Текст книги "Тень успеха"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Глава пятая
– Хорошая у тебя фигурка, Ваник! – довольно замечает Катя. – Всё, что ни наденешь, сидит на тебе как влитое. И вот что странно, в отличие от моих моделей у тебя есть грудь, и ты её носишь!
– Смейся-смейся, – говорю я, рассматривая себя в зеркале. Да, то, что шьёт Катя, не может сидеть плохо ни на какой фигурке.
Такие мы с ней удачливые, такие красавицы, а воспитываем детей в одиночестве. То есть понятно, что от меня муж сбежал, а вот Катя сбежала от своего мужа. Приехала из самого Питера и первое время в основном скиталась по квартирам. Теперь она – женщина богатая, самые именитые горожанки в очередь стоят, чтобы Екатерина Григорьевна осуществила их очередную заветную мечту. Сшить наряд, которого ни у кого больше нет.
Правда, Катя всех предупреждает, что наиболее удачные модели таки войдут в её коллекцию и будут демонстрироваться в Европе.
– В Европе – ладно, – соглашаются заказчицы, – в Европе – это же совсем другое дело, а у нас городок маленький, тусовка вся друг друга знает. В одном и том же платье на ней появляться нельзя.
– Катя, – спрашиваю я её о том, о чем ещё вчера хотела спросить, – а что с тобой происходит?
– Ничего, – пожимает она плечами и отводит взгляд.
– Ты не больна?
– Да ладно, чего уж там, хочешь знать – узнаешь. Я не привыкла от тебя что-то скрывать. Пошли! – командует она, помогая мне снять ещё недошитый костюм. – В самом деле, чего это я всё ношу в себе? Меня уже распирает от мыслей и переживаний.
– Куда пошли-то? У меня всего час, а потом надо вернуться на работу – мне предстоит важная деловая встреча.
– Часа нам вполне хватит. А заодно и поедим. Я со вчерашнего дня на сухомятке. А если точнее, не помню, что я ела и ела ли вообще.
Мы идём с ней в кафе, которое почему-то называется VIP-кафе. Ничего «виповского» в нём нет. Так, небольшое предприятие общественного питания на пять столиков и меню с нерусским названием блюд вроде: лазанья, пучеро или вассершпатцен.
Катя слышит мое негромкое фырканье – не можем мы без выпендрёжа – и оправдывается:
– А что, народу здесь немного, и девушки такие приветливые.
Войдя в зал, я сразу понимаю, что если и говорить по душам, то никак уж не здесь. Шумная компания молодых людей, по виду студентов, расположилась посреди зала основательно и надолго: сдвинула вместе три столика и разобрала почти все стулья, так что остальные столики выглядят сиротливо.
Я беру подругу за руку и веду к машине. Пять минут, и мы у ресторана «Венеция».
Ресторан с виду претенциозный, но кормят здесь хорошо, а в зале не в пример тихо.
Катя нервно оглядывается.
– Ты чего?
– Знаешь, всё-таки в маленьком кафе всех видно, как на ладони, а здесь… человек, которого не жалуешь, может подкрасться незаметно и навязать своё общение…
Теперь я убеждаюсь, что с Катей и в самом деле не всё в порядке. На щеках какой-то нервный румянец, руки подрагивают. А я-то! Целый час чирикала, всё о своём, и ничего не видела. Разве что в последний момент прозрела…
Катя как никто умеет слушать, так что ей хочется рассказывать о себе и рассказывать…
– Девушка, – обращаюсь я к официантке, – можно сделать так, чтобы к нам за столик никого не подсаживали?
– Конечно, – удивляется она, – зал-то пустой.
– Вот видишь! – снисходительно замечаю я, когда официантка, приняв заказ, уходит. – Никто нам с тобой не помешает.
– Ты не понимаешь, – тревожно шепчет Катя. – В город приехал мой бывший муж. Он меня разыскивает. Уже приходил на мою старую квартиру.
– Давай поменяемся с тобой местами, – предлагаю я. И её мучают застарелые страхи. Подумаешь, муж приехал! А она уже сама не своя, и нервничает, и дрожит.
– Зачем?
– Затем, что тебе будет виден вход в зал, и ты наконец перестанешь озираться. Да и чего вдруг среди дня ему приходить именно сюда?
– Он мог следить за мной.
– Катерина, перестань! Знаешь, как это называется? Паранойя! Да и кто такой твой муж? Ты вроде говорила, он врач, но не киллер же…
– Ничего смешного нет! – вспыхивает она.
Катя старше меня на три года, но с самого начала нашей дружбы я веду себя как старшая. Приблизительно так же, как относится к своему другу Димке мой сын Михаил.
Подруга – человек легковозбудимый. Она порой быстро переходит от хорошего настроения едва ли не к черной меланхолии, и такое впечатление, что она всё время чего-то боится.
– А почему ты решила, что приходил твой муж? Ты его видела?
– Нет, но Стас, тот, что купил у меня квартиру, очень подробно его описал. Сомнений быть не может!
Первая купленная Катей квартира была однокомнатной, но и ей, помнится, подруга радовалась как дворцу. Потом ее купил муж одной из старых клиенток, с которым та как раз развелась. Интересно, почему в адресном столе нет Катиного нового адреса? Подстраховалась? Заплатила, чтобы информация о ней стала закрытой?
– Послушай, – высказываю я вдруг пришедшую в голову мысль, – а ты четыре года назад мне ВСЕ рассказала?
– В том-то и дело, – вздыхает Катя, – что я рассказала тебе легенду. Я придумала её, когда ехала сюда в поезде из Питера.
Некоторое время от изумления я молчу, так как на ум ничего путного не приходит, кроме упрека: подруга называется! Легенду она мне рассказала. Можно подумать, мы обе в разведке работаем! А я-то перед ней выворачивалась! А я-то рассказывала не только то, что со мной происходило, но и самые потаенные мысли…
– Надо же, а я сдуру считала, будто мы с тобой достаточно близки, чтобы быть откровенными, – жестко замечаю я.
В глазах Кати появляются слезы.
– Как ты не понимаешь! Я не могла тебе такое рассказать. Потому что это… стыдно!
Теперь я уже точно ничего не понимаю. Катя, милая и улыбчивая, умница и вообще человек крайне порядочный, в чём я не раз имела возможность убедиться, оказывается, скрывает в своем прошлом нечто, чего стоит стыдиться!
– Стыдиться?
Раз дело идет к тому, что легенды развеиваются, неплохо бы услышать, что придет к ним на смену. Просто-таки на глазах изверг и садист – бывший Катин муж, от которого она единственно что и могла, так только сбежать, – выходит, лишается всех своих омерзительных черт?
Но поскольку подруга не торопится откровенничать, мне только и остается, что приналечь на горячую закуску, потому что я не привыкла, как другие люди, начинать с холодных закусок. Мне сначала нужно что-нибудь посущественнее, чем салат с грибами или огурцы-помидоры, потому я легко управляюсь с хорошо прожаренным куском говядины и делаю вид, что не замечаю нравственных терзаний подруги. Глупая, она думает, что какие бы то ни было ее грехи в прошлом могут отвратить меня от нее! Как говорится, кто из вас без греха, пусть бросит в меня камень.
– Я так много сделала плохого, – наконец произносит Катя, – что даже не знаю, с чего начать перечень.
– Начни с того, что первым придет в голову, а я уж расставлю все по мере происходящего, – предлагаю я. – При том что я вовсе не настаиваю на том, чтобы ты выворачивала себя наизнанку. Человек откровенничает с друзьями, испытывая в том необходимость, а если нет, стоит ли напрягаться?
Катя некоторое время смотрит на меня, видно, размышляет, а не пойти ли и в самом деле по пути наименьшего сопротивления: оставить всё как есть?
– Дело в том, что в юности я была… наркоманкой. Наверное, не слишком запущенной, потому что при этом довольно успешно училась в институте, осваивала профессию модельера. Мои родители… довольно известные в городе люди…
Везёт же мне на детей известных людей! Сначала муж, теперь лучшая подруга. Что они находят во мне? Или меня подсознательно к ним тянет?
– Так вот, мои родители поймали меня на горячем, ужаснулись, испугались – как так, в нашем роду и вдруг изгои, отбросы общества! – и запихнули в клинику, которой заведовал доктор Вениамин Аркадьевич Самойлов.
Она выпивает залпом минеральную воду, словно водку, и даже морщится так же. Бедная моя подружка! Как же её корежит! А я-то думала, что это только меня достают видения прошлого. И Катя обычно успокаивает меня, но ей-то самой откуда знать нравственные терзания. Подумаешь, от мужа убежала…
На самом деле Кате приходится куда хуже. В моих воспоминаниях плачет моя оскорбленная гордость, а в Катиных – и страх, и ненависть, и бог его знает, что еще…
– И ты вышла за него замуж?
– Не сразу, конечно, – бледно улыбается Катя. – Хотя, по мнению моих родителей, должна была немедленно броситься на шею человеку, который не только вылечил меня, но и богат, хорош собой, пусть и не первой молодости…
– Можно подумать, ты сама страшна как смертный грех, и никто не взял бы тебя замуж!
– Дело не в этом. Ты же понимаешь, я находилась в группе риска. Как обезьяна с гранатой, никто не знал, в какой момент я возьмусь за чеку… Потому неудивительно, что мои родители мечтали о том, чтобы передать меня с рук на руки надежному человеку. И тогда они больше могли не бояться, что у меня наступит рецидив. Муж – он ведь на то и муж, чтобы приглядывать за своей женой… Хорошо хоть институт дали мне закончить. Да и то на занятия со мной ходил нанятый мужем телохранитель – он следил, чтобы у меня не было больше опасных контактов с другими наркоманами.
– Катя, перестань. – Я касаюсь её руки, потому что, кажется, ещё минута, и у неё начнется истерика.
Но она так возбуждена, что не замечает этого моего жеста.
– Ты не знаешь, наркоманы – они же хитрые, как и алкоголики. Их закрывай, не закрывай, они всё равно выберут момент и сбегут.
– Ты же сказала, что муж тебя вылечил.
– Вылечил. Но повадки-то остались. Да и жизнь взаперти, согласись, не большое счастье. К тому же я вдруг забеременела, хотя никаких детей не хотела. И родила Димку. Вот перед кем я виновата, вот за что я буду гореть в аду!
Мне становится не по себе. Страшно наблюдать за тем, как близкого человека терзают демоны и он корчится и истекает кровью…
– Катюша, ты наговариваешь на себя! Нет более нежной и внимательной матери, чем ты.
Она опять всхлипывает и лезет в сумочку за платком.
– Да, а ты разве не видишь, какой мой сыночек худенький и слабый? Он всего боится, постоянно хнычет, часто болеет, а я, вместо того чтобы днями сидеть у его постели, нанимаю для этого нянек. Неизвестно, какие из них воспитатели!
Глаза у неё наполняются слезами, и она начинает рыдать, но как-то задавленно, беззвучно и оттого страшно.
Наверное, права она была в том, что почти ничего о своём прошлом мне не рассказывала. Невольно у меня появляется к ней какая-то жалость, как у человека стопроцентно здорового к безнадежно больному.
Я никогда не интересовалась наркотиками. И к наркоманам испытывала скорее брезгливость, чем какие-то иные чувства. Мне было непонятно, как они тянулись к тому, что заведомо есть самоуничтожение. Это всё равно, что, прочитав на столбе «Не влезай, убьёт!», пытаться влезть. Всякое любопытство должно иметь предел, ограниченный инстинктом самосохранения.
Теперь я пыталась напомнить себе, что Катя – моя подруга и, если разобраться, кроме меня, у неё никого нет. И я пытаюсь её успокоить:
– Ничего, скоро я возьму над твоим Димкой шефство. Буду его и Мишку водить в бассейн.
Она глубоко вздыхает, словно для того, чтобы втянуть в себя слезы, и жалко улыбается:
– А он тогда вообще из болячек не будет вылезать.
– Хорошо, давай я буду преподавать им самбо…
– И он тут же что-нибудь себе сломает!
– Ну что ж, тогда пусть болеет и хнычет.
– А ты жестокая, – как будто делает открытие Катя, исподлобья взглядывая на меня.
– А ты – дура!
Не знаю, почему вдруг это оскорбительное слово срывается с моего языка. Я с самого начала видела, что Катя воспитывает Димку будто хрупкий оранжерейный цветок, а не мальчика, будущего мужчину. Теперь, как выясняется, так тщательно оберегая его, она вроде как замаливает свою вину перед ним. Какая-то забота наоборот. Между прочим, пусть я по специальности и учитель физкультуры, тренер, но всё же педагог, и Катя могла бы к моим словам прислушаться.
Впрочем, хотела ли она прислушиваться? И приглядываться. Разве она не видела детской комнаты Мишки? И шведскую стенку, и канат, подвешенный к потолку. Я уже давно понемногу дозирую Мишке физическую нагрузку. Видела бы Катя, как он держит «угол» на канате. А при случае вполне может дать сдачи мальчишке гораздо старше его.
– Прости.
– Ладно, – Катя нехотя улыбается, – ещё не хватало нам разругаться. Начали за здравие, а кончили за упокой.
– Как раз здравия в нашем разговоре и не было. Ты начала свой рассказ с того, что боишься своего бывшего мужа… Ты хоть развелась с ним?
– Нет, – говорит Катя и краснеет. – Как бы я это сделала? Тогда он бы сразу меня нашёл.
– А так – не сразу, – всё же не выдержав, ехидничаю я.
Что-то и в самом деле я сегодня разболталась. Катина нервозность действует на меня не лучшим образом. Кроме того, подруга поворачивается ко мне другой, прежде неизвестной стороной, и я невольно напрягаюсь в ожидании, что за откровения я сегодня ещё услышу.
Потому честно и признаюсь:
– Не обращай на меня внимания. Сама не знаю, чего вдруг стала на тебя вызверяться. Просто я не ожидала от тебя таких признаний и удивлена, почему ты до сих пор молчала. Неужели твоя откровенность заставит меня по-другому относиться к тебе?
– Не спеши, Ванесса, это далеко не всё. Добавь к прежним откровениям ещё одно: твоя подруга – воровка!
– Катя!
– Нет уж, теперь ты меня не останавливай! Хотела – получи… Два года, что я с Димкой сидела дома, я только тем и занималась, что воровала у мужа деньги под любыми предлогами и складывала их в огромного плюшевого медведя, из которого, подпоров швы, потихоньку вынимала его содержимое. Вечерние платья я покупала самые дешевые – ведь при этом мы же с мужем должны были появляться на всяких там тусовках, а потом с помощью машинки и какой-то матери… понятное дело, своей фантазии, я создавала чудеса моделирования. Как нечистая на руку домработница я обсчитывала его на чём только можно. Благо он меня не особенно и проверял… Что ты на меня не смотришь с укоризной?.. А на самом деле едва сдерживаешься, чтобы не рассмеяться!
И тут я расхохоталась. Но ведь совсем не было смешно. Голову мне, что ли, во время сна подменили?!
Катя сначала смотрит на меня недоуменно, а потом, заразившись, тоже начинает смеяться.
– Те, которые бегут из казематов, сушат сухари, – отсмеявшись, говорю я, – а ты сушила… баксы, наверное?
– Конечно, – соглашается она, – бежать в никуда… то есть ни с чем мне не хотелось. Я всегда мечтала открыть собственное ателье. Но не думай, что всю сумму мне удалось получить с мужа. Я написала письмо отцу. На конверте приписала: лично, – чтобы прочёл только он. Такое слезливое-слезливое. Мол, когда я увлекалась наркотой, я задолжала одному мафиози десять тысяч баксов, и теперь он шантажирует меня, угрожает украсть Димку, а мужу об этом я сказать боюсь… Отец повёлся. Позвонил Вениамину Аркадьевичу: мол, он хочет со мной встретиться, если тот не возражает. Конечно же, Самойлов не возражал. Даже своего телохранителя со мной не послал, потому что отец обещал и увезти меня, и привезти обратно. Мы с ним посидели в ресторане, и он тайком от присутствующих передал мне конверт с баксами.
– Ты летела сюда на самолете?
– Вначале. Билет взяла до известного тебе областного центра, потом на двух электричках доехала до крупной железнодорожной станции и только тогда пересела на поезд до нашего города. Здесь у меня жила школьная подруга. Правда, ее я так и не нашла, она куда-то уехала, но у меня с собой были деньги, так что найти квартиру не составляло труда. А два года назад…
– Ты купила квартиру, – договариваю я.
– А потом другую. И машину. И вообще стала на ноги.
– Ну так и в чем проблема?
– В том, что Самойлов может отобрать у меня Димку. Я ведь на учете состояла в Питере. Как наркоманка. И думаю, нигде не отражено, что я больше дурью не увлекаюсь… Если он отберёт у меня сына, мне незачем будет жить!
Катя опускает голову в совершенном отчаянии.
– А зачем ты мне всё это рассказала?
Я нарочно так говорю, чтобы сбить Катерину с толку и с этой её истерической ноты.
– Подумала, а вдруг ты сможешь мне помочь?
– Вот именно, вдруг я смогу помочь? И вот я ещё и сказать-то ничего не успела, а ты уже в панику ударилась. Для чего на свете существуют друзья, как ты думаешь?
– Неужели ты и в самом деле можешь мне помочь?
– Естественно! – залихватски отвечаю я, с удовольствием отмечая, как в ее глазах загорается надежда.
Глава шестая
Ну вот, теперь она уставилась на меня и не дает куска проглотить!
– Ты зачем меня в ресторан-то позвала? – нарочито возмущаюсь я.
Катя смущается и тоже берется за вилку.
– Я думала, заодно и поедим.
– Правильно. А могу я есть, когда на меня смотрят с такой жадностью? Может, ты считаешь, что одной порции тебе не хватит?
– Прости, – извиняется Катя, но всё равно смотрит на меня и ждёт, когда я начну говорить.
– У меня есть только одна просьба, – мычу я с набитым ртом, – если ты четыре года молчала, еще пятнадцать минут помолчи, а?
– Хорошо, – соглашается подруга. И начинает машинально жевать.
Я незаметно за ней наблюдаю. Вот она на мгновение остановилась, будто прислушиваясь. Кивнула то ли своим мыслям, то ли ощущениям и принялась наконец жадно есть. В какой-то момент мне опять стало смешно: сколько же времени собственные страхи мешали ей как следует питаться? Показалось, что всё не так уж плохо, и она стала есть. Что и требовалось!
Под шумок я заказываю по рюмке хорошего сухого вина. Мы обе за рулем, но вряд ли от такого небольшого количества алкоголя мы утратим навыки вождения.
– Ну что, ты наелась? – наконец спрашивает Катя.
– Наелась. – Я притворно вздыхаю: мол, надо же, и пятнадцати минут не могла подождать! На самом деле я давно научилась есть быстро, особенно когда меня ждут дела. – Ладно, не буду больше тебя мучить. Начнем. Во-первых, и даже во-вторых, ты не знаешь, зачем он вообще приехал…
– Я же тебе говорила.
– Это твои домыслы, а я говорю о его планах.
– Так ты считаешь, что мне необходимо с ним встретиться?
– Конечно! А иначе любой тебе скажет, что твои страхи – беспочвенны. Что за привычка зажмуриваться, когда нужно смотреть с открытыми глазами!
– Это ты говоришь не как подруга, а как телохранитель! – обижается Катя. – Зачем иначе он бы стал меня разыскивать?
– А откуда вообще ты взяла, что он тебя разыскивает? Он элементарно узнал твой адрес, например, побывав в адресном бюро или зайдя в твоё ателье.
– Никто из моих родственников не знает, что у меня есть ателье. Я даже с родителями не общаюсь!
– Молодец, – говорю я, – совсем как в стишке, который я Мишке читаю:
Длинноногий страусёнок
Очень-очень грустный был,
Потому что он с пелёнок
Очень солнышко любил.
И сейчас оно сияло,
Купол неба был высок,
А мама сына заставляла
Прятать голову в песок…
– Что у тебя сегодня за настроение? – сетует Катя. – То смеешься ни с того ни с сего, то детские стишки декламируешь… Да, я прячу голову в песок! А что бы ты стала делать на моем месте, живя одна с ребенком и не имея права на защиту закона?
– Всё, больше никакого смеха, – соглашаюсь я. – Начнём с самого начала, а именно с того, что тебе необходимо встретиться со своим мужем и наконец поинтересоваться, что ему от тебя нужно?
– Где же я его найду? – теперь удивляется Катя.
Ох уж эти нервные натуры! Вместо того чтобы осмотреть проблему со всех сторон, они впадают в истерику, едва увидев небольшой кусочек.
– Видишь, стоит взглянуть на проблему с другого конца, как вырисовываются совсем другие аспекты. Уже не он тебя разыскивает, а ты прямо-таки мечтаешь с ним встретиться. Или ты не очень хочешь его видеть и поручаешь это мне?
– Поручаю, – помедлив, соглашается Катя.
– Вот и славно, а я попробую его найти, памятуя, что в нашем городе не так уж много гостиниц, чтобы в течение двух часов нельзя было их все обзвонить…
– Наверное, ты права, а то у меня от волнения голова совсем плохо соображает.
– Вот ещё что. – Я подумала: а что, если Катины страхи не напрасны? – Поскольку ты всё же почему-то своего мужа боишься, и не только из-за Димки, думаю, тебе стоит воспользоваться услугами моей фирмы.
– В каком смысле?
– Как раз сегодня у меня кончается контракт с одним из клиентов и освобождается девушка, которую звать Ира. Такая славная девушка, высокая, стройная, на мордашку симпатичная. Пусть она возле тебя пару дней побудет, пока мы с твоим Самойловым все вопросы не решим. Всё-таки хотелось бы видеть тебя не такой взбудораженной.
Катя оживляется. Видимо, все мои прежние оптимистические речи не произвели на неё должного впечатления, а конкретная помощь именно сейчас – то, что нужно.
– Только давай сразу договоримся, – решительно заявляет она, в момент превращаясь в известного модельера, который без твердого характера не смог бы в столь короткий срок пробиться на таком рынке, как мода. – Дружба дружбой, а денежки врозь. Ты мне выставляешь счет, и я его оплачиваю. Нужно контракт составить, составляй, я подпишу… А теперь, если не возражаешь, я возвращаюсь к себе.
– А я часа через два пришлю к тебе Иру с готовым контрактом.
Мы быстренько доедаем десерт, расплачиваемся по счету, одинаковым жестом вкладывая в меню по тысяче рублей, и, посмеиваясь, разъезжаемся в разные стороны.
Я возвращаюсь к себе в офис и сажусь за телефон. Пора наконец взять в штат секретаршу, да всё руки не доходят. А ведь именно она сейчас бы сидела и обзванивала гостиницы с вопросом: не поселился ли у них Самойлов Вениамин Аркадьевич, приехавший из Санкт-Петербурга?
Мне везёт. Я нахожу его с третьего звонка. И даже узнаю телефон номера, по которому тут же перезваниваю. Сегодня явно мой день, потому что Вениамин Аркадьевич оказывается в номере. И соглашается со мной встретиться. В ресторане гостиницы, куда я должна подъехать через двадцать минут.
– Вы – подруга моей жены?
Навстречу мне из-за столика поднимается моложавый подтянутый мужчина, на вид лет сорока пяти, с глазами опытного сердцееда.
Если бы Катя не успела мне рассказать подробности о своей прошлой жизни, я бы не поняла удивления, прозвучавшего в голосе Самойлова.
– Подруга, подруга, – киваю я, присаживаясь на стул за его столиком.
Ещё бы, уж на наркоманку я никак не похожа, а Самойлов небось нафантазировал себе, что жена без него совсем пропала.
– Это хорошо, что вы мне позвонили. А то я вчера приехал, а сегодня только и успел, что побывать у Катерины на квартире, – той, которую она купила, видимо, недавно, потому что этого адреса нет даже в адресном столе… То есть я вначале искал её по тому адресу, что мне дали в «справке», а потом уж хозяин её бывшей квартиры подсказал мне, как мою жену найти… Её не было дома. Уже в девять часов! – В голосе его звучит неприкрытое удивление.
Что же тут странного, если её ателье открывается в девять часов, а Катя, как его владелица, приходит и вовсе минут на сорок раньше остальных.
Наверное, в своей прежней жизни Катя утром подолгу спала, вот муж и удивляется.
– Так вот, на квартире я её не застал и направился в ателье, где никто не знал местонахождения Катерины. Я уже начал опасаться того, что мне придётся гоняться за моей женой по всему вашему городу, и даже подумывал обратиться в полицию…
Он говорит это со значением. Мол, имей в виду, я ни в коем случае сдаваться не намерен.
Едва войдя в зал ресторана, я сразу вычислила Самойлова, прикинув, кто из немногочисленных посетителей ресторана может выглядеть как бизнесмен, имеющий наркологическую клинику.
– Вы – юрист? – интересуется он, по моему знаку наливая мне в бокал минеральную воду.
– Нет. А для вас это принципиально?
Он пожимает плечами.
– Просто я подумал, что Катя неспроста прислала вас вместо себя. А раз нет, в таком случае мы могли бы сразу решить все наши проблемы без крючкотворства.
– Проблемы? А они есть?
Он мог бы сразу сказать, в чём они состоят. Если я и не юрист, всё равно нет смысла тянуть кота за хвост. Может, ему решимости не хватает? На всякий случай я продолжаю хранить на лице вежливое внимание, а сама думаю, что он вряд ли подозревает, насколько успешна его жена. Потому что раздумывает, как бы не продешевить. Что-то ему от Кати нужно, но он не хочет за это дорого платить.
– Екатерина с вами откровенна? – наконец отвечает он вопросом на вопрос.
– В той мере, в какой могут быть откровенны близкие подруги.
– Мы не виделись с женой четыре года, – его губы трогает кривая улыбка, – но, думаю, вряд ли она так уж кардинально изменилась.
– И тем не менее я вас слушаю.
Он уже начинает меня раздражать этой своей напыщенностью!
Наверное, Самойлов привык, что он нравится женщинам. И пытается произвести на меня впечатление, чтобы заиметь в моем лице союзника. Еще один мужчина, уверенный в том, что настоящей женской дружбы не существует. А та, что провозглашается, легко рушится под напором мужского обаяния.
– Ого, какой тон! Небось вы наслушались обо мне всяких страшилок и теперь представляете себе этакого монстра под маской приличного человека.
Понятно, он никак не может сообразить, в каком направлении вести со мной разговор. То с одной стороны зайдёт, то с другой. Но я не собираюсь ему помогать. Тем более что тоже никак не могу понять цели его приезда.
– Что значит наслушалась? Вы совершенно незнакомый мне человек, и мне просто было бы неинтересно что-то там о вас выслушивать.
– Вы мне грубите?
Ну вот, у него и кончилось терпение. Надо было лишь немного подождать. Или он специалист только по отношению к женщинам-наркоманкам?
– Вообще-то не собиралась, но вы устроили такое длинное предисловие, что я поневоле почувствовала раздражение.
– Хорошо. Буду краток. Мне нужен развод.
Как все, оказывается, просто. У страха глаза велики. Зря, выходит, Катя себе напридумывала опасность, которая могла бы исходить от ее мужа.
– И всё? – снисходительно интересуюсь я.
– И всё. – Самойлов выжидающе взглядывает на меня, но, не получив никаких комментариев, продолжает: – Представьте себе, всего лишь развод. Причем быстро. Мы с будущей женой должны уехать в Канаду на ПМЖ…
– Разве вам плохо живётся в России?
Мне по большому счету неинтересно, как ему живётся, но таким образом я пытаюсь заставить его раскрыться и перестать рисоваться передо мной. Но, против ожидания, он охотно поясняет:
– В России – это как-то ненадежно, что ли, а в Канаде мне предлагают заведовать клиникой, напичканной самым современным оборудованием и имеющей передовые разработки. Я хочу продать свою клинику в Питере, квартиру – словом, всё, что имею. Понятное дело, Катерине и моему сыну кое-что причитается, но это в том случае, если она оформит согласие на развод у нотариуса, а также подпишет отказ от всех материальных претензий. Подумать только, она даже не выписалась из нашей петербургской квартиры!
– А что вы имеете в виду под словами «кое-что причитается»? – интересуюсь я.
– Скажем так… – Он несколько тушуется под моим пристальным взглядом, но твердо заканчивает: – Пятьдесят тысяч долларов!
– Хорошо, я все передам Кате и сегодня же вечером сообщу её решение.
– Буду ждать, – кратко отзывается он.
Из ресторана я отправляюсь к Катерине в ателье, где она скорее всего и была во время визита туда Вениамина. Наказала своим сотрудникам никого из мужчин к ней не пускать. Или описала внешность Самойлова, для которого её в городе нет. Ни в каком случае. На меня такие ограничения не распространяются, потому я сразу прохожу к ней в кабинет.
Катя моему приходу откровенно радуется. А когда я рассказываю ей о беседе с ее мужем, воспаряет духом.
– Значит, он вовсе не собирается отбирать у меня Димку? А я-то, дурочка, боялась. Господи, сколько нервных клеток напрасно потратила!
– А с чего ты вообще взяла, что муж приехал за Димкой?
– Да он, когда мы жили вместе, только и пугал меня этим. Смотри, если я узнаю, что ты колешься, смотри, если я узнаю, что ты опять удирала к своим друзьям, смотри, если… черт знает, что ещё! В смысле, что тогда он заберёт у меня сына и никогда его не отдаст. А мне ничего из его состояния не достанется, потому что приобреталось оно до нашей женитьбы! И вот надо же, настал мой час! Съел, Венечка!
– Так что, ты согласна на его условия?
– Ага, щас! – залихватски выпаливает она.
– А мне казалось, что недавно ты была бы рада о нем и не слышать, не то что требовать чего-то.
– Что было, то было, – легко соглашается она, – но теперь… Недаром у меня чесалась левая рука! Мне просто с неба валятся деньги, а я стану разыгрывать казанскую сироту? Мне позарез нужна одна японская машина, которую я могла бы поставить в своем филиале в «Сити-центре». Я уж думала у Жорика в банке кредит брать!
Жорик – Катин бойфренд – раньше часто предлагал ей этот самый кредит, но она по секрету говорила мне, что чего бы ей меньше всего хотелось, так это попадать в зависимость от Жорика.
– Хочешь сказать, что швейная машинка, пусть и промышленная, стоит больше пятидесяти тысяч долларов?
– Ну да, аренда офиса сколько съест плюс вязальная машинка – мы могли бы выпускать отделки к платьям… Ой, я могла бы открыть свой магазин!
Она в запале перечисляет всё то, о чем мечтала. Как бы успешна ни была Катя, у неё ещё нет достаточного капитала, чтобы активно наращивать свое производство.
Куда в момент подевалась Катюша с бледным лицом и тревожным блеском в глазах. Передо мной предстает настоящая Катерина Самойлова, женщина, которая, можно сказать, создала собственный Дом моды! Женщина, чье имя уже знают в Европе, а её муж об этом, похоже, и не подозревает.
– Сто тысяч долларов, и ни центом меньше! – заявляет она. – А начать торговаться ты можешь, скажем, со ста пятидесяти.
– Ты не сильно закручиваешь, подруга?
– Сильно? Да если мне причитается половина, то это половина от полумиллиона конкретно! Сто – если ты хорошо считаешь – всего лишь пятая часть.
– Я всё сделаю, а ты за это возьмёшь моего сына из садика.
– Возьму, конечно, куда же я денусь. Заедешь за Мишей к нам домой, а заодно и документы привезёшь.
Я ехала к себе, и в голове моей рождались философские мысли. Вроде того, что правильно говорят мужчины: логика у нас, женщин, по меньшей мере странная. Только что мы просим судьбу о милости, но лишь стоит нам её оказать, как наши запросы многократно увеличиваются.
И довольствоваться малым хотим далеко не все. По крайней мере если чувствуем, что можем получить больше… то больше и получаем!
К вечеру, как и обещала, звоню её мужу:
– Я передала Кате ваши пожелания – она с ними не согласна.
– Она не хочет давать мне развода? – откровенно пугается он. – Или что там она задумала?
– Рассказать вам все по телефону или мне подъехать?
– В самом деле, лучше подъезжайте, – соображает он, видимо, уже скучая в своем номере «люкс». То есть я не могу, конечно, этого утверждать, но предполагаю, что заведующий клиникой привык к особому комфорту.
