355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Зданович » 100 великих казней » Текст книги (страница 1)
100 великих казней
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:05

Текст книги "100 великих казней"


Автор книги: Леонид Зданович


Соавторы: Елена Авадяева

Жанр:

   

Энциклопедии


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Е. Авадяева, Л. Зданович
СТО ВЕЛИКИХ КАЗНЕЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ

В широком смысле слово «казнь» означает наказание; в таком смысле оно употреблялось в церковных книгах и древних юридических памятниках (например, в Уставе Ярослава о церковных судах). Позднейшие источники придают слову «казнь» более конкретный смысл: Царский судебник подразумевает под этим только лишение жизни (казнь смертная) и наказание кнутом (казнь торговая). Уложение царя Алексея Михайловича противопоставляет слова «казнь» и «наказание», разделяя все преступления на две категории: за одни положено «казнить смертью», за другие «чинить наказания». На протяжении уже многих столетий слово «казнь» употребляется исключительно в смысле казни смертной.

В истории права смертная казнь разделяется на простую (повешение, отсечение головы, расстрел, удавление, утопление, побиение камнями, отравление и пр.) и квалифицированную, сопряженную с особыми мучениями (четвертование, колесование, сожжение, залитие горла расплавленным металлом, потопление в мешке с собакой, кошкой, петухом и змеей, посажение на кол и др.

Подобное разнообразие способов узаконенного лишения человека жизни в полной мере отражает степень цивилизованности общества.

В нашем столетии вопрос о допустимости смертной казни стал предметом обсуждения и осмысления мировой общественности и рассматривается теперь не только с юридической и политической, но и с нравственной точки зрения. Возможно, в XXI веке казнь исчезнет из кодексов как наказание, не соответствующее современному правовоззрению. Она противоречит положению о правах человека, отрицательно действует на общественное мнение и не удовлетворяет требованиям современной теории наказаний: казнь не индивидуальна, ибо тяжело переносится близкими преступника; неделима, а потому не может быть назначаема по мере вины; не служит цели исправления; непоправима (в случае судебной ошибки); не может быть оправдана интересами безопасности общества (поскольку этого можно достигнуть и долгосрочным заключением) и устрашением (последнее, как показывает уголовная хроника, далеко не всегда достигается смертной казнью). Из истории известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет вообще никого не казнили (в России образец милосердия показала императрица Елизавета, получившая в народе прозвище Кроткой), однако это настолько изумляло их потомков, что они, едва придя к власти, яростно принимались исправлять огрехи старшего поколения. Казнили широко, с размахом, с торжественными процедурами, сродни карнавальным, с громогласным оповещением широких слоев населения и продажей билетов на самые лучшие места. Разнообразили методы лишения человека жизни, применяя вместо традиционных топора и петли костер, колесо, кипящую воду и смолу.

Однако изумляет нас не жестокость судей (в конце концов, среди них могли быть и такие же маньяки, как те, которых они судили), а та мера ответственности, которую они на себя возлагали. Неужели они настолько уверовали в свою непогрешимость и в то, что там, куда рано или поздно отправимся все мы, их не ждет более строгий и суровый, и гораздо более справедливый суд? Листая страницы истории в поисках ключевых фигур, на долю которых выпала честь быть официально и, как правило, публично казненными, приходишь к выводу, что казнь во все века являлась самым надежным средством подавления и наказания. Каковы бы ни были религиозные или философские воззрения общества в различные эпохи, отношение к казни оставалось в общем-то неизменным. Смерть, за что бы она не приходила – как кара или как расплата, и в виде ли скелета с косой или угрюмого лодочника Харона, – была довольно реальным явлением. Человек по воле своих судей отправлялся в мир иной, освобождая от собственного присутствия мир реальный, где он по каким-то соображениям стал лишней фигурой – совершил преступление против власти, нарушил нравственный закон или встал на пути очередного претендента на престол. В этом смысле казнь можно рассматривать как процесс самоочищения общества.

На раннем этапе развития общества человека, нарушившего моральные законы племени, рода, просто-напросто выгоняли за пределы общины, тем самым обрекая его на угасающее существование (таким же было наказание для римских граждан во времена республики иимперии, для многих из них смерть была предпочтительнее изгнания из родного города). Со временем для поддержания своих законов общество начало наказывать публично и эффектно.

Иисус Христос в Нагорной проповеди приблизил общечеловеческие законы к законам нравственного порядка, обогатив дикарскую мораль любовью к ближнему, оставив надежду на примирение Для него преступления духа были важнее преступления физического, но все же среди его заповедей на первом месте стоит «не убий!», как предостережение возомнившим себя Богом, в чьей власти находилась жизнь или смерть человеческая.

Поразительны в этом отношении средневековые религиозные процессы. Массовая вера порождала и массовую истерию. Европа пылала кострами инквизиции. Раскол церкви и, как следствие, религиозные войны, а также крестовые походы как способ борьбы с ересью прекрасно сочетались в душе средневекового человека с жаждой наживы и стремлением к абсолютной власти. Они открыли новую страницу в истории казней.

Из наказания торжествующего порока казнь превратилась в средство борьбы с инакомыслием. Государство со своей стороны принимало категоричную позицию церкви и использовало открывшиеся широкие возможности ко взаимной выгоде. Религиозные акции окрашивались в политические тона.

Испокон веков казнят по разным причинам.

Политические казни, как правило, являются наказанием за действия, наносящие вред интересам государства, как то:

– шпионаж, измена и т. п. вероотступления подданных;

– заговоры и неудавшиеся бунты, которые в случае удачного завершения получают статус революционного переворота;

– казни высокопоставленных особ, служащих помехой в борьбе за трон, власть, богатство. Это предательские казни, совершающиеся из боязни, нетерпения или честолюбия. Впрочем, рисковать головой – почетная обязанность королей и членов королевской семьи.

Казни в период абсолютного террора, культа личности совершаются новым режимом из-за чувства неуверенности и зыбкости своего положения, а также параноидального страха перед прошлым укладом.

Вина подсудимого не доказывается, а подразумевается. Улики и состав преступления не имеют значения, судьи заранее настроены против подсудимого. Предсказать финал следствия не представляет труда.

По части лишения жизни ближнего своего человечество проявляло выдумку, изобретательность и несомненный творческий размах.

Казни превращались в своего рода шоу, собиравшие огромные зрительские аудитории. Учитывалось буквально все: медленно или быстро должна умереть жертва, эффектность и зрелищность, степень вины и тяжесть преступления, а также этнические вкусы, темперамент и национальные пристрастия. В странах Востока, например, особой популярностью пользовались: сдирание кожи заживо, битье камнями, сажание на кол. В редких, будничных случаях в целях экономии средств и времени – отрубание головы.

Северяне и европейцы, более сдержанные по натуре, изобрели повешение, французы – гильотину. Технический прогресс дал в помощь правосудию огнестрельное оружие. Американцы наиболее гуманным и символичным считают электрический стул, газовую камеру и смертельную инъекцию – то есть абсолютно бескровные способы. В этой книге мы намерены рассмотреть понятие смертной казни как социальное явление. В конце концов существовали и существуют враги общества, которых оно было вынуждено наказать, дабы не поощрить остальных превратиться в стаю убийц и насильников. Однако сплошь и рядом в истории нам встречаются личности, зверски убитые публично только за то, что они честно исповедовали свои убеждения, либо за то, что их политические взгляды отличались от официальных. Авторы испытывали немалое искушение пойти вслед за историей и выбрать из нее наиболее кровавые эпизоды, расположив их в хронологическом порядке. Однако, сделав так, мы бесконечно принизили бы многих жертв террора, выстроив их в одну шеренгу. Нет, нельзя, невозможно сравнить казнь Спасителя с казнью того же Картуша, поскольку и личности казненных слишком разнятся, да и цели казни тоже – в первом случае в угоду политическим амбициям был наказан невинный, во втором же – пусть незаурядный, но вор и грабитель.

Мы не будем говорить о способах казней, по этому вопросу выпущено достаточное количество литературы, наша цель – рассказать о наиболее известных в истории казненных, а также о тех, чья казнь вызвала наибольший общественно-политический резонанс в современном обществе и оказала влияние на дальнейший ход мировой истории. Нам хотелось бы также выделить принципы, руководствуясь которыми судьи выносили официальный приговор, и поразмышлять об обществе, в котором мы живем и которое может быть милосердным и беспощадным одновременно.

СОКРАТ

Я знаю только то, что ничего не знаю

Сократ

Отношение к философам в нашем мире всегда было неоднозначным. С одной стороны, в силу самой этимологии этого слова признавалось, что эти люди – носители земной мудрости. С другой же – молчаливо подразумевалось, что не всякая мудрость нужна народу. И вердикт В. И. Ленина, отправившего в ссылку за границу ведущих российских философов, не был единственным в числе подобных актов государственных особ. Многие римские кесари, раздосадованные чрезмерным обилием в стране этаких «мудрецов», проводили самые настоящие «чистки», изгоняя философов за пределы «матери городов», но не рискуя, однако, повторить пример Афин, где впервые был казнен философ.

Ведя речь о Сократе (470/469-399 до н. э.), трудно удержаться от разговора о сущности сократической философии. Однако постараемся насколько возможно удержаться от этого в рамках нашего скромного труда.

Нам, жителям современного урбанистического мира, трудно понять, что же такого привлекательного (и тем более ненавистного).

Что было в этом внешне некрасивом, даже отталкивающей внешности пожилом человеке, обуреваемом всеми мирскими пороками, злой женой, бедностью и лишениями? Что привлекало к нему молодежь? Что отвратило от него родной город и, наконец, каким образом его смерть стала настоящим триумфом его философии? «Я знаю только то, что ничего не знаю», – вот излюбленное выражение, кредо собственной позиции Сократа. Это значит, что «как бы далеко я ни продвинулся в одиссеях мысли, я не успокаиваюсь на достигнутом, не обманываю себя иллюзией, что поймал жар-птицу истины».

Но не будем забывать, что Сократа сопровождала не только восторженная молодежь, но и взгляды, полные ненависти. Особенно возненавидели Сократа те из софистов, которые искусство доказывать правое и неправое сделали своей профессией. Кто покушается на самодовольство темных и пустых людей, тот сначала человек беспокойный, потом нестерпимый и, наконец, преступник, заслуживающий смерти. Первым полушутливым, полусерьезным обвинением против Сократа явилась постановка в 423 году комедии Аристофана «Облака», в которой Сократ изображается мастером «кривых речей». В один из дней 399 года до н. э. жители Афин читали выставленный для всеобщего обсуждения текст: «Это обвинение написал и клятвенно засвидетельствовал Мелет, сын Мелета, пифеец, против Сократа, сына Софраникса из дома Алопеки Сократ обвиняется в том, что он не признает богов, которых признает город, и вводит других, новых богов. Обвиняется он и в развращении молодежи. Требуемое наказание – смерть».

Мошенники мысли не простили Сократу его иронии, слишком разорительной для них. В речах Сократа на суде, с большой художественной силой переданных Платоном, поражает то, что он сам сознательно и решительно отрицал все пути к спасению, сам шел навстречу смертному приговору. В его рассуждениях подспудно бьется мысль: раз уж, афиняне, вы дошли до такого позора, что судите мудрейшего из эллинов, то испейте чашу позора до дна. Не меня, Сократа, судите вы, а самих себя, не мне выносите приговор, а себе, на вас ложится несмываемое клеймо. Лишая жизни мудрого и благородного человека, общество себя лишает мудрости и благородства, себя лишает стимулирующей силы, ищущей, критической, беспокоящей мысли. И вот меня, человека медлительного и старого (Сократу было тогда 70 лет), догнала та, что настигает не так стремительно, – смерть, а моих обвинителей, людей сильных и проворных, – та, что бежит быстрее, – испорченность. Я ухожу отсюда, приговоренныйвами к смерти, а мои обвинители уходят, уличенные правдою в злодействе и несправедливости.

У порога смерти Сократ пророчествовал, что тотчас после его гибели постигнет афинян кара более тяжелая, чем та, которой его покарали. Юный ученик Сократа – Платон, присутствовавший на судебном процессе, испытал настолько сильное нравственное потрясение, что тяжело заболел. «Как жить дальше в обществе, которое карает за мудрость?» – этот вопрос встал перед Платоном во всей своей драматичности и породил другой вопрос: «Каким должно быть общество, построенное в полном соответствии с мудростью?» Так родилась первая философская утопия о «справедливом» (для своего времени) общественном строе. Сократ был приговорен к смертной казни по официальному обвинению «за введение новых божеств и за развращение молодежи в новом духе», – то есть за то, что мы сейчас называем инакомыслием. В процессе над философом приняли участие более 500 судей. За смертную казнь проголосовали 300 человек, против 200. Сократ должен был выпить «государственный яд» – цикуту. Этот яд вызывает паралич окончаний двигательных нервов, очевидно, мало затрагивая полушария головного мозга. Смерть наступает от судорог, приводящих к удушью.

По некоторым причинам казнь Сократа была отложена на 30 дней. Друзья уговаривали философа бежать, но он отказался.

Платон в диалоге «Федон» оставил нам описание смерти Сократа: «Последний день Сократа прошел в просветленных беседах о бессмертии души. Причем Сократ так оживленно обсуждал эту проблему, что тюремный прислужник несколько раз просил собеседников успокоиться: оживленный разговор, дескать, горячит, а всего, что горячит, Сократу следует избегать, иначе положенная порция яда не подействует и ему придется пить отраву дважды и даже трижды. Подобные напоминания лишь актуализировали тему беседы.

Сократ признался своим друзьям в том, что он полон радостной надежды, – ведь умерших, как гласят старинные предания, ждет потустороннее будущее. Сократ твердо надеялся, что за свою справедливую жизнь он после смерти попадет в общество мудрых богов и знаменитых людей. Смерть и то, что за ней последует, представляют собой награду за муки жизни. Как надлежащая подготовка к смерти, жизнь – трудное и мучительное дело. „Те, кто подлинно предан философии, – говорил Сократ, – заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью“.

Люди, как правило, это не замечают, но, если это все же так, было бы, разумеется, нелепо всю жизнь стремиться к одной цели, а потом, когда она оказывается рядом, негодовать на то, в чем так долго и с таким рвением упражнялся» (Платон, Федон, 64). Рассуждая в духе пифагорейского учения, Сократ считал, что он заслужил свою смерть, поскольку боги, без воли которых ничего не происходит, допустили его осуждение. Это позволяет понять непримиримость позиции Сократа, его постоянную готовность ценой жизни отстоять справедливость, как он ее понимал. Подлинный философ должен провести земную жизнь не как-попало, а в напряженной заботе о дарованной ему бессмертной душе. Сократовский случай преступления позволяет проследить трудные перепетии истины, которая входит в мир как преступница, чтобы затем стать законодательницей. То, что в исторической ретроспективе очевидно для нас, было – в перспективе – видно и понятно самому Сократу: мудрость, несправедливо осужденная в его лице на смерть, еще станет судьей над несправедливостью. И, услышав от кого-то фразу: «Афиняне осудили тебя, Сократ, к смерти», – он спокойно ответил: «А их к смерти осудила природа». Последний день Сократа клонился к закату. Настало время последних дел. Оставив друзей, Сократ удалился на омовение перед смертью. Согласно орфическим и пифагорейским представлениям, подобное омовение имело ритуальный смысл и символизировало очищение тела от грехов земной жизни. После омовения Сократ попрощался с родными, дал им наставления и велел возвращаться домой.

Когда принесли цикуту в кубке, Сократ спросил у тюремного служителя: «Ну, милый друг, что мне следует делать?»

Служитель сказал, что содержимое кубка надо испить, затем ходить, пока не возникнет чувства тяжести в бедрах. После этого нужно лечь. Мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, Сократ спокойно и легко выпил чашу до дна.

Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании.

Он походил немного, как велел служитель, а когда отяжелели ноги, лег на тюремный топчан на спину и закутался. Тюремщик время от времени подходил к философу и трогал его ноги. Он сильно сжал стопу Сократа и спросил, чувствует ли тот боль? Сократ ответил отрицательно. Надавливая на ногу все выше и выше, служитель добрался до бедер. Он показал друзьям Сократа, что тело его холодеет и цепенеет, и сказал, что смерть наступит, когда яд дойдет до сердца.

Внезапно Сократ откинул одеяние и сказал, обращаясь к одному из друзей: «Критон, мы должны Акслепию[1]1
  Акслепий – бог врачевания; поэтому последние слова Сократа можно трактовать двояко: либо он имел в виду отблагодарить божество жертвоприношением птицы за выздоровление своей души (то есть за освобождение ее от тела), либо это была горькая ирония.


[Закрыть]
петуха. Так отдайте же, не забудьте» (Платон, Федон, 118). Это были последние слова философа. Критон спросил, не хочет ли он сказать еще что-нибудь, но Сократ промолчал, а вскоре тело его вздрогнуло в последний раз. Пророчество Сократа сбылось: позор пал на головы его судей, и прежде всего на головы обвинителей. Они, так же как тиран, судивший Зенона Элейского, были побиты каменьями и, как сообщает Плутарх, повесились, так как не вынесли презрения афинян, лишивших их «огня и воды».

КАТИЛИНАРИИ

Я буду поступать так, квириты, чтобы – если только это окажется возможным – даже бесчестный человек не понес кары за свое преступление в стенах этого города.

Цицерон

Личность Каталины – вечная загадка истории. В сочинениях разных авторов мы встречаем столь противоречивые факты его биографии, что остается только положиться на здравый смысл, отделяя зерна истины от плевел клеветы. Сочинения Цицерона и Кая Саллюстия Криспа изобилуют нападками на личность Каталины, однако никаких реальных доказательств позорных фактов биографии возмутителя Рима нет. Цицерон, своими руками подготовивший гибель Каталины, через семь лет после его смерти признал публично, что Катилина был выдающимся во всех отношениях человеком, и он считает его прекрасным гражданином. Строго говоря, здесь пойдет рассказ не о его казни, каковой не было, но о казни «катилинариев», людей, доверившихся Катилине, и его политических сторонников. Люций Сергий Катилина происходил из древнего, но обедневшего рода Сергиев. В первый раз, как утверждал Кай Саллюстий Крисп, Катилина появился на исторической сцене во времена диктатуры Суллы.

Рим в то время был рабовладельческой республикой, раздираемой внутрипартийной борьбой. Несмотря на институт ежегодно избираемых консулов, время от времени власть в руки брали диктаторы вроде Суллы. Придя к власти, Сулла составил проскрипционные списки своих политических противников (лидером их был Марий), которые подвергались беспощадному уничтожению.

Будучи его ревностным сторонником, Катилина, возглавлявший шайку галльских солдат, умертвил в это время множество марианцев, в том числе своего свояка Цецелия. Еще раньше он убил родного брата и, опасаясь заслуженного наказания, добился того, что убитый был внесен в проскрипции, как будто был еще жив. В 67 году до н. э. Катилина был наместником в Африке и за тяжкие преступления, которые позволял себе во время своего пропреторства в этой провинции, был отдан под суд. Из этого дела он, подкупив своих судей, вышел свободным, но в страшной бедности и обремененный долгами. Словом, это был типичный римский патриций: алчный, продажный, беспринципный, рвущийся к власти.

В 65 году до н. э. Катилина возвратился в столицу и начал бороться за должность консула. Чтобы помешать ему, аристократическая партия обвинила его в лихоимстве, после чего, по словам Цицерона, он будто бы решил силой захватить власть, умертвив консулов и сенаторов. Случись такое, и Рим получил бы нового Суллу, не менее жестокого, чем первый.

День заговора якобы был назначен на 1 января 65 года до н. э., когда знать и магистратура должны были собраться на Капитолии для торжественных жертвоприношений, но слухи о заговоре распространились по Риму, и план не удался. В правдивости этих рассказов вполне позволительно усомниться уже просто ввиду того, что, несмотря на злодейские умыслы, ни Катилина, ни кто-либо из его друзей не были арестованы или убиты. Сам консул Торкват, на чью жизнь Катилина будто бы покушался, по-прежнему оставался его другом, и когда в 64 году до н. э. состоялся процесс по обвинению Каталины в лихоимстве, Торкват не задумался вынести ему оправдательный вердикт, тем самым засвидетельствовав невиновность Катилины по обоим обвинениям.

В 64 году до н. э., после процесса, Катилина выставил свою кандидатуру на консульство 63 года до н. э. в качестве вождя демократической оппозиции против Цицерона и пятерых других. Однако победил Цицерон.

Перед выборами 62 года до н. э. Катилина решил действовать по-иному. Он собрал в Этрурии значительное войско из всех недовольных элементов общества, намереваясь сразу же после выборов поднять восстание.

Но Цицерон разгадал его планы. Через Фульвию, любовницу одного из приближенных Катилины, Курия, он был осведомлен о каждом шаге недруга и накануне выборов решил провести атаку – 20 ноября он получил от Сената разрешение отложить день выборов, а 21-го учинил в Сенате формальный допрос Катилине. Последний и не думал скрывать своих намерений: «Римское государство, – сказал он, – состоит из двух организмов – один слабый со слабою головой (Сенат), а другой сильный, но без головы (народ): он, Катилина, намерен играть роль первого для второго». С этими словами он вышел из курии, оставив сенат в изумлении и ужасе. Цицерон был обманут в своих ожиданиях: памятуя о поведении Сената во время борьбы с Гракхами, он надеялся, что Катилина будет растерзан на месте, однако за сто лет Сенат научился более цивилизованному общению.[2]2
  И только Юлий Цезарь до такой степени напугал и обозлил отцов-сенаторов, что они отбросили свою «цивилизованность»


[Закрыть]
Тем не менее Катилина выборы проиграл: Цицерон в совершенстве владел искусством убеждения и красноречия. В течение нескольких месяцев перед выборами Цицерон распространял такие слухи о заговоре Катилины, что у простых обывателей волосы становились дыбом. Уверяли, что заговорщики встречались не иначе как темной ночью; они давали друг другу страшные клятвы; пробовали друг у друга кровь; убивали младенцев и гадали по их внутренностям; они замышляли перебить знатнейших граждан; собирались сжечь и разграбить весь город; они даже распределили его на сто участков и создали специальные комитеты для одновременного проведения этого замысла в исполнение и т. д. В итоге горожане поголовно проголосовали за сенатских кандидатов. Катилина снова проиграл. Раздосадованный, он отправился в Этрурию, передав дела в Риме своим ближайшим соратникам: претору Публию Корнелию Лентулу Суре и сенатору Каю Корнелию Цетегу. Узнав об этом, Цицерон решил, что называется, разбить врага наголову. Он опять распространил слухи о злодейских умыслах заговорщиков, говоря, что двое из них – сенатор Варгунтий и всадник Корнелий – приходили к нему утром с целью убить, но нашли его предупрежденным и недоступным. Цицерон созвал специальное собрание Сената в храме Юпитера. Все было приготовлено для того, чтобы угостить Каталину кинжалом, как некогда угостили Гракхов, и Цицерон взял на себя инициативу.

Как только мятежник вошел в сенат, почтенные мужья совета демонстративно покинули скамью, на которую он сел, и оставили его одного. Поднялся Цицерон и, дрожа от патриотического негодования, произнес свою знаменитую «Первую речь против Катилины»: «Разве Каталина не знает, что его умыслы и планы известны Сенату? Разве нет войска в Этрурии, набранного из гнуснейших подонков общества? Зачем же он остается в городе? Или он хочет дождаться участи, которая постигла Гракхов? Пускай лучше убирается из Рима подобру-поздорову!»

Слова эти имели большой эффект, но все же не такой, какого ожидал Цицерон: Катилина оставил курию, не проронив ни слова, а сенаторы ограничились лишь яростными криками.

Катилина уехал в ту же ночь, а Цицерон, облеченный специальными полномочиями, принялся за дальнейшее искоренение крамолы. Без сомнения, он знал всех друзей Катилины в лицо, но вместе с тем понимал, что открыто нападать на них, не имея юридических доказательств, было бы рискованно.

Напрасно он назначил награду тому, кто сообщил бы ему сведения о действиях «заговорщиков» и доставил доказательства. Никто не откликнулся, потому что заговора, собственно говоря, и не было. Но то, чего Цицерон не смог добиться деньгами, ему удалось достичь благодаря неосмотрительности катилинариев. В Риме в то время находились послы от галльского племени аллобриогов, прибывшие с жалобой на своего наместника. Долго не получая никакого ответа, они были сильно раздражены против Сената и охотно вступили в тайные переговоры с Лентулом. Вскоре, однако, они опомнились и чистосердечно признались в этом своему патрону Квинту Фабию Санге. Цицерон был немедленно оповещен о случившемся и обработал галлов следующим образом: под тем предлогом, что соотечественники не поверят одним словесным обещаниям будущей новой власти, послы потребовали от Лентула письменный договор и, заполучив его, отправились к Каталине в Этрурию за ратификацией. По дороге «на них напали сенатские посланцы и отобрали документы».

В более поздние времена (и в иных странах) это стало называться вульгарным словом «подставка». Но Цицерону большего не требовалось: он немедленно созвал Сенат в храм Согласия, вытребовал к себе Лентула и Цетега и, уличив их при помощи документов и свидетелей, велел арестовать. Когда вечером Сенат разошелся, Цицерон выступил перед народом, собравшимся на площади, и сообщил ему о результате заседания – это была «Третья речь против Катилины». Впечатление от этой речи было таким сильным, что люди, прежде сочувствовавшие заговору, стали проклинать Катилину и превозносить Цицерона до небес. Речи против Катилины составили золотой фонд сочинений прославленного оратора. На следующий день распространился слух, что люди Лентула и Цетега замышляют насильственно освободить их. Цицерон немедленно приказал поставить усиленные караулы в Капитолии и на Форуме, а утром другого дня – 5 декабря – созвал Сенат в храм Согласия, чтобы решить вопрос о наказании и судьбе арестованных. На этом заседании консул Юний Силан и все прочие высказались за смертную казнь, но претор Гай Юлий Цезарь назвал такую казнь незаконной и опасной и вместо нее предложил конфисковать имущество заговорщиков, а их самих разослать на пожизненное заключение по разным городам, возложив на эти города ответственность за сохранение виновных. Однако римские сенаторы страстно отстаивали интересы республиканства и предостеречь узурпаторов могли, по их мнению, лишь самые жестокие меры.

Один из последних ораторов, подавших голос, Марк Порций Катон, в резкой речи осудил виновных на смертную казнь без дальнейшего суда и апелляций. Вот как описывал казнь заговорщиков-катилинариев Кай Сал-люстий Крисп, современник Цицерона и Катилины:

«После того, как Сенат последовал мнению Катона, консул, считая лучше всего исполнить приговор до ближайшей ночи, чтобы не затевалось что-нибудь новое в это время, приказал триумвирам приготовить все, что требовалось для казни, а сам, расставив стражи, отводит Лентула в тюрьму; то же самое делают преторы и с прочими арестованными. В тюрьме есть место, которое называется Туллианом; когда немного спустишься налево, то углубляешься в землю приблизительно на 12 футов. Со всех сторон стены, а наверху свод, состоящий из каменных арок, вид его от нечистоты, темноты и дурного запаха мрачен и страшен.

После того, как Лентул был спущен в это место, то исполнители смертного приговора, которым это было приказано, задушили его петлей. И так он, патриций, происходивший из славного рода Корнелиев и имевший в Риме консульскую власть, нашел достойный своего характера и поступков конец жизни. Таким же образом были казнены Цетег, Статилий, Габиний и Ценарий».

Катилина пал в 62 году до н. э. в Пистории, сражаясь с римскими войсками, посланными против его армии. «Вдали от своих, – писал историк Флор, – среди неприятельских тел найден был труп Катилины, смерть его была прекрасной, если бы он так пал за Отечество». Цицерон сделался популярнейшим человеком в Риме, но эта популярность продолжалась недолго. Казнь катилинариев, долженствовавшая пресечь все покушения на институт республики, не смогла удержать от соблазна других претендентов на власть.

То была далеко не последняя попытка республики воспротивиться единоличной узурпации власти. Прошло не так уж много времени, и Юлий Цезарь воцарился в Риме некоронованным монархом. И был убит сенаторами, многие из которых были его близкими друзьями, именно за царские замашки. Для того, чтобы в Риме воцарился первый император, потребовались три гражданские войны и множество, множество казней…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю