Текст книги "Блеск и нищета сумасшедших"

Автор книги: Леонид Баталин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

7. Всего лишь

– РАЗОШЛИСЬ ПО ПАЛАТАМ! – Орёт Жаба Ивановна. – ВСЕ ПО СВОИМ ПАЛАТАМ! ПОКА ВСЕ НЕ РАЗОЙДУТСЯ, В СТОЛОВУЮ НИКОГО НЕ ПУЩУ! ВЫКЛЮЧАЕМ ТЕЛЕВИЗОР!

Больные неохотно расходятся по комнатам. Кто-то выключает телевизор.

– ЗАПРАВЛЯЕМ СВОИ КРОВАТИ! ПОКА ВСЕ НЕ ЗАПРАВЯТ СВОИ КРОВАТИ, НИКТО НА УЖИН НЕ ПОЙДЁТ! КУЧИН, ЯЩЕРИЦА ТЫ ТУПАЯ, ПОЧЕМУ КРОВАТЬ НЕ ЗАПРАВЛЕНА? – не понижая голоса, орёт Жанна Ивановна.

– ЯЩЕРИЦА ЭТО ЖИВОТНОЕ, А Я НОРМАЛЬНЫЙ! – тем же тоном отвечает Кучин.

– Чуча, заправь кровать по-хорошему! – поддразнивает его санитарка Леночка. – Иначе я Пал Палыча позову!

Она подходит к его кровати и начинает её заправлять. Из пододеяльника вываливается флакон с дешёвым гелем для душа.

– Ах ты негодяй такой! – ругается она. – Жанна, смотри, а мы его утром найти нигде не могли! Это Кучин из душевой спиздил!

– Я НОРМАЛЬНЫЙ! – орёт Чуча. – Я НЕ СПИЗДИЛ, ЭТО МНЕ БРАТ ПРИВЁЗ, ЧЕСТНО!

– Ах ты гондон такой! Ах ты гнилой пидарас! Сифилисная дырка! – вмешивается Палыч. – Опять шампунь спиздил!

– НЕ БЕЙ МЕНЯ! – начинает орать Чуча, хотя Палыч ещё даже не подошёл.

Сзади к нему подкрадывается Коля Чайкин и бьёт кулаком по спине. Кучин начинает орать:

– ЧАЙКИН МЕНЯ БЬЁТ! МНЕ БОЛЬНО! ВАС ВСЕХ УВОЛЯТ И ПОСАДЯТ В ТЮРЬМУ! ВЫ ВСЕ ПИДАРАСЫ!

– Чайкина вязать надо, – констатирует Палыч. – Лена, неси вязки.

– Я не Чайкин, я Елена Исинбаева! – кричит Коля и выбегает в коридор.

Лена несёт из сестринской вязки. Палыч блокирует выход из Палаты, заслоняя собой дверной проём. Но Колю Чайкина просто так не проведёшь! С диким криком:

– Ааааааааааа! Я ЛЕНА ИСИНБАЕВА!

Он бежит напролом и прорывает оборону. Крепкий Пал Палыч даже пошатнулся от такого напора.

– Он дурак конченный, он сумасшедший! – комментирует Чуча. – У него мозгов вообще нету!

– А у тебя как будто есть? – спрашивает санитарка.

– Я НОРМАЛЬНЫЙ!!! – снова резко повысил голос Кучин. – ЭТО ВЫ ВСЕ ТУПЫЕ, А Я НОРМАЛЬНЫЙ! ПОНЯЛИ?!

Тем временем Коля Чайкина бежал по коридору в другой его конец. За ним Палыч и Лёша Комаров, решивший заработать баллы у персонала. И тут с тем же криком:

– Ааааааааа!

Коля Чайкин врезается головой в дверь балкона и проламывает её насквозь. Голова, оцарапанная дверью, застревает в ней, но Коля не чувствует боли, хотя продолжает орать:

– Аааааааааа!

Его не сразу получается вытащить. После нескольких безуспешных попыток Пал Палыч выдёргивает Колю за руку, оставляя на его шее кровоточащие царапины. Колю ведут обратно в палату – на вязки.

– РАЗОШЛИСЬ ПО ПАЛАТАМ, Я СКАЗАЛА! – кричит Жаба. – НЕЧЕГО СМОТРЕТЬ, ВЫ НЕ В ЦИРКЕ! РАЗОШЛИСЬ ПО ПАЛАТАМ!

*ШАРАХ!* – стукнула она по столу.

– Я ЖДУ, СУКИ!

Её почти никто не слушается. Пациенты толпятся возле входа в седьмую палату и наблюдают за тем, как привязывают Чайкина, который при этом орёт:

– Я БЕРЕМЕННАЯ ГОЛАЯ ЖЕНЩИНА, ВЫ НЕ СМЕЕТЕ ТАК СО МНОЙ ОБРАЩАТЬСЯ, Я БУДУ ЖАЛОВАТЬСЯ В ПОСОЛЬСТВО США!

Неизвестно, где именно Коля нахватался таких слов. Во время приступов он, бывает, и на чужом языке заговорит, а потом не помнит ничего. Вот Вартанчик из пятой палаты вообще считает, что шизофрения – это дар божий, а голоса в голове – небесный эфир.

Тем временем в отделении образовывается новая кучка – больные толпятся вокруг двери в столовую и смотрят в дверные щели на остывающий ужин.

– ВСЕ РАЗОШЛИСЬ ПО СВОИМ ПАЛАТАМ! – рявкнула Жанна Ивановна. – ПОКА ВСЕ НЕ РАЗОЙДУТСЯ ПО ПАЛАТАМ И НЕ ЗАПРАВЯТ СВОИ КРОВАТИ, НИКТО НА УЖИН НЕ ПОЙДЁТ!

Тем временем санитарка тётя Рая, проверяя одну из кроватей, нашла странный свёрток. В аккуратно запаянной целлофановой обёртке от пачки сигарет был небольшой – размером с фалангу пальца – комок чего-то чёрного.

– Наркотики, наркотики, у них тут наркотики! – завопила Рая, демонстративно схватившись за сердце. – Срочно звоните Игорю Николаевичу!

– Это походу камень, братва! – удивлённо сказал Фархад Стасику. – Как он прошёл мимо нас?

– Бля буду, не знаю! – ответил Стасик.

Игорь Николаевич мигом прилетел на зов злой санитарки Раи. Та всё бормотала:

– И как им не стыдно, ой, ой, ой, как не стыдно! – Рая опять схватилась за сердце. – За наркотики здесь находятся и наркотики сюда тянут!

Под всеобщие ахи и охи Рая протянула Игорю Николаевичу свёрток. Тот внимательно осмотрел его со всех сторон, покрутил в руках, затем вскрыл и понюхал. Все взгляды устремились на него, и вдруг он произнёс:

– А-а, не беспокойтесь, это всего лишь говно.

По отделению прошла волна безудержного смеха. А ужин тем временем всё остывал.

8. Ужин

– Первая, третья и четвёртая палаты, н-на ужин! Жрать, долбоёбы! Жрите, суки, давитесь! – закричал Палыч. Пока заведующий нюхал говно, медбрат уже успел накатить.

Больные послушно побрели в столовую. Сначала зовут палаты с наименьшим количеством коек – в первой, третьей и четвёртой их по восемь – потом уже остальные палаты, в которых по двадцать мест.

– Паша, ну просила же тебя не пить хотя бы сегодня! – на удивление тихо проговорила Жанна Ивановна. – Вот-вот главврач придёт на ремонт посмотреть.

– Да я же только опохме… – начал Палыч, но…

*буээээээ!*

На полу возле входа в столовую образовывается лужа оранжевой рвоты. Кому-то из больных обрызгало ноги.

– ТАК, А НУ ВСЕМ СТОЯТЬ! БУКА! ГДЕ БУКА, МАТЬ ЕГО? А НУ БЫСТРО БЕРИ ШВАБРУ И УБИРАЙ! ПАША, УЙДИ С ГЛАЗ ДОЛОЙ И НЕ ПОКАЗЫВАЙСЯ НА ГЛАЗА НИКОМУ, А ТО ПРЕМИИ ОБОИХ ЛИШАТ ИЛИ ВООБЩЕ УВОЛЯТ! – Жаба всё же повысила голос. – ВТОРАЯ И ПЯТАЯ ПАЛАТЫ, НА УЖИН!

Палыч пошёл блевать в туалет. Бука, местный грязнорабочий и по совместительству главная путана отделения, послушно убирал лужу вонючей рвоты.

Тем временем люди уже приступали к трапезе. Накрывала на стол тётя Рая. На ужин была вонючая перловая каша с редкими кусочками говядины.

– А почему мяса так мало? – спросил один тихоня из пятой палаты.

– А ты не видишь, кто на столовой работает? – ухмыльнулся Фархад. – твоё мясо ушло в фонд африканских горнолыжников!

– Поговорите мне, поговорите! – разозлилась тётя Рая.

– Да ладно, Раиса, мы же оба знаем, как твой муж по-тихому на велосипеде за вёдрами приезжает! – засмеялся Фара. – Мы с Лысым в субботу лично видели, как ты казённые харчи выносишь…

Рая побледнела – она не знала, что за ней тогда наблюдали.

– ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ?! – У неё сорвался голос. Она заметалась туда-сюда, незаметно отодвинув подальше под стол ведро с оставшимся казённым мясом. – ОЙ, КАКОЙ БЕССОВЕСТНЫЙ, В ЧЁМ МЕНЯ ОБВИНИЛ! Сколько дают, столько и накладываю! Ой-ой-ой! Сердцу плохо! Жанночка, у тебя есть корвалол?

По столовой проходили негромкие смешки. В истинности слов Фарика никто не усомнился ни на секунду.

На самом деле на питание одного человека в день государством выделялось около пятисот рублей. Половина пилилась ещё до того, как продукты будут отправлены, ещё часть – на пищеблоке; до столовой доходило максимум сто. И из этой сотни предприимчивая тётя Рая щедро откладывала себе половину. В основном мясо, сыр и хлеб.

– Рая, главврач заходит! – тихо сказала вдруг Жаба.

И тут с сердцем у толстой тёти Раисы всё вдруг стало хорошо. Под шумок она схватила ведро с мясом и спрятала глубоко-глубоко в раздатку – туда, где никто не увидит.

Зашёл главврач. В столовой наступила гробовая тишина. Неловкое такое молчание. И его нарушил Фарик:

– Лунтик, что ты делаешь за сигарету?

– Нюхаю писюн! – отвечает безотказный Лунтик.

Дикий гвалт и смех. Жаба Ивановна заорала бы, как цербер, но при главвраче не получится.

– Что-что, мы не расслышали? – повторяет Фара.

– Нюхаю писюн! – такой же весёлой интонацией отвечает Лунтик.

Вся столовая умирает со смеху. Врач молча стоит у входа в столовую. Жаба Ивановна мечтает провалиться сквозь землю.

– А за две сигареты? – спрашивает Стасик.

– Два раза нюхаю писюн! Ну или нюхаю два писюна. – с улыбкой отвечает Лунтик.

– А за пачку?

Главврач, не сказав ни слова, удаляется под аккомпанемент блюющего в туалете Пал Палыча. Вечером он напишет рапорт о произошедшем. Утром рапорт прочтёт Игорь Николаевич, наорёт на смену во время планёрки, пригрозит лишением премии, но этим всё и ограничится.

Планёрки гораздо больше боялась тётя Рая – Мышкин её уже несколько раз отчитывал за воровство продуктов. Но в этот раз всё обошлось, и она, перекрестившись, пообещала себе в следующий раз воровать осторожнее.

9. Лунтик

Вы заходите в туалет. Возле дальней раковины сидит на корточках вечно улыбающийся паренёк с лысиной на голове. Это Вова Лунатенко по прозвищу Лунтик. Ему тридцать два.

Если у него спросить:

– Лунтик, что ты делаешь за сигарету?

Неизменно получите ответ:

– Нюхаю писюн!

Это было очень давно – лет шесть назад, когда Лунтика сюда только положили. Но, как часто случается, этот случай запомнился всем надолго, и от этого клейма Вова уже не смог избавиться. Например, у группы «Quest pistols» есть песня, где поётся:

– То самое чувство, когда ты круче всех!

Многие дразнят Лунтика, водя перед ним сигаретой и напевая:

– То самое чувство, когда понюхал член!

Лунтик попал сюда после того, как накурился синтетической смеси и убил свою бабушку ударом с ноги. Уголовное дело заводить не стали и списали на несчастный случай, самого Лунтика навсегда упекли сюда и лишили дееспособности. А его тётя предприимчиво отжала себе двухкомнатную квартиру, доставшуюся тому от матери. Если вы спросите Лунтика, за что он здесь, то услышите ответ:

– У меня пять принудок. Два изнасилования, убийство бабушки и две ещё за наркотики. Оставьте, пожалуйста, покурить!

Тётя Лунтика неизменно привозит ему по два блока сигарет каждый месяц, но их у него забирает местный блаткомитет.

– Лунтик, тебе же два блока вчера привезли? Куда ты их дел? – спросил его кто-то любопытный.

– Ну-у, блок я отдал Стасику, ещё шесть пачек Фарику, а остальные раздал. Оставишь покурить?

– Зачем ты свои сигареты раздаёшь? Сколько ты сам скурил из своих двух блоков?

– Зато Стасик мне покурить оставляет. Где-то полпачки сам скурил.

– И почему ты к Стасику не идёшь?

– Не знаю. Оставишь покурить? Чуть-чуть. На пару тяг!

И тут вмешивается Стасик.

– Лунтик, что ты делаешь за сигарету?

– Нюхаю писюн! – на автомате ответил тот.

– У тебя есть возможность заработать себе покурить! – сказал Стасик. – Давай!

– Ну это же шутка, я же больше так не делаю! – грустно сказал Лунтик.

– Две сигареты!

– Ну правда, это же шутка просто, это же некультурно!

– Три сигареты! – повышает ставку Стасик.

– Три сигареты, кто больше! – вмешивается в разговор Лысый. – три сигареты раз, три сигареты два, три сигареты…

– Пять сигарет! – сказал кто-то.

– Шесть сигарет, и точка! – отрезал Стасик.

– Шесть сигарет раз! Шесть сигарет два! Шесть сигарет три! Продано!

– Ну что, Лунтик, приступай! – сказал Стасик и снял штаны.

Лунтик нехотя подошёл к нему, встал на колени и сделал то, что должен был сделать. Весь туалет взорвался смехом.

– И чем пахнет? – спросил его ухахатывающийся Лысый.

– Ну не знаю. Как обычно! – грустно промямлил Лунтик. – Стасик, ты же дашь мне шесть сигарет?

– Нет, – ответил Стасик.

– Почему? – обиженно спросил Лунтик.

– ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЛОХ, И Я ТЕБЯ КИДАЮ!!! АХАХАХАХАХХ!!! – рассмеялся Добрый, а вместе с ним и весь туалет. Лунтик с грустной физиономией ушёл обратно в угол и сел на корточки.

После этого все разойдутся, и в туалете останетесь только вы с Лунтиком.

– Извините, а вы не оставите мне, пожалуйста, покурить? – спросит он у Вас.

И вы оставите ему покурить, а то и целую сигарету дадите. Ведь мир не без добрых людей.

10. Операция «Процедурка»

Половина десятого. Прошла вечерняя раздача таблеток, отделение готовится ко сну. И только первая палата не дремлет. Как говорится, город засыпает, просыпается мафия.

– Ну что, братва, как насчёт нашего плана? – спросил Стасик. – Карбид и cвинина ждут нас!

Свининой в дурдомовской среде называют циклодол – таблетки, корректирующие побочные эффекты галоперидола и других нейролептиков, также иногда используемые для лечения болезни Паркинсона. При передозировке вызывают возбуждение, повышенное сердцебиение, прилив энергии и галлюцинации, а спустя какое-то время бессонницу и депрессию. Также циклодол называют мотоциклом, циклом или дурдомовской скоростью. У него есть аналоги – например, безак и акинетон – но наибольшей популярностью пользуется именно циклодол. Его вы, кстати, нигде не достанете без рецепта – он продаётся только в государственных аптеках под очень строгим контролем. А карбид – это карбамазепин, противосудорожное. От него тормозят, залипают и засыпают.

– Звучит заманчиво! – говорит Комар. – Палыч уже в говно, спит в четвёртой палате. Жаба в дежурке, Рая – на том продоле. Надо их обеих отвлечь.

– Я беру на себя Жабу, – говорит Стасик.

– Рая на кого? – спрашивает Фара. – я её сегодня раздраконил, так что чур не я.

– Как раз ты и извинишься! – говорит Комар. – скажешь ей красивые слова, и она отвлечётся, а мы по-быстрому туда и обратно.

– Бля, ну только не это! – возмущается Фара. – В списке людей, которых бы я, не задумываясь, пристрелил, Рая была бы на первом месте.

– Братан, а кто, если не ты? – вмешивается Стасик. – Ты прямо от всего сердца перед ней извинись! Скажи, что кинул фразу сгоряча. На благо общего, брат!

– Бляяя, Стасик, ну это жесть.

– Ты сможешь, брат! Ради нашей движухи.

На том и сошлись, и немедля приступили к выполнению:

– Жанна Ивановна, а вы давно здесь работаете? – Стасик подошёл к посту.

– Ой, знаешь, Стас, давно. Двадцать восемь лет. Вот помню, в девяносто шестом году, когда заведующим был Николай Вадимович…

* * *

– Тёть Рай, вы меня простите, я же сгоряча! – начал тем временем на другом коридоре Фарик. – Я бы на вас в последнюю очередь подумал!

– Ой, Мамедов, и обидел ты меня! – начала тётя Рая. – Я же за пятнадцать лет работы ни разу себе даже близко такого не позволила! Да я же, я же…

* * *

Тем временем Комар, прошедший на цыпочках за спиной у тёти Раи, тихо прошмыгнул в процедурный кабинет. Там было тихо и пусто. Идеальные условия. Только таблеток почему-то нигде не было видно.

– Ёбаный в рот, где эти ссаные колёса? – выругался он вслух.

3. Лёша Комаров в поисках циклодола

Открыв пару шкафов, он ничего не увидел. Неужели убрали? Он уже начал бесцеремонно рыться по ящикам с лекарствами, стоящими под кушеткой, но всё тщетно…

* * *

– И тогда ещё наше отделение было на первом этаже, и главврач больницы был Василий Аркадьевич Богатыренко… Ох, я столько насмотрелась за это время! – разговорились Жанна Ивановна. Стасик делал вид, что внимательно слушает.

* * *

– А ты знаешь, сколько раз я не давала людям выносить отсюда продукты? За столько лет я ни разу себе ничего не позволила… – продолжала тётя Рая. – Да я же…

* * *

И тут она остановилась.

– Что это за шум в процедурном кабинете? – удивилась она.

Фара сглотнул.

– Тёть Рай, я вас всегда очень любил и уважал! С тех пор, как оказался здесь. Вы очень хорошая и порядочная женщина!

Рая отвлеклась.

– Ой, спасибо тебе! – покраснела она. – Так, пойду проверю процедурный…

В этот момент из процедурного кабинета вышел Комар.

– Так, и что у нас принудчик делает в процедурном кабинете? ЖАННА! – заревела на всё отделение тётя Рая. – КОМАРОВ В ПРОЦЕДУРКЕ!

Комаров, уже отчаявшись что-либо исправить, быстро пробежал от процедурки до туалета.

– Братва, все за мной! – крикнул он.

Жанна Ивановна и тётя Рая тут же раскусили весь хитроумный план, но было уже поздно. Фара, Комар, Герман, Стасик и Лысый были уже в туалете. Стас держал дверь обеими руками, пока с обратной стороны её пыталась открыть Жанна Ивановна. Тем временем Комар выворачивал карманы прямо в раковину.

– Я брал всё, что попадётся, – сказал он. – Вроде свинина была…

Большую долю украденных таблеток составлял, к сожалению, галоперидол.

– Блять, ты не мог карбид с циклухой спиздить? – ругался Герман. – На видном месте же было?

– А хуле ты сам не пошёл на дело, раз такой умный?

– ВЫ ОХУЕЛИ, ЧТО ЛИ? – орала Жанна Ивановна. – ВЫ СОВСЕМ ОХУЕЛИ? ОТКРОЙТЕ ДВЕРИ! БАРЛЕЕВ! Я ТЕБЕ ЭТОГО НЕ ПРОЩУ! ВСЮ ЖОПУ ЗАКОЛЮ, СТОЯ СРАТЬ БУДЕШЬ!

– Они таблетки из процедурки украли! – кричала Рая.

Тем временем ребята отделили все лекарства, которые хоть как-то «вставляют», поделили их между собой и сожрали, запив водой из-под крана. Улов был небогат: каждому досталось по четыре таблетки циклодола и по две карбамазепина, а Стасу и Фарику, как самым главным, перепало дополнительно по пять колёс феназепама.

– Я ЗВОНЮ ИГОРЮ НИКОЛАЕВИЧУ! – орала Жаба.

Лысый встал у двери и держал её. Стасик тем временем отошёл от неё и выпил свою порцию таблеток.

– Пизда нам! – констатировал Фара.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское! – ответил Герман.

Игорь Николаевич тем временем уже пришёл из другого отделения и стоял под дверью.

– Мамедов! – кричал он. – МАМЕДОВ, БАРЛЕЕВ И КОМАРОВ, И КТО ТАМ ЕЩЁ В ТУАЛЕТЕ! ЕСЛИ ВЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ОТКРОЕТЕ ДВЕРЬ, ТО Я БУДУ ПОДАВАТЬ ДОКУМЕНТЫ НА УСИЛЕНИЕ РЕЖИМА!

Это были волшебные слова. На усиление режима никто не хотел – это означало продление принудки минимум на пару лет, плюс ещё интенсивное лечение со страшными уколами. Ещё раз порывшись в раковине, Стасик убедился, что всё, что хоть как-то прёт, было съедено, и скомандовал Лысому:

– Открывай, братан, будь что будет!

Дверь открылась.

Игорь Николаевич обрушил на них весь свой гнев:

– ДА ВЫ СОВСЕМ ОХУЕЛИ, ЧТО ЛИ?! – орал он. – ВСЕХ ИЗ ТУАЛЕТА НА ВЯЗКИ В СЕДЬМУЮ ПАЛАТУ! ВСЕХ ДО ЕДИНОГО! ПЕРВАЯ ПАЛАТА ПЕРЕЕЗЖАЕТ В СЕДЬМУЮ!

– Так Мамедов ещё подмазывался ко мне, отвлекал, а я поверила, что он извиняется…

– Хуй бы я извинился! – улыбнулся Фара. – Я же лично видел твоего мужа на велосипеде! Игорь Николаевич, примите меры, её колхозный ёбырь опять за казённым мясом приезжал!

– Ой, ой, с сердцем плохо, дайте корвалол! – запела вновь тётя Рая.

Тем временем Игорь Николаевич и санитар из соседнего отделения вязали принудчиков. Изначально на это дело хотели позвать Палыча, но тот даже не проснулся.

– ТЫ ЕЩЁ ЗА ХУЙ МЕНЯ ПРИВЯЖИ, АХАХАХХАХА! – Крикнул Добрый.

– Поговори мне, поговори! – ответил Игорь Николаевич. – На спец-режим уедешь!

Но все знали, что на спец никто не уедет. Дело ограничится вязками и уколами.

– От души провернули, пацаны! – засмеялся привязанный Герман. – Циклуха разгоняет! На пятилитровой ямахе катаемся!

– Я ВАМ ПРОВЕРНУ! – орала Жаба. – ВЫ У МЕНЯ ТЕПЕРЬ ДО КОНЦА ПРИНУДКИ В СЕДЬМОЙ ЛЕЖАТЬ БУДЕТЕ! КАК ВЫ К НАМ, ТАК И МЫ К ВАМ!

И так опустела первая палата. Остались в ней только храпящий Зёма, Левый, а также злорадствующий допризывник Малинин, заранее предупредивший Жанну Ивановну о планах местных бандитов. Если бы не он, принудчикам перепало бы в три раза больше циклодола, а также упаковка лирики, которую привезли для местных эпилептиков.

11. Масяня

Если зайти в случайное время в седьмую палату, то с великой долей вероятности вы увидите на кровати странную конструкцию, похожую на дом с треугольной крышей из одеяла, только роли углов играют голова и коленки. Между коленками то и дело что-то движется – вверх-вниз, вверх-вниз. Эта конструкция называется «домик онаниста» или «домик шизофреника». Если вдруг спросить:

– Эй, кто это там дрочит?!

Неизменно увидите на секунду высунутую из домика смуглую небритую мордашку и услышите:

– Я не дрочу!

Это Масяня. И он дрочит. Всегда и везде. В палате, в столовой, в туалете, под телевизором, на прогулочном дворике. Старается делать это незаметно, но почему-то не получается. Если его на этом действии поймать, вы услышите:

– Я не дрочил, просто рука зачесалась!

Или:

– Я не дрочил, я карманы проверял!

Ну или:

– Я не дрочил, просто гимнастику делал!

Масяню даже одевали в смирительную рубашку, но он каким-то образом умудрялся дрочить и в ней, и на рукавах её оставались белые пятна.

А ещё Масяня, как и 90 % обитателей дурдома, очень любил курить. И сигарет у него всегда не хватало. Чтобы взять в долг сигарету, он мог пообещать звезду с неба:

– Ну займи одну сигарету, ко мне завтра папа приедет, я обещаю, дам тебе доширак, две шоколадки, пачку альянса…

Когда нужно было отдавать долги, все слышали от него вечное «завтра». Когда ни спроси – папа всегда собирался приехать именно завтра. Но почему-то не приезжал. Когда ему отказывались давать в долг, он повышал ставки – доходило до соотношения 1 к 20. Тогда он просто переключался на других. А в итоге кроме местного блаткомитета, умевшего запугивать нашего шизика, никто с него долги получать не умел. Зато для Фарика и его компании приезд Масяниного отца – а такое иногда случается – становится праздником.

Но он не отчаивается и продолжает занимать у всех сигареты. Давали ему в долг только очень жалостливые. Ну или новоприбывшие. Последних Масяня очень любил. Завидит новичка – и сразу давай его обрабатывать и набиваться в друзья. Но если у него не было сигарет, интерес к дружбе терялся.

Когда-то давно Масяня был принудчиком – разбойное нападение или что-то в этом роде. В своё время даже шёл по криминальной стезе, был там в авторитете и имел блатную татуировку – звёзды на груди. Это очень не нравилось Фарику.

– Ты, ублюдок, как только тебя выпишут, чтобы вывел сразу! – ругался он. – Ты больше не имеешь права такое носить, ты позоришь эти звёзды!

Но на свободе Масяня никогда не мог продержаться больше недели. То соседей затопит, то кота убьёт, то сдаст телевизор в ломбард, и – вуаля! Раньше были качели – с тюрьмы на волю и обратно, а теперь место тюрьмы занимает дурдом. За последние три года его выписывали четыре раза. И все четыре раза через несколько дней он возвращался.

– Ты, скотина, ты почему звёзды не вывел, ублюдина? – злился Фархад.

– Я не успел, я не успел! Я выведу, обещаю! – скулил Масяня.

Но когда приходила пора вписываться, он обо всём забывал. Направляясь к выходу, кричал всем:

– Вы, неудачники, счастливо оставаться! Как я рад, что никогда вас больше не увижу! И сигареты я вам не отдам! Чтоб вы все дальше тут гнили, придурки! Ха-ха-ха!

Но если здесь его как-то могли держать в узде таблетками и уколами, то дома он лекарств сторонился и всегда творил какую-то беду. И каждый раз, когда он возвращался, получал от Фархада по полной программе.

Когда он вернулся в последний раз, Фарик долго не церемонился. Он заперся с Масяней в туалете. Были слышны крики о помощи, но никто не открывал – смена была предупреждена. Через полчаса Масяня вышел из туалета, и вместо звёзд на его груди было что-то непонятное – Фархад со Стасом выжгли звёзды, а когда всё зажило, разобрать изначальный узор было почти невозможно.