Текст книги "Точка отчаяния"

Автор книги: Лариса Турлакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лариса Турлакова
Точка отчаяния

Он ждал. Не выдержав, задремал в командном кресле. Ему даже приснился краткий беспокойный сон – незнакомый мужчина в старомодной одежде что-то кричал, размахивая руками. Но слов не было слышно. Казалось, между ним и незнакомцем стояла преграда – тончайшая, как плёнка мыльного пузыря и, вместе с тем, – непроницаемая. Но даже без слов он понимал, что ему хотят сказать что-то важное.

Вскинувшись, он метнулся к иллюминатору: ничего не изменилось. Над Землёй по-прежнему парил огромный корабль, за ним гуськом выстраивались десяток поменьше. Они неторопливо разворачивались в дугу. Солнце, показавшееся с восточной стороны, осветило Землю, которая показалась ему маленькой и беззащитной под облыми чёрными монолитами.

Он вздрогнул, когда интерком объявил:

– Полная боевая готовность, командор.

Нервы ни к чёрту. Он ждал этих слов, но всё равно они прозвучали неожиданно.

– Вы успели расшифровать криптограммы?

– Командор… – Смит помедлил. – Мы не можем рисковать. Вы сами видели…

Да, он видел. Криптограммы появились сразу же после открытия портала, напоминающего чёрную дыру. Они напоминали древние наскальные рисунки: человек – правда, с четырьмя руками – держащий в руках палку или копьё, был зачёркнут. На маленьких человечках была нарисована паутина, а рядом с ними – сидящий на коленях. Посыл, казалось, был ясен. Не применять оружие, сдаться. И отдать детей. Эта мысль заставила человечество содрогнуться. Особенно, когда появился первый корабль. Он проходил так близко, что заслонил Луну. А потом из дыры начали выходить другие.

Решение собрать все наличные силы созрело в первые часы этих безумных суток. Космофлот, из-за создания которого было сломано столько копий, должен был выполнить свою задачу: защитить. Он вспомнил недовольных, которые кричали на улицах, что создание флота слишком дорого. Теперь эти люди молились на них. И всё же… он всегда надеялся, что первый контакт будет мирным. Особенно после того как из космоса прилетели капсулы с Вита Нова. Так назвали странные и прекрасные растения, благодаря которым сумели терраформировать Луну – первые поселенцы буквально со дня на день должны были прилететь на планету. Даже детский сад был построен…

Он всегда надеялся, что контакт будет мирным… И даже сейчас, когда осталось только дать отмашку – и флот уничтожит противника – он сомневался.

– Командор? – голос подчинённого выражал нетерпение.

– Я здесь, – отозвался он и неожиданно даже для самого себя вдруг спросил: – Мне никаких писем не приходило?

– Нет, командор. Прикажете начинать? – и тут же, без перехода, не дав промедлить, Смит закричал: – Открылась вторая дыра! Если оттуда выйдут новые корабли, мы не справимся!

Он уловил панику и понял, что больше медлить нельзя. Если хорошо обученные, привыкшие к стрессовым ситуациям военные паникуют, то что говорить об обывателях? Представив, что на Земле в это время люди впадают в истерику, мечутся в страхе и топчут друг друга, он зажмурился. Его семья, внучка в безопасном месте. Но многомиллионных городах так много других детей…

Он прочистил горло, но звук приказа всё равно вышел хриплым:

– Стрелять на поражение.

* * *

«В настоящее время абонент отключён или находится вне зоны досягаемости»…

Он уже сбился со счёту, в какой раз слушал эту галиматью. Голосовая почта не работала. Может, и к лучшему. Сорвался, наговорил бы кучу глупостей, потом звонил бы снова, просил прощения… Обязательно бы сорвался. «В настоящее время»… а, чёрт!

Виктор швырнул телефон на диван и затянулся, окидывая взглядом комнату. В настоящее время та плавала в сизом дыму, который милосердно пытался скрыть беспорядок. Аккуратист в прежней – трёхдневной давности – жизни, Виктор брезгливо поморщился, резко повернул ручку и рванул оконную раму. Октябрьский ветер ударил мокро по щеке, мужчина сделал глубокий вдох. Вечерний город казался нахохлившимся, и человеку вдруг захотелось шагнуть вниз и раствориться в туманной мороси.

Порыв ветра захлопнул раму. Он отпрянул – ему чуть не съездило по лицу; со стены сорвалась фотография, звякнуло треснувшее стекло. Жаль. Таня любила этот чёрно-белый репринт. Кошка, за шкирку несущая котёнка через дорогу. Полицейский остановил движение, люди улыбаются, сзади видны небоскрёбы. Она говорила, что снимок сделан в Нью-Йорке, в первой четверти прошлого века. Виктор заметил, что почему-то думает о жене в прошедшем времени и разозлился на самого себя. Осторожно поднял фотографию. Стекло легко заменить. Главное осталось невредимым. Может, им тоже удастся восстановить то, что так легко разбилось? Почувствовав жгучее желание делать хоть что-то – неважно – ходить, разговаривать с кем-нибудь, он вышел из квартиры.

Конечно же, он забыл зонт. Помедлив под козырьком подъезда, решил, что возвращаться не стоит. Запал пропадёт – снова будет сидеть с телефоном в руках, смолить и слушать чёртову запись: «В настоящее время»… Телефон он забыл тоже. «Может, и к лучшему, – снова подумал он. – Явиться к её матери без звонка, промокшим и озябшим. Таня всегда была жалостливой…»

Да что это с ним? Просчитывает ходы, думает о вариантах, словно не к родной жене собирается, а на деловую встречу. Прозорливость и умение видеть ситуацию со стороны нередко выручали его на работе. Но сейчас эти качества казались неуместными – мозг заменил эмоции привычной расчётливостью. Выругавшись про себя, Виктор шагнул на улицу, надеясь поймать такси.

Законы подлости работали. Улица оказалась пустынной – не было ни машин, ни людей. Лишь туман лениво рассеивал свет фонарей и неоновую вывеску Службы доставки напротив дома. «В любое время, в любую точку!» – хвасталась надпись над офисом. Виктору иногда хотелось постучаться в стеклянную дверь часа в два ночи, чтобы проверить: действительно ли в любое время? Особенно, когда он страдал от бессонницы и тихонько, чтобы не будить Татьяну, выходил на балкон покурить. Вывеска нагло светила зелёным – её хорошо было видно даже с восьмого этажа.

Он шёл, изредка оглядываясь, чтобы не пропустить такси. Но улица вымерла: слышались только его приглушённые шаги и ропот дождя. Плащ покрылся каплями, дождь проникал за шкирку и Виктору захотелось вернуться.

– Огоньку не найдётся? – женский голос был низким, с хрипотцой. Странно, он не слышал её шагов. Виктор вытащил зажигалку, торопливо чиркнул несколько раз. Огонёк высветил нижнюю часть лица под широкополой шляпой.

Полные, яркие губы, подбородок с ямочкой. Женщина улыбнулась, шепнула «спасибо» и ушла в туман. Виктор машинально сделал несколько шагов вслед незнакомке. Уж очень красиво она шла – кожаный плащ не мог скрыть покачивание бёдер и осанку. Он поймал себя на мысли, что хочет заглянуть под широкополую шляпу, увидеть её глаза. Как там перед уходом называла его жена? «Блядун сраный» был, пожалуй, самым лестным из эпитетов. Когда Таня злилась, то слетал весь лоск, который она так тщательно полировала годами. Тогда из Татьяны она превращалась в Татку – дочь шахтёра и швеи, выросшую в рабочих кварталах. Виктор передёрнул плечами – не от промозглости, а от воспоминаний, связанных со скандалом. К чёрту всё, решил он. Жену, скандалы, прокуренную – одинокую теперь – квартиру, заговорённый телефон и этот дождь. Напьюсь.

Неподалёку, на соседней улице, находился бар. Виктор изредка заглядывал туда пропустить кружечку пива. Но сейчас ему хотелось коньяку или, банально, водки. Нет, всё-таки коньяк. Пить горькую ему не хотелось. Хотелось впустить янтарное тепло, согреться изнутри, раз уж снаружи такая вот лажа с лужами.

…Когда они успели сменить вывеску? И повесить длинные, до пола, портьеры, которые почти не пропускают свет изнутри? Невозможно понять, открыт бар или закрыт. Впрочем, времени было где-то полседьмого. Виктор шагнул к двери и потянул за ручку. Бар был открыт.

Открыт, но празден. Лишь в дальнем углу светился огонёк сигареты, да с кожаного плаща и широкополой шляпы, висящих на вешалке у входа, падали капли.

Сев за пустующую стойку, Виктор осмотрелся. Интерьер изменился. Музыкальный автомат тихо ворковал, верхнего света не было – на столиках стояли лампы. Самым странным было то, что горел камин, и в отсветах огня виднелись гоблены на стенах. Гоблены? Камин? Виктор подумал, что это – имитация, но запах дровяного дымка невозможно было спутать. Странный дизайн. Особенно странным был зеркальный шар под потолком, который никак не вписывался в атмосферу. Казалось, собственник заведения пожелал включить в интерьер все свои любимые вещи. Виктор признал, что новая обстановка без холодного яркого света и шума из колонок ему больше по вкусу.

– Добрый вечер.

Бармен появился незаметно, профессионально улыбнулся и без нужды смахнул невидимую пыль со стойки.

– Добрый, – кивнул Виктор.

Бармен уловил сомнение в голосе посетителя и, коротко прикинув, безошибочно определил:

– Коньяк.

Не дожидаясь ответа он уже грел бокал, тонко нарезал апельсин и разворачивал шоколад. Виктору оставалось только наблюдать. Бармен был немногим старше его – наверное, около сорока. В неярком свете трудно было определить возраст точнее. И было в нём что-то от пирата. Смуглая кожа, подтянутость, хищные очертания носа и жгучий, отчаянный взгляд. Такому бы на абордаж, а он стойки протирает…

– У меня интересная работа, – возразил бармен и Виктор изумлённо на него воззрился: он что, разговаривал сам с собой, вслух?

Впрочем, вопрос вылетел из головы, потому что «пират» достал откуда-то из-под стойки запылённую банку. Трёхлитровую, с пластиковой крышкой. В детстве Виктора в таких носили пиво. Для полноты картины не хватало только плетёной авоськи. Крышка тихо чпокнула, в бокал полилась тёмная жидкость. Не успел Виктор возмутиться, как бармен вытащил, словно кролика из шляпы, второй бокал, налил себе из той же необычной тары и сделал глоток.

– За счёт заведения, – уголок губ приподнялся в полуехидной, в полуприглашающей ухмылке: слабо, дескать?

Времена, когда Виктора брали на слабо, давно прошли. Он помедлил, решая: уходить или оставаться. Но улица тонула в мокром тумане, а дом – в одиночестве. От коньяка, наоборот, пахло бархатной летней ночью и пением сверчков. Если бы напиток был налит из бутылки со звёздочками – он даже не усомнился бы. Так какая разница? К тому же, с барменом всё в порядке – лыбится, как ни в чём не бывало.

Виктор пригубил, замер и глотнул. Потом выдохнул через нос и отодвинул блюдце с шоколадом и дольками апельсина. Закусывать такой напиток было кощунством. Во взгляде бармена мелькнуло одобрение.

Сделав второй глоток, Виктор спросил:

– Почему угощаешь?

– Повод есть, – уклончиво ответил бармен. – А может, как у Довлатова – помнишь? Ты мне нравишься.

Виктор улыбнулся. Пожалуй, впервые за несколько дней.

– Спокойно, я без двусмысленностей, – выставил ладонь вперёд бармен. Словно фокусник, показывающий, что ничего не прячет. – Георгий.

– Виктор, – представился посетитель.

– Огоньку не найдётся? – прозвучал знакомый низкий голос.

Виктор снова не услышал, как она подошла. Волосы – длинные, тёмно-каштановые. Глаза – зелёные? Ну конечно, у неё должны быть глаза цвета аквамарина. А ещё таким просто полагается от природы иметь тонкий стан, носить высокий каблук и сводить взглядом с ума.

– Ада, когда ты купишь зажигалку? – бармен был прозаиком.

– Жорж, ты же знаешь. Мне так не интересно, – сказала женщина, не отводя взгляда от Виктора.

Проклятая зажигалка отсырела и чиркала как заведённая. Дама не выражала нетерпения. Наоборот – поощряюще улыбалась. Наконец она прикурила и спросила Георгия:

– Ну как? – словно продолжала давний разговор.

– Только что познакомились, – ответил бармен и Виктор понял, что разговор идёт о его персоне.

– Какие прогнозы?

– Понятия не имею. Но вкус у него есть.

– Определённо. Мне нравится, как он на меня смотрит.

Из словесного пинг-понга Виктор сделал вывод, что ему симпатизируют. И всё-таки он бы предпочёл, чтобы его так откровенно не обсуждали в его же присутствии. Замешательство было отмечено, Георгий улыбнулся:

– Ах да. Мои проклятые манеры. Ада – Виктор, Виктор – Ада. Мы с ней давние… коллеги.

– Вы тоже здесь работаете? – осведомился Виктор.

– Где я только не работаю, – белозубо заулыбалась Ада и бармен хмыкнул.

– Кстати, насчёт работы. Ты, я так понимаю, уволен со скандалом?

– С чего ты…

– Я давно работаю и, поверь, вижу людей, оказавшихся за бортом.

– Вот как, – хмыкнул Виктор и затянулся, провожая взглядом дым от сигареты Ады. Разговар по душам с барменом – как это оригинально. Удел одиноких и пьяных. Он пока не пьян. И почти не одинок – хотелось надеяться хотя бы на это. Впрочем, и первое и второе легко исправить.

– Не позволяй лезть к себе в душу, – посоветовала Ада. – Это Жорж от скуки.

Она соскользнула с высокого стула и направилась к музыкальному автомату. Через несколько секунд тот затосковал голосом Чета Бейкера. Ада обернулась, Виктор едва заметно покачал головой. Он никогда не любил танцевать.

Маленькая пантомима не осталась без внимания бармена, который щедро плеснул в рюмку.

– И правильно. Начинается всё с невинных объятий, а заканчивается трёпкой нервов и сборами чемоданов.

– Откуда ты?.. Ах, да, – напомнил себе Виктор. – Ты давно работаешь.

Георгий тихонько дзенькнул бокалом о бокал:

– Соображаешь.

– Да уж, – криво усмехнулся Виктор и немедленно выпил.

– Что собираешься делать? Искать новую работу или новую жену?

Виктор хотел было возмутиться – он терпеть не мог фамильярности. Но Георгий улыбался ему, словно закадычному приятелю, и Виктор вдруг ляпнул:

– Тебя, наверное, бабы любят.

– Виновен, – признал бармен. – Всякие любят. Особенно те, которые с виду тихони. Например, средневековым по статусу полагается быть прилежными жёнами и матерями. А у них внутри – огонь! Жаль только, с гигиеной у них… – Георгий сокрушённо цокнул.

– Средневековым? – не понял Виктор.

– Ну да. Те, что в средневековье живут. Давеча я одну ведьмочку спасал… на сеновале прятались. Так всю задницу исколол… говорил ей, что надо простыню захватить так нет – «я не такая», видите ли, – Георгий поморщился и почесался.

– Не верь ему, – Ада, перегнувшись через стойку, что-то искала.

– Я и не верю, – согласился Виктор.

– Он задницу о плетень ободрал, когда муж той «ведьмочки» его застал… и не на сеновале, а в коровнике.

– Не верит он, – пробурчал Георгий, игнорируя обидный комментарий. – Много вас таких… скептиков развелось. А у нас работа вредная.

– Хватит ныть, – Ада добралась до шоколада и смаковала удовольствие. – Работа у него вредная… Побыл бы в моей шкуре денёк – посмотрела бы я как ты запел…

Виктор грел в руках чашу и не понимал, о чём эти двое толкуют. Зашёл, как говорится, на огонёк. Хотя… обстановка ему нравилась, Ада – чего уж греха таить – тоже. При этой мысли он постарался заглушить кольнувшее было чувство вины.

– И вообще, – продолжала Ада, – тебе что по статусу положено? Вербовать. А ты о своих похождениях толкуешь.

– Ах да! – спохватился Георгий и вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный листок и забормотал, читая: – Так, что тут у нас? «Создать уютную атмосферу» – готово, «Расположить к себе вербуемого»… Ты ко мне расположен? – спросил он Виктора.

– В каком смысле? – насторожился тот.

– В положительном.

– Ну э-э-э… пожалуй, да, – согласился Виктор. Он не знал, алкоголь ли подействовал или созданная «уютная атмосфера», но ему вдруг стало забавно и любопытно поддержать игру, правила которой предстояло ещё выяснить.

– Отлично! – обрадовался Георгий. – Остался последний пункт: вербовка.

– Куда? В шпионы? – усмехнулся Виктор.

– Нет. Всё гораздо интереснее. Я предлагаю тебе работу корректора.

Правая бровь Виктора скептически изогнулась.

– Это что-то связанное с книгами?

– Да с какими, блин, книгами! – воскликнул нетерпеливо бармен. – При чём тут книги?

– А я почём знаю? – возразил Виктор. – Я пришёл в бар, а мне тут коньяк из трёхлитровки наливают, о средневековье каком-то талдычат и ещё, как оказалось – вербуют. В корректоры. Люди, вы с ума сошли?

В тишине засмеялась Ада. Она хохотала тихо, низко, но так искренне, что Виктор поневоле улыбнулся.

– Господи, – прошептал Георгий возведя очи горе, – как хорошо мне было в Средневековье. Появляешься перед дамочкой, говоришь, что ты – пророк, показываешь фокус какой-нибудь с фонариком и – вуаля! Дело сделано. А тут, в двадцать первом веке, сплошные циники собрались.

– А сам-то ты откуда?

Григорий не заметил иронии и на полном серьёзе ответил:

– Из восемнадцатого мы века. Ада постарше будет – она в конце семнадцатого родилась.

– Вы хорошо сохранились, – искренне сказал Виктор. – Особенно дама.

Та чуть склонила голову, принимая комплимент, и обернулась к бармену:

– Жорж, ты балда, и вербовщик из тебя никакой. Расскажи человеку по порядку, о чём речь.

Георгий вздохнул, пробормотал мантру о проклятом и бездушном веке и нажал кнопку выключателя. Зажглись прожекторы под потолком и диско-шар отбросил на стены «зайчики» света. Бокалы наполнились вновь и бармен приступил к рассказу.

– Тебе, конечно же, известно о так называемом «эффекте бабочки». Ну там – «крылья – цунами» и всё такое…

– Я думал, это когда на бабочку наступишь…

– Неправильно думал, но не суть. То есть, суть остаётся та же – незначительные детали могут повлиять на картину будущего. Маленькие коррекции, произведенные в определённый момент изменяют судьбы и мир. Это и есть наша работа.

– Тебе с таким воображением фантастику бы писать, – одобрительно хмыкнул Виктор.

Георгий только махнул рукой:

– Посмотри на шар.

Виктор послушно посмотрел:

– Симпатичный. Только в интерьер не вписывается.

– Каждое зеркальце отражает луч, который ты видишь, в строго определённом месте, так?

– Ну так, – согласился Виктор. – Но если шар будет вертеться…

– Да подожди ты! Мне и так трудно всю эту фигню объяснять. Так вот: представь, что корректор – это зеркальце. Он находится в одном месте, но может «отразиться» в другом. Только замени место на время… Ох, я иссяк, – беспомощно сказал бармен.

– Ты хочешь сказать, что вы можете путешествовать во времени? – решил подыграть Виктор.

– Бинго! – засиял Георгий. – Только не в любое по выбору. И не с помощью машины – такой не существует. Сам человек – машина… как приёмник, настроенный на определённую волну, понимаешь? У каждого из корректоров есть способность появляться и влиять на события в определённых временных промежутках. Например, я – дальше двенадцатого-тринадцатого века ни ногой. У Ады в работе праистория, восемнадцатый плюс двадцать первый век. А у тебя – двадцать третий. Пока. Разовьёшься – может, и в другие времена попадать сможешь. Но на сегодняшний день это не важно. Важно то, что в двадцать третьем веке человечество лишило себя будущего. И ещё важнее, чтобы ты мне сейчас поверил.

– Интересная история, – сказал Виктор. – Но я не настолько пьян.

– Ну вот что мне с ним делать? – обратился Георгий к Аде. – Я же говорил, что не могу быть вербовщиком!

Ада курила, уставившись в одну точку. Наконец она сказала:

– Он не поверит, пока сам не сможет. Мы все были такими, ты же помнишь.

– Ну не знаю, – пожал плечами Жорж. – Я вот готов был поверить во всё, что угодно – меня в тот день повесить хотели. В камеру пришёл Сэм и всё мне рассказал. Я не то что в Средневековье – на Марс тогда бы смог убежать.

Ада мягко улыбнулась:

– Я всегда хотела стать актрисой. И, сыграв своё первое представление в тринадцать лет, думала, что меня ждут цветы и слава. А меня захотели сделать куртизанкой. Я понятия не имела, что означает это слово, но оно звучало так красиво, что я согласилась. И радовалась до тех пор, пока не увидела жирного борова – покровителя театра, который ждал меня на кровати. Тогда ко мне пришёл человек, объяснивший мне, что есть другие возможности в жизни кроме как умереть от сифилиса в двадцать лет. Тогда я тоже убежала в другое время и поняла, что могу это сделать, когда захочу. Но Виктор, наверное, ещё не настолько отчаян. Ведь нет ещё? – обратилась она к Виктору.

Он прислушался к своим ощущениям:

– Пожалуй, нет.

– Ну да, – хмыкнул бармен. – Я же говорю – жестокий век! С работы его с треском уволили, потому что кто-то компромат соорудил, жена от него сбежала, а ему всё нипочём.

– А ты откуда знаешь? – с подозрением спросил Виктор.

– Знаю! – Георгий швырнул на стойку фотографии, на которых был запечатлён Виктор. «Голышом, в обнимку с лядью» – по выражению жены.

Виктора вдруг замутило, как в первый раз, когда он увидел снимки. Недавние события, апогеем которых стало позирование в стиле ню, вспомнились с отчётливой остротой: скандал с шефом, дурацкий корпоратив, на котором он выпил совсем немного, но его страшно развезло, туман, вспышки… и швыряние тех самых фотографий ему в лицо, когда он пришёл домой.

Приятный вечер с отличным коньяком и сказками в качестве бонуса рассыпался. Проблемы никуда не делись – они грызли изнутри, ждали за порогом бара, в тумане и дожде, в прокуренной квартире…

– Подстава чистой воды, – мельком взглянув на фото, определила Ада. – Посмотри на своё лицо – ты же почти в бессознательном состоянии. Поверь моему опыту – ничего ты с этой шлюшкой не делал. Скорее всего тебя опоили, уложили на офисный диван и сделали фотосессию. Дешёвый трюк. Кому же ты так насолил?

Виктор почувствовал, что в нём зародилась надежда.

– Боссу. Я с ним страшно поругался из-за одного контракта. Если не вдаваться в подробности – этот договор был выгоден в сиюминутном плане. Но в будущем компания могла бы разориться.

– А наутро тебе показали фотографии и велели выметаться подобру-поздорову, – констатировал Георгий. – В довесок и жена чемоданы собрала. Тебе, кстати, не приходило в голову, что как-то быстренько она во всё это поверила?

– Откуда вы всё это знаете? – повторил вопрос Виктор. – Сказки о путешественниках во времени – это прекрасно, спору нет… Вы что, из конкурирующей фирмы?

– Пф! – фыркнул Георгий. – Ты же умный человек, подумай: нужна бы была вся эта бадяга со спасением будущего?

– Нет, – согласился Виктор. – Но и в твои бредни я тоже верить не собираюсь.

– Как хочешь. Но у корректоров – даже будущих – есть свои корректоры. Ты думаешь, случайно сегодня не было такси на улицах? Или Ада случайно перед тобой бёдрами вихляла?

– Жорж! Выбирай выражения! – возмутилась женщина.

– Да неважно, – махнул рукой бармен. – Важно то, что ты сюда попал. Я-то иначе выйти в твоё время не могу. А бар – эдакий островок безвременья, в котором мне тебя надо это… как его… рекрутировать… склонить…

– Завербовать. Да, я понял, – ехидно сказал Виктор. – А фотографии, случайно, не вы мне сделали?

– Фотографии относятся к константе. К тем событиям в твоей жизни, которые так или иначе произойдут. Мы можем только постараться изменить те случаи, которые вариативны. Поэтому мы – корректоры, а не боги.

– Вы знаете, это всё просто прекрасно. Спасибо за коньяк и за компанию, – Виктор улыбнулся Аде. – Но мне пора.

– Ох уж это современное бездушие! – вздохнул Георгий. – Ему говорят о возможности дать людям будущее, а он выхлестал коньяк и ушёл… убери свои деньги! Сказал же – за счёт заведения! Я, когда домой возвращаюсь, всегда им затариваюсь.

– Значит, я пил коньяк трёхсотлетней выдержки? Из банки советских времён? – уточнил Виктор, забирая деньги.

– Именно так, – ничуть не смутился Георгий. – Ты такой коньяк никогда в жизни больше не выпьешь. И одинокими ночами будешь сожалеть об утраченных возможностях и о том, что не помог человечеству.

– Насчёт одиноких – это мы ещё посмотрим, – возразил Виктор и открыл входную дверь.

Честно говоря, он не удивился бы, если к нему сейчас подбежали бы люди с криками: «Улыбнитесь, вас снимали скрытой камерой!» Уж больно странным оказался вечер. Но ничего подобного, конечно же, не произошло. Туман по-прежнему стелился в свете фонарей, и такси так же не было видно. Только дождь кончился.

Ада выскользнула вслед за ним, застёгивая плащ. Виктор галантно поддержал её локоток, помогая перешагнуть через лужу. Женщина взяла его под руку и они пошли по улице. У Виктора почему-то возникло чувство, что они знают друг друга давным-давно. На перекрёстке они встали.

– Рада была познакомиться, – сказала Ада. – Жаль, что ты не поверил в свои возможности.

Она говорила на полном серьёзе и Виктор поддался любопытству:

– А что же всё-таки случилось в двадцать третьем веке? – он изо всех сил старался говорить иронично, но Ада ответила на полном серьёзе:

– Наши потомки взорвали Луну. К каким это привело последствиям – нетрудно догадаться.

Виктор прикинул. Даже его школьных познаний в астрономии хватило понять масштабы катастрофы.

– А-а-а… зачем они так?

– Перестраховались, – пожала плечами Ада. – Случился катаклизм в дальней галактике – одна из планет умирала. Межгалактический совет принял решение перевезти всех на другую планету. Решили переселить по максимально краткому пути, поэтому открыли червоточину около Земли. Человечество не было готово к контакту и помыслило, что готовится инвазия. Поэтому бомбанули по кораблям, убили несколько тысяч детей. Снаряды попали и в Луну, туда же упал огромный корабль, в котором находились люди, флора и фауна. Эдакий ковчег, составляющий по массе где-то двадцать процентов Луны. Наш естественный спутник сошёл с орбиты. Самое интересное, что командор – тот, что отдал приказ на поражение – до последнего ждал какого-нибудь знака. Он очень верил, что первый контакт с другими космическими расами будет положительным.

– Да… впечатляет… – протянул Виктор и тут же нашёл логическую брешь. – А же как тогда вы обо всём узнали? У вас и там, что ли, корректоры есть?

– Есть, – кивнула Ада. – Есть один из двадцать четвёртого.

– Но ведь будущего у человечества нет – какой двадцать четвёртый век?

– Всегда есть больше одного варианта, – пожала плечами Ада. – Это только в одном из вариантов будущего нет. Ты что-нибудь слышал о Мультивселенной? Каждая вариация событий рождает новый мир. Мы будем искать других людей. Это накладно и трудно – ты был самым удобным и близким. Но где-то существуют люди, которые могут повлиять на развитие событий. Я только надеюсь, что это не какой-нибудь неандерталец. Очень трудно будет такому объяснить, что от него хотят – были и такие случаи.

Виктору вдруг стало обидно, что его могут заменить каким-нибудь неандертальцем, но Ада уже уходила в туман, почти неслышно цокая каблуками по асфальту. В тот момент, когда он потерял её из виду, всё изменилось: дверь бара открылась – он был полон и ярко освещён; донеслась музыка и говор посетителей.

Виктор оторопело огляделся: туман рассеялся, по улице шли люди, перед ним остановилось такси.

– Шеф, куда едем?

Помедлив, он назвал адрес тёщи.

* * *

– Кто там? – подозрительно ответили на звонок.

– Нина Алексевна, это я, – торопливо сказал Виктор. – Таня дома?

Дверь открылась и грузная женщина смерила его взглядом:

– О, явился герой-любовник. Пил поди?

– Пил, – чистосердечно признался зять. – Но я не пьяный.

– Значит будешь, – тёща распахнула дверь. – Заходи, коли пришёл.

– Таня дома? – спросил Виктор надевая тапки.

Тёща замешкалась, вздохнула и посмотрела на зятя с каким-то сугубо женским сожалением:

– Нету Татки. Проходи на кухню.

Там она достала бутылку сливовки, разлила деловито по рюмкам и приказала:

– Пей.

– Да мне уже хватит, – пробовал было протестовать Виктор, но тёща была непреклонна:

– Пей.

Виктор выпил, закашлялся, Нина Алексеевна заботливо похлопала его по спине и приказала:

– Пей ещё.

После второй Виктор почувствовал, что его развезло. Дурацкий какой-то вечер. Сначала фантастический бар, теперь вот тёща, которая всегда смотрела на него с подозрением, – привечает и заставляет пить. Что-то нехорошее заворочалось в душе Виктора – гадкое какое-то подозрение. А тёща помялась, вздохнула, посмотрела на него и сказала:

– Ты же знаешь, что у нас с тобой эта, как её… классовая непримиримость.

– Знаю, – согласился Виктор.

– Подожди. Я тебе о том толкую, что ты из других кругов. Нарисовался в белом воротничке, Татку к себе забрал… Я-то всегда говорила, что она простого парня себе выбрать должна – как мой Виталик, земля ему пухом… А она всё в облаках витала – не нужен мне рабочий, говорила. Хочу жить хорошо. А жисть-то эта, хорошая, вон до какого срама доводит!

Тёща всхлипнула и утёрлась краем скатерти.

– Но я Тане не изменял, – сбивчиво начал объяснять Виктор.

– Да знаю я, что не изменял! – гаркнула вдруг Нина Алексеевна. – И она знает!

Тёща замолчала виновато, налила себе ещё и залпом выпила.

– Что значит – знает? – похолодел Виктор.

– А то! Подстроила она тебе всё это непотребство! И как только ума хватило на это бесстыдство!

– Где Татьяна? – поднялся Виктор.

– Где-где… – глаза тёщи снова заслезились. – На островах каких-то… с твоим директором. Витенька, ты уж прости. Гадость это, гадость – вот что это такое. Не так я её воспитывала…

Виктор не слышал, что бормотала пожилая женщина. Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

…Брёл по улице, мечтая сдохнуть…Что ему говорили недавно? Он не настолько отчаян? Вот, пожалуйста. Теперь он отчаян ровно настолько, насколько это возможно. Чего он не ожидал – так это афёры его собственной жены. Скандал-увольнение-компромат выстроились в одну цепочку, за которой стояла Таня. Таня, которая обожала глянцевые журналы, солярии и снимки тропических островов. Но не настолько же… «Тебе, кстати, не приходило в голову, что как-то быстренько она во всё это поверила?» – вспомнил он слова Георгия. Виктор остановился. Кто-то его, выругавшись, его толкнул, но он этого не ощутил. А толкнувший с изумлением посмотрел на пустое место, где только что стоял человек.

* * *

Виктор увидел, что над Землёй разворачивается армада. Пожилой нервный человек спал в кресле. На календаре светилось: 12:12.2212. И тогда Виктор понял, что именно от этого человека зависит будущее. И попытался до него докричаться. Человек в кресле морщился, но не просыпался.

* * *

И снова он оказался на туманной улице в нескольких кварталах от тёщиного дома. Значит, не получилось. Никакой он не корректор – Ада и Георгий просто-напросто ошиблись. Он смог переместиться в другое время, но не смог ни на что повлиять.

Сейчас ему хотелось добраться до кровати и уснуть. Виктор зашёл в прокуренную комнату холостяцкой теперь квартиры. Что-то тихо звякнуло. Стекло, которое он не успел убрать. Фотография кошки с котёнком лежала на столе, зелёные отсветы неоновой вывески привычно хвастали: «В любое место, в любую точку!»

* * *

– Мне никаких писем не приходило? – неожиданно для себя спросил командор.