Текст книги "Зловещая лесопилка"

Автор книги: Лемони Сникет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава девятая

Когда дети попадают в беду, часто приходится слышать, что виной всему низкая самооценка. «Низкая самооценка» – это выражение, которое здесь относится к детям, придерживающимся не очень высокого мнения о себе. Они, скажем, считают себя уродливыми, или скучными, или неспособными хоть что-нибудь сделать как следует или то, и другое, и третье вместе, и, правы они или нет, понятно, почему подобные чувства могли навлечь на них беду. Однако на самом деле, когда кто-то попадает в беду, в подавляющем большинстве случаев это никоим образом не связано с низкой самооценкой. Обычно это связано с тем, что является причиной беды – чудовище, водитель автобуса, кожура банана, пчелы-убийцы, директор школы, – а не с тем, что вы о себе думаете. Именно так и было с Вайолет и Солнышком в данном случае. Они во все глаза смотрели на графа Олафа, или, как гласила надпись на табличке, на Ширли. Вайолет и Солнышко были наделены изрядной долей самооценки. Вайолет знала, что способна все делать как следует, потому что уже изобрела много устройств, которые отлично работали. Солнышко знала, что вовсе не скучная, потому что ее брату и сестре всегда было интересно, что она имеет им сказать. И обе сестры знали, что не уродливы, потому что могли разглядеть отражение приятных черт своего лица в блестящих-блестящих глазах Графа Олафа. Но они попали в западню, и, значит, что бы они ни думали о себе, не имело никакого значения.

– Ну привет, маленькие девочки, – сказал Граф Олаф таким смехотворно высоким голосом, будто и впрямь был регистратором Ширли, а не гнусным человеком, который гоняется за бодлеровским состоянием. – Как вас зовут?

– Вы знаете, как нас зовут, – резко сказала Вайолет («резко» здесь означает «устав выслушивать вздор Графа Олафа»). – Этот парик и эта губная помада обманывают нас не больше, чем ваше светло-коричневое платье и практичные бежевые туфли. Вы Граф Олаф.

– Боюсь, что вы ошибаетесь, – возразил Граф Олаф. – Я Ширли. Видите эту табличку?

– Фити! – отрезала Солнышко, что означало: «Табличка ничего не доказывает».

– Солнышко права, – подтвердила Вайолет. – Вы не становитесь Ширли только оттого, что на деревянной табличке написано ваше имя.

– Я скажу вам, почему я Ширли, – сказал Граф Олаф. – Ширли я потому, что желаю, чтобы меня называли Ширли, и невежливо этого не делать.

– По-моему, мы вполне можем быть невежливыми с таким отвратительным человеком, как вы, – сказала Вайолет.

Граф Олаф покачал головой.

– Но если вы что-нибудь невежливое мне сделаете, – сказал он, – я могу сделать что-нибудь невежливое вам, например голыми руками выдрать вам волосы.

Вайолет и Солнышко посмотрели на руки Графа Олафа и только сейчас заметили, что он отрастил очень длинные ногти, которые для маскировки выкрасил в ярко-красный цвет. Бодлеры-сестры переглянулись. Ногти Графа Олафа выглядели действительно очень острыми.

– Хорошо, Ширли, — сказала Вайолет. – Вы околачиваетесь в Полтривилле с тех самых пор, как мы приехали, не так ли?

Ширли подняла руку и поправила съехавший парик.

– Возможно, – произнесла она тем же смехотворно высоким голосом.

– И все это время прячетесь в здании в форме глаза, верно?

Ширли захлопала глазами, и Бодлеры заметили, что ниже единственной длинной брови – еще одним опознавательным знаком Графа Олафа – приклеены длинные накладные ресницы.

– Возможно, – сказала она.

– И вы в сговоре с доктором Оруэлл! – сказала Вайолет, пользуясь фразой, которая здесь означает: «Работаете вместе с ней над тем, чтобы захватить состояние Бодлеров». – Ведь так?

– Вероятно, – сказала Ширли, кладя ногу на ногу и показывая белые чулки, усеянные изображениями глаза.

– Попинш! – выкрикнула Солнышко.

– Солнышко имеет в виду, – сказала Вайолет, – что доктор Оруэлл загипнотизировала Клауса и это повлекло за собой ужасный несчастный случай, разве не так?

– Допустим, – сказала Ширли.

– И его снова гипнотизируют, прямо сейчас, разве нет? – спросила Вайолет.

– Не исключено, – сказала Ширли.

Вайолет и Солнышко переглянулись. Вайолет взяла Солнышко за руку и попятилась к двери.

– И теперь, – сказала Вайолет, – вы намерены нас похитить, не так ли?

– Конечно нет, – ответила Ширли. – Я намерена предложить вам печенье, как положено доброй маленькой регистраторше.

– Вы не регистраторша! – воскликнула Вайолет.

– Разумеется, я регистраторша, – сказала Ширли. – Бедная регистраторша, которая живет совсем одна и которой очень хочется воспитывать собственных детей. Фактически троих: маленькую языкастую девочку, загипнотизированного мальчика и острозубого младенца.

– Вы не можете нас воспитывать, – сказала Вайолет. – Нас уже воспитывает Сэр.

– Ах, он весьма скоро передаст вас мне, – сказала Ширли, и ее глаза ярко заблестели.

– Не говорите в… – сказала Вайолет, но замолкла, прежде чем договорить «…здора».

Она хотела сказать «…здора». Она хотела сказать «ничего подобного Сэр не сделает», но в глубине души вовсе не была в этом уверена. Он уже заставил трех Бодлеров спать в койках, расположенных в три яруса. Уже заставил их работать на лесопилке. И уже давал им на ланч лишь жевательную резинку. Поэтому, как ни хотелось Вайолет верить, что заявление, будто Сэр с легкостью передаст бодлеровских сирот Ширли, чистейший вздор, ее одолели сомнения. Она была лишь наполовину уверена в этом и поэтому произнесла только первую букву слова.

– В? – раздалось у нее за спиной. – Что значит это «в»?

Вайолет и Солнышко обернулись и увидели, что доктор Оруэлл вводит в приемную Клауса. На нем были новые очки, и выглядел он каким-то смущенным.

– Клаус! – воскликнула Вайолет. – Мы так в… – но, заметив выражение его лица, замолкла, прежде чем проговорить «…олновались».

На лице Клауса было то же выражение, что и прошлой ночью, когда он вернулся после первого визита к доктору Оруэлл. Под новехонькими очками светились круглые-круглые глаза Клауса. Он сдержанно и как-то странно улыбнулся сестрам, словно не слишком хорошо их знал.

– Опять ты со своим «в», – сказала доктор Оруэлл. – Что, в конце концов, оно означает?

– «В», разумеется, не слово, – сказала Ширли. – Только последний дурак способен произнести слово вроде «в».

– Они действительно не слишком умны, – согласилась доктор Оруэлл, словно они разговаривали о погоде, а не оскорбляли маленьких детей. – Должно быть, у них очень низкая самооценка.

– Я с вами более чем согласна, – сказала Ширли.

– Зовите меня Джорджина, – ответила ужасный оптиметрист, подмигнув. – Итак, девочки, вот ваш брат. После приема он немного устал, но к утру будет в полном порядке. Более чем в порядке. Гораздо более. – Она повернулась и указала на дверь тростью с драгоценным камнем: – Надеюсь, выход вы и сами найдете.

– Я не найду, – слабым голосом проговорил Клаус. – Я не помню, как сюда пришел.

– После визита к оптиметристу такое часто случается, – спокойно ответила доктор Оруэлл. – Ступайте, сироты, ступайте.

Вайолет взяла брата за руку и повела его к двери.

– Мы действительно можем идти? – спросила она, не сразу поверив, что их отпускают.

– Конечно, – ответила доктор Оруэлл. – Но и я, и мой регистратор уверены, что мы с вами вскоре увидимся. Ведь в последнее время Клаус стал очень неуклюжим. По его вине все время происходят аварии.

– Рупиш! – возмутилась Солнышко. Пожалуй, она имела в виду: «Это не аварии! Это результат гипнотизма!» – но взрослые не обратили на нее внимания. Доктор Оруэлл просто ушла, а Ширли помахала им костлявыми пальцами вслед.

– У-тю-тю, – сказала Ширли.

Когда Вайолет и Солнышко выводили Клауса из приемной, он обернулся, посмотрел на Ширли и помахал ей в ответ…

– Как ты мог ей махать? – сквозь зубы сказала брату Вайолет, когда они уже шли по коридору.

– По-моему, она довольно милая дама, – сказал Клаус, сдвинув брови. – Я уверен, что где-то уже встречал ее.

– Балливот! – воскликнула Солнышко, что, без сомнения, означало: «Это переодетый Граф Олаф!»

– Не буду спорить, – рассеянно проговорил Клаус.

– Ах, Клаус, – сокрушенно сказала Вайолет, – мы с Солнышком впустую тратили время на препирательства с Ширли, вместо того чтобы прийти тебе на выручку. Я знаю, тебя опять загипнотизировали. Постарайся сосредоточиться, Клаус. Постарайся вспомнить, что произошло.

– Я разбил очки, – медленно сказал Клаус, – потом мы вышли за ворота лесопилки… Я очень устал, Вероника. Можно я лягу спать?

– Вайолет, – поправила его Вайолет. – Меня зовут Вайолет, а не Вероника. – Извини, – сказал Клаус. – Просто я очень устал.

Вайолет открыла дверь здания, и трое сирот вышли на угрюмую улицу Полтривилля. Вайолет и Солнышко остановились, им вспомнился тот день, когда, сойдя с поезда, они впервые подошли к лесопилке и увидели здание в форме глаза. Интуиция сразу предупредила их, что это здание грозит бедой, но они слушались не интуицию. Они слушались мистера По.

– Лучше всего отвести его в общежитие, – сказала Вайолет Солнышку. – Клаус в таком состоянии, что ничего другого не остается. Потом надо обо всем рассказать Сэру. Надеюсь, он нам поможет.

– Джури, – мрачно согласилась Солнышко.

Сестры ввели Клауса в деревянные ворота лесопилки, провели через немощеный двор и привели в общежитие. Близилось время ужина, и, войдя внутрь, дети увидели, что рабочие сидят на койках и тихо разговаривают между собой.

– Я вижу, вы вернулись, – сказал один рабочий. – Меня удивляет, как после того, что вы сделали с Филом, у вас хватило смелости сюда сунуться.

– Ах, перестань, – сказал Фил, и, обернувшись, дети увидели, что он с загипсованной ногой лежит на своей койке. – Клаус это сделал не нарочно, так ведь, Клаус?

– Что я сделал не нарочно? – недоуменно спросил Клаус. Слово «недоуменно» здесь означает «так как он не знал, что был причиной несчастного случая, и поранил Филу ногу».

– Наш брат очень устал, – поспешила сказать Вайолет. – Фил, как вы себя чувствуете?

– О, прекрасно, просто прекрасно, – ответил Фил. – Нога болит, а все остальное нет. Я и впрямь очень везучий. Но хватит обо мне. Вас ждет сообщение. Мастер Флакутоно сказал, что очень важное.

Фил протянул Вайолет конверт с надписью: «Бодлеры», напечатанной на машинке, точно такой же, как машинописное приветствие, которое дети нашли в день прибытия на лесопилку.

Меморандум

Кому: Бодлеровские сироты

От кого: Сэр

Предмет: Сегодняшняя авария

Меня информировали, что сегодня утром по вашей вине на лесопилке произошла авария, повлекшая за собой ранение одного рабочего и нарушение ритма работ.

Аварии случаются по вине плохих рабочих, а на лесопилке «Счастливые Запахи» плохих рабочих не держат. Если ваше нерадение и впредь будет приводить к авариям, я буду вынужден вас уволить и отправить на жительство в другое место. Мне удалось найти одну любезную молодую даму, которая с радостью усыновит троих маленьких детей. Ее зовут Ширли, и она работает регистратором. Если вы трое будете упорствовать и останетесь плохими рабочими, я вверю вас ее попечениям.

Глава десятая

Вайолет вслух прочла меморандум брату и сестре и не могла решить, чья реакция огорчила ее больше. Услышав плохую новость, Солнышко от беспокойства прикусила губу. Зубы у нее были очень острые, и на подбородок закапали крошечные капельки крови, что, разумеется, было очень огорчительно. Но Клаус, казалось, и вовсе не слышал меморандума. Он просто смотрел в пустоту, что также не могло не огорчать. Вайолет положила листок в конверт, села на нижнюю койку и задумалась, что же ей делать.

– Плохие новости? – спросил Фил с сочувствием. – Запомните, иногда что-то может показаться плохой новостью, но на поверку оказывается, что это замаскированная благодать.

Вайолет попробовала улыбнуться Филу, но ее улыбочные мускулы словно застыли. Она знала – или ей казалось, будто она знает, что, впрочем, не важно, поскольку она все равно ошибалась, – что замаскированным может быть только Граф Олаф.

– Нам надо встретиться с Сэром, – наконец сказала она. – Мы должны объяснить ему, что случилось.

– Но с Сэром нельзя встретиться, если он сам не назначит встречу, – сказал Фил.

– Это экстренный случай, – сказала Вайолет. – Пойдем, Солнышко, пойдем…

Она посмотрела на брата, и тот в ответ посмотрел на нее широко-широко открытыми глазами. Вайолет вспомнила аварию, которая произошла по его вине, вспомнила всех прежних опекунов Бодлеров, которые были убиты. Она не могла представить себе, что Клаус способен на нечто подобное тем гнусным убийствам, которые совершил Граф Олаф, но уверенности у нее опять-таки не было. Ведь он загипнотизирован.

– Дайнел, – сказала Солнышко.

– Клаус просто не может пойти, – решила Вайолет. – Фил, вы не присмотрите за нашим братом, пока мы сходим повидаться с Сэром?

– Конечно, – сказал Фил.

– Как следует присмотрите, – уточнила она и подвела Клауса к нижней койке Бодлеров. – Он… он последнее время не в себе, вы ведь и сами заметили. Пожалуйста, постарайтесь, чтобы с ним не случилось никакой беды.

– Обязательно постараюсь, – пообещал Фил.

– А сейчас, Клаус, – сказала Вайолет, – пожалуйста, поспи, и, надеюсь, утром тебе станет лучше. – Вуб, – сказала Солнышко, что означало нечто вроде: «Я тоже надеюсь».

Клаус лег на койку, и сестры посмотрели на его босые ноги, которые стали очень грязными после целого дня хождения без ботинок.

– Спокойной ночи, Вайолет, – сказал Клаус. – Спокойной ночи, Сьюзен.

– Ее зовут Солнышко, — сказала Вайолет.

– Извини, – сказал Клаус. – Я просто совсем выбился из сил. Ты действительно думаешь, что утром мне станет лучше?

– Если посчастливится, – ответила Вайолет. – А теперь спи.

Клаус взглянул на старшую сестру.

– Да, сэр, – тихо проговорил он.

Он закрыл глаза и мгновенно заснул. Старшая Бодлер поправила на брате одеяло и задержала на нем долгий встревоженный взгляд. Затем взяла Солнышко за руку и, улыбнувшись Филу, снова вышла из общежития, пересекла двор и подошла к конторе. В коридоре Бодлеры прошли мимо зеркала, даже не взглянув на свое отражение, и постучали в дверь.

– Войдите!

Сестры узнали раскатистый голос Сэра и боязливо отворили дверь кабинета. Сэр сидел за огромным письменным столом темного-темного дерева и все так же курил сигару, поэтому его лицо скрывалось за облаком дыма. Стол был завален бумагами и папками, и на нем стояла табличка с надписью: «Босс», выведенной буквами из жевательной резинки, совсем как на вывеске лесопилки. Разглядеть остальную часть кабинета не представлялось возможным, поскольку он освещался только миниатюрной лампой на столе Сэра. Рядом с Сэром стоял Чарльз, и он робко улыбнулся детям, когда они подошли к своему опекуну.

– Вам назначено? – спросил Сэр.

– Нет, – ответила Вайолет, – но мне очень важно поговорить с вами.

– Я буду решать, что очень важно, а что нет! – гаркнул Сэр. – Видишь эту табличку? На ней написано «Босс», а босс – это я! Очень важно, когда я говорю, что это очень важно, понятно?

– Да, Сэр, – сказала Вайолет, – но, думаю, вы со мной согласитесь, когда я объясню, что происходит.

– Я знаю, что происходит, – сказал Сэр. – Я босс! Конечно я знаю. Разве вы не получили мой меморандум относительно аварии?

Вайолет глубоко вздохнула и посмотрела Сэру в глаза или, по крайней мере, в ту часть облака, где, по ее мнению, глаза могли бы находиться.

– Авария, – наконец сказала она, – произошла потому, что Клауса загипнотизировали.

– Хобби твоего брата меня не интересуют, – сказал Сэр, – и аварий не оправдывают.

– Сэр, вы не понимаете, – возразила Вайолет. – Клауса загипнотизировала доктор Оруэлл, которая в сговоре с Графом Олафом.

– Да неужели? – воскликнул Чарльз. – Бедные дети! Сэр, вы должны положить этому конец!

– Мы и кладем этому конец, — сказал Сэр. – Вы, дети, больше не учините никаких аварий и будете добросовестно работать на лесопилке. В противном случае убирайтесь вон!

– Сэр! – воскликнул Чарльз. – Вы же не выбросите детей на улицу!

– Конечно нет, – сказал Сэр. – Как я объяснил в моем меморандуме, я встретил очень любезную молодую даму, которая работает регистратором. Когда я упомянул, что на моем попечении находятся трое детей, она сказала, что если вы станете доставлять слишком много хлопот, то она заберет вас, поскольку всегда хотела иметь собственных детей.

– Палш! – воскликнула Солнышко.

– Это Граф Олаф! – воскликнула Вайолет.

– По-вашему, я что, похож на идиота? – спросил Сэр, указывая на свое облако. – От мистера По я получил подробное описание Графа Олафа, и эта регистраторша на него совсем не похожа. Очень любезная дама.

– Вы не поискали татуировку? – спросил Чарльз. – У Графа Олафа на щиколотке есть татуировка.

– Татуировку я, конечно, не искал, – раздраженно ответил Сэр. – Невежливо смотреть женщинам на ноги.

– Но она не женщина! – взорвалась Вайолет. – То есть он не женщина. Он Граф Олаф!

– Я видел табличку с ее именем, – сказал Сэр. – На ней не написано «Граф Олаф». На ней написано «Ширли».

– Фити! – заявила Солнышко, что, как вам уже известно, означает: «Табличка абсолютно ничего не доказывает». Но у Вайолет не было времени на перевод, так как Сэр заколотил кулаками по столу.

– Гипноз! Граф Олаф! Фити! Хватит с меня ваших оправданий! – вопил он. – Ваше дело – добросовестно работать на лесопилке, а не устраивать аварии! У меня и без неуклюжих детей дел по горло!

Вайолет быстро собралась с мыслями.

– Нельзя ли позвонить мистеру По? – спросила она. – Про Графа Олафа он знает все и, возможно, сумеет помочь. – Вайолет не добавила, что обычно на помощь мистера По не следовало слишком рассчитывать…

– К грузу забот о вас ты хочешь добавить стоимость переговоров по междугородному телефону? – спросил Сэр. – Ну уж нет. Позволь мне все изложить тебе как можно проще: если вы еще раз что-нибудь натворите, я отдам вас Ширли.

– Но, Сэр, – сказал Чарльз, – это же дети. Вам не следует разговаривать с ними подобным образом. Как вы помните, я не был сторонником идеи, чтобы Бодлеры работали на лесопилке. К ним надо относиться как к членам семьи.

– К ним и относятся как к членам семьи, – сказал Сэр. – Многие мои кузены живут в общежитии. Я не намерен спорить с тобой, Чарльз. Ты мой компаньон! Твоя работа – это гладить мои рубашки и готовить мне омлеты, а не командовать здесь!

– Вы, конечно, правы, – мягко сказал Чарльз. – Извините.

– А теперь убирайтесь, все убирайтесь! – рявкнул Сэр. – У меня уйма работы.

Солнышко раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но она знала, что это бесполезно. Вайолет собралась с мыслями, чтобы на что-то указать, но она знала, что это бессмысленно. Чарльз поднял было руку, чтобы что-то заметить, но он знал, что это тщетно, – здесь это слово означает «бесполезно и бессмысленно». Итак, Чарльз и две бодлеровские сироты молча покинули темный кабинет и на мгновение остановились в коридоре.

– Не тревожьтесь, – прошептал Чарльз. – Я вам помогу.

– Как? – прошептала Вайолет. – Позвоните мистеру По и скажете ему, что Граф Олаф здесь?

– Уло? – спросила Солнышко, что означало: «Прикажете арестовать доктора Оруэлл?»

– Спрячете нас от Ширли? – спросила Вайолет.

– Хенипул? – спросила Солнышко, что означало: «Разгипнотизируете Клауса?»

– Нет, – признался Чарльз. – Ничего подобного я сделать не могу. Сэр очень на меня разозлится, а этого допускать нельзя. Но завтра я постараюсь незаметно принести вам на ланч немного изюма. Хорошо?

Хорошего в этом, разумеется, ничего не было. Изюм хорош для здоровья, стоит недорого, и некоторые даже находят его очень вкусным. Но мало кому придет в голову ждать от него практической пользы. На самом деле изюм – одна из самых бесполезных вещей, какие Чарльз мог предложить, если он действительно хотел принести пользу. Но Вайолет ему не ответила. Она смотрела в дальний конец коридора и думала. Солнышко ему тоже не ответила, она уже ползла к двери в библиотеку. У Бодлеров-сестер не было времени на разговоры с Чарльзом. Им надо было составить план, и составить быстро. Бодлеровские сироты находились в очень трудном положении и дорожили каждой секундой, чтобы запастись чем-то более полезным, чем изюм.

Глава одиннадцатая

Мы уже обсуждали вопрос о том, что первое предложение книги часто говорит вам, о чем в ней пойдет речь. Вы, конечно, помните, что эта книга началась предложением: «Бодлеровские сироты смотрели сквозь покрытое сажей окно вагона на угрюмую черноту Конечного Леса, размышляя о том, станет ли их жизнь когда-нибудь хоть немного лучше», и речь в ней пошла о событиях ужасных, о жизни безотрадной, как и обещало первое предложение. Я напоминаю вам об этом лишь затем, чтобы вы поняли чувство страха, которое испытывали Вайолет и Солнышко Бодлер, раскрывая книгу в библиотеке лесопилки «Счастливые Запахи». Чувство страха проснулось в них, разумеется, еще до прихода в библиотеку. Одна часть этого страха объяснялась жестоким и несправедливым обращением Сэра. Другая – неспособностью Чарльза, при всей его доброте, им помочь. Еще одна – тем, что Клауса снова загипнотизировали. И конечно же, львиная доля этого страха – выражение «львиная доля» здесь означает «большая часть» и не имеет никакого отношения ни ко львам, ни к дележу добычи – объяснялась тем, что Граф Олаф – или Ширли, как он требовал себя называть, – вернулся в жизнь Бодлеров, неся им новые беды.

Но, открыв «Передовую окулярную науку» доктора Джорджины Оруэлл, Вайолет и Солнышко испытали дополнительную порцию страха. Первое предложение книги гласило: «В этом фолианте будет предпринята попытка критически исследовать в квазиинклюзивной трактовке эпистомологию офтальмологически добытых оценок окулярных систем и последующих настоятельных усилий, насущно необходимых для устранения патологических состояний». Как только Вайолет прочла его сестре вслух, обе они испытали тот ужас, который приходит, когда вы начинаете читать очень скучную и трудную книгу.

– Боже мой, – сказала Вайолет, ломая голову над тем, что такое «фолиант».

– Гардж! – сказала Солнышко, ломая голову над тем, что такое «трактовка».

– Если бы у нас был словарь, – мрачно сказала Вайолет, – мы бы смогли разобраться в смысле этого предложения.

– Яш! – заметила Солнышко, что означало нечто вроде: «А если бы Клауса не загипнотизировали, он бы мог растолковать нам смысл этого предложения».

Вайолет с Солнышком вздохнули и задумались о своем загипнотизированном брате. Клаус был так не похож на того брата, которого они знали, что казалось, будто Граф Олаф уже преуспел в своих злодейских планах и уничтожил одного из бодлеровских сирот. Обычно Клаус с таким интересом смотрел на окружающий мир, теперь же на его лице вообще ничего не написано. Обычно глаза Клауса щурились от чтения, теперь же они такие круглые, словно он вместо этого постоянно смотрит телевизор. Обычно он был очень оживленным, все время рассказывал что-нибудь интересное, теперь же он ничего не помнит и почти постоянно молчит.

– Кто знает, смог бы Клаус дать точное определение этих слов? – спросила Вайолет. – Ведь он сказал, что у него словно начисто стерли часть мозга. Может быть, он вовсе и не знает всех этих слов, когда загипнотизирован. По-моему, после несчастного случая с Филом, когда Клаус объяснял слово «непомерные», я не слышала, чтобы он объяснял еще какие-нибудь слова. Ты отдохни немного, Солнышко. Я тебя разбужу, если найду что-нибудь полезное.

Солнышко заползла на стол и легла рядом с «Передовой окулярной наукой», которая была почти одинакового с ней размера. Некоторое время Вайолет смотрела на сестру, затем переключила все свое внимание на книгу. Вайолет, конечно, любила читать, но по сути своей была изобретателем, а не исследователем. Она просто не обладала поразительными читательскими способностями Клауса. Старшая Бодлер во все глаза смотрела на первое предложение доктора Оруэлл и видела только мешанину трудных слов. Она знала, что если бы Клаус был в библиотеке, он бы нашел способ помочь им выйти из создавшегося положения. Вайолет решила представить себе, как ее брат приступил бы к чтению «Передовой окулярной науки», и постараться следовать его методам.

Прежде всего она отыскала в книге оглавление, которое, и я нисколько не сомневаюсь, что вам это известно, есть список названий глав и номеров страниц, где эти главы начинаются. Открыв книгу, она сначала не обратила на него никакого внимания, но теперь поняла, что Клаус скорее всего первым делом изучил бы оглавление, чтобы определить, какая часть книги может оказаться самой полезной. Она быстро пробежала оглавление глазами:

1. Введение …………… 1

2. Основы офтальмологии ……. 105

3. Близорукость и дальнозоркость ….. 279

4. Слепота …………… 311

5. Зуд в ресницах ………… 398

6. Повреждения зрачков …….. 501

7. Моргание (проблемы) …….. 612

8. Подмигивание (проблемы) …… 650

9. Хирургическое вмешательство …. 783

10. Очки, монокли и контактные линзы . 857

11. Солнцезащитные очки …….. 926

12. Гипноз и управление мыслями …………. 927

13. Какой цвет глаз лучше? ……. 1000

Вайолет, конечно, сразу поняла, что самой полезной будет двенадцатая глава, и порадовалась, что догадалась заглянуть в оглавление, а не читать все девятьсот двадцать семь страниц, прежде чем обнаружится что-то полезное. Благодаря судьбу за то, что можно пропустить ужасающий первый параграф – здесь слово «ужасающий» означает «полный невероятно трудных слов», – Вайолет стала быстро переворачивать страницы «Передовой окулярной науки», пока не дошла до «Гипноза и управления мыслями».

Фраза «стилистическое единство» относится к книгам, в которых конец полностью соответствует началу. Например, книга, которую вы сейчас читаете, обладает стилистическим единством, так как началась она самым горестным образом и самым горестным образом продолжится до последней страницы. Мне очень неприятно это говорить, но, едва начав двенадцатую главу, Вайолет поняла, что книга доктора Оруэлл тоже обладает стилистическим единством. Глава «Гипноз и управление мыслями» начиналась предложением «Гипноз является эффективной и вместе с тем рискованной методологией и не должен практиковаться неофитами», которое было таким же трудным и скучным, как первое предложение всей книги. Вайолет прочитала его еще раз, затем еще, и сердце у нее упало. Как же справлялся Клаус? Когда трое детей жили в доме Бодлеров, в родительской библиотеке был огромный словарь, и Клаус при чтении трудных книг часто к нему обращался. Но как он читал трудные книги, если словаря под рукой не было? Это было загадкой, и Вайолет понимала, что разгадать эту загадку надо как можно скорее.

Она вновь обратилась к книге и перечитала предложение, но на сей раз пропуская слова, которых не знала. Как часто бывает, когда читаешь подобным образом, при встрече с каждым незнакомым словом – или незнакомой частью слова – мозг Вайолет издавал тихий звук, похожий на жужжание. Поэтому первое предложение двенадцатой главы в голове Вайолет звучало так: «Гипноз является жжжж и вместе с тем жжжж методжжжж и не должен жжжжтъся жжжж», и, хотя она не могла точно сказать, что оно означает, кое о чем она догадалась. «Оно могло бы означать, – рассуждала она сама с собой, – что гипноз – это трудный метод и не должен использоваться любителями». И – что интересно – она была недалека от истины. Вайолет продолжила читать главу и с удивлением обнаружила, что этот способ помогает ей разгадывать страницу за страницей книги доктора Оруэлл. Конечно, это не самый лучший способ чтения, ведь ваши догадки могут быть очень далеки от истины, но в экстренных случаях сойдет и он. Несколько часов тишину в библиотеке лесопилки «Счастливые Запахи» нарушал лишь шелест переворачиваемых страниц: Вайолет читала книгу, ища в ней то, что могло бы пригодиться. Время от времени она бросала взгляд на сестру, впервые в жизни жалея, что Солнышко еще слишком мала. Когда вы стараетесь разрешить сложную задачу – например, как разгипнотизировать брата, чтобы не попасть в руки жадного злодея, переодевшегося регистратором, – то, дабы прийти к быстрому и разумному решению, часто бывает не лишним обсудить это с другими. Вайолет вспомнила, что, когда Бодлеры жили у Тети Жозефины, оказалось чрезвычайно полезным поговорить с Клаусом про записку, в которой, как выяснилось, таился секрет. Но Солнышко – это не Клаус. Младшая Бодлер была очаровательна, хорошо озублена и для младенца очень сообразительна. Но она была младенцем, и Вайолет, с жужжанием продираясь через двенадцатую главу, с тревогой думала, что, имея в собеседниках младенца, ей не решить стоящую перед ними задачу. Тем не менее, найдя предложение, которое показалось ей дельным, она растормошила Солнышко и прочла его вслух. – Солнышко, послушай вот это, – сказала Вайолет, когда сестра открыла глаза. – «Когда объект загипнотизирован, простое жжжж слово заставит его или ее производить любые жжжж действия, какие пожелает жжжж».

– Жжжж? — спросила Солнышко.

– Это слова, которые я не знаю, – объяснила Вайолет. – Так читать очень трудно, но я могу догадаться, что имеет в виду доктор Оруэлл. Я думаю, она имеет в виду, что если вы кого-то загипнотизировали, то, чтобы он слушался, вам достаточно произнести всего одно слово. Помнишь, что Клаус рассказывал нам про «Энциклопедию гипноза»? Египетский фараон, который кричал петухом, купец, который играл на скрипке, и тот писатель, а гипнотизеру всего только и надо было произнести одно слово. Но это были разные слова. Интересно, какое слово применимо к Клаусу.

– Хиис, – сказала Солнышко, что, пожалуй, означало нечто вроде: «Отстань от меня. Я всего-навсего младенец».

Вайолет ласково улыбнулась сестре и попробовала вообразить, что сказал бы Клаус, будь он сейчас, разгипнотизированный, вместе с ними в библиотеке. «Соберу побольше информации», – решила она.

– Бревол, – сказала Солнышко, что означало: «А я еще посплю». Обе сестры сдержали слово, и в библиотеке снова стало тихо. Вайолет пробиралась через книгу, и ее усталость и тревога росли с каждой минутой. До начала рабочего дня оставалось всего несколько часов, и она боялась, что ее усилия окажутся такими же неэффективными – здесь слово «неэффективные» означает «неспособными разгипнотизировать Клауса», – как если бы у нее была низкая самооценка. И вот когда Вайолет уже почти засыпала рядом с Солнышком, ее глаза остановились на месте, которое показалось ей таким полезным, что она тут же прочла его вслух, чем разбудила Солнышко.

– «Для того, чтобы жжжж действие гипноза на жжжж, – читала Вайолет, – применяется тот же жжжж метод: громко произнесенное жжжж слово мгновенно жжжж жжжжото или жжжжую». Я думаю, доктор Оруэлл говорит о том, как людей разгипнотизируют, и для этого надо громко произнести другое слово. Если мы догадаемся, что это за слово, то разгипнотизируем Клауса и не попадем в лапы Ширли.