Текст книги "Восхождение в Ад"

Автор книги: Леонид Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Тогда я пойду вниз, – заявил Звёздный посол. – Мне подсказали: там находится выход из города-лестницы.

Лоусон вспомнил о полицейских на площадке одного из нижних этажей, о том, что она простреливается засевшим в чужой квартире грабителем. Туда – и с верительными грамотами Галактического Содружества?..

– Мой вам совет, – сказал он Звёздному послу. – Побудьте здесь до утра. Там, внизу, – он замялся, подыскивая понятные в данной ситуации слова. – Там сейчас идут… важные… переговоры. Вы можете помешать.

– О, конечно! – воскликнул вежливый Посол. – Я чту обычаи всех разумных существ. В таком случае я ещё немного расслаблюсь и поплаваю под потолком в своей первичной форме. Пусть путь ваш будет приятным.

– Спасибо, – ответила Айрис. Она уже успела надеть туфли и стояла подтянутая и собранная. – Приятного вам плавания.

Они стали подниматься дальше. Буквально на следующей площадке Айрис, которая прикрывала губы рукой, не выдержала и громко рассмеялась.

– Ой, не могу! Бедный пришелец… Он никому не нужен – понимаете? Вместе со своими верительными грамотами – никому! И нам в том числе. Потому что единственное, чего нам хочется, – добраться домой, принять душ и упасть в постель. И никаких тебе пришельцев!

Генри промолчал. В самом деле. Не тащить же Звёздного посла к себе в квартиру. А спускаться на ночь глядя вниз, куда-то ехать с ним, доказывать, что вы оба не сумасшедшие – где взять на это силы? Тут своих неприятностей вагон и маленькая тележка. Айрис права: люди поголовно эгоисты, даже те, кто играет в альтруизм. Просто им так выгоднее, удобнее. Например, он. Спас девушку от насильников, проявил благородство, а значит, тем самым возвеличил себя и теперь может втайне любоваться собой: ах, какой я хороший, какой благородный…

– Мы уже прошли все сто десять или сто двадцать этажей! – заявила Айрис. – Всё, я больше не могу.

– Привал так привал, – согласился Лоусон. Он тоже изрядно устал. Ноги гудели от напряжения, сердце билось тяжело и громко, как большая рыба, которую вытащили на берег. – Можем, кстати, перекусить.

Айрис снова сняла туфли. Немного подумав, Лоусон достал папку с рукописью, положил на ступени.

– Садитесь. Да садитесь же, ничего ей не будет. Это для автора даже пикантно: таким образом определить судьбу своей книги.

Лоусон достал из сумки сыр и печенье, затем, выдержав паузу, извлёк оттуда уцелевшую бутылку вина.

– Вы не просто мой спаситель, – сказала Айрис, и голос её был таким, что Генри тотчас захотелось стать пожизненным альтруистом. – Вы – ангел! Ангел во плоти, который пьёт красное вино и курит хорошие сигареты, сумка которого набита швейцарским сыром и отменным галетным печеньем. Давайте же быстренько всё это на стол!

Айрис постелила на ступеньку газету, и они стали ужинать, перекидываясь ничего не значащими фразами и передавая друг другу вино – пить пришлось прямо из горлышка.

– Теперь мы будем знать мысли друг друга, – засмеялась Айрис. – Есть такое поверье: кто пьёт из одной посуды…

– Вы рискуете, – предупредил её Лоусон. Ему нравилась и их болтовня, и сама девушка – по-видимому, усталая и несколько разочарованная в жизни, но такая живая и непосредственная.

– Мне нечего терять, – махнула рукой Айрис. – Хотя, конечно, с писателями связываться опасно. Из-за вас и с обыкновенными людьми начинают происходить чудеса. Объясните мне: что это за калейдоскоп встреч и приключений на какой-то вонючей лестнице? В жизни ведь так не бывает.

– Разве наша жизнь это жизнь?! – Лоусон отломил кусок сыра, запил его глотком вина. – Мы движемся по одним и тем же замкнутым орбитам. Дом, работа, магазин, несколько приятелей или приятельниц. Плюс «окно в мир» – телевизор. Мы потому так охотно поглощаем синтетические модели жизни, что они безопасны. Книгу можно отложить, телевизор выключить. А здесь, на лестнице, всё настоящее – непредсказуемое, порой опасное.

Лоусон помолчал, затем вздохнул и с горечью продолжил:

– Вот вы думаете: раз я писатель, у меня интересная, насыщенная жизнь. Ничего подобного. Во-первых, тяжкий ежедневный труд, борьба с собственным косноязычием и несовершенством. Во-вторых, многие из нас, литераторов, только делают вид, что исследуют реальность. На самом деле они бегут от неё, и я – в первых рядах этих беглецов. Вы правильно сказали о Посреднике, то есть обо мне, его создателе – «чего он так выпендривается». А всё потому, что мне легче представить и описать беседу с богом, чем вас, или, например, тех, кого мы встречали на этой лестнице.

– Разве я такая уж загадка? – удивилась Айрис.

– Нет. Но вы – тоже мир в себе. Чтобы его изучить и понять, нужно время, усилия. Кроме того, нужно владеть одним из труднейших умений – искусством общения.

– По вечерам я обычно бываю дома, – улыбнулась Айрис. – Заходите, изучайте.

– Я всегда думал, хоть и не распространялся об этом, что жизнь познать невозможно, а главное – не нужно. Мол, душа моя настолько обширна и загадочна, что её хватит на всю жизнь. Только пиши… Оказалось, этого мало… Я всё время, пока мы тут карабкались вверх, думал о своём романе. Его отвергли не потому, что он так плох. Беда его, очевидно, в оторванности героя от реального мира. Я сам живу синтетической, искусственной жизнью и таким же сделал своего героя. Самоанализ, копание в своих чувствах… Он тоже, как комета, ходит по замкнутой орбите. В нём есть вращение, но нет движения. А без него нет чувств. Он – неинтересен, понимаете?

Айрис, чьё лицо в полумраке лестницы казалось осунувшимся и усталым, вздохнула.

– Но ведь так живут многие, – сказала она. – Большинство. Не каждый же день обесточиваются небоскрёбы, и даже не каждый день тебя хотят изнасиловать… Однообразие нашей жизни, увы, не исключение, а правило.

– Значит, читателя надо обманывать, – заключил Лоусон. – Давать ему искусственную, но гальванизированную жизнь. Нарочито активную, нашпигованную неожиданностями и приключениями. Заметьте: моды и пристрастия меняются, а боевики и детективы всегда в ходу.

– Вам виднее, – Айрис пожала плечами. – Хотите, я прочту ваш роман и скажу, чего ему не хватает. Я не критик, но белое от чёрного отличить смогу.

– Буду признателен, – обрадовался Генри. – Кроме того, это идеальный повод увидеть вас ещё раз.

На лестнице зацокали женские каблуки. Кто-то тоже поднимался на самую верхотуру Вавилон-билдинга.

Айрис подвинулась, чтобы пропустить путницу, завернула остатки сыра в газету. И тут же, приглядевшись к устало плетущейся по ступеням женщине, обрадовано воскликнула:

– Джулия, ты?! Привет!

– Айрис? – удивилась та. – Привет! Как тебя сюда занесло? О, да ты с парнем. Поздравляю.

– Спасибо, – засмеялся Лоусон. – Давно меня так не называли.

– Я иду с первого этажа, – ответила Айрис, – Такого насмотрелась… Если бы не Генри…

– Ну, ты даёшь! – воскликнула Джулия. – Да тут даже днём небезопасно. Я живу тут, на лестнице, и то по вечерам не знаю, проснусь ли утром. Если, конечно, есть время спать.

Она хихикнула, повернулась к Лоусону.

– Ты береги её, парень. Айрис – классная подруга. Я иногда захожу к ней погреться, и она, заметь, нос не воротит. А что? Проститутки – тоже люди.

Джулия попросила сигарету и, профессионально вихляя бёдрами, пошла дальше. В полумраке снова громко зацокали её каблуки.

– Гуд бай, – бросила она на прощанье. – Прошвырнусь немного, ребятки. А то одной да ещё в темноте сидеть – скучища.

– Как хорошо! – воскликнула Айрис. – Мы уже почти у цели. Джулия живёт на сто тридцать втором этаже. Да, прямо на площадке. Ты удивлён?

– Я уже ничему не удивляюсь, – сказал Лоусон, пряча в сумку рукопись романа и коробку с печеньем. – Пойдём. В самом деле скоро ночь.

– Она в лифтах подрабатывает. Снимает… клиентов. Как-то попросила сигарету, заговорила… Вообще-то её зовут Джульеттой, но у меня язык не поворачивается…

Айрис и Генри преодолели пять или шесть лестничных маршей и остановились перед «домом» Джулии. Он представлял собой два больших картонных ящика из-под мебели, скреплённые клейкой лентой. На стене его кто-то размашисто вывел: «Мисс Вавилон».

– Вот вам и сюжет, Генри. Готовый. Под рукой, – сказала Айрис, и Лоусон про себя заметил, как резко потускнел её голос.

– Да, наш местный Данте прав: на свете Рая нет…

Лоусон устал от впечатлений. Последние годы он жил равнинной жизнью, а тут вдруг налетел ветер приключений и бросает его из одной невероятности в другую. В самом деле, мир полон сюжетов. Айрис права. Оказывается, они рядом, под рукой, в скучной громадине небоскрёба, где он бездумно, как трава, прожил десять лет.

– На сто сорок восьмом этаже есть смотровая площадка, – сказала Айрис. – Я помню, когда проектировали, никак не могли выяснить, зачем она. Говорили, для каких-то технических целей.

– И вы предлагаете?

– Глотнуть свежего воздуха, полюбоваться ночным городом – и разбежаться по домам.

– Гениальное предложение. Вы знаете, я уже тоже едва бреду.

Остальной путь они проделали молча.

Когда Айрис толкнула узкую дверь, в лица им пахнуло свежестью и одновременно лёгким запахом тлена – то ли прелых листьев, то ли истлевшего от времени мусора. Вечерний полумрак смешивался с облаками, прятал огни огромного города.

«Откуда здесь листья? – посмеялся над собой Лоусон. – Это же тебе не парк. И даже не „висячий сад“».

– Там кто-то сидит, – шепнула Айрис.

В дальнем конце смотровой площадки стояло пластмассовое кресло. В нём спиной к ним сидел человек в глубокой шляпе с обвисшими полями.

– Добрый вечер, сэр, – поздоровался Лоусон.

Незнакомец не ответил, даже не пошевелился. Казалось, он напряжённо высматривает что-то в сумрачном пространстве за перилами ограждения.

Какое-то смутное чувство шевельнулось в душе у Лоусона. Уж не ожил ли его Посредник, его дерзкая выдумка, и не разговаривает ли он сейчас с грозным Яхве?

Они приблизились к незнакомцу.

Айрис в который уже раз за этот вечер испуганно охнула.

Человек был мёртв.

Он сидел здесь, по-видимому, многие годы, под дождём и на солнцепёке, занесённый зимой снегом и продуваемый всеми ветрами. Тело его успело не только разложиться, но и до предела сжаться, иссохнуть. На черепе с провалами рта и глаз болтались остатки кожи, седой бороды.

– Боже мой, – сказал Лоусон. – Вот смысл нашей жизни, Айрис, всего нашего восхождения. Мрак, уничтожение, распад… Знаете, чего мне сейчас хочется? Развязать папку и вытряхнуть её в пропасть, за перила. А когда сотни листков закружатся в небе, – перешагнуть через перила, полететь вслед за ними. Представляете, как это хорошо?..

– Перестаньте! – с неожиданной силой и страстью оборвала его Айрис. Она взяла Лоусона под руку, повела обратно ко входу на смотровую площадку. – Что вы всё время хнычете, чёрт побери?!

– Но ведь жизнь в самом деле бессмысленна. Девочка моя, неужели ты не видишь этого?

– Вижу. Смерть, однако, ещё бессмысленней. Жизнь такова, какой мы её представляем. Только и всего.

– Но ведь это ужасно, Айрис. – Голос Лоусона срывался. – Всё ужасно. Этот дом, эта лестница…

– Нет, не всё. У меня дома есть свечи и кофе. А вы, в отличии от осла с одиннадцатого этажа, не поленитесь плеснуть в чашки кипятка.

– Везде мрак и холод… Посредник мёртв. Он ничего не сумел выпросить у бога, Айрис. Ни себе, ни людям. Вот как должен кончаться мой рассказ.

Айрис захлопнула дверь на смотровую площадку, нашла в темноте Лоусона, привлекла его к себе. Сердце его билось громко и неровно.

– Глупенький, – шепнула она, гладя его волосы, лицо. – Почему вы всё просите у бога? У бога, дьявола, судьбы? Это всё равно, что у мёртвых просить. Проси у людей, у меня. В мире есть всё, что нужно человеку для счастья. Слышишь! Проси у меня. Всё, что хочешь.