Текст книги "Книга томления"
Автор книги: Леонард Коэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Моя супруга
Вот эта громадная женщина
(О Б-же она прекрасна)
эта громадная женщина
у кого, пусть даже она это все женщины,
весьма особая натура;
эта громадная женщина
какая приходит ко мне иногда
очень рано поутру
и выдергивает меня из кожи моей!
Мы «кружим по небесам»[14]14
Отсылка к популярной песне «That Lucky Old Sun (Just Rolls around Heaven All Day)» (1949), музыка Джона Бизли Смита, слова Хейвена (Джона Ламонта) Гиллеспи.
[Закрыть]
в нескольких милях над соснами
и меж нами нету просвета,
но мы не Одно
или что-нибудь вроде.
Мы две громадины,
два безмерных тела
нежности и восторга,
и все услады чуются и усиливаются
под стать нашим размерам.
Когда б такое ни происходило
обычно я готов прощать всех
кто любит меня недостаточно
включая тебя, Сахара,
особенно тебя.
Историческая деревня Клэрмонт
Не припомню, чтобы
прикуривал эту сигарету,
и не припомню,
один ли я здесь
или кого-то жду.
Не припомню, когда
видел столько
красивых мужчин и женщин,
что ходят взад и вперед
по Исторической деревне Клэрмонт.
Должно быть, я разминался,
потому что не припоминаю,
как заполучил эти мышцы;
а эта безмятежность на лице:
должно быть, я отбывал срок
размышляя о ерунде.
Мимо моей скамьи
быстро тянут детей,
но молодняк глубоко
интересует
судьба этого
необычайно громоздкого присутствия
на их тайных погостах,
и они изворачиваются
бросить на меня взгляд.
Скамья говорит:
«Тебя сдует».
Бумажник говорит:
«Тебе шестьдесят два».
Семиэтажный
«ниссан-первопроходец» говорит:
«А вставь-ка ключ
в эту серебристую щелку
за рулем.
Называется зажигание».
– 2 марта 1997 г.
Обеспокоен нынче утром
А. Вот что
Вот из-за чего я так
беспокоился нынче утром:
вернулось мое желанье,
и я вновь тебя хочу.
Мне так прекрасно удавалось,
я был выше всего этого.
Мальчики и девочки красивы,
а я старик и всех люблю.
А теперь хочу тебя снова,
хочу твоего абсолютного внимания,
исподнее твое скручено в спешке,
еще болтается на одной ступне,
и на уме у меня ничего,
кроме как быть внутри
единственного места,
где нет
ни нутра
ни наружи.
Тело одиночества
Она вступила в мою стопу своей стопой
и вошла в мою талию своим снегом.
Она вошла мне в сердце говоря:
«Да, все так и есть».
И так вот Тело Одиночества
покрылось и снаружи,
а изнутри
Тело Одиночества объялось.
Теперь стоит только мне вдохнуть,
она шепчет моей бездыханности:
«Да, любовь моя, все так, все так».
1 лицо может быть невозмутимо чтобы всегда казаться не глупым а скорее угрожающе неуравновешенным
Все мои вести
Перевод Шаши Мартыновой
и Максима Немцова
1.
Не суждено
стать легендарным
мне в этом городе
базарном,
но кто-то вспомнить
будет рад
такое, что
изменит взгляд, —
от гекатомб
во имя мира
до сложностей
чести мундира,
и тем политике
придаст
баланс получше
и припас.
Страх ни к чему
всяк будет рад,
когда в Пути
пакт заключат.
2.
Гляди же вдаль,
узри простор,
Любовный кинь
нездешний взор:
не только
полюсов заряд
(сердце разбито,
лечит яд),
но важен каждый
поворот,
как на коленях
власть поймет.
А кто от тяжких
дум размяк, —
взлелеет их,
свернет тюфяк.
3.
Смысл не ищи:
мой крик – пустяк,
он есть дорога,
а не знак.
Не порицай –
дурмана нет:
я трезв, но я
люблю лететь.
Тебя взбодрит
мой честный слог –
брось же вскрывать
древний замок.
4.
Вот Таинство
Явилось сим –
кротость сложу
к стопам Твоим?
шепну спасибо
маете?
Тобой мне данной
в доброте,
разрушив время,
дашь мне Ты
тех, кто грядет,
тронуть черты,
премудростью
дедов моих
(что завелась
от слов живых), —
так пишет
нерожденный ум:
полно в нем
Благодатных дум.
5.
Пускай моих
слов скрытый вид
контакты все
соединит,
а если песенка
поет,
пусть вновь Мост
берега сомкнет.
Ты права, Сахара
Ты права, Сахара. Нет ни туманов, ни вуалей, ни далей. Но туман окружен туманом; и вуаль сокрыта за вуалью; а даль непрерывно отплывает от дали. Вот почему нет ни туманов, ни вуалей, ни далей. Вот почему это называется Великой Далью Тумана и Вуалей. Как раз тут Путник становится Скитальцем, Скиталец становится Заблудшим, Заблудший становится Искателем, Искатель становится Страстным Любовником, Страстный Любовник становится Побирушкой, Побирушка становится Горемыкой, Горемыка становится Заклаемым, Заклаемый становится Воскресшим, а Воскресший становится Преодолевшим Великую Даль Тумана и Вуалей. Затем тысячу лет – или весь остаток дня – Таковой вращается в Пылающем Огне Перемен, воплощая собой все преображения, одно за другим, а затем начинает сызнова, и потом вновь заканчивает, 86 000 раз в секунду. После чего Таковой, если он мужчина, готов любить женщину Сахару; а Таковая, если она женщина, готова любить мужчину, кто может обратить в песню Великую Даль Тумана и Вуалей. Ты ли ждешь, Сахара, – или я?
Начальные вопросы
Почему монастыри лучезарных монашек изучают твое произведение, а я пью чай, называемый «Плавный ход» один у себя в хижине воющей зимой?
Почему ты восходишь на Высокий Трон и читаешь невнятный доклад об Источнике Всех Вещей, куда включены сомнительные наблюдения о договоре между мужчинами и женщинами, а я сижу на полу, скрученный в Позу Лотоса (каковая не предназначена для североамериканцев), вычерчивая координатные сетки сверкающих современных городов, где, вдали от твоей власти, вольны процветать демократия и романтика?
Почему ты засыпаешь, когда для того, чтобы познакомить тебя с нашей культурой, я устраиваю просмотры важных сексуальных видеопленок, а когда те заканчиваются, почему ты вдруг просыпаешься и говоришь: «Изучать людскую любовь интересно, но не очень интересно»?
Почему Большая Колесница, что так весело катится по затейливым старым улочкам Киото, не может взобраться по крутым серпантинам Лысой горы? И если этого не может она, есть ли в ней для нас прок?
Почему ирисы склоняются пред тобой, а опасные сосновые шишки падают со значительной высоты нам на незащищенные лысые головы?
Почему ты велишь нам говорить, а в итоге говоришь сам?
Это потому, что колокол призвал меня к тебе в комнату, это потому, что я безмолвен в честь твоего общества, это потому, что я пошатываюсь в аромате некоего невыразимого гостеприимства, это потому, что я забыл все свои вопросы, бросаюсь я на пол и исчезаю в твоих.
– Лысая гора, 1998
Луна
Снаружи луна.
Я увидел эту немудрящую громадину,
когда только что сходил отлить.
Надо было дольше на нее смотреть.
Я скверный воздыхатель луны.
Вижу ее целиком и сразу и на этом всё
для нас с луной.
Сладкое время
Как сладко время
когда слишком поздно
и не нужно тащиться
за ее качкими бедрами
аж в самое свое
умирающее воображение.
Пища хороша на вкус
Пища хороша на вкус
но я лучше не стану есть
Касаться красивой юной женщины
великая честь
в этой юдоли слез
прости меня если тут я спасую
или оставлю на следующий раз
Созерцание дает покой разгоряченному сердцу
ну или так гласит реклама
но я лезу
на стенку
сплетен и бездыханности
Мало того
я не желаю быть другом всем и каждому
у меня нет столько времени
я пощусь
у меня тайный пост
чтобы лицо похудело
и Б-г бы полюбил меня
как любил Он до того
как у меня был интерес
к подобным штукам
Балдеж
Какой балдеж
верить в Б-га
Непременно попробуй когда-нибудь
Попробуй сейчас
и выяснишь
хочет Б-г
или нет чтоб
ты в Него верил
1 мы не убеждены что есть какое-то улучшение
Корзинка
Тебе надо ходить
с места на место,
возвращая стихи,
написанные тебе,
какие можно подписать твоим именем.
Не обсуждай такого
ни с кем.
Собирай. Собирай.
Когда корзинка полна,
появится кто-то,
кому можно ее подать.
Она расправит широкую свою юбку
и сядет
на черный камень,
а твоя корзинка закачается,
как пылинка в свете солнца,
по приволью
ее колен.
1 кажется вы стоите там где я должен был стоять
2 Монреаль 2003
Подле темных вод
Подле темных вод
скитался я
в Вавилоне жизнь
прошла моя
и святую песнь
я позабыл
в Вавилоне нет
у меня сил
и не видно мне
подле темных вод
где стоит капкан
кто меня там ждет
он разбил мне рот
сердце мне разбил
чтоб из темных рек
больше я не пил
я узрел внутри
им покрыв лицо
свой преступный дух
и свое кольцо
и не видно мне
знать не с руки
кто меня там ждет
ставит кто силки
подле темных вод
страх меня не спас
в Вавилоне мне
место есть сейчас
поразил меня
в сердце самое
молвил: «Сердце то –
оно не твое».
а кольцо мое
отдал он ветрам
окружил меня
всем после сам
подле темных вод
в раненой заре
в Вавилоне жизнь
перепала мне
ветвь увядшая
мне дарила песнь
но ему поют
и ветвь, и весь лес
смолкнет истина
благо канет в сон
стоит мне забыть
мой Вавилон
и не видно мне
всё сплошной обман
кто меня там ждет
ставит кто капкан
подле темных вод
со всех сторон
подле темных вод
где Вавилон
Сама любовь
Окно мое наполнил свет
От солнца, что вдали
И так вот в комнатку ко мне
Лучи Любви вошли
И мне в потоках света пыль
Попалась на глаза
Из нее Имя мне творит
Кто Безымянен сам
Любовь струилась надо всем
Скажу я вновь и вновь
Но в дверь открытую затем
Ушла Сама Любовь
Пылинки в солнечном огне
Кружились второпях
Я кувыркался с ними там
В бесформенных роях
Но вот вернулся я, а здесь
Все тот же тихий свет
Но меж Имен и Без-Имен
Просвета больше нет
Любовь струится надо всем
Твержу я вновь и вновь
Но в дверь открытую затем
Уйдет Сама Любовь
Бросай любить
Сказал: Любить я буду, —
А ты: Свой пыл умерь, —
И вот уж не у дел я,
Числюсь среди потерь.
В подвал меня услала –
Не мрамор подметать.
И не давала верить –
Зато дала понять:
Не мне любить, а лишь меня
Любви обуревать,
Чтоб никогда не принимать
От ненависти кладь.
Когда же жажда по тебе
Из голода воспрянет:
– Бросай любить, – прошепчешь ты, —
Сама любить я стану.
Самая глубь любви
Сэнди, 1945–1998
1.
Сегодня утром ты со мной
Как с мясом, обошлась
Но лишь мужчине знать дано
Как пряна эта грязь
Ты и во сне известна мне
У нас родство в крови
Кто, как не ты, меня возьмет
В самую глубь любви
Ты утром вся раскрылась
Мне, как лилия теплу
Пускай я просто снеговик
Но я тебя люблю
И даже тая под дождем
Свой дряхлый лик явил
Всем, что он есть и чем он был
В самой глуби любви
Я знал, ты будешь изменять
Ко лжи душа лежит
И станешь жарко выступать
За занавесью лжи
Скабрезных тем аристократ
Чей так вульгарен вид
Я стар, и оттого – стократ
В самой глуби любви
Еще плыву щека к щеке
Вино течет мне в рот
Пою я «Дружбу прежних дней»[16]16
Оборот из стихотворения шотландского Роберта Бёрнза «Старая дружба» (Auld Lang Syne, 1788), положенного на традиционную мелодию; пер. С. Маршака.
[Закрыть]
И сердце не замрет
С Диззи и Данте я играл
Поди их удиви
Но раз-другой они меня
Впускали в глубь любви
По коже осень проскользнет
Словно соринка в глаз
Тому огню не нужно жить
Он умирал не раз
В туманной книге всех страстей
Секрет неуязвим
Пока ждут время или кровь
В самой глуби любви
Горазд любить иль враждовать
А посередке – хил
Гантели поздно в руки брать
Уже не хватит сил
Тобой же Буги-стрит горда
Твой стан красой повит
Знать, кто-то умер за тебя
В самой глуби любви
Моей любви раскрылась ты
Как лилия теплу
Пусть даже просто снеговик
Но я тебя люблю
Не стоит слушать, что шепну
Мой каждый звук ловить
Вменят все это мне в вину
В самой глуби любви
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
