Текст книги "Лебединая песня ГКЧП"

Автор книги: Леонид Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Леонид Кравченко
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ ГКЧП

О ВРЕМЕНА, О НРАВЫ!

Вместо предисловия

Среди неисчислимого обилия мемуарной литературы, посвященной перипетиям перестроечных лет, воспоминания Леонида Кравченко занимают место особое. И не потому, что насыщены уникальными, не известными доселе широкому читателю подробностями верхушечной борьбы за власть. В соревнованиях по части сенсационности трудно определить лидера, к тому же Кравченко изначально отказался от участия в них, и самые поразительные, самые интригующие факты предлагает читателю без пережима, без нагнетания эмоций – как бы между делом, спокойно собирая крупицы истории. Особость, я бы даже сказал, исключительность его книги заключается в другом – в том, что автор, повествуя о событиях почти четвертьвековой давности, на самом-то деле бьет в самую болевую точку наших, сегодняшних дней.

Нет, он не сопоставляет, не сравнивает, он размышляет только о прошлом. Но то, о чем он пишет, заставляет сопоставлять и сравнивать читателя – сравнивать нынешний день с прошедшим, и потому мемуары Кравченко, по сути, представляют собой архисовременную книгу.

Леонид Петрович Кравченко в годы перестройки возглавлял Гостелерадио СССР, и значительная часть его воспоминаний посвящена телевидению того периода. А если добавить к тому, что именно Кравченко пригласил на ТВ многих нынешних «королей эфира», если учесть, что сегодня в телевизионном сообществе, да и в обществе в целом, устойчиво возобладало мнение о том, что перестроечный период был временем расцвета демократии в СМИ, и в частности на ТВ, то нетрудно понять: припоминая минувшее, былое, Кравченко, возможно, помимо своей воли, очень метко целит в настоящее.

А вообще-то читать его книгу хотя очень интересно, однако тяжело и даже страшно. Какие все-таки жуткие были времена! Как нахраписто, нагло, презирая все нормы приличия, рвалась к власти ельцинская когорта – под флагом демократии! «Демороссы» (теперь это словцо уже позабылось, новые поколения его и не слышали, а в годы перестройки «демороссами» называли радикальных приверженцев движения «Демократическая Россия» – демократическая!) не только устраивали руководителю телевидения Леониду Кравченко бойкот, добиваясь его отставки, но и угрожали ему, его семье физической расправой. Это не домыслы, не предположения, это данные службы безопасности, которая вынуждена была взять председателя Гостелерадио под спецохрану: шестеро вооруженных офицеров денно и нощно оберегали Леонида Петровича и его жену от покушения.

О времена, о нравы! И такое творилось, повторю, под флагом демократии!

Но еще страшнее то, что со страниц книги Леонида Кравченко дыбом, неизреченным воплем – опять-таки помимо желания автора, не нагнетающего страсти, – встает такая отвратительная, но, увы, родовая черта перестроечной эпохи, как предательство. Предательство не только из политических соображений, но зачастую и библейское – за «тридцать сребреников»: ведь речь шла о невиданном и стремительном обогащении, до чести ли тут? А если учесть, что большинство персонажей книги, ее, так сказать, действующих лиц остаются на телевидении и сегодня… Нет, не припомню я мемуаров, которые самой сутью своей были бы так тесно, нерасторжимо связаны с нынешним днем. В этом и есть исключительность, особость книги Леонида Кравченко.

С самого начала перестройки Горбачев рассматривал телевидение как важнейшее, решающее средство влияния на общественные настроения, как мощный рычаг реформирования страны. Внимание партийной верхушки к телевидению было огромным, вокруг него шла острейшая борьба, цели которой были ясны: какая из политических сил – горбачевская или ельцинская– захватит телевидение. Впрочем, такой подход вполне естественен, закономерен, так было всегда, так и сегодня продолжается, хотя в иных формах. Но перестроечные годы круто отличаются тем, что борьба за ТВ шла под издевательски демагогическим лозунгом «СМИ – зеркало жизни!». Причем тезис о «зеркале» выдвинул и назойливо продвигал небезызвестный главный архитектор перестройки, на которого в то время буквально молились радикалы и чье имя сегодня не принято упоминать даже в среде его былых сподвижников и горячих поклонников. И это торопливое забвение – словно отголосок перестроечной эпохи предательств, которая в полный рост встает со страниц книги Леонида Кравченко.

Эти бесконечные предательства – и людей и идей! – привели к тому, что славное слово «демократ» в народе теперь воспринимают с неким негативным «ароматическим» оттенком. А ведь и в годы перестройки были настоящие, истинные демократы. Леонид Кравченко, конечно же, из их числа. Это при его непосредственном участии на телевидении родились известные передачи «Взгляд», «До и после полуночи», «Телеутро», которые, по сути, открыли эпоху принципиально нового бесцензурного ТВ. При Кравченко часы прямого эфира увеличились в двадцать(!) раз. Именно Кравченко впервые организовал ныне знаменитый конкурс песни в Юрмале… Профессионализм и порядочность – это хорошо знакомое мне по личному общению с Леонидом Петровичем его жизненное кредо стало девизом «его» телевидения, воплотив крылатое крыловское напутствие: «Чтоб не ослабить дух и не испортить нравы».

Почему же против истинно демократического руководителя ТВ на завершающем этапе перестройки была развязана оголтелая травля? Почему появилось письмо за подписью известных деятелей культуры, требовавших убрать Кравченко с телевидения? Почему ни один – да, ни один! – из тех, кого Леонид Петрович, как говорится, самолично привел на ТВ, не только не выступил в его защиту, но наоборот, все они приняли участие в этой травле? Почему после событий августа 1991 года кто-то сорвал с двери его кабинета официальную табличку и прикрепил вместо нее бумажку с надписью «государственный преступник»? Что же это было за время? Что же случилось в это время с людьми?.. Какой– то особый, говоря словами Леонида Леонова, «сезон жизни»… Ведь именно Кравченко, глубоко понимая ситуацию в стране, накануне первых независимых российских выборов смело, на свой страх и риск подписал тайный – тайный! – приказ о передаче Второго телеканала России (свой канал ельцинские назначенцы подготовить еще не успели). Наконец, именно Кравченко в трагические дни августа 1991-го предоставил эфир критикам ГКЧП. Почему же нынешние «короли эфира», выросшие под опекой Леонида Петровича, действовали по принципу «Ты нас породил, мы тебя и убьем!», а сегодня напрочь позабыли о человеке, который дал им телевизионную жизнь?

Сам Леонид Петрович, предельно совестливый и порядочный (именно о таких людях сказал когда-то Константин Леонтьев: «Не гнут ни помыслов, ни шеи»), в своей книге не задает эти колкие, неприятные вопросы. Но они сами собой возникают у читателей, позволяя им лучше понять сегодняшний день нашего телевидения.

Да, необычная это книга. Очень интересная для чтения, но многопечальная, отяжеляющая душу грузом понимания того, через какую моральную грязь, до конца не очищенную поныне, довелось пройти стране на переломе эпох. Это книга о чести и… несправедливости. И хотя нет в ней упреков в чей бы то ни было адрес, но воспоминания Леонида Кравченко словно обнажают неприглядный проволочный каркас с виду благопристойных гипсовых фигур всех видов власти – от первой до четвертой – и, конечно, отразятся на исторической репутации многих нынешних теледеятелей.

И еще, верю я, наступит время, когда такими людьми, как Леонид Петрович Кравченко, истинными, а не подложными демократами, Россия будет гордиться.

Анатолий Салуцкий

Глава I
МАТЕРИНСКОЕ НАПУТСТВИЕ:
ЖИВИ И ПИШИ, СЫНОК, ПО СОВЕСТИ

Боль… Глубокая душевная боль от горестных воспоминаний вот уже более двадцати лет не оставляет меня. Воспаленная память будоражит событиями «великой горбачевской перестройки», которая вошла в мировую историю как эпоха гласности и демократизации. Тогда она подняла нашу страну и ее лидера Михаила Горбачева на такую высоту популярности и мировой известности, что все мы испытывали какой-то необычайный душевный подъем. В восторге самоупоения оттого, что отныне можем обо всем говорить смело, открыто, ничего не опасаясь, мы впали в какой-то момент в состояние общенационального опьянения.

Этой эйфории открытости невероятно способствовало телевидение. Неожиданно популярными стали новые телепрограммы – «телемосты», когда в прямом эфире целые аудитории наших и зарубежных сограждан обсуждали вместе самые «закрытые» в недавнем времени политические и бытовые темы. Когда идолами молодежи вдруг стали программы «Взгляд», «До и после полуночи», «12-й этаж», «До 16 и старше». В прямой эфир вернулся закрытый ранее «КВН» с популярным и вечно молодым Сашей Масляковым. Всех будоражила коротенькая, но очень смелая сатирическая передача «Прожектор перестройки». Популярную молодежную конкурсную программу «А ну-ка, девушки» сменила мужская «А ну-ка, парни». Еще более изобретательной становилась телевикторина эрудитов «Что, где, когда».

В открытом эфире шли литературные вечера с выдающимися поэтами. Перед десятками миллионов людей отчитывались в прямом эфире министры о своей работе, каялись в ошибках. Музыкальные и сатирические конкурсы заполонили эфир. А какая-то совсем неожиданная передача «Играй, гармонь» переросла во всероссийское движение, причем такого размаха, что гармонь стала великим дефицитом. Пришлось спешно строить несколько фабрик для производства гармоней.

А еще появились в прямом телеэфире утренние информационно-развлекательные молодежные каналы. И на радио возник трехчасовой открытый молодежный канал с острыми дискуссиями и популярной эстрадной музыкой.

Стремительно росли тиражи газет и толстых литературно-художественных журналов. Все соревновались в смелости и независимости суждений. Большинство кинулось открывать «белые пятна» истории, да так бойко, что сама история все более становилась неузнаваемой. Темой номер один стало разоблачение сталинизма с его репрессивным аппаратом гулагов, унесших жизни миллионов безвинно убиенных. Появились новомодные писатели-публицисты, которые, по сути, стали переписывать историю Великой Отечественной войны в самом мрачном цвете – как цепь ошибок Сталина и его полководцев. В целом в газетных и журнальных публикациях возник такой коктейль, такая гремучая смесь ошибок – экономических, политических, социальных, приписанных советскому времени, что в головах миллионов людей стремительно происходила переоценка всех и всяческих идеалов. Но волны демонических откровений продолжали накатывать…

Но вдруг в обществе напряглись другие силы, почувствовавшие себя оклеветанными, отверженными, как будто это не они одержали великую победу в борьбе с фашизмом, будто не они первыми запустили человека в космос, будто не они быстро восстановили разрушенное войной хозяйство и создали мощную оборонную индустрию, современную ракетную технику и даже выдерживали стратегический военный паритет в сопоставимых величинах стран НАТО и советского блока. Да и жилья, причем бесплатного, мы вводили в три раза больше, чем сегодня.

И тогда открылось другое поле боя, поле политических сражений. А самое страшное – отрылся мощных фронт внутренних идеологических и политических противостояний в обществе, что придало дополнительное ускорение разрушительным силам.

Наступил страшный разлом, который развалил великое государство– Советский Союз. Мы его потеряли – на радость меньшинства населения СССР, на великую радость большинства западных стран и на горе россиян и всех близких нам народов, не сразу осознавших эту трагедию в геополитическом плане. Ведь рухнула великая империя, а вследствие этого возникла затем страшная разрушительная сила «цунами», которая затронет вся и всех и будет сотрясать многие страны мира, детонировать в политике, экономике, образе жизни, в культуре, образовании, нравственном укладе жизни, в национальных отношениях.

Разрушенный баланс сил вызовет планетарные сдвиги, новые войны, острейшие межнациональные конфликты. Сначала будет Карабах, потом чеченские войны и незатухающие конфликты на всем Северном Кавказе. Будет короткая, но кровопролитная война в Приднестровье… Будут страшные теракты с огромными человеческими жертвами в Буденновске, Беслане, Москве… Будут надругательства над могилами советских воинов в Прибалтике. Наступит трагедия расчлененной Югославии с воздушными сокрушительными бомбардировками Белграда и незаконным провозглашением Косова…

Дикий, но неизбежный поворот истории приведет к грузинской агрессии против народов Южной Осетии и Абхазии. А на стороне агрессора против российских освободителей, ее танкистов и летчиков, будут сражаться украинские наемные специалисты на бывшей советской технике.

Невозможно было представить себе даже в дурном сне еще 20 лет назад, что русские будут воевать с грузинами и украинцами. И что газовая война с Украиной станет перманентной. И что часть Украины захочет в НАТО, а на украинской земле национальными героями станут предатели гетман Мазепа и гитлеровский прихвостень Бандера, а украинский «голодомор» объявят российским преступлением…

Боже, какой еще длинный перечень можно выстроить в этом «черном списке» противостояний между братскими славянскими народами, что порождено преступными ошибками зарвавшихся в националистическом угаре государственных деятелей, расколовших в Беловежской Пуще великую страну.

Осталось сказать теперь главные слова: гибель СССР стала самым трагическим событием XX века, которое вызвало тектонические последствия для всего мира.

Было разрушено некое равновесие сил. Мир вдруг стал однополярным. И плохо скрываемое ликование «победителей», царствующих в этом однополярном мире, тоже оказалось не столь продолжительным. Мир вздрогнул от страшного удара по небоскребам в Нью-Йорке. США увязли в бессмысленных разорительных войнах в Ираке и Афганистане. Кровавая бойня в Палестине – как еще один страшный незатухающий конфликт.

Неожиданно на этом фоне возвысился независимый голос Венесуэлы и Боливии. Набирают мировое влияние Бразилия, Индия. И всех удивит стремительное развитие КНР, где умная экономическая политика с эффективным участием государства творит чудеса. Государство выходит по своему могуществу на второе место в мире.

И вдруг в этой цепи противоречивых процессов грянул мировой экономический кризис. Он крепко тряхнул всех, и конечно Россию. И больно стало всему миру.

Разумеется, у каждого боль – своя. Есть и такие, кто ее не чувствовал и не чувствует. Но моя боль станет понятнее читателю, когда он пройдет вместе со мною по страницам этой книги, написанной предельно искренне и откровенно. Ведь история горбачевской перестройки, в которую волею судеб я был затянут в самое ее пекло, для меня – не случайность. Это какая-то предрешенность, зов судьбы. Корни этого я нахожу в формировании моего характера деревенского мальчугана в семье сельских школьных учителей еще в предвоенное время.

Я родился тогда, когда мой отец, сельский учитель Кравченко Петр Павлович, будучи большим патриотом, отправился на войну с белофиннами. Его не призывали в армию, ушел добровольцем. Кроме фотографий и рассказов матери о его удивительной порядочности, я больше об отце ничего не знаю. После, в общем, бесславной той войны отец вскоре оказался на фронтах Великой Отечественной. По некоторым отрывочным сведениям, его вместе с другими попавшими в окружение под Одессой бойцами вывозили– на кораблях в сторону Севастополя. Но немецкие самолеты после нескольких налетов разбомбили и утопили наши корабли. Больше об отце ничего не знаю, но вечно чту его память как человека, не только давшего мне жизнь и наполовину украинскую национальность, но и как мужественного бойца.

Мать, Вера Григорьевна, родившаяся на Брянщине, училась в одной школе и даже сидела за одной партой с будущим знаменитым писателем Николаем Грибачевым. 54 года она отработала сельской учительницей начальных классов – сначала в Брянской, а потом в Смоленской областях. Рядом с ней до конца дней своих был ее второй муж, тоже сельский учитель, директор школы Абинин Василий Михайлович. Когда-то вместе с отцом и матерью он заканчивал Новозыбковское педучилище на Брянщине, тоже фронтовик, был тяжело ранен и позднее фактически усыновил меня.

В 1956 году, благословляя меня поступать на факультет журналистики МГУ, он скажет мне: «Сынок, ты решился на отчаянный шаг – чуть ли не первым в Смоленской области идешь в МГУ, да еще на такой факультет. Мужайся!». Василий Михайлович подарил мне единственный свой выходной костюм, снял со своей руки часы «Победа» и добавил: «Будь победителем всегда. И главное – люби свою маленькую и большую Родину. Будь патриотом!».

Этому завету я остался верен навсегда, хотя временами мне это дорого обходилось.

Но память меня возвращает к сентябрю 1941 года, когда мне всего-то исполнилось чуть больше трех лет и четырех месяцев. Тогда в нашу маленькую брянскую деревушку пришли немцы. Несколько часов их обоз, запряженный тяжеловесными откормленными конями, занимал наше Закочье и большое село Красное. Немцы растащили стоявшие кругом стога сена, расставили себе палатки, а в дома приходили за молоком и яйцами. Бабка то и дело ругалась с ними, но поначалу они были незлобливы. Мать знала несколько немецких слов и как могла изъяснялась с ними.

Но Брянщина – край партизанский, и мне не дозволено было знать того, что в соседнем лесу, который начинался прямо от нашей деревеньки, уже создавался партизанский отряд.

Помню, однажды днем мать со старым дедом о чем-то шептались, а на ночь мы все легли спать на полу, одевшись. Меня даже обули в лапотки. А поздно ночью мы тихо вышли во двор, где стояла уже запряженная в подводу наша корова. На подводу сложили всякие мелкие пожитки, еду, и все тихо потянулись в лесочек…

Было бы странно ждать от меня партизанских воспоминаний. В калейдоскопе памяти остались люди с винтовками, перетянутыми через грудь патронажами. Куда-то они уходили, откуда-то иногда доносилась стрельба. Позднее я узнал о крупных операциях, в которых участвовали мои дядя и тетя. Это была сложнейшая операция, она даже вошла в историю Отечественной войны. Партизанам удалось взорвать «Синий мост» на железной дороге, которая шла недалеко от нашей деревни в сторону Сталинграда. Жертв было много, а моя тетя даже получила орден.

Главное– немцев выгнали из партизанской зоны. Позднее мне очень хотелось быть причастным к партизанским подвигам, приходилось фантазировать. Особенно когда после войны переехали на родину отчима в Велижский район Смоленской области, где и началась моя учеба в Логовской семилетней школе.

Как партизанский ребенок, я без конца придумывал разные истории и даже «сообщал по секрету», как мы с тетей немецкий танк заминировали. На самом деле мои бои были местного значения и велись они с наглым… козлом. Он все таскался за мной, а однажды настолько обнаглел, что подцепил рогом за ремешок моей рубашки, да и забросил меня себе на спину.

Но временами действительно было страшно. Однажды мы гуляли с тетей вблизи лесочка, собирали землянику. И вдруг над нами появился немецкий легкомоторный самолет. Мы побежали, хотели спрятаться. Самолет– за нами и даже пострелял рядом. А потом мы кинулись к стогу сена, и тут немецкий летчик на бреющем махнул нам рукой и что-то сбросил в нашу сторону. Было страшно – вдруг взорвется. Тетя тихонько, выждав паузу, подошла к посылке с воздуха. Потом меня позвала. Оказывается, немец только пугал, а сам хороший гостинец сбросил – набор шоколадных конфет. Тетя Шура в сердцах скажет: «Все-таки не все у них сволочи!».

Послевоенная школа запечатлелась в моей памяти как ребячья коммуна. Время было такое голодное, что каждым кусочком хлеба, картошки, яйца – всем делились как могли. И учиться помогали друг другу, вытаскивали даже самых отстающих. Свою самодеятельность придумывали вместе с учителями. А мои родители и жили в этой школе – квартиры для приезжих не нашлось. Здесь и учили ребят. К шестому классу я даже какую-то пьесу написал, потом вторую. Вместе с учителями сыграли пьесу, тут уж, конечно, мои родители гордились моими первыми литературными опытами.

Удивительное необъяснимое явление для детей войны: никто нас особо не принуждал, но мы хорошо учились, очень полюбили свою библиотеку. Трое из нас – мои верные друзья – втянулись даже в игру, кто больше прочитает книг. Горжусь, что первой моей наградой в жизни была книга «Лучшему читателю Логовской сельской библиотеки». Эта книга – сборник произведений Аркадия Гайдара. Все рассказы и повесть «Тимур и его команда» оставались долго любимейшими. Быть мужественным, верным и чутким другом, прийти на помощь раненым, проявить милосердие к нуждающимся – вот какие нравственные уроки усваивал я у Аркадия Гайдара. Какое же глубокое потрясение я пережил много лет спустя, когда узнал о «подвигах» моего героя в далекой Хакасии. Там юный командир кавалерийского полка беспощадно пулеметными очередями косил и собственноручно рубил шашкой без всякого разбора людей – большей частью невинных! До сих пор я был глубоко убежден: человек нравственный не может быть подлецом и негодяем. Что человек совестливый, чистый душою, не может быть хладнокровным убийцей, безжалостной личностью. Оказывается, все это самое страшное – возможно! Вот такие совсем не детские вопросы угнетали меня долго, угнетают и по сей день.

Наступит в России в 1992 году страшная по своим последствиям разрушительная перестройка. За каких-то десять лет страна в своем экономическом развитии будет отброшена на десятилетия. А реформу затеют великие монетаристы во главе с внуком Аркадия Гайдара – другим безжалостным Гайдаром. Цены взлетят в тысячи раз, более 60 млн. россиян окажутся в нищете, миллионы детей – другого гайдаровского поколения станут бездомными, и на них уже не найдется ни Феликса Дзержинского, ни Антона Макаренко с их трудовыми колониями, чтобы броситься спасать выброшенную на улицу, в подворотни, в подвалы, на чердаки детвору. Неужели холодный экономический расчет Гайдара окажется генетическим кодом безжалостного красного конармейца? А ведь очень похоже!

Во время учебы в Велижской средней школе я снова стал лучшим читателем. Но уже районной библиотеки. Теперь в качестве награды я получил огромный том Диккенса «Холодный дом». Признаюсь, было очень трудно, но Диккенса я осилил. А спустя много лет, когда меня, народного депутата СССР, заставят являться на бесконечные допросы по делу ГКЧП, я вспомнил на одном из допросов по странной ассоциации пленившие меня в детстве своей чистотой произведения Аркадия Гайдара и «Холодный дом» как возможный тюремный закуток, куда меня могли упечь современные «гайдаровцы», успевшие обворовать, обанкротить страну, присвоить себе через дикую приватизацию огромные природные ресурсы России и выбросить на обочину истории миллионы обездоленных людей, которым никакие «тимуровцы» помочь уже никак не могли.

Но все это будет потом. А в средней школе, пока несокрушимы были книжные и родительские идеалы, я готов был бороться с любой несправедливостью. Вот проходила зимняя школьная спартакиада, и всех ее участников позвали в райком комсомола, чтобы всем сразу вручить комсомольские билеты. А за что спрашивается – только за лыжный пробег? Ведь среди нас были совсем не достойные для комсомола школьники: плохо учились, некоторые хулиганили, обманывали учителей. Я возмутился и написал в областную молодежную газету письмо, что вот так легко обесценивается звание комсомольца и комсомольский билет. Письмо опубликовали. Большой шум был, а меня заметили и «наказали» тем, что избрали комсоргом школы и членом райкома комсомола. Почетно было. Но странно вышло. На практике ничего же не поменялось. Наступило тебе 14 лет – и айда в комсомол.

Когда шли последние экзамены и мы уже мечтали: кем стать в жизни, какую профессию выбрать, я опять угодил в историю. Поскольку учился с отличием, помог первым своим друзьям прочитать и исправить ошибки в их сочинениях. Они получат «пятерки». А вот проверить свое собственное сочинение по истории Второй мировой войны не успел. Доверился интуиции. Но два дня спустя меня пригласила на тайную беседу директор школы и очень деликатно попросила исправить ошибку в моем сочинении, где я неправильно написал знаменитую фамилию «Черчилль».

– Лёня, ты гордость нашей школы, ты явный золотой медалист, чемпион района по шахматам, пожалуйста, исправь своей рукой ошибочку. И школа наша будет в большом почете: комсорг школы – золотой медалист! Вот так сказала мне явно смущенная любимая моя математичка. И мне вдруг не себя стало жаль, а ее – заслуженную седую учительницу. И я не послушался, отказался.

В тот же день, вернувшись домой, в свое село, все рассказал своей маме, своей самой любимой учительнице признался во всем. Мать одобрила и сказала: «Обман все равно боком вылезет, а так, глядишь, ты по-честному поступишь. Живи, сынок, всегда по совести. А если журналистом станешь, то и пиши тоже по совести».Это было самое главное напутствие на всю мою жизнь.

А на факультет журналистики я все же поступил, и вот как вышло. Тогда без экзаменов поступали золотые медалисты. Но им предстояло проходить собеседование. А вот серебряные медалисты, как и я, сдавали по два экзамена. На собеседованиях царила бесконтрольность. Часть золотых медалистов «завалили», особенно деревенских. Я сдал на «отлично» оба экзамена и стал гордостью всего Велижского района. Ни до, ни после меня уже больше никто не поступил отсюда в МГУ.

Но зато я помню, и всю жизнь буду помнить замечательный лозунг первого декана факультета журналистики МГУ Евгения Худякова: «Газету надо делать чистыми руками». Усвоил эту истину, как и материнскую заповедь, на всю жизнь. А лозунг этот сегодня обрел сверхвысокую актуальность, когда коммерциализация целиком поглотила нашу журналистику.

В студенческие годы я опять оказался среди комсомольцев-максималистов, которые потребовали в письме в Министерство высшего образования провести реформу на факультете журналистики. Освободить нескольких бездарных преподавателей, ввести в учебный процесс стенографию, фотодело, начать издавать свою учебную газету. Мы тогда победили. Нашим комсомольским вожаком был знаменитый Игорь Дедков, будущий блестящий журналист, публицист, литературный критик… На его место потом пришел на три года комсоргом факультета Леонид Кравченко.

Будучи комсоргом факультета, мне дважды посчастливилось быть комиссаром студенческих строительных отрядов. Вспоминаю всегда об этом с восторгом! Какая это была дружная студенческая семья. Ни одного скандала, ни одного конфликта. Тогда никто даже не задумывался, кто какой национальности. Правда, случались конфликты с местными работягами. Часть из них – в прошлом уголовники, вышли из мест заключения и теперь на хлебных токах нами командовали. Но, поближе присмотревшись, мы выследили, что по ночам хлеб с токов в мешках куда-то тайком увозили. Вместе с двумя боевыми хлопцами я спрятался однажды среди мешков, и мы всю ночь куда-то ехали. Так удалось выяснить, что хлеб воруют, тайно увозят и продают «левым путем».

Мы подключили милицию, и в итоге удалось разоблачить группу уголовников. Конечно, о нашем «подвиге» написали в газетах, а в студенческой газете МГУ даже появился очерк «Наш Леня». Это обо мне, но мне так было неловко и стыдно за этот очерк, где все преувеличивалось до небес, что я попал на насмешки ребят. До сих пор храню тот очерк как образец неумелой хвалебной журналистики, когда кажется, что лучше бы тебя критиковали, чем так хвалили!

И все же нас наградили медалями «За освоение целинных и залежных земель». А я на заработанные деньги впервые купил себе пальто, поскольку первые две зимы проходил в плаще – помочь мне было некому.

Все, что я успел сказать в своей вступительной главе к этой книге, вовсе не фрагменты моей биографии, а попытка объясниться, какие нравственные принципы я с детства и всю жизнь исповедовал и как сама жизнь обошлась со мною, с моими нравственными принципами и политическими убеждениями. Признаюсь: был бит больно и многократно. Хотя грех жаловаться, судьба моя в журналистике оказалась в чем-то уникальной, в чем-то неповторимой. И мне бы радоваться своей творческой биографии. Радоваться, но не могу. Да, мне посчастливилось руководить четырьмя популярными центральными газетами, в ранге министра руководить Телеграфным агентством Советского Союза (ТАСС), быть последним председателем Гостелерадио СССР, избираться народным депутатом СССР, стать членом Союза писателей России, академиком Евразийской телеакадемии, возглавлять Федерацию хоккея СССР, иметь много государственных наград – орденов и медалей, одну из которых очень ценю – «Медаль за спасение утопающих»…

И все-таки полной радости не испытываю от прожитой богатыми событиями жизни. Потому что меня по-прежнему мучает боль горбачевской перестройки, где я играл не последнюю скрипку и которая закончилась великим политическим и государственным разломом, повлекшим невосполнимую потерю великого государства.