Текст книги "Когда мы встретимся снова"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

На его звонок дверь открыла женщина средних лет в белом переднике. У нее были очки в золотой оправе и неприступное выражение лица.

– Миссис Райт? – спросил Стивен, хотя, по словам Сюзанны, Мартин никогда не был женат.

– Нет, я его домоправительница, – ответила она.

– Смит, из конторы «Тарбук, Стоун и Алдридж». У меня назначена встреча с мистером Райтом, – представился Стивен.

Она позволила ему войти и оставила дожидаться в коридоре, а сама направилась в заднюю часть дома.

– Мистер Райт примет вас немедленно, – крикнула она ему несколько мгновений спустя. Она стояла у дверей, за которыми скрылась секундой раньше, показывая, что он может войти.

Мартин Райт встретил его у камина в комнате, которую можно было счесть стилизацией библиотеки джентльмена викторианской эпохи, – с кожаными креслами, книжными полками вдоль стен и старинным столом розового дерева, поверхность которого была инкрустирована перламутром. Но стилизация оказалась неудачной – пропорции и гармония были явно нарушены, а темно-красный ковер на полу и такого же цвета занавески производили угнетающее впечатление и не создавали атмосферы богатства и процветания, как это, вероятно, задумывалось.

«Куча денег, и ни капли воображения и вкуса», – злорадно подумал Стивен. Он уже решил, что позже попросит разрешения воспользоваться туалетом, чтобы составить более полное впечатление о доме.

– Стивен Смит, – вновь представился Стивен, протягивая руку. – Благодарю вас за то, что вы согласились увидеться со мной.

Райт его удивил. В своем воображении Стивен представлял его невысоким и полным. Но Мартин Райт оказался одного роста со Стивеном, он был строен, спина его горделиво выпрямлена, в темных волосах поблескивали искорки седины. В общем, его можно было назвать привлекательным мужчиной с волевыми, правильными, моложавыми чертами лица, хотя Стивен знал, что ему уже пятьдесят четыре. Единственным, что роднило этого человека с Сюзанной, были глаза – они имели тот же бледно-зеленый оттенок.

– Позвольте начать с того, что я не вижу решительно никакого смысла в разговоре с вами, – твердо заявил Райт, усаживаясь за свой стол. – Полиция уже допрашивала меня, и я ни в коей мере не готов выступать свидетелем защиты своей сестры.

Стивена так и подмывало ответить, что, если его вызовут для дачи свидетельских показаний, ему не останется ничего другого, кроме как подчиниться, но он преодолел искушение.

– Мне нужна всего лишь информация общего плана, – заявил он, обворожительно улыбнувшись. – Могу я присесть?

Мужчина небрежно указал рукой на дальнее от себя кресло. Стивен решил пренебречь приличиями и опустился в ближайшее к столу кресло.

– Когда вам сообщили об аресте вашей сестры и выдвинутых против нее обвинениях, какова была ваша первая реакция? – начал он.

– Реакция? – Райт поднял брови. – Ужас, разумеется.

– Может быть, удивление?

– Нет, конечно. Сюзи всегда была иррациональной, чрезмерно эмоциональной женщиной, – ответил он, скрестив ноги и слегка развернув свое кресло так, чтобы Стивен оказался немного сбоку, а не прямо перед ним.

– И не сочувствие? Ведь вам известно, что она обвиняет застреленных ею мужчину и женщину в смерти своего ребенка?

– Существуют способы разрешать такие проблемы, не прибегая к убийству, – решительно парировал Райт. – Нет, я не испытываю к ней ни малейшего сочувствия.

– Вы когда-нибудь видели Аннабель?

– Кто такая Аннабель?

Стивену пришло в голову, что Райт пытается вывести его из себя, и ему это удается.

– Ее дочь, мистер Райт. Ваша племянница, которая умерла от менингита, – резко ответил Стивен.

– Нет, не видел.

– Но вы знали о ее существовании?

– Да. Однажды Сюзи прислала мне ее фотографию и глупое сентиментальное письмо, в котором напоминала мне, что этот ребенок – моя племянница. Не знаю, чего она от меня ожидала.

– Мне кажется, она ничего не ожидала от вас, – сказал Стивен. – Она просто протягивала вам оливковую ветвь.

Райт поднялся с места и величавой поступью подошел к окну, оказавшись от Стивена на расстоянии всего в несколько футов. На нем был отлично скроенный темно-серый костюм.

– Получается, вам скормили сказку о Золушке? – насмешливо проговорил он, положив одну руку на оконную раму и глядя в сад. – У Сюзи всегда была склонность все драматизировать. Тогда как правда заключается в том, что мой отец был старомодным человеком, который считал, что наследником обязан стать старший сын. Поскольку таково было его последнее желание, я почел своим долгом выполнить его.

Стивена так и подмывало заявить, что уважаемый и достойный человек непременно позаботился бы о своей незамужней сестре, которая посвятила всю свою молодость уходу за родителями. Однако он приехал сюда для того, чтобы получше познакомиться с этим человеком, а не восстанавливать его против себя.

– Я уверен, что вы отдаете себе отчет в том, что Сюзанна вполне могла опротестовать завещание, – ровным голосом заметил Стивен. – И она почти наверняка выиграла бы дело, учитывая то, что на протяжении длительного времени ухаживала за своими родителями. Но она не сделала этого, и это означает, что ей пришлось жить в крайне стесненных обстоятельствах. Я полагаю, что, когда она написала вам об Аннабель, то хотела таким образом показать вам, что не держит на вас зла.

– Как долго вы с ней знакомы? – поинтересовался Райт с пренебрежительной усмешкой.

– Около трех месяцев, – ответил Стивен.

– А я знаю ее с самого рождения, и мне также известно, почему она написала то письмо. Ей нужна была милостыня.

Стивен разозлился. Он прекрасно помнил, какую эйфорию испытывают новоиспеченные родители и как им хочется поделиться своей радостью с друзьями и родственниками.

– Я не верю в то, что она руководствовалась такими мотивами, – спокойно возразил он. – Вы ее брат. Если она и надеялась что-то получить от вас, так только то, что вы проявите интерес к собственной племяннице.

– Для Сюзи это означало деньги. Она всегда была паразитом.

– А вот Бет Пауэлл, одна из партнеров моей фирмы, думает иначе, – заявил Стивен.

Стоило Стивену упомянуть имя Бет, по лицу Мартина Райта промелькнула тень удивления. Ему было явно известно об их дружбе.

– Бет знала вашу сестру с тех пор, когда обеим было по десять лет, – продолжал Стивен. – По ее словам, Сюзанна не сама решила остаться дома и ухаживать за вашей матерью, эту роль ей навязали, причем в таком возрасте, когда она не могла представить все отдаленные последствия подобного поступка. А к тому времени, когда она поняла, что это значит, несмотря на то, что уже готова была найти работу и начать собственную жизнь, она очутилась в ловушке. Ваш отец всегда утверждал, что не может позволить себе нанять сиделку для вашей матери. Более того, он сказал, что, если Сюзанна не согласится, он поместит вашу мать в дом для престарелых.

– Сюзи всегда предпочитала роль несчастной жертвы, – отмахнулся от него Райт. – О том, что отец может поместить мать в дом для престарелых, и речи никогда не было, он был слишком привязан к ней. Сюзи осталась, потому что так ей было легче.

– Я бы не назвал уход за инвалидом и работу по хозяйству в таком большом доме – причем семь дней в неделю и всего лишь за деньги на карманные расходы, – легкой, – парировал Стивен. – У нее не было развлечений, не было друзей, не было никакой личной жизни. Я бы назвал это рабством.

Теперь он вполне понимал, почему Сюзанна так боялась этого человека. Он был настолько холоден, что походил на рептилию. И еще он был отъявленным лжецом.

– Это Сюзи намекает на рабство? – Райт пожал плечами. – Это так похоже на нее. Правда же заключается в том, что она была слишком ленива, чтобы вести самостоятельную жизнь. На дверях не было замков. Если она так негодовала, то могла подняться и уйти в любое время.

– Эмоциональная привязанность зачастую оказывается прочнее замков, – сказал Стивен. – Но даже если вы не согласны с тем, что ее вынудили остаться и ухаживать за родителями, вы ведь не могли не посочувствовать ей, когда она потеряла своего единственного ребенка?

– Согласен, это было очень печально, – отозвался Райт, но выражение его ледяных глаз говорило, что он не имеет ни малейшего понятия, что это значит – потерять своего ребенка.

– Она была в совершеннейшем отчаянии, – продолжал напирать Стивен. – Но самое главное – Аннабель могла бы не умереть, если бы врач не проявил халатность. Он в буквальном смысле выгнал вашу сестру из поликлиники, посчитав симптомы заболевания Аннабель вирусной инфекцией. Сюзанна была одна, ей не к кому было обратиться за сочувствием или поддержкой. В ее жизни не осталось абсолютно ничего. Я не оправдываю ее за то, что она сделала, но я могу ее понять. А вы?

– Зачем вы пришли ко мне? – перебил его Райт. – Если вы надеялись, что я выступлю со страстным призывом проявить к ней снисхождение, то вы ошиблись.

– Вовсе не поэтому, мистер Райт, – стиснув зубы, выдавил Стивен. Он не мог поверить, чтобы человек был столь бесчувственным. – У меня есть другие люди, которые готовы выступить на суде и рассказать, как несправедливо обошлась с Сюзанной жизнь. Я просто хотел своими глазами увидеть ее брата и узнать, как он живет. – Стивену не терпелось сказать, что Райт просто добавил ему веры в Сюзанну, но он решил промолчать.

– Что это должно означать? – спросил Райт, и в голосе его прозвучала угрожающая нотка.

– Вам известно, что в момент совершения преступления, когда ваша сестра застрелила этих двоих человек, она была сломлена отчаянием и жила в сырой, холодной комнатке на чердаке, убирая в конторах и офисах, чтобы заплатить арендную плату? – спросил Стивен. – Небольшой знак внимания с вашей стороны мог все изменить.

– Я понятия не имел, где она была, – оправдываясь, заявил Райт, и в первый раз за весь разговор Стивен уловил в его голосе нервозность.

– А мне почему-то кажется, что как раз имели, мистер Райт, – ответил Стивен со спокойствием, которого он не ощущал. – Сюзанна позвонила вам в вашу контору в мае 1993 года, вскоре после того, как вернулась в Бристоль. Она просила о помощи, разве не так? И тогда же сообщила вам, что Аннабель умерла.

– Она позвонила мне в неудачное время, – быстро ответил Райт. – И вообще, она изъяснялась сбивчиво, и я ничего не понял.

– Я думаю, если бы моя сестра позвонила мне и сказала, что ее ребенок умер, мне все было бы ясно, – ледяным тоном ответил Стивен.

– С моей стороны было бы лицемерием проявлять заботу, ведь я не имел ничего общего с ребенком сестры, когда девочка была жива, – вспылил Райт. – Кроме того, мне не нравится, когда мне звонят в контору.

Стивен прекрасно понимал, что Мартин в очередной раз проявил жестокость и отказался ссудить Сюзанну деньгами, чтобы поддержать ее, пока она не найдет работу. Но поднимать этот вопрос особого смысла уже не было.

– Сюзанна никак больше не могла связаться с вами, кроме как по телефону в вашей конторе, – спокойно заявил он. – Вы ведь ничего не сообщили ей о том, что переехали сюда, правда?

– А разве я должен был? – Тон голоса Мартина возвысился на целую октаву. – Она была никем для меня. Едва она родилась, как меня выгнали… – Внезапно он умолк, и легкая краска на щеках выдала его: он был раздосадован тем, что позволил всплыть действительной причине его враждебного отношения к сестре.

Стивен с удовольствием принялся бы и дальше задавать вопросы на эту тему, но он сомневался, что Райт откроет для него что-либо новое, поэтому просто сделал себе заметку на память передать его реакцию адвокату Сюзанны.

– Война сделала многих отцов чужими для своих детей, – сказал он, смягчившись. – Сюзанна не виновата в этом. Но в любом случае, ваш отец оказался намного добрее к вам, чем к вашей сестре. Он не противился вашим карьерным устремлениям, не посягал на вашу свободу. И он оставил вам все. Насколько мне представляется, единственное, что он сделал для Сюзанны, это взвалил на нее ответственность, которую ему следовало взять на себя, научил ее стрелять и подарил свой пистолет. Я бы сказал, что это именно вам все досталось очень легко.

Произнося эти слова, Стивен встал – он не собирался ждать, когда ему укажут на дверь. Этот человек был ему неприятен, и дальнейшие расспросы ни к чему бы не привели.

– Благодарю вас за то, что согласились увидеться со мной, – произнес он. – Вас запросто могут вызвать в суд в качестве свидетеля, все будет зависеть от показаний Сюзанны. С Новым годом вас. Не провожайте меня, я сам найду дорогу.

* * *

В начале февраля, в пятницу, после работы Бет отправилась в Уэльс. Она ехала одна, потому что у нее не хватило духу пригласить с собой Роя, раз уж поездка означала остановку в гостинице на ночь.

После Нового года они несколько раз встречались, ходили в кино, в ресторан, и однажды в воскресенье она угостила его обедом у себя дома. Они целовались и обнимались, но Рой не предпринимал попыток зайти дальше, а Бет так и не решила, готова ли она рассказать ему о своем прошлом.

Чем дольше она с ним встречалась, тем в большее замешательство приходила. То она горела нетерпением как можно скорее увидеться с ним, то смертельно боялась этого. Ее страшило то, что рано или поздно придется рискнуть и рассказать ему об изнасиловании. Иногда ей казалось, что было бы легче больше никогда не видеть Роя, чем пребывать в постоянном волнении и страхе из-за этого.

Бет надеялась, что, уехав на выходные, она сможет разобраться в своих чувствах. Раньше она никогда не бывала в Уэльсе дальше Кардиффа, и, хотя было очень холодно, синоптики не обещали осадков, и она рассчитывала прогуляться пешком.

С начала года Бет трижды побывала у Сюзанны. Ее визиты не носили официального характера, она предоставила это Стивену. Бет приходила как старая подруга, и они с Сюзанной чаще всего предавались воспоминаниям и разговаривали о годах, прошедших с тех пор, как они виделись в последний раз. Она обнаружила, что теперь Сюзанна нравится ей ничуть не меньше, чем когда та была девчонкой. Может быть, исчезла лишь ее наивность, потому что во многих вопросах она проявляла куда большую практичность, чем Бет, но ее душевное тепло и то, что она заботилась о других больше, чем о самой себе, остались неизменными.

Снова и снова Бет думала о том, какой замечательный социальный работник мог бы получиться из Сюзанны. У нее был прямо-таки талант внушать доверие, и она глубоко понимала людей, включая и тюремщиков, и заключенных.

Во время одного из посещений они заговорили о преступлениях на почве наркотиков, и Сюзанна заявила, что, по ее мнению, наркоманов следует ставить на учет, как было раньше, много лет назад.

– Это заставит проклятых наркобаронов отказаться от своего бизнеса, – с удивительной страстностью заявила она. – Им придется отказаться от поставок наркотиков в страну, а наркоманов будет лечить квалифицированный персонал, в клиниках, там они будут получать чистые наркотики, и им помогут избавиться от пагубной привычки.

Бет не согласилась и сказала ей об этом.

– Если бы ты провела здесь хотя бы пару дней, то скоро начала бы смотреть на вещи так же, как и я, – с жаром заявила Сюзанна. – Женщины, которые сидят здесь, вынуждены воровать и продавать себя, чтобы предаваться своему пороку, другого пути у них просто нет. Но устрани эту нужду, и количество преступлений на почве употребления наркотиков тут же сократится вдвое. Если на улицах не станет пушеров, то новых наркоманов будет все меньше и меньше.

– Я и не знала, что ты такой пламенный борец с наркотиками и наркоманией, – с ноткой иронии заметила Бет.

Сюзанна смерила ее уничтожающим взглядом.

– Ты не изменилась, – сказала она, а потом слабо улыбнулась. – Ты всегда отличалась излишней суровостью. Совсем необязательно вводить себе в вены героин, чтобы понять, почему некоторые люди не могут без него обходиться. Точно так же необязательно самому совершить убийство, чтобы понять, почему другие идут на это. Речь идет лишь о том, чтобы на минуту-другую представить себя на месте другого человека.

– Получается, для того чтобы понимать наркоманов, нужно самому совершить убийство, так? – заключила Бет.

– Да, получается так. Я думаю, у нас у всех один общий недостаток, – ответила Сюзанна и с вызовом скрестила руки на груди. – В общем, мы упорно делаем то, что ведет к катастрофе, но не придаем этому значения. В случае с наркотиками – это твоя собственная катастрофа, в случае с убийством – чья-то еще. Но я бы сказала, что в обоих случаях первоначальное побуждение – это, как правило, заниженная самооценка, неверие в себя.

– Итак, в этом заключается и твоя проблема, верно? – спросила Бет.

Сюзанна не ответила.

– Ну же, отвечай, – легонько поддразнила ее Бет.

Сюзанна бросила на нее холодный взгляд.

– Не смейся надо мной, Бет. Разумеется, я невысокого о себе мнения. Почему в противном случае я позволяла бы людям пренебрегать мной? Я никогда не могла высказать того, что накипело на душе, я держала это внутри себя. Очень многие наркоманы начинают с того же. Они вдруг обнаруживают, что наркотики помогают им полюбить себя. Естественно, это ощущение быстро проходит, поэтому они пытаются вызвать его снова и снова. И вскоре попадают на крючок.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что почувствовала себя лучше, убив Визерелла и Паркс?

– Да, именно так.

Бет пристально посмотрела на Сюзанну и поняла, что та действительно имеет в виду то, что только что сказала. Она вдруг занервничала, хотя и не могла понять почему.

– Значит ли это, что, если бы тебя не арестовали, ты снова пошла бы на убийство?

Сюзанна невесело рассмеялась.

– Я сделала все, чтобы меня арестовали! Это равносильно по-настоящему большой передозировке. Таким образом ты можешь быть уверен, что не сможешь повторить это снова.

В тот день Бет вышла из тюрьмы с ощущением, что ей есть над чем поразмыслить. С того момента, как Стивен встретился с Мартином Райтом и обнаружил, что тот еще более бессердечная и жестокая личность, чем можно было заключить из слов Сюзанны, он по-другому стал относиться к ее делу. В разговоре с Бет он высказал предположение, что душевный надлом у Сюзанны начался еще тогда, когда умерли ее родители, а не после смерти Аннабель, как они полагали сначала. Долгие годы она жила в невыносимом напряжении, а потом две смерти, последовавшие почти одна за другой, обнародование завещания отца и, наконец, отвратительное поведение брата – все это внесло свою лепту в ее душевный разлад. Вот почему, по мнению Стивена, она и сошлась с Лайамом и так странно повела себя, когда уехала, не сказав ни слова старым друзьям и соседям.

Стивен показал Бет статью в медицинском журнале о том, как беременность часто рассеивала депрессию и тревожность даже у тех пациенток, которые страдали ими в течение многих лет. Там же приводились доказательства и того, что у многих женщин после рождения ребенка рецидив болезни не наступал, потому что ощущение радости, которое давало им материнство, поддерживало их на плаву.

Стивен чувствовал (и даже проконсультировался с психиатром, чтобы тот поддержал его точку зрения), что после смерти Аннабель Сюзанна была совершенно сломлена, поскольку к естественной боли утраты добавились и страдания от вновь открывшихся старых ран. По его мнению, Бет наверняка обнаружит, что время, проведенное Сюзанной в Уэльсе, можно считать чем-то вроде ремиссии. Когда же она наконец вернулась в Бристоль и поняла, что у нее никого и ничего не осталось, у Сюзанны случилось умственное помешательство.

Бет была склонна согласиться с ним. Если она сможет раздобыть доказательства того, что Ройбен оказался очередной бессердечной скотиной, который беззастенчиво использовал Сюзанну в своих целях, то в суде она сможет подать апелляцию о частичной вменяемости ее подопечной.

Бет добралась до «Короны» в Кардигане в половине десятого вечера. Брендан, коллега Бет по адвокатской практике, порекомендовал ей эту маленькую гостиницу, в которой он частенько останавливался вместе с женой, тем более, что отсюда до Эмлин Карлисла, ближайшего городка к Хилл-хаусу, коммуне Ройбена, было всего двадцать миль, как сообщила им Сюзанна.

Гостиница оказалась именно такой, какой ее описывал Брендан: прекрасно меблированной и декорированной, очень теплой и очень уютной. Саймон, хозяин гостиницы, был весьма доброжелателен. Когда Бет заметила, что, кажется, слишком устала для того, чтобы ужинать в ресторане, он сам вызвался принести поднос с едой в ее комнату.

Следующее утро выдалось очень холодным, но солнечным, и Бет отправилась в Эмлин Карлисл сразу же после завтрака. Саймон рассказал ей, что там располагалось нечто вроде гетто для тех, кого он, смеясь, окрестил «спаси бродягу» – собирательное название состарившихся хиппи, борцов за права животных, вегетарианцев и других нонконформистов. Он порекомендовал ей остановиться там в пабе на Хай-стрит и для начала поболтать с его владельцем, поскольку тот знал всех в округе на несколько миль и мог объяснить ей дорогу, да и вообще, рассказать о Хилл-хаусе.

Бет надела теплые ботинки, джинсы и толстую меховую куртку. Она надеялась, что после разговора с Ройбеном у нее останется время побродить по окрестностям.

Лавка здоровья, несколько крошечных магазинчиков, предлагающих сувениры, хрустальные шары и магические кристаллы, свечи и карты Таро, свидетельствовали о том, что Саймон был прав, когда говорил, что большую часть населения Эмлин Карлисла составляли «неформалы» и «представители альтернативных учений». Пивной бар, в который направили Бет, еще не открылся, когда она добралась до него, но, поскольку дверь была отворена, а за ней виднелся какой-то мужчина, переставлявший бутылки на полках бара, она решила войти внутрь. Извинившись за свое невольное вторжение, она объяснила, что Саймон из «Короны» в Кардигане посоветовал ей зайти сюда, чтобы ей рассказали, как попасть в Хилл-хаус.

Мужчина выглядел типичным валлийцем – невысокого роста, плотный и коренастый, как рудничная лошадка, с темными волосами и кирпично-рыжей физиономией.

– Хилл-хаус? – повторил он, нахмурившись, словно бы озадаченный просьбой. – А вы там кого-нибудь знаете?

– Нет, – сказала она. – Я просто хочу поговорить с владельцем. Вы знаете его, это Ройбен Морленд? Я так понимаю, это нечто вроде коммуны. Правильно?

– Они предпочитают называть себя именно так, хотя мне они кажутся сборищем ведьм, мошенников и наркоманов, – отозвался он. Похоже, он слегка занервничал и даже немного попятился от нее за стойкой бара, как будто даже говорить подобное было опасно.

Бет решила, что пришла пора выложить карты на стол.

– Я – адвокат, – заявила она и положила на стойку бара свою визитную карточку. – Я представляю одного человека, который раньше жил там. Вот поэтому мне нужно поговорить с Морлендом.

Мужчина взял ее карточку в руку, прочел и снова взглянул на нее, на этот раз с улыбкой.

– Вам повезет, если вы его найдете, – сказал он. – Он не показывался здесь уже целую вечность.

– Так кто же там теперь живет? – спросила Бет, с радостью отметив про себя, что мужчина расслабился. – Я буду благодарна вам за любую информацию.

– Вы же не хотите идти туда в одиночку? – с ужасом воскликнул он. – Слишком много собак и подозрительных личностей. С вами может случиться все, что угодно.

Бет никак не ожидала, что ей будут советовать не ходить туда вообще.

– Да что вы говорите! – с удивлением вскричала она.

Он облокотился о стойку.

– Точно так. Послушайте, это опасно, понимаете? – заговорщическим шепотом поведал он ей. – Они хуже животных, живут в грязи, совсем спятили от своих наркотиков. Все мы здесь обходим их десятой дорогой.

Бет подумала было, что мужчина преувеличивает, что он предубежден против обитателей Хилл-хауса, потому что они не такие, как его соседи. Но, с другой стороны, было бы крайней глупостью отправиться туда одной, не разведав ничего заранее.

– Мне сказали, что Морленд мошенническими уговорами и посулами вынуждает уязвимых и пострадавших людей приезжать туда и жить там, – призналась она.

Мужчина кивнул головой в знак согласия.

– Видал я некоторых бедолаг, которые удрали оттуда, – сказал он. – Я заявил в полицию, но, похоже, они ничего не могут сделать, потому что поместье принадлежит Морленду. Они сказали, что им нужны доказательства совершенного преступления, для того чтобы можно было что-то предпринять. Но все равно его здесь нет, и давненько уже не было видно, скажу я вам.

– Если поместье принадлежит ему и там живут люди, значит, они должны знать, где он, – заметила Бет.

– Знают, наверное, но я не думаю, что они скажут вам об этом.

И мужчина пустился в жутковатые россказни о том, как летом туда приезжают банды бездельников и тунеядцев, собирающиеся на свои дикие шабаши. Он заявил, что местные жители боятся оставлять свои дома без присмотра из опасения, что их ограбят. Эти подозрительные личности угоняют автомобили; поля и перелески завалены мусором, а дети находят шприцы и иглы на обочинах дорог и тропинок.

Бет поняла, что во времена Сюзанны такого не было, в противном случае, она рассказала бы об этом. Также было непохоже, чтобы кто-нибудь и сейчас там изготовлял и продавал сувениры. Она подумала, что, скорее всего, нынешнее положение вещей сложилось после исчезновения Ройбена.

Но тут, когда Бет уже начала подумывать о том, что ей, наверное, придется обратиться в местный полицейский участок, владелец пивного бара поведал ей, что сейчас в деревне живет девушка, которая раньше обитала в Хилл-хаусе.

– Она немногим лучше остальных, – заявил он, презрительно наморщив нос. – Но она хотя бы работает, разрисовывает всякую посуду и больше не общается с тем сбродом из поместья. Вы можете поговорить с ней. Она живет в последнем коттедже по дороге.

Бет поблагодарила его за помощь и, оставив свой автомобиль на стоянке возле бара, пешком отправилась к дому, на который ей указали.

Коттедж был крохотным и обшарпанным, когда-то белые стены были в пятнах зеленой плесени, а со входной двери облезала краска. Бет постучала, и ей открыла беременная женщина, в джинсах и заляпанной красками рабочей блузе; ее соломенные волосы явно требовали мытья.

Бет коротко объяснила ей, что пытается разыскать Ройбена Морленда.

– Я не знаю, где он, – оправдывающимся тоном заявила молодая женщина. – Я больше не имею ничего общего с той бандой, которая живет в его доме.

У нее был явный лондонский выговор, слегка смягченный валлийским певучим акцентом. Бет решила, что ей еще нет тридцати, а выглядит она старше из-за своего изможденного вида и серого цвета кожи. Бет представилась, протянула свою визитную карточку в качестве доказательства и сказала, что ведет расследование по поручению Сюзанны Феллоуз, которая проживала в Хилл-хаусе.

Женщина удивленно ойкнула.

– Она ведь застрелила двух человек в Бристоле, правда? – выдохнула она. – Я видела это в новостях. Не могу поверить, она же была настоящей леди.

– Так вы знали ее? – спросила Бет. – Вас случайно не Меган зовут?

– Да, – отозвалась та, с подозрением прищурившись. – А вы откуда знаете?

– Просто догадалась. Сюзанна о вас рассказывала, – ответила Бет. – Она говорила, что вы художница. Могу я войти и немного поговорить с вами?

Меган мгновенно насторожилась.

– Мне не нужны неприятности, – заявила она.

– Я здесь вовсе не для того, чтобы навлекать неприятности на кого-либо, – сказала Бет. – Совсем немного дополнительной информации, вот и все, что мне нужно.

Меган неохотно приоткрыла дверь пошире.

– У меня небольшой беспорядок, не убрано, в общем. Я спешу закончить одну работу, так что вам придется принимать меня такой, какая я есть.

«Небольшой беспорядок» был явным преуменьшением. Собственно, это был даже не дом, а пыльная, захламленная мастерская. Большой стол посередине комнаты был заставлен вазами и подставками под лампы, которые Меган, похоже, разрисовывала вручную. С одной стороны стола громоздились залежи белой посуды, а с другой стояли ящики с готовыми изделиями.

– Я разрисовываю их, а потом у меня забирают на глазировку и обжиг, – объяснила Меган.

– Сюзанна говорила, что вы очень талантливы, – заметила Бет, глядя на подставку для лампы, разукрашенную розовыми цветами, которые выглядели бы вполне уместно даже в «Либертиз»^[5]. – Она была права, сразу чувствуется рука мастера.

Меган пожала плечами.

– Это все, что я умею делать, – сказала она. – Конечно, мне хотелось бы иметь настоящую студию и печь для обжига и сушки, но на фарфоровом заводе в Кардигане мне неплохо платят, так что грех жаловаться. Хотя не представляю, как буду выкручиваться, когда родится ребенок.

Бет огляделась. Это был настоящий барак, лачуга. Грубо оштукатуренные стены уже долгие десятилетия не знали краски, жалкий огонь, горевший в очаге, едва-едва разгонял холод по углам. Лестница была сколочена из простых, неструганых досок, и даже в углу закутка, выделенного под кухню, громоздились коробки, и все покрывал слой фарфоровой пыли. Бет не могла себе представить, как Меган собиралась жить здесь с ребенком, – без сомнения, наверху было не чище.

Меган опустилась на табуретку у стола и жестом показала Бет, чтобы та села в стоявшее у очага мягкое кресло с ободранными подлокотниками и рваной обивкой сиденья.

– Не возражаете, если я продолжу работу, пока мы будем разговаривать? – спросила Меган, беря в руки кисточку. – Я уже говорила, у меня срочная работа.

– А когда вы жили в Хилл-хаусе, вы занимались тем же самым? – спросила Бет, глядя на миску, разрисованную крошечными фиалками. Работа была потрясающей, и после обработки готовое изделие можно будет продать, вероятно, никак не меньше чем за тридцать фунтов.

– Не-а, – скривилась Меган. – Мы обычно делали маленькие оштукатуренные коттеджики, а потом раскрашивали их, так, дешевые безделушки для туристов. Ройбен не разрешал нам делать вещи, для которых требовалась бы печь для обжига и сушки.

Бет решила, что это означает, что Ройбен предпочитал количество качеству.

– Вы ведь уже жили в Хилл-хаусе к тому времени, когда там появилась Сюзанна, правильно? – задала она следующий вопрос. – Не могли бы вы рассказать мне, какой она была тогда?

– Чокнутой, – без обиняков заявила Меган. – Без конца твердила что-то о том, что Господь покарал ее, отняв у нее ребенка.

– Покарал! – воскликнула Бет. – За что?

– Не знаю, – Меган равнодушно передернула плечами. – Она никогда не говорила об этом. Но она была не из тех, кто способен совершить что-то плохое, поэтому я и решила, что она просто помешалась от горя. Ну, как бы то ни было, большинство людей, попадавших туда, были какие-то странные. Я не очень-то обращала на все это внимание. А вот Сью мне понравилась, она там все вымыла, готовила для нас разные вкусности. Она была очень… – Меган умолкла, очевидно пытаясь подобрать наиболее подходящее слово, – материнской, вот. Ей нравилось ухаживать за людьми. Как только она освоилась, с ней все стало нормально.