Текст книги "Изогну семь красок в дугу"

Автор книги: Леонид Сапожников

Голубые кони прерий

 
Голубые кони прерий
унесут меня туда,
где живет нагая Мэри
безо всякого стыда.
Озареньем, откровеньем,
вдохновенною игрой
будут мне ее колени
и чела ее покрой.
С ней тревоги и печали
не заманят в свой капкан,
и фантазия отчалит
в изумрудный океан.
 

Две песни из цикла «Ненаучная фантастика»

 
Уплыла в прошлое Земля,
жизнь начинается с нуля!
Но, впрочем, нет, жена моя не нуль:
«Давай введем матриархат,
и все дела пойдут на лад,
и покажи, где у ракеты руль!»
 
 
«Ты что, жена? Ты что, жена?
Теперь другие времена!
Тебя я, как Отелло, удушу!»
Но вышло так, но вышло так,
я взял передник и дуршлаг
и стал варить на камбузе лапшу.
 
 
«Достань к обеду молоко,
ведь Млечный путь недалеко!» —
«Ты что, жена, свалилася с Луны?» —
«Потом мочалку ты намыль
и смой космическую пыль
оттудова, с наружной стороны.
 
 
А я, дружок, проверю тут,
куда наметил ты маршрут!
Дай карту. Ты чего-то, вижу, сник?
Я так и знала, Скорпион!
На Деву курс наметил он,
на Волосы каких-то Вероник!
 
 
Кто эта Дева? Говори!»
Тут закипело все внутри:
«Она, – кричу, – хороший человек!» —
«Ах, вот каков ты, старый пес?!»
Тут еле ноги я унес
и спрятался в стыковочный отсек.
 
 
Сижу, как загнанный Телец.
Ракете, – думаю, – конец!
Моя супруга правит там одна.
Сижу – не ем, сижу – дрожу,
а скорость у ракеты – жуть!
И мертвая такая тишина…
 
 
Я вспомнил: есть один рычаг,
чтоб времена переключать —
бояться мне какого там рожна?
Рванул его – какой эффект!
Жена достигла юных лет,
когда была невестою она.
 
 
Не долетая Близнецов,
она сварила мне яйцо.
Сказала: «Ешь, не бойся, выходи».
А замаячили Весы —
дала кусочек колбасы,
прильнув к моей измученной груди.
 
 
Дела у нас пошли на лад.
В ракете вновь патриархат,—
жена моя и штурман и пилот.
Я оказал ей эту честь!
А сам, чтоб вовремя поесть,
варю на кухне кашу и компот.
 

 
Был в то утро я, ребята,
и не сонный и не пьяный.
Объявление в парадном
будто нА голову снег:
«Кто слетать желает в гости
на неделю к марсианам,
подавайте заявленья
управляющему ЖЭК».
 
 
Отчего же не слетать,
раз такая благодать?
Я давно интересуюсь
сестрами по разуму!
Марсианку я хочу
нежно хлопнуть по плечу,—
жалко, туго там с водою,
все они чумазые.
 
 
Прихожу, а в ЖЭКе страсти:
первым лезет дамский мастер,
с мясником едят друг друга
без тарелок и ножей,
и у каждого из пасти
не «спасибо» и не «здрасьте»,
а сплошные сообщенья
в девятнадцать этажей.
 
 
Говорят, на Марсе там
магазины «Все для дам»,
продавцы там, между прочим,
с тонкими манерами,
и такая там фирмА,
что последняя чума
в этих тряпках марсианских
кажется Венерою.
 
 
Я – к двери. Толпа скандалит:
«Вы, мужчина, не стояли!
Лично я за этой дамой,
ну а вы у нас не в счет!»
Говорю: «Эй, вы, желудки!
Кто нацелился на шмутки,
поворачивай оглобли —
в марсиан переучет!»
 
 
Растерялись. Вижу – верят.
Ну, а я уже за дверью
и анкету, как ракету,
председателю мечу.
«Вы подходите нам очень,
но октябрь не оплочен.
И ноябрь! И декабрь!..» —
«Сдам бутылки – оплачу».
 
 
Он другой находит повод:
«Засорен мусоропровод!
Это правда, что соседа
запихнули вы туды?» —
«Не приму горячей пищи,
аж покуда не прочищу!
Нынче что у нас, суббота?
Выйму гада до среды!»
 
 
Он мне третее желанье:
«Приходите на собранье.
На повестке первый квАртал».—
«Обязательно приду!»
Он любовно жмет мне руку,
а про Марс, подлец, ни звука.
«Вы, – грит, – рыбка золотая
в нашем жэковском пруду!»
 
 
Я веревкой обвязался,
сделал все, что обязался,
вытер пот, пиджак поправил
и плюю себе с крыльца.
Все жильцы культур-рно ходят!
Не шумят, не колобродят!
А мясник и парикмахер
посадили деревца!!!
 
 
Продолжение известно:
занял ЖЭК второе место,
председатель всех поздравил,
а о Марсе ни гу-гу.
Снова я лежу небритый,
и напрасно Аэлита
ходит в клуб «Кому за тридцать»
там, на дальнем берегу.
 
 
А вчера за рюмкой кваса
услыхал я от Тараса,
что в Америке есть НАСА,
тоже пудрит всем мозги.
Я бы этой самой НАСЕ
всю эмблему разукрасил
за такие вот аферы,
за такие пироги!
 

1981

Каскадер Вася

Этот текст нуждается в предисловии. Я, как большинство заядлых туристов, никогда не отдыхал по путевкам (считалось, что это удел презренных «матрацников»). Но однажды в феврале поддался уговорам и поехал в знаменитый пансионат «Пицунда».

Представьте себе семь двенадцатиэтажных зданий у самого моря.

Замечательные вина, замечательные женщины со всех концов Союза, двухместные номера и – никаких дежурных по этажу! Для полного счастья не хватало гитары. Она была одна на семь зданий. Женщина-культорг дала ее мне с условием, что я выступлю в концерте, посвященном 8 марта.

Я легкомысленно дал слово. И лишь за пару дней до концерта задумался: а что же я буду петь? Туристские песни здесь явно не годились – не тот контингент и не тот настрой. Вот и пришлось срочно сочинить «Каскадера Васю». Он имел в курзале пансионата шумный успех – не потому, что так уж хорош, а потому что довольно точно отразил нравы того времени и места…

 
Был нормальным я туристом
и к курортам я на выстрел
никогда нигде не подходил,
но местком наш против правил
ниже пояса ударил
и на юг путевкой наградил.
 
 
Я пытался отказаться:
дескать, как же это, братцы?
Я с курортной жизнью незнаком!
И за дамами я сроду
не ухаживал полгода…
«Нам видней!» – ответил мне местком.
 
 
«Там на юге есть грузины,
мандарины и дельфины,
только кавалеров дефицит!
Дамы там в плену стихии,
некому читать стихи им,
и никто им розы не дарИт.
 
 
Вышла, значит, разнарядка
нашей фирме для порядка
выделять на юг одних мужчин.
Нужен лет под сорок, рыжий,
чтобы мог на водных лыжх
и умел смеяться без причин».
 
 
«Я, товарищи, не рыжий…» —
«Вас красителем побрызжут
от ушей примерно до сих пор!» —
«Мне, товарищи, на лыжах
нипочем, клянусь, не выжить!» —
«Не волнуйтесь, будет каскадер».
 
 
Присылают каскадера.
Парень ростом с эту гору!
Не снимает лыжи ни на миг.
В рыжий цвет меня покрасил
и представился: «Я Вася.
Это я и буду ваш двойник».
 
 
С четверга до воскресенья
мы с ним славно посидели.
Встали – и отправились на юг.
Мы живем, как в Голливуде:
море будто бы на блюде
и таки-и-ие женщины вокруг!
 
 
Телефон звонит-трезвонит:
«Извините, можно Леню?»
Васе трубку я передаю.
Мой двойник без опозданья
прилетает на свиданья
исполнять обязанность мою.
 
 
Этот милый рыжий Вася
весь курорт собой украсил:
он стихи читает при луне,
дарит розы и мимозы,
вызывает смех и слезы,—
я же загораю в тишине.
 
 
Все нормально, я не спорю:
каскадеру – каскадерье,
у него опасная игра.
Но люблю его, как брата,
за него мне страшновато.
Вася, друг, ни пуха ни пера!..
 

Тятя
Песня об охране зеленых насаждений

«Советский лесничий – самый лесничий в мире!»

Следующая песня вообще была написана экспромтом.

У нее необычный жанр – это песня-взятка.

Дело было так. Я отправился в весенний поход по Крыму с группой киевлянина Наума Лисицы – автора известной песни «Вальс в ритме дождя» («Солнца не будет, жди-не жди, третью неделю льют дожди…»). Начали под Чуфут-Кале возле Бахчисарая, а в конце вышли в район Фороса и разбили лагерь в лесу у моря. Вдруг явился сердитый лесник и велел снимать палатки: «Вы тут желудя потопчете, а из них могут дубки вырасти!» Народ стал совещаться: законопослушные капитулянты были готовы уходить, реалисты предлагали скинуться на взятку для лесника, а мы с Наумом минут за десять сочинили для него песню (слова мои, музыка Лисицы). Эффект был потрясающий: услышав ее, лесник не только смилостивился, но и велел жене приносить нам по утрам молоко…

 
Говорил мне тятя: «Ах ты, сукин сын!
Ты зачем срываешь листики с осин?
И зачем, скотина, на поляне той
Желудя ты топчешь Машкиной спиной?
 
 
Будучи лесничим, лес родной любя,
Я к едрене-фене выгоню тебя!
Сгинь скорей, дубина, из моей избы!
Я заместо сына посажу дубы.»
 
 
Он сказал – и сделал! И таперя вот
У меня не жизнь, а сплошной поход…
Горы и долины, весь наш край родной
Истоптал я, братцы, Машкиной спиной.
 

1969

Песня-дразнилка
для знакомой москвички, вышедшей за кубинца

 
Маруся сочеталась во дворце,
Маруся и в смущеньи, и горда,
и счастье у Маруси на лице,
а на лице у Педро – борода.
 
 
Свидетели кричали: «Куба – си!»
Им синие виднелись города,
и реяла над свадебным такси
прекрасная, как Куба, борода.
 
 
А Васька рыжий бледен, как мираж,
а Васька ни туды и ни сюды —
все потому, что Вася рыжий наш,
все потому что он без бороды.
 
 
Он две недели план не додает,
что раньше не случалось никогда,—
все потому, что пО сердцу скребет
кошачьей лапой Педры борода…
 
 
Велик еще тех случаев процент,
характером не сходятся когда!
Морщины у Маруси на лице,
а на лице у Педро – борода.
 
 
Мораль у этой песенки ясна:
чтоб не попасть в подобный переплет,
ты, девушка советская, должна
остерегаться импортных бород!
 
 
Ча-ча-ча!
 

Трагедия антисемита

 
Чтоб жизнь была милее
и день не зря был прожит,
решил я нынче врезать
кому-нибудь по роже.
Эх, нет со мной братухи —
не взяли на поруки!
Ну, я и сам сумею
пристроить к делу руки.
 
 
В буфете у марухи[3]3
  «Маруха» – любовница (блатной жаргон).


[Закрыть]
я принял бормотухи —
свою дневную норму
и порцию братухи,—
я принял бормотухи
и вышел на аллею
в надежде повстречаться
с каким-нибудь евреем.
 
 
Но эти, блин, евреи —
всегда они хитрее:
уехали куда-то,
не ходют по аллее!
Одни летают мухи
да ползают старухи…
Аж выть мне захотелось
от этой невезухи!
 
 
За что же и кого же
мне бить теперь по роже?
Сантехника Сережу?
Себе оно дороже!
Мясник навстречу, Костя,—
ну это, братцы, бросьте!
Его ежели тронешь,
одни оставит кости.
 
 
Под вечер подвернулся
Алешка-парикмахер.
Я только замахнулся —
послал меня он на хер.
Приду к нему побриться,
свою подставлю шею…
Пришлося извиниться,
чтоб не было хужее.
 
 
Любой теперь начальник,
любой большая цаца.
Вот это ситуация —
МНЕ не хватает Каца!
Ученые, я слышал,
не то еще умеют —
пусть выведут обратно
хоть парочку евреев!
 

Песенка Тирляля
из мюзикла «У нас в Кибертонии»

В 1977 году режиссер Киевского театра музыкальной комедии Игорь Афанасьев прочел мою повесть «У нас в Кибертонии» и предложил написать по ее мотивам либретто мюзикла. Я с удовольствием это сделал. Композитор Геннадий Сасько сочинил музыку. С нами заключили договор, подписанный высоким чиновником министерства культуры УССР. В театре уже прикидывали распределение ролей: Игорь Афанасьев собирался играть доктора тьма-тьматических наук Тракатана… Но высокий чиновник испугался – и немудрено: либретто, как и повесть, было нашпиговано «фигами в кармане». Он даже не отдал его на рецензию, как было положено. Проявил, короче, политическую бдительность. Правда, с некоторым опозданием: мне успели выплатить аванс:)

 
Маме горько и обидно:
Не хочу я быть солидным,
Не хочу я быть солидным, хоть убей!
Льва, орла и бегемота
Не люблю я, братцы, что-то —
Мой любимый зверь обычный воробей!
 
 
А еще мне очень тошно
Одеваться макинтошно
И велюром шевелюру прикрывать.
То ли дело кеды, роба —
Пусть зеваки смотрят в оба —
Мне на них с высокой башни наплевать!
 
 
От меня ушла невеста:
Говорит, со мною вместе
Только дура дурой будет жить свой век —
Мол, не ведаю я меры
И не сделаю карьеры
И вообще я распропащий человек.
 
 
Что же делать мне без пары?
Я купил себе гитару,
Хоть значительно солиднее рояль.
Ночью, днем, зимой и летом
Распеваю песню эту:
Тирля-лЯля, тирля-лЯля, тирля-лЯ!..
 

Песенка профессора Сурдинки
из того же мюзикла

 
Был я не подарочек в детстве золотом:
Клады вечно я искал в стенах с долотом,
Делал не однажды я жгут из простыней,
Чтобы из Бастилии выручить друзей.
 
 
Но с годами понял я: повзрослеть пора
И попал заслуженно я в профессора,
Понял математику, понял сопромат,
Словари от А до Я выучил подряд.
 
 
Одного я, граждане, не могу понять:
Почему профессору мяч нельзя гонять?
Отчего не принято лезть на карусель,
Если носишь ты очки, шляпу и портфель?..
 

V. ФИГИ В КАРМАНЕ

Я первым понял…

* * *

Во времена Брежнева-Андропова свобода слова ютилась на кухне.

Здесь поздними вечерами в кругу друзей рассказывали анекдоты, за которые можно было схлопотать срок, и вообще вольнодумствовали. Почему на кухне? Потому что в комнате были дети, старики и, как предполагалось, подслушивающие устройства…

Этот наш протест против режима был именно фигой в кармане, за порог он, как правило, не выходил. Об этом, а также о строительстве коммунизма сложилось у меня в 1981 году стихотворение. Читал я его, конечно же, на кухне близким друзьям…

* * *

 
Я первым понял: ничего не будет,
в проекте корабля полно муры!
Но если дружно вкалывают люди,
то разве можно выйти из игры?
Мы верили седому капитану,—
он обещал за морем хлеб и кров,—
и на руках не заживали раны
от каменных тяжелых топоров.
 
 
Корабль рос. Леса вокруг редели.
Три мачты протыкали облака.
Мы постоянно были все при деле,
никто не ныл, никто не нарекал.
Мы верили, как богу, капитану,
наращивая мачты корабля.
Мы верили: за морем, за туманом
нас примет благодатная земля.
 
 
Был наш корабль огромен и нестроен,
но нам, голодным, было не до мод
Нас волновало: сверху недостроен,
а снизу уже просится в ремонт…
Один шепнул: «Давно нам в путь пора бы».
Ему закрыли дерзкие уста!
И понял я: мы строим не корабль,
живому богу строим пьедестал.
 
 
Я бунтовал бесшумно и незримо
И СЛАВИЛ КАПИТАНОВЫ ДЕЛА!
Наверно, кровь рабов покорных Рима
во мне благонамеренно текла.
А капитан глядел поверх туманов
и обещал покорным хлеб и кров,
и на руках не заживали раны
от каменных тяжелых топоров.
 

* * *

А это – отклик на ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968 года. Несколько смельчаков в Москве вышли тогда в знак протеста на Красную площадь (и были схвачены спустя несколько минут), а очень и очень многим все это было… я хотел сказать «по барабану» – нет! Они переживали, что из-за чехословацких событий советским футбольным командам был объявлен бойкот в европейских состязаниях…

Люди моего круга были потрясены насилием над «пражской весной»: ведь она давала нам последнюю, наивную надежду на «социализм с человеческим лицом». Мы возмущались и страдали – «бесшумно и незримо».

Вот характерный продукт этого невидимого миру бунта – стихи, написанные мной 21 августа 1968 года.

* * *

 
Идут войска, идут войска,
И сапоги стучат в висках,
Колоть готовятся штыки,
А ты – беги, беги, беги!
Беги вдоль бровки за мячом,
Толкай соперника плечом,
Беги от «быть или не быть?» —
Твоя забота: «бить – не бить».
 
 
Под дикий рев разверстых ртов
Пробить в «девятку» ты готов,
Под дикий рев солдатских ртов
Там, за горами, льется кровь.
Вратарь и ловок, и горяч —
Он грудью бросился на мяч —
Чья грудь штыкам заступит путь?
Да чья-нибудь, да чья-нибудь!
 
 
От крика рук, от крика глаз
Бегу уже в который раз
В футбол, рыбалку, преферанс —
Я «пас», ты «пас», он тоже «пас»!
Но чем быстрее я бегу,
Тем легче топать сапогу,
Тем громче слышится вдали
Команда «пли!», команда «пли!..»
 

VI. ДЕТСКАЯ КОМНАТА
Стихи и песенки из повести
«Митя Метелкин в Стране Синих Роз»

Песенка Паровозика Чип-Чип

 
На полянке белый гриб,
Чипу-чипу-чипу-чип!
А зимою – белый пух,
Чипу-чипу-чух-чух-чух!
 
 
На кусте ворона: «Кар-р!»,
Я пускаю белый пар —
Чипу-чипу-тра-та-та —
Ни вороны, ни куста!
 

Песенка Желательного Трамвая

 
Я Желательный Трамвай,
Мне желанье задавай!
Пожелай ведро компота
И живого бегемота —
И получишь: я волшебник,
Я ни капли не шучу!
Хочешь быть большого роста?
Прыгать с мОста? Или просто
Я тебя две остановки
Без билета прокачу!
 

Первая считалка лентяйских пиратов

 
Аты-баты, мы пираты,
Волосаты и усаты!
Подавайте нам дукаты,
И червонцы, и рубли!
Наше дело – кверху брюхом
Загорать, чесать за ухом,
А когда в желудке сухо,
Нападать на корабли!
 

Вторая считалка лентяйских пиратов
(из больницы)

 
Аты-баты, мы пираты
Из тринадцатой палаты!
Нас укутывают ватой,
Смотрят в горло нам и в рот.
Нас тут кормят, нас тут лечат,
Проявляют че-ло-вечность!
Ну а мы людей калечим,
Мы врачи наоборот!!!