Текст книги "Путешествие длиною в жизнь"

Автор книги: Лев Файнберг

Прошло лето. Наступила осень. Приближалась долгая полярная ночь. Участники экспедиции решили не возвращаться на юг, а провести зиму на станции Туле, которая к этому времени уже значительно благоустроилась. Здесь теперь был не один дом, а три – дом заведующего Петера Фрейхена, торговая фактория и мастерская. Чтобы можно было спокойно отдохнуть перед еле дующим полевым сезоном, участники Второй тулеской экспедиций построили для себя еще один дом в полукилометре от основных зданий станции. Он был сделан из толстой фанеры, укрепленной на каркасе из железных балок, а чтобы его не снесло во время бури, дополнительно закреплен растяжками из стальных тросов. Сильный ветер завывал в них как в корабельных снастях, так по крайней мере утверждал Г. Хансен, живший здесь несколько лет спустя после Расмуссена. Но сильные ветры зимой довольно редки, и отдыху скорее мешала мертвая тишина полярной ночи. Впрочем, прислушиваться к тишине было особенно некогда: готовились к выполнению второй задачи экспедиции – исследованию крайнего севера Гренландии. У каждого из участников предстоящего путешествия были свои сани, запряженные 12 сильными и отдохнувшими за зиму собаками. Сани заранее загрузили научным снаряжением и охотничьей амуницией. Продовольствия брали мало. Расмуссен рассчитывал кормить людей и собак добытым на охоте. Опыт предыдущих экспедиций показал, что это вполне возможно. Был взят лишь резервный запас продуктов: 50 кг пеммикана,[1]1
  высушенное и истолченное в порошок мясо, смешанное с растопленным жиром


[Закрыть] немного кофе, сахара, галет.

Наконец минула долгая полярная ночь. Наступил апрель. Пора было отправляться в путь. Выезд назначили на 6 апреля. В ночь перед этим Расмуссен почти не спал. Он еще и еще раз мысленно проверял свои расчеты. Все ли взято, что необходимо для научной работы? Оправдаются ли надежды на хорошую охоту? Казалось, что все в порядке. Инструменты, оружие, патроны погружены на нарты. Собаки в хорошем состоянии. Питаться можно будет сначала мясом, которое везут с собой дополнительные упряжки, сопровождающие экспедицию в начале пути, а затем заняться охотой на мускусных быков и тюленей. На всех картах северной Гренландии вблизи фьордов, как раз там, где должна работать экспедиция, показывалось большое плоскогорье, свободное от вечного льда. В таких местах всегда пасутся стада мускусных быков. К тому же полярные эскимосы говорили Расмуссену, что в фьордах можно в июне и июле охотиться на тюленей. Для беспокойства как будто не было никаких оснований. И все же смутная, почти безотчетная тревога не оставляла Расмуссена. Едва ночная тьма стала редеть, он встал и вышел на воздух. Белая холодная пустыня окружала поселок. Вскоре звезды побледнели. Начинался день. Из соседних хижин появились заспанные эскимосы. «Айаго, Инукитсок, Насайтордлуарсуак! – окликнул их Расмуссен по именам. – Запрягайте собак!» И через несколько минут лай десятков псов, щелканье кнута, команды погонщиков нарушили царившее вокруг безмолвие.

К Расмуссену подошел Хансен, капитан шхуны «Дания», зимовавшей около Туле. «Кнуд, – сказал он, – пойдемте позавтракаем вместе последний раз и выпьем за успех вашего путешествия. Мы дружно прожили зиму. Я от души желаю вам и вашим товарищам удачи и надеюсь, что увижу вас всех осенью». Расмуссену, Коху и Вульфу было немного грустно сидеть в теплой уютной каюте капитана. Они знали, что впереди их ждет нелегкий путь, где опасности подстерегают на каждом шагу. Всем вспоминалась далекая родина, оставшиеся там родные и близкие. Но вот в дверях показался Айаго. «Все готово, Кнуд, собаки запряжены», – сказал он.

Было уже совсем светло. Длинный ряд упряжек выстроился у берега. Возбужденные собаки нетерпеливо лаяли. Расмуссен, Кох, Вульф, Ольсен и эскимосыпогонщики заняли место, каждый у своей упряжки. «Вперед!» – скомандовал Кнуд. Собаки рванулись, и через несколько минут вереница саней, съехав с берега, заскользила по гладкому морскому льду. Дома на берегу вскоре скрылись из виду. Айаго, ехавший вслед за Расмуссеном, затянул песню:

 
День пробуждается после сна,
День начинается с утренним рассветом,
Так же и ты пробуждаешься,
Так же и ты встаешь
Вместе е наступающим днем.
И все подхватили припев:
Вперед, вперед!
На санях, на собаках в путь.
 

А впереди было более тысячи километров. Вначале двигались очень быстро. Уже 22 апреля экспедиция пересекла ледник Гумбольдта и вышла к Земле Вашингтона. Здесь всех ожидала приятная находка. На пути встретился склад продовольствия, оставленный английской экспедицией Дж. Нерса, исследовавшей в 1875–1876 гг. берега моря Линкольна и прилегающий к этому морю участок гренландского побережья. На складе оказалось 56 банок с бараниной. Она внесла приятное разнообразие в меню.

С 3 по 6 мая Расмуссен и его спутники ехали по замерзшему океану вдоль обрывистого побережья северозападной оконечности Гренландии. Нагромождения ледяных торосов то и дело преграждали путь. Перебираться через них было трудно и утомительно.

К 7 мая экспедиция вышла к фьорду Сент – Джордж. Там она нашла гурий (пирамиду из камней, служащую ориентиром и местом хранения памяток экспедиций) с отчетом о работах Бомона, руководившего восточным отрядом экспедиции Нерса. Здесь Расмуссен устроил небольшой склад продовольствия. В него положили 20 кг пеммикана, этой своеобразной консервированной пищи, созданной североамериканскими индейцами, немного чая, кофе, сахара, чтобы воспользоваться всем этим на обратном пути. Затем экспедиция двинулась к фьорду Шерард – Осборн, первому из больших северных фьордов, которые предстояло исследовать.

У фьорда путешественников встретил глубокий снег. Сани и собаки проваливались в него. Люди брели за санями по колено в снегу. И так было дальше повсюду. До самого июня передвигаться можно было только на лыжах, но снег был настолько рыхлый, что и лыжи проваливались. Снег не только мешал передвижению, изматывал людей и собак, но и препятствовал работе. Было очень трудно определять очертания берегов фьордов, скрытых под толстой снежной пеленой, а вести ботанические исследования, равно как и геологические, и вовсе невозможно.

В это время путешественников постиг и другой удар. Оказалось, что большой свободной ото льда земли, которую показывали на картах, около фьордов Виктория и Норденшельд не существует. Вместе с этим географическим открытием рухнули надежды на охоту на мускусных быков. Взятые с собой небольшие запасы продовольствия почти кончились. Собак. нечем было кормить, и вскоре половину их пришлось убить. Многочисленные охотничьи поездки Расмуссена и эскимосов в большинстве своем оканчивались безрезультатно. Лишь однажды в небольшой долине вблизи мыса Мей удалось застрелить 40 мускусных быков, но увезти мясо с собой было не на чем. Собак осталось совсем мало, и они нужны были для перевозки научного снаряжения и собранных коллекций. И все же, несмотря на трудности, на нараставшую опасность положения, все продолжали самоотверженно работать.

К середине июня положение стало угрожающим. Расмуссен решил, что дальше он не вправе по своей воле подвергать опасности жизнь товарищей, и собрал их всех – европейцев и эскимосов – на совет. Нужно было решить, бросить ли работу незавершенной и немедленно тронуться в обратный путь или продолжать исследования, хотя и с риском для жизни. Все согласились довести работу до конца во что бы то ни стало.

Только в конце июня, когда был нанесен на карту фьорд Де Лонг, последний из изучавшихся экспедицией северных фьордов, путешественники повернули назад. Снег в это время уже таял, и идти приходилось сначала по месиву из снега и воды, а затем по колено, а временами и по пояс в ледяной воде. Более глубокие места собакам приходилось переплывать, таща сани под водой. Чтобы спасти ботанические коллекции, на санях соорудили высокие помосты.

Почти месяц Расмуссен и его спутники добирались до фьорда Сент – Джордж. Здесь они взяли небольшие запасы продовольствия, оставленные по пути вперед. Во фьорде было много тюленей, и путешественники хотели поохотиться на них, чтобы пополнить запас пищи. Но между ледяными полями и берегом образовалась полоса талой воды. Тюлени плавали в ней и не вылезали на лед. А стрелять в тюленя в воде, не загарпунив его предварительно, бессмысленно. Убитое животное сразу тонет.

У мыса Дракон, вблизи фьорда Сент – Джордж экспедицию постигло несчастье. При неизвестных обстоятельствах погиб Генрик Ольсен. Он ушел на охоту и не вернулся. Его искали четыре дня, но безрезультатно. Затем прошли несколько десятков километров и остановились еще на двенадцать дней, которые прошли в непрестанных поисках, но никаких следов Ольсена обнаружить не удалось. Скорее всего он или утонул, или упал в пропасть. Прежде чем двинуться дальше в путь, в нескольких местах соорудили гурии. В них оставили письма с указанием маршрута, карты и пищу. Не хотелось верить, что Ольсена нет в живых.

Подавленное настроение, вызванное гибелью товарища, усугублялось все острее ощущавшейся нехваткой продовольствия. Резервный запас, взятый из склада у фьорда Сент – Джордж, надо было оставить для перехода через ледник Гумбольдта. По льду предстояло пройти более 400 км. И резервного запаса могло хватить лишь в том случае, если есть впроголодь и не задерживаться в пути. Переход через ледник начался 5 августа, а через несколько дней путь преградила глубокая расселина. На то, чтобы ее преодолеть, ушло два дня. Вскоре пеммикан и галеты кончились, и путешественники стали убивать оставшихся собак и есть их. Все очень ослабли и еле брели, таща за собой тяжелые сани.

Когда Расмуссен и его товарищи были уже недалеко от южного края ледника, подул сильный ветер с дождем. Снег начал быстро таять, и бурные потоки воды преградили путь. Четыре дня, привязанные друг к другу ремнями, мокрые с ног до головы, путешественники преодолевали водные преграды. Наконец 24 августа, когда была съедена последняя собака, вдали показался мыс Агассиз. Ледник Гумбольдта был пройден.

Вульф и Кох к этому времени так ослабли от голода и физического перенапряжения, что не могли двигаться дальше. Расмуссен оставил с ними двух эскимосов, а сам вместе с Айаго отправился в селение полярных эскимосов Эта, находящееся более чем в 200 км к югу от ледника Гумбольдта. При этом Расмуссен надеялся, что до прихода помощи Кох, Вульф и оставшиеся с ними эскимосы сумеют прокормиться охотой.

Через пять дней Расмуссен достиг Эта, и оттуда сразу же выехала спасательная партия на пяти санях. Но помощь пришла слишком поздно. Торильд Вульф умер, не выдержав нескольких месяцев голода и лишений и невероятного напряжения последних недель пути. Перед смертью он написал Расмуссену прощальное письмо. Оно начиналось так: «Мой дорогой Кнуд, непрекращавшийся все лето голод и лишения последних дней свалили меня, отняли все мои силы, и я не могу больше следовать за Кохом и эскимосами. Их спасение зависит от продвижения на хорошие охотничьи земли, и я был бы для них бременем. Поэтому я в полном сознании говорю: прощайте и благодарю вас за вашу дружбу во время экспедиции. Я надеюсь, что все вы, так же как научные коллекции и материалы, будете спасены…»

Расмуссен был глубоко потрясен и опечален смертью Вульфа. Как руководитель экспедиции он чувствовал себя ответственным за нее. Она была не просто несчастным случаем, а во многом результатом того, что на этот раз не оправдался расчет Расмуссена на охоту, а не на взятые запасы продовольствия.

Научные результаты Второй тулеской экспедиции были велики. Она впервые нанесла на карту или уточнила карты северозападной и северной Гренландии в области, ограниченной 81°– 83°35 северной широты и 38° – 56° западной долготы, исследовала стратиграфию северозападной Гренландии, провела ботанические и фаунистические исследования, включая изучение цветковых растений, мхов, лишайников, морского планктона, осуществила гляциологические и гидрографические исследования и т. д. Все это было опубликовано с участием не только Расмуссена и Коха, но и ряда других ученых, обработавших, в частности, материалы Вульфа. Труды Второй тулеской экспедиции составили 64-й и 65-й тома «Сообщений о Гренландии» (1926 г. и 1928 г.). Несколько ранее вышли в свет книги К. Расмуссена «Гренландия вдоль Полярного моря» (1919 г.) и Л. Коха «Стратиграфия северозападной Гренландии» (1920 г.). Вторая тулеская экспедиция впервые установила точные очертания залива Мелвилл, доказала существование ледников вблизи Земли Пири и открыла свободные ото льда земли около фьорда Сент – Джордж. Но за все эти научные достижения и открытия было заплачено ценой двух человеческих жизней.

Одновременно с публикацией работ Второй экспедиции Туле Расмуссен готовился к следующей экспедиции. Он хотел записать фольклор эскимосов восточного побережья Гренландии.

Несколько раньше, еще во время «Литературной экспедиции» Расмуссен изучал обычаи и духовную культуру небольшой группы эскимосов, переселившихся на югозапад Гренландии с юго – востока. К началу XX в. единственная группа эскимосов, оставшаяся на восточном побережье, жила в селении Ангмагсалик или в маленьких стойбищах поблизости от него. Эскимосы Ангмагсалика появились здесь в XIV–XVII вв., переселившись с западного побережья еще до начала датской колонизации Гренландии. В начале XX в. на востоке острова не было датских поселений и сохранившиеся здесь эскимосы имели более самобытную культуру, чем их западногренландские собратья. Потому – то Расмуссен и решил провести в Ангмагсалике стационарные этнографические и фольклористические исследования. Здесь можно было записать более древние варианты мифов, преданий и сказок, чем на западном побережье.

Но неожиданно Расмуссену пришлось отвлечься от подготовки к поездке на восточное побережье. Амундсен готовился к экспедиции на судне «Мод». Как вы вероятно знаете, эта экспедиция закончилась тем, что Амундсен прошел Северовосточным проходом, или, как его теперь называют, Северным морским путем, вдоль побережий Европы и Азии. Но не все знают, что цель плавания Амундсена была иной. Он хотел постараться проникнуть как можно дальше к северу и продрейфовать во льдах через бассейн Ледовитого океана. Если бы это удалось, то плавание Амундсена могло бы закончиться в американском секторе Арктики, где – нибудь недалеко от острова Элсмира. И тогда команда «Мод», оставив судно во льдах, могла бы вернуться на родину через северную часть острова Элсмира и Гренландию и уже оттуда рейсовым пароходом плыть домой. Учитывая подобный вариант возвращения, Амундсен высказал пожелание, чтобы на северной оконечности острова Элсмира – на мысе Колумбия – был устроен продовольственный склад. И норвежское правительство обратилось к Расмуссену с просьбой взять это ему на себя. «Лучшего выбора нельзя было сделать, ибо после смерти адмирала Пири никто, кроме Кнуда Расмуссена, не обладает таким обстоятельным знанием природы и Населения северозападной Гренландии, каким славился покойный» – так пишет о Расмуссене Готфред Хансен, спутник Амундсена по плаванию на шхуне «Йоа» в 1903–1906 гг. Теперь Хансену было поручено помогать Расмуссену в организации склада, потому что сам Расмуссен не имел возможности надолго оторваться от подготовки к новым научным экспедициям и не мог поехать на мыс Колумбия. Работа и путешествие Хансена по материальному обеспечению экспедиции Амундсена вошли в историю полярных исследований как Третья экспедиция Туле не только потому, что она проводилась под руководством и с помощью Расмуссена, но и потому, что вся эта деятельность опиралась на станцию Туле, ставшую исходной базой названной экспедиции.

С планом Расмуссена по организации склада Хансен ознакомился весной 1919 г. «Так как план не только в отношении маршрута, но и в отношении снабжения был составлен до того, как я предложил свои услуги, – пишет Хансен, – то на подготовку мне лично не пришлось тратить много времени. Я имел все основания быть довольным предоставленным мне снаряжением». Его отправили в Гренландию на шхуне «Доротея», принадлежавшей станции Туле. По просьбе Расмуссена живший недалеко от Туле пастор Густав Ульсен помог Хансену подобрать собак и людей для экспедиции.

Мы не будем подробно рассказывать, как протекала Третья тулеская экспедиция, поскольку сам Расмуссен в ней не участвовал. Отметим лишь, что в результате ее был создан склад на мысе Колумбия, а два других дополнительных склада несколько южнее устроили еще до приезда Хансена в Туле. Хансен оставил на одном из складов письмо для Амундсена, где, в частности, писал: «Что касается содержимого ящиков, то я к нему не причастен. Все было закуплено и доставлено еще до того, как я предложил свои услуги. Составленные для вас Кнудом Расмуссеном планы содержатся в его письме. В какой мере вы захотите последовать его указаниям, решите вы сами. Я только позволю себе высказать, что в отношении меня его советы и указания доказали, что он в совершенстве знает то, о чем говорит. Ни одной ошибки в какой бы то ни было области».

В то время, как шла Третья экспедиция Туле, Расмуссен находился в Ангмагсалике в Четвертой, чисто фольклорно – этнографической тулеской экспедиции. Собранные им материалы составили трехтомник «Мифы и саги Гренландии», вышедший в свет в 1921–1925 гг., когда Расмуссен снова был в пути.

Организация Третьей экспедиции Туле проливает новый свет на личность Расмуссена. Он не только сам исследует новые земли и их жителей, организует широкие комплексные изыскания, заботится о судьбах малых народов, но и охотно, несмотря на свою занятость, помогает другим исследователям севера. Присущие Расмуссену большие организаторские способности помогли ему организовать и довести до успешного завершения одну из крупнейших по пройденным расстояниям и научным результатам экспедиций в американской Арктике.

ВЕЛИКИЙ САННЫЙ ПУТЬ

Еще в самом начале исследований гренландских эскимосов Расмуссен стал думать о том, чтобы расширить географический ареал своих научных изысканий, включив в него канадскую Арктику и север Аляски, где также живут эскимосы. Свои мысли по этому вопросу он высказал в статье «Предложение о датской этнографической экспедиции к центральным эскимосам», опубликованной в 1909 г. в журнале Географического общества Дании. Расмуссен писал: «Экспедиция под официальным названием „Датская этнографическая экспедиция к центральным эскимосам“ могла бы отплыть из Копенгагена на своем собственном судне летом 1910 или 1911 года. Экспедиционное судно, о котором я думаю, должно быть того же типа, что „Йоа“, которая с большим успехом работала в этих районах. По пути вперед экспедиционное судно посетило бы западную Гренландию, чтобы погрузить сани, собак и меховую одежду. Отсюда судно прошло бы через Гудзонов пролив и попыталось бы найти удобную зимнюю гавань. Из такой штаб – квартиры удобно было бы совершать санные поездки по острову Баффина и вокруг его северозападного побережья. На следующее лето судно двинулось бы дальше к югу и нашло бы новую зимнюю стоянку вблизи залива Честерфилд, хотя лично я предпочел бы совершить этот путь вдоль побережья. Южная штаб – квартира была бы базой для изучения континентальных эскимосов на Баррен – Граундс».

Дальше Расмуссен, так же детально характеризуя и обосновывая предполагаемый маршрут экспедиции, писал о своем намерении совершить длительную поездку на санях по арктическому побережью Северной Америки. Но ни в 1910, ни в 1911 г., ни во многие последующие годы шхуна с такой экспедицией не отходила от берегов Дании. Снаряжение экспедиции требовало таких средств, какие не могла предоставить станция Туле. Не было денег и у самого Расмуссена, а датское правительство отвечало отказом на его многочисленные просьбы помочь ему организовать экспедицию. Поэтому Расмуссен длительное время ограничивался менее дорогостоящими экспедициями в пределах Гренландии.

К началу 20х годов XX в. цены на меха значительно поднялись. Соответственно увеличился торговый оборот станции Туле, и тогда Расмуссен, пользуясь удобным моментом, снова обратился к комитету, руководившему станцией Туле, и к правительству Дании с новым планом комплексной и многолетней Пятой экспедиции Туле. Расмуссен ставил перед этой экспедицией различные цели, но важнейшей среди них было изучение эскимосов канадского севера и Аляски, их антропологии, археологии, этнографии и особенно фольклора. Второй по важности задачей Расмуссен считал картографические работы, так как многие земли, через которые намечался маршрут, были или вовсе не известны, или нанесены на карту лишь приблизительно. Программа экспедиции включала регулярные метеорологические наблюдения в штаб – квартире экспедиции и во время отдельных поездок, геологические, зоологические и ботанические исследования и сбор соответствующих коллекций. Таким образом, экспедиция должна была быть понастоящему комплексной этнографогеографобиологической. Кроме всего этого она ставила перед собой цель – наладить контакты и способствовать сотрудничеству датских арктических исследователей с американскими и канадскими. На этот раз датское правительство приняло план экспедиции и согласилось дать около трети необходимых для ее осуществления средств. Остальные деньги предоставил комитет, руководивший станцией Туле. В научный персонал экспедиции кроме самого Расмуссена вошли: уже упоминавшийся нами Петер Фрейхен в качестве картографа и натуралиста, Кай Биркет – Смит – географ и этнограф, Теркел Матиассен – картограф и археолог, Хельге Бангстед, в его обязанности входило помогать ученым, Якоб Ольсен, гренландец – переводчик и Педер Педерсен – капитан экспедиционного судна «Секонген» («Морской король»). Позднее, уже в 1923 г., к ним присоединился кинооператор Лео Хансен. В состав экспедиции были также включены шесть полярных эскимосов: три мужчины и три женщины. В их обязанности входило охотиться, чинить одежду, готовить пищу.

Экспедиция началась неудачно. Шведское судно «Беле», на котором плыли Матиассен и Биркет – Смит с большей частью научного снаряжения, у берегов западной Гренландии налетело на подводные камни и затонуло. Все пассажиры и экипаж спаслись, но значительная часть снаряжения, и в том числе приборы для метеонаблюдений, погибла. Пришлось срочно заказывать новое снаряжение, но не все необходимое удалось получить. Вскоре случилось еще одно несчастье. Трое из завербованных для работы в экспедиции эскимосов заболели тяжелой формой гриппа. Надо было нанять новых людей.

Поэтому экспедиция покинула берега Гренландии не летом, как намечалось, а в начале осени. 7 сентября 1921 г. «Секонген» вышел из гавани и взял курс к американскому континенту. Десять дней спустя, с трудом пройдя через разводья во льдах, судно остановилось у небольшого безлюдного островка. Можно было предполагать, что он находится где – то на северозападе Гудзонова залива, но его точное местоположение удалось определить только позднее. Остров выглядел очень привлекательно. От самого берега начиналась уютная долина, по которой текли два прозрачных ручья. Вдали виднелось небольшое озеро. С трех сторон долину окружали скалы. На берегу было много следов медведей, оленей, лисиц, а в маленькой бухте то и дело высовывались из воды черные блестящие головы моржей и тюленей. Место казалось подходящим для устройства базы экспедиции. Остров решили назвать Датским.

На следующий день начали разгрузку «Секонгена». Грузы таскали Расмуссен, Биркет – Смит, Матиассен. Им помогала команда судна. Эскимосы, только переболевшие вирусным гриппом, были очень слабы и присматривали за собаками. Сразу после разгрузки начали строить дом. Он получился не таким комфортабельным, как хотел Расмуссен, потому что строительные материалы, предназначенные для сооружения зимнего жилища, погибли при аварии «Беле», и строить пришлось из леса, из которого первоначально предполагали построить склад. Дом вышел неказистым с виду, но прочным и довольно теплым. Его назвали «раздувальным мехом», так как вскоре на острове начались сильные ветры.

В октябре пришла зима. Снег одел Датский остров белой пеленой, и вода у берегов замерзла. Но дальше от берега сохранялись большие полыньи, так как погода была сравнительно теплой, 6–7° ниже нуля. В ноябре температура упала до 30–40°. Но в доме было не очень холодно, потому что его почти весь занесло снегом. К концу ноября море вокруг Датского острова покрылось прочным ледяным панцирем. Пора было отправляться на поиски местных жителей. В эту поездку Расмуссен взял с собой Фрейхена и Насайтсордлуарсука, по прозвищу Боцман. Вместе с ними он двинулся на северозапад, сначала до острова Ванситарт, затем вдоль его северного берега, пересек югозападную оконечность полуострова Мелвилл и снова оказался на морском льду в заливе Хавеланд. Расмуссен немного опередил своих спутников, исправлявших небольшую поломку саней. Был полдень. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, окрашивало все вокруг в красные тона; было ясно. Стоял сильный мороз. Расмуссен на минуту повернулся спиной к обжигающему ветру, чтобы согреть лицо, и вдруг услышал какой – то отчетливый звук, похожий на выстрел. Он посмотрел назад, думая, что это товарищи подают ему сигнал подождать, но их сани быстро двигались вперед. Значит, не они стреляли. «Тогда я поглядел вперед, – пишет Расмуссен. – В трехчетырех километрах впереди какая – то черная черта прорезала белое однообразие льда, покрывавшего залив. Может быть, это новая трещина, еще не запорошенная снегом? Скорее бинокль! И тут я разглядел целый ряд саней, запряженных собаками; они остановились, чтобы наблюдать за нами, приближающимися с юга. Вот от саней отделился человек и пустился бегом по льду наперерез моему пути.

Я знал, что мне предстоит одна из великих минут моей жизни. Эти люди были целью моего путешествия и что бы ни означали – дружбу или вражду – как выстрелы, время от времени производимые кучкой людей, так и гарпун в руках человека, бегущего остановить меня, – нетерпение мое было так велико, что я оказался не в силах сдержать обещание, которое мы, товарищи, дали друг другу, – обещание, что опередивший должен подождать отставших, чтобы мы все вместе пережили первую встречу.

Не раздумывая больше ни минуты, я вскочил на сани и подал собакам сигнал, указав им на человека, бежавшего по льду. Собаки сразу отнеслись к нему как к убегающей дичи и быстро рванули вперед. А когда, наконец, добежали до него, совсем одичали – все в нем было для них чужим: и запах его, и одежда, и удивительные его прыжки, чтобы не попасться в зубы двенадцати раскрытых пастей.

– Стой смирно! – крикнул я и, широким прыжком перемахнув с саней к собакам, обнял эскимоса. Собаки разом остановились, увидав это изъявление дружбы, и смиренно попрятались за сани.

Меня как молнией пронизала догадка, что человек понял выкрикнутые мною слова. Он был высокого роста и хорошего сложения; лицо и длинные волосы заиндевели, крупные белые зубы сверкали во рту. Он улыбался и ловил воздух, запыхавшись от бега и волнения. Так, чуть не кувырком, встретился я впервые с новыми людьми».

Эскимоса звали Папик – Маховое перо. Вместе с ним Расмуссен пошел к каравану саней. Спутники Папика двинулись навстречу, а женщины остались у саней. Они непринужденно лежали на снегу, под лучами солнца, будто мороза и не было. Несколько женщин кормили грудью полуголых детей. Хотя сам Расмуссен был привычен к жизни в северных широтах, он поразился закаленности своих новых знакомых. Это были акилинермиут, люди «из страны за большим морем», как их называют гренландцы. Многое в них казалось Расмуссену странным и необычным: и покрой одежды, и форма обуви, но все эти различия выглядели второстепенными по сравнению с главной общностью – языком. Расмуссен знал и раньше, что канадские эскимосы говорят на том же самом языке, что и гренландские, но никогда ему и в голову не приходило, что языковые различия между теми и другими столь незначительны. Он мог говорить со своими новыми знакомыми без всяких затруднений, и сразу между ними установилась связь, как будто они не только что встретились, а были давними друзьями. Всюду раздавались смех, восклицания, шутки. Эскимосы решили устроить импровизированный лагерь и провести в нем остаток дня и ночь, чтобы вволю поговорить и отметить встречу с чужеземцами. Расмуссену тоже хотелось подольше поговорить со своими новыми знакомыми, посмотреть, как они живут. «Ведь встреча с неизвестным племенем подобна путешествию по незнакомой стране, где надо быть готовым к неожиданностям». Даже в такой прозаической и привычной для Расмуссена вещи, как постройка снежной хижины, он увидел много нового для себя, познакомился с более совершенной техникой постройки, чем та, которую он многократно наблюдал у полярных эскимосов. За три четверти часа выросли три больших куполообразных жилища из снега, в горшках на жировых лампах растопили снег и сварили оленье мясо. У Расмуссена и его спутников на нартах было мороженое моржовое мясо, но хозяева не разрешили его готовить: в доме, где варится оленье мясо, не принято готовить моржовое – таков обычай канадских эскимосов – охотников на оленей. Нарушение этого запрета, по их убеждению, сурово карается могущественными духами, хозяевами животных. После еды эскимосы рассказали Расмуссену, что недалеко от Датского острова (эскимосы, конечно, называли его иначе) есть много стойбищ, в которых живут люди племен айвилик, иглулик и нетсилик, а около залива Репалс живет белый, у него окрестные жители покупают чай, муку, ружья и боеприпасы в обмен на песцовые шкурки.

На следующий день Расмуссен, Фрейхен и Боцман отправились к этому белому. Вскоре они увидели мрачное, неприглядное строение, окруженное целой колонией снежных хижин. Это был самый северный пост Компании Гудзонова залива. Она обладала монопольным правом торговли с эскимосами и индейцами канадского севера. На лай собак из двери вышел высокий старик в морской фуражке и белой песцовой шубе. Он сердечно приветствовал гостей и провел их в дом. Расмуссен рассказал кто они и зачем приехали. Старик в свою очередь отрекомендовался капитаном Джорджем Кливлендом, бывшим китобоем, в конце прошлого века потерпевшим крушение у здешних берегов и так и не вернувшимся на родину. Теперь он был торговым агентом Компании Гудзонова залива. Старый капитан оказался прекрасным поваром, и скоро стол ломился под тяжестью сочных ростбифов с гарниром из овощей, привезенных из далекой Калифорнии. Жизнь Кливленда была полна приключений. О них он рассказывал с большим юмором, который не смогли погасить многочисленные невзгоды, выпавшие на долю старого пионера. Много рассказал Кливленд и об условиях жизни в арктической Канаде, что очень пригодилось впоследствии Расмуссену и его товарищам. А вечером старый капитан показал гостям старинные танцы китоловов, которым он в совершенстве обучил эскимосов. На ночь Расмуссен, Фрейхен и Насайтсордлуарсук не остались в доме, а пошли в снежные хижины эскимосов, чтобы немного остыть и прийти в себя после жары и плясок. К тому же, живя у эскимосов, а не отдельно, легче сблизиться с ними, завоевать их доверие и узнать все необходимое. Это были принципы полевой работы Расмуссена, которые он выработал исходя из предшествующего опыта. Он так писал о них в книге «Духовная культура эскимосов иглулик», опубликованной в 1929 г., в трудах Пятой экспедиции Туле: