Текст книги "Прогулка с нелюдем (СИ)"

Автор книги: Леонид Свердлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Леонид Свердлов
Прогулка с нелюдем

I

Уже стемнело. Полная луна изредка выходила из-за туч, и только в эти минуты я мог различить, где лес, а где дорога. Холодало. Я стоял на обочине, не очень рассчитывая, что кто-то ездит по проселочной дороге так поздно. Сам-то я как здесь оказался среди ночи? Наверное, такое могло случиться только со мной. В лужицах трепыхались отблески света, едва пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Брошенный окурок зашипел у меня под ногами. Я наступил на него. Похоже, мне придется простоять так всю ночь.

Я стоял, слушая свое дыхание. Запищал комар. Я ударил себя по щеке. Вот и развлекся. В этот момент из-за поворота бесшумно и медленно, почти не поднимая брызг, появился старый помятый грузовик. Никогда не видел такой развалюхи. Но мне было все равно, на чем ехать. В открытую дверь я сказал, куда мне надо. Силуэт водителя молча кивнул.

Сквозь разбитое стекло меня обдувало запахом мокрого леса. Но грузовик ехал медленно, и этот ветерок не мог перебить вони, стоявшей в кабине. Пахло бензином и тухлым мясом.

Деревья тихо скользили мимо нас. Лунный свет ярко вспыхивал на трещинах в лобовом стекле каждый раз, когда грузовик попадал колесом в ямку или наскакивал на камень. При этом машина содрогалась в таких конвульсиях, что каждая кочка могла стать для нее последней.

– Чудо, что такая штука еще может ездить! – сказал я.

– Есть вещи и почудеснее, – проворчал водитель.

Его голос звучал хрипло и неразборчиво.

– И далеко вам на нем ехать?

– Недалеко, – сказал он. – До кладбища.

Я не люблю черный юмор, но полнолуние, южная ночь, мрачный густой промокший лес и этот полумертвый грузовик располагали именно к таким шуткам, так что замечание водителя показалось мне остроумным. Я тоже пошутил в ответ:

– Поэтому мы едем так медленно?

– А ты хочешь побыстрее?

– Да нет, спасибо, а то, на такой машине, боюсь, не стало бы нам по пути.

– А ты не бойся: туда всем по пути.

– Всегда успею.

– Точно, туда никто не опаздывает.

– Потому что не спешат?

– Потому что там никто не ждет.

В первый раз за все время разговора я посмотрел на своего собеседника. Его вид был также отвратителен, как и запах. В темноте я видел очень плохо, но мог различить поблескивающие в неприятной улыбке зубы и длинные спутанные волосы.

– Да ты, никак, сам уже оттуда? – пошутил я, и мне стало не по себе.

Я перевел взгляд на руки, лежащие на руле. В свете луны они были видны гораздо лучше, чем лицо. Из полуистлевших рукавов торчали кости, с которых местами свисали гниющие ошметки кожи. На пальцах ее совсем не осталось: косточки были только кое-где прикрыты грязью и плесенью. Странно, что суставы еще сохранились и, видимо, нормально действовали.

– Испугался? – рассмеялся водитель.

Я уже давно не в том возрасте, когда боятся привидений, оборотней и разных оживших мертвецов. Мне было достаточно ткнуть его пальцем, чтобы он развалился, даже молитвы или заклинания не потребовались бы. Я не испугался, но находиться в одной кабине с нелюдем в полнолуние, среди леса, да еще и по дороге на кладбище я, конечно, не хотел, мне это было неприятно, я был даже готов снова оказаться на пустой лесной дороге среди ночи. Я схватился за ручку двери, готовый выскочить из машины на ходу, благо мы ехали не быстрее катафалка.

– Страшно? Страшно! – развеселился нелюдь.

– Да пошел ты! – вскрикнул я, судорожно дергая дверь. – Останови! Я дальше не поеду!

– А платить? Платить кто будет?! – радостно кричал нелюдь, уставившись на меня невидящими глазами.

– Останови, блин! Смотри на дорогу, мать твою, а то…

– А то что? Что мне будет?

– Тебе… Мне будет!.. До тебя мне!.. Мне на тебя!.. Останови машину!

Он расхохотался и резко вывернул руль. Грузовик съехал в кювет и остановился. Я продолжал трясти ручку заевшей двери.

– Так сколько дашь? – продолжал ехидничать гость с того света.

Я швырнул ему какую-то купюру.

– На! Купи дезодоранта, вонючка!

Дверца открылась, и я вывалился наружу. Думаю, я сумел сохранить достоинство, хоть и не удержал равновесие, споткнулся, пробежал полметра на четвереньках, вскочил, соскользнул в кювет, вынырнул, вскарабкался наверх с полными ботинками воды и, не оглядываясь, побежал в лес.

Пробираясь через валежник, я исцарапался и порвал одежду. Ноги путались в траве и корнях деревьев. Я натыкался на острые ветки, спотыкался и падал, но возвращаться обратно, к дороге, не хотел.

Я пробивался к светлой поляне и к замку, видневшемуся за деревьями.

II

Когда я проснулся, мир выглядел уже совсем по-другому. Солнце, чистая и мягкая кровать. Было весело и уже не страшно. Я даже пожалел, что так быстро убежал от нелюдя: он наверняка был интересным собеседником и мог мне о многом рассказать. Что с того, что он вонял? Мало ли, кто чем пахнет! Почему люди так боятся всего незнакомого? Я рассмеялся, вспомнив, как бежал от подгнившего шофера, как скакал по корням и кочкам, а особенно, как ломился в дверь замка. Хорошо бы посмотреть со стороны, как среди ночи кто-то выбегает из леса, весь мокрый и расцарапанный, бросается к двери замка и начинает лупить по ней кулаками! Для полноты картины не хватает только проливного дождя и зловещих вспышек молнии. Но дверь мне открыл не какой-нибудь старый отвратительный горбун, а вежливый дворецкий. Он пожал мне руку, сказал, что меня здесь давно ждут, проводил в замок, расспросил, как я добрался. Его жена напоила меня кофе и проводила в мою комнату. Я отлично выспался, а утром меня уже ждал завтрак.

Я завтракал внизу, в большом зале. Это выглядело совсем как в кино: огромный стол, за которым сидел один я, серые стены, высокий потолок, старинная люстра, свечи в которой не зажигались уже, вероятно, лет сто. На стол подавал повар – совсем молодой мужчина, высокий, широкоплечий и очень заросший брюнет. Он был больше похож на лесоруба, чем на повара, но он был именно поваром, дворецкий мне это подтвердил.

Сам дворецкий тоже был не таким, как я его представлял: не старше сорока лет, аккуратно подстрижен, чисто побрит. На нем был темно-зеленый свитер. Очки окончательно делали его непохожим на дворецкого.

Он стоял молча все время, пока я ел. Позавтракав, я попросил рассказать о замке. Мне вовсе не хотелось слушать долгие истории о потемневших от времени портретах стариков в камзолах и надменных типов в рыцарских доспехах. Я и так знал, что они травили и резали друг друга, пьянствовали, интересовались искусством, пастушками, лошадями и охотничьими собаками, женились и выдавали замуж дочерей, потом умирали тем или иным способом, причем именно смерть, как правило, становилось самым интересным событием в их жизни. Но я подумал, что дворецкий ждал так долго именно для того, чтобы все это мне рассказать. Я приготовился мужественно слушать, но дворецкий сказал, что портретов прежних владельцев в замке нет. Раньше они висели в столовой, были среди них и полотна очень известных мастеров разных эпох. Но за многие века они потрескались, их изгадили насекомые, кое-где появилась плесень. Прежний владелец продал картины и на вырученные деньги сделал в замке ремонт. Кстати, после того как картины сняли, впервые за много веков удалось помыть стены столовой – до этого ни одному владельцу не пришло в голову посмотреть, что делается за портретами предков, а там скопились килограммы дохлых мух. А за портретом основателя замка даже обнаружили непристойную надпись на древнем наречии народа, исчезнувшего более восьми веков назад. Чтобы посмотреть на это, приезжал профессор из столичного университета. Прежде чем рабочие замазали надпись, он долго изучал ее, фотографировал, зарисовывал, делал слепки из пластилина. Он говорил, что это уникальный образец. Похожая надпись есть только в одной альпийской пещере, в древнейшей из найденных археологами общественных уборных. Находка, сделанная в нашем замке, подтвердила самые невероятные гипотезы. Профессор переживал, что не сможет сообщить всему научному миру о своем открытии. Оно, несомненно, произвело бы большой фурор, но ругательство было таким крепким, что ни один серьезный журнал не решился бы его опубликовать без ущерба для своей репутации.

Я спросил, можно ли подняться наверх, в башню. Дворецкий отговорил меня, сказав, что на ремонт лестницы не хватило денег от продажи портретов, и нельзя ручаться за ее надежность, поэтому дверь в башню всегда закрыта.

Больше в замке смотреть было нечего, и я пошел знакомиться с окрестностями.

Замок стоял на невысоком холме. Справа от меня был тот самый лесок, из которого я выбежал ночью. Дорогу за лесом было не видно. Слева был луг. Дорога бежала к видневшейся вдалеке деревне. Я пошел вперед, вниз с холма, к капустному полю. На краю поля стоял старый сарай. В нем, вероятно, хранились сельскохозяйственные инструменты. Здесь я остановился, закурил и обернулся к замку.

Даже при свете дня он показался мне мрачным и величественным. Стены его заросли мхом и местами порушились. От укреплений вокруг почти ничего не осталось. Кое-где виднелись следы каких-то построек, возможно, конюшен или складов. Они давно развалились, и на их месте построили гараж.

Видимо, портреты все-таки не представляли большой художественной ценности, если от их продажи удалось отремонтировать только столовую и жилые комнаты. Но это к лучшему. Я видел отремонтированные замки. Вычищенные, с аккуратно заделанными щелями в стенах, с крышами, покрытыми новым шифером, со свежезастекленными окнами с рамами из белого пластика, они стоят пристыженные и убогие. Они перестали быть грозными древними крепостями, но по комфорту им очень далеко до современных вилл. Этот же остался непокоренным ни врагами, ни временем, ни собственными владельцами, у которых, к счастью, не нашлось денег на ремонт.

Я смотрел на замок, думая, что может быть общего между мной и вечностью, смотревшей на меня его окнами. Было странно и непривычно, все это происходило не со мной, но мне это нравилось. Замок был цитаделью спокойствия в странном мире вокруг. Тысячу лет он не замечал ни войн, ни мира. Сосны у входа стояли двести лет назад так же, как и сейчас, такие же ласточки вили гнезда под крышей, облака плыли туда же по такому же небу. И точно также все будет и через двести лет. Кто-нибудь другой будет стоять на этом месте, и в голову ему будут лезть те же самые банальные мысли. Они приходят в голову каждому, кто стоит перед старинным замком.

Меня отвлекло какое-то движение. Быстро обернувшись, я заметил тень, скользнувшую по стене сарая. Прихотливо изогнувшись, она резко метнулась за угол. Мне вдруг показалось, что я сам был этой тенью. Я тоже метнулся за ней и, оступившись, оказался у ног девушки, которая стояла за сараем с темно-зеленой книгой в руке. Я поднялся и смущенно сказал:

– Мне показалось, что вы что-то уронили.

– Это была моя тень, – ответила девушка. – Я ее не роняла. Я ее отбросила.

Я представился и сказал, что живу в замке.

– Очень приятно, – сказала она.

– Ты здесь живешь?

– Отдыхаю. Не живу.

– Что ты читаешь?

Она захлопнула книгу и показала мне обложку. Это был учебник по судебной медицине. Я думал, она читает более легкую литературу. Возможно, она подобрала книгу под цвет глаз.

– Ты, наверное, учишься на врача? – спросил я.

– Нет.

– На юриста?

Она отрицательно покачала головой. Прядь ее волос при этом соскользнула на лоб, и она привычным движением руки поправила их. Тень вздрогнула и, скользнув вперед-назад, вернулась на прежнее место.

– Мне это просто интересно, – сказала девушка, глядя мимо меня.

– Да, – заговорил я, боясь, что разговор на этом оборвется. – Я тоже когда-то интересовался судебной медициной. Я когда-то так удивился, узнав, что странгуляционная борозда…

– В моем доме мало книг, – перебила она. – Я не нашла ничего более интересного. Эти книги не мои.

– А где ты живешь? – спросил я, хватаясь за новую тему.

– Там. – Она махнула рукой, показывая за капустное поле.

– Тебе скучно? – спросил я, кивая на книгу. – Ты одна здесь живешь?

– Мне не скучно, – медленно сказала она.

– Ты часто здесь гуляешь?

Она в первый раз посмотрела мне в глаза. Я отразился в ее взгляде, отразилась поляна у меня за спиной и замок вдалеке. Вся моя жизнь отразилась в ее зеленых глазах. Она закроет глаза и я исчезну, откроет – появлюсь вновь. Странная мысль пришла вдруг мне в голову: одна девушка отдыхала в деревне, ей стало скучно, и она, чтобы убить время, выдумала меня.

– Иногда, – сказала она.

– Значит, тебя можно будет снова здесь встретить? Когда?

Она опять посмотрела на меня. Время остановилось.

– Пусть это произойдет неожиданно.

Я согласился.

– Я сейчас уйду, – сказала она, взглядом отпуская меня.

– Я провожу.

– Я уйду одна.

– Я приду к тебе! – сказал я ей вслед, но она не услышала.

Она уходила. Тень семенила за ней, прыгая по кочанам капусты. Я смотрел им вслед, не понимая, что случилось. Это случилось не со мной.

III

Я беззаботно бродил по замку. После прогулки вчерашний испуг окончательно развеялся. Поездка с нелюдем по ночной дороге больше не казалась мне чем-то жутким или необычным. Увидеть ночью покойника – к дождю, и только. Теперь я был готов ко встрече с чем или с кем угодно. Я даже ждал этого: мне было скучно, хотелось поговорить с кем-нибудь, поделиться впечатлениями, расспросить об этом месте человека, который давно здесь жил. Дворецкий не подходил. Он неинтересный человек: замок для него лишь место работы.

Вход в башню и был закрыт, но оттуда были слышны шаги. Не решаясь войти, я ждал, что будет дальше. Выходит, хотя лестницу и не отремонтировали, в башне кто-то бывал.

Дверь медленно отворилась, и из темноты появилась молодая невысокая блондинка. В одной руке она несла совок, веник и мусорное ведро, а в другой – маленькую кастрюлю.

– Ой! – сказала она, прижимая кастрюлю к груди. – Как я испугалась! Вы тут так тихо стоите. Это вы здесь, в замке, живете, да?

– Я-то здесь живу, а вот ты кто? – спросил я. – Привидение?

– Нет, не привидение, – обиженно сказала девушка. – Я здесь подметаю.

– Ах, так это ты в замке за порядком следишь?

– Нет, за порядком следит дворецкий, а я подметаю.

– А зачем кастрюля?

– Привидений кормить!

– Они, небось, прожорливые?

– А как же! Как волки. Без еды в башню зайдешь – съедят.

Сказав это, она резко развернулась и ушла, побрякивая ведром.

Я открыл дверь и вышел на лестницу. Это была действительно старая, скрипучая винтовая лестница. Однако, она выглядела вполне надежно. В старину умели строить навечно. Сверху доносилась музыка. Кто-то перебирал струны гитары. Я пошел наверх. Лестница извивалась и извивалась. Вместо конца подъема, за поворотом я видел только продолжение поворота, от этого казалось, будто я вообще не двигался. Время от времени, я смотрел вниз, чтобы убедиться, что это не так, и видел, что уже довольно высоко поднялся. Жили же в древности люди без лифтов. У меня уже стала кружиться голова, когда я, наконец, достиг цели.

На вершине башни, прямо под остроконечной крышей, я обнаружил маленькое круглое помещение со смотровыми окошками по всему периметру.

На полу, прислонившись к стенке и опершись, как на трость, на гитару, сидел обитатель башни, которого и кормила уборщица. Он был слишком молод, чтобы быть домовым, и слишком материален для призрака. Это был обычный человек – бездельник, как я или как тот, кто читает сейчас мой рассказ, вместо того чтобы работать.

Он поднялся на ноги, ткнул меня пальцем в грудь и сказал:

– Я тебя знаю: ты живешь в этом замке.

– Тебе это сказала уборщица, – его проницательность меня нисколько не удивила. – А ты, должно быть, призрак этой башни.

– Чушь! В этом замке нет, и не может быть никаких призраков. Поверь мне как специалисту.

– Неужели? А я думал, что во всех старых замках водится какая-нибудь нечисть.

– Сразу видно, что ты не жил в старых замках. Все эти предрассудки выдумали люди, которые в замках разве что ночевали. Запомни: нечисть никогда не заводится в чистоте. Мне доводилось жить в разных замках. В некоторых действительно без святой воды делать нечего. Но ты и представить себе не можешь, до какого состояния они были доведены! А здесь очень чистоплотный дворецкий и уборщица трудится весь день как пчелка. Даже в башне всегда чисто как в церкви, а ведь дворецкий сюда не заходит, он боится высоты. Но в любом замке, если в нем перестают поддерживать чистоту, уже через месяц заведутся клопы и тараканы, через год – крысы, а через сто лет – монстры, привидения и даже вампиры. Я в таких замках бывал! Окна, непрозрачные от паутины, в комнатах воняет плесенью, подвалы темные, сырые, вонючие, со скелетами на ржавых цепях. Чтобы там выжить, надо обладать очень хорошим чувством юмора.

– А в этом замке что за подвал, в смысле скелетов?

– В этом – не знаю. Меня, собственно, в замках всегда больше интересовали башни, а не подвалы: из башен вид лучше. Дворецкий запирает подвал, но, насколько я его знаю, он и там навел порядок. Внизу, он, скорее всего, хранит какие-нибудь метлы и тряпки. Скелетов там точно быть не может. Не тот человек: для него порядок прежде всего.

Обитатель башни подошел к окошку и уставился вдаль, медленно перебирая струны гитары.

– Так кто же ты, если не призрак? – спросил его я.

– Ты живешь в замке, а я – в башне, – ответил он, медленно поворачиваясь лицом ко мне. – Я такой же, как ты, вся разница между нами только в этом.

– И давно ты здесь? – спросил я.

– Я, знаешь ли, календари не читаю… Достаточно, чтобы все здесь знать, но мне тут еще не надоело.

– Ты побывал во многих замках?

– Это мое хобби. Я люблю одиночество и тишину.

– Чем же ты живешь?

– Жизнью, как и все, – он посмотрел на меня и улыбнулся. – Дворецкие меня, как правило, не любят, но терпят, ведь я им не мешаю. Всегда найдется кто-нибудь, чтобы позаботиться обо мне. Здесь меня кормит эта очаровательная девочка, – он мечтательно посмотрел на лестницу. – Она прелесть, правда? Только в деревнях и в старых замках встречаются такие милые наивные крошки. Представь себе, она краснеет почти всегда, когда я на нее смотрю. Я влюбился бы в нее, но, увы… Я разбираюсь в женщинах не хуже, чем в замках. В моей душе скопилось столько грязи, что я, кажется, не могу прикоснуться к женщине, ее не испачкав.

– Зачем же пачкать? – мне нравилась его самоуверенность. – Как крупный специалист, ты мог бы стать ее наставником в дальнейшей жизни.

– Тот, кто знает жизнь, должен быть очень осторожным, – сказал он, неожиданно посерьезнев. – Нельзя говорить людям о том, что точно знаешь. Если они узнают правду, им станет неинтересно, и они не захотят дальше жить. Наставником может быть только тот, кто еще сам должен учиться и учиться.

– Ты все уже знаешь?

– Об уборщице – да. Несколько месяцев разговоров, комплиментов, сомнений, волнений, а потом – тоже, что и всегда. Стоит ли борьбы такая победа?

– Ты так хорошо узнал жизнь, когда сидел в подвалах и башнях?

– Да, чтобы узнать жизнь нужно спрятаться и глядеть со стороны. Лучше всего для этого подходят башни старинных замков. Смотри, – он повернулся к окошку и поманил меня пальцем к себе.

Я подошел к нему. Прекрасное зрелище. Было видно всю деревню, капустное поле и церковь за ним, дорогу, по которой я приехал. Солнце ярко освещало все это. Мир географической картой развернулся передо мной.

– Вот отсюда я и наблюдаю, – сказал отшельник.

– Красиво, – сказал я. – И что же ты отсюда видишь?

– Все. Все вижу, все про всех знаю. Вот, например, деревня. В ней живет человек сто. Живут простой крестьянской жизнью, едят, по большей части, что сами выращивают. Только изредка ездят в город, чтобы продать на рынке свой урожай и купить какие-нибудь вещи. Всей культурной жизни – один кабак. Интересного почти не происходит. Разве что, парочка влюбленных. Они каждый вечер, часов в семь встречаются вон под тем кленом на краю леса. Там они стоят и смотрят друг на друга. Девушка, видать, давно ждет, что он сделает ей предложение, а он все не решается. Так вот стоят и смотрят. Потом девушка убегает. Представляю, как ей обидно, но она так любит его, что готова терпеть это раз за разом. А на следующий день они снова приходят на тоже место, смотрят друг на друга и молчат. Смешно, правда? Вон дорога. Раньше по ней ездили из деревни в город. Несколько лет назад за деревней построили новое шоссе, и теперь все пользуются только им. А по старой дороге с тех пор никто не ездит.

– Как это не ездит? Я сам приехал вчера вечером по этой дороге!

– По этой дороге? Уж не на разбитом ли грузовике?

– На нем, – удивленно ответил я. – А ты откуда знаешь?

– А вон он у дороги, валяется, – отшельник показал пальцем за лес, и я действительно увидел тот самый грузовик. Он стоял, съехав в кювет, на том самом месте, где я из него выскочил.

– Он что, так и не уехал со вчерашнего дня?

– Со вчерашнего? Да он здесь уже почти год! Прошлой осенью один водитель по пьяни заблудился, разогнался по старой дороге, а она, естественно, за последние годы совсем уже никакой стала, а тут еще дожди, слякоть… Ну, он в кювет соскользнул и все. Сам – насмерть, а грузовик так и стоит. Ты как сказал, что по этой дороге приехал, так я сразу про грузовик и подумал, за последние несколько лет там других машин все равно не появлялось.

– А что стало с водителем? – спросил я.

– Я же говорю: помер.

– Так его не похоронили?

– Не знаю, какая разница?

– Так же нельзя! – возмутился я. – Нельзя оставлять человека не похороненным!

– Только не надо политики! Мне все равно. Может быть, и похоронили, я за этим не следил.

– А тех, кто живет в замке, ты знаешь? – спросил я.

– Конечно. Их тут немного. Могу рассказать. Про ту девочку, которая обо мне заботится, я уже говорил. Дворецкий ничего особенного собой не представляет. Всю жизнь провел, не выходя из замка, подкаблучник, помешан на чистоте и порядке. Я назвал бы его неудачником, но он из тех людей, которые неспособны ни на какие мечты. А тот, кто не мечтает и ничего от судьбы не ждет, не может быть неудачником. Другое дело его жена. Это совсем другое дело, она умная, гордая, честолюбивая. Не понимаю, зачем она вышла замуж за дворецкого. Наверное, рассчитывала перевоспитать. Она могла бы далеко пойти, а вынуждена жить вместе с ним в этой дыре. Еще здесь живет повар, но он вообще никто. Прическа, а не человек. Бездарь, пьяница, дурак и ничтожество.

– Строг же ты к людям, – заметил я. – Сам-то ты намного лучше?

– Я выше всех людей, – ответил он, – я живу в башне. Я их не лучше, я совсем другой. Я наблюдаю и не вмешиваюсь ни в чью жизнь. Поэт должен жить только так.

Он прислонился к стене и провел рукой по струнам.

– Так ты поэт? – переспросил я. – Ты поешь для уборщицы?

– Нет, ей не пою. Она все равно в этом ничего не понимает. Она слишком молода и наивна. Она влюбится в каждого, кто может срифмовать пару строк. Мне такие слушатели не нужны – слишком просто и необъективно.

– Тогда изобрази чего-нибудь мне.

– Запросто.

Он присел на край лестницы и стал изображать. Он не пел, его голос не годился для пения, он напевал, совсем негромко, медленно перебирая аккорды:

 
«Где далек и город, и деревня,
На высокой и крутой скале
Замок был, наверно, самый древний,
В нем жил принц, последний на Земле.
 
 
Был тот принц известен повсеместно:
Принц из сказки, больше нет таких,
И о нем мечтали все принцессы,
Веря, что и он грустит о них.
 
 
Проводил балы он регулярно,
Всех принцесс к себе он приглашал,
Звал артистов, самых популярных,
И гостей всегда был полон зал.
 
 
На балах принцессам непременно
Ручки принц галантно целовал;
Был он настоящим джентльменом:
Не курил, отлично танцевал.
 
 
Окна замка до утра светились,
И не умолкал бокалов звон,
И от вальса головы кружились,
И сердца стучали в унисон.
 
 
Каждая принцесса забывала,
Торопясь домой, иль просто так,
Где-нибудь у выхода из зала
Туфельку, кроссовок иль башмак.
 
 
Думали: вот принц найдет пропажу,
И принцессу вспомнит он опять,
Может быть, взгрустнется ему даже,
Может быть, пойдет ее искать…
 
 
Как-то стал он в замке прибираться
И нашел за считанные дни
Туфелек, наверное, штук двадцать,
Семь перчаток, трусики одни…
 
 
Но ничто не вызвало печали,
Принц опять устроил пышный бал,
А принцессы все напрасно ждали —
Ни с одной он встречи не искал.
 
 
Этот принц совсем не бессердечный,
И совсем уж не его вина,
Что, принцессам нужен принц, конечно,
Только принцу золушка нужна.
 
 
Тает снег, потом приходит лето,
Опадают листья, снег идет…
Пролетают годы незаметно,
Ждут принцессы, принц уже не ждет».
 

– Ты и есть этот принц? – спросил я.

– Не ехидничай. Принц это литературный образ. Я тут не при чем.

Я еще раз посмотрел вдаль.

– А ты знаешь, что там, за капустным полем?

– Да, – ответил отшельник. – Там старое кладбище. Церковь отсюда видно. И кладбище, и церковь давно заброшены. Вот там точно есть нечисть. Если она тебя интересует, тебе надо обязательно сходить туда, скажем, около полуночи.

– Значит, за полем никто не живет?

– Там есть один домик. Раньше в нем жил священник, а кто живет сейчас – не знаю. Летом в нем отдыхает какая-то городская девица. Иногда она ходит в деревню на разные местные праздники, иногда гуляет здесь, перед замком.

Отшельник из башни расставил все по местам. Как я ему завидую! Смотреть на мир сверху вниз, ни во что не вмешиваться, видеть и понимать все в мире – об этом я всегда мечтал. А я пытался во все вникнуть, во все встрять, удариться лбом о каждую стену, отбить ноги о каждую дверь. Я ходил по улицам, заглядывая в окна, вслушивался в песни и смех, задавал вопросы и ждал ответа, но мир остался для меня закрытым. Я ввязывался в разные истории, но все, что случалось, происходило не со мной. Я бежал и обгонял, но никогда не был первым. Оказывается, можно было просто забраться в башню и не выходить оттуда! Но это не для меня. Башня уже занята.