Текст книги "Extravaganza"

Автор книги: Larry Langham

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Разговор с зеркалом

– Мы что же, совершенно разные? – спросил спокойно я, покрутив пальцем у виска.

– Да, – равнодушно ответил он, и с наигранным чувством вины опустил глаза и голову вниз.

– Что же это может значить?! – вскрикнул я уже более озабоченным тоном.

– Ничего, – снова спокойно и равнодушно отвечал он, – это ничего не значит, и не может ничего значить.

Но было заметно, что он это говорит, уже немного недоумевая, подозрительно всматриваясь в моё лицо.

– Хм… Ничего себе! И как же это Вам, с-э-э-эр, – протянул я, – хорошо Вам живется там… в зеркале?

– Да просто отлично! – с достоинством и без всякого смущения, совершенно ровным тоном, отвечал он.

– Даже отлично?! – мне, признаюсь, всё же было обидно.

– В том то и дело, что отлично, – продолжал он, – впрочем, это и неудивительно.

– Неудивительно?! Вам может быть и неудивительно, а мне очень даже удивительно!

– Вы этого не поймете – снова равнодушно произнес он.

– Я? Вот новость! Не понять свое отражение! – я начинал уже терять терпение от его дерзости и наглости.

– Счастье понимания, это всегда исключение, – высокопарно, нестерпимо мудрым тоном произнес он, подняв указующий палец кверху – и очень редко, правило. Как и в Вашем случае, между прочим, – веско добавил он.

– Но Ваш ответ – просто хамский! – меня задело: как так, какое-то жалкое отражение меня самого, – мучающегося от одиночества, – и таким равнодушным тоном, с надменной высокопарностью, учит меня банальным, всем известным вещам!

– Ничуть. Но далеко не все могут понять это, и вы, к сожалению, в том числе – даже как будто грустно сказал он.

– Я – и не могу понять своего отражения! – это было уже унизительно. Да, я допускал мысль, и неоднократно, что могу не понимать самого себя, не понимаю, но… отражение! Это нестерпимо.

– На что вы намекаете? – спросил я, – что я глуп?

– Ни на что я не намекаю. Я говорю вполне искренне.

– Искренне… Он говорит искренне! Да есть ли Вы вообще! – воскликнул я, ткнув пальцем в зеркало. Посмотрите лучше на себя!

– Вот именно. Надо поменьше думать о себе. И не тыкайте в меня так сильно – мне все-таки больно!

– Вам больно?!

– Да.

– Так знайте, – я могу сказать Вам, в чем Ваша проблема. Ваша проблема в том, что Вам просто надо не пытаться никому навязывать свое мнение! А Вы доказываете еще при этом и свою правоту.

– Необоснованные выводы?

– Необоснованные? Не смешите меня, пожалуйста. Вас послушать, – так Вы один всё знаете. А знаете ли Вы, – не хочу Вас расстраивать, – что Вы вообще не существуете?

– О, да! Вы бы со мной не разговаривали тогда. И, кстати, да, – я знаю почти все. В том числе также и то, что вы очень глупы. Очень! На редкость глупы! Непростительно глупы. Поэтому и не можете простить себе своей глупости.

– Да что на Вас силы тратить! Стоит только мне отойти от зеркала – как Вы исчезнете.

– Это вы исчезнете.

– Но ведь Вы – отражение мое.

– Ну и что. А вы зато – только тот, кого я отражаю.

– Только? Вы же вовсе —бесплотны.

– Но ведь вы меня видите.

– Я вижу себя.

– Тогда зачем вам вообще стоять тут? Тогда зачем для разговора с самим собой вы подходите на меня поглазеть? Да еще с открытым ртом, с таким глупым видом?

– Просто я разговорился с самим собой, – и совсем уже, значит, запутался… – сказал я сам себе…

Но голос из зеркала продолжал, не унимался:

– Это даже оскорбительно. Считать, что вы говорите не со мной, а с самим с собой, стоя при этом, и глазея во всю мне в глаза… Пялясь на меня, как черт, пойманный на  удочку.

– Какие оскорбительные фразы! Я смотрю на себя. Вы, в свою очередь, по непонятной мне причине, считаете, – что Вы существуете, – ответил я уже утомленным голосом.

– Ну, это уже вообще, извините, наглость. «Вы считаете, что Вы существуете» – как будто это непозволительная роскошь!

– Но, приятель, – сказал я примирительно, – я ведь вовсе не собираюсь Вас переубеждать! Вы отнимаете у меня слишком много времени, – а я спешу. Неужели, Вы думаете, я буду спорить еще со своим отражением? Слишком много для Вас чести! До свидания.

– О Господь! Да идите своим путем. Не я начал этот разговор. До свидания.

Незнакомка

Она сидела напротив, а её глаза – пристально смотрели на меня, и медленно вытягивали из меня душу, – подобно тому, как чёрная дыра превращает в полосу жидкости и втягивает в себя – как будто нет ни основы, ни твердости больше в мире этом – дотоле твердый шар звезды. И был я бессилен против её глаз. Да и говоря откровенно – не столько душу вытягивала она, сколько остатки души моей – то немногое, что осталось от неё, – ибо поистине, от души моей осталось совсем немного: давно я не любил никого, и давно я не испытывал никаких чувств, и сама надежда стала казаться мне тягостной и удручающей. Поэтому я и ничего не ждал, ни на что не надеялся, предавался скуке и жил бездумно.

Но она пришла.

Встретил я ее случайно. Накануне она мне приснилась, а в тот день встречи, – она уже сидела напротив меня в автобусе и вперилась в меня своими неистовыми, снедающими, чёрными глазами. Признаюсь, мне стало жутко, – страшнее же всего было то, что я отчетливо помнил лицо девушки из сна – и вот, она сидела напротив меня, и лицо её находилось прямо напротив моего лица. Мороз пробежал по моей коже, когда я поднял взгляд и, увидев её, внезапно вспомнил свой сон. И что я должен был делать?.

Она была одета в тот же черный плащ, и, покачиваясь на мочках её ушей, висели всё те же, что и во сне, серьги, с красивыми тёмно-зелеными камнями. Но всего страшнее мне стало, когда она открыла свой портфель, и вытянув оттуда какую-то рукопись, – с таинственной ухмылкой протянула её мне. Я знал, что было в этой рукописи, и как заканчивалась она, – вернее же, как она обрывалась. Ибо сегодня ранним утром, почти на рассвете, проснулся я в холодном поту от ужаса и страха всего привидевшегося мне во сне: и этой девушки, и её таинственной рукописи, и жутких слов, какими она заканчивалась: «И настигнет тебя Любовь». Что могли бы значить слова эти – насколько смешные, настолько и наивные, полные какой-то мечтательной, романтической, почти юношеской надежды? Но что обыденно в реальности, может оказаться кошмаром во сне. И так и случилось со мной. Ибо, прочитав слова эти – тревога охватила меня и какое-то грозное предчувствие неотвратимости. В тот миг, как она протянула мне с таинственной усмешкой рукопись – дикая мысль посетила мой разум: это сон, это сон, не может этого быть в действительности – хотелось кричать мне! Но, только дрожащими руками, в безумном напряжении, я взял рукопись, и не мог отвести взгляда от её чёрных и затягивающих как бездна, глаз. Она улыбнулась – и ослепила меня красотой и совершенством своей улыбки. Кто она была? Что всё это могло значить? Похоже, она или знала мой сон наперёд, или просто догадывалась, что я не осмелюсь раскрыть эту рукопись – парализован всей этой ужасающей мистикой, с трясущимися руками, я словно забыл, что я мужчина – я сидел, и пот капал с моего лба, и падал мне на колени, и я смотрел на неё, беззащитный, как младенец. И глаза мои просили пощады. И тогда она сказала:

– Не бойтесь, прошу вас! Смелее откройте последнюю страницу.

О, что это был за голос, что это был за тон – ни горные ручьи, ни пение райских птиц, ни самая прекрасная и изысканная музыка не смогли бы сравниться с этим голосом, – который зачаровывал подобно Орфею, отнимал память, сознание, и лишал тебя самого себя, – потерянный, ты только внимал ему, и все надежды твои останавливались на нём, на его завораживающем звучании. И, в ужасе, смятении, я смотрел на неё, в её глаза, – позабыв и где я, и кто я, и куда я направляюсь, – и всё глубже, глубже, смотря в её глаза, познавал её сущность – и не обретал дна. Блаженное чувство полета и лёгкого парения неожиданно пришло на смену ужасу, смятению и страху. И тогда она дотронулась до моей руки. Сама нежность не могла бы быть нежнее. И, сев со мной рядом, приблизила она ко мне лицо – и запах далеких миров, блаженное благоухание Рая, неизведанных цветов, страны грёз и неземной радости повеяло на меня. И обессилел я. Руки мои мне не повиновались. Но внимая звуку её голоса – они сами стали открывать рукопись, перелистывать страницы. И вот они дошли до конца. Но последний оплот опасения – слабый, подобно соломинке, всё еще сдерживал меня, и глаза мои не дерзнули опуститься на буквы, посмотреть вниз. И тогда она приблизила свои уста к моим, – и лёгкий, невесомый поцелуй забвения похитил мою душу. Тогда опустил я глаза, и слова – доселе страшные и полные несознаваемого ужаса – предстали перед ними: «И настигнет тебя Любовь».

И остановился тем временем автобус, достигнув последней остановки. И тут глаза мои стали обречёнными: я помнил свой сон. Я опустил голову, и последняя тень надежды оставила меня. Как и во сне, силы покинули меня, и всякое сопротивление стало невозможным. Теперь она могла делать со мной – всё, что угодно. Взяв меня под руку, она помогла мне выйти из автобуса. Был поздний вечер, почти ночь. Всего два фонаря на достаточно далёком расстоянии друг от друга – скудно освещали это тёмное пространство. Шум бурного моря всё более грозно раздавался в моих ушах и оглушал меня. Она вела меня к обрыву. Это был крутой и необыкновенно высокий обрыв, внизу которого шумело и неистовствовало море. И тогда, дойдя до самого края, я в последний раз взглянул на неё, чтобы запомнить эти черты, её лицо, и небесную, неземную красоту её. И тогда она, соблазнительно ухмыляясь, с таинственной усмешкой, торжественно произнесла: «И настигнет тебя Любовь» – и толкнула меня в пропасть…

Тупик

В последнее время, всё как будто катилось вниз с горы, в жизни Джонни. Как будто всё вываливалось из рук, из глаз, изо рта. Слова не вылетали изо рта, как обычно происходит – но вываливались из него беспомощно, – и, предощущая свою боль от падения, звучали неубедительно. Лететь им, в лучшем случае – приходилось только до пола. Потом, ударяясь о паркет – они подпрыгивали, подобно попрыгунчику: сперва достаточно высоко, потом все ниже, ниже, – и, наконец, куда-то закатывались: или под шкаф, или под кровать. Поэтому Джонни и было очевидно, что дела у него не клеились. Чтобы спастись от всего необыкновенного, что совсем неожиданно пришло и уверенно расположилось в его жизни, Джонни пришлось ограничиться четырьмя стенами. Надо сказать, ограничив себя от столкновений с непомерно активными, и крайне любящими себя существами, он испытывал своеобразное наслаждение, в спокойствии текущего времени. Он испытывал наслаждение от минут, которые не бежали друг за другом в отчаянной спешке, но текли – подобно плавному течению реки. Предсказуемость, которой ему всегда не хватало, наконец обрела свои очертания, превратившись в горизонт, на который он мог смотреть. И всё бы могло быть прекрасно, но неожиданно пришел день, совсем не похожий на другие дни, – мало сказать, не похожий. Это, возможно и не день был вовсе, а нечто, чему имени ещё нету. И день этот был необычайно странным. Уже ранним утром он пробудился от криков, шума, вышел на балкон, и увидел необозримую толпу, состоящую из десятков, а возможно, и сотен тысяч людей. Нескончаемо они шли, толкаясь, и заполонили собой все площади, все улицы. В начале этого необыкновенного дня – он и предполагать не мог, как скоро он сольется с толпой, потеряв самого себя. Он и подумать не мог, что исход его мучительных надежд, проведя его многими препятствиями, крайне болезненными, бесконечно разнообразными, и в то же время изматывающе монотонными, вёл его к этому странному дню. Ко дню, который в свою очередь, массой обезумевшей толпы увлечет его за собой и приведёт к сокрушительному тупику. На какое-то мгновение его охватила почти азартная мысль: не влиться ли и ему в эту обезумевшую толпу? Не достичь ли вместе с ней, какой-то неведомой ему, но, похоже, всю эту толпу одушевляющей, цели? Он просто закрыл балкон, и снова улегся в кровать. Но ему уже не удавалось заснуть. Еще проведя в таких размышлениях с полчаса, и снова удивившись, что шум не стихает, но кажется напротив, усиливается, он начал сомневаться. Возможно – цель и вправду настолько интересна, что стоит пойти и ему посмотреть на неё. Неспроста же такое скопление людей, дико забыв про всякие нормы приличия, с криками и восклицаниями, толкаясь, подобно снежной лавине, хаотично стремится ей навстречу? Подождав ещё около часа, и убедившись, что шум не стихает, он сделал себе чай, позавтракал, не спеша оделся и вышел на улицу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Extravaganza"