Текст книги "Драма в Тихом океане"

Автор книги: Лариса Шкатула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Вообще-то, можно было бы позвонить Петру, – у него наверняка есть знакомые моряки… Но тут же она себя одернула. Какой Пётр? Во-первых, он её не поймёт, а во-вторых спросит:

– Разве я тебе мало денег даю?

В смысле, алиментов. Да и чего вдруг она станет звонить чужому мужу в субботу утром?

Глава вторая

Дочь оживилась, узнав, что матери, возможно, больше месяца не будет дома, отчего Анастасии взгрустнулось. Растишь их – имелось в виду детей вообще – беспокоишься, о себе забываешь. Лишний раз друзей в гости не пригласишь, а они? Только и ждут, чтобы ты уехала и предоставила им желанную свободу! А точнее, освободила квартиру.

Никто не рад тому, что Анастасия живёт на белом свете! Все только и думают, как бы от неё избавиться. Причём, один это уже сделал, а другая, как оказалось, лишь спит и видит, чтобы мать куда-нибудь сдёрнула.

Так называемый «Плач Анастасии». Не любила она себя в такие минуты. И можно было бы что-то исправить, а то ведь нет. Только сердце себе рвёшь.

Громко зевая, из своей комнаты опять выползла дочь. Сколько ей Анастасия всяких ночных рубашек покупала, так ни одну и не носит. Вон спит в трусиках, которые – одно название, две полоски, и в мужской майке. Два часа назад как проснулась, а всё по дому в «ночном» ходит.

– Что мне ещё взять с собой, как ты думаешь, Света?

Анастасия стояла над большой дорожной сумкой на колесиках и переводила взгляд то на её раскрытое нутро, то на разложенные по всей кровати свертки с вещами.

Дочь сперва помогала, но потом утомилась – Светлану вообще надолго не хватало, чем её мать была немало озабочена: что же это дочурка не может никакое дело до конца довести!

– Чего ты сможешь в жизни добиться, если ты такая неусидчивая?

Она говорила вообще, но дочь понимала, что мать раздражена в частности.

– Мам, если разобраться, то твои сборы – это вовсе не моё дело. Сама решай, что брать, а чего не брать.

Понятное дело, Анастасия разозлилась. Да, и она ведёт себя не лучшим образом: ждёт помощи от той, которую при этом пинает.

– Неужели так трудно помочь матери собраться? Я понимаю, ты не можешь дождаться, пока я уеду…

– Но я не знаю, – нехотя взялась за вещи Светлана. – Я же никогда в рейсы не ходила!

– А кто ходил? Я?

– Могла бы позвонить тете Ире…

Ирина Колечкина – старинная, можно сказать, с горшка, подруга Анастасии. И в самом деле, странно, что ей до сих пор не позвонили… Позвонили бы, если бы Анастасия не нахамила подруге, когда та стала доставать её советами. Мол, зря она так на работу торопится. И в том, что бывший муж поддерживает материально, ничего обидного нет. Молодец, настоящий мужик!..

– Тетя Ира тоже в таких делах ничего не смыслит.

– Вот ия, кроме университета, никуда не ходила. То есть, понятно, в гости к друзьям-приятелям, не без того. А это по морским понятиям – чистый каботаж22
  Каботаж – морское судоходство вдоль побережья, между портами одного государства


[Закрыть]. Ты же идешь в загранку?

– Конечно. В Японию. И буду наверняка в город выходить. А в чём?

– В джинсах и футболке – самая демократичная одежда.

– Не смешно!

– А я и не смеюсь.

Анастасия присела в кресло и жалостливо посмотрела на дочь.

– На самом деле, у меня не ладятся сборы совсем по другой причине. Я оставляю тебя дома одну, как мне сказали, не меньше, чем на месяц.Тебе только восемнадцать исполнилось. Я же от беспокойства за тебя испереживаюсь вся…

– Мама, ты никогда не было курицей…

– Это ещё что! – взорвалась Анастасия. Сказывалось беспокойство таким образом, что она нервничала больше обычного и во всём видела подвох или покушение на привычные ценности. В данном случае, на авторитет матери.

– Не знаю, о чём ты подумала, а я имею в виду то, что ты вдруг стала надо мной кудахтать. Ну, хочешь, я попрошу, чтобы это время со мной пожила Оксана?

– Какая из Оксан – у тебя их две.

– Я имею в виду Куркову. Ту, что живет в общежитии. Думаю, она обрадуется. Я буду жить в твоей комнате, а она – в моей.

– А нельзя вам обоим жить в твоей комнате?

– Тебе жалко стало? У нас, кроме твоей, ещё три комнаты! Или ты предлагаешь остальные на время твоего отъезда запереть?

Анастасия смутилась: и в самом деле, о том ли надо думать? Она вздохнула устало.

– Ничего я не предлагаю. Живите, где хотите.

Но подумала: вот именно, есть ещё три комнаты, а Светке всегда нравилась комната матери, вот она и мылится. А почему бы просто ей не сказать? Пользуйтесь остальными тремя комнатами, а мою оставь в покое. Нет, сразу стала отрабатывать задний ход. А вдруг её заподозрят в скупости или, кто знает, в чём ещё!

– Теперь ты обиделась. А я всего лишь хотела сказать, что уже выросла. Между прочим, заканчиваю первый курс университета, и живу дома, а не в общежитии только потому, что в этом нет необходимости – высшее учебное заведение находится в моем родном городе, в то время как родители Оксаны живут в двухстах километрах отсюда… Да разве одна такая Оксана? Сколько девчонок живут вдали от родителей с семнадцати лет, а я у тебя из другого теста сделана?

– Понеслась душа в рай! Светка, если тебя зацепили, ты можешь без устали сражаться против всех и вся, включая собственную мать. Вот уж свекруха будет, не приведи бог.

– Как ты сама-то в этих случаях говоришь? Косой кривому глаз колет! Это про мужа с женой говорят: одна сатана, а мужчины, знаешь, как говорят? Если хочешь знать, какой твоя жена будет со временем, посмотри на тёщу!

Анастасия улыбнулась: боевую девчонку вырастила.

– Ладно-ладно, мир! Сделаем мне скидку: я просто волнуюсь. Я боюсь моря, боюсь нового коллектива… И вообще! Ну, какой из меня судовой врач?

– По-моему, очень хороший.

Светлана в порыве любви прижалась к матери. Вот так всегда, если у них возникали хоть крохотные размолвки, дочь судорожно обнимала мать, как будто та могла настолько обидеться, что даже уйти из дома. Как в своё время отец.

Отца Света пламенно любила, и до сих пор не могла простить матери, что его с ними нет. Странно, в таких случаях во всем обвиняют отца, а Светка считала виноватой мать.

Хотя Пётр Петрович Смеляков имел уже другую семью, но при этом часто виделся с дочерью, был в курсе всех её дел, и помогал бывшей семье так активно, что благодаря его деньгам, Анастасия могла бы вообще не работать.

Могла бы, но гордость не позволяла. Он думает, что она без него пропадёт? А вот фиг ему! Платит Светке алименты, так это святое дело. А содержать заодно и бывшую жену – это уже ни в какие ворота не лезет! Так что Анастасия – подруги говорят, дурочка! – отбивалась от Петечкиных денег как могла.

Нет, она конечно женщина нормальная, и денег, как известно, лишних не бывает, но брать их у него означало как бы простить ему предательство. Вроде, ничего не произошло, и он не создал другую семью. Спрашивается, куда торопился? В самом деле, полюбил свою новую жену или женился назло Анастасии?

В первом случае – обидно, а во втором – просто зло берёт. Ради принципа испортил Анастасии жизнь? Вот чего, спрашивается, он приходит к ней домой, когда его никто не зовёт?!

Она смотрела в его злые глаза – не хочет брать деньги! – и посмеивалась про себя. Это же надо, до чего дошло! Ещё немного, и он начнет её ненавидеть.

Подруга Ирина тоже злилась на неё и набрасывалась с упреками, словно Анастасия своим чистоплюйством подводила всех разведённых женщин страны.

– Пусть платит! – ругалась она. – Развалил семью, женился на какой-то трычке-малолетке, и будет теперь благоденствовать? Нет, милый, ты выполни свой долг, выучи дочь, выдай замуж…

– Ира, – пыталась остановить подругу Настя, – я никаких претензий к нему не имею.

– Вот именно! – говорила та, не уточняя, что именно. – А он и радуется, что его жена – женщина порядочная. Другая бы показала ему тихую жизнь!

Впрочем, всё, что ни идёт, к лучшему. Сейчас бы Анастасия сидела дома и ни о какой работе не беспокоилась. Или всё равно не сидела бы?

Почему Пётр так не хотел, чтобы она работала? Неужели не понимал, что Анастасия не из тех женщин, что могут прожить без любимого дела? Не хотел понять.

– Зачем тебе работать? – кричал он и тряс жену за плечи. – Твоя месячная зарплата – это мой заработок за час. Да что там, час, за пять минут!

– Ты – это ты, а я – это я, – не соглашалась Анастасия, которая была возмущена тем, что Пётр считает, будто деньги могут решить все проблемы. Если он зарабатывает много, значит, жена должна заглядывать ему в рот, сидеть и не чирикать… А её работа, значит, и не работа вовсе?

Если государство не платит врачам то, что им положено, получается, и работа медиков не слишком важна? Хотела бы она посмотреть на Петра Петровича, который хотя бы… хотя бы ногу подвернул! Даже в этом случае он без врача бы не обошёлся, но это не мешает ему считать, будто Настина работа ничего не стоит!

Но кому сказать, от чего Анастасия отказалась, ведь не поверят.Считается, будто жены от богатства не уходят. Это богатые мужья бросают своих старых надоевших жен.

Бедная страна, бедные в ней люди, если деньгами измеряется счастье!

У семейства Смеляковых была горничная. И кухарка. В их огромном, похожем на замок, доме в четырех уровнях.

Это из него в своё время ушел Пётр. Светлана тогда со своим классом была на экскурсии в Санкт-Петербурге. Анастасия долго слонялась одна по пустому дому и, не выдержав, позвонила Петру:

– Возвращайся, давай лучше я уйду. Куда-нибудь. Ну, зачем мне этот сарай…

Оскорбляла его творение нарочно, чтобы он разозлился, и в злости своей не терзал её этими излишками, ради которых, считалась, она должна была продать душу дьяволу… То есть, пойти против себя, своих представлений о жизни и свободе… Вот её понесло! Говорит, себя не помня, ерунду всякую.

А ведь он готов был этот дом оставить жене и дочери. Зачем? Чтобы она его продала и купила себе такое вот жилье, в котором живёт сейчас? Которое стоит в десять раз дешевле…

Значит, Анастасия говорит, не в деньгах счастье, а сама считает… Может, просто не знает, что хочет?

Тогда, по её просьбе – она почти ни на что не претендовала при разводе, но ведь всё равно в нажитом по закону была её половина! – Пётр купил ей с дочерью эту пятикомнатную квартиру и даже попытался обставить, пока Анастасия на него не прикрикнула.

– Доверь это мне, нам со Светой здесь жить! Обставляй свой замок!

Он всегда слегка терялся, когда она напоминала ему о его богатстве.

– Ася, ты меня всё время упрекала в том, что я разбогател. На твоих же глазах всё было. Ты, помнится, на первых порах мне даже помогала. А когда я добился того, к чему шёл, и начал получать отдачу, сама же стала от меня нос воротить. Будто я вдруг сделался другим. Будто в момент меня разлюбила… Другая жена бы радовалась…

А вот Анастасия не радовалась. Пётр ведь в самом деле стал другим. Он со временем так резко переменился, что она этому только удивлялась и наверняка знала, что будь её муж таким с самого начала, со времени их знакомства, она бы сто раз подумала, прежде чем выйти за него замуж. А, возможно, и не влюбилась бы в самодовольного, постоянно любующегося собой мужчину.

Смешно сказать, но когда они – первое время, конечно, случалось, ездили в вечернем трамвае, он с удовольствием смотрел на свое отражение, глядя в освещенные окна. Потом-то он стал даже морщиться при слове трамвай. Будто родился в «Мерседесе», а не в рабочем квартале города.

Всё происходило оттого, что она привыкла довольствоваться малым и считала главным психологический комфорт, а вовсе не материальный.

Что изменится оттого, что её шуба будет стоить не двадцать тысяч, а двести, а в ушах и на пальцах она станет носить бриллианты, а не полудрагоценные камни?

В бриллиантах не походишь по городу без сопровождения. Значит, они будут лежать в сейфе и радовать только осознанием: они у тебя есть! Пусть лежат на чёрный день! Или на тот случай, когда Анастасия куда-нибудь выйдет, на тусовку, где все женщины будут ходить в бриллиантах и посматривать по сторонам, у кого украшения дороже?

А она, между прочим, терпеть не могла тусовки. Честное слово, она получала куда больше удовольствия от корпоративных междусобойчиков в ординаторской по поводу праздника или чьего-нибудь дня рождения.

Или, когда они небольшой компанией выезжали к Ирке на дачу жарить шашлыки.

Пётр говорил, что Анастасия – совок по своей сути и как дитя советской власти не может подняться выше прожиточного минимума.

Новая жена первым делом родила Петру ребенка, а ведь Анастасия знала, что муж хотел ещё детей. Могла бы пойти ему навстречу. Нет, не так. Что значит, пойти навстречу? Ведь такие вопросы решают вдвоём. И хотят детей тоже оба.

В общем, она себе объясняла, что в случае рождения ребёнка перестанет быть свободной… Ну да, в этом Пётр её и упрекал, что она думала только о себе… А на самом деле он уже начал от Насти отдаляться. И перед разводом уже не заводил разговоров о ребёнке… Скорее, в ту пору у него уже была любовница, которая полетела как бабочка на огонь на его деньги.

Будь они прокляты, его деньги, всё из-за них! Вот пусть теперь со своей молодой женой ими наслаждается! Говорят, она как раз не хочет работать, и с удовольствием то разъезжает по магазинам, или просто носится по улицам на каком-то там то ли «Мерседесе», то ли «Феррари» …

Анастасия вообще не умеет водить машину, так и не выбрала время, чтобы поучиться вождению, получить права… Сейчас бы у неё тоже была машина.

А вот Светка спит и видит собственную машину. И на права сдала – нарочно на них подрабатывала где-то в мебельном магазине. Рисовала покупателям компьютерные варианты расстановки мебели…

Конечно, вряд ли она могла бы рассчитывать на то, что мама ей купит машину. Даже, несмотря на помощь отца, у них не такие уж большие для этого доходы. Но она наверняка ждёт, что Пётр купит машину ей. На девятнадцатилетие. В восемнадцать лет он подарил дочери серьги с бриллиантами. Третьи. Солить их, что ли? Тем более, что Светка обожала бижутерию и утверждала, что дорогие украшения – дурной вкус.

– Пусть бриллианты старухи носят. Мерилин Монро утверждала, что бриллианты – лучшие друзья девушек потому, что просто была мещанкой. И вообще не слишком умной.

После дня рождения дочери, когда Светлане исполнилось восемнадцать, Анастасии случилось говорить по телефону с бывшим мужем.

– Теперь ты можешь нам не помогать, – сказала она, не иначе из вредности. – Светка совершеннолетняя.

– По закону, если она учится в институте, я должен содержать дочь до окончания вуза… И вообще, она не только твоя дочь! Я вовсе не собираюсь от неё отказываться в угоду тебе! Думаешь, я не знаю, сколько ты получаешь в своем диспансере?!

Она тогда ещё там работала. На мгновение у Анастасии даже мелькнула мысль: интересно, а знает ли он, что главврач её домогается?.. Впрочем, если и знает, ему теперь всё равно!.. Однако, вот что странно: почти в аккурат перед её уходом главврача кто-то избил. Подкараулили после работы и так отделали, мама не горюй! Тогда у Насти и мелькнула мысль, не Пётр ли для этого нанял крепких мальчиков?

Анастасия взглянула на себя в зеркало: вроде и ветра нет, дома сидит, а волосы опять взметнулись вверх. Она всегда мечтала иметь волосы прямые, длинные, темно-каштановые, а не это русое облако. Одуванчик! – поэтому называл её Пётр. Но, между прочим, не такой уж это комплимент. Одуванчик с такой шапкой вот-вот облетит, и останется одна лысая головка… Интересно, она из вредности ко всем его словам придиралась?

Правда, глаза у Анастасии голубые, и когда она сильно накрасит ресницы, то глаза выглядят ещё глубже и темнее.

– Просто какой-то синий омут! – приговаривал главный врач Иван Георгиевич, задерживая руку врача Смеляковой в своей руке и норовя обнять за плечи.

Это при том, что тут же, в спортивном диспансере работала терапевтом его жена, и пойди Анастасия на поводу у блудливого муженька, жене об этом тут же стало бы известно.

Почему только главный ничего этого не боялся, трудно понять.

В любом случае, у Анастасии и мысли не водилось пофлиртовать с ним, а в то же время другие… Та же косметолог, которая арендовала в диспансере кабинет за смешные деньги, но отдавая часть прибыли Ивану Георгиевичу. И сплетничали, не только прибыль, а и свое пышное тело.

Чего ему не хватало, если он ещё домогался Анастасии? Косметолог, тоже сплетничали,была женщиной страстной. Жена знала и терпела? Какой-то змеиный клубок!

Да если бы Анастасия пожаловалась на него мужу, пусть и бывшему, Ивану Георгиевичу тяжко бы пришлось. Наверное, всё-таки Пётр об этом узнал… По крайней мере, она с удовольствием об этом думала.

В конце концов Настя просто написала заявление и ушла с работы. В один из дней, после того, как…

Испробовав все способы обольщения и не добившись никакого результата, главврач пошёл ва-банк. В один из дней, когда Анастасия пришла в его кабинет по вызову – кстати, его секретарши на месте не оказалось, и ей следовало бы насторожиться – он быстрым движением запер дверь и открыл свой сейф, чтобы вынуть из него бутылку коньяка десятилетней выдержки. Знал, что она любит коньяк.

Разлил по рюмкам.

– А какой повод у нас повод? – поинтересовалась Анастасия, не двигаясь с места. Она всё ещё стояла у двери, соображая, у Ивана Георгиевича к ней дело или всеёта же старая песня?

Он только взглянул на её лицо и поняв, что позиции врача остались прежними, сурово спросил:

– Вы собираетесь и дальше работать в нашем коллективе?

Хочется, хуже, чем болит.

– Намекаете на групповуху? – схамила Анастасия. – Вы, ваша жена, косметолог и я?

Главный побагровел.

– Возможно, я слишком деликатен с вами, – прошипел он, – а здесь нужен совсем другой язык?

Он стал привставать из-за стола.

Анастасия неспешным движением сняла с приставного стола вазу с цветами, медленно вылила из неё воду в раковину, цветы оставила там же, приноровилась, взяв вазу за узкое горлышко и показала главному.

–Супероружие! – рассмеялась. – Только попробуйте ко мне приблизиться!

И стала отступать к двери, помахивая вазой, как огромной кеглей. Хорошо, что ключи Иван Георгиевич оставил в двери.

Секретарша к тому времени оказалась на месте. Анастасия поставила вазу к ней на стол и сказала.

– Иван Георгиевич говорит, что вода в цветах застоялась, попросил её поменять.

– А цветы? – обалдело спросила секретарша.

– В раковине, – коротко ответила Анастасия и покинула приемную. Навсегда.

Глава третья

«Василий Суриков» стоял на рейде.

Об этом предупредил Анастасию Герасимов, когда она на другой день пришла к нему в офис администрации пароходства.

В диспансере – как-никак, там по-прежнему оставались свои люди – за пару часов сделали ей все нужные справки, Евгений поторопился оформить для неё все необходимые документы и даже пошутил:

– А что, можем, если захотим… Кстати, я уже обо всём договорился. Демидов тебя ждёт.

– Будет свои пушки демонстрировать?

Она имела в виду его однофамильца, родоначальника металлургических заводов в России. В памяти Анастасии возникли кадры из старого фильма, в которых этот Демидов показывал императору Петру Первому отлитую на его заводе пушку.

– Какие пушки? – рассердился её приятель. – Демидов – капитан этого «передвижника». Он хочет взглянуть на своего нового доктора.

Вот так всегда. Если Анастасия волновалась, на неё нападала охота шутить. Причем, юмор этот был далеко не высшего сорта.

– А если он меня забракует?

– Забракует? – изумился Герасимов. – По какой причине? По служебному несоответствию? Станет проверять твои знания по медицинскому справочнику, по «Санитарным правилам и нормам»?

– Если его судно стоит на рейде, как я к нему доберусь?

Герасимов отчетливо вздохнул.

– Ася, ты что, надо мной издеваешься? По акватории порта ходит катер, развозит к рабочим местам членов экипажей. Этакий речной трамвайчик порт-рейд!

Теперь он над нею потешается. На самом деле, Анастасия просто оттягивала момент, когда ей уже не будет хода назад.

Пришлось тащиться в порт. Она села на маршрутку, чтобы побыстрее приехать и побыстрее покончить со всем этим делом. Маленький автобусик оказался забит пассажирами и до порта почти никто не вышел, только всё больше и больше набивалось народу, пока какая-то девчушка чуть ли не на колени к ней влезла. Хотя, ради справедливости стоит сказать, что и на девушку так напирали, что она просто не могла удержаться на ногах.

Евгений попытался ей объяснить, где обычно останавливаются рейдовые катера, но потом сам запутался и сказал ей:

– Куда большинство народа пойдёт, туда и ты иди. Если, конечно, это не начало рабочего дня, когда портовики идут к рабочим местам…

Она и в самом деле вместе со всеми подошла к причалу и села в небольшой юркий катер, на корму – Анастасия легко простывала на сквозняках и сейчас, на носу, тоже могла бы простыть от встречного ветра – хотя, если задуматься, какой же это сквозняк? Это же не в помещении.

Рядом переговаривались две девушки лет по двадцать. Чувствовалось, для них не было никакой морской болезни, и прочих Настиных страхов, потому что вели они себя как заправские морячки. Да и говорили девушки в основном о том, хватит у одной из них заработанных денег, чтобы поступить в медицинский институт.

– Ты хочешь ходить в рейсы как корабельный врач?

– Конечно же нет, вот ещё! Специальность получу, на судно – ни ногой. Или на суше работы не хватит?

– А зачем тогда в рейс идёшь?

– Говорю же тебе, денег не хватает.

– Мне бы твою внешность, я бы с деньгами не заморачивалась.

– Ты всё шутишь.

– А что ещё делать? Нам детдомовским никто не помогает, а ты могла бы у отца попросить.

– А если не поступлю?

– Ну и что же, родной человек.

– Да он меня тогда насмешками изведёт!

Интересно, её Светка тоже подругам рассказывает, какая у неё мать насмешница? Вряд ли она бы побоялась у отца денег попросить. Мало ли, что мама с отцом разошлась. На чью-либо сторону дитя отказалась становиться.

Между тем одна из девчонок вышла у какого-то судна, где двое вахтенных – или просто матросов встречающих – выдернули девчонку из катера, как морковку с грядки, – и повели по трапу, предварительно забрав сумку, а вторая примолкла – с кем бы ей разговаривать – и Анастасия опять вернулась к мыслям о предстоящей работе.

Отныне ей придётся работать в мужском коллективе, а значит с самого начала себя надо соответствующим образом поставить. Не станут же к ней приставать, чисто по-мужски, как к новому человеку на судне, проверять на прочность…

Герасимов говорил определенно: судовой врач – особая статья. Можно не волноваться, что кто-то из команды… попробует постучать в её каюту среди ночи…

Анастасия Львовна! Вы кочевряжетесь и боитесь домогательств моряков, точно девица на выданье. Сейчас не те времена, когда у нас в стране «секса не было», а моряки ходили по улицам иностранных портовых городов не иначе как в сопровождении представителя КГБ.

Теперь они имеют возможность не только ходить в одиночку, но и посещать некие интересные заведения, после которых – в случае необеспечения мер безопасности – станут стучаться к ней в кабинет… По-ихнему, в лазарет и робким голосом блеять, что они, кажется, где-то что-то поймали. Или, как смеялся Герасимов, намотали на винт. Надо бы, кстати, справочник венеролога полистать. На такой вот случай.

А всё же, какие яркие картины рисует себе судовой врач… Ей, прежде всего, придётся первой пробовать приготовленные для моряков кушанья и следить за тем, чтобы пища была полноценной и калорийной.

Получается, что судовой врач – всего лишь санитарный врач, который просто должен иметь в аптечке анальгин и активированный уголь. Впрочем, Женька уверял, что тому, как укомплектован лазарет их судна, могут позавидовать любые сухопутные врачи…

– На «Сурикова» – кто есть, мы подходим! – зычный голос моториста прервал Настины размышления.

Через несколько минут над небольшим катером навис огромный борт теплохода, так что она должна была запрокинуть голову, чтобы увидеть трех моряков, стоящих у борта и с интересом глядящих вниз.

Матрос с повязкой на рукаве, стоявший у трапа, всмотрелся в сидящих внизу людей. Анастасия торопливо поднялась. Она уже видела, как поднимаются на борт моряки других судов.

– Вы – родственница кого-то из команды? – спросил матрос.

– Я – врач, – строго ответила Анастасия. Ей казалось, что морские медики должны быть гораздо серьезнее сухопутных.

– К вам доктор! – крикнул с катера.

– Принимаем! – отозвались сверху и сложенный у борта металлический трап стал медленно опускаться вниз.

– На берег кто собирается? – опять крикнул матрос с катера.

– Все, кто собирались, с утра пораньше умотали, – сообщили ему.

Трап опустился прямо на палубу катера, и матрос подал Анастасии руку, помогая на него ступить.

Она стала медленно подниматься по ступенькам, слегка побаиваясь, – вдруг поручень оборвётся, и она свалится в воду, – но старалась не подавать виду, что боится.

Наверху её тоже приняли, подав руки сразу с двух сторон. Один из встречающих сообщил:

– Капитан приказал немедленно привести врача к нему. Я вас провожу.

И пошёл перед нею, хотя Анастасия была уверена, что женщин всегда надо пропускать вперед.

Сопровождающий без каких-либо знаков отличия, даже без нарукавной повязки, – у одного из оставшихся у трапа моряков была такая, с надписью: «Вахтенный», проводил её по каким-то узким коридорам, к двери, на которой висела табличка: «Капитан». Дважды постучал коротким стуком.

Дверь открылась, и на пороге возникла высокая мужская фигура, лицо трудно было разглядеть, потому что глаза Анастасии привыкли к полумраку коридора, а за спиной мужчины сиял яркий солнечный свет.

– Олег Николаевич, это к вам, – доложил сопровождающий и, наконец, отступил в сторону, пропуская женщину вперед.

То же проделал капитан, сделав шаг в сторону от проема с широким приглашающим жестом.

– Прошу!

Каюта и в самом деле была залита солнцем, врывавшимся через огромные иллюминаторы.

– Присаживайтесь, – опять коротко предложил капитан, и она села за прямоугольный, привинченный к полу стол, на точно такое же кардинально закрепленное кресло.

Олег Николаевич сел напротив, и только теперь Анастасия смогла его разглядеть. А когда разглядела, встретившись с ним взглядом, и глянув на обручальное кольцо на правой руке, подумала с некоторой обречённостью словами песни: где ж ты раньше был, когда я с другим… Можно подумать, она красивых мужчин не видела! Воздух здесь что ли такой… Короче, в любом другом случае она бы сказала себе: вот, мужчина моей мечты!

И это же надо, увидеть его наяву! Просто полного близнеца актера, фильмы с участием которого она так любила смотреть. Любила именно его лицо. ПирсаБроснана, американского киноактера, прославившегося тем, что он сыграл в нескольких фильмах «агента ноль-ноль-семь»!

Она стеснялась того, что, как и молодые девчонки, «фанатела» к нему. Или от него? Короче, он ей ужасно нравился. Впрочем, об этом все знали, и даже муж Пётр, когда видел Броснана на экране телевизора, звал её:

– Аська, иди, твоего красавчика показывают.

Или порой говорил нарочито недоуменно:

– И что в нём находят молоденькие девушки, – не мог не уязвить! – Мужик – как мужик.

А вообще, причём здесь возраст? Любви все возрасты… Её порывы благотворны… Но ведь не встретился такой, как он, раньше, в её веселой молодости, когда так легко влюблялось, и так же легко уходило это чувство влюбленности.

Когда женщине сорок лет, подобная увлечённость может привести к таким осложнениям, что ни приведи господь!

Нет, нет и нет! Выбрось немедленно его из головы, – скомандовала она себе, пытаясь избавиться от чувства ошарашенности, ступора, в которое привело её лицезрение облика капитана. Почему Женька не предупредил её, что Демидов такой красавец?

Наверное, Герасимову так вовсе не кажется. Тяжеленько придётся Анастасии общаться с ним каждый день и делать вид, что он ей совсем безразличен. Ожившая мечта.

Впрочем, откуда эта безнадёга? Вот так она всегда: чуть взглянет на что-то или кого-то, что по определению не может ей принадлежать, как тут же нагромождает горы объяснений, почему ей надо отступить в сторону, отойти, забыть, чтобы напрасно не расстраиваться. Хотя бы раз попыталась понравившегося ей мужчину добиться. Ведь современные женщины так настырны и смелы… Вообще-то у него кольцо на руке.

– Анастасия Львовна, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – пролепетала она и последним усилием воли мысленно встряхнула себя, поражённую: сейчас же возьми себя в руки!

Ни разу до того в жизни, кино – это же так, ожившие картинки, не видела она подобного мужчину. Потому стеснялась своего пристрастия. И когда укладывалась на диван с очередным купленным диском, чтобы смотреть, новый боевик – порождение фантазии писателя Яна Флеминга, старалась, чтобы в это время дома никого из домашних не было.

Она даже прочла несколько романов о непотопляемом и неубиваемом агенте 007, представляя себе те, что не видела экранизированными, только его, Пирса Броснана! Шон Коннери тоже играл пресловутого агента, но это было совсем не то.

Вот потому-то, едва взглянув на капитана, она была поражена в самое сердце. «Слепой Амур в меня пустил стрелу ты, и закипела молодая кровь…», как пелось в известном фильме бедным Караченцовым. Всё так, только кровь не очень молодая.

Бабий век – сорок лет, – говорил когда-то народный фольклор.

Пусть возрастные рамки сейчас раздвинулись, но всё равно не девочка. Да и у самой уже девочка… Совершеннолетняя.

Почему вдруг Анастасия так резко засомневалась в своей женской привлекательности? И сомнение усугубилось, когда она взглянула на капитана. Показалось, он остался совершенно равнодушен к ней, к её женским прелестям? Может, Демидов нарочно не обращает на неё внимания? Понял, что она втрескалась, вот и делает вид, что ему это безразлично. Чтобы она увязла ещё больше?

На самом деле в его лице, при ближайшем рассмотрении, нет никакой особой красивости, уверяла себя Анастасия. Просто мужественная внешность. Без шкиперской бородки, без капитанской трубки – интересно, курит он? Словом, мужчина как мужчина. Почему же у неё дрожат колени? Хорошо, что под столом не видно.

Это именно увлечение Пирсом Броснаном подсадило её на боевики. Настя до сих пор их цитирует. Что-то типа: если ты хочешь стрелять, застрели ту обезьяну, которая сшила тебе этот костюм!

Нет, у него обычное мужское лицо, – всё ещё тщетно пыталась уговорить Анастасия саму себя.– Подумаешь, агента он играл!

Не только Голливуд, выходит, может гордиться красивыми мужчинами. И у нас в России обычный капитан, обычного контейнеровоза стоит троих таких Броснанов…

Короткая стрижка, почти ёжик, уже с искорками седины. Этим отличается он от своего киношного двойника. Пирсу-агенту нужны волосы подлиннее. У капитана четко выстрижены баки, и линия волос надо лбом проведена прямо, будто по приказу строгого хозяина. Ни один волосок из стрижки не выбивается. Всё безукоризненно, как и его форменная рубашка, галстук – интересно, он во время рейса всегда так совершенен?