рыцаря Тимура все, что наполняло издавна творчество Гайдара: восхищенное внимание к тем, кто защищает нашу страну с оружием в руках, прекрасное мальчишеское великодушие, проявляемое не на словах, а на делеГерой книги пионер Тимур со своими сверстниками окружил тайной заботой тех, кого должны были оставить отцы и братья, ушедшие в армию.

Тимур становится «комиссаром» целой команды ребят, жаждущих увлекательной и полезной деятельности. Как всегда у Гайдара, ребята эти не похожи друг на друга, каждый наделен особыми черточками, и внешними и внутренними, создающими неповторимое своеобразие множества детских характеров. Тут и преданный Тимуру его верный друг и сподвижник Сима Симаков, и неисправимый хвастунишка Коля Колокольчиков, и отзывчивый, добродушный и бесстрашный Гейка. А все вместе они составляют дружный и крепко сплоченный коллектив, полный готовности совершать всевозможные добрые подвиги.

Но одно дело – придумать хорошее начинание, а другое – осуществить его в жизни. Перед Тимуром встает немало затруднений. Таинственные добрые дела, совершаемые во дворах, отмеченных красной звездой, то есть таких, откуда кто-нибудь из мужчин ушел в армию, не всегда вызывают благодарность. Многих взрослых граждан эти таинственные благодеяния настораживают, некоторые дачники уже готовы считать Тимура главарем хулиганов, бесчинствующих в этой дачной местности. Приходится, помимо всего, Тимуру вести настоящую войну против действительного главаря местных хулиганов – Мишки Квакина, который организует набеги на сады.

Гайдар проявил неистощимую выдумку, построив свою повесть на множестве занятных, увлекательных и подчас комических происшествий. То Симе Симакову достается крапивой по рукам от сердитой старухи, сад которой ему было поручено охранять, то Тимур, желая разбудить нерадивого Колокольчикова, по ошибке стаскивает одеяло с его дедушки, старого доктора, то, чтобы защитить Нюрку, дочку красноармейца, которой попало за сбежавшую козу, Тимур находит беглянку и прикручивает к ее рогам фанерный плакат, на котором крупно начертано:

 
Я – коза-коза,
Всех людей гроза.
Кто Нюрку будет бить,
Тому худо будет жить.
 

Просто, задушевно и в то же время очень занимательно ведет Гайдар рассказ о дружбе Тимура с Женей, дочкой полковника Красной Армии, которая сперва несколько озадачена таинственными происшествиями на даче, а затем, поняв скрытую красоту поступков Тимура, сама вступает в его команду. И в трудную минуту жизни Тимур смело выручает Женю, уже по-серьезному придя на помощь своей подруге.

В предшествовавших книгах Гайдара рассказывалось о том, как формируются характер и сознание юных героев большой, революционной эпохи. В образе Тимура Гайдар показал пионера, который, сам будучи воспитан в атмосфере высоких патриотических идей, вдохновляющих советское общество, становится вожаком-организатором, авторитетным передовиком ребячьего коллектива.

Смелый, отзывчивый, решительный, благородный в своих побуждениях, неугомонный и хитроумный в достижении задуманного, обаятельный мальчуган Тимур стал образом, по которому захотели равняться, которому решили подражать миллионы советских ребят, как только они познакомились с новым произведением Гайдара.

Гайдар сумел окружить деятельность своего маленького героя таким ореолом увлекательной таинственности, нашел для своего Тимура такие чудесные, живые черты, что разом отпала всякая опасность скучной, навязчивой нравоучительности.

Уже после начала Великой Отечественной войны, когда по всей стране особенно широко развернулось движение «тимуровцев», Гайдар написал сценарий «Клятва Тимура», являющийся продолжением повести и фильма «Тимур и его команда». События, описанные в «Клятве Тимура», происходят в основном уже в дни войны. Друзья Тимура в растерянности: команда уже раньше распалась, игра прискучила, ребята не хотели идти работать в колхоз, который нуждался в помощи. Теперь, когда разразилась война, они просят Тимура снова организовать команду.

«– Что я могу вам сказать? – взволнованно говорит Тимур. – Я не капитан, не командир… А такой же, как вы, мальчишка. Люди идут на фронт, и надо много работать… молотком, топором, лопатой, в лесу, в огороде, в поле. Была игра, но на нашей земле война – игра окончена…»

Окончена игра, надо браться за настоящие, полезные для родины дела, надо без устали работать и жить скромно, честно, так, чтобы не знать ни страха, ни упрека, и Тимур обещает Жене и всем ребятам помочь в этом.

Тысячи и тысячи советских школьников увидели в

Тимуре самих себя. Да, каждый из них мог стать именно таким, как Тимур. Таким же честным, храбрым, полезным!.. Надо было только захотеть. И книга Гайдара сделалась не только любимейшей книгой детворы: она добилась судьбы, которой еще не знала ни одна детская книга. Слава Тимура вышла за пределы литературы. Стихийно, по ребячьему почину создалось широкое повсеместное благородное движение, названное именем гайдаровского героя – движение «тимуровцев». Писатель Аркадий Гайдар указал ребятам простой и добрый путь, следуя которым маленькие патриоты смогли применить на деле свое искреннее, восхищенное тяготение к Советской Армии, нетерпеливый напор сердец, переполненных горячей любовью к военным людям, защитникам родины.

Само слово «тимуровцы», вошедшее в летописи Великой Отечественной войны, останется в языке и сознании нашего народа, сохранится в истории, как пример чудесного выражения любви детей к родине, пример деятельной заботы о ней юных патриотов, которые в трудные дни войны всеми силами стремились помочь народу в его титанической борьбе с врагом.

Удача Гайдара, его огромная заслуга и полная победа гайдаровского стиля в том и заключались, что писатель почувствовал, предугадал и рассмотрел образ своего Тимура, зарождавшийся в тысячах малых, но славных дел, творимых нашими школьниками и пионерами. Писатель сумел собрать лучшие черточки подрастающего поколения в одном законченном, освещенном огнем большой патриотической идеи, жизненно-убедительном образе.

Вопреки устарелым поговоркам, заразительным и увлекающим стал не дурной пример хулигана и садового вора Мишки Квакина, хотя он и наделен некоторыми привлекательными чертами, а добрые дела Тимура. Традиционные проказы померкли перед скромным сиянием хороших дел, совершаемых ради защитников родины.

«Почему во все века ребята неизменно играли в разбойников? – спрашивал Гайдар и сам давал на это такой ответ: – Ежели подумать хорошо, то ведь разбой всегда считался делом плохим и всегда наказывался. А между тем ребята – чуткий народ, они зря играть не будут. Тут дело в другом. Дело в том, что, играя в разбойников, ребята играли в свободу, выражая вечное стремление к ней человечества. Разбойники же в те прошедшие века были чаще всего выражением протеста несвободного общества. Советские же дети живут в иных условиях, в иное время, не похожее ни на какие другие времена, и поэтому игры у них другие. Они не будут играть в разбойников, которые сражаются с королевскими стрелками. Они будут играть в такую игру, которая поможет советским солдатам сражаться с разбойниками».

И предсказания писателя полностью оправдались. По слову Гайдара произошло одно из замечательнейших чудес, которые когда-либо знала мировая литература. Вместо одного Тимура, казавшегося кое-кому присочиненным, надуманным, на призыв писателя, облеченный в форму увлекательной детской повести, откликнулись делом миллионы тимуровцев, немедленно начавших действовать по образу и подобию гайдаровского Тимура. Такова сила большой правды, которую Гайдар умел раньше других подмечать в любом уголке нашей жизни.

* * *

Гайдар был сам человеком необычайной цельности, и писатель в нем неотделим от человека. Что бы ни писал Гайдар – книгу, статью, сценарий, – он никогда ни одним словом не изменил себе. Он сам глубоко верил в каждое слово, написанное им. Он органически не смог бы сфальшивить, поставить в строку слово, хотя бы на одну иоту не соответствующее его воззрениям и чувствам. Это сказалось на стиле Гайдара, на строе его фразы, скупой на слова и в то же время исчерпывающе ясной, как будто житейски простой, но романтически звучной, иногда приближающейся к ритму сказа, по-военному четкой, несмотря на почти песенный лиризм.

Литературная критика не раз задумывалась над секретом необычайной воспитательной доходчивости произведений Аркадия Гайдара… нет, не над секретом, а над подлинным чудом, которое возникало в творчестве Гайдара. Это чудо одинаково радостно удивляет по сей день и поэтов и педагогов. Действительно, сделать для ребенка или подростка правильное, нужное, обязательное таким увлекательным, чтобы оно своей повелительной правдой и романтической привлекательностью перешибло все то отрицательное, порочное, что встречается у ребят и мешает им расти, – вот высшая воспитательная задача, желанная педагогическая цель, достичь которой стремится каждый, пишущий для детей. Хорошо видел такую цель в своей педагогической и литературной деятельности, А. С. Макаренко, смело и по-новому ставивший вопросы, воспитания личности в коллективе, где утверждаются основы сознательной дисциплины. У Гайдара почти всегда находились слова и образы для решения этой сложнейшей и благородной задачи.

О том, как бережно работал Гайдар над каждым сло-вом, можно судить хотя бы по тому, что он помнил наизусть все только что им написанное и, воспроизводя вслух, на память страницу за страницей, сам взыскательно прислушивался еще и еще раз к звучанию отобранных им слов и интонаций.

Но как же получалось, что очень простая, иногда чисто служебного назначения, подчас и не скрывающая своего назидательного смысла тирада, обращенная к маленькому читателю и состоящая из очень обыденных как будто слов, вдруг начинала светиться изнутри огнем поэзии, хитро укрытой, как костер разведчика в лесу?.. А ведь на этот огонек, невидимо согревающий сердце и зовущий к строгим, славным делам, и тянется доверчиво маленький читатель. Фразам, которые у другого автора оказались бы выспренними или банально-назидательными, Гайдар возвращал их первородную и суровую простоту. И секрет тут заключался не в том только, что стилистической манере Гайдара свойственно было придавать неожиданный песенный строй простым, как будто житейским, обыкновенным фразам, отчего они приобретали как бы военную выправку и даже синтаксический шаг, приближавший их к ритму сказа; это было лишь одним из любимых приемов Гайдара. А обыкновенные слова становились у него крылатыми прежде всего потому, что в них всегда была мысль высокого идейного и романтического, полета.

В повести «Тимур и его команда» есть такая страница:

«– …Папа, возьми нас с собой на вокзал, мы тебя проводим до поезда!

– Нет, Женя, нельзя. Мне там будет некогда.

– Почему? Папа, ведь у тебя билет уже есть?

– Есть.

– В мягком?

– В мягком.

– Ох, как и я хотела бы с тобой поехать далеко-далеко в мягком!..»

И в следующем абзаце:

«И вот не вокзал, а какая-то станция, похожая на подмосковную товарную, пожалуй, на Сортировочную. Пути, стрелки, составы, вагоны. Людей не видно. На линии стоит бронепоезд… На платформе в кожаном пальто стоит отец Жени – полковник Александров. Подходит лейтенант, козыряет и спрашивает:

– Товарищ командир, разрешите отправляться?

– Да! – Полковник смотрит на часы: три часа пятьдесят три минуты. – Приказано отправляться в три часа пятьдесят три минуты.

Полковник Александров подходит к вагону и смотрит. Светает, но в тучах небо. Он берется за влажные поручни. Перед ним открывается тяжелая дверь. И, поставив ногу на ступеньку, улыбнувшись, он сам себя спрашивает:

– В мягком?

– Да! В мягком…

Тяжелая стальная дверь с грохотом захлопывается за ним…»

Всякий раз, перечитывая это место в повести Гайдара, я вспоминаю, как Аркадий Петрович, впервые делясь со мной замыслом «Тимура», приоткрыл мне именно эту сторону решения большой темы; по-видимому, такой подход к ней он считал принципиально важным в общем построении книги. И в самом деле, подобно тому, как в добродушной, скрывающей военную тайну шутке отец Жени, полковник Александров, утаил, что едет по боевому приказу не в мягком вагоне, а в бронепоезде, так и сам Гайдар умел с ласковым лукавством подвести мягкую лирическую фразу к строгому, мерному и внушительному «броневому» звучанию. И тогда неожиданно озарялся самый сокровенный смысл гайдаровского повествования. Ведь недаром Гайдар мечтательно говорил на совещании в ЦК ВЛКСМ, состоявшемся незадолго до начала Отечественной войны:

«Пусть потом когда-нибудь люди подумают, что вот жили такие люди, которые из хитрости назывались детскими писателями. На самом же деле они готовили краснозвездную, крепкую гвардию».

Гайдар умел, рассказывая о простых делах, увлекательно расширять масштабы их результатов. За мелочами раскрывался пафос великой цели. И если припасть чутким ухом к певучей строке Гайдара, услышишь, что гудит она изнутри, как рельс, по которому далеко-далеко катит, приближаясь, «броневая громада» светлой, всепобеждающей социалистической правды. Это и сделало Гайдара одним из основоположников метода социалистического реализма в детской литературе. Драгоценное умение видеть в сегодняшних делах черты завтрашнего дня и позволило Гайдару создать образ Тимура, который, как мы уже видели, служит блестящим подтверждением жизнетворного могущества социалистического реализма.

Вряд ли нужно искать, как это иной раз еще пытаются делать, параллели и аналогии между образами детей у Гайдара и юными героями классической зарубежной литературы, например у Марка Твена или Диккенса. Дети у Гайдара выражают лучшие черты нашего народа и наделены волнующими приметами большой, революционной эпохи. Правы те исследователи, которые подчеркивают в творчестве А. П. Гайдара традиции и методы, почерпнутые у Алексея Максимовича Горького. Горький развил тему детства, открыв ей широкий путь в новую литературу социалистического реализма. Как и А. М. Горький, Гайдар видит в своих маленьких героях прежде всего растущих людей; которые унаследуют все лучшее, что добыто человечеством в предшествующей истории его.

* * *

Сама жизнь Аркадия Гайдара была похожа на добрую солдатскую песню, в которой суровую печаль последних слов утишает подхваченный дружными голосами, долго не смолкающий бодрый, широкий и душевный припев.

Прижизненное народное признание, заслуженное писателем и ознаменованное присуждением ему в 1939 году ордена «Знак почета», перешло посмертно в прочную его славу. Творчество Гайдара, героическая биография его и пленительная необыкновенность поступков, личная судьба, понятая им как постоянное добровольное выполнение боевого задания родины и революции, верность призванию художника и воспитателя останутся на долгие годы высоким примером деятельности писателя советской социалистической эпохи.

Перемежавшиеся приступы тяжелой болезни часто выводили Гайдара из строя, творческая деятельность прерывалась, но, оправившись, он снова возвращался к работе, каждый раз окрыленный новыми замыслами, которые целиком завладевали им. И болезнь уступала перед напором жизненной вдохновенной силы, непреоборимо увлекавшей Гайдара к творчеству, в строй.

О Гайдаре уже написано немало рассказов и очерков, а будут еще написаны, несомненно, увлекательные повести и поэмы… Героем этих книг станет чудесный человек, навсегда запомнившийся всем, кто имел счастье встречаться и дружить с ним: высокий, статный, плотно сложенный, круглолицый, в неизменном костюме военного образца, с мягкими, редеющими волосами, зачесанными назад от просторного лба, с озорным, мальчишеским лукавством и застенчивой серьезностью во взгляде светлых глаз, казавшихся сперва наивными… Большой и ласковый человек, всей своею крупной фигурой, ладной выправкой, военной гимнастеркой, ременным поясом, на котором вечно висело что-то похожее на патронташ, всем своеобразным и сильным обликом своим напоминавший коммуниста времен гражданской войны, Аркадий Петрович Гайдар – один из самых удивительных писателей, которых когда-либо знала история литературы.

Не раз еще склонятся читатели и исследователи над короткими строками дневника писателя. Аркадий Гайдар, сын русской революции, верный солдат ее, вдохновенный патриот и неутомимый поборник социализма, хорошо виден в этих записях.

Вот две из них, относящиеся к 1940—1941 годам:

«31 декабрь.

Москва. Все идет хорошо. Меня опять берут на военный учет…

На земле тревожно, но в новый год я вступаю твердым, не растерявшимся».

«Клин 6 март.

В 1941 году должно быть нами заложено 2995 новых предприятий, шахт, заводов, ГЭС и т. д.».

«15-летний план развития промышленности СССР» – мне будет 52 года. Что же, увидеть еще можно!»

Но Гайдару не суждено было увидеть осуществление наших мирных, созидательных планов и торжество нашей справедливой военной победы.

Едва лишь началась Великая Отечественная война, он немедленно бросился туда, где решалась судьба родины и где не быть самому казалось для него немыслимым. Став специальным корреспондентом газеты «Комсомольская правда», он поспешил на фронт. За плечами писателя был уже немалый журналистский опыт, который он накопил, работая очеркистом и разъездным корреспондентом в ряде газет.

Теперь, во всеоружии писательского мастерства и зрелого публицистического опыта, он стал военным корреспондентом центральной газеты Ленинского комсомола. И на страницах «Комсомольской правды» стали печататься превосходные фронтовые очерки Гайдара, точные, глубокие и по-гайдаровски своеобразные. В этих очерках чувствуется бывалый военный человек, хорошо понимающий ход боя, суть событий, общее движение войны и хорошо знающий душу солдата.

Один из лучших очерков Гайдара – «Мост» перепечатывался много раз. Он вошел в военные сборники и хрестоматии. Это короткое, полное собранной силы произведение Гайдара воспевает «суровую славу часового», стоящего «между водой и небом», на пролете огромного железного моста, который, «как лезвие штыка», протянулся над прифронтовой рекой. Пафос и лирика, военное знание деталей и широкое поэтическое обозрение военного горизонта слиты здесь воедино. Гайдар – военный корреспондент был прямым продолжателем дела Гайдара-писателя, и очерк «Мост» стал поистине литературным мостом, соединившим два этих берега гайдаровского творчества.

Ласковое и твердое гайдаровское слово нашло себе верное применение во фронтовых корреспонденциях. Кто, кроме автора «Тимура», мог бы написать строки, подобные вот этим, в его очерке «У переправы»?!

«На берегу, на полотнищах палаток, лежат ожидающие переправы раненые. Вот один из них открывает глаза. Он смотрит, прислушивается к нарастающему гулу и спрашивает:

– Товарищи, а вы меня перенесете?

– Милый друг, это, спасая тебя, бьют до последней минуты, прижимая врага к земле, полуоглохшие минометчики.

– Слышишь? Это, обеспечивая тебе переправу, за девять километров открыли свой могучий заградительный огонь батареи из полка резервов главного командования. Мы перейдем реку спокойно. Хочешь закурить? Нет! Тогда закрой глаза и пока молчи. Ты будешь здоров, и ты еще увидишь гибель врага, славу своего народа и свою славу».