355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лаура Тонян » Мона (СИ) » Текст книги (страница 1)
Мона (СИ)
  • Текст добавлен: 6 мая 2017, 14:30

Текст книги "Мона (СИ)"


Автор книги: Лаура Тонян



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

M O N A Название: M.O.N.A. Автор: Лаура Тонян Жанр: Современный любовный роман, эротика, мелодрама, драма Год: 2016 Возрастное ограничение: 18+ Аннотация: Когда родители Лолиты уезжают жить в Италию, чтобы приучить дочь к самостоятельности, она понимает , насколько одинока в огромном городе, который никогда не спит. Отец с матерью оставили ей просторную квартиру, место на парковке (без легкового автомобиля), кучу шмоток от известных мировых дизайнеров и высокую самооценку. Привет, пятидневная рабочая неделя! Привет, заблокированные банковские карты! Здравствуй, Метрополитен (так много людей?)! Добро пожаловать в жизнь, где за счастье нужно бороться, деньги зарабатывать, а опасных мужчин обходить стороной. Добро пожаловать в суровую столицу, которая открывается перед тобой во всей красе, только когда у тебя за душой нет ни монеты. Добро пожаловать туда, где парни, может, и не получают зарплату в долларах, но тоже умеют доводить до оргазмов. Пора встать на ноги, зависеть лишь от себя самой и вступить в схватку со своим прошлым. А столкнувшись с ним лично, наконец-то, показать характер. Ведь он-то у тебя есть Без паники, Лола... Это столица, и если здесь ты не имеешь зеленых бумажек, что ж, раздвигай ноги, детка... или приготовься к незабываемым приключениям! Помните, вы не можете изменить других, но вы можете изменить себя. © Робин Норвуд Я никогда не думала, что все это так больно и мерзко. То, что он сделал Я никогда не смогу его простить. Я себе не позволяю простить его! И если можно со всей дури ненавидеть человека, которого когда-то очень сильно любил, то я вот так же ненавижу Эмина Фаворского. И нисколько не жалею, что мой отец выстрелил в него. Плохо только, что не попал ГЛАВА 1. На свадьбах девушки пьют Лолита Ее платье самое красивое, которое я когда-либо видела. Пышное , с кружевным корсетом. Загорелые плечи остались открытыми. Подол длинной фаты скользит по траве, когда Амина медленным шагом идет к своему жениху. Она подходит к арке под надоедливый голос выездного регистратора. Та, тем временем, не перестает восхищаться красотой моей подруги, и твердит, что плохая погода сегодня не испортит праздник. Все сто пятьдесят человек, приехавших в этот торжественный день в бутик-отель, согласны с ней женщиной в розовом костюме, очках и ужасных белых туфлях. Ее речь такая долгая, что некоторые из моих знакомых, что сидят в одном ряду со мной, зевают. Кстати о рядах: Амина ненавидит лилии, однако деревянные белые скамейки украшены именно этими цветами. Это, наверное, идея Кости. Через буквально минуту он станет ее законным мужем, и ей придется делить всю свою жизнь с этим человеком. Ну, или сколько сейчас живут вместе молодожены? Год? Два? Пять? Ааа хотя, нет. Пять лет это слишком много. Приятельница Вика, с которой мы вместе ходим на йогу, перехватывает меня у входа в главный зал. Я собиралась продолжить пить шампанское, а его сегодня очень много. И алкогольная горка превосходна. От нее еще что-то осталось, нужно успеть выпить все, что можно. – Великолепно выглядишь, Лола! как всегда на высокой ноте начинает Вика, оценивая взглядом мое красное платье. Я вежливо и кротко отвечаю: – Спасибо, ты тоже. Прекрасный вечер. – И правда! улыбается широко, но так будто ее заставляют не искренне. Волосы мне твои так нравятся, – девушка пальцами касается моих темных завитков. Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Впрочем, и Вика хороша: ее каштановые волосы средней длины перекинуты на одну сторону, оголяя левое плечо. Это позволяет зеленое платье без бретелек, в меру короткое. – Спасибо, – снова благодарю я, оглядывая взглядом толпу. Кого я здесь пытаюсь высмотреть? Богатые знакомые, лица которых где-то когда-то видела. Все при деньгах. И только мои родители неделю назад собрали вещи и улетели в Рим, чтобы жить в своем шикарном доме, купленном два года назад. Стоит признаться, что 4 месяца ранее, когда мой папочка сообщил мне о том, что они с матерью собираются так поступить, я не поверила. А оказалось, вон оно как Больше нет личного водителя. Я без машины вовсе, без денег. Не могу жить в нашем особняке, стоимостью, между прочим, в 4 миллиона евро. Вряд ли здесь кого-то может заинтересовать однушка на Пушкинской. Это все, что у меня осталось. Моя маленькая квартирка, подаренная родителями на двадцать четвертый день рождения. Быть может, узнай Амина о том, что папа теперь руководит своим бизнесом из Рима, оставив меня здесь одну, не пригласила бы на свою свадьбу? Да ну, бред какой-то. Мы же подруги Т огда почему мне так страшно признаться даже своим, так называемым друзьям, в том, что я не богата теперь. Нет у меня больше денег. Последние потратила на свадебный подарок и новое платье от Киры Пластининой. Не идти же мне на торжество в каком-нибудь старом. Позорище какое. Пришлось выискивать выгодные предложения со скидками. Нашла еле-еле, последнее забрала. Зато платье всем нравится! Дорогие украшения, автомобили класса люкс, лучшая косметика, самые лучшие наряды это все люди моего окружения , к которому, по всей видимости, я больше не отношусь, потому что мой папуля решил устроить мне путевку в самостоятельную жизнь. По его мнению, я транжирю деньги налево и направо, не имею чувства меры. «Хорошо », – думаю, отходя от назойливой Вики и принимая тут же бокал шампанского от миловидной официантки, – может быть, отец прав. Ну да, ну транжира я, но он сам говорил, что в его роду роду армян – все такие любят деньги. Всегда надеялся, что я в русскую мать пойду. Но даже от маминой внешности мне мало что перепало: ни зеленых глаз, обрамленных светло-коричневыми ресницами, ни длинных, но редких темно-русых волос, ни курносого носа, о котором всю жизнь мечтала. Ведь вместо него у меня прямой нос с небольшой горбинкой, правда уже «без крючка» – сразу после окончания школы мама оплатила мне пластическую операцию. {Да-да, вот так богатые мамочки балуют своих детишек.} А что ей оставалось, если я ревела стандартно несколько раз в неделю, как только приходила домой? Закрывалась в своей комнате и сама хотела отрезать эту часть носа, что почти соприкасалась с губой. Надо мной издевались и хохотали одноклассники, а я не могла этого больше выносить. Было страшно, что во взрослой жизни все может быть хуже. Но папа был прав мы, взрослые люди, не замечаем этих мелочей, вроде «крючка» над верхней губой, маленьких глаз, кривых ног или значительного количества веснушек на лице. Самое главное это нет, не душа Бабки! Да и сейчас, почти восемь лет спустя, я понимаю, что нормальный у меня был нос. Господи, юношеский максимализм победить не в силах ничто. – Лолита? окликает меня женский голос. Я, продолжая смаковать креветкой, оборачиваюсь. Моя троюродная тетя Жасмин собственной персоной надвигается ко мне, распахнув свои лицемерные вонючие объятия. Почему вонючие ? Потому что хренову папину двоюродную сестру не берет ни один антиперспирант. Очень, к большому сожалению, конечно же. Жасмин стискивает меня меж своих ребер, перемалывая в порошок, между тем, мои. Я давлюсь креветкой. Кашляю, прикрыв рот, а тетя стучит по спине. Боже, она не делает ситуацию легче. – Привет, моя хорошая, милая, – начинает она с акцентом (столько лет живет в России, а говорить нормально не научилась), – как дела-а-а-а? растягивает, как будто, нарочно последнее слово. Вай , твой папа уехал, д -а-а? она кладет ладонь на свою пышную грудь, окончательно отодвигаясь от меня. И мама, д -а-а? Я ей снова киваю, а она, как это принято у армян, жует нижнюю губу и качает головой так, словно кто-то умер. Сдерживаю желание закатить глаза и пытаюсь ввести веселые нотки в наш разговор, раз уж нам пришлось провести пару минут вместе. Со стеклянной стойки беру бокал и передаю его тете. Жасмин тут же забывает про «мое горе» и {зажигается } светом изнутри. Радостно соглашается выпить со мной, в два глотка почти что опустошает свою шампанку. Фуршет продолжается живо, шумно, играет фоновая приятная музыка, но ее из-за множества голосов и возгласов не слышно. – Ничего, джана , – тетя вдруг заводится энтузиазмом, – все хорошо будет. На работу тебя мой муж устроит, у него в баре, как раз, не хватает Я перебиваю ее сразу: – Что-то нехорошо мне, – глажу по плечу и медленно удаляюсь в сторону главного зала. Ага, ее муженек владеет акциями на бирже, у него два крупных ресторана, небольшая строительная компания, а проклятая Жасмин предлагает мне место в алкашном баре на Таганке?! Ну , уж нет. Лучше умру с голоду, чем стану работать официанткой. Обслуживающий персонал тут весь в черно-белом , спереди длинные фартуки завязаны, такие же черные жилетки с эмблемами отеля. А дополняет образ фиолетовая «бабочка». Смотрится то ли смешно, то ли глупо. Хм не все ли равно? Действительно прохожу в туалет через бар и широкую комнату отдыха, чтобы спрятаться ото всех знакомых или родственников. Надеюсь, тетя Жасмин не успеет всем растрепать сегодня новость о переезде моих родителей. На углу, за которым прячется уборная, с кем-то сталкиваюсь. Отскакиваю в сторону моментально! Приятный молодой человек, который случайно ударил меня подносом , тоже немного напуган. Я вглядываюсь в его голубые глаза, чуть позже понимая, кто это. Обслуга. На нем такой же наряд, как и на других официантах, только вот бабочка малинового цвета. Не могу сдержать улыбки. Парень растягивает губы вместе со мной. Пустой поднос он опускает вниз, не переставая глазеть на меня. Я замечаю, как он пытается не смотреть вниз, на откровенное платье, декольте Прочищаю горло, сжимая клатч в руках. – Прошу прощения. – Нет-нет, – быстро говорит официант с потрясающе голубыми глазами и короткой копной темных волос на голове. Это я. Я виноват. Наверное, впервые в жизни я смущаюсь. Боже, я смутилась! Прямо ощущаю, как краска заливает лицо. – Да перестаньте, – тихо отвечаю, заправляя прядь волос за ухо. Все хорошо. Он вглядывается в мои глаза так же, как и я в его. – Все хорошо? спрашивает, повторяя. – Все хорошо, – уже смеясь, говорю. Теперь мы вместе смеемся, и я молюсь, чтобы он снова не задал свой вопрос. Такой милый. Он слишком хорошенький. Слишком. Желая, наконец-то, завершить игру в гляделки , ныряю за угол, захожу в женский туалет и запираюсь в одной из кабинок. Прислоняюсь спиной к двери. Думаю. О чем думать? О том, какая моя жизнь теперь убогая, а? Ой, ну что же я буду делать без денег в Москве? Как жить, не позволяя себе выпить дорогой кофе в «Шоколаднице» каждое утро. Это моя ежедневная процедура после пробежки. Как я буду жить без любимых маффинов , фитнес-инструктора и похода по магазинам? И самое важное: останутся ли у меня друзья? *** Блюд очень много, столы ломятся, но много кушать, ни одной девушке, сидящей за нашим шестым столиком, не позволительно. Я нашла карточку со своим именем за этим столом, как и ожидала. Восемь сумасбродных девчонок тусовщицы не то слово. Не хватает только Амины, но она теперь сидит со своим мужем. Президиум, кстати, украшен розовыми пионами. Очень красиво. Внизу стоят зажженные длинные свечи, у нас на столах они тоже есть, – правда, маленькие однако чертовы официанты их постоянно задувают , боясь, что цветочная композиция в центре стола может загореться. То ли дизайнер подкачал, то ли менеджер банкета не видит, что делают его подчиненные. Короче, мы не едим мы пьем. Мы много пьем! Восемь незамужних подружек, Амина ведь уже вылетела из общего гнезда. Теперь нас стало на одну меньше. Этому очень радуется ведущий он пляшет около столов со своим микрофоном, и вечно выдвигает на общий суд свои странные умозаключения по поводу молодоженов. Свадебных конкурсов слишком много, поэтому мне хочется спросить Костю и Амину, где они нашли-то такого придурка , который тычет микрофоном каждому гостю в лицо, предлагая высказать свои поздравления? Некоторые люди просто стеснительны, им не нравится общественное внимание, и они предпочитают поздравить жениха и невесту лично, без ста пятидесяти лишних глаз. Голос мужчины, вызвавшегося нас сегодня развлекать, звучит громко из больших колонок: – Давайте же поднимем – наши бокалы, – договаривает Милана, одна из несчастной восьмерки незамужних. Мы ржем, чокаясь. Нина хлещет колу с виски, один бокал за другим, и она уже на той стадии, когда начинает вспоминать глупые анекдоты из «Одноклассников». – Не стоит, – пресекаю я ее очередную попытку рассказать нам о последнем посте, который она оценила «классом». Нина понимающе кивает. Пьяная-я-я, просто ужас! Поднимает ладонь в знак того, что все о ` кей. – Рубинян , – обращается она ко мне, вставая с места под песню Тимати , – ты молодец. Шлет мне воздушный поцелуй, только не удается ей прикоснуться ладонью к губам в щеку попадает, и успевает размазать розовую помаду. Она напевает, выходя в комнату бара: « Как потеряли мы с тобой ключи от рая ». Нина икает снова и снова, другие гости, {получив разрешение } от ведущего, тоже выходят на веранду, чтобы отдохнуть на свежем воздухе. Кто-то принимается изучать огромную территорию «Моны ». Амина улыбается мне, когда я бросаю на нее взгляд. После она проводит большим пальцем по шее, стиснув зубы крепко, вставая из-за стола мама Кости подошла к Президиуму. По рассказам подруги, его мать очень разговорчива. Я поднимаюсь и маню пальцем Амину. Та машет руками, что не сможет выйти со мной из зала, но я все равно говорю ей безмолвно: «Пойдем! Ну же, пойдем!». Наверное, родственники со стороны жениха, увидят, как я сейчас, завлекаю невесту идти за собой, и возненавидят меня. Хотя, меня ведь все время кто-нибудь да ненавидит. Какая разница, двумя десятками человек больше, двумя десятками меньше На веранде, и правда, очень хорошо. Теплое солнце еще не ушло за горизонт. Оно, кстати, решило выглянуть, как раз, после праздничной церемонии. А во время нее нас всех чуть ветром не унесло. С ейчас же погода прекрасная не жарко и не холодно. Хочется смотреть и смотреть на зеленые полянки кругом, засаженные деревьями, – стройными березами, соснами, яблонями, – и залитые последними лучами уходящего солнца. Прекрасно. Воистину замечательно. – Могу я чем-нибудь помочь? раздается за спиной знакомый голос. Такой, знаете, вроде слышал где-то, но еще думаешь, что ошибаешься. Сомнения разлетаются во все стороны, когда я поворачиваю голову, дабы взглянуть на обратившегося ко мне. Тот самый официант. И, слава Богу, теперь я смотрю на немаловажную деталь его бейджик , на котором значится имя. Герман. А мне нравится. – Нет, все нормально, можешь идти, – бесцеремонно откликается Амина, выходя на веранду из центральной двери. Она тычет пальцем в направление Германа, указывая тому дорогу назад. Но, простите, вообще-то он обратился ко мне. Значит, мне решать, уходить ему или нет. Парень с долю секунды смотрит на меня, а после, опустив взгляд, спешит отойти. Я останавливаю его. – Погоди, я не отпускала тебя. Амина бросает на меня свой хищный взгляд. Я пожимаю плечами, как бы говоря: «Что?!». – Бокал красного сухого, будь добр, – произношу ласково и тихо, но он все услышал и отправился выполнять заказ. Невеста, подобрав юбки, идет ко мне быстрым шагом, хмурясь. – Это мой день, Лолита, не нужно мне его портить. Ахаю притворно, но не могу удержаться от смешка. – Ты сейчас серьезно? Как всегда, все должны под твою дудку плясать? Амина, собравшаяся уходить, вновь ко мне поворачивается: – Вообще-то, обычно всегда все танцуют под твою мелодию. Так почему бы в этот раз не послушать песню, которая нравится мне? Понимаю, что мы обе ведем себя, как истерички и стервы , да еще и подвыпившие, но остановиться не могу. Зная подругу, могу предположить, что она думает то же самое. Просто блин, вот честно, Амина, что бы она ни говорила, как бы ни отпиралась, примеряет все время на себя роль лидера. Да, это ее свадьба, но зачем относиться к официантам, словно они кусок дерьма и не достойны человеческого отношения? Я именно тот человек, который достает в ресторанах всех, но потом оставляет щедрые чаевые. Амина же просто любит за *бывать. Без чаевых. Вообще. – Ты решила, во что будут одеты твои подруги и друзья Кости, и даже он сам. Ты решила за своего мужа, что он будет пить. И ты только что отшила официанта, который заговорил со мной. Словно не доверяя всему, что происходит, девушка усмехается, приоткрыв рот, и разводит руки. Гости уже с интересом на нас поглядывают. – Мы же не собираемся сейчас ссориться из-за какого-то официанта? Я свожу брови вместе, злая от того, что она не понимает ни черта! – Дело не в официанте. На своей свадьбе ты диктатор, на всех мероприятиях ты диктатор, даже когда мы просто выходим погулять все вместе, ты – диктатор. Я просто выпила! Поднимаю глаза на нее. Да, я просто позволила себе напиться, и сейчас понимаешь, наконец-то могу высказаться! Господи, – смеюсь, и смех выходит каким-то нетрезвым и нелепым, – наконец-то! Веду пятерней по спутанным волосам (совсем недавно это была красиво-уложенная прическа), не переставая улыбаться. Я пьяная, ага. Ну, и что? Оборачиваюсь к толпе богатых зевак. Что смотрите все? кричу, а первоклассные жирные леди в приталенных платьях, что их уродуют, охают. А вы, что, не пили? Хихикаю, словно дурочка. Боже, я несу сущий бред, – берусь за голову, и вдруг за локоть меня кто-то цепляет, ведя к выходу из веранды. Эй, я никуда не собираюсь! Начинаю вырываться только после восьми сделанных вместе шагов (я считала). Когда мы сворачиваем, я вскидываю голову на своего спутника. Это Герман. – Похоже, тебе нужно проветриться, – с обаятельной улыбкой советует он. Не соображаю, что делаю. Тянусь и целую того в уголок губ. Нежно, почти безмятежно. Когда отдаляюсь, официант хватает меня за запястье, не разрешая сделать шаг назад. – Понравилось, – шепчет он. Решая поцеловать меня, он наклоняется ближе. Но я вырываюсь, невзирая на его высокий рост и крепкие плечи, и бегу по дорожке вперед. Решит ли догнать меня этот парнишка? ГЛАВА 2. У сексуальности голубые глаза Лолита Все так быстро произошло, я даже не успела понять, к чему все ведет, когда губы парня с еле заметными ямочками на щеках практически коснулись моих. У меня в горле пересохло. Но это, наверное, из-за того, что организм требует того дорогого вина, что нам наливали. Жаль только, что не Герман обслуживает стол, за которым я сижу с девочками. Я бы им любовалась. Так много проблем навалилось, а я думаю о каком-то брюнете в ужасной униформе, вместо того, чтобы представить свое реально положение вещей в данный момент. Вероятно, когда человек сталкивается с тем, что ему не знакомо, он пытается переключиться на нечто другое? Прекрасно. Мне не знакома неизвестность и нищета, и я пытаюсь переключиться на официанта. Не таким я себе представляла этот вечер. – Остановись, – слышу за спиной его голос. Это заставляет меня перестать идти. Воспоминания накатывают величественной волной. Я словно захлебываюсь в этой воде. Помню, как кричал мне это Эмин. А я шла, не слушая его. Но он кричал. Сильно. А потом помню, как отец в него выстрелил Поворачиваю голову, но не поворачиваюсь сама. Герман быстро шагает ко мне, а я краем глаза могу наблюдать за охранниками в достойных костюмах; они бдят за гостями у своего поста это небольшая будка со стеклянной дверью. Герман становится передо мной, прежде оглядываясь на охранников. Он сощуривается, защищая глаза от заходящего солнца. – Ты кое-что обронила, – говорит, переводя дыхание, и только сейчас ощутив реальность, понимаю, что парень за мной бежал. Капельки пота выступили на его лбу. Он протирает его ладонью, а я опускаю взгляд на другую, в которой он мне протянул мою маленькую заколку, украшенную красными изумрудами и бриллиантами подарок мамы на прошлый Новый год. Сколько человек на его месте забрали бы эту драгоценность себе? У меня округляются глаза, когда я забираю заколку, каким-то образом выпавшую у меня из клатча , и прячу ее обратно. Хотя, может Герман просто не знает о высокой ценности этой вещи. Это же [David Morris ]. – Мне пора, – не отводя ни на мгновение взгляда, говорит парень. – Уже темнеет, – сморит на небо, взмахивая длинными темными ресницами. Скоро будут выносить торт. О, у Амины просто первоклассный торт. Большой, красного цвета, в форме сердца. Они с Костей и с Костиной мамой заказывали сладость в Химках. – А можешь остаться? как ни странно, ни на что не рассчитывая, спрашиваю я. Он уже собирался идти, но теперь с двойным любопытством глядит на меня. – Нет, не могу, – может быть, мне показалось, но произнес это Герман с разочарованием. Или я хочу, чтобы так было? Ведь я же не думала, что следует он за мной только для того, чтобы вернуть потерянное. – Гости ждать не будут, – усмехается, поведя стройными плечами. Обходит меня, его удаляющиеся шаги не дают покоя. Я резко разворачиваюсь посмотреть, как его длинные ноги ступают по каменной кладке. Руки все еще ощущают прикосновения его пальцев, когда он отдавал мне заколку. – Герман? внезапно даже для самой себя окликаю его. А он не оборачивается. Не идет дальше, но и на меня не смотрит. В точности, как я, несколькими минутами ранее. – Покуришь со мной? Всего пять минут. Хотите верьте, хотите нет, но я его улыбку могу прочувствовать. Как самодовольно растягиваются пухлые розовые губы, как в голубых глазах вспыхивают искорки азарта. Все мужики мудаки, некоторые просто выглядят, как ангелы. И последние, кстати, – мудачье конкретное. Если надеется на еще один недопоцелуй , то уж хрен ему. У Германа крылья выросли. Он в мою сторону летит, у него губы подрагивают от предвкушения, наверное. – Просто покурим, – напоминаю я. – Да я понял, – отзывается мелодичным голосом официант, – не дурак. Не дурак однозначно. – Жаль только, что ты куришь, – говорит, когда ведет меня по тропинке. – Почему это? со смешком отвечаю. Что плохого в курящих девушках? Мы пришли к небольшой старой лавочке со стёртой краской, на которой тут же Гера (нравится мне это уменьшительно-ласкательное) развалился. Достает пачку сигарет, я следом вытаскиваю из блестящей сумочки свои [«Davidoff »]. – В курящих девушках ничего плохого нет, – философствует, выдыхая дым. Красивые, – акцентом украшает это слово, – курящие девушки это нехорошо. Это проблема. – Тебе столько лет-то? смеюсь, стряхивая пепел кончиком пальца. – Двадцать, – с гордостью улыбается. Боже. На пять лет я старше этого мальчика. В какой момент мне перестало быть восемнадцать? Только вчера ведь школу заканчивала. Время летит так стремительно, что подохнуть хочется от этой скорости. От скорости все погибают. – А тебе сколько? осторожно неуверенно спрашивает Гера. Я думаю, правду ли сказать. Может, отшутиться? – В матери тебе гожусь, – говорю, и начинаем вместе смеяться. Дальше так и курим: смеемся, затягиваемся, переглядываемся, снова смеемся. – Лолита меня зовут, – представляюсь через минуту. Гера задумчиво кивает. – Хорошее имя, – держит между пальцами сигарету, которая почти уже до конца выкурена. Красивое. Мой новый знакомый наклоняется и тушит ее об железную урну, бросает в нее окурок, а потом закуривает новую. От моей осталась половина, и я выдыхаю в теплую летнюю ночь дым. Много дыма. Мне хорошо сидеть здесь – на лавке, где, как мне стало ясно , отдыхает персонал отеля. Я не хочу возвращаться к гостям, которые говорят ни о чем – деньгах, деньгах, деньгах... Ни о чем. – Вообще-то, мне нельзя находиться здесь с тобой, – слабо отзывается высокий молодой парень, глядя на меня сверху вниз. – Точнее, гости обычно курят в другом месте. Мне даже нельзя было хватать тебя за руку и отводить в сторону, но невеста готова была на тебя наброситься, и я испугался. Чувствую, выговор я получу конкретный. Шампанское уже ударило мне в голову. Поздно меня уговаривать вести себя правильно. – И ты говоришь мне это только сейчас? – усмехаюсь, поправляя складки на коротком красном платье. – Сколько мы уже разговариваем? Десять минут? Пятнадцать ? – Киваю головой. – Тебя, наверное, оштрафуют. За то, что так повел себя со мной. Но мне понравилось. Он оглядывает всю меня робким взглядом. Герман слишком хороший, не мой тип мужчин. – Оно того стоит, – наконец, отзывается, затягиваясь вновь. В униформе официанта он не выглядит блеклым, как его коллеги. Напротив, – выделяется. Красивый. Очень красивый. – Сегодня моя подруга выходит замуж, – выбрасываю бычок и поднимаю глаза вверх. – Так много гостей, угощений, музыкантов, а мне почему-то хочется быть тут. Гера поднимается на ноги , вскидывает глаза к ночному небу, полному ярких звезд. Выкидывает через пару мгновений бычок. – Ты должна быть со своей подругой сейчас, разве нет? – Ты хочешь, чтобы я ушла? – Я этого не говорил, – он переводит взгляд голубых глаз на меня. Пьяным голосом я заявляю: – Богатые люди избалованные и испорченные, ты так считаешь? Улыбнувшись, Герман глядит на свои длинные изящные пальцы, сплетенные вместе. – Я так не считаю, – через полминуты отвечает он, качнув головой. – Но ты, и правда, избалована и , как мне показалось, слишком любишь себя. Я откидываюсь на старую облезлую лавочку и складываю руки на груди. Уверена, выгляжу я смешно, однако приятнее считать, что у меня важный вид. – А что плохого в том, чтобы любить себя? – Ничего. Если ты не задеваешь этим других. Фыркнув, я подсаживаюсь ближе к нему, к краю лавки. Мое колено касается его ноги. Он возвышается надо мной, внимательно оглядывает. – И чем же тебя задела моя чрезмерная любовь к самой себе? Он изгибает бровь. Губы сами расплываются в улыбке. Мы находимся слишком близко друг к другу. Даже в темноте я могу вновь перечитать имя на его бейдже. Герман. Герман. Герман. – Знаешь, мне действительно нужно возвращаться к работе, – и когда парень выдвигает колено вперед , я хватаю его за руку, чтобы задержать. Он ведет плечами. – Что? – Принеси мне виски. Усмехнувшись, Герман вырывает свою ладонь и направляется вперед по заасфальтированной дорожке. – Почему ты уходишь? Он оборачивается всего на секунду, чтобы развести руки в стороны и сказать: – Потому что это моя работа, Лолита. И я за нее получаю деньги. Парень оборачивается обратно, но мне удается его остановить своим ответом. – Перестань бояться. Это всего лишь работа! – говорить я, наверное, должна тише, но из-за алкоголя в крови не получается. – Ну, уволят тебя... ну и что? Герман возвратился обратно. Он упер ладони в бедра, глядя на меня с прищуром. – Ты не знакома с финансовыми проблемами, а твоя жизнь расписана на годы вперед, – Гера приглаживает свои волосы на голове. – Тебе легко говорить. Тяжело вздохнув, изображаю печаль. Я так долго смотрю на него, что, кажется, скоро он в конец смутится. – Вовсе нет, – отзываюсь тихо. – Ты ничего обо мне не знаешь. Я бы за это выпила, но, – пожимаю плечами раздосадовано, – ты так и не принес мне ничего. Поджав губы, Герман медленно высвобождает нижнюю и прикусывает ее, словно о чем-то задумавшись. Он говорит быстро и четко: – И ты тоже ничего не знаешь обо мне. Однако через минуту, наполненную молчанием, звуками громкой музыки и шелестом листьев, его слова в моей голове звучат грустно. Так, будто счастливая улыбка на его прекрасном лице – просто маска. Так, будто ему однозначно есть, что скрывать. – Так давай выпьем за это, – беру себя в руки. Смех выходит не очень живым. – Неси виски. Даже хорошие музыканты не смогли спасти этот вечер. Амина в состоянии алкогольного опьянения обвила шею лучшего друга Кости, Игоря. М не со своего места было видно, как они смачно целовались на веранде. Ведущий, заметив это, старался, конечно, смягчить ситуацию. Шутил, что Амина немного спутала Игоря с Костей, но смех это не вызвало ни у кого из присутствующих. Я наблюдала за Германом он стоял в другом конце зала и ни разу на меня не взглянул. Бутылку виски от него я так и не получила. Б ольше напоминать не стала. Наверное, он принял меня за глупую дурочку, готовую отдаться любому, как только выпьет лишнего. Но пью я только самый лучший алкоголь дорогой. – Это просто пи*дец , – комментирует ситуацию Нина, когда мы курим на веранде, сидя на белых диванах. Я согласно киваю, усмехаясь. Блин, это, правда, просто ужас. В зале продолжаются разбирательства. Я этого даже слышать не хочу, знать не хочу, что у нас там. Завтра утром Амина обзвонит всех подружек, чтобы пожаловаться, какая она несчастная. Сама свое счастье просрала , а потом окажется, что виноват кто-то из нас. Или Костя. Или мама Кости. Или двоюродная тетя из Петербурга. Да кто угодно, только не Амина. Вика со своим мужем под руку дефилирует мимо нас, поглядывая в стекла дверей зала. Всем интересно, чем все это кончится. С улицы по лестнице на веранду взбегает Кристина (она тоже в восьмерке). У нее смешная фамилия, о которой она никому почти не говорит, кудрявые рыжие волосы, большие каре-зеленые глаза и если честно, очень длинный нос, который все портит. Ведь девка-то красивая. – Лола? произносит она громко и бьет меня по плечу. Я гляжу на нее, осознавая, что сегодня подруга изрядно напилась. Вот скажи, – ставит бокал белого сухого на круглый столик рядом с ней, – я хороший друг? Мы с Ниной замерли, я чувствовала спиной, как девушка не успела донести бокал с вином к губам. Чем может обернуться наш ответ? Зная Кристину, она может закатить скандал, если ответ будет «неверным». – Эээ, – мнется Нина, – в прошлый раз, когда ты задала подобный вопрос, оказалось, что ты спала с Костей Спорим, сейчас Амина в туалете орет на мужа, припоминая ему этот факт, который она, ну сто процентов, не забыла. Наверное, кричит, что она же его простила за секс с подругой, и подругу простила за обстоятельство двухлетней давности. А правда же: простила, вроде. И Костя бы, может быть, и не устраивал бы сцен, если бы не было свидетелей злосчастного поцелуя. Но все видели: друзья, родственники, коллеги по работе. Родители, в конце концов. Все. И завтра, или , скорее всего, уже сегодня новость облетит половину Москвы. – Я целовала бармена! признается Кристина на эмоциях, и тут же ладонями себе закрывает рот. Отводит их только, чтобы досказать: – А он женат. Сам сказал. Нина ржет, и ясно почему: по пьяне трахалась с чужим парнем, а тут с ума сходит ее совесть, когда просто поцеловала чужого мужа. – Вы ж целовались просто, – все еще смеясь, говорит Нина, приглаживая пушистые светлые волосы. Да ты и не знала же, что у него жена есть. Кристина принимается интенсивно качать головой из стороны в сторону. – Что? хором интересуемся мы с Ниной. – Лизазова ! давит на Кристю подруга. Кончай в молчанку играть! Не до этого сейчас! Допиваю свой двойной виски до дна и поднимаюсь с дивана. Не хочется мне знать, что там дальше будет сказано. У меня своих проблем куча, и их решать нужно. Пора бы позвонить маме, может, сжалится надо мной и скинет деньги на карту. Я себе новую завела, не заблокированную, но смысла в ней пока нет, потому что и средств на ней нет. Чтобы укоротить путь, я прохожу через газон к посту охраны. Они не задают никаких вопросов мне, но заваливают ими своих сотрудников, что уже переоделись, но запах кухни и пота выдает их. В самой будке вижу охранника, проверяющего сумку одной из работниц. Шлагбаум перекрывает почти весь выход; через оставшееся свободное место вместе со мной выходят еще человек десять, а так же та девушка, что вывалила содержимое сумки на стол секьюрити. Она бросает на меня взгляд, прежде чем скрыться за дверью машины. Когда девчонка ее захлопывает, я прикрываю глаза и касаюсь двумя пальцами лба. Забыла такси вызвать. Черт. Пошатываюсь от огромного количества выпитого. Мне плохо. Действительно плохо. – Все нормально? Это должно быть голос какого-нибудь крутого певца но не голос официанта, нет. Мм ? Я не отвечаю, сраженная его внезапным появлением, и поэтому он сам встает передо мной, чтобы заглянуть мне в глаза. – Все хорошо? вновь спрашивает Герман. Я сглатываю и хмурю брови. Теперь он в гражданской одежде, а не в этой ужасной униформе. На нем серая футболка с черным принтом и светлые джинсы. По коротким волосам так и хочется провести ладонью. – Почему ты не вернулся? с трудом скрещиваю руки на груди, зажав под мышкой яркий клатч. Немного безразлично Герман пожимает плечами. – Ты злишься, потому что не вернулся я, или потому что я не вернулся с алкоголем? На миг мои глаза расширяются, хлопаю ресницами, словно идиотка , пытаясь найтись с ответом, пытаясь понять вопрос. До меня доходит не все; не тогда, когда я влила в себя три с половиной бутылки вина, один двойной виски и полбутылки водки. Мои щеки, уверена , красные. Я выгляжу плохо. Не в том смысле «плохо», вроде так хреново , что ни один нормальный парень не подойдет. А в том смысле, вроде «ну ты же можешь быть красивее». И без запаха изо рта. Фуу. – Я вызываю такси, – вынимаю смартфон, совершенно не представляя, какой номер набирать. Поднимаю вновь взгляд на Германа: – Сколько стоит из Лобни в Москву ехать? Гера, растерянный, мекает и бекает , не зная, видимо, что мне ответить. Он чешет затылок, морща нос. – Если честно, я не в курсе, я же здесь пока живу. Пока? А, вообще, он откуда? Из Саратова? – Ты можешь пройти к ресепшену , и там тебе помогут вызвать такси, – говорит парень, поджимая губы. Нерешительно он подходит ближе и прячет ладони в передних карманах джинсов. А почему тебя интересует сумма? Я думал Как бесит, когда лезут не в свое дело! Рычу на него, сжимая смартфон в ладони от злости! – Не твое дело, понял? Охрана отеля обращает на нас внимание; один громила что-то говорит другому, склоняясь к его уху. В этот раз я шиплю, желая говорить тише: – Родители меня без средств оставили, ясно? Тычу в него пальцем, и парень вскидывает руки вверх, заливаясь смехом. – Ладно, ладно, все хорошо, честно Эмм прости? Вновь скрещиваю руки и кошусь на Германа, полуобернувшись от него. – Слушай, если у тебя нет денег на водителя, может – затыкается, когда я сверлю его взглядом, но решается через секунду продолжить: – может, останешься у меня? Я снимаю квартиру, все прилично, чисто, – говорит торопливо, будто опаздывает. А завтра утром уедешь домой на метро. Ох, это слово. Метро. Мне, как будто, больно сделали. Пыталась хоть сегодня забыть о том, что вскоре нужно искать работу, а так как у меня нет своего авто, придется ездить на метро. На метро! Ааарр ! – Что? непонимающе качает головой Гера. – Что? отвечаю в той же манере, разведя слегка руки в стороны. – Ты так посмотрела, я подумал, ты хочешь меня убить. Не договариваясь, ничего не обговаривая, мы вместе начинаем идти по каменистой земле. Я то и дело спотыкаюсь на своих каблуках. – Отчасти это правда. ГЛАВА 3. Счастье быть благодарной Лолита По утрам голова ужасно болит, когда выпьешь много плохого алкоголя. Болит так, что вот-вот, будто расколется, черт возьми! У меня такого давно не было, я всегда слежу за качеством спиртного, которое употребляю. Это значит, что , несмотря на высокое положение в обществе родителей Амины и Кости, алкашка у них паленая была. По-другому я сказать просто не могу. Когда отрываю голову от подушки, мало того, что все перед глазами двоится, так еще и тошнит. О, Господи. Меня тошнит. Только не это. Не сейчас. И вообще где это я? Первое, на чем концентрирую взгляд это вентилятор. Как я это слово-то вспомнить смогла? И дело не в моем плачевном состоянии, а в том, что я эту штуку в последний раз в дешевом российском сериале видела. Как выключить этот ужас? Внизу на длинной белой палке синие кнопочки. Нажимаю на одну из них и это недоразумение вертится из стороны в сторону. Нажимаю на первую – фух , выключился! А теперь бы понять Аааа! Аааа! Я ведь дома у того самого официанта, который вчера обслуживал нашу свадьбу Д окатилась! Не помню, зачем я пришла сюда. Для того чтобы убедить себя, что между нами ничего не было, проверяю свое тело на наличие нижнего белья. Хоть это и не дает полной гарантии, но я радуюсь, что одета в платье. Так и заснула, значит. Оборачиваюсь назад. Позади спинка старого дивана, ничем не приметного, кроме нескольких дырок в нем от зубов. Возможно, здесь живут кошки. Комната небольшая. Слава Богу, ковров на стенах нет. Длинный узкий стеллаж напротив забит книгами, но названия прочитать не удается буквы, то большие, то маленькие; то вверху, то внизу. На стене справа окно, занавешенное серыми шторами, из-за этого в комнате по большей части темно, однако светящийся телевизор позволяет все вокруг рассмотреть. Изображение есть, а звука нет. Я же у Геры, верно? А где он тогда? Дверь ведет, не знаю куда, но мне ужасно это интересно. Тем более , что до меня начали доноситься звуки кухни: посуда гремит, закипает чайник, кто-то матерится, обжегшись Благодаря знакомому голосу я уже не чувствую себя такой растерянной. Поднимаюсь с дивана, сбрасывая теплый синий плед (очень мягкий, кстати говоря), и делаю пару шагов вперед. Падать не падаю, но голова не на шутку кружится. Пальцами обеих рук хватаюсь за виски. Боже, что-то мне совсем нехорошо. – Доброе утро, – позитивно здоровается парень. По голосу слышу, что это «он», но из-за того, что мне х*рово , не сразу опять же понимаю, что это Герман. Официант. Который вчера поцеловал меня ну, почти в щечку. П ускай так будет. Меньше совести мучатся. Опускаю руки вниз, концентрируя взгляд на его серой футболке, обнажающей руки. Они довольно накачены. Неожиданно. Через футболку проглядывает пресс. Мышцы это визитная карточка двадцать первого века. Прочищаю горло, кивнув. Решаю проскользнуть скорее в ванную мимо него, но несколько резких движений вновь вызывают кошмарную боль. – Оой ! – хватаюсь теперь за затылок ладонью. Герман, будучи обеспокоенным, сгибает колени и наклоняется, вглядываясь в мое лицо, которое мне бы хотелось спрятать за длинными волосами. – Что случилось, Лола? Тебе плохо? – Перепила, – хрипло отвечаю, поджав губы. У тебя не будет пару таблеточек аспирина? Гера начинает бегать по квартире, открывает то один, то другой ящик. Я только и успеваю следить за его перемещениями. Наконец, найдя то, что искал, он , улыбаясь, приближается ко мне со стаканом воды. Хочется спросить, а профильтрована ли, но я сама-то прекрасно знаю, что нет. Другого-то выхода у меня нет придется пить. Гера забирает у меня стакан из рук, кладет его на столик рядом с собой и помогает мне неторопливо опуститься в кресло. – Тебе лучше? присев на корточки, смотрит на меня сверху вниз. Улыбаюсь слабо, но уверенно: – Лучше. Правда. Вид у меня в любом случае не самый здоровый. Не знаю, когда в последний раз я оставалась спать пьяной в хлам в платье, которое было надето накануне. И уж точно ни разу мне не приходилось просыпаться где-то в Подмосковье у человека, что прошлым вечером накладывал моим приятелям еду. – Я буквально вижу, как у тебя винтики в голове крутятся, – посмеиваясь, комментирует Герман, крутя пальцем в воздухе. Я обращаю внимание на его пальцы: они у парня длинные, ногти аккуратно подстрижены, маникюра, конечно, нет, но это не делает его руки менее красивыми. Вены на тыльной стороне ладони особенно заметны. Глаза поднимаются чуть выше туда, где эти синие линии на руках, словно специально выделены. Природа постаралась. – Лолита? окликает Гера, проследив за моим взглядом. Он опускает голову так, чтобы видеть меня, так как я нагнула ее, задумавшись о своем. – Мм ? выхожу, наконец, из ступора. Что такое? – Может, пойдем все же есть? Я ужасно голоден. После завтрака мой приятель, который оказался весьма добродушным человеком, моет посуду, убирает всю свою крошечную квартиру. Точнее квартиру, которую он снимает. А я лежу на диване, щелкая каналы с помощью пульта. Не то чтобы меня устраивает такое все это , просто уже почти полдень, а это значит, что жара обняла крепкими объятиями всю Москву. Искать работу в такой день совсем не хочется. Я лежу в этом красном платье, которое я уже ненавижу и готова выбросить в окно, но, к сожалению, надеть мне больше нечего. – А откуда ты приехал? Ты же не москвич, да? от скуки начинаю допрашивать Германа. Он пока пыль с полок вытирает. – Нет, я из Архангельска. Знаешь про такой город? – Знаю, что это не Москва, – говорю я, а он прыскает со смеху. – Я заметил одну очень интересную деталь, – сказав это, Гера оборачивается ко мне с желтой тряпкой в руке, – вы, москвичи, не интересуетесь ничем, кроме самих себя, и местом, где обосновались. Я фыркаю, глядя на экран телевизора: Том Круз , попав в перестрелку, тащит за собой Кэмерон Диаз. Понятия не имею, что это за фильм, да и Том мне никогда не нравился. – Просто мы не любим тратить жизнь на глупости. – Конечно, – саркастично отвечает Герман. Вы тратите ее на деньги, деньги и еще раз деньги. – Мы их зарабатываем, – парирую, начиная злиться, но все смотрю на экран. – Да-а , – смеется парень, растягивая слова, – особенно, ты. Терпение лопнуло, и я, нажав на кнопку выключения, бросаю пульт на диван рядом с собой. – Ты что себе позволяешь, а? Думаешь, если я тебе, будучи пьяной, рассказала, что ни разу в жизни не работала, теперь можешь троллить меня? Бросив тряпку, Герман скрещивает руки на груди. – Троллить ? А ничего из богатой русской речи не нашлось в твоем лексиконе? Вскидываю руку и указываю наглецу на дверь: – Вон отсюда! Не сразу понимаю, почему Герман заходится смехом, но он берет вновь тряпку в руки и продолжает незаконченное дело. Смеется все время, пока я сижу напротив него, готовая врезать ему. – Я здесь живу, Лола. Точно! Идиот чертов. Какой-то официантишка будет со мной так разговаривать Д а я таких со стольких ресторанов увольняла в свое время! Да я же я же Черт! Где мои туфли? Обуваюсь так быстро, будто по мою душу бежит гигантская охотничья собака. Герман вылезает за мной в коридор. Молча, он глядит на то, как я впопыхах собираюсь. Специально, чтобы он видел, проверяю все ли на месте в моем клатче. Хочу, чтобы это оскорбило его. – Мой папа, конечно, не бизнесмен, но до воровства я никогда не скатывался, – абсолютно спокойно отзывается тот. Я опускаю руки, полуобернувшись к нему. Уже обутая , вещи свои собрала , а выйти не могу. Все стою и смотрю на него, потому что стыдно. Ужасно стыдно. Он на меня не закричал, скандал не устроил, но на место быстро поставил. Наверное, лицо у меня красное от гнева, однако и от этого быстро отхожу. Через минуты две-три открываю дверь и покидаю квартиру Германа. Ожидая лифт, думаю, куда же мне податься. Делать я ничего не умею, в кошельке всего триста рублей. Не знаю, хватит ли этого на проезд? Мне же до Пушкинской добраться нужно? Как не хочется ехать в метро, нюхать, как воняют другие потные люди, смотреть в их ничего не понимающие лица {Да ты как будто сама много понимаешь } А может ? Что же я сразу об этом не подумала?! Счастливая , выбегаю из подъезда, набирая Артема, личного водителя, которому отец когда-то доверил мой маршрут. – Тема, привет! радостно восклицаю в трубку, пока шагаю по неровному асфальту, выходя на тротуар. Слушай, забери меня из Лобни, а? Очень прошу! А сама думаю, как платить ему буду. Отец-то с ним рассчитался, когда увольнял неделю назад. – Извините, Лолита Микаэловна , но папа ваш строго-настрого запретил вас куда-либо отвозить, – доносится до меня его строгий голос, а потом откашливается и, извинившись вновь, здоровается. В отчаянии предлагаю ему то, что дать не смогу деньги. – Слушай, Тем, я тебе заплачу. У меня есть! Ложь, ложь, ложь! – Извините, не могу, Лолита Мик Прекрати же ты меня так называть, придурок – Но папа же уволил тебя, – перехожу на рычание. Какая разница, что он тебе сказал, прежде чем свалить в свой гребанный Рим?! Молчание, а после монотонный тембр, какой у Темы был всегда: – Не уволил. Другую работу дал. На Елизавету Артуровну я теперь работаю. На сестру мою двоюродную, что ли?! Вот же блин Д а не мог так родной отец со мной поступить. Не мог же ведь. Обидно до слез. Моего водителя этой мымре долговязой отдал. Бросаю трубку, ни ответив, ни попрощавшись. Черт, как же меня все достало, хотя ничего и не начиналось даже. Нужно было остаться вчера до конца, и кто-нибудь из своих бы подвез. Хотя кого я называю «своими»? Людей, которые бросят, когда нужна помощь? Но потом мне в голову приходит идея: если Тема теперь с Лизой, то она может за мной приехать Правда, мы с ней не очень ладим, однако я точно знаю, что ей предки не разрешили вчера отдыхать на свадьбе Амины и Кости (и вовсе не зря!), так что этим вполне можно воспользоваться. Продолжаю идти, понимая, что каким-то образом оказалась на автобусной остановке. Лиза поднимает трубку после четвертого гудка. Не даю ей ничего сказать. – Сестренка, ты представить себе даже не можешь , что вчера было на свадьбе наших голубков! – объявляю громко, с выражением, чтобы посильнее ее заинтересовать. Парочка человек, стоящих рядом, поглядывают на меня с возмущением. Да пошли вы – Привет-привет, – певучим голоском говорит крашенная длинноносая девушка. А ты, знаешь, мне уже все рассказали Могу поспорить, что сейчас она пьет свой дорогущий кофе, катаясь по улицам Москвы. Как же заставить ее приехать сюда? Идти на крайние меры вранье ? Ну, мне конечно, не в первой – А тебе рассказывали, как Амина с девчонкой целовалась? когда эта фраза вылетела из моего рта, я уже пожалела успокаивает только то, что Лиза Амину до смерти боится: они однажды подрались так, что первой зуб выбило. Но это и хорошо в данном случае: Лиза, несмотря на то, что они с подругой моей помирились, ненавидит Костину жену до беспамятства. Вот поэтому ее следующая реакция меня даже не удивляет: – Фотки есть?! – Фоток нет, но могу тебе все в красках рассказать, если встретимся. С энтузиазмом Лиза восклицает: – Так давай встретимся! – Ты знаешь, – копирую ее манеру речи, – а я сейчас в Лобне, поэтому Меня перебивают на полуслове: – Мы с Темой через полчаса будем. Ты на Поляне , в том районе, где [«Мона »] находится ? Ага, на Поляне. И очень довольна! *** Мы доезжаем до ресторана «Варшава», и Артем открывает для меня дверь; на его непроницаемом лице мне ничего не вычитать. Лиза уже ждет у входа, поправляя свою полупрозрачную лиловую блузку. – Только я тебе ничего не рассказывала о том, что застукала Амину ну, ты поняла, – шепчу я, когда мы проходим вовнутрь. Лиза оказалась добродушнее, чем я предполагала, заехала ко мне домой, чтобы я смогла переодеться. – Конечно-конечно, – шепчет сестренка в ответ, прикрывая рот маленькой красной сумочкой. Никому не расскажу. Прости, Амина, конечно, твоя подруга, но вот не могу не позлорадствовать. Я перевожу на нее взгляд, когда мы оказываемся в просторном зале. Администратор, миловидная женщина средних лет в бежевом платье с глубоким декольте. Большая грудь выглядит упругой это однозначно силикон. Улыбаюсь Лизе, размышляя о своей лицемерности. О своей, так называемой, дружбе. А, может, этот город проклято? Может, мы здесь все такие? За столиком в самом центре нам подают меню. Мне нравится это место: здесь всегда царит приятная атмосфера и играет ненавязчивая тихая музыка. Обслуживание, кстати, на уровне. – Я позавчера здесь ела суп из мидий, – оценивающим тоном изрекает Лиза. Очень даже неплохо. Я таким похвастаться не могу. Увы. – Давай его и закажем, – улыбаясь натянуто, закрывая меню. Лиза кивает, подперев рукой подбородок. – Да, легкий перекус, – она вскидывает свободную ладонь, подзывая официанта. Композиции здесь звучат хорошие, обволакивающие , а гости говорят совсем негромко, что можно услышать надвигающиеся шаги. Определенно мужские. – Добрый день, – первой здоровается сестра, перебирая пальцами кудрявые волосы. Нам, пожалуйста Дальше я ничего не слышу, поскольку сама поднимаю голову, чтобы взглянуть на человека, обслуживающего нас. А он, похоже, ничего не записывает, потому что тоже, распахнув широко глаза, таращится на меня. Это Герман. ГЛАВА 4. Ночь прошла последствия остались Лолита Наверное, связаться с Лизой было плохой идеей, поскольку она вполне может стать свидетельницей моего позора. А завтра, об этом будут знать все наши знакомые, все значимые люди богатого общества, вокруг которых заострена моя жизнь. К счастью или к сожалению, но для меня нет ничего важнее, чем мнение тех, кто имеет влияние здесь, в никогда не спящем городе. – Что ты здесь делаешь? процеживаю сквозь зубы достаточно тихо меня определенно не слышно за соседним столом, но двоюродная сестра, могу поспорить, улавливает каждое мое слово. Запоминает жестикуляцию, мимику, минуту моей слабости, волнения. Потом она использует это как оружие против меня самой. И даже подозревая о будущих проблемах, я не могу остановиться, не могу молчать. Почему эта жалкая прислуга здесь? Он следил за мной? Разве это возможно? Но буквально пару часов назад мы оба были в его квартире, а сейчас – в одном ресторане, но лишь один в качестве гостя. Снова. Герман явно напрягся. Он растерялся. Переводит взгляд с меня на сестру. Та вслушивается, наверное, даже в мое взволнованное дыхание. – Ты за мной, следишь, что ли? Парень стоит, как вкопанный, однако молчит. Ни слова не сказал. – Отвечай! Следишь? Теперь уже и другие гости [«Варшавы»] поворачивают в мою сторону свои любопытные головы. – Потише , потише – говорит, наклоняясь, Лиза. Ты что творишь? Хочешь к себе внимание привлечь? Герман так ничего и не ответил. Я ему готова череп проломить. Сама понимаю, что основная вина на мне, что нужно быть сдержанней, умней, но не хочется В сю ответственность за произошедшее сваливаю на официанта. У того глаза огромные а ведь какие роскошные у него глаза – Нет, – наконец, медленно выговаривает парень. Конечно, не следил. После того как мы расстались, я не знал, куда ты пошла, ты ведь не оставила номер телефона или Замолчи! Замолчи! Замолчи! У меня внутри кричит даже печень, что Герману стоит заткнуться сейчас же. Лиза ахает, она театрально прижимает ладони ко рту, счастливых искорок в ее взгляде не скрыть. Можно понять, о чем думает эта рыжая идиотка. – ЭТО твой новый друг? говорит сестра, указывая большим пальцем на официанта, стоящего перед нами. Герман смотрит на палец Лизы так, словно хочет его сломать. Но сдерживается, что хорошо для него. Лиза произнесла первое слово в своем предложении («ЭТО») так, будто Гера прокаженный, а не просто человек из отнюдь не высшего света. – Нет, мы не друзья, – встревает Герман, – просто Лола провела ночь в моей квартире в Лобне. Мне кажется, сестра упадет со стула. Она не просто шокирована, она, возможно, завопит от радости поделиться сенсационными сплетнями с подружками за чашкой мокко. – Ты только подумай, – бормочет она, глядя мне в глаза, ни разу даже не моргнув. – Я не спала с ним! первое, что приходит мне в голову, выпаливаю я. Лиза разражается смехом, и теперь большинство людей в зале наблюдают за нашей компанией. – Не спала! кричу громче, как будто так заставлю сестру перестать ржать. Даже не верится, что мы с ней связаны родственными узами. В этот раз Герман молчит, он не пытается ее уверить в том же, что и я. Его роль выполнена. Теперь он может коварно и победоносно ухмыляться мне, собственно, что он и делает. – Идиот! взмахиваю руками, вставая с места, чтобы побежать вслед за Лизой, которая направляется к своей машине, продолжая хохотать, как полная дура. Прежде чем выйти и ресторана, я разворачиваюсь и показываю Герману средние пальцы обеих рук. – Надеюсь, тебя уволят! ору я в отчаянии. И из [«Моны »] тоже! Каблуки стучат об асфальт, пока я бегу, что есть силы к автомобилю, в который уже садится Лиза. На парковке несколько зевак с интересом на меня глядят. – Подожди, – прошу ее, выдохшись. Придерживаю дверь, не давая сестре ее закрыть , как только она залезает на заднее сидение стильного авто. Пожалуйста, подожди! говорю громче, и она, наконец, поднимает на меня свои коровьи глаза. Мы несколько минут просто смотрим друг на друга: я на нее – со страхом, она на меня с вызовом и жалостью. Знаю, что вызвала у нее отвращение к себе. Костяшки пальцев у меня побелели, сами пальцы болят от того, что я намертво ухватилась за ручку. – Пожалуйста, – с чувством начинаю, – пожалуйста, Лиза, умоляю тебя, никому не рассказывай! Никому не рассказывай! Я клянусь тебе, ничего не было. – Если ничего не было, чего же ты боишься? медленным уверенным тоном отвечает та. Конечно, в ее руках преимущество надо мной. – Я боюсь того, что никто мне не поверит. Вздохнув, качаю головой. Я была пьяна, понимаешь? Сильно пьяна. Герман предложил остаться ночью у него, а утром отправиться домой. Лиза хмыкает: – А на такси почему не поехала? Стыдно говорить правду. Очень стыдно. Но еще хуже то, что она думает о моей связи с этим мальчишкой. – Денег не было! выкрикиваю я так, что водитель подскакивает на месте. Довольна? Да, вот так я теперь живу, никто больше меня обеспечивает, отец деньги обещал не присылать, карточки заблокировал. Сказал, что пора становиться самостоятельной, пора работу найти. Лиза, по всей видимости, устала меня слушать. Она отцепляет мою руку от дверцы автомобиля, хоть я и пытаюсь этому помешать, и после велит Андрею уезжать. А когда машина дает задний ход, я быстро отхожу назад. Окно со стороны Лизы опускается. Последнее, что я вижу, прежде чем «Ауди» выезжает с парковки, это то, как улыбается мне сестра победоносно. Я всегда была лучше нее, а сейчас упала в ее глазах. Чуть ли не на коленях у нее стояла. Я. Не могу поверить, что теперь {это } моя жизнь. *** Знакомый шлагбаум в бело-красную полоску встречает меня у входа в бутик-отель. На ровном асфальте передо мной стоят трое высоких охранников все темнокожие брюнеты из ближнего зарубежья. Пропускают меня, как гостью, но один из них, видно, самый старший, что-то проговаривает в свою рацию. Потратила три сотни из последней тысячи, чтобы добраться сюда, дабы испортить жизнь одному выскочке. Все-таки ненависть к «мелкородью » у меня в крови. По гравийной дорожке навстречу мне бежит девушка со стрижкой каре, в черных обтягивающих брюках, белой рубашке и сиреневым платочком, обвязанным вокруг шеи. – Добрый день, – звучит ее мелодичный голос, когда она останавливается возле меня. Могу вам чем-то помочь? На бейдже я вычитываю, что ее зовут Маргарита, и она работает менеджером здесь, что вполне предсказуемо. Проводить вас в наш ресторан, или вы хотите заказать банкет? Снисходительно ей улыбаюсь. Вот наивная. – Ни то, ни другое, – говорю я, продолжая идти вперед к зданию, где, как уже знаю, находится ресепшен. Хочу пожаловаться на банкет. Волнительное дыхание девушки, вызванное быстрой ходьбой с целью меня догнать, прерывается. И если бы не ее настойчивые шаги позади, я могла бы предположить, что она уже упала в обморок. – К-конечно , вы в п-раве , – заикаясь, произносит Маргарита. К-конечно. Она, возможно, курировала свадьбу Амины и Кости. А, может, и нет. Но в любом случае, Марго занимается мероприятиями, проходящими в [«Моне»], а значит, она переживает, что я какая-то гостья, не довольная банкетом, проведенным непосредственно ею. – А ч-что было не так? наконец, решается менеджер на вопрос, когда мы достигаем центральных дверей. Я бросаю взгляд на деревья невдалеке: с ветвей свисают искусственные белые ангелочки. Смотрится очень гармонично. – Один ваш официант испортил праздник, – почти незамедлительно отвечаю я. Знаете, грубил, хамил , рассказывал коллеге, неуместные в тот момент, анекдоты, а тогда, между прочим, жених с невестой исполняли свой первый свадебный танец. Заканчиваю свою речь, и Маргарита тяжело сглатывает, оглядываясь на стеклянные двери, обрамленные коричневой рамой. Я уже поворачиваюсь, делая шаг в их направлении, как менеджер ловит меня за руку. Она ловит мой взгляд, и, спохватившись, отпускает меня, принимаясь заламывать себе пальцы. – А какого числа, говорите, состоялся банкет? Я еще ни-че-го по этому поводу не говорила. Но, улыбнувшись снова, моргаю и выдаю: – А вспоминать даже не нужно. Позавчера это было. Во-о-он в том зале, – пальцем показываю на здание напротив, скрывающееся за деревьями и большой вырезанной из дерева шишкой. – Бал Рум , – шепчет Марго про себя, заливаясь румянцем. Вот блин. Она опустила глаза вниз, задумавшись. А я твердо решила, что мне нужно пообщаться с главным администратором. Но Марго вновь останавливает меня в этот раз словесно, – не давая пройти к заветной двери. За нею гости пьют кофе, сидя, по виду, на весьма комфортных диванах фиолетового цвета. Листают журналы, общаются, расплачиваются с официантами, принесшими гостям чековые книжки. – Это я ответственна за мероприятие в субботу – она замолкает, приоткрыв рот. Как мне к вам обращаться? – Лолита, – коротко отвечаю я. – Лолита мы приносим свои извинения Прерываю ее на полуслове: – Мы это кто? – Я говорю, от имени всего персонала нашего отеля Мы просим прощения, если что-то было не так. – А я говорю от имени нашего стола! Мы остались недовольны, я хочу поговорить с тем, кто сможет мне помочь решить проблему. Маргарита поджимает губы, потом быстро хватается за момент, открывает передо мной массивную дверь, приглашая внутрь. – Давайте пройдем, присядем, я закажу вам чаю или кофе, и мы обо всем поговорим более подробно. Скривившись, показывая себя более внушительной, чем являюсь, я все-таки принимаю ее предложение. В частности, потому что в кармане у меня осталось всего семьсот рублей, нужно искать работу, желательно, ту, где платят сразу или хотя бы в течение недели. Не знаю, реально ли это в Москве. Но мне этого делать отнюдь не хочется, так не лучше ли убить время за порчей жизни кому-то другому? Присев на диван у дальней стены, я хватаю со столика брошюру, на которой изображены десерты от «Моны ». Каждая сладость подписана, а так же приведен ряд всех ингредиентов ко всем блюдам. – Ваш кофе, Лолита, – менеджер Марго лично принесла мне чашку черного крепкого без молока и с сахаром из ресторана. Она присаживается рядом, складывает ладони на коленях. – Давайте обсудим вашу проблему, – с завидным энтузиазмом начинает она. Но я быстро спускаю ее с небес на землю. – Нет-нет, – сделав глоток действительно вкусного горячего напитка , кладу чашку на блюдце, – давайте обсудим ВАШУ проблему. Прочистив горло, откидываюсь на спинку мягкой мебели. Ваш официант не предоставил элит-обслуживания , которым вы так хвалитесь. Не смотрите на меня так, Маргарита, – комментирую ее выпученные глаза. Я подготовилась прочитала информацию на официальном сайте бутик-отеля. Хочу сказать, что обложка не соответствует реальности. Не знаю, какими оказались другие официанты, но тот, что обслуживал наш стол, был весьма плох. Пусть это будет для вас уроком. Подбирать персонал нужно тщательней. – Да-да, мы понимаем, – быстро тараторит менеджер. – Вы не понимаете! перебиваю я, наклоняясь вперед. Но мне не дают договорить свою мысль: Маргариту отзывает к себе другая женщина, одетая почти точь-в-точь, как моя собеседница. Они что-то обсуждают несколько минут, пока я не решаю прислушаться, чисто от скуки. – Сказала, что уходит, – говорит женщина-блондинка лет сорока. Не соглашается выходить в четверг, как я ее ни просила. Говорит, зарплата ее не устраивает. Маргарита снова выпучивает глаза. Как я поняла, это ее обычная реакция на удивление. – Не устраивает? возмущается она чуть громче, чем положено. Три тысячи за банкет ее не устраивает?! Она в пятницу, знаешь, сколько чаевых домой забрала? Шесть с половиной тысяч! Блондинка поправляет свой сиреневый платок и пожимает плечами, оглядывая зал. Пальцами обводит контур своих губ, как бы раздумывая. – Не хочет Вера работать. Вот что я могу поделать? Марго, видимо, стоит на голову выше этой женщины, и разговаривает с ней приказным тоном. – Значит, уговори ее! Или другого официанта ищи, только хорошего! Тут мне вон, на одного уже жалуются – и глаза на меня скашивает. Блондинка округляет рот. – На кого?! – Потом скажу С ама пока не знаю Иди. Иди давай уже. Отпустив коллегу, Маргарита присаживается на свое место, не подозревая, что в моей голове зародился план. Мне нужны деньги им нужны работники. Мне нужны деньги срочно а отелю срочно нужен официант. Да, у меня нет опыта, и да, я терпеть не могу с какой-то стороны эту свою мысль. НО! Самое главное кроется в другом: Лиза расскажет всем в нашем кругу богатых, красивых и не очень красивых о том, что я, девушка высшего класса, сплю с официантом, а так же устраиваю дешевые разборки в знаменитых ресторанах. А я могу поспособствовать этой недоправде. Если мой отец узнает (а он вскоре узнает), что у меня роман с бедным парнем, обслуживающим гостей, что я сама работаю обслугой, то он непременно вернет мне мои деньги, машину, водителя, а, возможно, и сам решит, что им с мамой в Италии делать нечего! Он никогда не примет такого решения , если я, как он того и ждет, устроюсь на работу в какой-нибудь престижный офис, стану строить отношения с успешным армянином из хорошей семьи. Но папочка ведь не ожидает, что его дочь такая хитрая. Она даже может пойти на маленькие жертвы ради осуществления цели. А тем временем Марго продолжает неуверенно говорить, следя за моей медленно расплывающейся на губах улыбкой. Я задумчиво смотрю вперед, лишь через время опомнившись. – Ну, так что? спрашивает у меня что-то менеджер. Пройдемте? – Куда? мотаю я головой. – Как куда? В охранную будку, – спокойно отвечает Маргарита, но настороженно. Камеры смотреть будем. Столик свой покажете, официанта тоже, если имя не помните. Да нет, почему же, помню. Но только Герман, на самом деле, наш стол не обслуживал ведь. О камерах я не подумала как-то. И все же планы-то у меня поменялись, значит, я снова могу все обыграть так, что останусь в выигрыше. – Послушайте, Маргарита, – присев удобней и поправив юбку белого платья, счастливо улыбаюсь ей я, – а можно мы поступим по-другому? Заметив, что настроение, по неведомым для Марго причинам, у меня поднялось, менеджер сама начинает невольно приподнимать уголки губ. – Да? Я вас слушаю, конечно же. Я поднимаю голову и смотрю той прямо в глаза: – Я забываю о случае с плохим официантом, ужасным обслуживанием и его хамоватым, мягко говоря, поведением, а вы, – и с каждым моим словом девушка чуть наклоняется ближе, – берете меня на работу в качестве официанта, закрыв глаза на то, что опыта у меня совершенно никакого нет. Идет? Подаю ей руку для пожатия, а так же одобрения моего супер-предложения. Не трудно догадаться, что делает Марго: выпучивает глаза! Верно. Но руку она мне все-таки пожимает. ГЛАВА 5. Правила просты Лолита Девушка с длинными русыми волосами, которые заплетены в две толстые косы, похожа на школьницу из порно. Серьезно. На ней короткая черная юбка, белая блузка, под стать «моновского » официанта – сиреневая «бабочка». Пока она не надела на себя ни жилет, ни фартук, и просто натирает бокалы. Ей не хватает только огромных бантов в прическу, и можно спокойно идти сниматься в «[Brazzers ]» (прим. авт. известная кинокомпания, снимающая незамысловатые короткометражки эротического содержания). Я не запомнила ее имени то ли «Катя», то ли «Кира». У нее большие голубые глаза, и она пританцовывает, слушая очень громко Taylor Swift с помощью своего смартфона с разбитым экраном. – А с этим что делать? поймав ее взгляд, киваю на бледно-голубую кассету, в которой лежит целая куча столовых приборов. То-ли-Кира-то-ли-Катя фыркает. – Протирать тоже, конечно. Ты что, первый день работаешь? Я сжимаю в руках натирку, с ненавистью вдыхая запах сырости в этом гребанном баре. – Да, – отвечаю неохотно, принимаясь за работу. Сегодня действительно мой первый рабочий день в [«Моне»] и мой первый рабочий день вообще. Это ужасно. Это так противно, что у меня не хватает слов, чтобы выразить свое омерзение. Мама звонила вчера вечером из Рима, хотела узнать, как у меня дела. Голос у нее, при этом, был такой позитивный и радостный . Конечно! Она ведь там живет на всю катушку, тогда как мне приходится довольствоваться малым. Я жду не дождусь обеда. Говорят, официантов здесь не очень хорошо кормят и не в самых лучших условиях, но да, я опустилась до того, что готова съесть все, что угодно. Очень голодна! – Ооо , – свистит «порно-актриса». А у нас тут новенькие, Надь! кричит она, и, как по мановению, из сервисной кладовки появляется другая девушка маленькая, хрупкая и невзрачная, с серыми крохотными глазками, как у ребенка. Когда девочка открывает рот, чтобы засмеяться, замечаю, что нескольких зубов во рту у нее не хватает. – Ого, – оглядывая меня снизу вверх, произносит мелкая. Ну, ничего, и мы сюда приходили без опыта – Вот уже третий сезон трудимся! гогочет ходячая «порнушка ». Повернувшись к ней, я сужаю глаза. – Я ненадолго, вообще-то, – бурчу. Мелкая пьет воду из бутылок, выделенных специально для персонала. – Мы тоже так думали, – закручивая крышку, отвечает она. Я Надя, – она пожимает мою вялую руку, которую я, между прочим, не подавала ей. От ее уверенности в том, что я могу задержаться здесь некоторое время, у меня сводит желудок. И в этот раз я не чувствую голода. Просто зациклена на словах девчонок, и все. Нет, нет и нет. Мой план придет в действие, точно знаю. Да и деньги для меня сейчас лишними не будут. – Тебе сколько лет? не тактично и грубо спрашивает то-ли-Кира-то-ли-Катя. В высшем обществе таких вопросов ни в коем случае нельзя задавать. Но мне не нужно забываться я среди людей, которые скупают продукты на рынке. – Я сюда работать пришла, а не на вопросы отвечать, – бросаю, отвернувшись к кассете, продолжая натирать столовые ножи. Эти телки смеются надо мной, готовые напасть в любой момент. Шакалы. Они перекидываются фразочками , обсуждая коллег, перемывая кости каждому банкетному менеджеру. Какой «дружный» коллектив! – Да, выглядишь лет на двадцать, – все равно поднимает закрытую тему «порнушница ». «Да иди ты в **пу !», – хочется закричать мне, но я сдерживаю себя, напоминая о целях этого эксперимента. В этой ужасной униформе, которую никогда не думала, что надену, слишком жарко для июня месяца. Здесь душно и воняет. Я оставляю натирку на задней барной установке и, проигнорировав сплетни девиц, выхожу в длинный коридор. Но не успеваю и шагу ступить к служебному выходу, чтобы покурить, как дверь открывается, а навстречу мне идет парень, что знаком мне больше остальных. Он продвигается вперед с толстовкой в одной руке и спортивной сумкой в другой. Опустив голову, Герман, словно задумался о чем-то. Но когда вскидывает взгляд, то замечает оцепеневшую меня посреди коридора. Подойдя вплотную, Гера задерживается по пути в раздевалку. – Привет, – хлопая удивленно длинными ресницами, выдавливает он. Я не знаю, как это спросить Поднимаю руку, дабы он не продолжал. – Не надо, – смущенно усмехаюсь я. Просто прими, как факт. Его телефон вдруг взрывается звонком под песню {Нирваны } [«Smell's Like a Teen Spirit »].Но парень недоумевающе, с доброй, чуть завороженной улыбкой, изучает мое лицо и наряд. Он осматривает меня, как самого интересного человека, что ему довелось встретить за все время. – Ответь, – подсказываю я. Тогда Герман моргает, приближая лицо. – Что? Достаю из переднего кармана его черных джинсов торчащий смартфон. – Вот. Ответь. Герман быстро вырывает мобильный и, схватив меня за локоть, тащит в раздевалку. Там объясняется, помахав сотовым, который больше не звонит: – В конце коридора установлена камера. Нельзя светить телефоном штраф. – А, – только и выдаю я, и в несвойственной для меня манере, складываю ладони за спиной. Теперь Герман открыто улыбается. Но раньше я почему-то не замечала, что глаза у него невероятно душевные словно он из той редкой породы хороших людей. Он упирается локтем о стену возле вешалки, тем самым, нависая надо мной. Я вскидываю на него взгляд. – Ну, рассказывай, – тихо говорит парень, и мне почему-то это кажется очень интимным; кроме нас в раздевалке никого нет. – Что рассказывать? пожимаю плечами. Его улыбка становится шире. – Я про «Варшаву». Что за девушка с тобой была? Не слишком ли я тебе навредил? Повернувшись, я наклоняю голову, чтобы пройти под его рукой к выходу, но, Герман мягко припечатывает меня к стене, любуясь моим недовольным выражением лица. – Сам знаешь, что слишком, – цежу я. Я в тот день с радостью отравила бы его, если бы могла. Если бы у меня была возможность, отсутствие совести и не последовало бы уголовное наказание после. Неожиданно пальцем парень проводит по моему лбу. Вырисовывает им узоры на коже, потом просто рисует воображаемые линии. – Вот тут-то все и начинается, – лепечет Гера. Что ты замышляешь? – Представляю, как убила бы тебя с помощью яда, – честно признаюсь я. Он смеется, запрокинув голову. – Серьезно? вновь облокачивается о стену. – Ага, если я сделаю это, ты не будешь больше смеяться. Он забавляется моей обиженной интонацией и смеется еще громче. У него это выходит заразительно и весело. В попытках спрятать улыбку, я забываю, что Герман все равно может видеть, как уголки моих губ подрагивают. Ударив того по руке от бессилия, выбегаю из раздевалки. – Мне нужно работать, но сначала, я покурю, – бросаю ему, а дойдя до прохода в бар, не обращаю внимания на «порно-диву», вышедшую мне навстречу. Она скрестила руки на груди и преграждает мне дорогу, когда я намереваюсь идти дальше к служебному выходу. – Сейчас придет Марина , наш менеджер. Возвращайся обратно в бар, – она кивает на коричневую дверь справа от себя. Если бы не ее грубый голос, взрослое лицо и широкая кость, то-ли-Катю-то-ли-Киру можно было бы считать симпатичной. Ну, а так она обычная баба, выглядящая на тридцать и работающая в сфере услуг. Не удручает ли это девушку XXX ? – Я сама решу, возвращаться или нет, – грублю ей и обхожу, направляясь, куда мне нужно. Но «порнушница » сразу начинает со скандала. Она хочет со мной поссориться, а это очень плохая идея. – Смотри, какая дерзкая! кричит она, собирая своим ором толпу любопытствующих сотрудников. Они что-то галдят, но расслышать я не могу, да и не хочу. Простояв так полминуты, я все равно от своего плана не отказываюсь. Иду курить, но вдруг эта сука меня останавливает, хватая за руку и припечатывая к стене плечом. Синяк однозначно будет большим. – Аа! вырываясь, кричу я. Больно! Нахлынули слезы от обиды. Я надеюсь их спрятать под маской безразличия и стервозности. – Говорю, мне больно! кричу громче, глядя на нее, когда она пытается снова меня тронуть. Что-то подсказывает ей ее мелкая подруга, а другие официанты, ухмыляясь, наблюдают за «неприятием» коллектива нового человека. – Что уставились?! – глянув на каждого, огрызаюсь. Интересно?! Может, пойдете работать? Или проверите, не пришел ли вас драгоценный менеджер? Девушка «три икса» отбрасывает одну косу назад, за плечо, и вновь складывает на груди руки. – А это не тебе решать, – отвечает она за остальных коллег. – Вот и не тебе решать, когда мне курить, – сквозь зубы говорю я, после чего начинаются новые разбирательства. Герман подходит к стаду тупых овец, видно, что еще не переодевшийся. На нем все та же серая футболка со странным рисунком и черные джинсы. – Не понял, – хмуро произносит парень, – что происходит? Другой паренек, на бейдже которого я прочитала имя «Игорь», быстро скрывается в баре. За ним уходит его приятель. Остаются только бабы-идиотки , решившие устроить со мной войну. Катя-Кира, глядя только на меня, отвечает Герману: – А вот Лариса отличилась, – хмыкает она, злостно ухмыляясь, по всей видимости, предвкушая мой нокаут. Да не дождешься. – Меня Лолита зовут! выдаю , сжимая ладони в кулаки. Стремная «порнушница » обращает на это внимания. Выражение лица при этом у нее не меняется. – Уходила без предупреждения покурить. Я ей сказала, чтобы возвращалась, – продолжает Катя-Кира, – а она стала хамить. Я тоже в стороне не осталась. – За это, конечно, в отеле принято всем тела синяками украшать, – приподняв одну бровь, парирую. Она омерзительно кривит губы, в точности, как и ее подружки. – Лаванда, Катя ее совсем чуть-чуть задела, зато потом столько грязи про себя услышала! Мелкая вступается за «порнушницу ». Вообще отлично! Все перевернули с ног на голову. И не ясно, кому Гера поверит. Видно же, что Герман этих телок младше, и тех парней, что ушли, но жизни и правды в его глазах больше. Мужественности хоть отбавляй. Строго всех осмотрев, Гера принимает решение. – Идите в бар, Марина должна быть в Бал Руме с минуты на минуту, – резко приказав, он останавливает свой взгляд на Кате (наконец, мне точно известно, как ее зовут , потому что парень обращается к ней по имени ). Она, конечно, не теряет надежды переубедить его, когда остальные, послушавшись Геру, ушли. – Ты мне не веришь, что ли? ответом ей служит его красноречивое молчание. Тогда Катя ХХХ, буквально подлетев ко мне, сцепляет свои пальцы у меня на запястье. Я, вбираю в себя воздух, через сжатые от злости зубы. Уже готова врезать этой самовлюбленной дуре, как Герман встает перед нами, и нисколько не касаясь Кати, давит эмоционально на нее. – Отпусти Лолу. – Она – начинает девушка. Перебивает быстро, не задумавшись: – Сейчас же. Катя продолжает меня держать. Ненависть просачивается через ее поры и передается мне. Я тоже ее ненавижу, однако я не собиралась ее бить. Она первая начала все это. – Я сказал, отпусти Лолу! повторяет Герман тихим и угрожающим голосом. Катя отбрасывает меня, и, благодаря этому, я опять ударяюсь о стену. – Да поняла уже, что ты сказал, – гневно ворчит девушка , возвращаясь в бар. Мы остаемся с Герой один на один. Я уже готова к тому, что он начнет ругаться, отчитывать меня. Тем более, выскажет свое недовольство из-за того, что перебранка началась напротив камеры. Но чего я точно не ожидала – так это его яростного взгляда сменяющегося обеспокоенным , когда пальцы его ладони касаются моего плеча через ткань белой блузки. Другая ладонь ложится на мою щеку. – Как ты себя чувствуешь? В се нормально? – Болит немного. Веду плечом. А в остальном нормально. Ресницы трепещут над ясными голубыми глазами парень то закрывает их, то открывает, дыша через нос, поджав плотно губы. – Ты что, за меня испугался? не могу не проверить эту версию, хоть произносить такие слова страшно. Герман превращается в милого мальчишку, когда я заговариваю с ним. Улыбнувшись краешком губ, парень слабо кивает головой. – Что правда то правда. Испугался. Сглотнув, я не свожу с него взгляда. Красивый, умный, смелый и кличка у него смешная. – А почему «Лаванда»? решаюсь я спросить, замечая потом у него некоторое удивление. Через пару секунд парень понимающе кивает. – Ааа , ты об этом – Об этом. – А у меня фамилия Левандовский , но на работе и в университете все «Лавандой» почему-то называют. Я уже привык. Его усмешка неподражаема. Ямочки умопомрачительны. Так и хочется по ним провести пальцами. Но я напоминаю себе в очередной раз, что старше его. – Интересная фамилия, – комментирую, глядя в пол. А чуть позже, когда смотрю на него, то понимаю, что он взгляда не отводил. Смущению нет предела. Надеюсь, он не сконцентрирован на моем женском румянце , вдруг проявившемся. Скажи, а здесь все такие сучки? Наверное, Герман вспоминает нашу первую встречу, потому что я могу заметить полуулыбку на его лице. Которая потом оборачивается заливистым смехом. Уткнувшись мне в плечо, он шепчет, давясь смешком: – Да. Служебная дверь со скрипом открывается, на пороге появляется громила в официальном костюме с рацией в руках. Мы с Германом моментально выправляемся, глянув на новоприбывшего. Чувствую неприятную боль в предплечье последствие грубости Кати. – Вы чего это тут устроили? голосом истинного спартанца вопрошает он. Грубый, неотесанный, большой. Герман опускает уголки губ вниз, как бы давая понять, что он не совсем в курсе претензий громилы. Парень поднимает большой палец вверх. – Все в порядке, Саша. Охранник хмурится. – Точно? – Точно, – говорит Герман. Взяв меня за руку, он заводит меня в бар. – Не бойся, – шепчет он мне у уха, пока Надя завистливо смотрит в нашу сторону. Никто тебя не обидит. Чтобы ей стало вдвойне неприятнее и завиднее, я поворачиваюсь к Герману лицом, пока он плотно прижат ко мне, полностью завладев его вниманием. – Я не боюсь, – скривив губы в усмешке, одаряю Левандоского правдой и долгим взглядом. ГЛАВА 6. Гамбургеры для принцессы Лолита Когда Герман открывает мне дверь ресторана быстрого питания, внутри ненавязчиво и не очень громко играет известная песня Джастина Тимберлейка. Мы обсуждали с Герой его друзей, которые остались в Питере, и поэтому, заходя следом, он смеется, договаривая про своего приятеля на спор сломавшего себе ногу. – Не думала, что однажды тебе придется прийти сюда? Мы стоим в очереди одной из касс, и парень изгибает бровь, спрашивая меня об этом. А я думаю, говорить мне или не говорить о том, что я уже была здесь однажды. С тем, кого очень сильно любила. С тем, как я думала, сильно любит меня в ответ. Но я улыбаюсь и даже не подаю виду, что чертов «Бургер Кинг» меня как-то задевает. Просто полу повернувшись к Герману, пожимаю плечами, засунув ладони в карманы джинсовой куртки. – Я уже была здесь. Он действительно удивляется. Не то, чтобы его глаза лезут на лоб, ничего такого. Но они широко раскрыты и он неверующе мне усмехается. – Ты разыгрываешь меня, да, Лолита? – Вовсе нет. Я была здесь еще студенткой. Мы приехали с друзьями на каникулы в Москву и решили перекусить. Были здесь неподалеку, – а потом я наклоняюсь и продолжаю, прошептав заговорщически: – Мы зашли именно в этот «Бургер Кинг». Герман подыгрывает мне. Засунув руки в карманы своего вельветового пиджака, он шепчет еще тише: – Не может быть. Высокий, очень высокий парень, стоящий впереди нас, разговаривает по телефону и изредка на нас поглядывает. Когда я была в этом месте в последний раз, Эмин обнимал меня и сам бросал испепеляющие взгляды на всех мужчин, кто смел посмотреть в мою сторону. А потом я узнала, какая он сволочь. Сейчас я даже жалею, что приняла предложение отца после школы уехать в Испанию и учиться там. Все это было фарсом с самого начала и до самого конца. Каждое его слово, каждое его прикосновение. Все время он притворялся. И оставаясь со мной наедине, и на глазах толпы. Герман собирается еще что-то сказать, но подходит наша очередь и он поворачивается к искусственно улыбающемуся продавцу, заказывая себе еду, спрашивая у меня при этом, чего бы хотела съесть я. Когда приходит время расплачиваться, парень не разрешает мне ни полностью оплатить заказ, ни даже внести сумму за свою часть. Левандовский угощает и протягивает свои кровные кассиру. Мы заработали неплохие чаевые с прошлого банкета, но он был очень тяжелым, и только благодаря Гере я отдыхала больше положенного. Ноги ужасно сильно болели! Я никогда не думала, что это так сложно быть официантом. И хоть я, как бы, всего лишь пока еще помощник официанта, моя заработная плата от той, что получает Герман и другие сотрудники, не очень отличается. Спустя целую ночь, понимание того, что цель оправдает средства, пришло. А так же пришло смирение со сложившейся ситуацией. Правда, не полностью. Нельзя привыкнуть к болоту, если всю жизнь прожил в дворце. Единственное мое утешение в том, что вскоре папа поймет о своей ошибке и вернется вместе с мамой в Москву. Или заберет меня в Рим. – Можно я тебе кое в чем признаюсь? осторожно спрашиваю, когда мы присаживаемся за стол в углу зала. Герман поглядывает на меня, снимая с плеча рюкзак. – Ну, попробуй. – Тебе вряд ли это понравится, но я не собиралась поначалу устраиваться на работу в «Мону ». Герман хмурит брови и закидывает в рот пару ломтиков картошки фри. – Я, на самом деле, очень удивился тому, что ты теперь часть персонала, – изрекает он, вскидывая на меня глаза. Я не знаю, что ему ответить на это. Хочется признаться в правде, но она ведь просто заставит его, скорее всего, перестать общаться со мной. А с моей ненавистью к людям найти человека, менее всех раздражающего, – это большая удача. Я не могу его потерять. Не могу потерять Германа, который вчера вечером вступился за меня, рассорившись со всеми коллегами, которых знает больше нескольких лет, поскольку работает в том отеле уже не первый сезон. – Ну-у , – протягиваю, раздумывая, как лучше преподнести, – вообще-то, я пришла туда пару дней назад, чтобы пожаловаться на тебя. Между нами нависает тишина обычно я называю ее неприятным молчанием, режущим слух. И в такие моменты я готова на все, чтобы избавиться от нее, поэтому дальше говорю быстро, и практически не дыша: – Но потом я услышала, как менеджер Маргарита говорит с другим менеджером о недостатке официантов. Я решила устроиться к вам, чтобы разозлить своего отца. А чтобы она мне не отказала, я пообещала Марго не писать никаких жалоб ни на тебя, ни на кого-либо еще. Я знаю, что ты не виноват! взмахнула я рукой. Знаю, что жаловаться на тебя я даже не могла, и моя ложь раскрылась бы сразу, как только включили запись с камер наблюдения, просто я была на тебя очень зла, Герман. Он ни разу не делает попытки меня перебить. Наверное, парень предпринимает решение, как быстрее уйти отсюда, и жалеет, что заплатил за меня. Но, в любом случае, он внимательно на меня смотрит и с не меньшим вниманием слушает. – Я была зла на тебя за то, что ты выставил меня дурой перед моей двоюродной сестрой. Даже не представляешь, как мне было стыдно перед Лизой, – говорю, но потом до меня доходит смысл моих слов я вновь оскорбила его за то, кто он такой есть. Приложив руку ко лбу, я грустно усмехаюсь. – Блин, прости, я опять сказала что-то не то Герман выставляет ладонь, требуя, чтобы я замолчала. Сам он абсолютно спокойно из своего одноразового стакана попивает Пепси. И лишь спустя несколько минут, вытерев рот салфеткой, пожимает плечами: – Летом, после окончания очередного учебного года, я устраиваюсь на работу в самый сезон в этот отель, Лолита, – рассказывает непринужденно парень. Меня и не так называли, и даже не представляешь, с кем и с чем сравнивали. Все нормально, я уже привык. Ну, а за то, что хотела выжить меня с моей скромной должности, – Гера прищуривается, улыбаясь, и указывает на меня пальцем. Он пока размышляет, но после нескольких секунд молчания выдает: – Уберешь всю мою квартиру. Я мотаю головой, опустив глаза, но не могу не засмеяться. Посерьезнев, Герман произносит без тени шутки в голосе: – Молодец, что призналась мне. Он предлагает мне картошку и пододвигает ближе еще закрытый гамбургер. – Ешь. Он очень голоден. Очень быстро уплетает купленное для себя. Выпивает стакан напитка и заказывает еще один. Я же еще не успела съесть и половины того, что он заказал для меня. – Слушай, – возвращаясь, Гера сразу обращается ко мне. Я поднимаю на него голову. Почему мне кажется, что тебя что-то тревожит? Когда ты рассказывала о своем первом визите в «Бургер Кинг », ты была какой-то озадаченной? Это похоже то ли на вопрос, то ли на утверждение, но, в любом случае, Гера прав. Получается жевать уже медленнее, потому что, как я ни стараюсь противостоять воспоминаниям, ничего, черт возьми, не получается. Наша встреча, как я думала, абсолютно случайная, изменила все. Изменила меня. И это, что бы потом ни произошло, будет во мне всегда. То, что он сделал. Левандовский , заметив, что я опустила ресницы, пытается заглянуть мне в глаза, нагибаясь. Он усмехается. – Эй, богачи на связи? пытается пошутить парень. Неужели, ты была влюблена? притворно охает он, за что получает картошкой в лоб. Ладно, да, его тон меня рассмешил, и теперь мы оба ржем, как два придурка. Этот человек помогает мне забыть о той боли, за это я ему так благодарна. Но я не привыкла говорить людям, какие они прекрасные для меня, потому что однажды уже обожглась. В какой-то момент не удается больше контролировать то, как мое подсознание упрямо и непрестанно подкидывает картинки из прошлого. Когда-то, очень счастливого прошлого Четыре года тому назад – Санчес совсем не говорит по-русски? спрашиваю я Эмина , когда он обнимает меня за плечи и целует в затылок. Его пальцы в моих волосах, и это так приятно ощущается, что я откидываю голову назад, упираясь в его мощную грудь. Просто стальную. Обожаю его. Как я люблю его. Это хорошо, что Эмин и его друзья согласились эти каникулы провести в России. Я вовсе не устала от Испании, но, как ни крути , мне очень комфортно дома. – Он и английский-то еле знает, – посмеивается Эмин , крепче прижимая меня к себе. Какой-то парень в толпе бросает на меня взгляд, но мой мужчина такого не любит. Самая привычная для меня его тактика в такие моменты повернуть к себе и поцеловать, как можно глубже. Девушка, хоть и из обеспеченной семьи, я выросла в строгих традициях, и европейскому менталитету не удалось выбить устои и воспитание из моей головы. Все нравоучения отцы, все нотации, выслушанные мною в подростковом возрасте, сохранились, поэтому для меня в диковинку то, как Эмин поступает, но самое ужасное – я не могу ему перечить. Не потому, что он запрещает (хотя и это тоже), а потому, что я от него без ума. От его серых глаз с карими радужками, черных, слегка, завитых на концах, волос, и этой белозубой улыбки, способной выпросить у меня что угодно. Как будто, нет никаких границ. Для него нет. Я переехала в Испанию сразу после ринопластики (конечно, я не говорила Эмину , что меняла форму носа он-то им все восхищается). Познакомилась с бытом испанцев, влюбилась в Мадрид и в одного его жителя, папа которого наполовину русский, а на другую половину афганец. Отсюда и такое восточное колоритное имя. А мама Эмина испанка, она совсем не говорит по-русски. Знает только несколько матерных слов и очень удачно вставляет их в предложения, когда ругается с кем-то по телефону. Познакомилась с его родителями через полгода после первой встречи. П ервого поцелуя, первого секса. Все было в первый раз. Все было просто волшебно. Он – закончивший несколько лет назад университет, и я однокурсница его кузины. Никогда не думала, что в жизни бывает столько страсти! Столько любви я еще не испытывала. И жалею, что позволяю ему много, но по-другому не получается. Я думала, даже нет, я была уверена, что мои родители будут против нашей связи, но все оказалось лучше, чем я могла представить. Папа сначала пренебрежительно отнесся к Эмину , но потом признался , что готов принять мой выбор и главное для него, конечно, что мне не придется менять веру, так как Эмин пусть не христианин, но католик. А мне все равно Б удь он хоть мусульманином, иудаистом или чертовым инопланетянином, я так влюблена, что, если понадобится, полечу с ним на другую планету. – Ты мог бы научить его говорить на английском, – замечаю я, возвращаясь к забытой теме. В ответ парень только фыркает. Он вглядывается мне в глаза, после закрывает свои, приближается и целует меня в лоб. И тогда кажется, что я защищена, как нельзя лучше. Что нет ничего более правильного, чем наслаждаться его объятиями, ведь он бережет меня от всего мира. Только он и я. Ребята дурачатся за дверью, пока мы делаем заказ, стоя у кассы. Это Санчес, Клаудия и Артуро , но мы называем его просто «Арчи». Клаудия и Арчи из Мадрида, как и большинство наших общих знакомых, только Санчес родом из Бильбео. Мама Эмина родилась там, сейчас же с его отцом они обосновались на Майорке. И пока они наслаждаются средиземным морем, их сын наслаждается мною и Москвой. Эмин забирает громадный поднос с едой и напитками со стойки, и первым к столу, который заняла Клаудия, подбегает Санчес. Артуро плетется за ним. – Quién es el más hambre ? (Пер. с исп.: «Кто тут самый голодный?») кричит во всю глотку Санчес, хватая с подноса самый большой гамбургер. Dios.. («Боже »), – с набитым ртом протягивает парень. Creo que esta comida para mí poco ! («Я думаю, что этой еды для меня мало !»). Мы все заливаемся смехом, глядя на все еще стоящего , но уже проглотившего половину булки с котлетой и овощами. Санчес типичный испанец. У него карие глаза, смуглая кожа и темные-темные волосы, на щеке даже есть родинка, что делает его слегка похожим на Энрике Иглесиаса в молодые годы. Вообще-то, Эмин упоминал как-то, что именно так Санчеса называли в университете. Еще он такой худой, что любая одежда на нем висит, но он так много ест, что, если я не завидую ему, значит, я сошла с ума! Мне тоже хочеться есть что угодно и сколько угодно, но приходится следить за фигурой, и посещения таких вот ресторанов плохо на ней сказываются. Я не страдаю булимией, но иногда приходит в голову мысль засунуть два пальца в рот и Н у, вы поняли. Эмин кормит меня картошкой, улыбается и сам доедает очередной наггетс. Такой красивый. И мой. На мне черный открытый топ от Dior , и татуировка прямо под локтем правой руки доступна взору Эмина. Он, вытерев пальцы салфеткой, проводит ими по надписи, которую мне набили по его просьбе. Это слова из песни «How Deep Is Your Love » группы The Bee Gees. Там написано: «We belong to you and me ». Что в переводе с английского означает: «Мы принадлежим друг другу, ты и я ». Мы с Эмиином назвали ее «нашей песней». Каждый раз, когда мы ехали в одной машине, она звучала по радио. Выучили слова наизусть, и теперь, как раз, он напевает мне ее на ухо, играясь с концами моих волос, глядя, как я медленно попиваю апельсиновый сок из бумажного высокого стакана. Потом он шепчет: – Люблю тебя. Вся планета перестает иметь значения, когда Эмин говорит такие слова. Мне. Он говорит мне. Что любит меня. Продолжая потягивать напиток из трубочки, я, улыбаясь, смотрю на него. По моему взгляду он должен понять, что я чувствую то же самое, но, засмеявшись, Эмин признается: – Когда ты не отвечаешь, я нервничаю. Парень обнимает меня крепче, не отнимая ладони с моего плеча. Я оттягиваю ворот его летней рубашки, словно, чтобы убедиться, что татуировка на его ключице не была временной. Хотя мне и так известно, что она самая что ни на есть настоящая. На его левой ключице набито мое имя. Лолита. Наклонившись, целую Эмина прямо туда. Он резко втягивает ртом воздух, в кулаке сжимая прядь моих волос. Но в наш интимный момент вмешивается Артуро. Он и Клаудия чуть-чуть говорят по-русски, но у них это плохо получается, поэтому они стараются не пользоваться им почти никогда. – No quiero ver cómo va a tener relaciones sexuales ! («Я не хочу видеть, как вы будете заниматься сексом!») кричит Арчи, отмахиваясь, но потом он шутливо складывает ноги на соседнем пустом стуле и делает вид, что зовет официанта, щелкнув пальцами. Aunque , no. Quiero. Llevar a las palomitas de maíz ! («Хотя, нет. Я хочу. Несите поп-корн!») Горсть картошки фри от меня летит ему в лицо, еще горсть от Эмина , а Санчес, громко смеясь, дает другу затрещину. Гортанный хохот Эмина отдается вибрацией во всем моем теле, и чтобы сохранить это ощущение, я прильнула к нему так тесно, насколько возможно. Но он и не против. Он с радостью стискивает меня в объятиях. Как и всегда. Наши дни – Ну, так что? из раздумий меня вырывает голос Германа. Я моргаю быстро-быстро, пытаясь прогнать злосчастные воспоминания о радостных временах. – Что? говорю я, еще не совсем понимая, чего от меня хотят. Герман усмехается, поведя плечом. – Мы говорили о том, была ли ты влюблена, но потом ты просто хмыкнула и ушла в себя, – объясняет парень, тщательно прожевывая во рту пищу. Я выставляю на него палец. – О, нет-нет, это ты решил поговорить на эту тему Левандовский , перебив меня, настаивает: – Ну, а все-таки? Была влюблена? Потом он кивает на область моей правой локтевой кости. И что это за татуировка? Опустив глаза на нее, я понимаю, что стоило выбрать наряд, скрывающий эту надпись. – Здесь написано Герман в очередной раз прерывает мою речь. Он откидывается на сидении, в его голубых глазах пляшут огоньки. – Я знаю, что там написано, Лолита. Это ему посвящено? Теперь пришло мое время подкалывать его. Сложив руки на столе, я нагибаюсь и улыбаюсь ему с хитринкой. – Ты таким тоном спрашиваешь, что я могу подумать, что ревнуешь меня, – шучу я, хохотнув. Но лицо Германа остается непроницаемым. Я убираю прядь волос себе за ухо. – Ладно, – вздохнув, перевожу взгляд на стол на почти не тронутую еду. Потом тогда ты будешь рассказывать о себе, – предупреждаю, раскатывая бумагу и доставая оттуда бургер. И я, наконец, начиная трапезничать, в общих чертах, осведомляю Германа о самой большой любви своей жизни, о самой большой боли , о самом большом предательстве. Опускаю некоторые детали. И не только потому, что мы мало знакомы вряд ли я решусь кому-то сознаться во всем в очень откровенной форме. Но преимущество «Лаванды » в том, что он умеет слушать. ГЛАВА 7. Предательство Лолита После этого рабочего дня, а точнее, ночи, я собираюсь поехать в свою квартиру. Если вчера Герману удалось уговорить меня вновь поехать к нему и остаться у него, чтобы вместе потом поехать в отель, то сегодня у него не получится. Утром я сяду на автобус, потом поменяю его на электричку, а ее на метро, но доеду до своей малютки на Пушкинской и проведу день в условиях, напоминающих человеческие. А то ведь с таким образом жизни вскоре и забыть смогу, кто я и откуда. По крайней мере, я смогла поделиться своей историей с Левандовским , не рассказывая ему, при этом, самого главного. Протирая бокал, предыдущий уже передав мне, Герман спрашивает: – Так я не очень понял, у него фамилия Фаворский, но его отец наполовину афганец? с удивлением в голосе говорит парень, глядя то на меня, то на работу, которую выполняет. Мы вдвоем сервируем небольшой зал под названием «Дольче» в саду отеля. Из персонала, помимо нас, только охрана, пару человек на кухне и девушка на ресепшен. – Угу, – отзываюсь, расстилая скатерть, а поверх нее наперон. Ты никогда не угадаешь, как зовут папу этого козла, – грустно усмехаюсь. Он назвал сына в честь себя, хотя сам после того, как его папаша бросил русскую мать, принял другую веру и уехал жить в Европу. Там и женился Г оворил, что в первое время боролся с тем, чтобы не поменять имя, но фамилию на материну сменил. Левандовский протягивает мне несколько натертых столовых приборов. – И зачем же называть ребенка своим именем, если, как я понял, он сам его не любил ?... Имя свое, – договаривает пояснительно Герман. Я пожимаю плечами, взглянув на собеседника. – Потому что Эмин -старший хотел оставить после себя наследника, полностью повторяющего себя самого, в любом плане. То есть, он всегда говорил, что теперь можно спокойно умирать, так как на свете есть второй Эмин Фаворский, которому он доверит все, что имеет. Жаль, что не сдох ! заканчиваю, стиснув зубы. Дальше наступает короткое молчание. Возможно, Герман все переосмысливает для себя. Если он сбежит от меня, с кучей проблем и жутким прошлым, я даже не удивлюсь. Поразительно, но пока не выговорилась, сама не понимала, что я отнюдь не драгоценный камень. Напротив во мне столько гнили. В такие моменты богатые люди начинают осознавать, что они не лучше, чем остальной народ в мире? А, может, даже хуже Мы продолжаем разговаривать, обсуждая Фаворского в самых худших проявлениях этого. Доходит до того, что я даже могу засмеяться, когда Герман говорит, что тот полный мудак, как и его папаша. Ох, с этим я точно согласна! И когда Левандовский вызывает, якобы, присутствующего здесь Эмина на воображаемый дуэль, я улыбаюсь. Я, и вправду, улыбаюсь! Искренне, без задних мыслей, без горьких воспоминаний. Я уже было собираюсь спросить Германа про его скелеты в шкафу, но в нашу идиллию вмешивается Маргарита. – Работаете? задает она, скорее, риторический вопрос, появляясь у входа и оглядывая зал. Марго задерживает на мне взгляд. Мы с нею не встречались на прошлой смене, но теперь я вижу, что, приняв меня на работу, она получила доступ к управлению. Я для нее более не гость подчиненная. И не видно в ее глазах ко мне никакого уважения. Ничего подобного. – Работаем , – просто отвечает Герман, относясь к менеджеру спокойнее, чем я. Но ведь не на нем она свое внимание остановила. Марго подзывает меня к себе, махнув рукой в сторону коридора. – Лолита, можно тебя на минуту? заметив, что я почему-то не решаюсь и шагу сделать в ее направлении, Маргарита закатывает глаза. Пожалуйста. Бросив тряпку на стол, я обхожу его и иду следом за менеджером, которая уже направляется в конец коридора. Перед нею две двери: одна ведет к номерам и кабинету начальства на втором этаже, другая же это выход на ресепшен. Марго открывает вторую, и как только я оказываюсь вблизи с ней, заталкивает меня внутрь, прижимая после к какому-то старому шкафу. В рабочей комнате, из которой, судя по всему, можно выйти к стойке администратора, чтобы встречать гостей, никого нет. Столы пустуют, бумаги аккуратно сложены в стопки. Все это я осматриваю краем глаза, пока мое сердце бешено стучит. – Вы что делаете? цежу сквозь зубы, пытаясь от себя оттолкнуть ненормальную. Но она сильна. – Слушай, девочка, я не знаю, какая влиятельная семья тебя породила, сколько денег у твоего папочки, сколько у него домов, машин и проституток, и я понятия не имею, откуда тебе известно про Фаворского, но это не значит, что ты можешь обсуждать его в стенах этого отеля, ты поняла?! ее тон вряд ли можно назвать вежливым. Она говорит грубо, коротко и продолжает делать мне больно. Ко всему прочему, Марго еще и вцепилась мне в запястье, чуть ли не царапая кожу ногтями. – Нет, – шепчу, но не от страха, а от недоразумения. Я не понимаю, как вы связаны с Эмином И почему я не могу говорить о том, кто ? Она затыкает меня, надавив сильнее на грудную клетку, заставив меня задыхаться, а я, еще ни работавшая до этих дней ни в одной организации, все же сомневаюсь, что ее действия соответствуют рабочему этикету. – Издеваешься, что ли? шипит Маргарита. Ничего не отвечать в данном случае это лучшее мое решение. А как отомстить этой дуре , я потом решу. Она плотно закрывает веки, выдыхает, и когда открывает их, убирает от меня руки. – Молчи, – угрожающе наставив на меня палец, тихо произносит Марго. Ее глаза странно блестят, как будто, она боится. Да серьезно?! Хватит разговаривать со своим новым приятелем на темы, которые и тебе, и мне, и ему принесут проблемы. Ты же не хочешь этого? Вместо того чтобы отрицательно качнуть головой или сказать хоть что-либо, я все еще не могу проронить ни слова , лихорадочно размышляя над замечаниями менеджера. И все-таки решаюсь, на свой страх и риск, спросить: – Какое отношение к тому, что вы сейчас сказали, имеет Эмин Фаворский? Какое ей дело, вообще, до моего бывшего? Это мое прошлое, и я с ним сама буду разбираться. Но Марго, упирая ладони в бедра, хихикает с некой ожесточенностью, как будто, считает меня очень, ну, очень глупой. Она открывает дверь, и прежде, чем выйти, предупреждающе мне бросает: – Я тебе все сказала, Лола. Хватит из себя дурочку строить. Не время сейчас, когда у нас начальство сменилось. Тут каждый в зоне вылета с работы, а я своим местом не хочу рисковать! последнее предложение Маргарита практически выкрикивает. Сжав кулак, она осматривается, потом вновь возвращается взглядом ко мне. Ладно, я не была в курсе, что начальство поменялось, но все равно, что за...? – За тебя отвечаю я, – ткнув себе пальцем в грудь, говорит банкетный менеджер, – я тебя на работу приняла, я за тебя ручалась. Если еще слово про Эмина или про его отца скажешь, вылетишь отсюда. Надеюсь, тебе все понятно. Женщина скрывается за дверью, но после вновь резко открывает ее, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. – И да, кстати, принеси завтра, наконец, свои документы, официально тебя нужно оформить на должность, – сказав это, даже не глядя на меня в этот раз, она удаляется. Последние ее слова выбивают меня из колеи. Я думала, что если здесь получаю зарплату ежедневно, работаю официантом (не администратором, менеджером, директором, и даже не старшим официантом), никому и дела не будет до моего паспорта. Но теперь, что, придется его показывать? После этого разговора Маргариту вряд ли порадует его содержимое. Ей однозначно не стоит знать, что фамилия моя не Рубинян , как я сказала ей ранее. Не Рубинян Фаворская. *** Три года назад. Расставание Это было и это прошло. Сначала казалось, что это самый красивый блеск в моей жизни блеск обручального кольца на пальце. Кольцо, которое Эмин несколько часов назад надел мне на палец, валяется на постели, как и фата, дорогие сережки и ожерелье. Ничего мне не нужно от этой мерзкой семьи! Глаза плохо видят, потому что слезы капают, одна за другой, на подвенечное платье. Застилает взор это чертово страдание! Если бы только знала, в кого влюбилась! Если бы только знала Я даже не думаю о том, чтобы поместить все свои вещи в чемодане. Важным аспектом являлось то, чтобы не бросать туда одежду, подаренную им, Эмином , и первое время это правило учитывалось, но потом стало просто наплевать, и пока он продолжает разговаривать со своим отцом обо мне, очередном «успешном проекте », я пытаюсь незаметно уйти , пока, правда, не знаю, как это сделать. И пытаюсь всхлипывать тише, чтобы он, стоя за дверью номера дорогой гостиницы, не услышал. Мы приехали сюда счастливыми, но, в конце концов, удовлетворенным остался только один из нас. И это определенно не я. Не знаю, что он говорит сейчас своему папе, даже слышать не хочу , пускай старик проваливает вновь на остров, не желаю его больше ни видеть, ни знать! Пусть и сына своего забирает. Чертов ублюдок ! Обрывки случайно услышанной мной беседы терроризируют мой мозг, вторгаясь в сердце. С каждым вдохом становится все больнее. Больно от мысли, что я настолько растворилась в человеке, а все это, абсолютно все, было тщательно проработанной операцией. Не знаю, смогу ли я простить своего отца за то, что он тоже в этом участвовал Н о самое паршивое, что мне и пойти некуда, кроме как вернуться домой. С Эмином жить я не останусь. Могу на время остановиться у какой-нибудь из подруг, но продолжаться вечно это не может. Я без средств существования. Деньгами меня обеспечивал жених, теперь уже, официально муж. Осталось немного на банковском счету то, что я еще не успела потратить, но как только до папы дойдет слух, что я бросила Эмина , он сразу же заблокирует и эту сумму, сомневаться в этом не приходится. К сожалению. Закрывая чемодан, я догадываюсь, что Эмин возвращается в номер по тому, что он бодрым голосом обращается к персоналу: – Otra de cava en la habitación nupcial , por favor ! (Пер. с исп.: «Еще шампанского в номер новобрачных, пожалуйста!») Закажи себе лучше венок на могилу, сука, и стопку водки, потому что только уголовный кодекс удерживает меня от того, чтобы не убить тебя! Он входит в комнату, вертя галстук-бабочку на пальце, а мне представляется, как им я душу его. Я знаю, что он пьян, но меня это не сильно колышет. И не беспокоит сейчас даже то, что когда Эмин немного выпьет, он становится неуправляемым, особенно, если его разозлить. В спальне огромного номера из музыкального проигрывателя звучит песня его любимой группы Mumford and Sons. И если по растекшейся из-за слез туши ему не понятно, как я зла, то туфля , попадающая прямо в сердце приемника, должна его отрезвить. Я очень, очень, очень сильно на него обижена. И, надеюсь, мне не придется объяснять Эмину , почему именно – Что происходит, любимая? его голос становится строгим, но не теряет обеспокоенности и тревожности. За наше общее будущее, ага. Он перестает играть! Слава Богу, этот приемник затыкается, иначе я убила бы его об пол. И плевать, что на это скажет Эмин. Мне вообще на него теперь глубоко плевать. – Да ладно тебе, – снимая платье, откликаюсь со свободной интонацией, – можешь не притворяться, я все слышала. Я не вижу, но знаю, что желваки играют на его скулах, и он еле сдерживает себя от крика. Поскольку все пошло не так, как он того ожидал. Брачную ночь испортил звонок отца Эмина , и это единственное, за что я ему благодарна. Проклятый старик! – Что ты слышала? холодно вопрошает Фаворский. Я не отвечаю, раздеваясь до нижнего белья, потом быстро натягиваю джинсовую и юбку и коричневый блейзер. Он повторяет свой вопрос жестче, когда я игнорирую его. Тогда я все-таки решаю утолить его любопытство. – Все. То, как ты и наши родители кормили меня ложью все эти два года. Он подходит ближе, я оборачиваюсь, услышав это, и отхожу дальше. – Господи! пытаюсь не разрыдаться, но слезы вновь капают, и чтобы не удариться в истерику, нужно приложить нехилые усилия. Я же полюбила тебя! А ты – я поднимаю на него глаза, смотря с нескрываемым отвращением. Ты К ак ты мог заключить сделку со своим отцом, Эмин ? Рука сама тянется к горлу, и я прикладываю ее к горящей коже шеи , как бы, уговаривая дышать. Получается все тяжелее – На меня? Новая машина, большая половина акций фирмы, которая и так достанется тебе после смерти папы, вилла на побережье! Все это ты получил! Вот, что Фаворский предложил тебе за меня? Да?! Он не отвечает, потупив взгляд. Его руки в карманах, но я так хорошо его знаю, что буквально вижу, как он сжал ладони в кулаки. – Почему ты молчишь? горько засмеявшись, говорю я, никак не в силах остановить проклятые слезы. Он качает головой. Просто качает головой. – Ты не понимаешь, – шелестит губами. В другой ситуации я не услышала бы этих слов, но сейчас прислушиваюсь к каждому звуку, исходящему от Эмина. – Чего же я не понимаю? – Я не хотел жениться, ни на тебе, ни на любой другой девушке, Лола, – медленно, с расстановкой произносит Фаворский младший. Папа долго меня уговаривал, он с твоим отцом уже договорился, ему просто нужно было заключить контракт и соединить бизнес. Вот и все. А мы с тобой, – Эмин высовывает руку из кармана и ведет ею в пространстве между нами, – лишь пешки. Остановив на секунду тихие рыдания, я выставляю руку и отрицательно машу головой. – Нееет, – говорю спокойно, но потом перехожу на крик: – Нет! Не смей говорить про нас! Пешка в этой игре только я, ясно тебе?! Только я одна. Эмин поворачивается к окну, меряет комнату шагами. Он продолжает свой рассказ, как ни в чем не бывало: – Слушай, да, я согласен, наша встреча была подстроена мной, я ведь не отрицаю. Но только первые месяцы, Лолита, лишь первые месяцы для меня ты оставалась проектом, потом я тебя полюбил – он сдвигает брови, звуча отчаянно и безнадежно. Но откуда мне знать, играет ли он и в этот раз? – Какая разница, – смахнув слезы , закрываю глаза. Это было и это прошло, – почти неслышно выдаю и возвращаюсь к чемодану. Застегиваю молнию и ставлю его на пол. Эмин загораживает меня вход в ванную. Он отводит край рубашки, пальцем постукивая по кости левой ключицы. – Думаешь, я бы набил татуировку с твоим именем, если бы не любил тебя?! спрашивает он, переходя к более ярким тонам это похоже на безысходность. Просил бы я тебя набить слова из нашей песни на руке? говорит он, глядя на меня. Я смотрю на него чуть дольше, положенного, а потом с легкостью отталкиваю. Он поддается. – Хорошая попытка, – отвечаю, не оборачиваясь. Забираю свой крем для лица и зубную пасту в специальном футляре. И нет никакой нашей песни, – договариваю, бросая эти вещи в один из отсеков чемодана. Эмин шагает в гостиную. Я понимаю, что его действия полны злости и ненависти. Это очень похоже на то, что я чувствую в данный момент. Доставая из бара бутылку, он сильно хлопает дверцей шкафчика. Открутив крышку, парень бросает ее в дальний угол комнаты, и первые глотки делает прямо с горлышка, но потом берет с полки стакан и наливает в него виски? Выпив до дна, наливает еще. Мне лучше быстрее уйти отсюда. Но Эмин останавливает меня одной фразой: – Я не дам тебе развод. Засмеявшись, в этот раз даже совсем не грустно, я отвечаю, повернув голову в его сторону: – Ну, наконец-то, ты перешел от нелепых и лживых признаний в любви к настоящему себе. Я так долго ждала, когда ты расколешься, – произношу саркастично, взглянув демонстративно на часы, висящие на стене. Целых двадцать минут! Браво! хлопнув в ладоши, надеваю черные туфли и распускаю волосы. Хорошо бы еще умыться. Эмин преодолевает расстояние между нами с неимоверной быстротой. Он захватывает мощными ладонями мое лицо, заставляя смотреть только на него. – Я люблю тебя, понятно?! Я люблю тебя! Я серьезно влюбился в тебя! И никто не знал, что это произойдет! Я женился на тебе по любви, Ло! Он называет меня «Ло », изредка, но называет. И раньше мне это очень нравилось. Что сказать ему? Что не верю? Он и так, наверное, догадывается об этом. – А машина-то дорогая? Единственное, что приходит мне на ум, чтобы сделать ему побольнее. Он звереет, прислоняет больно меня к стене. Кости ноют от удара. Хватает пальцами мой подбородок, сдавливает его и говорит, произносит каждое слово вблизи от моего лица: – Я не разрешаю тебе так со мной разговаривать. В тщетных попытках отстранить его от себя я лишь теряю силы. Порой забываю, с кем имею дело он большой и накаченный и имеет весомое преимущество против меня худой и хрупкой. – Мне безразличны все твои запреты. Я сама решаю, как говорить с тобой. Этот мой ответ бесит его еще больше, он хватает меня за руки и возводит их к верху, держа над моей головой одной ладонью. Я отбиваюсь ногами, но мерзавец раздвигает их и устраивается между ними. – Я тебе развод не дам, Ло, – шепчет у моего уха, потягивая мочку, от чего раньше я бы возбудилась, а сейчас мне противно. Я уже слышала. Он уже говорил это. И меня сейчас вырвет от его близости. Подумать только, я так любила его, а теперь меня тошнит от человека, прижимающего меня к стене комнаты. – Ненавижу тебя, – хнычу, стараясь изо всех сил вырваться из его хватки. Ненавижу! – А я тебя люблю, – словно, с одержимостью говорит Эмин. Его пальцы уже на моих трусах, он стягивает белье, которое я так тщательно подбирала к нашей брачной ночи, вниз. – Не смей! кричу я. Не смей, сволочь! Я знаю, что он пьян, потом, может быть, будет жалеть о том, что собирается сделать, но, черт возьми, даже на секунду я не собираюсь оправдывать его поведение. Ну и что, что он выпил?! Эмин настоящий козел, и если он возьмет меня против силы, я ни за что не смогу простить его. Я буду его ненавидеть всегда. Неужели он этого хочет? Через несколько мгновений, когда мои кружевные трусы бежевого цвета уже лежат на полу, до меня доходит смысл его намерений, благодаря тому, что он говорит мне, пока свободной рукой расстегивает ремень на брюках. – Если ты залетишь, уже никуда не денешься от меня, – оставляя засос на шее, поднимается выше. Нет, нет, нет! – Пожалуйста, не надо, – остается лишь давить на жалость и на любовь ко мне, в которой он так уверен и пытался уверить меня. Пожалуйста, Эмин , не делай этого. Его глаза находят мои, дыхание становится ровным. Мне кажется, он понимает, что совершает ошибку. Его серый взгляд выказывают сожаление, но он не меняет своего решения и входит меня. Его лицо морщится, когда я кричу сильнее. Эти слезы становятся мне ненавистны , но от них не избавиться. Шумоизоляция в нашем номере вот, что самое зло. Меня никто не услышит. Пока Эмин насилует меня, пока я пытаюсь это прекратить у меня есть только я, и мне с ним не справиться. Но никто не придет на помощь, потому что никто не знает, что это брачная ночь стала для меня путевкой в настоящий ад. – Ненавижу тебя! кричу и бью его по спине, когда он отпускает мои руки и хватается за мои бедра, неистово двигаясь внутри меня, рыча, как настоящий зверь. Ненавижу! Отпусти! Ненавижу! Осознание, что ему все равно, приходит тогда, когда он кончает в меня, выдохнув и повалившись на меня камнем. Я жалобно скулю, все так же упираясь ладонями в его широкие плечи. Это просто не может быть правдой Н е может быть Эмин отодвигается, глядя на то, что сотворил с долей испуга и непонимания. Нет. Полного непонимания. Будто, это был не он. Будто, только что в него вселился сам дьявол. У меня дрожат ноги, но вовсе не от удовольствия. – Ло, – прорывается его голос через звуки моих всхлипов. Его раскаивающийся голос и сокрушающийся взгляд могли бы когда-то на меня повлиять, но не в этой ситуации. Я отхожу от него назад, не решаясь повернуться спиной. Он следует по пятам, то пятерней зарываясь в свои волосы, то сжимая ее в кулак. Вновь. – Ло, пожалуйста, – звучат с досадой слова, которые Эмин произносит. Я не хотел – Не подходи ко мне, – предупреждаю я, отбегая на приличное расстояние. Захожу в гостиную, разбиваю бутылку виски, которую парень оставил на столе, и выставляю перед собой острые края того, где раньше хранился его любимый алкогольный напиток. – Я сказала, не подходи ко мне! Во мне просыпается ярость. Но он останавливается. И теперь мне хочется броситься на него, изрезать осколками бутылки и оставить подыхать на полу шикарного номера. Я не хочу больше оставаться здесь. Закрыв рот рукой, заглушая неутешительные рыдания, роняю из рук горлышко бутылки. Мне не страшно. Я не чувствую, что должна бояться. Я просто прохожу быстро в комнату, забираю свою сумку с самыми необходимыми вещами, оставляя в номере чемодан и нижнее белье. Когда я открываю дверь, Эмин все еще пытается что-то с этим сделать: – Я люблю тебя. Я, правда, люблю тебя, Ло, – жалостно отзывается парень. Мне на это нечего сказать. Я не могу на него брезгливо взглянуть, потому что у меня не осталось сил даже для этого. Однажды жизнь его накажет. Если она, при этом, захочет меня в помощники, я не стану отказываться. *** Наши дни – Проходи, – приглашаю Германа войти в квартиру, которую мне подарили на день рождения. Сюда я убегала из родительского особняка, когда ругалась с предками. Левандовский присвистывает, увидев люстру, висящую в гостиной. В Италии заказывали. Настоящий хрусталь. – Ну, ничего себе убежище, – в своем духе шутит Гера, бросая рюкзак на кожаный темный диван. Я направляюсь на кухню, а он идет следом. – Чай? Кофе? спрашиваю, включая электрический чайник в розетку. Пыли тут, конечно, немало собралось. Но я пообещала себе, что после ночи приеду сюда. Одной было бы скучно, поэтому захватила Германа с собой. – Зеленый, – говорит, рассматривая кухонный гарнитур синего цвета, – с лимоном. Через минуту он оценивающе изрекает: – Хорошая квартира. Улыбнувшись, я достаю из шкафчика коробку с пакетиками зеленого чая с ароматом жасмина и спешу удалиться в ванную. Мы беседуем, пока я, прикрыв дверь, раздеваюсь. Не обратив внимания , что Герман замолчал, снимаю с себя футболку, но потом замечаю, что через щель он подглядывает за мной. Прикрыв себя, я подлетаю к двери, высунув из ванной только лицо. – Не подглядывай! громко возмущаюсь я, футболкой ударяя Геру по заднице. Он гогочет и отскакивает назад. – Да ладно, – продолжает смеяться парень, – мне просто было интересно. Указывает на мою руку, слегка нахмурившись: – Так эта вытатуированная надпись посвящена ему, да ? Я не собиралась выкладывать Левандовскому всю историю, и чтобы отделаться от его вопросов, я напоминаю ему: – Вообще-то, твоя очередь рассказывать о себе. Я закрываю дверь, но через просвечивающееся стекло, из которого она сделана, видно, что Герман прислонился к ней спиной. Не спешу включать воду в душе. – Ты так и не закончила говорить о той ночи после свадьбы, – несмотря на мое замечание, он не может угомониться. Какого-то хрена прямо в эту секунду вспоминается, что где-то в этой квартире у меня еще хранится первый альбом Mumford and Sons. Нужно найти и выбросить к чертовой матери! Трясу головой, чтобы эти мысли, абсолютно мне сейчас нужные, вылетели из нее. Ну, честное слово, когда меня оставят они в покое? Маргарита сыграла важную роль в том, чтобы ночью меня снова мучали кошмары. – Лола? осторожно произносит Герман. Я знаю, что ему не хочется меня доставать у него есть дар поддерживать человека, приободрять, хотя вряд ли Гера догадывается об этом. – Мм ? с той же интонацией отвечаю я, замерев над стиральной машиной, стоя возле нее в лифчике и трусах. Следующее, что он говорит, выходит из его уст почти невинно, так, словно, он не хотел интересоваться, но ему пришлось: – Он тебя изнасиловал? Мне самой было интересно спросить у него, что он знает о новом начальстве «Моны », потому что я так и не сказала ему правду о том, зачем Марго ночью отозвала меня к себе на несколько минут. У нас бы сложился интересный день, мы бы пили вино, смотрели «Зеленую милю» и «Побег из Шоушенка », обсуждали бы эти фильмы, вкусно поужинали, а потом я постелила бы Герману в гостиной, но мне, наверное, придется попросить его уйти. Потому что я не могу. Я просто не могу И как тогда, я прикрываю рот ладонью, чтобы парень не услышал моих рыданий. Он просто нажал не на ту кнопку. Не стоило. Продолжение следует Всем удачи в конкурсе!)


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю