Текст книги "Когда я был мальчишкой"
Автор книги: Леонид Сергеев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Леонид Анатольевич Сергеев
Когда я был мальчишкой
Праздники
Когда я был мальчишкой, я любил праздники. На праздники всегда дарили подарки. А родственников у нас было много, и подарков мне дарили целую кучу.
Я любил все праздники в календаре. Дни рождения всех родственников и их именины. Дни рождения друзей, приятелей и просто знакомых. И знакомых моих знакомых.
Больше всего я любил свой день рождения и бабушкины праздники, потому что их было много.
Сами праздники меня мало интересовали. Обычно я и не замечал, как они проходили. Все веселились, танцевали, а я сидел в углу, ждал подарков.
Когда я немного подрос, то заметил, что праздников слишком мало, и я решил сам придумать несколько праздников. Так я придумал праздники всего первого: первого дождя, первых грибов и ягод, первых щей из свежей капусты и многие другие. Придумал праздники всего хорошего: хорошей погоды, хорошей книги, хорошей отметки.
Придумал неинтересный праздник: прополку огорода и грустный праздник: конец каникул.
О праздниках я сообщил родственникам, и они приносили подарки. Если кто-нибудь из родственников приносил плохой подарок, я его стыдил или не брал подарок вообще, чтобы в следующий раз он дарил более ценные вещи. А когда однажды дядя забыл про подарок, я не разговаривал с ним целую неделю.
Скоро я навыдумывал столько праздников, что их нужно было справлять почти каждый день. С утра, как только я просыпался, я выдумывал себе праздник. Родственники возмущались:
– Ты бездельник! – кричали они. – У тебя не жизнь, а сплошные праздники. Займись делом! Иначе из тебя ничего не выйдет. Ты будешь „ни с чем пирог?“
Но заняться делом я не мог. У меня постоянно было праздничное настроение. Не успевало закончиться одно торжество, как начиналось другое. Но чем больше было праздников, тем хуже становилось моё настроение. Я уже устал от праздников и хотел пожить без них. Но я уже навыдумывал их слишком много. Были даже дни с несколькими праздниками сразу. И тогда я придумал праздник отдыха от праздников.
Однажды, после очередного праздника, я вышел погулять на улицу и случайно забрёл в мастерскую к кузнецу дяде Толе. В мастерской было шумно, и от горна било жаром. Дядя Толя раздувал мехами огонь. Потом брал щипцы, вынимал из пламени белое раскалённое железо и нёс его, рассыпая искры, на наковальню, и бил по нему молотком, и оно становилось мягким, как глина.
– Заходи, заходи! – закричал мне дядя Толя, как только я заглянул в дверь. – Хорошо, что пришёл! Мне как раз нужен помощник. Держи-ка щипцы!
Я подбежал к наковальне и схватил щипцы руками. А дядя Толя ударил по железной болванке несколько раз молотком, и болванка превратилась в подкову.
– Теперь давай зачищай вот эти прутья, – сказал дядя Толя. – А я сделаю обруч для бочки. – Дядя Толя положил передо мной ржавые железные пруты, дал напильник и показал, как надо зачищать.
– Из них мы сделаем много разных вещей, – сказал дядя Толя. – Засовы, обухи, лапки, молотки.
Я стал зачищать, водить напильником по прутьям. На пол посыпались опилки, мелкие, как мука. Вначале оранжевые, потом серебристые. Зачистив с одной стороны, я переворачивал пруты и зачищал с другой. А рядом, на наковальне, стучал молотком дядя Толя и кричал мне:
– Давай, давай, работай!
И я работал. Напильник нагревался и жёг руки, пот градом лил со лба, но я всё зачищал и зачищал. Я очень старался. Ещё бы! Столько полезных вещей из каких-то обыкновенных прутьев, и сделаем эти вещи мы с дядей Толей вдвоём, он и я.
Когда я зачистил все пруты, они блестели, как зеркало.
– Из тебя выйдет отличный мастер! – сказал дядя Толя и крепко пожал мне руку.
– Дядь Толь! – попросил я. – А можно, я завтра опять приду?
– Конечно, приходи! И пораньше! – засмеялся дядя Толя и хлопнул меня по плечу.
Весь вечер мне хотелось веселиться и петь и делать что-нибудь необыкновенное. И это был самый лучший праздник. Праздник без подарков.
Вопросы
Когда я был мальчишкой, я очень много задавал вопросов. Меня интересовало всё. Почему светятся светляки, почему тёплое молоко с пенками, почему у царевны в книжке глаза, как звёздочки, почему нельзя поймать ветер, почему одна лягушка ловит комаров, а другая сидит под лопухом и зря тратит время.
И каких людей больше – хороших или плохих, и кто что любит больше: папа пиво, или сестра куклу, или Ника стрелять из рогатки, или козлик траву.
Я был очень любознательный. В школе я был членом всех обществ и кружков. Был в обществах юннатов, пчеловодов, цветоводов, садоводов и огородников. Был членом кружков: „Умелые руки“, „Хочу всё знать“, „Сделай сам“. Был членом всех спортивных секций и состоял в театральном клубе.
И везде был самым активным. Я везде успевал. Я был очень способный. Все ребята меня уважали. Потому что я задавал им трудные вопросы.
Например, захожу в общество натуралистов, а там Вовка Перцов. Сидит, накалывает мотыльков на доску. Я подхожу и задаю ему ехидный вопросик:
– Почему мотыльки летят на свет?
– Почему? – спросит Вовка и посмотрит на меня.
А я ничего, стою, улыбаюсь загадочно, как будто знаю почему.
– Вот в том-то и оно, почему? – говорю. – Я-то знаю. Это ты скажи. Ведь ты их ловишь.
Вовка покраснеет, потом начнёт тереть лоб, станет думать, ломать голову. А я иду в другое общество.
На другой день Вовка сообщает мне, что мотыльки принимают свет за солнце. Только скажет, а я ему бах! И ещё парочку вопросиков:
– А почему они не летят без пыльцы, и куда они улетают на зиму?
Вовка разинет рот и уходит, совсем ошарашенный. Так я задаю Вовке вопросы, пока он не узнает всё интересное про мотыльков и не расскажет мне. Тогда я переключаюсь на другого приятеля. И так в каждом обществе, кружке и секции.
Однажды я заглянул в кружок рисования и встретил там Женьку Монина. Он делал рисунки к какой-то сказке. Я подошёл, посмотрел.
– Ну, скажи, – говорю, – почему в одних сказках медведь добрый, а в других злой?
– Так медведи разные бывают, как люди, – усмехнулся Женька и продолжал рисовать.
– Так! – сказал я. – Ну, а кто сильнее – слон или тигр?
– Каждый по-своему, – ответил Женька. – Они же не нападают друг на друга. Тигр задирает антилоп, а слон поедает листья.
Я замолчал. Какой бы, думаю, ещё вопросик ему задать потруднее. Потом подумал и спросил:
– Ну, а про змей ты что-нибудь знаешь?
– Знаю! – сказал Женька.
– Ну, почему гремучая змея называется гремучей?
– Потому что у неё на хвосте растут кольца, которые гремят, как погремушки.
Я хотел задать Женьке новый вопрос, но он вдруг спросил:
– А вот ты скажи. Что такое изюм?
– Как что? Ягода!
– Нет, – улыбнулся Женька. – Это сушёный виноград.
– А у какого растения самые большие листья? – снова спросил Женька.
– У лопуха.
– Нет, – засмеялся Женька. – У цветка Виктория на Амазонке.
– А у каких животных есть реактивные двигатели? – снова спросил Женька.
– Ни у каких нет! – твёрдо сказал я.
– Эх ты, нет! У осьминогов. Вот у кого. Почитай книжки.
Венька
Бабушка говорит, что я непослушный, и всегда ставит мне в пример Веньку. Однажды я делал планер, и мне нужен был клей. Я полез в кухне на полку и разбил две тарелки. Бабушка сказала, что я непослушный и что вот Веня никогда не разбил бы тарелки, он такой примерный мальчик.
А Венька, как девчонка, даже не умеет играть в футбол. Целыми днями Венька пиликает на скрипке. Я не люблю Веньку. Он это прекрасно знает. Венька всегда идёт по двору со своей скрипкой, намурлыкает что-то себе под нос и не замечает ничего вокруг, как будто он на небе. Чтобы опустить его на землю, я подкрадываюсь сзади и сильно хлопаю его по плечу и говорю:
– Привет, Бетховен!
– Привет, – вздрагивает Венька.
– Ну, как? – спрашиваю. – Всё пиликаешь?
– Пиликаю, – скажет Венька и улыбнётся.
– Ну, пиликай, пиликай, – усмехнусь я, а сам думаю: „Ну, и балбес“.
– Настоящий мальчишка должен быть футболистом, – говорю я Веньке. – А на скрипке пиликают только маменькины сынки. Неужели ты не понимаешь, что занимаешься ерундой.
– Понимаю, – улыбнётся Венька. – Но ничего не могу с собой поделать. Привык уже.
Так и говорит „привык“. Вот чудак!
– Так у тебя вся жизнь пройдёт, голова! – возмущаюсь я.
– Что поделаешь, – говорит Венька и всё улыбается.
Это меня уже злит по-настоящему. Я уже готов на него наорать, но сдерживаюсь и снова начинаю терпеливо ему втолковывать, что к чему. А Венька смотрит на меня и смеётся, как дуралей.
– Ты всё понял? – под конец спрашиваю я.
Венька захохочет и кивнёт: „Всё!“
Я вздохну. Ну, думаю, слава богу, дошло. А на другой день опять вижу его со скрипкой.
Как-то и говорю Веньке:
– Может, тебе помочь бросить музыку и научить тебя чему-нибудь другому? Например, играть в футбол.
И Венька неожиданно сказал:
– Конечно, помоги.
Я немного растерялся. Я удивился Венькиной поспешности. Мне даже стало жалко его, и я сказал:
– Ну, ты совсем-то музыку не забрасывай. Играй иногда, может, из тебя что-нибудь и выйдет.
– Да нет уж! Чего там! Брошу совсем, – смеётся Венька, – футболистом быть лучше. Только вот завтра у нас в училище концерт. Я его отыграю, и всё.
На другой день, с утра, я ходил по комнатам и думал, чем бы заняться. Змея делать не хотелось, да и нитки нужно было искать. Рисовать надоело, я много рисовал накануне. К тому же, карандаши были не заточены.
Вот так я всё ходил и думал. Но ничего не лезло в голову, как назло. А тут ещё кошка на полу разлеглась. Пнул её как следует. Засунул руки в карманы. Снова ходил, думал и всё выглядывал во двор, не вышли ли ребята с мячом. Но ребят почему-то не было.
И вдруг пришла бабушка и сказала, что все ребята давно на концерте, в Венькином училище, и что только я сижу дома.
Прибежал я в училище, а там и правда все ребята с нашего двора. Сидят, слушают, как играет какой-то мальчишка на рояле. Сел я на крайний стул, тоже приготовился слушать. Но тут мальчишка кончил играть, и все ему захлопали.
После мальчишки на сцену вышел Венька со своей скрипкой и сказал, что сыграет пьеску, которую сочинил сам. Я хихикнул. Все обернулись и посмотрели на меня, но как-то с уважением. Наверно, подумали, что я знаю, какая это „пьеска“.
Венька начал играть. Вначале я не слушал, что он играет, я только смотрел, как он водит смычком. Но постепенно, как-то само собой, я стал вслушиваться. Одни звуки были похожи на плеск воды, другие напоминали ветер, третьи – рожок пастуха.
Я и не заметил, как звуки захватили меня и перенесли в какую-то солнечную страну, где на песок накатывались волны и на высоких деревьях качались плоды. Где рядом разгуливали Буратино с Карабасом, и Дровосек со Страшилой, и Смелые Звероловы с пуделем Арто. Это было какое-то волшебство. Это было как сон. Такого со мной не было никогда.
Венька давно кончил играть, и все ему хлопали, а я всё не мог опомниться.
После концерта Венька подошёл ко мне и сказал:
– Ну как, научишь меня играть в футбол?
– Научу, – сказал я. – А ты всё же не бросай играть на скрипке.
Пирог ни с чем
Когда я был мальчишкой, все ребята в нашем дворе твёрдо знали, кем они будут, когда вырастут. И только я не знал.
Вначале я хотел быть мороженщиком. Я думал, что быть мороженщиком лучше всего. Захотел – и съел пять пачек пломбира сливочного. Или даже не пять, а десять. А надоел пломбир, взял и съел эскимо или целый фруктовый торт из мороженого. Будь тогда я мороженщиком, я всем ребятам раздавал бы мороженое. И ещё, зимой построил бы город из цветного мороженого. С зоопарком и магазинами. И каждый мог бы взять себе с витрины любую игрушку или целого слона из зоопарка. Нужно было только успеть съесть слона за зиму, потому что весной он растаял бы. Ведь он был из мороженого.
Потом мы с Витькой Чижиковым решили стать малярами. Как-то мы вышли на улицу, а наш двор стал светлее и как будто шире. И забор, и глухая стена сарая, и конура Пальмы были покрашены в яркую голубую краску. Мы с Витькой заглянули в сарай и увидели маляра дядю Костю. Он отмывал огромную кисть-дилижанс в ведре со скипидаром.
– А! Это вы! – кивнул нам дядя Костя! – Ну, как двор? Нравится?
– Ещё бы! – сказали мы с Витькой.
– Вот так-то, – улыбнулся дядя Костя. – Становитесь малярами. Маляры красят всё: дома, мосты, машины. Маляры красят улицы. А улицы – это лицо города. И, заметьте, красят всё в яркие красивые цвета. А почему? Потому что красивый цвет поднимает настроение. Правда, веселей во дворе стало?
– Правда! – сказали мы с Витькой и сразу же решили стать малярами.
Но через два дня Витька куда-то пропал. Пришёл я к нему, а он боксирует с воображаемым противником. Делает выпады, пригибается, вскрикивает и сопит.
– Вставай, в стойку! – выпалил Витька и бросился на меня с кулаками. Я попятился.
– Стой! – закричал я. – Подожди! В чём дело?
– Защищайся! – прохрипел Витька и снова замахал кулаками.
Я попробовал отбиться, но Витька сразу же дал мне в поддых, и я свалился на пол.
– Готов! – сказал Витька. – Накаут! – И сел на диван.
Отдышавшись, я закричал:
– Ты что? Спятил? Ни с того ни с сего лезешь драться? Что я тебе сделал?
– Это бокс! – сказал Витька и снова ударил воздух.
– Какой ещё бокс? – спросил я. – Скажи лучше, куда ты пропал? Почему не заходишь?
– Дела, – сказал Витька. – Много всяких дел.
– Какие дела?
– Я решил стать боксёром. Тренируюсь целыми днями.
– А как же маляром?
– Передумал, – сказал Витька. – Скучно это. Всё время крась и крась. Боксёром быть лучше. Бокс – это тебе не краски там какие-то, соображать надо!
И я сообразил. Я тоже решил стать боксёром.
Но после этого я прочитал книгу „Королевские пираты“ и захотел стать мореплавателем. Потом я прочитал какую-то книжку о цветах и захотел стать цветоводом. Ещё я хотел быть поваром, артистом, парикмахером. В конце концов я решил заняться искусством. Я остановился на двух профессиях – художника и музыканта. То есть, иногда мне хотелось быть художником, а иногда музыкантом. А чаще всего – и тем и другим одновременно.
Моим родителям это не нравилось. Мама говорила, что заниматься всем, значит, по-настоящему не заниматься ничем. А отец говорил, что я лентяй и что из меня вообще ничего не выйдет. Но остальные родственники верили в меня. Особенно бабушка. Она говорила, что я очень способный и чем бы ни занимался, всё равно добьюсь успеха. Бабушка понимала меня больше всех. Как только я заявил ей, что хочу заняться искусством, она тут же купила мне акварельные краски и губную гармошку. Когда акварель и гармошка мне надоели, бабушка купила мне масляные краски и трубу. Обычно искусством я занимался по утрам, а потом весь день гонял во дворе в футбол. Долго чем-нибудь одним я не занимался, чтобы осталось время для другого. Немного поиграю, потом порисую, потом снова поиграю, а там уже и ребята вышли во двор с мячом.
С каждым днём я всё больше убеждался, что иметь две профессии очень удобно. Надоела одна, взял и бросил на время, занимаешься другой. И удобно отговариваться; если тебя кто-нибудь ругает, например, за плохую игру на трубе, всегда можно сказать, что ты и не музыкант вовсе, а художник. А музыкой занимаешься просто так, для себя. А если ругают за плохие рисунки, можно сказать, что ты музыкант, а рисуешь для удовольствия. И тогда тот, кто начал ругать, говорит: „А, ну тогда другое дело! Не бросай это занятие. Может, из тебя и выйдет что-нибудь!“
Скоро я заметил, что для занятий и музыкой, и рисованием нужно терпение, и мне расхотелось заниматься искусством.
Я снова стал думать: кем же мне быть, чем заняться?
Целыми днями я слонялся по двору и всё думал. И вдруг пришёл к замечательному открытию. Оказывается, лучше всего было вообще ничего не делать. Я просто гулял или ходил от одного приятеля к другому и всем давал разные советы. Я давал отличные советы.
Я заходил к Вовке Перцову и смотрел, как он накалывает бабочек в гербарии. Вовка хотел стать натуралистом и всё время ловил разных насекомых. Вовке я советовал устроить выставку своей коллекции.
Витька по-прежнему занимался боксом, и ему я советовал поступить в спортивную школу.
Больше всех я советовал Женьке Монину. Я дал ему много ценных советов. Женька любил рисовать и собирался стать художником. А уж в живописи я разбирался! Я же до этого сам хотел быть художником. Несколько раз мы с Женькой рисовали вместе. Но каждый раз, когда у меня что-нибудь не получалось, я откладывал работу и шёл гулять на улицу. Заходил к Вовке или к Витьке и что-нибудь им советовал.
Вот так я всё ходил, всё смотрел и советовал.
„Я-то ещё успею чем-нибудь заняться, – думал я о себе. – Ведь я такой способный! Моё время ещё придёт!“
А время, как назло, тянулось медленно. И главное, я почему-то очень уставал от ничего не делания. Даже больше, чем когда занимался чем-то.
Потом Вовка получил премию на выставке натуралистов. Витька поступил в спортшколу, а Женька в художественное училище. Теперь уже мне нечего было им советовать. Теперь уже, наоборот, они мне советовали.
– Становись натуралистом! – говорил Вовка.
– Будь боксёром! – повторял Витька.
Но самый хороший совет мне дал Женька. Он сказал: „Глотай таблетки от лени, а то будешь «пирог ни с чем»“.