Текст книги "Охота на льва"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Марьям – это ты? – спросил он глухо.

– Да, – ответила Мари. – Так меня назвали при имяречении…

«Хотя мы и расстались, я смею надеяться, что ты выполнишь мою маленькую просьбу. Сама понимаешь, я не могу писать Супеску напрямую. Передай ему, пожалуйста, что я принимаю его предложение о мире. Я гарантирую ему полное помилование от своего имени и тридцать тысяч на личный счет в Морском банке, если он не изменит своего решения и передаст доктора Андерса в руки правосудия, сразу же, как только вы пересечете границу столичного округа. Восстановить его на прежней должности не представляется возможным, однако полагаю, что его вполне устроит место в управляющем совете Приморья. Еще раз надеюсь, что у тебя все хорошо. Остаюсь твоим искренним, верным и любящим другом, милая моя дзёндари. Ш.Т.»

У Андрея дрожали губы. Он выронил лист бумаги и закрыл лицо ладонями. Мари подняла письмо и аккуратно сложила его по линиям сгиба.

– Я не могла не показать вам, – сокрушенно произнесла она и, присев на корточки рядом с креслом Андрея, сочувствующе дотронулась до колена доктора. – Доктор, я не знала…

– Христа продали за тридцать монет, – вздохнул Андрей. Мари решила не уточнять, кого он имеет в виду. – А меня оценили подороже. Поверить не могу.

– Доктор…, – Мари всхлипнула. Сейчас она в самом деле чувствовала огромную жалость к этому наивному и бесконечно доброму человеку. – Хотите, я с ним расквитаюсь?

Андрей издал тихий стон боли, словно физически ощущал тот нож, который ему вонзили в спину. Мари протянула руки и взяла его ладони в свои. Глаза Андрея влажно блестели; он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.

– Доктор…

– Ничего, Мари, ничего, – выдохнул Андрей едва слышно. – Это пройдет.

– Вам плохо? Сердце? – Мари вскочила и кинулась к кувшину на прикроватном столике; наливая воду в высокий бокал, она заметила, что у нее тоже дрожат руки. – Вот, попейте… Сейчас попустит, сейчас.

Андрей отпил глоток и опустил бокал на пол. Мари села на ковер рядом с креслом и снова взяла доктора за руку, глядя на него огромными испуганными глазами.

– Как же так, Мари, – сокрушенно произнес Андрей, глядя в одну точку и обращаясь, в общем-то, не к девушке. – Как же так, мы ведь столько вместе прошли… Послушай, может быть это подделка? Провокация?

Мари развернула письмо и некоторое время вглядывалась в ровные строчки и резкие отчерки подписи.

– Нет, это не подделка, – сказала она. – Это почерк императора, я точно знаю.

– Может, провокация? – с надеждой спросил Андрей. А он далеко не так наивен, как можно полагать, подумала Мари и ответила:

– Не знаю, доктор. Но посмотрите, как Парфен себя ведет. Он ведь прекрасно знает, что вашей дочери грозит смертельная опасность и, тем не менее, усердно толкает вас в столицу… Зачем ему это? Зачем он вас натолкнул на ту проповедь в Чеквече? Это же подстрекательство к мятежу, нас бы всех прямо там могли бы арестовать…

– Да…, – сокрушенно кивнул Андрей. – Да, ты права…

– Мерзавец, – промолвила Мари. – Решил расплатиться с Торном вашей головой… Доктор, что же нам делать?

Они ничего не успели решить: из коридора донесся шум, грохот и крики. Андрей и Мари вскочили, но не успели и шагу сделать, как дверь распахнулась, и в комнату вбежал Супесок с неведомо откуда раздобытой саблей в руке.

– А, все тут, – тяжело дыша, произнес он. – Бежим! Нас арестовывать пришли!

– Нас? – переспросил Андрей. – А не ты ли пришел-то?

Супесок посмотрел на Андрея как на повредившегося умом. Мари небрежным жестом вытянула гибкий восточный клинок, который носила обернутым вокруг талии на манер ремня и плавно выступила вперед, закрыв собой Андрея.

Из коридора заорали дуром:

– Заступника забирают! На помощь! Верные Богу Истинному, сюда!

– Что вы стоите-то! – вскрикнул Супесок. – Бежим! Там охранный отряд, те еще головорезы!

– Уже, – обреченно промолвил Андрей. – Быстро же вы справились, Парфен…

– Доктор, Змеедушец вас забери, я не пойму, о чем вы толкуете! – Супесок шагнул вперед и схватил Андрея за руку. – Идемте! Потом посмотрим, кто из нас сошел с ума!

В тот же миг клинок Мари тупым концом прильнул к его шее, и дзёндари понадобились бы доли секунды, чтобы развернуть его острой стороной.

– Не так быстро, милый, – прошипела Мари. – Что, нашел себе высокого покровителя? В Приморье собрался? – и уже Андрею: – Доктор, скорее в коридор. Там боковая лестница, вниз и на улицу. Быстрее!

Андрея не надо было уговаривать дважды. Он выбежал из комнаты, и Мари оставалось надеяться, что охранный отряд пока еще задержан внизу службой порядка гостиницы и постояльцами, что сбежались защищать заступника.

– Стерва! – прошипел Супесок, осознав, что дзёндари сумела-таки его подставить. – Я так и знал, что ты врешь!

И он молниеносным движением ушел в сторону и нанес удар.

Мари поняла, что сейчас ей предстоит биться действительно не на жизнь, а на смерть: Супесок в свое время был «пятым клинком столицы», а это в самом деле много значило. Впрочем, техника боя, которой дзёндари владела с детства, превосходила умения и навыки Супеска на порядок, и теперь тот с величайшим трудом оборонялся против своей гибкой и ловкой противницы, которая с небрежной легкостью наносила ему удары со всех сторон, не позволяя даже дотянуться до себя. Мари словно дразнила его, и, в конце концов, эта борьба вывела Супеска из терпения. Кровь ударила ему в голову, и он стал совершать ошибку за ошибкой. Это неминуемо привело бы его к гибели, однако нанести смертельный удар Мари не успела.

Дверь вышибли, и в комнату вломился до зубов вооруженный охранный отряд. Как видно, сторонники Заступника задержали профессиональных военных ненадолго.

– Ни с места! – закричала Мари, прекрасно понимая, что у них нет приказа брать сообщников Андрея живыми. – Я личная посланница императора! Стойте!

Это возымело определенное действие – стрелять в нее не отважились; впрочем, с Супеском церемониться не стали и тотчас же ударили прикладом по голове. Тот со стоном свалился на скомканный ковер, и командир отряда приказал его связывать. Мари хмуро загнала свой клинок за лямки пояса и спросила:

– Как вас зовут, капитан?

– Антель, – мрачно ответил командир, разглядывая девушку и мысленно сличая с выданной ориентировкой. – Посланница императора, значит?

– Агент личной охраны, – сказала Мари и вынула из кармана жилета металлический жетон. – Вот, удостоверьтесь.

Антель взглянул на жетон и отдал Мари честь, увидев в ней старшего по званию. Супесок завозился, приходя в себя, и пробормотал что-то матерное.

– Капитан Антель, у меня особое задание его величества, – промолвила Мари, презрительно глядя на то, как Супеска поднимают на ноги и для порядка несколько раз огуливают дубинками по хребту. – Забирайте рыжего и отправляйте в столицу. Новые лычки за него я вам гарантирую. А доктор Андерс, которого именуют Заступником, целиком и полностью моя задача. Я действую в рамках плана, разработанного лично государем, и не могу допустить постороннего вмешательства.

Антель козырнул еще раз.

– Так точно, агент.

Мари вздохнула и одобрительно похлопала того по плечу.

– Удачи, друг мой.

Она прошла по комнате и выглянула в открытое окно, оценивая высоту здания, а затем легко вспрыгнула на подоконник и неслышно соскользнула вниз. Третий этаж, только и подумал капитан, разобьется ведь к Змеедушцевой матери. Однако, когда он высунулся из окна, то не увидел на мостовой ожидаемого трупа – да и самой девушки тоже не увидел. Ночная улица была абсолютно пуста.

– Действительно агент, – с уважением промолвил капитан и, посмотрев на Супеска, сурово приказал: – Кантуйте голубчика.

* * *

– Вам лучше остаться.

Артуро понимал, что готов сейчас костьми лечь, лишь бы государь после ранения остался в постели и никуда бы не пошел, однако он прекрасно знал, что его не переупрямить и поэтому готов был попросту встать в дверях и не пускать.

– У меня заседание государственного совета, – произнес Шани. – Артуро, ну вы же понимаете…

– Ну и потерпело бы оно несколько дней, – проворчал Артуро, помогая императору надеть сюртук. Артуро готов был отдать правую руку, лишь бы ему стало хоть немного легче, и собственную голову, чтобы этой раны не было вообще.

– Не потерпит и дня. Освальд сегодня вернулся из Загорья… был там с инспекцией по заводам, ну и нашего Заступника видел. Разговаривал с ним и, похоже, уверовал.

– Он не Заступник, – с несокрушимой уверенностью сказал Артуро и протянул Шани медицинский планшет. – Он самозванец и мошенник. Вы плохо выглядите, сир. Примите лекарство.

Шани посмотрел на него с выразительной грустью, словно хотел сказать какую-нибудь банальность, вроде того, что от разбитого сердца лекарства не существует – но, разумеется, ничего не сказал и просто принял планшет.

– Как же, по-вашему, этот мошенник на глазах честного люда вознесся на небеса?

Артуро пожал плечами.

– Не знаю. Но это наверняка был какой-то трюк. Химический опыт. Нечто, связанное с электричеством. Да что угодно! – в конце концов, пылко воскликнул он. – Я ему не верю.

Планшет едва слышно пискнул, вводя строго выверенную дозу препарата. Шани убрал его во внутренний карман сюртука и медленно стал застегивать пуговицы.

– Что Несса? – спросил он.

Артуро фыркнул. Будь его воля, он бы эту распутницу, как в старые времена, вымазал бы в дегте, обвалял бы в перьях и прогнал из города палками, чтоб прочим не в меру шустрым неповадно было. Хорошая компания подобралась: шлюха и аферист… Яблочко от яблоньки недалеко катится, так и в Писании сказано, и жизнью доказано не раз и не два.

– Уже на Кивеля, – нарочито скучным тоном сообщил Артуро. – Начальник тамошней охраны телеграфировал о благополучном прибытии.

К месту дуэли он успел в самый последний момент – когда амьенский шпион уже упал на землю с простреленным глазом. Его труп, кстати, Артуро и прибирал: вернул в прежнюю могилу на поле самоубийц – ему в этом виделась определенная ирония. Теперь пес уже не поднимется.

– Спасибо вам, – с печальной сердечностью ответил император. – Не знаю, что бы я без вас делал.

– У меня мать была гулящая по молодости, – вдруг откровенно поделился Артуро. – А папаша покойник быстро ее к порядку приучил. Пошел вожжи взял, да так поперек спины отходил, что она седмицу встать не могла. А как встала, так и думать позабыла, как от господина Привеца на левую сторону смотреть, – Артуро криво ухмыльнулся, и его глаза очень неприятно сверкнули. – Дрянь рыжая, – добавил он и не стал развивать тему, а Шани решил не задавать вопросов. Похоже, тут у каждого была своя рыжая дрянь.

Министры государственного совета дружно поднялись со своих кресел при появлении Шани в большом зале. Уверовавший Освальд, сидевший поодаль, замедлил оторвать задницу от кресла – впрочем, это было не настолько нарочито, чтобы задавать прямые вопросы. Артуро аккуратно подставил императору изящное маленькое кресло и, дождавшись, когда господин устроится за столом, встал чуть поодаль.

– Господа, мне сегодня нездоровится, поэтому прошу вас решить вопросы собрания с максимально возможным уровнем организации, – глухо произнес Шани и придвинул к себе заготовленную папку с документами по повестке дня. Примерно полчаса Артуро слушал доклад министра финансов и торговли по развитию рынков сбыта аальхарнского металла на Восточные острова – выходило все очень красочно и с невероятной пользой для государства. Шани подписал договор, и министр поспешил раскланяться – подхватил портфель и помчался прочь: видимо, не терпелось ему реализовать документы на поставки. Затем слова попросил Освальд и долго и нудно рассказывал о результатах инспекции своей отрасли, поглядывая в шпаргалочку с дробными цифрами, спрятанную в ладони. Его слушали вполуха, прекрасно понимая, что это только начало, и о главном Освальд пока молчит. Наконец, он прятал бумажку в карман и натянутым тоном произнес:

– Сир, я хотел бы также упомянуть о своей встрече с Заступником и задать вам как главе государства несколько вопросов.

– Разумеется, – кивнул Шани, и ободренный Освальд продолжал:

– Государь, господа министры, я узнал его. Это действительно тот самый человек, которого двадцать лет назад инквизиция и государь Луш осудили на казнь на костре. Я был включен в трибунал, видел обвиняемого не раз и теперь узнал. Это именно он.

– Его судила светская власть, – уточнил Шани. – Причем судила по закону. Вспомните, что сказано в Писании про еретиков и самозванцев.

– Я помню, сир, – кивнул Освальд, – но этот человек не похож ни на еретика, ни на самозванца. Он исцеляет людей словом и прикосновением. Его проповеди действительно касаются души. Еще ему благоволят многие представители загорского дворянства.

– Дворянства как такового уже не существует, – подал голос министр обороны Берг. В столице, не обинуясь, говаривали, что у него вместо мозгов солома, да и той мало. – А если всяким штафиркам угодно слушать какого-то полоумного, то надо, сир, как в старые времена: собрать и сжечь, чтоб другим неповадно было.

– Благодарю вас, Берг, за прямоту, – произнес Шани, – но времена поменялись. Скажите, Освальд, вы действительно убеждены в том, что загорский неизвестный и есть Заступник?

– Он не такой уж и неизвестный, – сказал Освальд. – Это ваш бывший лекарник, доктор Андерс. Это я говорю с гарантией.

Министры зашептались, поглядывая в сторону императора с весьма выразительными физиономиями. Тот молчал, что-то прикидывая в уме.

– И вы поверили? – презрительно ухмыльнулся Берг. – Мало того, что этот мерзавец беглый каторжник, так еще и возносит хулу на Заступника и государя! В кандалы его, подлеца, вот и весь разговор.

– Я тоже так думал, господа, – произнес Освальд, – пока не увидел чудо. На моих глазах он воскресил умершего ребенка. С кандалами не вышло: охранный отряд тоже… уверовал.

Министры ахнули и заговорили уже в голос. Поднялся совершенно безобразный гвалт: Освальд обвинял всех в тупоумии и невежестве, Берг грохотал кулачищем по столу, прямо и нецензурно высказывая свое мнение о клеветнических измышлениях безмозглых штатских, министр образования и науки Микош голосил, что оживление мертвеца невозможно, и тут сплошной обман и подлог, а глава медицинского ведомства Кешш вкрадчиво интересовался, не спятил ли многоуважаемый Освальд с ума, что поверил в подобную чушь, ересь и не сказать, во что еще. Некоторое время Шани с усталым выражением лица слушал гневные выкрики, уместные скорее в портовом притоне, чем во дворце, а затем очень спокойно и очень тихо спросил:

– Господа, вам нравится страна, в которой мы живем?

Министры моментально умолкли и уставились на государя с видом малышей, которых родители застали за дракой в детской.

– Как можно, сир, – медоточиво пропел Микош, – как можно не любить нашу Родину?

Прочие господа закивали, а Берг снова стукнул кулаком по столу и проревел тем голосом, который вводил в ужас амьенские войска на высотах Гвельда:

– Любим, сир! Голову за нее сложим! Да я за Отечество…, – и он кратко, но пылко сказал, что сделает с врагами родной страны. После этого врагам оставалось только искренне посочувствовать.

– Очень хорошо, – кивнул Шани. – Я и не сомневался. Любя родину, вы отлично видите, насколько она изменилась. Если раньше этого бедного сумасшедшего уже тащили бы на костер, то теперь его слушают, верят ему… Потому что наша родина заслужила своей кровью свободу от внешней и внутренней тирании, свободу для каждого из нас. Поэтому, пока этот несчастный не призывает к свержению законной власти, пока он не хулит церковь и веру, я не вижу причин реагировать на него вообще. Пусть его слушают, пусть убедятся, насколько он смешон и глуп. В конце концов, я уверен, что все те, кто так внимает ему сейчас, вскоре поймут, что перед ними обманщик и сумасшедший. Потому что если прежде он был бунтовщиком, то теперь мне ясно, что он безумен, и здесь задача не для охранных отрядов, а для кафедры душелечения.

– Правильно, сир! – рявкнул Берг. – Много чести дураку, внимание на него обращать!

– Благодарю вас, Берг, за честность, – кивнул Шани. – Если в этом вопросе мы пришли к соглашению, – он обвел министров тяжелым пристальным взглядом, и те дружно закивали, – то предлагаю продолжить заседание. На повестке дня вопрос об академиумах, Микош, мы готовы выслушать ваш доклад.

Когда заседание подошло к концу, и министры, собрав свои бумаги, отправились из дворца в ведомства, то Освальд подошел к императору и спросил:

– Сир, но что же делать со сходством? Я клянусь честью, что это тот же самый человек, который двадцать лет назад вознесся на небеса, это именно он. Ваш ссыльный лекарник.

Шани безразлично пожал плечами.

– Натура и память, мой дорогой Освальд, частенько над нами шутят. Я уверен, что ваша склонность к логическому анализу событий позволит вам сделать правильные выводы и более не обманываться.

– Разумеется, ваше величество, – мрачно согласился Освальд и покинул кабинет. Артуро отошел от стены и приблизился к государю.

– Прикажете послать в Загорье группу ликвидации?

Шани криво усмехнулся.

– Что вы, конечно, нет. Не хватало снова сделать из него святого. Пусть проповедует, сколько ему угодно. Есть ли вести от Мари?

– Пока нет. Но внедрение прошло успешно.

Артуро терпеть не мог дзёндари императора, но сдержанно признавал ее мастерство. Какая все-таки умница – предложила втереться в доверие к самозванцу, разыграть перед ним кающуюся грешницу и разваливать все замыслы изнутри. Судя по телеграмме, присланной императору несколько дней назад, наивный дурачок купился на незамысловатую наживку. Артуро даже пожалел, что не сам придумал такой прекрасный план.

– Как только они ее не раскусили, – сказал Артуро. – Ладно самозванец, но Супесок-то вроде поумней. Чтобы дзёндари смогли так легко ранить и пленить…

– Всем хочется одержать победу над великим противником, – произнес Шани, выходя вместе с личником в коридор. – Иногда хочется настолько, что глаза перестают видеть лежащее прямо на поверхности.

Артуро пожал плечами.

– Не знаю. Я не такой.

Глава 11. Бог приходит в город

– Мы требуем, а не просим! – оратор, влезший на опору фонарного столба, был очень молод и еще не избавился от юношеских прыщей – однако это не мешало ему произносить зажигательные речи. Девушки в клетчатых юбках работниц ткацкой фабрики смотрели на него с восторгом.

– Требуем, а не просим! Тре-бу-ем! – закричали из толпы.

Цепочка охранцев, что удерживала толпу на небольшом пятачке набережной, слушала совершенно без интереса. Крич и Пазум, которых сегодня определили в оцепление, сидели чуть поодаль, под зонтиком уличного кафе, хозяин которого увидел скопление народа и ничуть не прогадал, открыв заведение для гостей.

– Доколе власть будет притеснять истинно верующих? – продолжал разоряться прыщавый оратор. – Доколе власть будет игнорировать интересы лучших представителей народа? Даешь выборные органы самоуправления! Даешь полную и неограниченную свободу собрания! Даешь свободную прессу! Долой тотальный контроль общества! Мы требуем, а не просим! Пришло время говорить открыто!

– Крич, думал ли ты, что в столице будет вот такая ерунда? – спросил Пазум и ткнул пальцем в сторону митингующих. – Чудные дела творятся, – и, сложив руки рупором у рта, крикнул оратору: – «Даешь» надо девкам румяным кричать!

Румяные девки из числа зрителей кокетливо захихикали. Крич отхлебнул крепкой пенной браги из своей кружки и пожал плечами.

– Да ну, чудные… Дураков всегда хватало. Это сейчас государь всем все разрешает по доброте душевной, – в доброту его величества Крич верил примерно так же, как в то, что феи дарят детям конфеты за выпавшие зубы, но никогда не забывал, что и у стен бывают уши, – а вот мне отец рассказывал, что при старой власти таких говорунов быстро бы разогнали из пистолей на поражение.

– Шли бы лучше работали, – поддакнул Пазум. – Больно умные.

Прыщавый едва было не сверзился со своей верхотуры, но кричать о несправедливости власти не прекратил. Несправедливость… ведь, наверное, в академиуме учится, а при других раскладах и читать бы не умел, и крестик ставил вместо подписи. Всех плохая власть выучила, накормила, воспитала, жаль, что на свою голову.

В это время откуда-то слева повеяло крепкими и сладкими духами, и к господам старшим офицерам подбежала бойкая баба в пышном желтом платье и накидке по сезону.

– Тара Вильница, – представилась она и сунула в руки Кричу и Пазуму модные визитки с обрезным краем, – мастерица гильдии проституток.

– Иди отсюда, – сказал Пазум, – мы на работе.

Но мастерица и не вздумала убираться. Она подобрала юбки и втиснулась на лавку между мужчинами, малость обалдевшими от подобного напора.

– Господа, – сказала она, – это ведь вы расследовали убийство моей голубки, Милы Квиточек? Изрезал ее белесый изувер…

– Мы, – сразу же подобрался Крич. Видение погон начальника ушло на задний план размышлений, но не утратило своей сладости.

– Вот вам круг святой, он сейчас там стоит! – зашептала проститутка, схватив Крича за рукав и тыча пальцем в сторону митингующих. – Он это, подлец белобрысый! Стоит и ухмыляется, а Милу, девоньку мою, всю ножиком истыкал! Пойдемте! Схватите его, чтоб неповадно было!

Крич мигом отставил пенное и вылез из-за лавки. Вильница подхватила его за рукав и потянула к толпе, которая уже слушала другого болтуна.

– Вон он! Вон! Башка белесая торчит!

Крич всмотрелся. Высокого джентльмена, на которого указывала Вильница, пока было видно только со спины. Крич некоторое время изучал его дорогой плащ и почти военную выправку, но когда он сделал шаг в нужном направлении, то светловолосый незнакомец словно почувствовал, что за ним следят, и быстро выскользнул из толпы. Крич кинулся за ним, шустро работая локтями, но успел только увидеть, как блондин садится в дорогой открытый экипаж.

На двери красовался аальхарнский герб. Транспорт принадлежал одному из членов государственного совета, и Крич замер, прекрасно понимая, что ничего не сможет сделать. Кучер хлестнул лошадей, и экипаж быстро покатил вдоль набережной. Крич проводил его задумчивым взглядом и вернулся за свой столик.

Он все-таки узнал незнакомца. Блондин с военной выправкой передавал ему документы на новое звание: Крич тогда пришел в государственную канцелярию, и… Да что теперь мечтать о погонах, уплыли погоны.

Проститутка и Пазум смотрели на него с одинаковым выражением нетерпения на лицах. Крич сел на лавку и как следует приложился к пенному, а затем многозначительно показал пальцем в небо и сказал:

– Все, некого ловить. Он ушел.

– Что-о? – воскликнула Вильница и уперла руки в бока. – Как ушел? Как это ушел? Вы что, лиходея упустили?! Да как так!

– Дура баба! – рявкнул Крич. – Ты хоть понимаешь, кто это?

– Кто? – в один голос спросили Вильница и Пазум.

– Привец! – свистящим шепотом ответил Крич. – Личный помощник государя! Дура ты, дерьмом набитая! Ты кого обвиняешь-то!

– Привец? – таким же шепотом воскликнул Пазум. – Синий Загорянин? Да вы что, да быть не может!

Вильница уперла руки в бока.

– А я говорю, что это он! Я птица битая, меня не проведешь! Я его сразу узнала, сволочь такую! Синий он, голубой… Убийца, душегуб!

Крич не сдержался и закатил ей затрещину. Вильница не возмутилась: по долгу службы она знавала и не такое обращение.

– Даже если это и он, – начал Крич, – то кто поверит, что сам господин Привец, которого государь отличает, убивает проституток! Кто поверит, что он вообще ходит к проституткам! Да к нему знаешь, какие благородные дамы в очереди стоят, отсюда до синего моря! Это ж надо…

– Я не знаю, какие дамы к нему стоят и куда его отличают, – гневно зашипела Вильница, – но он зарезал мою Милочку, как свинью! Да я до государя дойду!

– Не ори! – Крич погрозил ей кулаком. Кулак был действительно впечатляющим; мастерица гильдии проституток мигом умолкла. – Ну как я пойду ордер выписывать! Таких персон никто не арестовывает. Никогда. И ради кого? Ради шлюхи малолетней? Да не смешите…

Вильница помолчала, а потом пустилась в совершенно незаконные и еретические рассуждения о том, что времена пошли сложные, и вполне может статься так, что тот, кто сегодня был первым другом его величества, завтра станет вполне себе частное лицо господин Привец. Всякое случается, и разная каша может завариться.

– Ты баба, тебе про кашу виднее, – сказал Крич. – А про остальные дела, что тебе не по разуму, не рассуждай. Можно до каталажки договориться.

Толпа на набережной, видимо, устала стоять на довольно-таки промозглом ветру, и люди начали расходиться. Крич мысленно пообещал Заступнику большую свечку за то, что сегодня все обошлось без жертв и происшествий. Ну, постояли, поболтали и пошли по домам. Болтать законом не запрещено, а говорят, что в Заполье чуть ли не бои идут, и охранцев на вилы подымают. Крич невольно поежился. Вильница вздохнула и пробормотала под нос:

– Ничего-ничего. Выведут тебя на чистую воду.

* * *

Мари догнала Андрея уже за городом: доктор просто брел по дороге, не имея представления ни о цели пути, ни о пункте назначения. Фальшивое предательство Супеска стало для него подлинным ударом; Мари подумала о том, насколько на самом деле эти люди не доверяли и не доверяют друг другу, если хватило крохотной трещинки, чтобы лодка моментально наполнилась водой и пошла на дно.

Она взяла Андрея за руку и повела в сторону трактира, приветливо сиявшего огоньками окон. Жетон, предъявленный охраннику, обеспечил им хорошую комнату и ужин. Погасив лампу и устроившись на койке, Мари искренне понадеялась, что клопы кусаться не будут: больше всего ей сейчас хотелось выспаться, а затем спокойно обдумать дальнейший план действий.

В газетах об их приключениях написали уже на следующий день. «Столичный Вестник» перековался довольно быстро: видимо, после заседания государственного совета его владельцы и сотрудники получили свою пресловутую скипидарную клизму на три ведра. Если прежде Андрея величали Заступником и истинным богом, то теперь свободная пресса задавалась ироническим вопросом, доколе беглый каторжник и негодяй из негодяев будет испытывать терпение властей и вводить в соблазн мирных и верных Отечеству граждан.

Называя «Вестник» листком для подтирки, Шани был недалек от истины: упрямые по своей натуре заполяне разоблачительных статей не читали. Отряд капитана Антеля был окружен среди чиста поля и уничтожен, а Супесок скрылся в неизвестном направлении. Впрочем, направление было не известно разве что местным силам правопорядка: Мари прекрасно знала, что Супесок движется прямо к ним, и у него хватит ума вычислить местонахождение Андрея и дзёндари.

– Вы должны его опередить, доктор, – сказала Мари. Андрей оторвался от немудреного обеда (он ел через силу, и Мари думала, что скоро будет кормить его с ложечки, как ребенка) и спросил:

– Зачем?

– Чтобы у вас и у Нессы была хоть какая-то возможность спасения.

Андрей не ответил. Мари видела, что он и без того готов упасть в ноги императору ради спасения дочери. Конечно, Шани ничего с ней не сделает, ему тоже нужны пути отступления – но эту простую мысль Андрей больше не принимал. Понимал – но не принимал.

Некоторое время он молчал, ковыряя вилкой рагу, и Мари уже перестала надеяться на ответ.

– И как его опередить? – спросил, наконец, Андрей, исподлобья взглянув на Мари. В сиреневом взгляде не было ничего, кроме бесконечной усталости; Мари вздохнула и взяла Андрея за руку.

– Доктор, чего вы хотите?

Андрей печально усмехнулся.

– Я устал. Устал и очень разочарован. Чего хочу…, – он пожал плечами и перевел взгляд в окно. – Забрать Нессу и уехать как можно дальше. В Амье, на Острова, куда угодно. Где нас не знают и ничего этого не будет.

– Тогда встретьтесь с императором и предложите ему перемирие. Он на это пойдет, чтобы избежать беспорядков в стране. Супеска арестуют, а вы уедете и будете жить спокойно.

Некоторое время Андрей пристально рассматривал Мари. Ей подумалось, что будь на месте доктора кто-то похитрее, то он непременно задал бы вопрос, откуда она знает, на что пойдет император. Однако Андрей не был ни хитрым, ни изворотливым – скорее всего, именно эта чистая простота и погубила все планы дзёндари.

– Нет, – ответил он коротко. – В меня верят. Мне верят. Я не могу отступить.

Мари подумала, что крепко ошиблась. Это была не простота. Это было упрямство.

– И дурь несусветная, – добавила она на амьенском. – Что ж, доктор, тогда наш путь продолжается.

* * *

Вот как освещает дальнейшие события академический учебник «Еретики и ереси в новейшей истории Аальхарна».

Доктор Андерс в сопровождении Мари прибывает в Кеддар. Ему навстречу выходит большая часть города, люди несут храмовые знамена и святые дары. Лже-Заступник исцеляет троих неизлечимых больных. Охранный отряд, который намеревался арестовать Андерса, вступает в перестрелку со сторонниками доктора, потери несут обе стороны. В городе начинаются массовые беспорядки, здание управы Кеддара и охранное управление разгромлены. В центральном храме доктор читает проповедь с призывом к миру и порядку и еще раз называет себя Заступником истинным.

В столице массовые волнения. Группа сторонников Андерса пикетирует здание государственного совета с призывами к прекращению преследования Заступника и общей либерализации власти. Повсеместно возникают стихийные митинги и выступления. Патриарх Кашинец с амвона кафедрального собора столицы обвиняет императора в ереси. Охранные отряды и группы внутренних войск приведены в полную боевую готовность.

В Клинте объявляется Парфен Супесок во главе хорошо вооруженного личного отряда (костяк – уголовники, освобожденные группой Супеска из тюрем Заполья). Авантюриста приветствуют спущенными знаменами, глава города возлагает ему на голову белый венок борца за истинную веру. Супесок объявляет себя первым Апостолом истинного бога на земле. В Клинт вводятся внутренние войска; Супесок пленен и повешен в тот же день на главной площади города. В Клинте проводятся массовые аресты.

В день Залесской иконы Заступника доктор Андерс приходит в Кавзин, освящает обновленную икону и говорит о том, что столица будет следующим и последним пунктом его пути.

Предположительно именно в Кавзине он был отравлен.

* * *

Несмотря на десять прожитых здесь лет, Мари не любила столицу и не могла заставить себя ее полюбить. Вот и теперь, неслышно шагая по ночным улицам, она размышляла о том, что великолепный город так и не стал для нее родным. Впрочем, сейчас он спал и был почти красивым. Молчали сонные дома, свет фонарей размазывался в лужах, и было невероятно тихо, словно город вымер. Мертвым сном спали дворяне и рабочие, интеллигенция и пьяницы, духовенство и дворовые собаки, и отсутствие жизни делало столицу почти симпатичной. На одной из афишных тумб среди рекламы и афиш Мари увидела наполовину оторванный плакат, призывавший поддержать истинную веру; дождь стремительно размывал буквы, отпечатанные дешевой краской в дешевой типографии.