Текст книги "Прощение"
Автор книги: Лавейл Спенсер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Ноа некоторое время смотрел на все это со своего места, затем встал и направился к заполненному людьми проходу. Когда он оказался вблизи Сары, их глаза встретились. Он коротко кивнул ей, она ответила тем же, и он пошел к выходу.
К его неудовольствию и даже смятению, этой ночью, когда он лежал в постели, к нему пришли мысли о Саре. Он вспомнил, какой увидел ее в конце собрания – окруженной возбужденными мужчинами, суетящимися вокруг словно одуревшие щенки. Какими же могут быть глупыми мужчины, когда у них нехватка женщин! Ведь, черт возьми она сложена, как двенадцатилетний мальчишка, и не намного женственнее лицом… Оно у нее какое-то удлиненное, нос чересчур тонкий… Ко всему еще очки придают ей дурацкий ученый вид, да и непривычно глядеть в глаза женщины почти одного с тобой роста.
Но глаза, надо признать, красивые. Когда снимет окуляры и уставится на тебя – пробирает аж до пяток!..
Мать в одном, пожалуй, права. Сара Меррит непростая штучка: смышленая и неробкого десятка. Кто из женщин осмелился бы так запросто явиться на собрание городского Совета, где одни мужчины, да еще наводить на них критику, бомбардировать разными предложениями, одно другого сложнее?.. Конечно, издатель газеты в любом городе числится не среди последних, но чтобы женщина.. Тьфу!
Однако ее смелость поразила его в самое сердце…
Следующее утро выдалось сумрачным и холодным Ноа проснулся, взглянул в окно, натянул одеяло до самого подбородка. Он слышал, как внизу гремели железные заслонки – миссис Лоретта Раундтри разводила огонь в печке. Из соседней с ним комнаты до Ноа доносился храп соседа.
Он решил еще немного погреться под одеялом. Нет, ну какого дьявола?! Почему он опять подумал об этой Саре Меррит?.. Вот привязалась! Прямо напасть какая-то…
Он постарался выкинуть ее из головы, сел на постели, потянулся, потом надел штаны и ботинки, вышел из комнаты. Возвратившись после короткой прогулки, вымылся ледяной водой и побрился. Вода была так холодна, что, казалось, живот прилипает к позвоночнику. Смочив волосы, он небрежно зачесал их на одну сторону и дал волю вести себя, как им захочется. Когда высохнут, они, как обычно, будут торчать во все стороны из-под шляпы.
С первого этажа уже доносился запах жареного мяса и кипящего кофе, в доме становилось теплее. На лестнице и в холле раздавались шаги. Ноа натянул на себя красную фланелевую рубашку, черный кожаный жилет, приколол шерифскую звезду и, оставив ремень с револьвером в кобуре висеть на спинке стула, спустился вниз к завтраку.
Он вошел в комнату, но, не сделав и двух шагов к столу, остановился как вкопанный.
За столом сидела Сара Меррит, она в это время как раз откусывала кусок печенья,
Их взгляды скрестились, она опустила руку. Очень медленно. Остальные жильцы тоже перестали есть. Несколько секунд Сара смотрела на Ноа, затем сглотнула и вытерла губы салфеткой.
– Да… – проговорил он, проходя к столу. – Это неожиданность… Доброе утро всем.
Все ответили «доброе утро». Все, кроме Сары.
Он уселся на свое обычное место, прямо напротив нее, потянулся к овальному блюду за куском мяса. Только тогда он услышал голос Сары, прозвучавший как эхо:
«Доброе утро»
Из кухни появилась миссис Раундтри, миловидная женщина с родимым пятном величиной с семечко дыни на правой щеке. Она водрузила на стол огромную сковороду с жареным картофелем
– По-моему, вы уже знакомы, – обратилась она к Саре и Ноа.
– Да, – ответил тот – Мы встречались.
Сара наконец обрела голос.
– Вы тут живете? – спросила она.
– С тех пор как Лоретта открыла свой пансион.
Миссис Раундтри наполнила кружку Ноа из серо-голубого кофейника.
– Мисс Меррит въехала только вчера, – пояснила она.
– А где же Маккули? – спросил Ноа, обводя глазами стол.
Жестянщик Маккули еще вчера сидел на том месте, где сейчас была Сара.
– Он так соскучился по своей семье, – отвечала Лоретта, – что решил вернуться к себе в Арканзас. Я подумала, было бы неплохо разбавить наше общество женщиной и пригласила мисс Меррит занять его место.
Ноа ничего на это не сказал – он намазал джем на кусок бисквита, отрезал себе еще кусок мяса.
Том Тафт, сидевший слева от него, произнес
– Мы тут как раз говорили о вчерашнем спектакле у Ленгриша
– Вы что, ходили туда? – спросил Ноа, делая усилие, ради хозяйки, чтобы поддержать застольную беседу. Казалось, Сара тоже делает усилие:
– Да. Думаю в следующем номере газеты напечатать отзыв о спектакле. Пусть в окружающем нас мире знают, что здесь, в Дедвуде, мы тоже не забываем о культуре. Ведь труппа Ленгриша – одна из самых известных сейчас в Америке, насколько я слышала. Спектакль поставлен очень хорошо, по-моему Вы уже видели «Мух в сорняках», мистер Кемпбелл?
– Ага.
Он понял глаза, заметил, что лицо у нее напоминает по цвету его красную рубашку.
– И что думаете об этой пьесе?
– Мне тоже вроде понравилось, – ответил он.
– Слава Богу, мы нашли наконец что-то, в чем пришли к согласию!
Снова их взгляды встретились, и он чуть не подавился большим куском мяса, но сумел его проглотить.
– Может быть, не только в этом, – пробормотал он.
– Разве было что-то другое? – спросила она.
– Пожалуй, то, о чем вы говорили вчера вечером на городском Совете. Я согласен по всем пунктам. И благодарю вас, что подняли вопрос о помещении для тюрьмы.
– Незачем благодарить меня. Все это и так очевидно.
– Но вы говорили так убедительно.
– Разве я могла иначе, как вы думаете? Ведь у меня в тюремных делах появился собственный опыт, не так ли? – Она слегка приподняла левую бровь.
– Не очень удивлюсь, если все, о чем вы говорили, будет выполнено, – отозвался он.
– Известно из истории, что, когда мужчины начинают что-то, они могут сделать многое. Но потом все-таки приходят женщины и значительно улучшают сделанное.
Он еще раз не мог внутренне не подивиться ее умению выражать свои мысли. Даже полушутя.
Он спросил:
– Вы на самом деле собираетесь устроить заем в пользу школы?
– Непременно. И начну с того, что напишу обо всем в газете. О том, что нужно выделить участок земли и немедленно начать строительство. Если не получится, у меня есть другая идея – кое-кого попросить о том, чтобы дали землю просто как дар.
– Ну-ну, – пробормотал он с легкой усмешкой, поднося ко рту кружку с кофе.
– Только все будет зря, пока Совет не выделит деньги на жалованье для учителя, – продолжала она.
– Сколько же ему нужно платить? Долларов пять в день, и на всем готовом. Так?
– Семь долларов, – решительно отрезала она. – Нам нужен хороший учитель.
– Полагаю, это мы осилим. Одни штрафы приносят неплохой доход в городскую казну. А еще плата за лицензии.
– Да, – согласилась она. – И о том и о другом я тоже знаю из собственного опыта.
К удивлению Ноа, во взгляде Сары мелькнул лукавый огонек. Она была без очков, и глаза ее сверкали, как два сапфира.
На протяжении всего завтрака разговор шел о городских делах – о мусорщиках, о фонарщиках и об уличных фонарях, о тротуарах. Когда трапеза окончилась, Ноа понял, что они с Сарой говорили почти одни, все прочие только слушали, кивали головами и изредка мычали что-то; и еще он понял, что за прошедшие тридцать с лишним минут он и мисс Меррит приблизились к тому, что может быть названо взаимной симпатией.
Глава 7
Следующий выпуск «Дедвуд кроникл» состоял уже из двух страниц. На первой выделялись такие заголовки:
ИЗДАТЕЛЬ «КРОНИКЛ» ЗАКЛЮЧЕН В ТЮРЬМУ И ОШТРАФОВАН; СБОРНИКИ ЗАКОНОВ И КОДЕКСОВ СКОРО ПОСТУПЯТ В ДЕДВУД; НЕОБХОДИМО ПОСТРОИТЬ ДРОБИЛКУ; РЕДКИЕ ЖИВОТНЫЕ – БИЗОН, ОЛЕНЬ, ЛОСЬ – УХОДЯТ НА ЗАПАД; ФАБРИКА ПИВА ОТКРЫВАЕТСЯ В ЭЛИЗАБЕТТАУНЕ;
«ГОЛЛАНДСКИЕ ВЛЮБЛЕННЫЕ» В ТЕАТРЕ «БЕЛЛА ЮНИОН»; «МУХИ В СОРНЯКАХ», ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ ТРУППОЙ ЛЕНГРИША, ВЫЗЫВАЮТ ИНТЕРЕС…»
На второй странице была напечатана реклама Элиаса Пинкни, а также отчет Сары о заседании городского Совета и ее же статья о необходимости открытия в городе школы. В статье, помимо прочего, прямо говорилось, что если золотой ручей, который течет в публичные дома «плохого» квартала, перекрыть и направить по иному руслу, то можно быстро обеспечить строительство и школы, и церкви. Автор предлагал, чтобы все дети школьного возраста зарегистрировались в редакции газеты.
У самой редакции прибавилось дел. В помещение то и дело приходили торговцы, желающие дать объявления. Матери записывали детей в будущую школу. Старатели сообщали о своих перспективах и надеждах. И все покупали при этом один, а то и больше экземпляров газеты…
Октябрь начался с непогоды. В один из первых дней месяца, когда совсем не ко времени пошел снег, Сара, выйдя из помещения редакции, увидела у крыльца незнакомого всадника, сидящего на пегой лошади. Он натянул поводья и произнес, дрожа всем телом и клонясь к лошадиной шее:
– Врача… мэм… Мне нужен врач.
– У нас их семеро в городе, – отвечала она. – Поедете по этой улице, слева – палатки доктора Ратберна и доктора Аллена. За углом направо – палатка доктора Кайса. Подальше, тоже справа, – Бенгс и Доусон.
Она не стала называть еще двух, которые жили намного дальше.
– Сумеете добраться до них, сэр? – добавила она видя, что незнакомец еле держится в седле.
– Да, спасибо, – пробормотал он и, вцепившись рукою в луну седла, тронул коня.
Сара проследила взглядом, как он свернул к жилищу доктора Генри Кайса.
Позднее она зашла к врачу, поинтересовалась, не ранен ли был этот незнакомый человек, и если да, то при каких обстоятельствах. Возможно, налет на почтовый дилижанс?
Доктор Кайс ответил:
– Это карточный игрок из Шайенна. Его имя Креймд. У него серьезное легочное заболевание, осложненное ножной сыпью. Наверное, смена погоды застала его по дороге из Шайенна, и он основательно простудился. Я велел ему лечь в постель. По-моему, он поехал в гостиницу Кастора…
Тремя днями позже простудные и кожные явления у больного усилились, а неделю спустя еще пять случаев подобной болезни объявились в городе. Трое из заболевших были постояльцами гостиницы Кастора. У всех отмечалась лихорадка и сыпь на коже…
В газете у Сары появился заголовок: «ЗАРАЗНА ЛИ ЭТА БОЛЕЗНЬ?»
А потом Креймд умер.
Сара решила: надо действовать. Это совпало с тем, что, придя утром на работу, Джош сказал ей, что его сестра Летти заболела еще со вчерашнего вечера. Ее сильно лихорадит.
Сара сразу отправилась в контору к Кемпбеллу и застала того за разговором с бородатым крупным мужчиной, в котором узнала местного кузнеца Фрэнка Гилпина. (Похоже, они говорили о решетках и засовах для будущей тюрьмы.)
Увидев Сару, Гилпин заулыбался и приподнял бесформенную шляпу. Кемпбелл встал со своего места.
– Ищете что-нибудь новенькое уже с самого утра? – спросил он.
– Могу я с вами поговорить, шериф, когда освободитесь?
– Конечно… Знакомы с Фрэнком?
Тот подошел ближе, распространяя запах одеколона.
– Молодая леди делает газету? Приятно познакомиться с вами. Мы все прочитали, что вы там пишете про тюрьму и Ноа… вот… позвал меня. Как раз подсчитывали, сколько металлических прутьев понадобится и раскошелятся ли старатели, чтобы оплатить все эти штуки.
Сара улыбнулась и кивнула, но думала она сейчас совсем о другом, не о решетках.
– Ну я пошел, – сказал Гилпин. – У вас тут свои дела. Ноа, только скажи мне, и я сделаю их за три-четыре дня. Идет?
Он добавил что-то похожее на слова прощания и вышел.
– Скоро будет настоящая тюрьма? – спросила Сара.
– Надеюсь, после нового заседания Совета в ноябре. Мы подсчитали расходы. Вы поэтому пришли?
– Нет. Совсем по другому поводу. Скажите, шериф, что вы знаете о болезни, которая называется оспой?
– Оспа? – Он нахмурился. – А в чем дело?
– Я собираюсь написать о ней статью, но не хочу чтобы власти города обвинили меня в распространении панических слухов. Одного скандала с вами мне уже достаточно.
– У нас в городе оспа? – спросил он. – Откуда вы взяли?
– К сожалению, заболела Летти Докинс и еще пять человек до нее. Доктор Кайс уверяет, что это кожное заболевание, связанное с простудой, а доктор Ратберн считает, это кое-что похуже.
– Сифилис?
Она кивнула.
– Но вполне вероятно, что Кайс ошибся в диагнозе и боится признаться в своей ошибке.
– И Ратберн тоже?
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Выходит, оба ошиблись? – повторил Кемпбелл. – Может так быть у врачей?
– Не знаю, – сказала Сара. – Думаю только, что легочное заболевание не должно быть заразным и что у такой девушки, как Летти, не может быть сифилиса. И тогда что получается?
– Полагаете, у нас началась эпидемия? – спросил он.
– Я кое-что постаралась узнать. Во всех случаях болезнь начиналась с лихорадки, которая длилась три дня, а потом появлялась сыпь. Один больной уже умер. Его имя Креймд.
– Оспа… – Кемпбелл провел рукой по своим волнистым волосам, отбрасывая их с лица.
– Может быть, нет. Но, вполне возможно, что так. Тогда все ущелье в опасности.
– Что же вы предлагаете?
– Чтобы все опытные врачи в округе собрались вместе и вынесли решение по поводу характера болезни. Если придут к выводу, что это оспа, нужно немедленно посылать за вакциной, а также устраивать больницу для карантина, где содержать зараженных. И еще что-то для тех, кто мог заразиться, но у кого болезнь пока не проявилась.
– Где взять на все это деньги?
– У жителей города. И о каждом, кто в состоянии их пожертвовать, но отказывается, будем писать в газете. Конечно, мне необходимо ваше согласие, прежде чем я сделаю подобное.
– А известно, какой инкубационный период у оспы?
– Да. Я выяснила: от десяти до шестнадцати дней.
– Сколько дней назад прибыл в город этот Креймд?
– Тринадцать.
– Вы говорили об этом с кем-нибудь еще, кроме врачей?
– Нет.
– Надо немедленно сообщить Джорджу Фарнуму. – Кемпбелл бросился к вешалке с одеждой. – Я скажу ему и вызову всех врачей. Не печатайте пока ничего в газете. Я зайду к вам в редакцию.
Было уже больше пяти вечера, когда он появился там, осунувшийся и усталый. Патрик Брэдиган возился в это время с наборными досками. Джош заметал сор в задней части комнаты. Сара, увидев входившего шерифа, сразу поднялась со своего места и поторопилась ему навстречу – так чтобы находиться подальше от остальных, кто был в комнате, и не сделать их свидетелями разговора.
– Оспа, – произнес он тихо. – Они все сошлись на этом.
Дрожь прошла по ее телу при его словах. Она сняла очки, приложила большой и указательный пальцы руки к глазам и прошептала:
– Помилуй нас Бог.
– Я послал человека верхом на лошади на телеграф. Он там, наверху, на холмах. Сообщение уйдет еще сегодня вечером. Если в Шайенне найдется вакцина, нам здорово повезет. Если нет… – Он пожал плечами. – Что ж остается ждать и надеяться.
– Потребуются карантинные карточки, – добавила Сара.
– Можете отпечатать их?
– Конечно. Патрик сделает немедленно. И еще надо оповестить всех старателей относительно прививки. Как только прибудет вакцина… Что насчет лазарета? Его придется развернуть.
– Джордж собирает попозже сегодня экстренное собрание Совета. Просил, чтобы вы были.
– Конечно.
– В восемь часов, в салуне номер 10. В обоих театрах сегодня ранние спектакли.
– Обязательно приду.
– Спасибо. – Он направился к двери, по дороге остановился. – Да, и задержите здесь Джоша попозже сегодня.
– Я уже думала об этом.
Еще некоторое время они молча смотрели друг на друга – взгляды были полны чувства беспокойства и ответственности. В эту минуту Сара ощутила общность с Кемпбеллом и сама удивилась остроте ощущения. Ей показалось, он чувствовал то же самое, даже хотел что-то сказать в подтверждение.
Но он произнес всего два слова; «Увидимся позже» и поспешил к выходу.
Патрик и Джош оставили свои дела, поняв, что происходит что-то необычное.
– Что случилось? – спросил Джош.
– Хочу, чтобы вы задержались сегодня подольше, – сказала Сара.
– А в чем дело? – Это спросил Патрик.
– У нас плохие новости. Врачи подозревают… они определили, что в ущелье началась оспа.
– Оспа! – воскликнул Джош. Он кинул взгляд в ту сторону, где находился его дом, потом снова поглядел на Сару. – Это значит, Летти…
– Боюсь, что так, Джош.
Он метнулся к стене, где висела верхняя одежда, но Сара придержала его за плечо.
– Нет, Джош. Останься сегодня здесь.
– Но я должен быть дома! Если Летти больна, ей…
– Послушай меня. Ты ничем не поможешь, и безопаснее для тебя находиться здесь. Я поговорю с миссис Раундтри, чтобы она разрешила тебе спать в гостиной на кушетке, пока не пришлют вакцину для прививки. Шериф уже послал за ней… Кроме того, ты нужен здесь… – Она посмотрела на Брэдигана. – Вы тоже, Патрик. Необходимо отпечатать карантинные карточки и объявления насчет прививки. Сможете остаться?
Патрик молча кивнул.
– Но моя мать… – начал Джош.
– Я сообщу ей, – предложила Сара. – Принимайтесь за работу…
Когда она снова уходила из редакции, типографский пресс работал вовсю.
Она отправилась к дому Эммы и поговорила с ней, стоя снаружи под окошком кухни. Эмма была страшно обеспокоена болезнью дочери, и, разговаривая с матерью, Сара не могла отогнать от себя мысль о милой девочке с красивым чистым лицом, которое может остаться обезображенным оспенными отметинами. И это еще, возможно, наилучший исход.
Обе женщины мешкали, им не хотелось расставаться и после того, как самое главное было уже сказано: они ощущали подспорье друг в друге в эти тревожные часы.
– Она выздоровеет, Эмма. Непременно. Я уверена в этом.
Подняв голову к окну, Сара послала своей собеседнице утешающий взгляд.
– Молитесь за нее, Сара, – тихо сказала Эмма.
– Я буду молиться. И присмотрю за Джошем. – Слезы стояли в глазах у Сары, когда она уходила от дома Эммы.
В восемь вечера городской Совет собрался на свое непредвиденное совещание в салуне номер 10. Известие об этом распространилось еще раньше по всему городу, и сюда пришли сейчас не только все члены Совета и семь врачей Дедвуда, но и два других врача из соседних поселков Лид и Элизабеттаун, которые подчинялись городскому Совету Дедвуда. Кроме того, собрались многие торговцы, бизнесмены – все, кто был заинтересован или обеспокоен неожиданным известием о собрании.
До его начала Совет уже официально утвердил состав городской коллегии по здравоохранению. Ей были даны права решать и проводить в жизнь необходимые мероприятия по контролю за эпидемией оспы и по ее предотвращению.
Сара и Ноа сидели среди членов Совета и врачей, рядом с мэром и двумя самыми видными предпринимателями Дедвуда.
Прежде чем все разошлись, были выработаны основные меры и методы борьбы с надвигающейся болезнью.
В районе Спрус Галч будет развернут лазарет, куда поместят всех заболевших. (Для принятия этого решения потребовалось три, если не больше, часа, так как все возражали против подобного заведения вблизи от их жилищ.) Все старатели, торговцы, предприниматели, которые были в состоянии пожертвовать какие-либо средства на строительство лазарета, обязывались это сделать. Взносы будут приниматься городским казначеем, фамилии пожертвователей опубликуют в газете. Будут приветствоваться добровольцы для строительства, а также те, кто поможет устроить временные пристанища для заболевших и согласится ухаживать за ними. Пекарня Докинса и гостиница Кастора объявляются под карантином до тех пор, пока решением Совета он не будет снят. Все публичные дома подлежат закрытию (сделать это поручается шерифу); эта мера может быть отменена, только когда всем жителям будет сделана прививка и Совет города снимет общий карантин. И, наконец, специальный выпуск городской газеты должен выйти завтра же, и в нем будут опубликованы все эти решения.
Заседание окончилось после полуночи; Кемпбелл и Сара, оба уставшие, вместе направились в пансион миссис Раундтри. Город был до странности тих, даже в салунах и игорных домах стояла полная тишина, словно все уже узнали страшную новость и объявили преждевременный траур. Театры тоже были закрыты, фонари погашены. Возле шахт и лотков для промывки золота почти никого не было. Небо натянуло на себя молочного цвета одеяло из туч, закрывшее и звезды, и луну. На Главной улице в колесных колеях слегка подмёрзла дневная грязь. Ветер, гуляющий по ущелью, доносил дальнюю перекличку сов; справа что-то беспрерывно шептал ручей.
К дому миссис Раундтри они шли вверх по извилистой тропинке, потом по деревянным ступенькам лестницы до одной площадки, еще по ступенькам – до другой, и так подошли к входу. Ноа открыл дверь, пропустил Сару вперед. В гостиной горела небольшая масляная лампа. На кушетке спал Джош, он лежал почти на животе, подогнув одну ногу, уткнувшись лицом в подушку. Одеяло свисало на пол.
Они молча смотрели на него некоторое время, думая об одном: вся его семья сейчас под угрозой страшной болезни.
– Бедный Джош, – тихо произнесла Сара.
– Да уж… – откликнулся Кемпбелл. – Кто знает, что будет дальше.
– Не говорите так, Ноа. – Сара наклонилась, подняла одеяло с пола, укрыла плечи Джоша. – Я уже так привыкла к их семье, полюбила их. Особенно Эмму.
Когда она выпрямилась, то встретила удивленный взгляд Ноа. Она разглядела это в сумеречном свете лампы… Да, она назвала его по имени, даже не отдавая себе в этом отчета.
Удивление исчезло с его лица. Он сказал:
– Не надо волноваться. У них все будет в порядке.
– Такие хорошие люди!
– Это верно.
В молчании, которое последовало за этим, как бы продолжали растворяться остатки их взаимной неприязни.
– Идите вперед, – велел он, – я потушу лампу. Она была уже на середине лестницы, ведущей на второй этаж, когда свет позади нее погас. В полной темноте Сара нащупала стену и пошла дальше, не отрывая от нее руку. Позади себя она слышала осторожные шаги по скрипучим ступенькам.
Она остановилась. Ноа сделал то же.
– Мистер Кемпбелл, – прошептала она.
– Да?
– Вы молитесь?
В ответ – молчание. Потом она услышала:
– Иногда.
Снова недолгое молчание, после чего она добавила:
– Сегодня как раз есть для этого повод.
Они продолжали пробираться в темноте – она впереди, он за ней. Лестница слегка поскрипывала.
Ее дверь была первой по коридору. Сара нащупала дверную ручку, остановилась.
– Доброй ночи, – прошептала она. – Увидимся завтра утром. – Последнее, что она услышала: как его рука скользит по стене коридора, и затем – открылась и затворилась дверь его комнаты.
При дневном свете публичный дом выглядел совершенно иным. Ноа никогда раньше не видел его утром.
Когда Флосси впустила его, свет из открытой двери на какое-то мгновение озарил сумрачную гостиную и сразу исчез, оставив их в полутьме. Он прошел следом за Флосси через комнату, сквозь не выветрившийся со вчерашней ночи запах сигарного дыма и виски, мимо улыбающейся с картины обнаженной красотки; они миновали помещение для мытья, в котором стойко пахло серой и влажной древесиной, и, повернув налево, оказались в комнате, где, распростершись на засаленной кушетке, похрапывала миссис Роза Хосситер.
Флосси обогнула громоздкую конторку, подошла к окну, отдернула занавески. В комнату ворвались лучи солнца.
– Какого черта… – Роза прикрыла глаза рукой и неуклюже перевернулась как морж, пытаясь увидеть, что происходит позади нее. – Что тебе нужно, Флосси, будь ты неладна…
Роза схватила винный бокал, стоявший на полу возле кушетки, запустила его в индианку. Он разбился, ударившись о конторку.
– Пошла прочь!
– К вам шериф, – бросила Флосси и вышла из комнаты.
После некоторых усилий глаза Розы сосредоточились на мужской фигуре, стоявшей у двери.
– Шериф…
Она сделала попытку подняться. Локтем она прижала край своего атласного розового халата, и тот распахнулся, обнажив чудовищную мясистую грудь. Скользящим движением руки она вложила ее обратно. На лице у нее оставались подтеки вчерашней краски, рыжие волосы сбились и беспорядочно висели над ухом. Она попыталась поправить их двумя трогательными в своей женственности взмахами, но они снова свалились набок, а на плечо ей упала шпилька.
Губы ее с трудом сложились в улыбку.
– Немного рано еще, а? – проговорила она.
– Извини, что разбудил тебя, Роза.
Она зевнула, по комнате распространился смрад от ее дыхания.
– Который час?
– Половина одиннадцатого.
Она хмыкнула и села на кушетке, спустив толстые босые ноги на пол.
– Думала, еще середина ночи, – вздохнула она и потянулась к маленькому овальному столу за сигарой. Халат опять распахнулся почти до пояса. Она взяла тонкую сигару, зажгла спичку, закурила. Усевшись снова, выпустила изо рта и носа густые клубы дыма и заметила.
– Что-то тебя не видно последнее время.
Он не ответил.
– Какие-нибудь неприятности, шериф?
– Боюсь, что так. Собираюсь прикрыть твое заведение.
– Прикрыть?! Прокля…
Она закашлялась, хрипло и трескуче. У нее была неприятная манера высовывать при этом язык. Наконец она овладела собой и спросила, стараясь говорить спокойно:
– Что ты имеешь в виду, когда заявляешь такое?
– Тебя и всех других в этом квартале. У нас в городе пять случаев оспы.
Роза встала, запахнула халат.
– Какое мне дело до вашей чертовой оспы?
– В твоем деле об этом надо особенно думать.
– Послушай, шериф. Ты же знаешь, мы пропускаем всех наших клиентов через бочку с карболкой. Против нее никакая оспа не устоит, ручаюсь.
– Брось, ты понимаешь не хуже моего, что этим оспу не возьмешь!
– Ну, шериф… У тебя что, совсем нет сердца? Подумай о наших мужчинах!
– Не могу ничего сделать, – упорствовал он. – Городской Совет издал распоряжение, я должен выполнять. Здесь объявляется карантин, Роза.
– На сколько?
– Думаю, недели на две.
– Две недели! А на что же мы будем жить все это время, кто-нибудь подумал?
– Слушай, Роза, я здесь бывал достаточно, чтобы знать, сколько золотишка втекает в эти двери каждый вечер. Ты можешь закрыть свой дом на несколько месяцев и все равно не очень почувствуешь это.
Она внимательно смотрела на него некоторое время, потом положила сигару в пепельницу, подошла к нему ближе, почти вплотную.
– Вот чего я скажу тебе, шериф. – Она взяла его за отвороты куртки. – Предлагаю выгодную сделку. Ты закрываешь все заведения и вешаешь на входных дверях знак «карантин». Так? Но заднюю дверь моего дома мы оставляем открытой. А я плачу тебе десять процентов от ежедневной выручки все время, пока не будет снят карантин. Договорились?
Он снял ее руки со своей куртки.
– Этого я не могу сделать. Мы должны остановить эпидемию.
Она немного отодвинулась от него, уперла руку в бедро.
– Ладно. Давай по-другому. Я угощаю тебя любым блюдом из нашего меню – в любую минуту и сколько хочешь времени. Подойдет? За мой счет
– Роза… Заткнись…
Он поднял вверх обе ладони.
– Кого ты предпочитаешь? Ив? Ты всегда косил в ее сторону.
– Я не хочу Ив… Я..
– Тогда одну из «француженок»? Как насчет Эмбер? Ее рот всегда готов для тебя. Или…
– Я никого из них не хочу!
– Тогда я сама могу вернуться на поле боя. Давненько не была с мужчиной, но не совсем еще забыла, как это делается и что вы, ребята, любите больше всего. Будешь доволен, шериф…
Рука Розы скользнула по его штанам вниз. Халат у нее совсем распахнулся.
Он крепко сжал ее запястье. Подавил проснувшееся в низу живота желание.
– Никаких сделок, Роза. Скажи твоим девушкам, что с этой минуты заведение закрывается.
– Ты же красивый мужчина, Ноа…
Свободной рукой она попыталась коснуться его лица. Он резко откинул голову, ее рука замерла в воздухе. Она высвободила вторую руку, запахнула халат
– Ладно, убирайся отсюда, сукин сын! – прошипела она. – Вместе со своей сраной шерифской звездой!
Она отвернулась от него, схватила недокуренную сигару, глубоко затянулась, выпустила клубы дыма к потолку.
Он вышел.
На улице он вдохнул свежий воздух и почувствовал что ему не мешало бы сейчас самому окунуться в бочку с карболовым раствором. Пока прикреплял к дверям объявление о карантине, он мыслями все время возвращался в комнату Розы: видел, как та поворачивается на постели приподнимается – страшная, как смерть, расхристанная и неопрятная; он чувствовал исходящий от нее неприятный запах, вспоминал беспомощно жалкую попытку соблазнить его, взгляд ее бессовестных, жестких глаз, когда из этой попытки ничего не вышло.
Он содрогнулся – как если бы она все же добилась своего.
В тот же вечер он уже сидел за ужином, когда в столовую вошла Сара и села на свое место напротив него. Она поздоровалась со всеми, с ним в последнюю очередь – быстрым спокойным кивком головы, почти не глядя в глаза. Лицо у нее было удивительно чистым, волосы, немного увлажненные с боков, аккуратно зачесаны назад, слегка волнисты по обе стороны пробора надо лбом. На ней была серая блузка с белым стоячим воротником, узкими белыми манжетами и рукавами, расширяющимися к плечам.
Он смотрел на нее, и мрачное чувство, которое сидело в нем с самого утра, постепенно отпускало его.
Вакцина для прививки прибыла из Небраски, к счастью, вовремя, чтобы не дать разгуляться настоящей эпидемии. Но все равно у Сары и у Кемпбелла две эти недели были едва ли не самыми тяжелыми за всю их жизнь.
Помимо выпуска газеты, Сара занималась организацией прививок, налаживала работу добровольцев по уходу за больными. Ноа тщательно следил, чтобы все предписанные законом правила соблюдались, чтобы ни один публичный дом, находящийся под карантином, не открылся раньше времени.
Еще два человека умерли за эти дни – старатель, известный под кличкой Горячий Белли Келли, и мужчина из Кентукки, по имени Ярнелл, чья профессия для всех оставалась тайной. Их похоронили на горном кладбище возле могил пастора Смита и Билла Хикока.
Сара считала нужным присутствовать на их похоронах: в городе не было священника, и, значит, полагала она, долг каждого жителя сопроводить усопших, показать, что о них помнят и жалеют их. Но проводить в последний путь Ярнелла она не смогла: работала в это время в лазарете. Поэтому решила зайти на кладбище, положить на могилу траурную бумажную розу.
Погода стояла тихая, когда Сара взбиралась по крутому склону на юго-восточной оконечности города. Земля была уже запорошена снегом, запах сосновой хвои разносился над склоном. Стволы деревьев – чешуйчатые, ржаво-красные – стояли, как стрелки компаса, указывающие в безветренное бескрайнее небо. Голубая сойка сорвалась с ветки, оставив ее качаться. Тропинку впереди пересек дикобраз. Белка перестала лущить сосновые шишки, пережидая, пока Сара пройдет.
Сара поднялась на самую вершину холма и остановилась.
Она увидела могильные камни и возле одного из них мужчину. Он сидел, опустив голову, поддерживая рукой бутылку виски, стоящую на колене. На нем была грязная куртка из оленьей кожи, светлые волосы свисали беспорядочными космами. Они были того же цвета, что и бахрома, окаймлявшая куртку. По всей видимости, он дремал, вытянув одну ногу и поставив под углом к земле, на которой сидел, другую. Снег возле него растаял – наверное, он сидел так уже довольно давно.
