Текст книги "Единственный мужчина"

Автор книги: Леонид Ашкинази

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Голда вспоминает свои беседы на Женевском сионистском конгрессе в 1939 году с делегатами молодежных организаций, говорит, что "почти все эти преданные делу молодые люди погибли потом в Освенциме, Майданеке или Собиборе" и продолжает: "я всем сердцем верю, что в их неравной борьбе до самого конца им помогало сознание, что мы все время с ними, и поэтому они не были совершенно одиноки. Я не мистик, но надеюсь, что мне простят, если я скажу, что в самые черные наши часы память о них, их дух вселяли в нас мужество, вдохновляли нас на дальнейшую борьбу и, главное, прибавили веса и значимости нашему собственному отказу уничтожиться ради того, чтобы остальному миру легче жилось". Соблюдающий еврей описал бы это переживание двумя словами – "ани маамин".

Лозунг насчет борьбы и с Гитлером, и с англичанами звучал хорошо, но реализовать его было трудно. Борьба велась, собственно, на три фронта – за то, чтобы ввести в Палестину как можно больше евреев, за то, чтобы англичане позволили евреям принять участие в военных действиях против нацистов и, наконец, за то, чтобы сохранить экономику ишува. Движение по любому из этих направлений требовало непрерывных усилий. А по всем трем одновременно? Еврейский календарь отличается от григорианского, но в сутках все равно только 24 часа. Отдыхать меньше, чем ноль, невозможно. Плюс ко всему этому евреи Палестины пытались еще помочь еврейскому движению сопротивления в Европе. Отчаянная, с точки зрения рациональной – совершенно безнадежная попытка. Деньги оседали у посредников, посланцы попадали в лапы нацистов и погибали. Но есть вещи, которые человек не может не делать – как бы иррациональны они ни были.

Заметим, что при деятельности любой организации происходит "взвешивание мнений" и позиций – даже при единоначалии кто-то должен проводить решение в жизнь, а это невозможно при общем неодобрении. Среди руководства ишува могли быть экстремальные рационалисты, считавшие, что пытаться помочь еврейскому подполью в Европе не надо, что жертвы будут напрасны. Но евреи Палестины в целом думали иначе. Среди британской администрации могли быть люди, которые понимали, что германский нацизм и Гитлер – это воплощенное зло, что евреи Европы погибают и что их надо спасти. Но оная администрация "в целом" полагала, что эффективных действий предпринять невозможно, что евреи – это вообще не вопрос и вообще полезнее, чтобы с Германией воевали другие.

В своих воспоминаниях Голда Меир довольно подробно рассказывает о лидерах ишува – о Моше Шарете, о Шауле Авигуре, Элияху Голомбе, о тех, кто создавал Государство Израиль и кто стал его первыми министрами иностранных дел, премьер-министрами, главами разведки… Когда она пишет о людях, существенную часть ее описаний составляет, естественно, описание стиля их работы. И это, наверное, правильно: человека надо описывать через то, чем он занимается больше всего, – имея в виду, что он это любит, а в любимом деле человек и проявляется лучше всего.

Отношение к Германии всегда было для евреев – как для народа – сложной проблемой. Есть те, кто по сей день утверждает, что это земля амалека – земля дьявола, что на нее не должна ступать нога еврея. И есть те, кто вполне охотно едут туда "на ПМЖ". Здесь мы не анализируем эту ситуацию, как не анализирует отношение евреев к Германии и Голда Меир. Но свое отношение она описывает довольно подробно. Она была сторонником репараций ("всегда была за то, чтобы мы взяли у немцев деньги на строительство Государства Израиль, ибо, по-моему, это-то они во всяком случае были нам должны, дабы абсорбировать оставшихся в живых евреев".) Она очень не хотела посещать Германию, а когда ради дела пришлось приехать туда на один день, перенесла это с трудом. Наконец, Голда Меир описывает процесс Эйхмана. "Это ни в коем случае не реванш. Как писал еврейский поэт Бялик, сам дьявол не в состоянии придумать казнь за убийство одного ребенка, но оставшиеся в живых – и еще нерожденные поколения – заслуживают, во всяком случае, чтобы мир узнал во всех гнусных деталях, что учинили над евреями Европы и кто это сделал".

Но все это было впереди, и никто из людей ни в каком страшном сне не мог этого увидеть. В 1943 году дочь Голды Меир – Сарра уходит из гимназии, не доучившись года, и отправляется создавать новый киббуц. Голда пишет об этом, естественно, весьма сочувственно. В этом же году она выступает свидетелем на процессе о похищении оружия у англичан двумя евреями – с целью передачи его Хагане. Голду Меир вызвали в суд как члена исполкома Гистадрута – органа самоуправления страной. Англичане пытались доказать в суде, что официальное Еврейское Агентство и официальный Гистадрут работают в контакте с незаконной Хаганой. Однако, хотя обвинение и выяснило, что если еврей отказывался записаться добровольцем, на него оказывалось моральное давление с целью увольнения с работы, Голда – естественно – использовала судебное заседание для пропаганды. В ее глазах эта трибуна не многим отличалась от трибуны любого митинга.

Однако и после войны британское правительство стояло насмерть, но не позволяло въезжать в Палестину евреям, спасшимся из лагерей смерти. И это несмотря на то, что к власти пришло лейбористское правительство – а лейбористы до прихода к власти выступали с просионистскими заявлениями. Британское правительство не отступило, даже когда к нему обратился с просьбой разрешить эмиграцию Трумэн, даже когда эту рекомендацию приняла специальная англо-американская комиссия. В июне 1946 года британское правительство ввело в Палестине комендантский час, посадило в лагерь большую часть национальных лидеров. Тогда Голда Меир отправилась в Реховот к доктору Хаиму Вейцману, надеясь убедить его, чтобы он призвал к массовой демонстрации. Он согласился, но потребовал, чтобы Хагана в течение определенного времени воздерживалась от выступлений. И договоренность была достигнута, однако британские друзья, видимо, отговорили Вейцмана от вмешательства в ситуацию.

Читаешь и поражаешься – это были времена, когда от отдельных людей что-то зависело. В наше время любой, самый могучий диктатор, выглядит рабом своей свиты, пешкой в лапе обстоятельств. Или просто то, что мы видим, зависит от расстояния, с которого смотрим?

У нас есть свое государство

В 1947 году ситуация британско-палестинского противостояния продолжала обостряться. В лагерях на Кипре, куда англичане отправляли нелегальных эмигрантов, уже находилось 40 тысяч евреев. Ежемесячно англичане выдавали со свойственной им аккуратностью 1,5 тысячи разрешений на въезд – 750 для беженцев непосредственно из Европы и 750 – для тех, кто «добрался» до лагеря на Кипре. Голда Меир сумела договориться с англичанами, что семьи с детьми до года и сироты будут отправлены в первую очередь."… в 1970 году в Хайфе, у прелестного подножия горы Кармал, произошло – продолжает Голда Меир – перезахоронение ста детей, умерших в ужасных кипрских лагерях". Лагерях, в которых цивилизованная Британия держала евреев, выживших в нацистских лагерях.

Однако стабилизировать ситуацию в Палестине англичане так и не смогли, и в феврале 1947 года Англия заявила, что отказывается от мандата на управление Палестиной и передает его в ООН. Специальная комиссия ООН по Палестине прибыла в страну в июне. Палестинские арабы сотрудничать с ней отказались, остальные заинтересованные стороны согласились – даже лидеры некоторых арабских государств. И опять Голда Меир рассказывала – как и всю жизнь – кто такие евреи, почему они должны жить в Палестине и т. д.

Перед тем, как комиссия должна была покинуть Палестину, британцы решили устроить евреям десерт, и несколько сотен солдат в боевой форме, с дубинками, пистолетами и гранатами загнали 4500 беженцев, прибывших на корабле "Экзодус – 1947" обратно на корабль, чтобы отвезти их в лагерь для перемещенных лиц – в Германию. Британия, страна демократии, символ прав человека…

Кто-то из мудрецов древности сказал "свершение греха лишает человека нравственной ориентации". Смысл: если мы делаем что-то плохое, мы начинаем задним числом оправдывать свое действие и наши критерии сдвигаются. Похожий механизм действует и на уровне государства – посылая войска усмирять граждан, мы плодим людей, знающих, что можно стрелять в граждан собственной страны. Загоняя прикладами женщин на корабль, английские мальчики из хороших семей навсегда превращались в людей, способных направить оружие на женщину.

Между тем арабы начали осаду Иерусалима. ООН готовилась принять решение по Палестине, но арабы заявили, что им нет дела до решений ООН и они начнут войну, если вся Палестина не будет объявлена арабским государством. 29 ноября ООН приняла свое решение, и на следующий день начались арабские выступления. Евреям Палестины было нужно оружие. А для того, чтобы его получить, нужны были деньги. Голда Меир опять летит в Америку. Цитируем: "Еврейское население в Палестине будет сражаться до самого конца. Если у нас будет оружие – мы будем сражаться этим оружием. Если его у нас не будет, мы будем драться камнями… цель моей миссии – не спасение семисот тысяч евреев. За последние несколько лет еврейский народ потерял шесть миллионов, и было бы дерзостью беспокоить евреев всего мира из-за того, что еще несколько сот тысяч евреев находятся в опасности… если эти семьсот тысяч останутся в живых, то жив будет еврейский народ как таковой и будет обеспечена его независимость. Если же эти семьсот тысяч будут перебиты, то нам придется на много веков забыть мечту о еврейском народе и его государстве". Голда Меир вернулась в Палестину, собрав 50 миллионов долларов.

В том же году Голда дважды встречалась с королем Трансиордании Абдаллой. Поскольку в арабском мире убийство является нормальной реакцией на несогласие с политикой, встречи происходили в более чем секретной обстановке. При первой встрече он заявил, что не будет участвовать в войне против Израиля, однако позже изменил свое решение, что и выяснилось при второй встрече. Но зато он предложил евреям не создавать государство, а стать его подданными. Между тем до провозглашения Государства оставалось два дня. Эти же два дня оставались до войны. Голда Меир очень интересно комментирует итоги этих встреч. "Но Абдаллу я больше никогда не видела, хотя после Войны за Независимость с ним велись долгие переговоры. Потом мне передавали, что он сказал обо мне: "Если кто-нибудь лично ответственен за войну, то это она, ибо она была слишком горда, чтобы принять мое предложение". Признаться, когда я думаю о том, что случилось бы с нами, если бы мы были меньшинством в государстве и под протекцией арабского короля, убитого арабами через каких-нибудь два года, я не жалею о том, что в ту ночь так разочаровала Абдаллу. Жаль, что ему не хватило храбрости на то, чтобы не вступать в войну. Насколько лучше было бы для него – да и для нас – если бы он был чуть более горд".

Обратим внимание на следующее. Голда Меир, анализируя ситуацию, пользуется моральными категориями. Моральными же категориями оперировала она – помните? – выступая перед учащимися школы, в которой когда-то училась. Может быть, поэтому так хорошо удавался ей фандрейзинг?

Наступил день провозглашения Государства. Голда Меир вспоминает: "… Тогда Бен-Гурион откашлялся и негромко сказал: "Сейчас я прочту декларацию Независимости". Чтение заняло всего четверть часа… Мы добились. Что бы ни случилось, какую бы цену ни пришлось за это платить, мы воссоздали Еврейскую родину. Мечта осуществилась – слишком поздно для спасения погибших при Катастрофе, но не слишком поздно для грядущих поколений… Да, мы теперь независимы, но через несколько часов у нас начнется война. Я не только не была весела – я испытывала страх и не без оснований. Но одно дело испытывать страх, а другое – не иметь веры, а я была уверена, что хотя еврейское население нового государства и составляет всего 650 тысяч, мы уже вросли в него, и никто никогда не сможет опять нас рассеять или переместить".

Три события произошли на следующее утро – египетская авиация произвела первый налет на Тель-Авив, в порт свободно вошел первый корабль с еврейскими репатриантами, и США объявили о признании Государства Израиль. Второй страной, признавшей Израиль в день его рождения, была Гватемала. Голда Меир отдает должное и СССР и пишет, что хотя признание Израиля было результатом желания ущемить интересы Англии на Ближнем Востоке, для Израиля это признание имело большое значение. Признание – это прекрасно. Но: ни одного танка, ни одной пушки, девять самолетов. Нужно оружие, нужны деньги на перевозку и устройство 30 тысяч евреев из лагеря на Кипре. И Голда Меир опять едет в Америку. Все как всегда. Голда – для американцев живое воплощение Израиля – выступает на завтраках, обедах и чаепитиях, на митингах и встречах, рассказывает о провозглашении государства, о войне, об осаде Иерусалима, обо всем. "Государство Израиль не может прожить на аплодисменты – говорит она евреям Америки – войну не выиграешь речами, декларациями и даже слезами радости. И главное – это время, а то аплодировать будет нечему". И евреи Америки ей ответили: в этом году Джойнт собрал 150 миллионов; почти половину этих денег получил Израиль.

Голда Меир выполнила очередное задание, решила очередную задачу и – ее посылают послом в СССР. Она в ужасе – русского почти не знает, дипломатического опыта никакого, дети в Израиле, в Израиле – война (сын в действующей армии)… И тут Голда получает небольшой «отпуск» – попадает в автомобильную катастрофу и приходит в себя уже в гипсе. Она лежит в палате и дает одно интервью за другим. Отличная добыча для журналистов – женщина – посол Израиля в Москве, лежащая в Нью-Йоркском госпитале. Из радостей – продвижение арабских частей остановлено и дочь Голды и ее муж назначены радистами в московское посольство Израиля.

Наконец штат посольства укомплектован, миллион бытовых вопросов, многие из которых были Голде совершенно чуждыми (какое платье надеть при вручении верительных грамот!) решены, и – вот она посол Государства Израиль в СССР. Как принято говорить на дипломатическом языке – Чрезвычайный и Полномочный посол.

Посол и министр

Историю про то, как приняли Голду в Москве, о пятидесятитысячной толпе, пришедшей к синагоге несмотря на «предупредительный выстрел» газеты «Правда» («Израиль не имеет никакого отношения к евреям СССР») – многие из нас знают со слов очевидцев. По крайней мере, нам еще понятно, почему это произошло. Разумеется, нынешнее отношение к Израилю отличается от тогдашнего – и потому, что изменился Израиль, и потому, что изменились мы. Разные отношения всегда хочется сравнить и, сравнив, оценить – сказать, что одно правильнее другого, или, что одно лучше другого. Мне кажется, однако, что сравнить их можно, а оценить – нельзя. "Только успела я отойти, как меня задел плечом старый человек – и я сразу поняла, что это не случайно. «Не говорите ничего, – шепнул он на идише. – Я пойду вперед, а вы за мной». Немного не доходя до гостиницы, он вдруг остановился, повернулся ко мне лицом, и тут, на прохваченной ветром московской улице, прочел мне ту самую благодарственную молитву – «Шехехиану», ту самую, которую прочитал рабби Фишман-Маймон 14 мая в Тель-Авиве: «Благословен Ты, Господь Бог наш, Царь вселенной, сохранивший нас в живых и давший нам все претерпеть и дожить до этого дня». Разумеется – и Голда это понимала – после такого поступка сам Г-сподь Б-г не мог бы сохранить жизнь этому старому еврею, если бы кто-нибудь увидел эту сцену.

А на Рош-ха-Шана произошла та самая история у синагоги, та самая встреча Голды с толпой московских евреев, фотографии которой потом долго ходили по СССР. Она же изображена на одной из израильских банкнот. "Не могу сказать, что тогда я почувствовала уверенность, что через двадцать лет я увижу многих из этих евреев в Израиле. Но я поняла одно: Советскому Союзу не удалось сломить их дух; тут Россия, со всем своим могуществом, потерпела поражение".

Однако режим не дремал. После беседы между Голдой, ее дочерью и Полиной Молотовой на одном из приемов Полина – жена министра иностранных дел – была арестована и посажена в лагерь. После встречи в синагоге были закрыты еврейские театр, газета и издательство в Москве. Голда Меир пробыла послом в Москве еще семь месяцев. Бен-Гурион предложил ей стать министром труда в правительстве, и она с радостью приняла это назначение. Она пишет: "Более благодарной и конструктивной работы, чем эта, в которую, кроме всего прочего, во всяком случае, входило трудоустройство и расселение сотен тысяч эмигрантов, уже начавших приезжать в Израиль, я и представить себе не могла". Весной 1949 года Голда Меир вернулась в Израиль.

В течение 1949 и 50 годов Израиль пережил нечто такое, чего не пережила ни одна страна: его население удвоилось. Война за Независимость «закончилась» перемирием. В переводе с дипломатического языка на человеческий это означало, что проиграв на полях сражений, арабы решили удушить Израиль экономическим бойкотом и террором (убийства, грабежи, террористические акции и т. д.). Одновременно прибывала алия, качественно отличающаяся от предыдущих. Иммигранты поколения Голды были, как она пишет, здоровые, крепкие молодые идеалисты. Они были готовы терпеть все для великого сионистского эксперимента. Алия 30-х годов состояла из специалистов, коммерсантов и ремесленников. Они не умели работать на земле, но у них были другие полезные навыки, и они привезли какие-то сбережения, которые помогли строительству экономики ишува. Послевоенная алия состояла из евреев сломленных, если не духовно, то физически. Евреи Европы пережили страшную трагедию. Евреи Ближнего Востока и Северной Африки жили в гетто и вообще не слишком хорошо представляли себе жизнь в 20-ом веке. " – Вы видели когда-нибудь самолет? – спросила я бородатого старика. – Нет, – ответил он. – И не побоялись лететь? – Нет, – ответил он твердо. – Все это написано в Библии. В книге Исайи. – "Поднимешься ты на крыльях орла". Голда Меир описывает трудности абсорбции… "200 000 человек жило в палатках, чаще всего – по две семьи в одной палатке. И не обязательно обе семьи были из одной страны или с одного континента… В девяти случаях из десяти он считал своих соседей дикарями, потому что они никогда не видели ватерклозета… Или вообразите неграмотную женщину из Ливии, Йемена или пещер Атласского хребта, которую вместе с детьми сунули в открытую всем ветрам и дождям палатку с польскими или чешскими евреями, которые готовят не так, едят то, от чего ее тошнит, и, по ее представлению, даже и не евреи вовсе… Теоретически ни теснота, ни нищета, ни интеллектуальные или культурные различия не должны иметь значения для людей, переживших Катастрофу или ушедших пешком из Йемена через кишащую разбойниками раскаленную пустыню. Но теория – это для теоретиков. Люди – это люди, а те неудобства и надрывы, которые я сама наблюдала в "палаточных городках" 1949 года, были поистине невыносимы… с болезнями, которые привезли с собой иммигранты – туберкулез, трахома, глисты, малярия, тиф, дизентерия, корь, пеллагра – удавалось справиться, хоть я и не понимаю, как наши измученные доктора и сестры это делали… Но проблема расселения в 1949 году казалась неразрешимой".

Эксперты считали, что расселять эмигрантов надо постепенно, по мере расширения фабрик и рационализации сельского хозяйства. Голда Меир полагала, что для людей важнее расселение, провела через кнессет план строительства 30 000 домов и поехала в США за деньгами. Строительство шло, хотя и не так успешно, как планировалось. Теперь надо было дать людям работу – причем неквалифицированным людям. И Голда затевает программу общественных работ – строительство дорог. А когда эмиграция стала уменьшаться до 1000 человек в день, вновь прибывших стали направлять в новые кварталы городов и пограничных деревень по всему Израилю.

Во всех этих проектах, в том, как они были задуманы, чувствуется одна важная общая черта. Голда Меир учитывает не только экономические факторы. Но и психологию людей. Она исходит из того, что больше всего нужно людям, чтобы почувствовать себя в своей стране. И она исходит из того, что смогут сделать люди в тех или иных условиях. Это то, что принято называть "учет человеческого фактора", и спустя четверть века об этом стали писать книги и даже иногда переводить их на русский язык.

Впрочем, эти книги были не слишком содержательны. Умение понимать людей и предсказывать их действия нельзя извлечь из книг. У Голды Меир это умение было, и она использовала его для строительства Страны. Кампании по сбору денег, которые проводила Голда, всегда были успешны. Но ей не нравилось, что страна живет за счет филантропии. Это противоречило одной из базовых идей сионизма – опоре на собственные силы. И она начала развивать идею выпуска государственных облигаций. Чтобы еврейское государство могло брать не подарок, а в долг. Израилю были нужны капиталовложения, инвестиции. При этом они – в отличие от России – гарантировались государством. Идея оказалась удачной, деньги были получены, а долги позже выплачены.

Были у Голды Меир, как она пишет"… и личные радости и горести в жизни, как у всех. В 1951 году, когда я была в поездке – в одной из бесконечных поездок по сбору средств – я получила телеграмму о смерти Морриса. Я немедленно полетела в Израиль – на похороны, и всю дорогу думала, какую жизнь мы бы прожили вместе, если бы я была не такая, какая есть…" Заметим, что подобные формулировки фольклор обычно вкладывает в уста мужчин: "если бы не ты, мы были бы прекрасной парой". Далее Голда продолжает: "… над его могилой я снова поняла, какую тяжкую цену я заплатила – и заставила заплатить Морриса – за все, что пережила и совершила в годы нашей разлуки". Эмоциональный накал и тон этой фразы понятен. Но подумаем – может ль волна, потопившая корабль, сказать, что она заставила заплатить пассажиров корабля своими жизнями? Человек может применять к себе моральные, человеческие критерии только тогда, когда он принимает решения как человек – в колебаниях и взвешиваниях. А если он действует, как стихия, как природный объект – его действия вне морали. Разумеется, это не надо понимать, как призыв действовать безответственно. Но даже законодательство пользуется термином "в состоянии аффекта". Конечно, человек должен избегать таких состояний, стараться оставаться человеком.

В своих воспоминаниях Голда подробно рассматривает историю Иерусалима, план интернационализации, который хоть и не учитывал пожелания евреев, но был ими скрепя сердце принят. Арабы, естественно, этот план отвергли, начали агрессию. Во время осады Иерусалима город обстреливали египтяне и иорданцы, почему-то забывшие о сохранности мусульманских святынь. Когда Арабский легион занял старый город, оттуда были изгнаны евреи, им был запрещен доступ к их святыням. Понятно, что после всего этого возникает впечатление, что арабам не столь важны их святыни, сколь важно нагадить евреям. То есть красиво говорить они умеют (хотя и среди евреев есть специалисты по неограниченному говорению), но если судить по делам…

Ну, а Голда – министр труда – и ее министерство работали. Ограничивая себя самым важным, Голда Меир в своих воспоминаниях рассказывает, прежде всего, об участии в разработке трудового законодательства. В каждом уважающем себя обществе должны быть пенсии по старости, пособия матерям, вдовам и детям, отпуска, страхование от несчастных случаев и т. д. В результате введения пособий по материнству, включавших госпитализацию, начала снижаться детская смертность. Другим важным проектом министр труда считает программу профессионального образования и ликвидации неграмотности. Останавливаясь на арабской проблеме, Голда Меир перечисляет, какие компенсации получили арабы, которые бежали из Израиля в 1948 году (хотя их-то никто не гнал), какие средства были потрачены на строительство жилья для них. Сейчас об этом предпочитают не вспоминать – арабы по понятной причине, но почему об этом молчат евреи? В жизни довольно часто бывает так, что деликатность оказывается воротами, открытыми для хамства. Проблема "палестинских беженцев" была создана арабскими лидерами, чтобы получить в свои руки голодную и озлобленную – а следовательно – легко направляемую в определенную сторону толпу. Араб, который остался жить в Израиле, увидел совершенно иной мир. В 1948 году в Палестине не было ни одной арабской деревни с водопроводом и электричеством, в 1968 году – ни одного дома без них. Детская смертность среди арабов Израиля самая низкая в арабском мире. Именно поэтому арабский террор всегда был направлен не только против евреев, но и против арабов – граждан Израиля. Надо ли говорить о том, что от рук «своих» погибло гораздо больше арабов, чем арабских террористов – от рук солдат Армии обороны Израиля?

Проблема ответа на действия террористов всегда была одной из важнейших для Израиля. Один подход олицетворял Бен-Гурион. Ответ должен быть быстрым, эффективным, суровым. Если при этом погибают «мирные» арабы и начинается крик в международном масштабе – не важно. Во-первых, никаких «мирных» арабов нет, они укрывают террористов в своих домах. Во-вторых, террористы нападают не на Армию обороны Израиля, они не такие дураки, а на мирных жителей. И наконец, в третьих, граждане Израиля должны знать, что их безопасность зависит от них, а не от благоволения великих держав, которые грозят террористам пальчиком. Что же до международного крика, то крик пройдет, а сделанное дело останется. Противоположный подход олицетворял в те времена министр иностранных дел Моше Шарет. До какого-то момента они работали вместе и так или иначе ладили, поскольку в конечном итоге цель была одна. Между прочим, «нормальное» государство сформировало бы под шумок эффективные антитеррористические группы и публично отрицало бы их существование. Но израильтяне хотели быть лучше всех (не наследие ли это галута?) и по этому пути и в те времена шли не всегда. А уж позже – тем более. Разногласия между Бен-Гурионом и Шаретом кончились тем, что Шарет ушел из правительства и по настоянию Бен-Гуриона министром иностранных дел стала Голда Меир.

Она вообще не очень-то была расположена к этой работе. Понятно, что стиль работы министерства иностранных дел сильно отличался от стиля работы министерства труда. Нельзя считать, что Голда пришла в среду "специфической интеллектуальной утонченности", как она пишет, совсем уж новичком. Опыт международной деятельности, не чуждой дипломатии, у нее был – много раз она добывала деньги для страны. Пришлось ей побывать и на дипломатической службе – послом. Так или иначе, но работа понемногу наладилась.

Это были времена открытого поощрения террористов – прежде всего Героем Советского Союза Гамаль Абдель Насером. ООН явно старалась не вмешиваться. Советский Союз поставлял оружие арабским странам. Собственно, это делали все – нефтедоллары не пахнут. США и Англия отказывались продавать оружие Израилю; хорошо хоть, что они не возражали (вы не передернулись от омерзения, читатель?), что это будут делать Франция и Канада. Израиль спешно готовился к войне. О Синайской компании написано достаточно. Арабы не учли одной только вещи – евреи сражались за свою жизнь. Впрочем, эту ошибку – недоучет морального фактора – совершали люди и поумнее арабских стратегов. Например, в 1941 году эту ошибку сделали стратеги Вермахта; спустя четыре года, в бункере под Берлином к ним пришло запоздалое поумнение. Однако выиграть войну на полях сражений оказалось недостаточно. Вот что пишет Голда Меир. "Мы пытались убедить весь мир, что если мы отступим к линии перемирия 1949 года, то новая война на Ближнем Востоке будет неизбежна. Неплохо бы, если бы те самые люди, которые и сегодня не вполне поняли, что означает борьба Израиля за свое существование, и с такой готовностью осуждают нас за "недостаточную гибкость" – неплохо бы, если бы они вспомнили о ходе событий после 1956 гола и спросили себя, что хорошего вышло из того, что нам пришлось отступить из Синая и Газы? Да ничего! Только войны, одна кровопролитнее и дороже другой. Но давление было слишком сильным, и мы, наконец, уступили. Президент Эйзенхауэр оказывал давление на Англию и Францию, и Иден был первым, кто сдался".

Голда Меир произнесла в ООН замечательную речь. Она не остановилась на арабской ненависти и ее гитлеровских истоках (египетские солдаты штудировали "Майн кампф"); она не ограничилась объяснением, за что сражаются евреи; она пошла дальше – "Страны Ближнего Востока справедливо зачислены в категорию «слаборазвитых»: уровень жизни, болезни, неграмотность масс, невозделанные земли, пустыни и болота – все это вопиет о необходимости приложить разум, руки, финансовые средства и технику. Вообразите себе, что это было бы, если бы в течение этих восьми лет между Израилем и его соседями был мир. Попробуем представить себе ирригационные сооружения и тракторы вместо истребителей, школы и больницы вместо орудий". Единственным депутатом, который аплодировал ее речи, был депутат Голландии. Страницу за страницей описывает Голда, как она пыталась перебросить мостик взаимопонимания. И раз за разом – нет. Арабы бегали от нее. На приемах, которые проводила ООН, арабские депутаты выходили, когда входила она. Ладно, они сами могли этого не понимать – но неужели все остальные не понимали, что это означает одно: слабость. Отсутствие аргументов. Отсутствие конструктивных предложений.

Впрочем, ей удалось хоть в какой-то мере склонить на сторону Израиля Джона Кеннеди, Линдона Джонсона и Шарля де Голля. Стоит повторить и запомнить слова, которые она сказала Кеннеди: "Если мы опять потеряем самостоятельность, то те из нас, кто останется в живых – а таких будет немного – будут рассеяны снова. Но у нас уже нет того огромного резервуара религии, культуры и веры, какой был раньше. Мы многое из этого запаса утратили, когда шесть миллионов евреев погибли во время Катастрофы". Кеннеди вскорости был убит. Новый президент, Джонсон, поддержал отказ Израиля вернуться к границам 1967 года после Шестидневной войны. Что же до де Голля, то до Шестидневной войны он заверял Израиль в вечной дружбе. Но после нее он сменил свою позицию на противоположную. Многие готовы покровительствовать другим, когда они маленькие и слабенькие. Приятно чувствовать себя благодетелем. Человек – и страна – становящиеся сильными, должны всегда ждать, что некоторые «друзья» от них отвернутся.