Текст книги "Шарик"
Автор книги: Лариса Клепцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Клепцова Лариса
Шарик
Лариса Клецова
Шарик
Лариса Александровна Клецова родилась в 1977 году в Орске. окончила медучилище, работала в автотранспортном управлении. В настоящее время студентка V курса Литературного института им. Горького. автор книги стихов "я вам хочу запомниться такой..." Печаталась в альманахах "Гостиный двор" и "осколки", в журнале "Литературная учеба".
Ага, здравствуйте, здрасьте. Да, да, заходите. Дышите. Вот сюда. Ну не так, не так, а как будто шарик надуваете. Да. Сейчас кончит гудеть. Ну вот, видите – "готов". Вот здесь расписывайтесь. Вот, в предпоследней колонке. Штампик вам. Ну, все, работайте. Здравствуйте, дышите...
И так раз пятьдесят, утром и вечером.
Есть такая профессия с редким названием, ибо мало у кого хватит воображения такое придумать: инспектор по проведению предрейсового медицинского обследования на наличие алкоголя в выдыхаемом воздухе, вот.
Можно подумать, я с детства мечтала о такой работе, ага, и в медучилище пошла с единственной целью – засесть так в кабинетике с аппаратиком и ну дяденек проверять!
Почему так несолидно – "дяденек"? Да потому, что должность моя у шоферов ласково, любовно называется "мама, мамочка". Прикалываются "сыночки" пред– и постпенсионного возраста. А мне, когда я начинала работать этим самым инспектором, было 18 лет. Потому – "дяденьки".
В кабинет огромный мой
В жуткий холод, в страшный зной
Никакого дяденьку
Не заманишь пряником.
Это я тогда написала. Мой кабинет. "Барак" – такой огромный, пустой и "вытрезвитель" – отопление в нем каждую зиму в нокауте. Мой единственный затрапезный цветок неизвестной "породы" теперь, наверное, можно прямо в снег высаживать. А обо мне самой и говорить нечего – медицинский халат, поверх него старая шуба, ноги на обогревателе типа "козел"...
Дышите...
Дяденька топорщит усы и старательно дует. В себя. Но аппарат улавливает, ибо не уловить невозможно. Фу!
– Да, – говорит дяденька. – А права не имеете, а закон мне покажите, а не буду я протокол подписывать. И вообще я конфету ел. С ликером.
– Ага, и ликера пол-литра, – заступается механик. – Подписывай, подписывай.
Минусы данной профессии: ее никто не воспринимает всерьез. И прежде всего я сама. На вполне серьезный вопрос: "Кем работаешь?" – отвечаешь примерно так: "Да на заводе, ха-ха-ха". "А кем?" – настороженная улыбка. "Шоферов на алкоголь проверяю", – вымученная гримаса. "Кого, на что, ха-ха-ха?" и так всегда.
Плюсы данной профессии: нюх со временем становится просто собачий. Я уже не сую водителю аппарат под нос, я беседую. Так интереснее. Свежие новости – пожалуйста, расскажут. Новейшие анекдоты про шоферов – да сколько угодно. Лучшие способы "заесть" алкоголь – ну уж нет, строжайшая тайна. Да, знаю я это все, знаю. Солярка, витаминчики из ампул, ну, что там еще?
Да дышите, дышите...
Безграничная наивность нашего народа просто поражает. И великая вера во всемогущий и никем не победимый Авось. Ну как, скажите, можно пить накануне вечером (и не 200 граммов – это пройдет), да так, чтобы прийти на работу с красными глазами, щетиной и конкретным "запахом" и при этом обижаться, что тебя "поймали".
Вот стоит передо мной огромный такой детина в промасленной робе и дышит на меня... клубничкой. Новая жвачка – "Клубника в перегаре". Можно даже "пузыри" надувать.
Детки, взрослые детишки. Лялечки.
На-ка тебе, деточка, игрушечку: аппаратик. Дыши до гудочка, солнышко.
А ведь всегда интересно, как работает игрушечный паровозик. А как работает приборчик для измерения алкоголя? А что он покажет? А что не покажет?
С поистине детским энтузиазмом дяденьки приносят из дома шоколадные конфеты, ядреный квас, безалкогольное пиво... Ну можно дыхну, а? Я ведь уже отработал.
Кстати, безалкогольное пиво – "показывает"!
Дышите...
Девчонки, узнав, где я работаю, когда проходил первый приступ веселости, завистливо вздыхали: женихов там, наверное...
Терпеливо объясняю: работа собачья – выделишь кого-нибудь – загрызут. У меня и так отец "дышит"... Да и вообще – дяденьки взрослые... Да и...
У меня список вообще очень длинный...
Но речь ведь не обо мне, а о работе. Как бы ты ни относился к людям, которых проверяешь, сам факт проверки ставит тебя по другую сторону стола. Общение. Но с оглядкой. Рассказы... Хотя... О чем мне только не рассказывали.
У меня вообще такой своеобразный кабинет психологической разгрузки. Приходишь подышать и, если есть время, садишься в удобное престарелое кресло и рассказываешь. Во-первых, о здоровье, благо свободные уши еще и с медицинским образованием. Во-вторых, о книгах вообще и о тех, которые я читаю и прячу в стол при появлении рабочих, в частности. В-третьих, в-четвертых, в-пятых...
Дышите...
Такое своеобразное противостояние между проверяющим и проверяемым сближает. Не зря же говорят, что между террористом и заложником возникает прочная психологическая связь. И здесь какая-то зависимость; лишний раз подтвердить свою трезвость, доказать: вот, могу же! Обмануть– еще повод самоутвердиться. Да мало ли...
Замечено, что не бывает людей целиком плохих или хороших. Но я твердо уверена, что есть люди нормальные и сволочи. В чистом виде и те, и другие встречаются редко. Любопытны пропорции...
Ситуация сходная: дыхнул, попался, оправдывается. Но почувствуйте разницу!
Цветущий и "пахнущий", как ни один цветок в округе, дяденька легко может обвинить тебя в чем угодно: в злом умысле и неисправности аппарата, в несанкционированной и не обоснованной трудовым законодательством проверке на алкоголь именно в этот день и т.д. и т.п., и т.д. и т.п., и т.д...
Он предложит взятку и страшно удивится, что ты отказалась. Не расслабляйся: он следит за малейшим движением твоей мимической мускулатуры, дабы потом отразить в своем рассказе каждому встречному твою предполагаемую внутреннюю борьбу. Ах, ты не хочешь "простить" его? Немыслимо! Но ничего – у него крепкие тылы: он подлизан к начальству. Он так просто не сдастся!
Хотя у любого начальника терпение не резиновое и "пахучего" работника вскоре, конечно, выгонят. Но прежде чем уйти, он изгадит настроение всем, кому только можно. Он и тебе пригрозит так, что долго потом еще будешь бояться ходить по темным переулкам.
Но это еще не так страшно. Поработай с мое, и за тобой день и ночь будут ходить тысячи тысяч призраков голодных, плачущих детей и жен, выгнавших безработных мужей. А за ними и тени несчастных дяденек, что горючими слезами будут капать на твою неокрепшую юношескую совесть.
Ночь. Я, вся в черном, крадусь по темной извилистой улочке, прижимаясь к стенам домов. Сдерживая прерывистое дыхание, на носочках медленно-медленно приближаюсь к объекту. В руках у меня автомат. И большая бутылка водки. В сумке патроны и соленые огурцы. Вперемешку.
Жертва дремлет у телевизора над чашкой чая. Это Водитель. Он отдыхает перед новым рабочим днем. Он думает о своей машине – все ли в ней исправно. Ему снится щебень, который вдруг превратился в золотой песок, и в Круторожино теперь золотом посыпают дороги...
Моя тень вырастает на стене и закрывает добрую половину обойных лютиков. "Ну, – зловеще говорю я, – допрыгался!" И приставляю дуло автомата ко лбу Водителя. Тот спросонья не может понять, в чем дело, и только вжимается в кресло. "Пей!" – почти что ласково говорю я. "Нет... – не может прийти в себя Водитель, – не буду, мне завтра на работу", – лепечет он. "Пей, – говорю я настойчиво. – Бегом!" Дрожащими руками Водитель наливает водки и обреченно вливает ее в себя. "Еще! – командую я. – Пошевеливайся!" Водитель приканчивает бутылку и тихо валится под стол. Я разражаюсь злобным смехом и лечу домой. О, завтра наступит мой триумф – я поймаю его! Он дыхнет до гудка! Он распишется в протоколе!
И вот тогда – только тогда – меня будет мучить совесть.
Не дышите...
Было и так. Попался человек (в который раз), выгнали его, а он взял да повесился. И что? Работа такая...
Есть такая порода людей – склочники. Ну, выпил – не приходи на проверку, "сломайся", перемонтируй машину, ведь уйду в десять. И все знают. И все на всемогущий Авось надеются.
Приходит дяденька с "запахом", не успела я его записать и дать аппарат, как он уже унесся, окрыленный счастьем. Но мой звонок по местному телефону прервал его полет. Он вернулся. Грустный. Обиженный. Дыхнул. "Алкогольное опьянение" – выдал аппарат.
"Не верю!" – закричал дяденька, переплюнув самого Станиславского. Благо натренировался уже. Талант не оценили. Уволили. Дяденька обиделся и подал в суд. То есть и уволили неправильно, и аппарат неисправен, и сама процедура проверки проходила не так, как надо... Да мало ли...
Во-первых, опоздал адвокат. Видимо, он так долго уверял дяденьку, что дело плевое – раз, два и... Адвокат – молодой тип с торчащими розовыми ушами и внешностью неудачника. Внушительно.
Может, дяденьку и неправильно уволили, но пьяным видели многие. И аппарат тут был явно ни при чем.
"Ну, вы же были пьяным?" – спросил судья. "Я считал себя трезвым",парировал дяденька.
100, 200, 300 граммов – считалочка...
А я? Кем я-то себя считаю? Медсестрой, инспектором, работником завода, вообще непонятно кем и как.
Я, живущая в поселке с поэтичным названием Круторожино, где нет ничего, кроме почты, магазина и издыхающей библиотеки. И где каждый день от взрывов содрогаются дома и позвякивает в шкафу посуда – это взрывают камень в карьере. Снег зимой тут чернеет, летом часто трудно дышать пропыленным воздухом, а облака пыли, встающие над карьером, напоминают атомный взрыв. Это такое своеобразное развлечение – любоваться на них с балкона.
Но самая главная достопримечательность поселка – это дурдом за линией железной дороги. И ведь никто даже не сомневается, что Круторожино– это название больницы, а не железнодорожной станции, построенной на деньги купца Круторожина. "Что, ветром из-за линии подуло?" – говорим мы, видя чье-нибудь неадекватное поведение...
Но продолжим характеристику: я, живущая в 10 минутах ходьбы от работы и постоянно на эти 10 минут опаздывающая. На работе читающая книги и плетущая что-нибудь из бисера, пока не видит начальство. Я, не берущая взяток, что я знаю вообще о жизни? Что я знаю о том, отчего люди пьют, выпивают, спиваются?..
Я знаю много и ничего. Я видела людей, допивающихся до глюков, до черноты – это когда лицо черного цвета и человек не может остановиться, но и продолжать он тоже не может...
Поругался человек с женой, запил, ну, или запил, а потом поругался с женой – не суть важно. А тут еще беда – нога болит по-страшному, значит, обезболивает...
Раз попался, другой... Выгнать – начальству жалко: больно хорошо работает мужик. Но терпение кончилось – попался – выгнали.
Черный. Осунувшийся. Трясущийся. "Можно я на кушетке до автобуса полежу?" Огромный, в пальто с испачканным локтем он лежит на клеенчатой кушетке в моем кабинете до восьми тридцати. Поднимается:
– Дай пятерку на маршрутку, – вымученно так.
– Вы же на заводском (автобусе), вам – выпить, – уличаю я.
– Да, – просто говорит он.
Вы бы отказали?
Записывая каждый день приходящих/уходящих, чувствую себя летописцем. Откроешь журнал пятилетней давности. Мало кто остался. Шофера– они такие: жизнь на колесах. Пусть даже и по кругу – "расстояние 1,5км" – от карьера до дробилки и обратно, и снова...
Но это для так называемой "технологии" – БелАЗисты, бульдозеристы. Разница между ними и остальными, "вольными" птицами, просто бросается в глаза. "Технология" ходит командой, стаей, остальные – единоличники, "пятидневщики" – и одеты поцивильнее, а некоторые даже щеголяют с барсетками и папками для бумаг – элита. Хотя истинная элита, аристократия – это водители легковушек. Прибывают позже, зачастую с гордым, прямо-таки надменным видом – как-никак начальство возят. Как один, весьма противный, водитель грозился: да я слово скажу директору, и завтра вас уже не будет.
Видимо, не то слово сказал...
Журнал – не только летопись, это еще и некролог. Вот – классный дяденька, работал на автобусе, разговорчивый такой, веселый... Умер от рака.
Тоже классный дяденька. Замкнутый, но улыбчивый, спокойный и непьющий... ехал на машине, слетел с дороги и захлебнулся в жидкой грязи.
Классный дяденька, который ради хохмы "помогал" мне – ставил штампик в путевки, пока я записывала фамилию. Ставил с особым смаком, с шутками-прибаутками... Поссорился с женой, закрылся в гараже и завел машину.
И сколько их – таких классных дяденек...
Дышите...
"Да сюда, сюда. Нормально дышите! Ну, что вы, в конце концов!" раздражаюсь я. Нажимаю на кнопку и снова протягиваю прибор начальнику ПТО. Тот обреченно дует. Загорается красная лампочка. – "Расписывайтесь".
Два приведших его "свидетеля" подписывают и уносят протокол.
Весь следующий день я не выхожу из своего кабинета. Неприятно, и жалко человека, и вообще – нехорошо как-то, и...
Он заглядывает и говорит просто: "Что не заходишь? Идем чай пить".
Не обижается. Вздыхаю с облегчением и иду пить чай.
– Котенка не хотите? Пушистый, красивый, ест все, к туалету приучен... – пытаюсь заинтересовать очередного дяденьку. Благодаря своей "хронически беременной" Зайке я уже обзавелась на заводе кучей "родственников по кошачьей линии". Кто-то отшучивается, кто-то берет, а потом рассказывает об успехах своего питомца.
У меня уже навыки опытного гербалайфщика. Правда, товар живой, а бесплатность котенка позволяет выбросить его без особых угрызений совести. Точнее, не выбросить – просто отпустить на волю, увезти в деревню и т.д.
У некоторых котят с самого начала такие грустные глаза. Даже когда они играют.
Я вообще странный человек. Не могу заводить себе друзей. Да нет, с общительностью все в порядке – я не могу поддерживать дружбу. Моей любви к одиночеству помогает и автобус 4-го маршрута. Он ходит настолько редко и бессистемно, что должно происходить нечто из ряда вон, чтобы вытащить меня из родного Круторожино. В нашем спокойном городе подобное происходит редко.
Короче, долгое время источником новых впечатлений для меня зачастую служили:
во-первых, работа и общение с дяденьками;
во-вторых, великолепные закаты и восходы в степи по дороге на работу;
в-третьих, огромное количество книг, читаемых без разбору и без системы: детективы, классика, фантастика, любовные романы и т.д.;
в-четвертых, заводские кошки-собаки, промасленные, грязные, вечно голодные и счастливые.
Собак я вообще боюсь с детства. И многие собаки утвердили меня в таких мыслях. Но как можно испугаться длинноногого, нескладного пса непонятного цвета, который при виде тебя скачет, изо всех сил виляя хвостом, и от переизбытка чувств пытается положить тебе лапы на новые джинсы. И иногда ему это удается. Шарик, скотина, или как его там!
Я носила ему кости и прочие куски.
Мне кажется, в человеке не заложена чистая, бескорыстная благотворительность, просто нам нравится видеть искреннее проявление чувств, истинную радость, истинную благодарность... Купить истинную преданность. Хотя бы собачью.
Стараясь показаться нужным,
Тебя догонит в полпрыжка.
Все прелести любви и дружбы
За половину пирожка.
Его сбила машина. Водитель, сдавая назад, не заметил собаки. Мужики принесли "Шарика" в цех, положили в коридорчике. Он лежал там несколько дней, ничего не ел, скулил от боли, зализывал переломанные, неестественно вывернутые лапы, и... когда я подошла к нему, он приветливо завилял хвостом.
"Сделай что-нибудь", – просили мужики. А что я могла сделать...
Обломок трубы вскоре прервал его мучения. Не из милосердия. Из людского эгоизма. Видеть такое просто невыносимо.
А после – в ТМЦ у меня объявился "крестник". Собачий. Явный родственник того, длинноногого.
Сижу я как-то зимой в кабинете, одна на всем этаже. Страшновато. Вьюга за окном гудит, тополиной веткой по стеклу шкрябает. "То, как зверь, она завоет. То заплачет, как дитя", – кружится в голове.
Слышу, и правда – плачет. Прислушалась, вышла в коридор – громче. Спустилась по лестнице, темно, не видно ничего. И тут, у входной двери, где намело порядочно снега, увидела щенка. Наверное, выскочил из цеха с кем-нибудь, а как обратно попасть, не знает. Нашел более-менее теплое место, а домой хочется.
Взяла я его к себе в кабинет, а он и не дергается, не вырывается, скулит только. Положила его к батарее, замотала в старую свою кофту, что служила тряпкой для пыли. Лежит кутенок, не двигается, лишь иногда дернется судорожно и снова замрет. Даже скулить перестал.
А мне уже уходить пора. Завернула неподвижное тельце в кофту, понесла в цех. Думаю, там хоть в тепле... Но не успела я опустить его на земляной пол транспортно-механического цеха, как, почуяв родные солярные запахи, щенок вдруг "оттаял", тявкнул и поковылял "домой" за станок.
Как-то раз я скармливала собакам булки – свежие, вкусные. На работе не съела, а домой нести не хотелось. Собаки просили, становились на задние лапы, заглядывали в глаза. Когда я подняла голову, увидела, что самый "собачий" взгляд был у сторожа, странного человека без одной ноги. Мне стало стыдно. Но булки кончились.
Дышите. Сильнее, пока не загудит. Да хватит, хватит! Сразу видно, что трезвый человек, бояться ему нечего. Вот, видите – "готов", идите, работайте, да не пейте на рабочем месте – утром опять дышать придете.
Новенький.
Одна самогонщица, продававшая товар без отрыва от производства, оправдывалась: "У нас весь подъезд гонит, а я живу на пятом этаже, до меня никто не доходит".
До меня тоже не доходит, как можно почти семь лет стесняться, тяготиться такой пустой и скучной работой, мечтать бросить ее ко всем чертям и найти что-нибудь этакое... и вдруг, когда "час избавления так близок", пожалеть о ней.
Да нет, не о работе, а о себе, той, что останется там, в этом кабинете, с его "несдвигаемым" сейфом, аппаратом и журналами.
– Не забывайте меня, дяденьки. Дышите. Да нет, не так, а как будто шарик надуваете...
P. S. Медосмотр прошел... Дата 23. 01. 2003 г. Подпись...
