Текст книги "Прекрасные неудачники"

Автор книги: Леонард Коэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

33.

Останьтесь со мной, церковные медальоны всех мастей, те, что вешают на серебряную цепочку, те, что английской булавкой прикалывают к белью, те, что гнездятся в черной шерсти грудной клетки, те, что трамваями мчатся в складке между грудей старых счастливых женщин, те, что по ошибке врезаются в кожу, когда занимаешься любовью, те, что лежат, забытые, вместе с запонками, те, которые щупают, как монеты, проверяя на них серебряную пробу, те, что затерялись в одежде целующихся пятнадцатилетних, те, что в задумчивости суют в рот, те, очень дорогие, что могут носить лишь худенькие маленькие девочки, те, что висят в захламленном чулане вместе с неразвязанными галстуками, те, что целуют на удачу, те, что в ярости срывают с шеи, штампованные, гравированные, те, что приделывают на трамваи ради курьезного разнообразия, те, что прикрепляют на обивку потолка в такси, останьтесь, пока я наблюдаю за испытаниями Катрин Текаквиты.

34.

– Выньте пальцы из ушей, – сказал преп. Жан Пьеррон[84]84
  Жан Пьеррон (1631-1700) – иезуит, миссионер, прибыл в Канаду в 1667 г. Во все время работы его художественные таланты, описанные Коэном, и вправду производили на индейцев неизгладимое впечатление.


[Закрыть], первый постоянный миссионер в Канаваке. – Вы не сможете слушать, если у вас пальцы будут в ушах.

– Ха-ха, – закудахтали престарелые жители деревни – слишком старые, чтобы учиться новым трюкам. – Ты можешь привести нас к воде, но не заставишь пить – нас, старых собак и лошадей.

– Выньте пальцы немедленно!

– Кап-кап, – из беззубых ртов потекли пена и слюна, старики сидели на корточках вокруг священника.

Священник вернулся в хижину и достал краски, поскольку был отличным художником. Через несколько дней он появился и предъявил им картину, яркую мандалу[85]85
  «Магический круг» (санскр.) – геометрическия фигура с концентрической структурой, составленная из кругов, квадратов или треугольников и символизирующая духовный, космический или психический порядок.


[Закрыть] адских мук. Все пруклятые были изображены могавками. Когда он открыл свою работу, пересмеивающиеся старики сидели вокруг него, по-прежнему с пальцами в ушах. Из гниющих ртов вырвались вздохи.

– Так вот, дети мои, взгляните, что вас ждет. О, пальцы можете оставить там же. Глядите. Демон наденет вам на шею веревку и поволочет за собой. Демон отрежет вам голову, вынет сердце, выдернет кишки, вылижет мозг, выпьет кровь, сожрет плоть и обгрызет кости. Но умереть вы не сможете. Хотя тело ваше раздерут на куски, оно будет возрождаться. Вас будут раздирать вновь и вновь, это больно и мучительно.

– Арргххх!

Картина была написана красным, белым, черным, оранжевым, зеленым, желтым и синим. В самом центре располагалась очень старая ирокезка, сгорбленная и морщинистая. Ее окружала персональная рамочка из прекрасно выписанных черепов. Перегнувшись через овальные черепа, ее пытается вразумить священник-иезуит. Подагрическими пальцами она заткнула уши. Один демон вкручивает ей в уши огненные штопоры, видимо, защемляя в них пальцы навечно. Другой швыряет огненный дротик в ее достойную сожаления грудь. Еще два демона пылающей двуручной пилой распиливают ей промежность. Пятый демон натравливает на нее нескольких горящих змей, чтобы те обернулись вокруг кровоточащих лодыжек. Ее рот – огненная черная дыра, обуглившаяся в нескончаемом хриплом вопле. Как писала сыну Мария Вочеловечения, «On ne peut pas les voir sans fremir»[86]86
  Невозможно смотреть на них без дрожи (фр.).


[Закрыть].

– Арргххх!

«Il a baptise un grand nombre de personnes»[87]87
  Это обратило в христианство огромное количество людей (фр.).


[Закрыть], – писала Мария Вочеловечения.

– Хорошо, выньте их, – предложил священник. – И не засовывайте больше. Вы никогда больше не должны их туда совать. Старцы вроде вас должны навсегда забыть Телефонный Танец.

– Чпок! Чпок! Чпок! Чпок!

– Так лучше, правда?

Когда эти восковые затычки были убраны, стена молчания взметнулась между лесом и очагом, и старики сгрудились вкруг подола священника, дрожа от доселе неведомого одиночества. Они не слышали, как зарастают малинником дворцы, не чувствовали запаха бесчисленных сосновых игл, что причесывают ветер, позабыли последнее мгновение форели, которое проживает она между плоской белой галькой на полосатом ложе потока и быстрой тенью медвежьего когтя. Они были озадачены, как дети, что напрасно прислушиваются к морю в пластмассовой раковине. Как детям в конце долгой сказки на ночь, им внезапно захотелось пить.

35.

Дядя Катрин был счастлив, когда в 1670 году преп. Пьеррон уехал, чтобы занять пост в ирокезской миссии на Святом Лаврентии. Многие из его паствы перешли в новую веру, и многие покинули деревню ради жизни и молитв в новых миссиях. Следующий священник, преп. Бонифас, был деятелен не менее своего предшественника. Он знал язык. Понимая, как любят индейцы музыку, он организовал хор семи– и восьмилетних детишек. Их чистые резкие голоса разносились по деревне, как весть о вкусной пище, и маленькая деревянная часовня привлекала многих. В 1673 году деревня, где было меньше четырехсот душ, стала свидетельницей спасения тридцати. Это были души взрослых – не считая душ новорожденных или умирающих. Крин[88]88
  Крин (ум. 1690) – индейский вождь, «Великий Могавк». В 1674 г. выгнал жену, поскольку та приняла христианство, однако спустя несколько месяцев, попав в миссию Ла-Прери, принял христианство сам. Всячески способствовал распространению христианства среди индейцев – могавков, онондага и онейда.


[Закрыть], вождь могавков, обратился и объявил себя проповедником новой миссии. Из всех ирокезов могавки оказались наиболее восприимчивыми к новым учениям, а ведь в первоначальном сопротивлении свирепее их трудно было найти. Преп. Даблон[89]89
  Клод Даблон (1618-1697) – иезуит, в 1655 г. прибыл в Канаду, где занимался организацией новых миссий и всячески способствовал изучению территории (например, первым сообщил во Францию о медных копях, найденных в районе озера Верхнего). Старшим генералом канадских миссий был в периоды с 1670 по 1680 и с 1686 по 1693 гг.


[Закрыть], старший генерал канадских миссий, в 1673 году смог написать: «La foi y a ete plus constamment ebrassee qu'en aucun autre pays d'Agniers»[90]90
  Обращения в истинную веру там отличались бульшим постоянством, чем в любом другом краю Аньера (фр.).


[Закрыть]. В 1674 г. преп. Бонифас повел группу неофитов в миссию Святого Франциска Ксаверия. Вскоре после возвращения в Канаваке он умер во время декабрьского снегопада. Его место занял преп. Жак де Ламбервиль[91]91
  Жак де Ламбервиль (1641-1710) – иезуит, миссионер, с 1675 г. работал среди индейцев. Трудился вместе со старшим братом Жаном де Ламбервилем, тоже миссионером; основной пафос их деятельности сводился к поддержанию мира между ирокезами и французами. Жак де Ламбервиль известен, однако, в основном тем, что крестил Катрин Текаквиту.


[Закрыть].

36.

Хижины деревни опустели. Стояла весна. Был 1675 год. Где-то Спиноза[92]92
  арух Спиноза (1632-1677) – знаменитый нидерландский философ и математик.


[Закрыть] изобретал солнечные очки. В Англии Хью Чемберлен секретным инструментом – акушерскими щипцами – извлекал детей: единственный человек в Европе, помогавший женщинам разрешаться от бремени с помощью этого революционного метода, разработанного его дедом[93]93
  Впервые акушерские щипцы были изобретены в 1569 г. английским врачом Гильомом Чемберленом (1540-1596), а затем доработаны его старшим сыном Питером Чемберленом (1560-1631). На протяжении нескольких поколений изобретение оставалось секретным «ноу-хау» семьи Чемберленов, и в 1723 г. были вторично изобретены нидерландским анатомом и хирургом Яном Палфиным (1650-1730), после чего и получили распространение.


[Закрыть]. Маркиз де Лаплас разглядывал солнце, прежде чем заключить, что оно вращалось в самом начале мира – мысль, которую он развил в книге «Exposition du Systeme du Monde»[94]94
  Автор путает: Пьер-Симон де Лаплас (1749-1827), французский астроном, математик и физик, родится лишь спустя 74 года после описываемых событий. Его труд «Изложение системы мира» выйдет в 1796 г.


[Закрыть]. Пятая инкарнация Цзонкапа[95]95
  Цзонкапа (Цзонкаба, Цзонхава, Дзонхава, 1357-1419) – основал буддийскую секту «желтошапочников» (Гэлугба) в Тибете, что знаменовало превращение ламаизма в особое направление в рамках буддизма. Пятой инкарнацией Цзонкапа был Агванлобсан-джамцо (1617-1682), при поддержке Монголии превративший Тибет в теократическое государство.


[Закрыть] добилась временного господства: Монголия даровала ему тибетское регентство и титул далай-ламы. В Корее появились иезуиты. Группе колониальных врачей, интересующихся анатомией, но зажатых указами, запрещающими препарирование человека, удалось добыть «срединную часть казненного накануне индейца». За тридцать лет до этого евреи вернулись во Францию. За двадцать лет до этого мы отмечаем первую вспышку сифилиса в Бостоне. Великим Курфюрстом был Фридрих Вильгельм[96]96
  Фридрих Вильгельм Гогенцоллерн (1620-1688) – Великий курфюрст Бранденбурга, заложил основы абсолютизма в Прусско-Бранденбургском государстве.


[Закрыть]. Монахи ордена минимов[97]97
  Орден минимов («наименьших») был учрежден Франциском из Паолы (1416-1507), сначала как «Отшельники святого Франциска Ассизского» (1444), затем, после четырехкратного переписывания устава, как Орден минимов (устав был одобрен Папой в 1502 г.).


[Закрыть], по уложению 1668 года, не должны были отлучаться от церкви, если «поддавшись плотскому соблазну… благоразумно отказались от монашеских обычаев». Корелли[98]98
  Арканджело Корелли (1653-1713) – итальянский композитор, дирижер, педагог, основоположник итальянской скрипичной школы, чьи произведения сыграли большую роль в формировании классической оркестровой музыки.


[Закрыть], предтеча Алессандро Скарлатти[99]99
  Алессандро Скарлатти (1660-1725) – итальянский композитор, родоначальник и крупнейший представитель неаполитанской оперной школы.


[Закрыть], Генделя, Куперена[100]100
  Франсуа Куперен (1668-1733) – французский композитор, органист и клавесинист.


[Закрыть] и И. С. Баха, был третьей скрипкой в церковном оркестре Сен-Луи во Франции, а в 1675 году оркестр поехал в Рим. Итак, луна семнадцатого века убывала в последней четверти. В следующем столетии 60 миллионов европейцев умрут от оспы. Ф. часто говорил: «Представь себе мир без Баха. Подумай о хеттах без Христа. Чтобы обнаружить истину в чуждом, сначала раздели неразделимое в сознании». Спасибо, Ф. Спасибо, любимый. Когда я увижу мир без тебя, дорогой? О Смерть, мы – твои Придворные Ангелы, больницы – твои храмы! Мои друзья умерли. Умерли люди, которых я знаю. О, Смерть, зачем ты каждую ночь превращаешь в День всех святых? Я боюсь. То одно, то другое: не запор, так страх. О Смерть, пусть ожоги от шутих еще раз заживут. Деревья вокруг шалаша Ф. (где я пишу все это) – они темны. Я не могу нюхать яблоки. О Смерть, почему ты делаешь так много и говоришь так мало? Коконы мягки и жутки. Я боюсь червей с бабочкиным раем. Катрин – цветок в небесах? Ф. – орхидея? Эдит – соломинка? Сметает ли Смерть паутину? Связана ли Смерть с Болью, или Боль – на вражеской стороне? О Ф., как любил я этот шалаш, когда ты пустил нас с Эдит сюда на медовый месяц!

37.

Хижины Канаваке опустели. На окрестных полях было полно людей, мужчин и женщин с пригоршнями зерна. Они сажали зерно весной 1675 года.

– Юх-юх, – звучала мелодия Песни Сеющих Зерно.

Дядя Катрин сжал в кулаке желтую кучку, умостившуюся на ладони. Он чувствовал силу семян, их страстное желание покрыться землей и взорваться. Они будто разжимали ему пальцы. Он наклонил ладонь, как чашу, и одно зерно скользнуло в ямку.

– Ах, – пробормотал он, – так наша Прародительница упала с небес в пустынные первозданные воды. Некоторые считают, что разные водяные звери, вроде выдры, бобра и ондатры, заметили ее падение, поспешили его прервать и нагребли землю из подводной тины.

Внезапно он оцепенел. Сердцевиной разума своего он чуял зловещее присутствие преп. Жака де Ламбервиля. Да, он почувствовал священника, идущего через деревню, на расстоянии больше мили. Дядя Катрин выпустил Тень ему навстречу.

Преп. Жак де Ламбервиль остановился возле хижины Текаквиты. «Все они в полях, – подумал он, – нет смысла и пытаться, даже если бы они сейчас меня и впустили».

– Тра-ля-ха-ха, – зазвенел изнутри смех.

Священник резко развернулся и ринулся к двери. Его встретила Тень, и они начали бороться. Голая Тень легко сбила с толку своего закутанного противника. Тень кинулась на священника, пока тот высвобождался из складок платья. Тень в ярости ухитрилась запутаться в том же платье. Священник быстро оценил свое преимущество. Он лежал совершенно неподвижно, пока Тень задыхалась в темнице удачно подвернувшегося кармана. Он встал и толкнул дверь.

– Катрин!

– Наконец-то!

– Что ты тут делаешь, Катрин? Вся семья сажает в поле зерно.

– Я ушибла ногу.

– Дай посмотреть.

– Нет. Пусть болит.

– Как ты хорошо сказала, дитя.

– Мне девятнадцать. Меня здесь все ненавидят, но мне все равно. Тетки шпыняют меня целыми днями – не подумайте, что я что-то против них имею. Я должна выносить дерьмо – ну, кто-то же должен это делать. Но, отец, они хотят, чтобы я еблась, а я отказалась от ебли.

– Не будь Индейской Давалкой.

– Что мне делать, отец?

– Дай посмотреть этот палец.

– Да!

– Мне нужно снять твой мокасин.

– Да!

– Здесь?

– Да!

– А тут?

– Да!

– У тебя холодные ноги, Катрин. Я их разотру ладонями.

– Да!

– А теперь подышу на них – знаешь, как дышат на пальцы зимой.

– Да!

Священник тяжело задышал на крошечные коричневые ступни. Какая чудесная подушечка на большом пальце. Подушечки ее пяти пальчиков походили на лица спящих маленьких детей, натянувших одеяло до подбородков. Он принялся целовать их на ночь.

– Лапы тапы лапы тапы.

– Да!

Он вгрызся в подушечку, похожую на резиновую виноградину. Он преклонил колена, как Иисус пред босой ногой. Очень аккуратно просунул язык по порядку между всеми пальцами, четыре толчка, какая гладкая и белая там кожа! Он уделил внимание каждому пальчику, взял его в рот, покрыл слюной, сдул слюну, игриво прикусил. Просто безобразие, что четыре пальца всю жизнь должны страдать от одиночества. Он сунул все ее крошечные пальцы в рот, язык двигался, как стеклоочиститель. Франциск то же самое делал для прокаженных.

– Отец!

– Амнямняммнямуммумм.

– Отец!

– Чавкчавкчавкщавк. Урмм.

– Крестите меня!

– Хотя некоторые находят наше нежелание чрезмерным, мы, иезуиты, не тащим взрослых индейцев к крещению.

– У меня две ноги.

– Индейцы непостоянны. Мы должны защитить себя от катастрофы, чтобы не обнаружить потом, что еретиков больше, чем христиан.

– Ай.

– Comme nous nous defions de l'inconstance des Iroquois, j'en ai peu baptise hors du danger de mort[101]101
  Поскольку мы с недоверием относимся к ирокезам из-за их непостоянства, я мало крестил их, кроме случаев опасности смерти (фр.).


[Закрыть].

Девушка сунула ступню в мокасин и села на нее.

– Крестите меня.

– Il n'y a pas grand nombre d'adultes, parce qu'on ne les baptise qu'avec beaucoup de precautions[102]102
  Взрослых новообращенных немного, ибо их крестят лишь с многочисленными предосторожностями (фр.).


[Закрыть].

Так продолжался спор в тени длинного дома. В миле оттуда Дядя, измученный, опустился на колени. Урожая не будет! Но он не думал о зернах, что сейчас посеял, он думал о жизни своего народа. Годы, охоты, войны – все обратится в ничто. Урожая не будет! Даже его душа, созрев, не будет унесена в тепло юго-запада ветром, приносящим солнечные дни и лопающееся зерно. Мир незавершен! Ужасная боль сжала ему грудь. Великая борьба между Иоскеха, Белым, и Тавискара, Темным[103]103
  В гуронской мифологии Иоскеха и Тавискара – два внука Луны, боровшиеся за власть. Тавискара, олицетворение зла, в качестве оружия для схватки нашел лишь дикую розу, а Иоскеха, олицетворение добра, принес оленьи рога. Тавискара был побежден, а Иоскеха стал верховным покровителем гуронов, могавков и тускарора.


[Закрыть], вечная война выдохнется, как два страстных любовника, засыпающих в крепком объятии. Урожая не будет! Каждый день деревня уменьшается – его собратья уходят в новые миссии. Он нащупал маленького волка, которого сам вырезал из дерева. Прошлой осенью он прижал резные ноздри к своим собственным, вдыхая звериную отвагу. Потом глубоко выдохнул, чтобы разнести дыхание животного по лесу, и повсюду вокруг замерла добыча. Убив в тот день оленя, он вырезал печень и намазал кровью пасть деревянного волка. И молился: «Большой Олень, Первый и Прекрасный Олень, предок убитого у моих ног, мы голодны. Пожалуйста, не ищи возмездия за то, что я отнял жизнь у твоего потомка». Дядя упал в поле, задыхаясь. Большой Олень танцевал у него на груди, круша ребра. Его отнесли обратно в хижину. Племянница разрыдалась, увидев его лицо. Через некоторое время, когда они остались одни, старик заговорил.

– Он приходил – Черное Платье?

– Да, Отец Текаквита.

– И ты хочешь креститься?

– Да, Отец Текаквита.

– Я разрешу тебе при одном условии: ты пообещаешь никогда не покидать Канаваке.

– Я обещаю.

– Урожая не будет, дочь моя. Наше небо умирает. С каждого холма доносится крик духа, он кричит от боли, потому что забыт.

– Спи.

– Принеси мою трубку и открой дверь.

– Что ты делаешь?

– Дышу на них табаком – на них всех.

У Ф. была теория, согласно которой белая Америка была наказана раком легких за то, что уничтожила краснокожих и украла их радости.

– Постарайся простить их, отец Текаквита.

– Не могу.

Слабо выдувая дым в открытую дверь, Дядя рассказывал себе историю, которую слышал ребенком, о том как Кулоскап[104]104
  Кулоскап (Глускап) Великий, Кулоскап-Хозяин – легендарный герой и прародитель индейцев абенаки. В числе его подвигов – взнуздание кита. По легенде, он удалился от мира, однако вернется, чтобы спасти свой народ.


[Закрыть] ушел от мира, потому что в мире было зло. На прощание он закатил богатый пир, а потом уплыл в большом каноэ. Теперь он живет в прекрасном длинном доме, выстругивая стрелы. Когда ими заполнится весь дом, Кулоскап объявит войну человечеству.

38.

Может Быть, Мир – Молитва Звезде? Может Быть, Все Годы Мира – Расписание Мероприятий Какого-То Праздника? Всё Ли Происходит Одновременно? Есть Ли Иголка В Стоге Сена? Может Быть, Мы В Сумерках Играем В Громадном Театре Перед Пустыми Каменными Скамьями? Держимся Ли Мы С Предками За Руки? Может Быть, Лохмотья Смерти Теплы и Царственны? Со Всех Ли Людей, Живущих В Эту Секунду, Сняли Отпечатки Пальцев? Может Быть, Красота – Это Шкив? Как Принимают Мертвых В Растущей Армии? Правда Ли, Что В Танце Не Бывает Неприглашенных? Можно Я Буду Сосать Пизды Себе В Подарок? Можно Я Буду Любить Формы Девушек Вместо Того, Чтобы Лизать Этикетки? Можно Мне Слегка Умереть, Обнажая Незнакомую Грудь? Можно Я Сделаю Языком Дорожку Гусиной Кожи? Можно Я Обниму Друга Вместо Того, Чтобы Работать? Религиозны Ли Матросы От Рождения? Можно, Я Сожму Ногами Рыжеволосое Бедро И Почувствую, Как Мчится Кровь, И Услышу Священное Тиканье Обморочных Часов? Можно, Я Проверю, Жив Ли Некто, Сожрав Его Оргазм? Может Ли Такое Быть, Чтобы В Какой-Нибудь Книге Законов Было Написано, Что Дерьмо Кошерно? Есть Ли Разница Между Мечтами О Геометрии И О Нелепых Сексуальных Позах? Всегда Ли Грациозен Эпилептик? Существуют Ли Отходы? Удивительно Ли Думать О Восемнадцатилетней Девушке, Что Носит Облегающее Съедобное Белье? Посещает Ли Меня Любовь, Когда Я Дрочу? О Боже, Это Крик, Все Системы Кричат. Я Заперт в Магазине Меховых Изделий, Но Мне Кажется, Ты Хочешь Меня Украсть. Выключил Ли Гавриил Сигнализацию? Зачем Меня Затолкали В Постель С Нимфоманом? Неужели Меня Ободрать Легко, Как Пучок Травы? Можно Ли Оттащить Меня От Рулетки? Сколько Миллиардов Тросов Держат Дирижабль? О Боже, Я Люблю Столько Вещей, Что Понадобятся Годы, Чтобы Отнять Их Одну За Другой. Я Обожаю Твои Детали. Зачем Ты Дал Мне Сегодня В Шалаше Увидеть Голую Лодыжку? Зачем Ты Ниспослал Мне Минутную Вспышку Желания? Можно Мне Отбросить Одиночество И Снова Столкнуться С Прекрасным Жадным Телом? Можно Я Усну После Нежного Счастливого Поцелуя? Можно Я Заведу Собаку? Можно Я Научусь Быть Красивым? Можно Ли Мне Молиться Вообще?

39.

Я помню одну ночь с Ф., когда он ехал по шоссе в Оттаву, где на следующий день должен был произнести свою первую речь в Парламенте. Луны не было. Передние фары пролетали по телеграфным столбам, как идеальный прозрачный ластик, и за спиной мы оставляли пустой чертеж исчезающих дорог и полей. Он дожал до восьмидесяти. Медальон со святым Христофором[105]105
  Святой Христофор (ум. 251) – странник, искатель приключений, ему было видение Христа, который крестил Христофора водой из реки, через которую тот переносил людей. Один из четырнадцати святых помощников. Покровитель автомобилистов, лодочников, водителей автобусов и грузовиков, таксистов, моряков, путешественников, транспорта, защитник от наводнений, штормов, града и зубной боли. День поминовения – 25 июля.


[Закрыть], пришпиленный к обивке над лобовым стеклом, от резкого поворота описывал круги по крошечной орбите.

– Полегче, Ф.

– Это моя ночь! Моя ночь!

– Твоя, Ф. Ты это сделал, наконец: ты член Парламента.

– Я в мире мужчин.

– Ф., притормози. Хорошенького понемножку.

– Никогда не тормози, когда все так.

– Бог мой! Никогда не видел тебя таким огромным. Что у тебя в голове? О чем ты думаешь? Пожалуйста, научи, как это сделать. Я справлюсь?

– Нет! Это между мной и Богом.

– Давай остановимся. Ф., я люблю тебя, я люблю твою силу. Научи меня всему.

– Заткнись. В бардачке лежит тюбик с кремом для загара. Открой бардачок – надо нажать кнопку большим пальцем. Закопайся в кучу карт, перчаток и струн и добудь тюбик. Открути крышку и выдави пару дюймов крема мне на ладонь.

– Так, Ф.?

– Ага.

– Не закрывай глаза, Ф. Хочешь, я поведу?

О, какой жирный небоскреб он мял! Я мог бы с тем же успехом обращаться к исчезающему ландшафту, который мы отбрасывали в кильватер, фермы и указатели бензоколонок искрами отлетали от крыльев, когда на девяноста мы вспороли белую разделительную полосу, стремительные, как ацетиленовый резак. Его правая рука на руле, гонит, гонит, он будто втягивал себя в далекий черный порт, точно замечтавшийся докер. Какие чудные волосы вылезли из его трусов. Его запонки поблескивали при свете лампочки на приборной доске, которую я включил, чтобы лучше видеть восхитительную процедуру. Когда его рука задвигалась быстрее, стрелка дотянулась до девяноста восьми. Как разрывался я между страхом и жаждой защемить голову между его коленями и приборной доской! Фьюить! – исчез фруктовый сад. Главная улица вспыхнула в свете наших фар – мы оставили ее догорать. Меня изводило желание искусанными губами прикоснуться к морщинкам на его напрягшейся мошонке. Глаза Ф. внезапно закрылись, будто в них брызнули лимоном. Его кулак сомкнулся на бледной скользкой палке и он исступленно стиснул себя. Я боялся за орган, боялся и хотел его, так сильно он сверкал, гибкий, точно скульптура Бранкузи[106]106
  Константин Бранкузи (Брынкуши, 1876-1957) – румынский скульптор. Использовал выразительность текучих контуров и целостных объемов, фактуры материалов для создания обобщенно-символических образов. Стал одним из родоначальников абстракционизма в европейской скульптуре.


[Закрыть], выпуклая головка красна и горяча, как радиоактивный шлем пожарника. Я хотел языком муравьеда слизнуть влажную жемчужину, которую и Ф. теперь заметил и радостным неистовым движением присоединил к любриканту. Я ни секунды больше не вынес бы одиночества. Я рванул пуговицы на старомодных европейских брюках в нестерпимом желании коснуться себя как любовник. Какой пригоршней крови я был. Дззззззззз! Парковка блеснула и исчезла. Тепло проникло сквозь кожаные перчатки, которые я не успел снять. Насекомые-камикадзе шлепались об стекло. Жизнь была в моих руках, все, что я хотел передать Зодиаку, собралось воедино, чтобы отправиться в путь, и я застонал от невыносимого бремени наслаждения. Ф. орал какую-то ахинею, во все стороны летела слюна.

– Смотри, смотри, смотри, соси ясно, соси ясно, – вопил Ф. (если я правильно помню звуки).

Какую-то секунду так мы и выглядели со стороны: два человека в стальной раковине, мчащейся в Оттаву, ослепшие во всевозрастающем экстазе, древняя индейская земля за ними тонет в копоти, два вставших хуя указывают в вечность, две голые оболочки полны одинокого слезоточивого газа, что прекратит бунт в мозгах, два озверевших хуя, разделенных, как горгульи в противоположных углах башни, два жертвенных леденца (оранжевых в свете карты) предлагают себя разорванному шоссе.

– Ах-ах-ах-ах-ах! – закричал Ф. с самой вершины своей лестницы.

– Плюх-пххххх, – гейзер его семени ударился в приборную доску (несомненно, с таким звуком лосось, плывущий против течения, врезается в подводную скалу).

Я же знал, что после еще одного движения кончу – я парил на грани оргазма, точно парашютист в свистящем люке – внезапно я был покинут – внезапно без желания – внезапно (эту долю секунды) мыслил яснее, чем во всю свою жизнь…

– Стена!

Стена заняла все лобовое стекло, сначала кляксой, потом четко сфокусировалась, будто лаборант отрегулировал микроскоп – каждый бетонный пупырышек объемен – ясен! отчетлив! – ускоренная видеозапись прячущейся луны – и лобовое стекло снова расплылось, а стена обрушилась на фары – я видел запонки Ф., скользящие по краю руля, как доска для серфинга…

– Милый! Эхххфффф…

– Рррррраз, нет стены.

Мы прошли сквозь стену, потому что она была из крашеного шелка. Машина выскочила на голое поле, рваная ткань зацепилась за хромированную эмблему «мерседеса» на капоте. Неповрежденные фары осветили заколоченный сосисочный ларек. Ф. тормознул. На деревянном прилавке я заметил пустую бутылку с продырявленной крышкой. Я пусто уставился на нее.

– Ты кончил? – спросил Ф.

Мой хуй свисал из ширинки, как выбившаяся нитка.

– Очень плохо, – сказал Ф.

Я затрясся.

– Ты пропустил великолепный оргазм.

Я ткнулся головой в стиснутые кулаки на приборной доске и судорожно зарыдал.

– У нас было много проблем, пока мы все устраивали, арендовали стоянку и все прочее.

Я вскинул голову.

– «Мы»? Что значит «мы»?

– Мы с Эдит.

– Эдит тоже?

– Как насчет той секунды – до того, как ты уже готов был выстрелить? Ты ощутил пустоту? Ты обрел свободу?

– Эдит знает обо всей этой грязи?

– Надо было продолжать, друг мой. Не ты же был за рулем. Ты ничего не мог поделать. Над тобой была стена. Ты пропустил великолепный оргазм.

– Эдит знает, что мы гомики?

Я вцепился ему в горло, намереваясь убить. Ф. улыбался. Какими тонкими и хилыми казались мои запястья в тусклом оранжевом свете. Ф. убрал мои пальцы, как ожерелье.

– Тихо, тихо. Вытри глаза.

– Ф., зачем ты меня мучаешь?

– О, друг мой, ты так одинок. С каждым днем ты одинок все больше. Что же будет, когда мы умрем?

– Не твое собачье дело! Как ты смеешь меня учить? Ты фальшивка. Ты опасен! Ты позор Канады! Ты разрушил мне жизнь!

– Вполне вероятно, что все это правда.

– Ты грязный мудак! Как ты смеешь признавать, что это правда?

Он наклонился включить зажигание и покосился на мои колени.

– Застегнись. До Парламента ехать холодно и далеко.

40.

Я уже некоторое время рассказываю все эти правдивые истории. Приблизился ли я хоть сколько-нибудь к Катрин Текаквите? Небо совсем незнакомое. Не думаю, что когда-нибудь замешкаюсь со звездами. Не думаю, что когда-нибудь получу приз. Не думаю, что привидения прошепчут свои эротические послания мне в теплые волосы. Мне никогда не удастся изящно провезти в автобусе коричневый пакет с завтраком. Пойду на похороны, но они ничего не оживят в памяти. Много-много лет назад Ф. сказал: «С каждым днем ты одинок все больше». Это было много-много лет назад. Что он имел в виду, советуя мне снизойти до святой? Что такое святой? Святой – тот, кто достиг маловероятной человеческой способности. Невозможно сказать, какова эта способность. Наверное, это как-то связано с силой любви. Контакт с этой силой приводит к некому балансу в хаосе существования. Святой не уничтожает хаос; если бы он мог, мир давно уже стал бы иным. Не думаю, что святой уничтожает хаос хотя бы для себя самого, ибо есть что-то надменное и воинственное в человеке, приводящем в порядок вселенную. Его слава – в этом балансе. Он движется по течению, как уплывшая лыжа. Его путь – ласка холма. Его след – снежный рисунок в мгновение его особого сочетания с ветром и скалой. Что-то в нем так любит мир, что он самостоятельно диктует себе законы гравитации и случайности. Далекий от полетов с ангелами, он с точностью стрелки сейсмографа отражает состояние чертова сплошного пейзажа. Его дом опасен и конечен, но в мире он дома. Он может любить человеческие формы, чудесные изогнутые формы сердца. Хорошо, что среди нас есть такие люди, такие уравновешенные чудища любви. Из-за этого я начинаю думать, что цифры на пакете и впрямь совпадают с цифрами на лотерейном билете, а значит, выигрыш – не иллюзия. Но почему выебать одну? Я помню, как однажды обслюнявил Эдит бедро. Я сосал, целовал эту длинную смуглую штуку, и было это Бедро, Бедро, Бедро – Бедро, что мягко и широко текло в холмик Пизды с запахом бекона, – Бедро, ставшее острее и жестче, когда я последовал, куда указывали крошечные волоски, и ткнулся в Коленную Чашечку. Не знаю, что делала Эдит (может, выпустила свою великолепную струйку смазки), не знаю, что делал я (может, это мое таинственное слюноотделение), но лицо мое вдруг увлажнилось, а рот заскользил по коже; это не было Бедро, Пизда или еще какое-нибудь нацарапанное мелом школьное словечко (это не была и Ебля): это была просто форма Эдит, потом просто человеческая форма, потом просто форма – и одну благословенную секунду я был воистину не одинок, я был частью семьи. Мы тогда первый раз занимались любовью. Больше такого не случалось. Ты хочешь, чтобы я почувствовал это, Катрин Текаквита? Но разве ты не мертва? Как приблизиться мне к мертвой святой? Погоня кажется такой бредовой. В этом шалаше Ф. я не счастлив. Лето давно кончилось. Мой мозг развалился. Карьера в ошметках. О Ф., это и есть образование, которое ты для меня уготовил?

41.

Катрин Текаквита крестилась восемнадцатого апреля (Месяца Ярких Листьев) 1676 года.

Пожалуйста, вернись, Эдит. Поцелуй меня, милая. Эдит, я люблю тебя. Вернись к жизни. Я больше не могу быть один. У меня, наверное, морщины и воняет изо рта. Эдит!

42.

Через несколько дней после крещения Катрин Текаквиту пригласили на большой званый обед в Квебек. Присутствовали маркиз де Траси, интендант Талон, губернатор маркиз де Курсель, вождь могавков Крин, ставший одним из самых свирепых адептов, которых только знало христианство, и множество прекрасных дам и мужчин. Их волосы благоухали. Они были элегантны, как только могут быть элегантны граждане в двух тысячах миль от Парижа. В каждой беседе расцветало остроумие. Без афоризма не передавали даже масла. Они обсуждали работу Французской академии наук, которой исполнилось всего десять лет. На некоторых гостях пустили побеги карманные часы – новинка, покорившая Европу. Кто-то описывал другой недавно созданный прибор для регулирования часов – маятник. Катрин Текаквита тихо слушала все, что говорилось. С опущенной головой она приняла комплименты игольчатым узорам на платье из оленьей кожи. Длинный белый стол спесиво сиял серебром, хрусталем и ранними весенними цветами, и на какую-то секунду глаза ее утонули в этом великолепии. Изящные слуги наливали вино в бокалы, походившие на розы с длинными стеблями. Сотня свечей горела и отражалась в сотне серебряных приборов, когда очаровательные гости трудились над кусками мяса, и на какую-то секунду множество мигающих солнц обожгло ей глаза, выжгло ее аппетит. Крошечным неловким движением, которого она не заметила, она опрокинула бокал вина. Она замерла от стыда, глядя на пятно в форме кита.

– Ничего, – сказал маркиз. – Ничего страшного, дитя мое.

Катрин Текаквита сидела недвижно. Маркиз вернулся к беседе. Что-то о новом французском военном изобретении, штыке. Пятно быстро растекалось.

– Даже скатерти захотелось хорошего вина, – пошутил маркиз. – Не бойся, дитя мое. За то, что разлила бокал вина, не наказывают.

Несмотря на обходительную работу слуг, пятно продолжало окрашивать все бульшую поверхность стола. Разговоры пошли на убыль, гости сосредоточились на его замечательном продвижении. Теперь оно затопило всю скатерть. Разговор резко умолк, когда стала пурпурной серебряная ваза, и розовые цветы в ней тоже не устояли перед пурпуром. Красивая дама закричала от боли, когда стала пурпурной ее прекрасная рука. Полная цветовая метаморфоза заняла несколько минут. Вопли и ругательства зазвучали в пурпурном зале, а лица, одежды, гобелены и мебель обретали тот же глубокий оттенок. Под высокими окнами был снежный сугроб, мерцавший в лунном свете. Вся компания, слуги и господа, уставились туда, будто надеясь убедиться в разноцветности вселенной. У них на глазах эти кучи весеннего снега окрасились в цвет пролитого вина, и сама луна стала того же царственного цвета. Катрин медленно поднялась.

– Полагаю, я должна перед вами извиниться.

43.

На мой взгляд, все вышеописанное апокалиптично. У слова «апокалипсис» интересное происхождение. Оно произошло от греческого apokalupsis, что означает «откровение». Что, в свою очередь, возвращает нас к греческому apokaluptein, «обнажать» или «раскрывать». Apo – греческий префикс, означающий «от», «из». Kaluptein значит «покрывать». Оно родственно слову kalube – «хижина», и kalumma – женская вуаль. Соответственно, «апокалиптическое» – то, что открывается взору, когда поднята женская вуаль. Что сделал я, чего не сделал, чтобы поднять твою вуаль, залезть тебе под одеяло, Катрин Текаквита? В обычных биографиях нет ни одного упоминания об этом званом обеде. Два основных источника, повествующих о ее жизни, – иезуиты Пьер Шоленек и Клод Шошетьер. Оба были ее духовниками в миссии Солт-Сен-Луи, куда Катрин Текаквита пришла осенью 1677 года (нарушив обещание, данное Дяде). От преподобного Шоленека остались «Vie de Catherine Tegakouita, Premiere Vierge Irokoise»[107]107
  Жизнь Катрин Тегакуиты, первой Ирокезской Девы (фр.).


[Закрыть], в рукописи. Другая Vie, написанная на латыни, в 1715 году была отослана P. General de la Compaigne de Jesus[108]108
  Генералу общества Иисуса (фр.) – Генералом Общества Иисуса в тот период (с 1706 по 1730 гг.) был Микеланджело Тамбурини (1648-1730).


[Закрыть]. От преподобного Шошетьера остались «La Vie de la B. Catherine Tekakouita, dite a present la Saincte Sauvegesse»[109]109
  Жизнь бл. Катрин Текакуиты, известной как современная Святая Дикарка (фр.).


[Закрыть], написанная в 1695 году, оригинал которой сейчас хранится в архивах колледжа Сен-Мари. В этих архивах хранится и другой важный документ Реми (аббата, сульпицианина), под названием «Certificat de M. Remy, cure de la Chine, des miracles faits en sa paroisse par l'intercession de la B. Cath. Tekakwita»[110]110
  Свидетельство Реми, викария Лашина, о чудесах, явленных в его приходе при заступничестве бл. Катр. Текаквиты (фр.).


[Закрыть], написанный в 1696 году. Я люблю иезуитов за то, что они видели чудеса. Низкий поклон тому иезуиту, что столько сделал для уничтожения границы между естественным и сверхъестественным. Под бесчисленными личинами: то член кабинета министров, то христианский священник, а то солдат, брамин, астролог, духовник монарха, математик, мандарин – тысячей искусств соблазняя, убеждая, заставляя людей под бременем официально удостоверенных чудес осознать, что земля – провинция Вечности. Низкий поклон Игнатию Лойоле[111]111
  Игнатий (Дон-Игнацио-Лопес-де-Рекальдо) Лойола (1491-1556) – основатель ордена иезуитов (1534 г.). Офицер испанской армии, в 1521 г. был тяжело ранен при Пампелуне, после чего полностью отдался религиозной деятельности. Был канонизирован в 1632 г. Покровитель иезуитов, солдат, тех, кто занят духовными упражнениями. День поминовения – 31 июля.


[Закрыть], сраженному пулей французского протестанта в Пампелунском ущелье, ибо в мрачной своей комнате, в пещере Манрезы, этот доблестный солдат зрил Мистерии небес, и видения эти породили Общество Иисуса. Это Общество осмелилось утверждать, что мраморное лицо Цезаря – всего лишь маска Бога, и в имперской жажде мирового господства иезуиты различали божественную жажду душ. Низкий поклон моим учителям из приюта в центре Монреаля, что пахли спермой и ладаном. Низкий поклон священникам палат, полных костылей, – они осознали заблуждение, они знают, что хромота – лишь одна из сторон совершенства, как сорняки – цветы, которые никто не собирает. Низкий поклон шеренгам костылей, музеям сорняков. Низкий поклон алхимическому смраду горящего воска, что предвещает близкое знакомство с вампиром. Низкий поклон сводчатым залам, где мы преклоняем колена лицом к лицу со Вселенским Обвинителем в нимбе из дерьма. Низкий поклон тем, кто подготовил к сегодняшнему ледяному бдению меня – единственную материальную сардину в банке с призраками. Низкий поклон тем старым мучителям, что не заботились о душах своих жертв и, как индейцы, позволяли Врагу поддерживать власть сообщества. Низкий поклон тем, кто верит в Неприятеля и потому способен процветать в мужской роли воина. Низкий поклон столам в нашем старом классе, маленькой храброй армаде, которая, как команда ассенизаторов, год за годом вычерпывает всемирный потоп. Низкий поклон нашим заляпанным книгам, подаркам муниципальных властей – особенно катехизису, который располагал к непристойностям маргиналий и много дал сортиру как волнующему храму язычества. Низкий поклон огромным глыбам мрамора, из которого строились кабинки, к которому не прилипал никакой запах дерьма. Здесь была взлелеяна легко смывавшаяся анти-лютеранская концепция материи. Низкий поклон мрамору Зала Экскрементов, линии Мажино[112]112
  Линия Мажино – система французских укреплений на границе с Германией от Бельфора до Лонгюйона, протяженность около 380 км. Построена по предложению военного министра А. Мажино в 1929-1934 гг., достраивалась и совершенствовалась до 1940 г.


[Закрыть] против вторжения Папской Погрешимости. Низкий поклон притчам приютского сортира, желтое убожество фаянса – доказательство того, что капля воды могущественна, как весь ледниковый период. О, пусть нечто где-то вспомнит о нас, здоровых сиротах, выстроившихся в колонну, чтобы одним бруском отмыть бородавки на шестидесяти руках, дабы ублажить Инспекцию. Низкий поклон мужественному мальчику, который обкусывал бородавки, – это был мой друг Ф. Низкий поклон тому, кто не мог запустить в себя зубы, трусу – мне, автору этой истории, сейчас напуганному в своей будке над медленным течением Канады, чьи бородавки на клешнях деформировались годами карандашной эрозии. Согреюсь ли я от низких поклонов? Я всех обидел, и понимаю, что заморожен всеобщим машинальным колдовством.