Текст книги "Кефир"

Автор книги: Леонид Федосеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4.

Поеду на машине. Пасмурно, но хорошо, что нет дождя. Почему, как только начинается дождь, скорость потока автомобилей снижается раза в два, а количество аварий увеличивается? Что, люди сразу плохо видят? Да нет, вроде зрение у всех нормальное– вон как неровности на дороге объезжают. Думаю, это все чисто психологическое и инстинктивное– а что, а вдруг, а ой, как же так. Да и просто настроение от пасмурной погоды ухудшается. Хуже погода– хуже настроение, больше пробок, а от этого еще хуже настроение. Замкнутый круг, бесконечный серый водоворот, без конца и края. Придется потратить еще больше времени на дорогу. Может, в больших городах всем водителям автоматически выписывать антидепрессанты? При любой погоде. Помогло бы в борьбе с пробками! И с вежливостью друг к другу. Да и за мэра бы безоговорочно проголосовали, что бы тот ни делал.

– Алло! Да, привет! Видел тебя в этом похоронном чате (придумают же)– тоже будешь? Да я сам ничего не знаю, адрес и время написали– вот по навигатору еду, с запасом, но с такими пробками могу и опоздать. Ок, увидимся тогда.

Да, я не знаю, что там случилось. И не интересовался даже. Потому что совершенно неинтересно. Знаю, что похороны. Значит, видимо, умер. И надо заехать– почтить память, отдать дань уважения. Какую дань, какого еще уважения? Этот хрен, звали его Александр, или Александэр, как называли его так называемые друзья вроде меня, никакого уважения не заслужил совершенно. И в памяти он останется минут на десять, и то только воспоминаниями о своих веселых пьяных рассказах о каких-то никому не известных мутных персонажах, имеющих связи где-то среди европейских государственных чиновников среднего уровня. Якобы с теми европейскими персонажами Александр периодически бухал где-то на охоте, выбираясь туда за чужой счет на вертолетах и вездеходах. Наверняка, половину выдумал, остальное приукрасил. Чужая жизнь, чужие интересы, не очень понятные дорогие понты. В общем, чего я еду проводить его в последний путь– совершенно непонятно. Разве что какая разница, где быть за чужой счет– на никому не нужных переговорах, или на похоронах не самого близкого знакомого.

– Да пошел ты сам, урод! Напокупали машин, а водить не научились! Давай, езжай, дебил!– это тирада в мой адрес, из соседней машины. Ну, что на дураков реагировать? Не в смысле на меня, а в смысле– на обратившегося ко мне, дурак тут ведь только один.

За рулем мыслительные процессы периодически прерываются вмешательством извне, несмотря на закрытые двери и тонировку на стеклах. Все-таки в потоке едем– попадаются и другие машины, и водители в них бывают разные. И адекватность– не самая частая среди водителей черта. Во-первых, это условно те же люди, что летели со мной в самолете: пытающиеся сначала скорее занять свое место, будто оно не указано в их посадочном и если они не успеют– полетят стоя, затем они же– бегущие быстрее забрать свой багаж, распихивая всех на своем пути (хотя багаж доберется до багажной ленты еще только минут через 20, а когда он там окажется– его расхватают за 5 минут и те, кто бежал сломя голову, и те, кто неспешно только что подошел), а теперь похожим образом пытающиеся приехать куда-то, куда им нужно, на две минуты раньше остальных. Дебил, куда ты вклиниваешься, впереди пробка и красный, можно разгоняться сколько угодно– дальше следующей машины не уедешь. И если среди нью-йоркских таксистов постоянные разгоны и торможения от светофора к светофору– некий привычный, хотя и нелогичный атрибут (ну, развлекаются они так), то зачем устраивать гонки обычным водителям в Москве, еще одной из мировых столиц– решительно непонятно. На первый взгляд. Правда– неприглядна: за рулем– не водители транспортных средств. За рулем– люди, со всеми своими проблемами, комплексами, неустроенностью. И это не водитель-женщина за рулем того внедорожника только что подрезала автомобиль в соседнем ряду. Это женщина, привыкшая ради своих целей идти по головам, невоспитанная и вульгарная, думающая о чем-то своем, и не думающая ни о чем больше. Это не водитель, это– ходячий комплекс. Ну, в данном случае, едущий. Дождь еще этот (начался все же, будь он неладен). Так и едет этот поток непрекращающихся мыслей, переживаний, раздумий, невоспитанности и бескультурия. Куда едет– да кто его знает. На нашем маленьком уровне– доехать бы до места назначения, припарковаться и пойти отдыхать. А вот что за место назначения у нас глобально– никто не скажет. Тот случай, когда большое состоит из малого, и каждый шаг в отдельности вполне известно, куда нас приводит, но куда приведут нас все сделанные нами шаги– тайна. А зачем вообще шагать– стойте на месте, иногда там тоже неплохо. Но долго стоять на месте нельзя– кушать будет нечего. Поэтому едем. Вон таксист, который тоже не таксист, а человек с неустроенной жизнью, проблемами дома, и он не ведет машину– он спешит выполнить заказ и быстрее взять другой, чтобы заработать денег и отправить их своим родственникам на родину. И все это будет до тех пор, пока все автомобили не перейдут на полностью автоматическое управление– и от пробок избавимся, и аварии минимизируем, и конфликты между водителями-людьми. Правда, если сейчас водители как-то выплескивают свои эмоции на дорогах, с появлением полностью автоматического индивидуального транспорта возрастет очередь к психологам– излить душу. Но это когда-нибудь потом. А сейчас мне бы гостем на похороны успеть. Голова уже болеть начинает– погода или вчерашнее сказывается?

ДПС– решили меня остановить. Ну что им– скучно?

– Нет, господин полицейский, я не пил. Просто устал, бессонная ночь. Да, увы, на кладбище еду. Ну что делать– все там будем. Да, спасибо, и вам хорошего дня!

Все же относительно разумное употребление алкоголя иногда очень выгодно. А то разбирайся потом с этими полицейскими. Возможно, еще необходимо, чтобы алкоголь был хорошим (читай– дорогим)– поможет избежать наличия перегара. Классическое заблуждение. Одно можно сказать точно– с возрастом пьешь меньше, а самочувствие утром все хуже. Даже если не пить вообще. Тогда какой смысл воздерживаться? Если есть причина утренней головной боли– не так обидно, по сравнению с болью беспричинной, появляющейся просто от самой жизни.

Глава 5.

Я действительно не так много вчера выпил– просто устал: перелет, а до этого целый день по работе имитация бурной деятельности, с перерывом на запланированный обед, который пошел не по плану.

– У вас на заказ долго готовят?– услышав утвердительный ответ официанта, я продолжил заказывать обед: – Тогда мне вот этот бизнес-ланч. И кофе дополнительно– прямо сейчас. Спасибо!

Столик в ресторане находился в эпицентре движения желающих перекусить, но тут без вариантов– либо этот единственный свободный стол, либо ехать в другое заведение, и еще неизвестно, что там. А кормят здесь точно неплохо. Как минимум, для этого провинциального города с миллионным населением, где я оказался для проведения так необходимых нашей компании мероприятий.

Но уж извините, есть я буду отдельно от всех, и испортить мне аппетит никому не дам– подсознание подсказало, что замеченная мной девушка, с изучающим взглядом направляющаяся в мою сторону, точно не за солью ко мне:

– Это Вы? Анатолий Борисович!– мда, не было печали…

– Извините, мы знакомы?– вижу, что, видимо, знакомы, но мне это не очень интересно.

– Конечно, знакомы! Вы приезжали к нам год назад, с проверкой, а меня сейчас повысили и перевели из нашего захолустья сюда. Я Наталья Сотова!

– Ах, да, Наталья, конечно… (Наташа, у меня сотни человек в контактах, и сотни встреч– и уж Вы точно не настолько запоминающаяся, чтобы вообще Вас узнать, даже если мне в деталях рассказать, когда и при каких обстоятельствах мы познакомились, тем более на работе).

– Ну вот, здесь не так много хороших заведений, и в этом всегда встречаешь кого-нибудь. Какими судьбами? Я присяду?

– Наталья, у меня все в порядке, спасибо– я здесь на переговорах, к сожалению, жду клиентов, поэтому составить Вам компанию не смогу.

– Ой, очень жаль, ок, я тогда с нашими вон туда пойду, присоединяйтесь… а, да, Вы же тут по делам, ну хорошо, да, еще увидимся, надеюсь.

– Угу,– я кивнул. Очень надеюсь, что нет, не увидимся, и здороваться с частью нашего офиса в этом городе тоже в мои планы не входит. Идите мимо, куда шли, и дайте поесть спокойно.

Наш диалог прервал и, тем самым, завершил подошедший запыхавшийся от аншлага посетителей официант:

– Ваш кофе!

– Спасибо!

– Горячее будет через пару минут.

Ну вот, вроде ерунда такая, но способна подпортить настроение. Я не планировал ни встречаться с офисными, ни поддерживать диалог. А теперь они будут изучать, с кем я тут встречаюсь. Но никого не увидят– и то ли потеряют интерес, то ли… Впрочем, какое мне дело. Надо будет– уволим весь офис и наберем новых. А уж доказать чью-то нужность или никчемность– это технический вопрос. Зря что ли целый отдел пишет инструкции, которые потом нужно неукоснительно соблюдать, и если не очень умные или не очень думающие сотрудники удивляются той бессмысленности, царящей в их памятках о должностных обязанностях, то те, кто немного выше в пищевой цепочке офисных войн, спокойно пользуются плодами специалистов по стандартизации– исполнить все эти правила и прочие своды кодексов внутреннего распорядка невозможно, а вот уволить любого человека или перевести куда подальше в другой город в качестве наказания за неисполнение инструкций– очень легко. Для того инструкции и созданы– управлять! Ну не работать же по ним, в самом деле– описать все функции офисных клерков все равно невозможно, они постоянно видоизменяются, да и задачи такой не стоит– при необходимости, все люди за свою зарплату при адекватном руководителе вполне сносно работают и не ропщут, без всяких написанных правил. В общем, ладно, мое настроение– это мое настроение, не увольнять же людей просто из прихоти, встреча с участниками тендера у меня уже была, сейчас поесть– и забыть.

Сообщение в мессенджере: «Вас добавили в групповой чат».

Ну да, сейчас мне это прям нужно. Удаляю, не читая– как обычно. А нет, подождите: название чата– «Похороны». Ну кого еще принесло? Или унесло, точнее. Ветром и навсегда. Ну отлично– чего только за день до похорон-то уведомляют? Проинформировали бы уж сразу за пару часов до погребения. Ладно, буду. Кто тут еще из знакомых пользователей добавлен? Я мельком взглянул на огромный список участников чата– да, есть знакомые из моей записной книжки. Ок, надо ехать– может, что полезное или интересное будет. На похоронах. Конечно, очень маловероятно. Да уж, ничего не скажешь, пообедал– то какие-то сотрудники, то уведомления о проводах в последний путь. Надо услугу такую предложить рекламщикам– смс-рассылка о смерти. Человек рождается одиноким, и уходит из этого мира одиноким. Но когда он рождается– рассылать смс еще практически некому, разве что родителям, но они и так в курсе, что ты родился. Мать– точно. А вот когда человек уходит– есть шанс попасть рекламной рассылкой в какую-нибудь нужную и гораздо бОльшую целевую аудиторию.

Набрал своего секретаря:

– Алло, это я, у меня завтра срочные переговоры в центральном офисе, закажите мне билет сегодня на вечер. Спасибо!

С секретарями лучше на «Вы». Мне все равно, а им придает чувство значимости.

Глава 6.

Похоронный чат жил своей жизнью– организаторы мероприятия просто взяли контакты покойного, откуда смогли, и добавили в информационный поток всех– от близких и друзей (у него были друзья? Сомневаюсь) до случайно записанных телефонов доставщиков пиццы и таксистов, от партнеров по работе (или чем он там занимался) до конкурентов и приятелей по спортивному хоккейному клубу. В общем, пока народ понял, что к чему, кто здесь лишний, а кто нет– прошло какое-то время. Даже хорошо, что меня добавили не сразу– когда я узнал о скорбном событии, основная часть бесполезного информационного цунами уже прошла. Лишнее подтверждение того, что не чат нужно было создавать, а обзванивать лично, а если дорого– то просто рассылку информационную делать. Кому надо– тот поймет и придет, не придет– как минимум даст обратную связь (если очень попросить). Не даст– значит, рассылка не попала в целевую аудиторию потенциально прощающихся с усопшим. Можно было еще сайт срочно сделать– с заполняемой гостями формой обратной связи (обязательный пункт– «Кто Вы, блин, усопшему?) и возможностью оставлять комментарии и скорбные смайлики.

В закрепленном в чате сообщении был приведен краткий распорядок– сначала церковь, затем кладбище там же, затем ресторан (отдельная локация).

В месте встречи, куда я подъехал, уже толпился народ, с разных сторон доносились обрывки фраз сгруппировавшихся по интересам людей:

– О, привет! Как сам?

– Да, нормально, давно не виделись!

– Да! Ну вот видишь, какой повод…

– Ладно, все там будем. У тебя сигары есть с собой?

– Обижаешь! Конечно, есть.

– Ну пойдем отойдем, здесь еще не скоро– время встречи с запасом дали, да и не начнут вовремя.

– «Туда» опозданий не бывает в любом случае. И Александр уже успел…

Ну что тут сказать. Дежурный визит, дежурный обмен фразами, дежурная мимика, соответствующая поводу. Ох, ну как же это, ой, ну да, как рано, ведь ему бы еще и еще… Кого все хотят обмануть? Покойный был для присутствующих никем, и народ подтянулся от нечего делать, просто чтобы отметиться на очередной тусовке. Но усопшему не должно быть от этого особо обидно– он сам был не лучше большинства присутствовавших, и вообще вряд ли имел какие-либо чувства и стремления, кроме жажды наживы.

К собирающейся толпе обратился кто-то из распорядителей процессии:

– Господа, через 15 минут будем начинать, не расходитесь, пожалуйста!

Тем временем народ все подтягивался:

– Как ты?

– Нормально, а ты?

– Тоже ничего. Что курите?

– Да ничего нового, сигары, а вот еще тосканеллы есть, если хочешь.

– Да, спасибо.

– Как же так?

– И не говори…

Ничего не значащие слова, попытка вяло поддержать разговор ни о чем. Хорошо хотя бы можно курить, пусть и на улице– пасмурно, но дождь закончился, несмотря на прогнозы. Ничего, впереди еще достаточно времени, еще будет и дождь, и ветер. Но все равно же найдем, где покурить. Хотя, покойный тоже так думал, наверняка, еще за пару часов до смерти. Но потом планы пришлось корректировать. И уже не ему.

Обрывки разговоров все продолжались:

– А что случилось вообще?

– Толком пока не разобрались.

– Да все уже известно. Он был в Италии, в Милане. Шел по улице, где было все перегорожено– ремонт здания, но он зачем-то поперся. Решил, блин, срезать– в это время кирпич на голову– и привет. Прилетел обратно «грузом-200». Не поверишь, что так бывает…

Ну вот. Жил человек, жил, и с наркотиками дружил периодически, и в каких-то непонятных разборках на заре своей молодости участвовал, и в состоянии опьянения гонял на машине по итальянским серпантинам, как суицидник. А умер – кирпич на голову. Поневоле поверишь в судьбу.

Количество людей все увеличивалось. Скромные причитания родственников, из-за этого разговоры полушепотом, дым сигарет и сигар:

– Ладно, что там дальше?

– Сейчас отпевание, потом погребение, потом поминки. Ничего нового.

– Ты сейчас чем занимаешься?

– Все тем же– грузы вожу.

– Ты как?

– Нормально.

– Держитесь. Да.

– Крепитесь.

– Мои соболезнования.

– Да, спасибо.

Кто все эти люди, что они тут делают? Что я вообще здесь делаю? Когда уже будут кормить? И нальют, надеюсь. А потом же еще за машиной возвращаться. Ладно, с этим решим позже. Главное, чтобы голова не разболелась еще сильнее.

– Мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь нашего друга, коллегу и просто хорошего человека…

Ну все, началось. Сейчас выльют на присутствующих тонны никому не нужной информации– каким он был, что нас ждет ТАМ, почему нужно заранее быть хорошими ЗДЕСЬ. Да что вы вообще несете? Быть хорошим здесь– это верный способ быть несчастным, обиженным и нищим. Оглядывая присутствующих– здесь ни одного хорошего не нахожу. Но все ведь слушают, внемлют. Некоторые даже верят сказанному. К чему весь этот спектакль? Можно уже просто сказать– мы здесь, он там, расходимся. Но нет– есть какие-то традиции, и так принято. Ну так примите уже что-то другое. Давайте если и не нарушать старые догмы, то создавать новые. Антидепрессанты, например, нужно раздавать не только пассажирам самолетов и водителям автомобилей, но и посетителям похоронных мероприятий, похоже. Чтобы все думали одинаково – да, умер, но солнце от этого светить не перестало, и все сейчас попрощаются с усопшим, пообщаются с еще живыми, и радостно продолжат свое бесполезное и бессмысленное существование. До следующих похорон. А то тут кто в лес, кто по дрова– кто скорбит (единицы), кто равнодушен (большинство), кто пришел по каким-то своим причинам (личная жизнь, разные перверсии– исключение, конечно, но бывает и такое. Ужас.).

Жизнь, и личная в том числе, продолжается всегда и везде. Похороны– не исключение:

– А кто эта симпатичная молодая?

– Его подруга.

– А вон та еще одна?

– Не знаю– кто-то из родственников, наверное.

– Надо будет пойти познакомиться.

– В очередь встань!

Хоть бы кто сделал замечание– ведь такой повод, не время для мирских диалогов, но время скорби. Только всем все равно– видно по лицам. И по светящимся экранам телефонов в руках– жизнь онлайн продолжается, и даже похоронам ее не остановить. Все умрут, но интернет останется.

Смерть – забавная лотерея. Кто следующий? Большинство уверены, что не они. Такая лотерея, в которую не спешат выигрывать, и большинство вообще не хотят в ней участвовать. Но решать не им. И да– еще никому не удавалось в эту лотерею НЕ сыграть и не получить главный приз.

Глава 7.

Процесс не занял много времени. Отпевание, прощание, погребение. Последнее теперь делается с помощью автоматических лебедок. А можно как-то уже автоматизировать все, и исключить в принципе участие людей? Тогда можно было бы сразу начинать с ресторана.

Но пока процесс не настолько развился технически и деградировал морально– придется еще потерпеть эти возникающие то здесь, то там реплики:

– Все, теперь сюда только через 9 дней. Или через 40?

– А вот у иудеев проще– похоронил и сразу забыл на год– и не тревожь больше души, ни свою, ни чужие.

– Как добираться до ресторана?

– Заказан автобус, но на всех не хватит. Своим ходом– или такси. Потом разберемся, кто где.

– Чего-то я уже такая пьяная…

Еще бы– никто не ждет поминок, если есть возможность выпить до этого. Ну а что? Нервы не железные. Поэтому с собой– фляжки, небольшие пластиковые бутылки, термосы…

Все, теперь– на банкет.

Да, рестораны с ценником гораздо выше среднего используются не только для семейных торжеств, корпоративных мероприятий топ-менеджеров или свиданий влюбленных (большинство таких встречающихся, кстати, не влюблены и никогда влюблены не будут, но в фразе почему-то всегда используется название именно этого, совсем нечастого чувства), но и для более печальных поводов собраться.

Хотя последнее– реже. Как-то люди готовы тратить на поесть среднемесячную зарплату рядового среднеафриканского рабочего за одно блюдо. Но те же самые люди будут до последнего упираться, лишь бы не нарушать мишленовскую красоту бокалов для шампанского отсутствием их звона– на поминках ведь не чокаются. Что делать– люди любят жить, но не любят смерть и все , что с этим связано. И портить карму заведения, да и просто получить потом какие-то ненужные ассоциации с красивым местом– зачем, если можно этого избежать?

– Вы совсем охренели? Выключите музыку!

– Ну а что, неплохая, кстати… веселенькая…

Кто-то из менеджеров ресторана замотался с организацией банкета. Предусмотрели почти все: и дополнительные заготовки блюд для тех, кто не приглашен, но все равно придет, и дополнительные зонты и пледы для выходящих из помещения на улицу (уже достаточно холодно, но в заведении, даже закрытом на специальное мероприятие, курить все равно не разрешили), и посуду немного поменяли на более приемлемые для случая цвета– темно-красные бокалы, темные салфетки. Но пока ждали гостей и готовились к банкету– фоном звучала музыка, и в суете ее забыли выключить. А родственникам входить в зал для не самого веселого мероприятия, пусть даже и под Coldplay “Adventure of a Lifetime”– не лучший вариант.

Музыку, естественно, сразу убрали. А жаль– всем же очевидно, что после пары бокалов разговоры уйдут в направлениях, никак не связанных с тематикой собрания, и постепенно все расслабятся и вообще начнут забивать на повод, зачем собрались, и на требование не чокаться. Может, танцевать в этом случае– это too much даже для меня, но хоть фоном бы музыку оставили. Только не траурную.

Покойный хоть и был сволочью, но потратить вместе с ним денег было всегда забавно. Помнится, за неделю пребывания в Париже небольшой компанией (случайно сложилось– кто-то подъехал сам, кто-то, как я, оказался там по работе– точнее, просто удачно практически выдумал обоснование, а с чего это вдруг мне срочно понадобилось во Францию) мы за неделю не посетили ни одного музея, ни одной выставки! Но зато прошлись по ряду заведений– от пошлого Maxim (ну а что– деньги-то есть!) до Café de Flore (тоже мне, интеллектуальная элита на марше), от подвального Robuchon (в этот мишленовский ресторан вход был через книжный магазин– кого они хотели удивить? Или это метафора такая– пища обычная только после пищи духовной? Тогда мне больше импонируют входы в хорошие ночные клубы через пиццерии или просто сквозь неприметные и закрытые для чужих двери) до даже забегаловки Leon de Bruxelles (да, внезапно захотелось устриц, и лень было ехать куда-то в приличное заведение. Это были не устрицы, а мидии? Все одно– закуска). В лобби отеля Georg V, где остановился один из наших приятелей, нам вежливо намекнули, что лучше бы не шуметь, и вообще нам тут не очень рады, а коньяком XO из горла здесь никого не удивить, даже если запивать его дорогущим шампанским. Зануды. Мы, в общем, никакие не миллионеры, но кое-что можем себе позволить. Совсем другое дело– реальные миллионеры первой волны, не сгинувшие в водовороте начала двухтысячных. Они уже давно (в массе своей) не наполняют ванну настоящим шампанским, не едят столовыми ложками черную икру, не сорят наличными. Но если им нравится кухня– просто покупают весь ресторан, чтобы затем экономить на цене подаваемого им по себестоимости фуа-гра с трюфелем. И заодно, повинуясь своему опыту ведения бизнеса, приобретают и ресторанного поставщика эксклюзивных продуктов, чтобы подстраховаться от его возможного давления на их новый ресторанный бизнес.

Ресторанов мы не покупали, но погудели тогда хорошо, а Musee d’Orsay и прочие Rodin были оставлены на когда-нибудь потом, которое не случилось. Да и не страшно– работы Дали, Пикассо и Родена можно и у друзей по домам найти, если задаться целью. Не так уж и дорого продаются, кстати: тот же Дали– по цене новых «Жигулей». Мы, конечно, еще можем искать скульптуры и смотреть на полотна, а вот Александру уже не светит. Не откладывайте на потом то, что можно сделать сегодня– наверное такой вывод нужно сделать? Ладно, подумаю потом как-нибудь. Сейчас выпитое просило выхода. Когда такое случается– не до раздумий. Почему-то вспомнился туалет упомянутого Café de Flore. Французы, видимо, легче ко всему относятся, поэтому в мужском туалете этого старого заведения двери до сих пор несут чисто символическую нагрузку, позволяя проходящим мимо дамам видеть все происходящее у мужских писсуаров. Мда…

Возвращаясь в наш печальный день сегодняшний. Родственники– вон, сидят напротив, вместе с остальными, но все же немного отдельной группой. Их понять можно: ушел близкий человек– скорбят. Не знаю, насколько он там близкий, конечно. Но траур соблюдается. Пройдет пара дней– и апатия уступит место циничности и здравому смыслу, и эти близкие и родные люди начнут рвать друг другу глотки за наследство, перекупать адвокатов, вывозить из домов и квартир в неизвестном направлении все возможное имущество усопшего, хоть как-то относящееся к наследственной массе, искать логины и пароли для доступа к банковским счетам– с целью обнулить их до озвучивания завещания. Но это будет где-то через пару дней, не раньше. Плюс выходные. Пока давайте поедим, и будем делать вид, как все печально и мрачно.

– Да, мне виски, пожалуйста! В смысле– у вас ограниченный выбор и нет этого бренда? Найдите. Да, спасибо,– кто-то из гостей уже не мог ждать начала банкета, заодно перепутав свои директорские полномочия на работе с возможностью решать вопросы и ставить задачи в ресторане, находясь в статусе гостя.

Эх, не все рестораторы предусмотрели. Ну и что, что ресторан специализируется на вине– это не повод не иметь в запасе островные виски, бурбон и ром для мещан, прикидывающихся эстетами и знатоками. О, точно– ром. Хотя после виски (виски я пил раньше на кладбище – из фляги кого-то из присутствующих) ром уже не пойдет. Жаль, я бы выпил– есть один любимый! Маркетологи, конечно, гении– назвать ром Ron и поместить на его этикетке изображение отвратительного порноактера с таким вот неоригинальным именем. Только не говорите, что не знаете, кто это, и не смотрели хотя бы пару фильмов с его участием. И вроде ассоциация получается ужасная, но внимание же этикетка привлекает, а там и попробовать ради стеба можно. И выясняется, что ром-то –хороший! Но сегодня, к сожалению, без него.

– Давайте , пусть земля будет пухом… нет, нет– не чокаясь…

Ну неужели звон бокалов может настолько побеспокоить виновника данного банкета? Он ведь даже с нами не приехал– мы оставили его на кладбище и сделали все, чтобы он оттуда никуда не делся. Ладно, пока соблюдаем приличия. После пары часов застолья все немного поменяется, а может и раньше– алкоголь и время притупят нервозность, и поминки постепенно превратятся просто в ужин. Жизнь-то продолжается, даже если это похороны.

Интересно, сколько тостов понадобится в этот раз, чтобы поминки опять переросли в обычную пьянку? Похоже, несколько меньше, чем ожидалось. Напротив, где сидели родственники, начиналось какое-то действие.

– Чтобы я даже близко тебя больше не видела! Тебя никогда здесь не признавали, и рассчитывать Вам, милочка, не на что.

Это вещала, нервно сбиваясь с «Вы на «ты», уже не очень трезвая сестра виновника мероприятия. Что-то она рано психанула– подождала бы еще немного, а то как-то неприлично даже. А ведь я давно твержу про антидепрессанты по разным поводам– и вот очередное доказательство их необходимости. Впрочем, наверное, немного поторопился– тогда было бы меньше шоу, да и алкоголь с таблетками мешать подойдет далеко не всем. А не пить на поминках все же пока грешно.

Прозвучавшая громче, чем положено, гневная тирада сестры усопшего была обращена к молодой девушке– дочери Александра, которую он официально признавал, хотя с документами по отцовству там что-то было не все в порядке. Но кто знает, какие на самом деле были взаимоотношения Александра с матерью его дочери двадцать лет назад. И какие сейчас. Хотя, для него «сейчас» уже нет– есть только вечность… Пойду немного разряжу обстановку:

– Здравствуйте, я приятель Александра, хотел бы поздороваться и принести глубочайшие соболезнования вам и близким. Он был веселым и хорошим человеком, мы всегда будем его помнить… извините…,– я подошел к родственникам, произнес эту фразу и, получив от них порцию блуждающих взглядов, вернулся на свое место.

Ладно, никому реально нет дела до моего вранья– но вид все делают, будто закончили курсы актерского мастерства. Или лицедейство– это уже часть нашей двуличной жизни? Конечно, нет– двуличие впиталось в нас настолько, что это мы и есть, и актерская профессия ни при чем.

Думать (и кричать) о наследстве начали раньше, чем я предполагал. Все так плохо? По виду не скажешь– гроб был совсем не из дешевых (да, усопшему это же так важно– лежать в конструкции из красного дерева и быть одетым в костюм от Kiton). Машины тех из родственников, кто добирался сюда не на автобусе, тоже не дают повод впадать в депрессию, как и одежда (одних Birkin насчитал штук пять– и они точно были не поддельные). Да что вам еще надо? Доказать, кто и на что имеет права ПОСЛЕ смерти? Похоже, о человеке искренне думают, только когда на кону нет имущества. То, что в этом случае мысли могут быть сведены к фразе «сволочь, ничего после себя не оставил»– оставим за скобками.

Я уже говорил, как иногда ведут себя богатые люди: покупают ресторан– чтобы поесть, а дальше кормить людей и на этом зарабатывать. Покупают яхту– провести на ней неделю-другую в году, а дальше сдавать ее в аренду и опять на этом зарабатывать. Покупают– и зарабатывают. И так бесконечно, пока смерть не разлучит их и их бизнес. А вот как они делят наследство? Не они, конечно– наследники. Это же рай для адвокатов, юристов и различных управляющих и поверенных. Похлеще бракоразводных процессов. При разводе свои права пытаются доказывать, в основном, многочисленные жены и дети. А в случае смерти в игру вступает тяжелая артиллерия– родители, да еще какие-то дальние родственники, о которых никто ничего ранее и не слышал, а еще партнеры по бизнесу, с которыми бизнесом владели на паритетных началах, и где уставом компании запрещено любое дробление долей в пользу многочисленных наследников, ну и так далее. Список игроков огромен, страсти нешуточные– завещания оспариваются, дееспособность проверяется, работа кипит. И все ради одного– доказать, что люди не имеют в себе ничего человеческого, но всего лишь реализуют животные инстинкты быть на вершине пищевой цепочки, если не в прямом смысле, то уж в финансовом плане точно. Мертвым, впрочем, это все без разницы.

Я подошел к девушке, вызвавшей такую эмоциональную реакцию сестры безвременно усопшего.

– Здравствуйте, я приятель Вашего отца, хотел бы сказать…

– Да, я Вас помню– мы встречались.

Видимо, мой удивленный взгляд заставил ее дать пояснения:

– Встречались в Париже– я там была вместе с мамой, мы к папе заезжали. Вы там были еще с большой компанией.

Неожиданно. Я этого не помню вообще– еще бы, столько там было выпито, что разные мелочи в памяти особо и не отложились. Ну и уже прошло какое-то время– дети растут быстро, меняется все– рост, стиль поведения, одежда, в общем, часто даже собственных детей не сразу узнаешь. Особенно если видишь их только по праздникам, да и то случайно. Только не надо все списывать на плохих отцов– матери детей тоже хороши в части доказывания, кто и в чем главный, пусть даже и в ущерб детям и здравому смыслу. Мать доказала, что главная? Теперь пусть отец ждет своей очереди заботиться о ребенке. Неважно, что ребенка в итоге оба упустят. Главное– кто главный. Но ладно. Речь сейчас не обо мне.