Текст книги "Сказки города Ноли"

Автор книги: Лена Элтанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

История седьмая, самая длинная и последняя
О сонном наследстве

…Вот ты говоришь, сиеста наша в Ноли тебя утомляет, сигарет не купишь, в кафе не посидишь, а сядешь, так не дозовешься никого, дремлют в тенечке, под полосатыми тентами, спать на жаре – итальянская наука, тут не поспоришь. Но вот что я скажу тебе на это, кариссима, захочешь кофе в полдень – зайди в кондитерию к дону Джаге, он никогда не спит, разве что ночью, свистит на кухне и знай себе печет булочки с кардамоном. Дона Джагу все знают, это ведь тот самый кондитер, что сонное наследство получил, да только без толку.

А дело было так, плесни-ка мне из вон той запотевшей бутылочки, и себе плесни. Станет нам прохладно, как в погребе у доньи Кьяры, торговки вином, той, что прошлой осенью спускаясь за бочонком, подскользнулась на темной лестнице и упала. Что-то в ней хрустнуло, что-то оборвалось, и – что ты думаешь? – вскоре пришли к донне Кьяре черные мысли, хотя доктор из Монтаньи твердил, что вот-вот заживет, да только ничего не заживало, и вот донья Кьяра послала за доном Джагой, а он ей племянником приходился, выставила всех из спальни и говорит ему: возьми у меня, миленький, под подушкой одну вещь, это и будет твое наследство! Пошарил Джага под подушкой, а там – шкатулка, тяжеленькая такая, медными гвоздиками клепанная, здесь говорит ему Кьяра, голубые диаманты хранятся, я их от своей тетушки получила, она от своей, а взяты они из тех даров, что волхвы приносили сам знаешь кому, да только открывать не торопись, на них заклятие положено. Чтобы камушки достать, надобно всю сиесту на них провести, под подушкой уложив, переспать сладко, без просыпу, но не просто так, а с женщиной в обнимку, и женщина не все равно какая должна быть, а такая, что уно – тебя любит и дуэ – тебе не врет. Иначе все диаманты в пепел превратятся, голубой и бесполезный. А теперь бери и топай домой, да подумай хорошо, бамбино, не торопись, сказала так и умерла тихонько, а дон Джага домой пошел с наследством под мышкой, да чего там домой, к своей невесте прямо и пошел, по дороге размышляя, какое кольцо он ей закажет с голубым диамантом, цвета полдневного моря, семпре эччелента.

Ну что тебе сказать, пришел дон Джага к Мариучче, рассказал ей все, медными гвоздиками похвастался, мол, собирайся, а то солнце, гляди-ка, уже в зените, пора нам в спальню, халдейское заклятие снимать, а вечером тетушку красным вином помянем, давай же, Мариучча!

Мариучча как стояла, так и села, рот открылся, пальцы в клубок сплелись. Кариссимо, говорит, виновата я перед тобой, врать тебе, правда, не врала, потому, как не приходилось пока, так что с этой стороны все у нас в порядке.

А что касаемо любви, так весь город знает, что я с тобой через силу помолвлена, а на деле без ума от Бартоломео-жестянщика. Не станем же мы рисковать, диамантов жалко! Попроси кого-нибудь другого, говорит, и заплакала от досады.

Пошел было дон Джага домой, голову повесив, но тут в нее, в голову эту, такая мудрая мысль пришла, что мамма миа! Не медля направился бедняга в соседний Портофино, к матушке своей, достопочтенной донье Пьетре, застал ее за вязаньем и говорит прямо с порога: давайте, мама, в вашу спальню скорее пойдем, задернем шторы, обнимемся и ляжем рядышком, как бывало в детстве, после вашей беспощадной порки. Скорее же, мама, скорее, пока сиеста не кончилась! Уж вы-то меня наверное любите?

Донья Пьетра, как сидела, так и встала, рот скривился, клубок из пальцев выпал. Бамбино, говорит, люблю, и не сомневайся, только вот со вторым пунктом загвоздка выходит. Тут я тебе про отца рассказывала, мол, он честным католиком был, и на лодке, полной рыбы, в бурю перевернулся, так вот, это не совсем так, видишь ли.

Ох, не гляди ты на меня так! все равно скажу – я твоего папу один раз только и видела, на карнавале в Рапалло, и был он заезжим сефардом-аптекарем, а не рыбаком никаким. Так что диамантами рисковать не станем, и все тут.

Что тут скажешь?

А вот что сказала донна Пьетра, наглядевшись на убитого горем дона Джагу: помнишь ли ты, бамбино, рыжую малютку Инесе, с которой в детстве обдирал соседский тутовник? Она по тебе до сих пор сохнет, а врать ей вроде и незачем, так ты пойди к ней, попробуй, любые средства в ход пускай и не сомневайся. Что дальше было и так ясно – пришел дон Джага к рыжей Инесе, сунув цветок в петлицу, не успел на порог ступить, она ему на шею кинулась. Дио мио! плачет от радости и бьется в руках, как рыба на портовом прилавке, за руку в спальню тащит, на ходу рубашку расстегивает, поверишь ли, какие дела творятся! Засунул было дон Джага шкатулку под Инесину подушку, да только поглядел на часы – ан, глядь, стрелка на четырех, опоздал, финито! Ну, думает, ничего, завтра женюсь на ней, а там шкатулку откроем, диаманты как засияют…

Ну, что ты так смотришь, Елена? Ясно же, что первые полгода дон Джага заснуть совсем не мог, ни в сиесту, ни даже ночью, больно уж горячая женушка ему попалась, так бы и держала его, будто соловья, в руке, сутки напролет. Соловей-то у дона Джаги немаленький был и страшное дело какой неутомимый. А по условию халдейскому спать нужно было настоящим образом – непременно без просыпу и без глупостей. Уснешь тут, как же, даже с лица спал, бедняга, а в юности был такой пуритано!

Ладно. Лет пять с тех пор прошло, лихорадка их любовная поутихла должно быть, да только теперь дон Джага в сиесту вовсе спать не ложится. Говорит, что боится, проснувшись, в шкатулке пепел обнаружить, голубой и бесполезный. За пять лет чего только не случится в семье, говорит. Лучше, дескать, не стану рисковать.

Может и зря боится дон Джага, зато в кондитерии у него всегда свежие булочки с кардамоном, в любое время. А так – попробуй в сиесту найди, не дозовешься никого, дремлют в тенечке. Спать в жару – итальянская наука, капити?