Текст книги "Новые цари"
Автор книги: Лена Ленина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Виталий
Уже давно он не испытывал такой свободы. Ему удалось удрать от собственных телохранителей и встать за штурвал моторной лодки, символ гламура San-Tropez шестидесятых годов, чтобы заставить рычать ее 500 лошадей, спеша к прекрасной блондинке, которая пригласила его на чай. Конечно же, она была очарована подаренным им украшением и цветами. Луи был знатоком такого рода вещей, брошь «Tiffany» была элегантной, а розы – это классика. Виталию было любопытно узнать, во сколько обошелся подарок, он боялся, что Луи по французской привычке cэкономил. Это было сильнее его: он был очень прижимистым, хотя бюджет на подарки у Виталия был безлимитным. Экономность друга Виталия раздражала, хотя он и признавал, что тот был единственным в его окружении, кто проявлял умеренность. Европейцы часто упрекали новых русских – так они называли миллиардеров посткоммунистической России, – за отсутствие чувства меры, понты и излишнюю щедрость и зубоскалили над тем, что казалось всего лишь проявлением вульгарности и абсолютного бескультурья нуворишей.
Это забавляло Виталия. Почему излишество считается пошлым? Может быть, Луи избегал подводных рифов, на которые выбросило большую часть его соотечественников. Неважно, Виталий надеялся, что друг не поскупился на бриллианты этой брошки. Он посмотрел назад, похоже, за ним не следовали ни моторная лодка, ни вертолет.
Он заметил виллу красавицы на склоне холма. Она была наполовину скрыта буйной растительностью, указывавшей, что за виллой тщательно ухаживали. И судя по размерам, правильнее было бы назвать ее дворцом. Виталий пришвартовался у частного понтона, где никто его не ждал.
Во многом внук был похож на своего деда. Они были вылеплены из одного материала – прочного, как скала, и по их лицам никогда нельзя было прочитать никаких чувств и никаких слабостей. Оба слова были для них синонимами. Но сейчас Виталий почувствовал, что сердце его бьется сильнее обычного.
Ольга
Ольга оставила гостей брата, потягивающих очень дорогой «Кристалл» на пляже перед пришвартованной «Экстази». Они были удивлены внезапным отъездом гостеприимного хозяина. Ее подруга Марина воспользовалась этим, чтобы дать волю своей паранойе. Она была уверена, что брат покинул корабль, потому что больше не мог ее выносить! Когда они увидели, как Riva удаляется в бухту, ее первой реакцией было разреветься… Сейчас она уже потягивала шампанское с тетушкой… после того как Ольга ее успокоила на счет чувств Виталия к ней. Опять пришлось врать, хотя его чувства не были негативными. Она не представляла себе, что может сказать своей подруге «Ты ему нравишься, но не больше». Кстати, размышляя над этим, она признала, что это было довольно удачное определение отношения Виталия к девушкам. Они ему нравились, но он не влюблялся.
Ольга нервничала, но не показывала виду. Это было совсем непохоже на Виталия, бросить семью и умчаться в неизвестном направлении. А его охранники стояли, как идиоты, до тех пор, пока шеф не оказался в нескольких кабельтовых от «Экстази». Ее брат, Виталий Романов, один из богатейших людей страны, остался совершенно без охраны!
До Антонa было невозможно дозвониться.
Ольга заметила, что Виталий изменился, когда получил эсэмэс. Она видела, как луч счастья осветил его обычно бесстрастное лицо. Она знала брата как свои пять пальцев и сразу поняла, что это не была реакция, вызванная удачной финансовой операцией, единственным, что могло вызвать у него улыбку. Чаще всего он переживал победу сдержанно, по крайней мере оценивал ее внутренне и сохранял за собой право разделить, с кем хотел. От деда он знал, как должeн себя вести начальник. Во многом Романов был похож на премьер-министра, они были вытесаны из одного камня. Никогда он не продавал шкуры медведя, не убив его. Hикогда не раскрывал своих карт. Никогда не позволял появиться на своей физиономии выражению, которое бы позволило заподозрить его в чувствительности. Однако несколько минут назад она видела, как его лицо порозовело, зрачки расширились и он сжал кулак, будто вернулся на футбольную площадку своего детства и забил гол. Пацан!
И тут Ольгу осенило. Она обнаружила причину прокола.
Может быть, его так потрясла неожиданная встреча с русской княжной? Она знала, что уже долгое время он искал себе подругу и что эта молодая женщина обладала всем тем, что могло его соблазнить. Красота, темперамент, дерзость, аристократический титул и собственное огромное состояние. Этот последний пункт был самым главным, так как Виталий уже имел дело со столькими куртизанками, одна красивее другой, которые представляли себе Виталия с его несметными богатствами как обширное поле для пышных растрат. Тогда, в машине, она сказала ему, что давно знает княжну Оболенскую, только потому, что не хотела показаться несведущей. Луи познакомил ее со взрывной блондинкой всего несколько дней назад, в лихорадке частного ночного клуба. Они едва обменялись несколькими фразами, однако, по словам Луи, княжна – незаменимый персонаж светской тусовки на Лазурном берегу. Даже Марина ее знает, и если и делала вид, что презирает ее, то лишь потому, что завидует ее благородному происхождению и росту манекенщицы.
Ольга вдруг обнаружила, что возле нее стоит Тень. Она даже не услышала, как он подошел. «Можно ли услышать тень?» – подумала она, обескураженная присутствием преданного кавказца.
– У вас проблема, госпожа?
Ольгу всегда удивлял мягкий голос и добродушие Тени.
– Мне нужно связаться с Антоном, срочно.
Не говоря ни слова, Тень нажал на клавишу мобильного, с которым он был постоянно связан через вай-фай, сверхсовременной системы, которая, казалось, была вживлена в его ухо.
– Игорь, соедини меня с боссом. Срочно!
Виталий
Лестница, встроенная в землю, позволяла взобраться по скалистому склону на просторную, слегка наклонную площадку. Аккуратные симметричные растения, словно нарисованные, волновались от малейшего дуновения ветра, a финиковые пальмы тихонечко поскрипывали, словно обсуждали появление Романова. Не было видно ни души. Однако у Виталия было неприятное ощущение, что за ним следят. Он даже испытал мимолетное чувство тревоги: а вдруг это ловушка? Что если его так задумали выманить из его сверхбезопасного мира? Он нащупал свой Walther P 22, чтобы успокоиться. Он ненавидел огнестрельное оружие, но Антон заставлял никогда с ним не расставаться. Он даже не мог вспомнить как его снять с предохранителя… Курок заблокирован, когда ключ находится в позиции S или в позиции F? Сибиряк постоянно твердил: паранойя не имеет ничего общего с инвалидной патологией, она просто является показателем мудрости в этом пaтологически инвалидном мире.
Он услышал музыку. Она доносилась откуда-то сверху.
Дорогa, усыпанная мелким гравием, вела к фронтону, по всей видимости, крылу здания. Опорная стена, оплетенная жимолостью, мешала обойти его кругом. Каменный парапет в четырех метрах сверху указывал на то, что он находится под террасой.
Музыка стала громче. Он узнал концерт Прокофьева. «Петя и волк». Из его детства. Какое совпадение!
Виталий разглядел в фронтоне дверь и, нажимая на ручку, спросил себя, кто в этой истории Петя, а кто волк? Он или жители этой виллы? Но успокоил себя тем, что музыкальная сказка хорошо заканчивается для обоих… Кроме птички, которую проглотили. Но он не представлял себя в перьях и дернул за ручку. Дверь открылась.
«Интересно, – подумал он, – нужно ли крикнуть и заявить о себе?» Гордыня не позволяла ему это сделать. Какой вид он будет иметь? «Есть кто-нибудь?» Не будет же он унижаться и спрашивать дорогу, как какой-то курьер.
– Нет! Не надо! Не здесь! – Женский голос, пронзительный, как сирена. За вскриком последовал шум вперемешку с испуганными возгласами. Виталий поторопился, пересек две комнаты, предназначенные для хозяйственных нужд, и проник в помещение, которое было, по всей видимости, прачечной. Первоначально белье должно было сохнуть на двух веревках, протянутых по всей ширине комнаты. Их крепление было вырвано, белье валялось на полу, а парочка сосредоточила всю свою энергию на самом старинном занятии в мире. Запутавшись в белоснежных простынях, они не замечали присутствия незваного гостя. Женщина вяло отбивалась от нападок типа, который суетился, расстегивая ремень.
– Не здесь, Жером. Перестань, княжна нас выгонит. О… да… продолжай…
По крайней мере, он не ошибся адресом, подумал Виталий, здесь и в самом деле живет княжна. Он осторожно закрыл дверь, чтобы не помешать их забавам. Грабли, оставленные у стены прачечной, свидетельствовали о профессии типа. Он садовник, а девушка, скорее всего, горничная. Ох уж эти французы!
Он пересек несколько помещений, служащих для складирования столов и кресел в преддверии приемов, которые давала хозяйка дома. Провел пальцем по крышке стола и убедился в отсутствии пыли. То ли мебель только что привезли, то ли за виллой очень тщательно ухаживали. Вторая версия ему понравилась больше. Виталий любил порядок и чистоту. В Москве или Новосибирске он мог устроить скандал и уволить всю команду горничных, если замечал паутину или брошенную бумажку. За это Ольга дразнила его «гигиеническим маньяком».
Ведомый музыкой, он поднялся по служебной лестнице на кухню, где чуть было не вызвал инфаркт у кухарки, месившей тесто для пирога.
Онa схватила нож и заверещала как резаная, призывая на помощь. Виталий не успел объясниться, как два типа напали на него и скрутили, не дав ему сделать ни малейшего движения. Его голова оказалась прижатой к столешнице, усыпанной мукой. Оба бугая говорили между собой по-русски:
– Что это за мудак?
Антон
Работа заключалась в том, чтобы внедрить бриллиант в одну устрицу из каждой корзинки. Лоик Леско, специалист по устрицам, приехавший с Riec-sur-Belon, открывал с точностью хирурга верхнюю створку ракушки и клал драгоценный камень в сахарной «жемчужине» прямо в сердце устричного тела, фиксируя ее специальным пищевым клеем.
Затем Лоик осторожно закрывал ракушку и герметически запечатывал той же клейкой пастой, деликатно положенной на краешек мантии нижней створки.
Но операция на этом не заканчивалась. Нужно было пометить каждую ракушку, превратившуюся в ларчик для драгоценностей. Виталий Романов был категоричен, бриллианты непременно должны оказаться в руках самых прекрасных девушек вечера, а также нескольких жен или любовниц престижных и влиятельных гостей. Всего пятьдесят пять штук. Немыслимо! Лоику лучше было об этом не думать. За такие деньги можно было купить два рыболовных судна и платить зарплату их экипажам лет десять, если не больше. Парень за его спиной, который подавал камушек, когда он открывал новую устрицу, ему не нравился. С того градом катился пот, тогда как они находились в холодильной камере! Конечно, это из-за пальто, которое тот надел, прежде чем сюда войти. Гора шерсти, в которой он походил на Ивана Грозного. Если не считать того, что парень был коротко стриженый, а крылья его носа – красными. Он не говорил ни слова. Лоик понял, что его звали Спиридон. Какое нелепое имя!
Сходство второго здоровяка с Жаном Габеном из «сицилийского клана» немного успокаивало Лоика, к тому же господин Антон говорил по-французски довольно бегло, что облегчало общение, когда Спиридон cнисходил до того, чтобы с ним заговорить. Следовало признать, это случалось очень редко.
Спиридон сам ставил крестик невидимыми чернилами на ракушках, скрывавших бриллиант. К празднику им раздобудут специальные линзы, которые позволяют видеть невидимые кресты, чтобы подавать нужные устрицы нужным людям… Настоящий конвейер.
Антону начало казаться, что время тянется слишком долго, но он не выказывал нетерпения. Он не знал, кому пришла в голову эта идея лотереи для богатых, но ему было на это наплевать. Он знал лишь, что для реализации операции было необходимо мобилизовать его людей. Здесь не Сибирь, и он не обладал всеми обычными средствами, которые ставили службу безопасности Романовых на один уровень с армией маленького государства, но намного лучше вооруженную.
Он представлял себя генералом Цезаря, занятого организацией его триумфа, в то время когда варвары ломились в ворота Империи, которой изнутри постоянно угрожали интриги, заговоры и междоусобные войны.
Необычный и мгновенный успех молодого хозяина оставил за его спиной огромноe число лиц, которые замышляли кровавые реванши. Сосредоточение власти и денег в руках Романова сделало из Виталия человека, которого хотели либо очаровать, либо убить, либо и то и другое: очарование позволяло приблизиться к жертве. Не говоря уже о миллиончикe долларов в бриллиантах, распиханных по ракушкам, что не было показателем образцовой мудрости. И еще эта история с княжной, операция «Беглец», которая в любой момент могла превратиться непонятно во что.
Антон размышлял над всем этим, когда Игорь, охранник, стоявший на страже у дверей холодильной комнаты, зашел предупредить, что в холодильнике нет связи и что Тень хотел бы с ним поговорить. Этого еще не хватало.
Антон попросил, хотя глагол «просить» здесь просто означал вежливую форму приказа, директора шахты и бретонского рыбака прервать их занятие и следовать за ним наружу. На случай, чтобы те не договорились направить драгоценные камни не по тому руслу…
Как только отошел от тройки, Антон ответил Тени. Тот передал ему сестру своего патрона Ольгу. Она была взволнована внезапным отъездом брата в неизвестном направлении и не понимала, почему его люди не бросились за ним. Чем он, начальник охраны Виталия, занимается вместо того чтобы делать свою работу?.. Короче, он получил нагоняй от девчонки, которая ему в дочери годилась.
Его дочь…
Елена
Он оказался довольно симпатичным, этот олигарх, два ее охранника едва его сдерживали, если верить яростным взглядам одного из них, громилы с квадратной челюстью. Страшно было подумать что они могли с ним сделать, но приказ был четкий: никаких телесных повреждений. Они его и не повредили, как это часто делают грубые дети с игрушками, которыми им дают поиграть. Теперь нужно было, чтобы они вернули его ей в рабочем состоянии. Ей не улыбалось настроить против себя боевиков клана Романовых.
– Отпустите его! Кто это?
Она прекрасно знала, с кем имела дело, но мука́, покрывшая часть его лица, давала Елене прекрасный предлог его не узнавать. Он онемел от унижения и гнева. Она подошла к нему, когда два гориллы ослабили хватку, не давая ему однако полной свободы действий, смела рукой белый порошок с его лица и заглянула ему в глаза прежде чем расхохотаться.
– Господин Романов?..
Она вновь обратилась к своим людям:
– Я же вам сказала, отпустите господина.
Тот, что с квадратной челюстью, от злости сплюнул на пол и неохотно отпустил свою жертву, да так грубо, что Виталий еле сдержал крик боли. Громила довольно ухмыльнулся. Елена сделала было шаг, чтобы встать между ними, но Виталий быстрым движением правой двинул Челюсти в челюсть, будто желал вбить тому обратно всю его кровожадность. Громила от неожиданности грохнулся на пол, потом вскочил и приготовился ответить, но напарник удержал его и оттащил куда-то в глубину дворца.
– Один-один, – улыбнулась Елена.
– Простите? – не понял Виталий, потирая ушибленный кулак.
– Ваш шофер сегодня утром, – пояснила княжна. – Природа не наградила меня таким же сильным ударом правой, поэтому я боролась по-своему, метясь в самое беззащитное место у мужчины. Как он, кстати?
Вместо ответа Виталий склонился в школьном поцелуе над рукой княжны, крайне удивленной таким архаичным проявлением галантности. Наверное, именно так представляют себе в семье Романовых этикет в отношении потомков старинной русской знати. Виталий хоть и был одним из самых богатых людей на земле, все-таки оставался крестьянином. Тем не менее она не отдернула руку и одобрительно заметила, что он не слюнявит ее, как сделал бы любой крестьянин, а лишь слегка касается губами ее кожи.
– Все еще покоренный?
Виталий с удовольствием отметил на краю ее декольте сверкающий изумруд в бриллиантовой оправе, который ему описал Луи. Hо он не осмелился задержать свой взгляд так близко от впадинки роскошной груди этой восхитительной женщины.
Он боялся повести себя как вульгарный мужик, хоть и мечтал лишь об этом.
Дистанция, которую Елена выстраивала между ними своим происхождением и обжигающим взглядом, приумножала силу его желания. Он ее хотел. Он хотел эту женщину, которая так волнующее соответствовала его фантазиям и воплощала умелое и гармоничное сочетание целомудрия и секса, аристократки и бунтовщицы, утонченности и животного начала. По каждому пункту она соответствовала его представлениям об идеальной женщине, и он даже не догадывался еще о том, до какой степени.
Не ожидая от него объяснений по поводу неожиданного визита, Елена повела Виталия на экскурсию по дворцу, который принадлежал ее семье с начала прошлого века. Она рассказала ему историю своего голубокровного рода, пока они проходили по длинной галерее, охраняемой портретами ее предков. Виталий был впечатлен тем, что все, что после знакомства с Еленой он прочел в интернете об Оболенских, оказалось верным. Она остановилась перед портретом в полный рост симпатичного офицера.
– Это Владимир Сергеевич, князь Оболенский, младший брат царя, гофмаршал и лейтенант-полковник петербуржских кадетов. Это мой любимчик, я зову его Вова. Он все бросил ради любви к девушке простого рода, может быть, проститутке, которую любил пылко и страстно, по-русски.
– Они поженились, и у них было много детей? – улыбнулся Виталий.
– Нет, он умер от сифилиса, – серьезно ответила Елена. Она внимательно смотрела на Виталия, ожидая его реакции. Тот от неожиданности рассмеялся. Давно он так не смеялся. Он вообще давно не смеялся. Сейчас он был похож на своего брата, весело хохочущего над любой глупой шуткой. Он смеялся так заразительно, что Елена присоединилась к нему, и они продолжили путешествие по дворцу. Они успокоились и притихли лишь перед фреской Пресвятой Богоматери конца восемнадцатого века, лик которой излучал удивительный свет.
– Почему вы не спрашиваете, что стало с девушкой? Я бы вам ответила, что она стала самой счастливой женщиной в мире. Я благодарна Вове, искупившему своим поступком четыре века несчастливых личных жизней Романовых. О, zut, я становлюсь слишком сентиментальной.
Мелодия «Пети и волка» не покидала их, потому что каждое помещение было оборудовано колонками, шнуры от которых не всегда были грамотно закамуфлированы. Опытный взгляд Виталия замечал и другие странные детали: мебель была сдвинута к стенам, словно освобождая место для прохода, а некоторые столы расставлены, как для фуршета. Можно было подумать, что дворец был арендован для проведения грандиозного приема. Он не задавал Елене вопросов, не желая ее смущать, но она сама решила все объяснить.
– Завтра вечером я устраиваю небольшой праздник.
– Какое совпадение! Моя семья тоже готовит вечеринку завтра на «Экстази» по случаю моего дня рождения, и я как раз хотел вас пригласить. Будет человек двадцать, не больше, только самые близкие.
– Тогда приезжайте к нам, потому что я, к сожалению, не смогу уклониться от моих обязанностей. У меня соберутся четыреста тридцать приглашенных.
– Ничего себе! И по какому счастливому случаю?
– Тоже день рождения.
– Ваш?
– Нет.
Им понадобилось двадцать минут, чтобы обойти гостиные и залы для приема на первом этаже. Они шагали в ногу, ненадолго останавливаясь перед картиной, скульптурой, гобеленом или любуясь роскошным пейзажем и световой перспективой, открывающимися из окон дворца. Мраморная лестница, к которой они подошли, вела, несомненно, в покои княжны. Она не пригласила его наверх, решив, вероятно, установить границы их отношений у подножья этой лестницы. Так же, как не сочла нужным уточнить, в чью честь планируются завтра празднества. У Виталия защемило сердце. Он не разобрался, было ли это рождением любви или прозаическим ущемлением самолюбия. Значит, у княжны Оболенской кто-то есть! Даже если речь шла о члене семьи, отце, матери, или сестре (интересно, есть ли у нее сестра?), Виталий расстроился из-за того, что она ему ничего не сказала. Словно его согнали с горячей и обнадеживающей орбиты этой женщины. Виталий Романов был львом в бизнесе, но кроликом в личной жизни. Он остро почувствовал это в мраморном вестибюле огромного дворца. Один против Елены. Один, без охранников, адвокатов и советников. Она не была выше его, но однако он чувствовал, что она возвышается над ним своей красотой и своим благородным происхождением. Он чувствовал себя унизительно, но не униженным. Она заставила его почувcтвовать вещи такими, какими они были на самом деле. Что он о себе возомнил? Что она бросится к нему на шею по той простой причине, что он желал ее, как никогда не желал никакую другую женщину? Надо соответствовать такой женщине, соответствовать так же, как он всегда соответствовал в бизнесе целям, которых желал достичь. Теперь он желает ее. И он умеет ждать. Он не заметил, что последние звуки «Пети и волка» смолкли именно в тот момент, как он принял это решение. Петя и охотники торжественно принесли волка в зоопарк.
Они устроились на террасе, открывающей панорамный вид в 180 градусов с видом на морское побережье. На зеркальной глади моря маленькой черной точкой виднелась «Экстази». Несмотря на жару, горничная принесла им горячего чаю в роскошном серебряном самоваре царских времен. Они оба обожали чай, но решили нарушить национальную традицию и накидали в него кубиков льда. Несколько раз их разговор прерывался звонками на мобильный телефон, который прислуга приносила княжне на серебряном подносе. Лена, она просила называть ее Леной, объяснила, что любит носить только украшения. Она не любила мобильные телефоны, которые хоть и были практичны, не могли заменить удовольствия от общения тет-а-тет. Виталий был согласен и не говорил ей о двух мобильных, с которыми никогда не расставался. Хорошо, что он догадался еще на катере установить бесшумный звонок. Обычно он поступал так только входя в церковь. Странно, что он подумал об этом заранее.
– Вечно одно и то же. Журналюги! Хотят вынюхать все подробности завтрашней вечеринки. Никогда не оставляют в покое. – Она положила мобильный на серебряный поднос в руках дворецкого, высокого крепкого мужчины с мутными глазами и симпатичным выражением на физиономии, которое, казалось, было специально надето для ответов на телефонные звонки. Княжна добавила ему по-французски:
– Спасибо, Констан. В следующий раз, если это не папа или мама и не кто-то из братьев, не соединяйте. Даже если позвонит сам президент… эти журналисты способны невесть на что… Но вы оставайтесь вежливы и обходительны, Констан, вдруг действительно позвонит президент. Мне бы не хотелось с ним ссориться.
– Слушаюсь, мадмуазель, – поклонился Констан, удаляясь.
Он не успел уйти далеко, как Елена его окликнула, извинившись перед своим гостем:
– Я совсем забыла бедненького Вээра! С ним, конечно, тоже соединяйте!
– Слушаюсь, мадмуазель.
Виталий мысленно спросил себя, кто бы это мог быть, Вээр? Cокращенное от Венсан Рендаль или от Вальмон Рюссе? Он даже не заметил, что это и его собственные инициалы. Он заметил лишь, что ему потребовалось сделать усилие над собой, чтобы не спросить, о ком речь. Он уже почти ненавидел этого «бедненького».
Они продолжали болтать, и у него появилось такое ощущение, будто они знакомы уже много лет. Он впитывал каждое слово этого дивного создания и забывал все то, что составляло ежедневную жизнь востребованного мистера Длинный Рубль. Сейчас ему не нужно было принимать важные решения, он просто жил и много смеялся. Он потерял ощущение времени и не знал, прошло полчаса, шесть часов или неделя. Да ему было на это наплевать. У них были общие интересы в жизни, она отличалась тем же скептицизмом на счет человеческой природы и, казалось, что она также одинока, что опровергало идею о том, что «бедненький» был ее любовником.
Им было хорошо вместе. Он начинал фразу, она ее заканчивала. Она цитировала автора – тот оказывался любимым автором Виталия, и его не удивляло, что молоденькая девушка увлечена Монтенем и Филипом Честерфилдом. Он рассказывал о своей любви к античному Риму, она была подкована и в этом вопросе. Так же, как и он, она не любила ночные клубы и чекистов. У них было так много общего, что Виталий вдруг разоткровенничался. Он рассказал ей о грандиозном строительстве нового дома в Москве, где на пяти тысячах метров планировал воспроизвести все существующие дизайнерские стили мира. Снаружи он собирался оставить здание в его изначальном ангарно-индустриальном виде, зато внутри превратить его в настоящий дворец, превосходящий своей роскошью Версальский, с висячими садами а-ля Вавилон. «Дворец в камуфляже!» – засмеялась Лена этому забавному и в то же время амбициозному проекту. Было понятно, что Виталий его таки реализует. Судя по его характеру, он привык доводить задуманное до воплощения. Она наблюдала, как оживленно он описывал будущие уголки этого чудо-дворца. Он был сумасшедшим, как все великие люди мира, – но победителем.
По мере того как солнце садилось, Виталий наблюдал в восхитительных изумрудных глазах княжны растущее восхищение. Она его покорила, теперь была его очередь. Он делал это играючи, без хвастовства, элегантно и со всей силой своего ума и опыта.
Она деликатно дотронулась до его руки и предложила сопроводить ее в одно милое местечко, которое она никому никогда не показывала. Пока не наступит ночь. Как он мог отказать? Они направились к гаражам дворца, которые оказались переоборудованными конюшнями прошлых веков. Число роскошных автомобилей могло поразить воображение даже бывалого человека. Виталий заметил знакомый кабриолет последней модели «Bentley», который еще сегодня утром врезался в его «Maybach». Поврежденный бампер был уже заменен. Два механика в белых (!) комбинезонах полировали бока другого спортивного красавца «Aston Martin DB9». Точно такой он подарил сестре Ольге на недавний юбилей. Они подошли к красавцу, и Виталий было приготовился в него сесть, как Елена, пройдя мимо, открыла дверцу самого забавного автомобиля, который только довелось видеть миллиардеру: крошечного старого «Ситроена». Смешнее нашей «Оки». Он так и остался стоять перед этим утюгом на колесах, пока Елена, не открыв дверцу изнутри, не крикнула:
– Это автомобиль, господин Романов, садитесь! Его зовут Зайчик.
– А Зайчик ездит?
– Конечно ездит. На нем мои папа с мамой учились водить.
Виталий наконец решился и залез в автомобиль, который так резво тронулся с места, что одному механику пришлось отскочить, чтобы не попасть под колеса.
– Прошу прощения, – улыбнулась Елена, видя, как Виталий судорожно пытается найти, за что удержаться, чтобы не вылететь через лобовое стекло из-за жесткой неамортизированной езды. Елена уверенно вела «утюг» по центральной аллее поместья. Лениво болтавшие охранники встрепенулись и еле успели открыть тяжелые чугунные ворота, и Зайчик выскочил на извилистую дорогу, ведущую к морю.
– Они не любят Зайчика, потому что он не отвечает их дебильным нормам бронированной безопасности и скорости. Зато он такой романтичный…
«Дебильный»… Виталий заметил, что любимое словечко Луи не подходит княжне. Неважно, он все равно парил на небесах. Он изучал внутренность Зайчика: матерчатую обивку сидений, простую пластмассовую панель, хлипкую ручку дверцы. Он даже проверил на прочность днище.
Гениально. На самом деле это зонтик с мотором и на колесах. Ни больше ни меньше.
Именно так и охарактеризовал его изобретатель.
Виталий посмотрел в боковое стекло и увидел, что за ними следует черный джип сопровождения. Понятно, охрана княжны не могла отпустить их одних. Но он все равно радовался и забавлялся, как ребенок. Рядом с этой женщиной он забывал все, дела, семью, алмазные шахты в Зимбабве, давление со стороны правительства, критику Сибиряка, интриги Тени. Он забывал даже ужасы прошлого, которые постоянно преследовали его на каждом шагу.
Через двадцать километров езды по колдобинам они прибыли. «Милое местечко» оказалось кафешкой: терраса с видом на море на вершине живописного обрыва. Хозяйка, семидесятилетняя старуха в темных очках, встретила их гостеприимно и называла Елену «дочкой». Она была слепой. Когда она опустила очки, чтобы Виталий смог это понять, он ужаснулся. Вместо глаз он увидел две бело-катарактовые дыры, которые он принял за дурной знак. Предчувствие того, что вечер плохо закончится, наполнило его душу ужасом. Это ощущение напомнило ему страшные легенды о сибирской тайге, которые рассказывал брат Александр, забавляясь его детскими страхами. Но великолепный заход солнца, осветивший пейзаж красным светом, вытеснил тревоги из мыслей бизнесмена.
Они сидели на простых пластмассовых стульях на террасе кафе и молчали, словно заряжаясь энергией для бурного будущего. Виталий, как какой-то неуверенный подросток, думал, как бы ему обнять ее. Место было идеальное для поцелуев. Он представил себе звук скрипок из американских сентиментальных фильмов пятидесятых годов, но слышен был лишь стрекот цикад. Гляда на горизонт, он пытался вообразить ее возможную реакцию, от катастрофической в виде пощечины, до идиллической в виде поцелуя, длящегося полтора часа и плавно переходящего в бурную ночь. Слепая старуха прервала его план атаки, поставив на стол два стакана ярко-красного напитка и блюда с закусками. Лена подняла один из бокалов с выступившими на нем капельками влаги и произнесла тост:
– «Гильотина» – моя слабость. Изабель настоящая колдунья. Еще с давних времен она научилась готовить напиток, который очищает от демонов реальности. Выпьем же за жизнь и за любовь!
Виталий чокнулся с ней, глядя исподтишка на Изабель, которая действительно была похожа на колдунью со своей беззубой улыбкой и темными очками на морщинистом лице. Вкус «Гильотины» был настолько своеобразным, что ему, обученному быть настороже, захотелось выплюнуть эту ярко-красную отраву, но его удержал от этого произнесенный Леной тост за любовь. Чтобы подбодрить себя, он вспомнил, как впервые выпил странный и мифический для советского рынка напиток под названием пепси-кола. Его вкус тогда тоже показался ему отвратительно медицинским. Ему было восемь, и он заставил себя высосать всю маленькую бутылочку этой гадости, стоя в очереди в Мавзолей Ленина с мамой на Красной площади только потому, что другие дети с завистью и восторгом смотрели на него. Вот и сейчас Елена смотрела на него своим насмешливым взглядом, ожидая его реакции на напиток. Он решил, что ради нее готов полюбить даже «Гильотину», и одним глотком выпил напиток.
