Текст книги "Аллагро Кин (СИ)"
Автор книги: Лайри Гепард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Выравнивание по ширине
Лучи закатного Солнца заглянули в окна квартиры, разбились десятками радуг в хрустальных подвесках люстры, заискрились на гранях спортивных кубков и золотых медалей, расставленных в шкафу, скользнули по развешанным на стене фотографиям знаменитых спортспони. Мускулистый земнопони прикрыл карие глаза, любуясь лучами, играющими в бокале красного вина. Софа скрипнула, когда Аллагро потянулся всем телом, и мышцы вздулись под серой с черным крапом шкурой.
– Что ж, Флэшбэк, начнем беседу? – И тряхнул черной гривой, в прядях которой угадывались серебристые нити – следы прожитых лет.
– Начнем, Кин. – Пегас ткнул копытом кнопку диктофона. – С вами специальный корреспондент газеты «Вечерний Мэйнхэттен» Флэшбэк Кентри, и сегодня я беру интервью у прославленного спортспони Аллагро Кина. Расскажите, как началась ваша жизнь?
– Как и всегда начинается жизнь, с рождения. И едва появившись на свет, я доставил непередаваемый шок родителям. У меня не было задних ног и крупа как такового, зато продолжением тела оказался рыбий хвост.
Кин отпил из бокала.
– Меня осмотрели лучшие врачи Мэйнхэттена, и единогласно решили: я живой и здоровый жеребчик. Узнав такой вердикт, отец-единорог на время лишился дара магии, и следующий месяц познавал все прелести безмагичной жизни земных пони. Ладно, что «живой», с этим не поспоришь. Но «здоровый»? Мать же, пегаска, восприняла все куда спокойнее. Она долго ждала меня, для нее я был желанным сыном. После обследования нас отправили домой.
Были проблемы с кормлением – я слабо стоял на ногах и заваливался. Мать ложилась на пол, чтоб я мог доить ее. Она же в первые недели занималась и моим воспитанием. Отец поначалу не проявлял никакого внимания ко мне, но когда я окреп и начал ходить за ним, интересуясь всеми его деяниями, он сдался.
– Да, трудно смириться с тем, что твой сын не такой как все. А как отнеслись к вам сверстники?
– Первое мое появление во дворе произвело фурор. Равнодушных точно не осталось. Живой интерес проявляли кобылки. Нравился мой хвост. – Аллагро усмехнулся. – Практически после каждого праздника я приносил домой на этом хвосте целый сноп ленточек, цветочков, подковок и прочих знаков внимания. В целом, восприняли хорошо, вместе играли, дружили.
– Как вы сами отнеслись к своей ин… необычности? – Умудрился вывернуться Флэшбэк.
– «Инвалидности», вы хотели спросить? – Зацепился за слово Кин, и поставил бокал на стол.
– Н-ну, да, извините. – Стушевался корреспондент.
– «Инвалидность» – когда что-то сломано, утеряно, не работает как надо. А у меня все что нужно – на месте и работает.
Аллагро отбросил простыню, до сих пор скрывавшую заднюю половину тела, обнажая мощный хвост. Шкура пони гармонично переходила в серую чешую, тускло блестевшую в лучах заката. Длинная боковая линия из множества крохотных черных точек делила хвост вдоль на четко различимые половины – темно-серую верхнюю, и светлую, почти белую нижнюю. Угловатый «руль» резко асимметричен: верхняя лопасть значительно длиннее нижней. Рядом с половой щелью росли два небольших плавника, высокий спинной плавник стоял там, где у обычного пони копчик, а на месте задних ног, на теле закреплены некие механизмы, сложенные витиеватыми сегментами наподобие веера, они плотно прилегали к бокам.
– Красота!
– Достигнутая годами тренировок.
– Это впечатляет.
– Изначально я воспринимал себя как есть. Но весь двор шумно обсуждал эту мою аномалию, и гадал, что я такое. Кто-то притащил из своего дома огромадную «Всеэквестрийскую энциклопедию существ», где и нашли подробное описание моих сородичей – «ихтиопони». Живут они в морях и океанах на малой глубине, ведут кочевой образ жизни, питаются водорослями, а хвост, похожий на акулий, позволяет им передвигаться в воде со скоростью пегаса в воздухе.
– Шустро, однако. – Хмыкнул пегас, вечно получавший последние места по технике и скорости полета.
– Детальное штудирование сей книженции выявило важное отличие от родственников. У меня есть легкие и нет жабр, а значит, я не мог находиться под водой сколь угодно долго. Таким образом я оставался неким средним звеном между земнопони и ихтиопони.
– Как отреагировали родители на эту находку?
– Мать – никак. Для нее важно было каков я сам, а не какой я породы. А отец разыскал где-то свитки генеалогического древа, Селестия помилуй, аж до пятнадцатого колена, и прокорпел над ними весь день. Вопреки ожиданиям, никаких «рыбопоней» он там в предках не нашел. Даже если предположить, что моя мать развлеклась на стороне с каким-то ихтиопони – это абсурд. Она никогда не покидала Мэйнхэттена. Так что Дискорд его знает, откуда у единорога и пегаса взялось этакое чудо-юдо, как я. Родители зареклись спариваться снова, не желая получить кого-то еще со странностями, и я рос единственным жеребенком в семье.
– У вас были проблемы, связанные с телом и развитием?
– Хе-е-е… – Отмахнувшись, Аллагро снова взял бокал. – Налить вина?
– Спасибо, но я на работе, и мне еще домой лететь. Лучше трезвым полечу.
– Проблем было навалом, и первейшей из них – мой хвост. – Медленно опорожнив бокал, Аллагро дотянулся копытом до хвоста и с усилием постучал. – Он абсолютно бесчувственный. На укол еще реагирует, но на прикосновения, изгибания и все остальное – ни йоты. Стучишь по нему – как по дереву. В каком он положении, куда повернут, об этом можно узнать, только посмотрев на него. И вот, пока я был молодым, и не понимал, что не так с хвостом, я разбил много чего, что можно разбить, просто неудачно повернувшись. В том числе и несколько носов.
Окромя этого, были проблемы с кровообращением. Ихтиопони всегда в движении, их хвосты постоянно работают. Я же, зачитавшись книжкой, нередко забывал шевелиться, отчего хвост превращался почти что в бревно, становясь не только бесчувственным, но и бездвижным. Приходилось разминать его силой, упираясь хвостом в стену, налегать всем весом, изгибая несколько раз влево-вправо, чтоб он ожил. Это было очень неприятно.
Пока я жил дома, вопросов с передвижением не возникало – я легко скользил по гладкому полу. Но первые же игры с жеребятами во дворе показали существенную разницу: я не мог бегать галопом столь резво, как они, а ходил на передних ногах, волочась хвостом по земле. Когда я вышел во двор во второй раз, меня ожидал сюрприз: один из моих новых друзей, Джексоу, земнопони с кьютимаркой в виде лобзика, выпилил из фанеры пару колес, ложе из планок, вплел крепежные ремешки, и подарил эту конструкцию мне, пристегнув ремнями там, где должны расти задние ноги. Каталка эта была легкой, неуклюжей и дико скрипучей, на резких поворотах опрокидывалась, но она принесла мне первую радость свободы передвижения. В дальнейшем мой отец, дизайнер по призванию, усовершенствовал этот прототип.
Разумеется, понимание особенностей и нужд своего тела приходили постепенно, через труд и боль, разочарование и слезы. Одно время я серьезно думал об отсечении всего, что опротивело мне до безумия, и последующей магической перестройке тела в нормальный круп и ноги. Это стоило немалых денег, но я был в бешенстве от самого себя. Даже сочинил заявление, с подробным описанием своих проблем и обоснованием их решения. Как мне казалось, единственно верного.
В день, когда я хотел отправить свое заявление, в Мэйнхэттенском центре изобразительного искусства проходила выставка «Ихтиопони в родной среде». Решив попрощаться с ними, я забрел на эту выставку. Пустили бесплатно, как представителя расы. Множество фотографий, фигур из глины и воска, даже скульптуры в полный рост.
Я увидел их стремительность, изящество, грацию в водах и волнах, течениях и завихрениях, шторме и штиле, борьбе и отдыхе. Я увидел иные, прекрасные стороны жизни, о которой не подозревал. Я видел жизнь, и понимал, что она проходит мимо меня. Я такой же, как эти пони, резвящиеся в течении Кольтстрима, но они жили, а я нет. Они приняли жизнь, как есть, и наслаждались, а я почти убил себя, отказался от своей природы.
Восхищенный, потрясенный до глубины души, я плакал, испытывая гордость за диких сородичей, и жгучий стыд за свою слабость, трусость, малодушие. Я один из них, и если целый народ может так жить, то смогу и я.
Выставку покинул с огромным облегчением, и билет все же купил, на память о событии, воскресившем меня для жизни. Заявление на операцию по отрезанию хвоста сжег.
– И с этого дня вы по-иному взглянули на вашу жизнь?
– Да. В учебе я уделял внимание речи, письму, счету, так как именно эти предметы счел жизненно важными для себя. Хорошая речь, грамотный слог, умение считать деньги. Всем остальным предметам я предпочел тренировки в спортзалах и бассейнах, целенаправленно развивая тело и учась обращаться с ним. Программы тренировок земнопони пригодились мне лишь наполовину. Переднюю половину меня, то есть. Ибо лягание, прыжки и прочие действия для задних ног я пропускал. Научившись обращаться с хвостом в бассейне, я по крайней мере знал, как его изгибать, чтоб плыть вперед и поворачивать в желаемую сторону, а не абы куда. Затем я начал уходить с едой к морю. Там я нырял, наблюдал за рыбами и учился плавать как они. Как-то еду растащили птицы, и я попробовал водоросли – оказалось, очень даже вкусно и сытно.
Повертев в копытах пустой бокал, Аллагро вернул сосуд на стол.
– Я ставил себе цели: плыть быстрее чем прежде, дальше чем прежде, дольше чем прежде. Придумывал сложные трюки, развороты, петли, стремился выполнять их как можно лучше. Когда я почувствовал себя действительно крепким и уверенным – начал участвовать в спортивных соревнованиях.
– Например?
– Все этапы «Железного Пони» я проходил успешно. Труднее всего давалось перетягивание каната, так как упираться приходилось двумя ногами против четырех, и с длинным прыжком, где я таки наловчился помогать себе хвостом, отталкиваясь от земли в нужный момент. А забавнее всего – с сильнейшим ударом и пинанием мяча, когда всепони замирали в ожидании, гадая, как же я буду лягать? А я становился боком и бил хвостом с размаху.
– И как началась ваша карьера спортспони?
– Она началась с курьеза, хех. Выиграв несколько «Железных Пони» и убедившись в своей силе, я направился в водный спорт. Приемная комиссия отказала мне в участии, на том основании, что по сравнению с другими пони я имею заметное преимущество в виде хвоста. Я молча ушел, но черкнул письмо Селестии. На следующий день Ее Величество прилетела лично, в разгар тренировок, нарушив распорядок дня и обрадовав всех участников. Осмотрела спорткомплекс, пообщалась со мной, судьями, глянула заодно свод правил, и огорошила судей: всякий, кто выглядит как пони, и осознает себя как пони – допустим к участию во всех соревнованиях пони. Причем, закрепила это письменно, дав мне свиток. Судьи извинились перед нами и зачислили меня. А «путевку в жизнь» от принцессы я храню в шкафу под стеклом.
Первое же выступление имело оглушительный успех. Заплыв в огромном бассейне, плыть надо было полмили в одну сторону и столько же в обратную. Поскольку я не знал возможностей моих соперников и как быстро они плавают, то с самого старта выложился в полную силу. Результат поразил меня, я не подозревал, что плаваю действительно быстрее поней с ногами, установив абсолютный рекорд скорости. Другие пловцы одолели лишь четверть отведенной мили, когда я уже финишировал. Ликуя от радости и не сдерживая чувств, я проплыл этот бассейн туда и обратно еще раз, с легкостью покрыв таким образом две мили. А благодаря свитку Селестии, меня не могли отстранить от участия в играх и лишить получения приза.
Так моя жизнь круто пошла в гору. Я побывал в лучших спортклубах Мэйнхэттена, Сталлионграда, Филлидельфии, Балтимаре, Солт-лик сити, Ванхувера, Таллталла, Сиэддла, Конифорнии, Нью-коньлеана, Чиконьго, сплавлялся по Ржиагарскому водопаду и радужным водопадам Уилсома, отдыхал в бухте «Лошадиная подкова». Попробовал свои силы в самых разных видах спорта. Плавание на скорость и дистанцию мне давалось легко, потому я стремился достичь успеха в том, что посложнее, к примеру, фигурное плавание с произвольной программой. Воспоминаний столько, что в одно интервью они не влезут. И в десять тоже. Подробнее о моих достижениях и так можно узнать, почитав подшивки спортивных газет за прошлые годы.
– Вы занимались не только спортом?
– Да. Должно быть, я привлек внимание Селестии, и после первого того письма оказался под патронажем Ее Величества. Иногда, притащась в свою комнату после очередного триумфа, находил на подушке свиток с просьбой, за личной подписью Селестии. Бывало, к свитку прилагалось и дополнительное снаряжение. Так, однажды правительница попросила исследовать подводные пещеры в Жеребячьих горах. В свиток были завернуты магические артефакты: фонарь, светивший под водой без огня и воздуха, и жабры, которые, на первый взгляд, грозили придушить, ибо наглухо закрывали нос и рот. Оба предмета пригодились мне в исследовании пещер, и в некоторых иных приключениях тоже. Так, от спорта к заданиям, я славно поколесил по Эквестрии.
– Вопрос, который задают наши читатели чаще всего: «Для передвижения по суше вы используете колеса, но никто не видел, как вы надеваете их и снимаете перед тем как нырять. Куда исчезают колеса?»
– Колеса эти всегда со мной. Сделаны они Даймонд Лайтом, одним из лучших мастеров Кантерлота. Флэшбэк, приготовь фотоаппарат.
– Готов.
Встав с софы на пол, Аллагро тронул копытом резной круг в середине расположенного на своем боку механизма – круг тускло засветился магическим желтым сиянием, от его центра сияние перетекло на сегменты механизма, которые бесшумно развернулись, раскрылись, выдвигая одни части из-под других, развернулись вновь, и сложились вместе, приняв форму ажурного колеса. Весь завораживающий процесс трансформации длился не больше секунды, и хотя Аллагро коснулся лишь одного механизма – оба колеса раскрылись синхронно, и магия угасла.
– Вот я и на колесах. А когда я ныряю, и колеса целиком погружены в воду, они складываются сами и не мешают плыть. Впрочем, они вообще не мешают, я и плаваю с ними, и сплю с ними, не снимая.
– Опонительно. – Выдохнул репортер, так и не успевший толком ничего сфотить. – Но почему у вас нет кьютимарки?
– К сведению, чисто научный факт – у ихтиопони нет меток судьбы. Совсем.
– Аллагро, что вы хотели бы сказать читателям «Вечернего Мэйнхэттена» напоследок?
– Никогда не опускайте копыта. Если жизнь не ладится, рассмотрите ее со всех сторон, и попытайтесь понять, что вы делаете не так? На худой конец оторвите круп от на-чем-вы-сидите и направьтесь в ближайший центр искусств. Возможно, найдете ответ там или по дороге туда. И всегда помните: то, что вы считаете вашим главным недостатком, может стать вашим главным достоинством. Если правильно за это возьметесь.
– С вами был специальный корреспондент газеты «Вечерний Мэйнхэттен» Флэшбэк Кентри. Благодарю за внимание и время.
Щелчок – шорох диктофона прекратился.
– Да пожалуйста, – улыбнулся Аллагро, ставя бутылку вина и бокал обратно в минибар, – мне и самому приятно вспомнить и обсудить.
– Кин, можно задать вам вопрос личного характера? Я уже запаковался, и гарантирую, что вопрос этот в газеты не попадет.
– Задавай. – Хмыкнул Кин.
– У вас жена, дети. Все прекрасно. Но… как вы спариваетесь? Просто, если посмотреть на меня, – сев прямо, Флэшбэк указал копытом в свой пах, – и на вас, то?..
Скроив недоуменную морду, жеребец вопросительно развел передними ногами.
– А я уж забыл, сколь велики наши отличия в этом плане. – Усмехнулся Аллагро. – Экспериментировали мы с женой. Фрамми кобыла настойчивая и все хотела знать. Жеребят тоже хотела, будь то хоть единорогие ихтиопегасы. Сперва мы пробовали в море на берегу, обычную позу «жеребец сверху». После нескольких неудачных попыток Фрамми нахлебалась воды, разозлилась, опрокинула меня на спину, плотно так впечатав в песок и оседлала сама. Вот так все и наладилось.
– Так просто? Спасибо, надо будет свою вайфу пригласить на пляж.
– По-моему, ты кое-что забыл. – Задумчиво выдал ихтиопони, провожая взглядом идущего к двери пегаса.
– Да? – Обернулся тот.
– Удобный выход – там. – Аллагро указал на открытое окно.
