Текст книги "Бессонница в аду (СИ)"

Автор книги: Лариса Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лариса Геннадьевна Васильева
Бессонница в аду (Хан, XXI век)

«Вот оно, счастье!» – думала Мария, усевшись на старом бревне в своем саду. Она любовалась этим маленьким раем: цветущими вишнями, клейкими еще листочками роз и смородины, игрой света и тени под деревьями, вдыхала аромат первой зелени и парившей на солнце свежевскопанной земли. Слушала жужжанье пчел и каких-то других мелких насекомых, вьющихся вокруг вишен. Сегодня чудная погода – солнышко светит, тихо, каждый звук разносится далеко-далеко по всей округе.

Бывают в жизни такие моменты – совершенная гармония души, тела и природы, полный покой. А что такое счастье? Это и есть покой, она полностью согласна с Михаилом Афанасьевичем – прав Булгаков. И всего-то для этого нужно, чтобы здоровье пришло более-менее в норму, в семье царил порядок и на работе тоже. Вот так, как у нее сейчас. А сегодня так вообще прекрасный день: отменили субботник в ее родном проектном бюро, и она могла в полное свое удовольствие весь день копаться в огороде.

Мария еще раз взглянула на свежевскопанные грядки – хорошо поработала, приятно посмотреть на ровные бороздки, подготовленные к посеву редиса. С чего это пару лет назад ее вдруг потянуло к земле? Наверняка в ней есть кровь земледельцев. Или это возраст так меняет людей: раньше даже слышать не хотела обо всех садово-огородных делах, не терпела эту тему разговора, хотя ее сотрудницы всегда любили обсуждать дачные проблемы. А сейчас сама вот полюбила свой клочок земли, он давал ей не материальные ценности, не пучок редиски, а душевное спокойствие и такие, как сейчас, редкие минуты довольства жизнью. Копаешь грядку, и все плохие мысли улетают, испаряются вместе с потом… И почему она раньше не ценила этот способ релаксации? Работай – и не нужны никакие аутогенные тренировки. Теперь кинулась наверстывать упущенное время, каждую свободную минутку бежит сюда, а весной ее особенно тянет к земле, все время хочется посадить что-то необычное, она постоянно приобретает разные новинки – «цветы, необычайной красоты». Чего еще ждет нового? Все ведь зависит от климата, а то, что может здесь расти, – у нее уже есть. Тем не менее, каждый раз выкладывая денежки за какой-то корешок, луковицу, она надеется, а вдруг попадется что-то такое красивое, такое вырастет у нее чудо…

Мария целый день провозилась на участке и только сейчас, посидев на бревне, почувствовала, как сильно устала, аж ноги и руки гудят, наработалась так, что не хочется вставать… Все-таки как славно сидеть вот так и думать обо всем и ни о чем… Вся ее жизнь прошла в этом городке, на этой тихой улочке. И не тянет ее никуда, никакие большие города не влекут. Видно, так здесь и будет жить до старости… Раньше она всегда жалела одиноких стариков, обитающих по заброшенным российским деревням: живут, покинутые детьми, забытые всеми… Всегда возмущалась, почему же дети не забирают их к себе? А теперь поняла: им, старикам, как вот и ей сейчас, просто не хочется никуда уезжать, бросать родное гнездо… Она тоже останется здесь навсегда, да, пожалуй, она будет даже рада, если ее сын уедет отсюда.

Мария подумала о нем, и ощущение покоя исчезло. Сын всегда доставлял ей столько хлопот… Как быстро жизнь промелькнула – вот уж он и вырос, заканчивает школу, и пора бы перестать беспокоиться о нем, но не получается. Мария услышала, как соседи громко переругиваются на своем участке, потом они включили приемник в машине, и грубые звуки рока окончательно разрушили идиллию. Она уж хотела продолжить работу, но тут музыку сменили сигналы точного времени – о, уже шесть, пора идти готовить ужин, сейчас ее мужики вернутся домой…

И в этот момент раздался перезвон мобильного.

– Мария Николаевна? Вас беспокоит классный руководитель… Тут возникли некоторые проблемы, вам надо бы подойти сюда.

– Что случилось?

– Алексей опять нахамил преподавателю и, как вы помните, не первый раз. К тому же теперь, накануне выпускных экзаменов, представляете?! Произошел этот инцидент в присутствии всего класса… Все тут возмущены до предела! Даже соученики его не поддерживают. Ситуация очень неприятная… Так что, думаю, вам лучше поторопиться. Жду вас.

Мария кинулась к дому, скорее, скорее, слегка сполоснула руки и лицо, влезла в джинсы, где же пиджак?! А, вот он! Выходя из дома, глянула на себя еще раз в зеркало и сама себе укоризненно покачала головой: ну у нее и вид! После работы на свежем воздухе лицо горит, волосы, как солома, не слушаются расчески, а возиться с ними сейчас некогда, и на макияж тоже времени нет. Она махнула раздосадованно рукой и выскочила из дома, надеясь хотя бы с сыном разминуться, – он так бдительно следит за ее внешним видом, требует, чтобы выглядела всегда хорошо, была моложавой, спортивной… А со всем этим у нее большие сложности…

Да, к ней сын всегда требователен, так же как и его отец, но почему-то именно ей постоянно приходится унижаться из-за него, из-за его хамства… Опять придется извиняться… Подарить что-нибудь обиженной учительнице или та еще больше обидится? Как это все неприятно, скорей бы закончилась школа! Это ведь уже не первый случай. Откуда в нем столько высокомерия, нетерпимости? Наверно, это ее вина, это она таким его воспитала…

Мария почти бегом припустила к школе, хорошо хоть на улице никого нет, а то молодые люди посмеялись бы над ней: тетка мчится… Уже добежав до последнего поворота, взглянула на свои руки и ужаснулась: ногти в черной кайме – досадное доказательство ее любви к огороду. От утреннего маникюра и следа не осталось! Ах, как неловко! А у всех преподавателей руки такие ухоженные, словно они только ими и занимаются весь день… Что же ей делать – сидеть, спрятав руки под стол? Она огляделась: вокруг вроде никого. Достала из сумочки пилочку для ногтей и, стараясь делать это незаметнее, стала быстро вычищать чернозем. Видел бы ее кто-нибудь сейчас!

В этот момент рядом затормозила машина, большая, темная, с тонированными окнами. Мария замерла – неужели знакомые засекли? Открылась задняя дверца, и оттуда появился незнакомый парень, крепкий, коренастый, за ним второй, такой же качок.

– Простите, вы не подскажете, где тут первая городская поликлиника? – подошли они к Маше.

– Вон там, за углом, – Мария вздохнула с облегчением – чужие, и начала было объяснять подробнее.

Парни подошли ближе, и вдруг один из них вынул из кармана баллончик с аэрозолем. Мария не успела даже удивиться, как тот брызнул ей в лицо какой-то гадостью. Она тут же отключилась. Женщина не почувствовала, как ее ловко подхватили под руки и затем так же сноровисто и бесцеремонно, словно мешок с картошкой, сунули в машину на – там уже сидела привалясь к дверце еще одна спящая жертва. Машина тронулась с места.

И, конечно, Мария не услышала разговора похитителей, разглядывающих ее в машине:

– Слушай, а сколько ей лет? – спросил один.

– Да лет шестьдесят, наверно.

Мария, услышав это, потеряла бы сознание снова – ей было всего сорок пять лет.

– А зачем нам такая? Ни то, ни се… Олег говорил, что надо привезти пару старух за семьдесят. Может, выкинем? Пусть думает, что ее ограбить хотели…

– Еще скажи – изнасиловать, – расхохотался второй. – Глянь, какая у нее морда красная, как у дворника! А одета как! Эта пенсионерка, небось бывший инженер из конструкторского бюро или учительница, на одной пенсии сидит, у такой тетки и грабить-то нечего. Разве что своих добавить – сунуть в кошелек пару штук… Представляешь, очнется тетка, а у нее деньги прибавились, будет думать, за что это ей?! Скажи, клево я придумал?

– Это не ты придумал, – пробормотал обиженно его напарник. – Ну, так что? Везем или выбрасываем?

– А чего выбрасывать, раз взяли – пусть едет, шефу всякие нужны, и бабку еще прихватим, на всякий случай…

Очнулась Мария от толчков, ее бросало из стороны в сторону, и она сильно стукнулась обо что-то головой. Долго лежала в темноте, не могла понять, где же это она? Сначала ей показалось, что она едет в поезде, вагон ритмично качает. Не пытаясь встать, она ощупала все вокруг и поняла, что лежит на матрасе, никаких перегородок и скамеек, как в поезде не было, и, кажется, рядом еще кто-то спал, о чью голову она и стукнулась. Если это вагон, то почему же они на полу? Это не поезд, поняла она, скорее фургон, а пол в нем застелен матрасами.

Она села, в темноте ей померещилось, что поблизости с ней на полу спит еще не один человек, а много людей! Она вроде бы разглядела лежащие вповалку тела. Голова у нее закружилась, женщина снова легла и заснула. Когда проснулась в следующий раз, было уже посветлее, по-видимому, снаружи наступил день: сквозь мельчайшие щели вокруг двери в конце громадного фургона пробивались тонкие лучики света. Ей не приснилось – вповалку на всем видимом пространстве спали девушки. Одна, так же как и Мария, очнулась и села одновременно с ней.

– Где я? – сонно спросила девчонка.

Это была первая ласточка, за ней стали просыпаться другие, и все спрашивали одно и то же: – Где я?

Сначала девушки, сидя или лежа, вяло осматривались вокруг, сонно таращились в полумраке, изредка переговаривались. Такое постепенное пробуждение длилось часа два. Затем появилось некоторое разнообразие: кто-то захотел в туалет, кого-то затошнило, а одна пожелала пить. Потом девчонки постепенно осознали, что их похитили и куда-то увозят, начались слезы, плач. Это оказалось настолько заразительным, что вскоре вокруг зазвучали стоны, истеричные всхлипывания, а одна девица зычно разбавляла этот дружный хор крепким, мужицким матом. Но вот плач постепенно стих, наиболее решительные из девчат принялись обследовать общее жизненное пространство, сразу отыскали выключатель, включили свет, теперь хотя бы друг друга можно было разглядеть.

Все похищенные оказались молодыми красивыми девушками за исключением троих: Марии и еще двух женщин, одна из них постарше нее лет на десять, а другой и вовсе за семьдесят, так ей показалось в полумраке.

Постепенно, когда первый шок прошел, женщины начали знакомиться и, конечно, выяснять подробности похищения каждой, строить различные предположения. Как они поняли, действовали, скорее всего, две группы похитителей, так как захватили девчат в разных, хотя и соседних городках, машины у похитителей тоже были разные. Похоже, бандитов было не менее четырех человек. При похищении, всем жертвам брызгали в лицо какой-то дрянью, потому сейчас все чувствовали себя отвратительно и всем хотелось пить.

Сразу напрашивалась одна версия: их везут в какой-нибудь бордель, скорее всего, в другую страну. В эту теорию не вписывались только три пожилые тетки – их-то зачем тащить через границу?

Выбор похищенных был явно случайным: возраст, образование, социальное положение у всех оказались разными, ничего общего, кроме внешности молодых девчонок, – все без исключения хорошенькие. Ни за кем раньше не следили, этого никто не замечал, не было никаких звонков, никто ничего не предлагал. Да и во время похищения почти все девушки случайно оказались на улице, вот как Мария, которую внезапно вызвали в школу. Кому-то позвонила подруга, предложив встретиться, другая выскочила в магазин и одета была по-домашнему, магазинчик-то был в соседнем подъезде, девушка даже жакет не накинула, так и ехала в одной футболке. Кто-то задержался на дискотеке, кто-то шел с вечерней смены.

Время от времени женщины еще принимались кричать, стучать в стенки фургона, но никакой реакции на это не следовало, и, поняв бесполезность таких действий, все притихли.

Выяснилось, что в конце громадной фуры выгорожены небольшие помещения: за одной дверью обнаружили биотуалет, а за другой что-то вроде кухни – там были сложены пирамиды из упаковок минеральной воды, соков, колы и спрайта, различных йогуртов. Холодильник забит пачками сосисок, сыром, колбасой. Кроме того, на стеллажах в коробках лежали свежие овощи, фрукты и хлеб. Уморить голодом их, по крайней мере, никто не собирался.

Мария находилась в каком-то шоковом состоянии, безучастно наблюдала за сменой настроений девушек: они то рыдали, словно заражая плачем друг друга, то принимались петь. Она же не проявляла никаких эмоций. Ее матрас лежал в самом начале фургона, потому она могла сидеть, прислонясь к его передней стенке, – от долгого лежания на твердом полу уже начали болеть бока.

Рядом с Машей с одной стороны, в углу, лежала самая старшая женщина, Валя – так она представилась, хотя Марии все время хотелось назвать ее по имени – отчеству или на деревенский лад – тетя Валя. С другой стороны на матрасе ежилась совсем молоденькая девочка, Ирочка, всего-то лет шестнадцати – семнадцати. Она замерзла в своей легкой открытой майке, и Мария дала ей погреться свой пиджак. Спустя какое-то время третья пожилая женщина с восточной внешностью попросила Ирочку поменяться с ней матрасами и заняла место справа от Марии. Она оказалась самой беспокойной, тут же начала разговор:

– Меня Галя звать, а тебя?

– Мария, – на этом участие Марии в разговоре, в принципе, закончилось, дальше Галя все взяла на себя: – А тебя? – спросила она только третью товарку по несчастью и потом уже говорила практически одна: – У меня сегодня день рождения, гости придут. Сын с невесткой, братья со своими женами, племянник, тоже с женой. Они все любят ко мне ходить, я готовлю хорошо и квартира у меня большая. Старик мой, Генка, уже барана привез, махан бы сварила…

– Что? – Мария не поняла.

– Мясо бы наварила, – пояснила Галя. – А еще я на день рождения всегда дотур стряпаю! – голос у нее стал мечтательным: – Генка барана зарежет, кровь соберет – хото приготовлю…

– Что? Барана зарежет? В квартире? – У Маши было такое чувство, что у нее что-то со слухом или вообще с головой.

– Зачем в квартире? – удивилась Галя. – В гараже.

– Как зарежет? Сам?

– Конечно! – Галя смотрела на нее, как на дуру. – Как обычно, как все режут: ножом по шее… Он все аккуратно делает, кровь в кастрюльку соберет, кишки там, в гараже, промоет, я потом их еще кипяточком обдам, желудок выскоблю – люблю, чтобы белый был. Некоторые варят нечищенным, я такого не люблю, брезгливая, мне кажется, что воняет… Я дотур целиком варю, еще туда печень кладу, легкое и колбасу кровяную – хото… Все вместе варю. Потом вынимаю и мелко режу: и печень, и кишки, и желудок, все смешиваю и каждому в тарелку добавляю в бульон. Ях – ях, такая вкуснятина!.. Да еще тузлук сделаю… Знаешь, как я его делаю? – Мария покачала головой, она даже не слышала такого слова – «тузлук».

– Лук режу мелко и перетираю с солью, потом заливаю шулюном, – продолжала свой захватывающий рассказ Галина, ее широкое плоское лицо стало довольным, похоже, она совершенно забыла, где находится.

Марии не хотелось слушать ее. Похищение, странная поездка в фургоне, азиатка, лежащая рядом и так некстати рассказывающая о приготовлении диковинных блюд, с такими необычными подробностями, словно речь шла о каком-то жертвоприношении, – все это вместе создавало ощущение нереальности происходящего с ней.

А Галя, посмаковав вкусные воспоминания, улеглась удобнее на своем матрасе и захрапела. Но теперь заговорила Валя:

– Господи, и что только люди ни едят: и кишки, и навоз.

– Какой навоз? Она же чистит желудок от химуса. Химус – содержимое желудка, – пояснила Мария.

– Тьфу, аж противно слушать: от навоза чистит и варит! – Валя настойчиво называла содержимое желудка навозом. – Я бы такую кастрюлю поганую сразу выбросила.

– Это у них национальное блюдо, – попыталась защитить соседку Мария.

– А какой же она нации?

– Не знаю, – растерялась Мария. – Сейчас у нас все перемешались – буряты, калмыки, даже монголы есть.

– А мы овец не держим, у меня корова с телком. И кто теперь ее доит? Мужик мой никогда до конца не выдаивает, загубит коровку… И картошку пора сажать, думала, сегодня половину с моим стариком высадим, а там, на выходные, сын с внуками приедет, остальную посадит. Ах ты, господи, – вспомнила она, – сливки-то я не убрала, прокиснут! Думала, Вася заберет себе, сливки через день уж сядут, будет им сметанка свеженькая… И капусты ему надо бы дать, квашеной… У меня с осени еще кадка стоит, вкусная, как будто только заквасили. Они же сами на зиму не заготавливают ни капусты, ни огурцов… Нашел себе барыню, ничего не хочет делать, сидит цаца, целыми днями ногти точит. А то уляжется на кровати, ноги растопырит и лежит звездой. Тьфу, прости меня, Господи, я в таком виде перед мужем-то никогда не лежала, а эта и меня не стесняется! Целый день растопыренная, и как у нее ноги только не повыворачиваются!

Это она о невестке, поняла Мария, и чтобы хоть как-то поддержать разговор, спросила не в лад:

– Сын недавно женился?

– Та уж, слава Богу, внуку старшему двадцать пять лет, – Валя удивленно посмотрела на Марию.

«Ну вот, сын, оказывается, давно женат, а Валя до сих пор говорит о невестке с такой свежей ненавистью, словно та только что окрутила ее сыночка», – равнодушно подумала Мария.

Соседка еще долго что-то бубнила. Маше не хотелось отвечать, она словно оцепенела и больше совершенно не принимала участия в разговоре, не улыбалась, не сочувствовала, лишь безучастно выслушивала все подряд. Наконец Валя тоже потеряла интерес к разговору, зевнула и заснула. А Мария не могла спать, ей хотелось подумать. У нее было такое чувство, что именно для этого ей дали время, чтобы подвести итоги – явно ее прежняя жизнь закончилась или же, закончилась совсем…

Она тихо лежала и вспоминала свою жизнь. Как же так получилось, что вот, прожила почти полвека и ничего-то не достигла, ничего не сделала? В молодости не безумствовала, один раз влюбилась и вышла за своего избранника замуж, хотя и понимала, что он не сильно в нее влюблен. Мужу не изменяла, не было у нее таких романов, о которых потом весь город говорит, верной была, не то что он… Все строила планы, ждала: вот вырастет сын, пойдет работать и тогда она сможет сделать то-то и то-то…

Выходит, ничего не успела, напрасно мечтала. Мария вдруг ясно осознала: она все делала неправильно, жила так, словно только готовилась к жизни, словно ее жизнь – черновик, и все еще можно будет переписать набело, пережить начисто… Если бы ей дали вторую попытку!.. Да, таких желающих много… Не зря ведь идеи реинкарнации так сильно распространились по всему миру.

А чему она радовалась, когда в тот последний вечер своей простенькой жизни сидела в саду? Какому такому счастью? Мария была немного суеверна и сейчас, хотя и не могла вспомнить, чем она была так довольна, все же стала винить себя: сглазила, боги ведь завистливы. Если все эти молоденькие девочки, возможно, еще и смогут как-то приспособиться, устроиться в новой жизни, то им, троим пожилым, в таком возрасте надеяться не на что. Непонятно, зачем же их надо было воровать? Она не могла найти ни одного разумного объяснения: разобрать пожилых баб на запчасти? Кому нужны изношенные органы? Можно было бы это понять, если бы их заранее обследовали, предположив, что именно ее сердце или почки подошли кому-то. Но она спросила и Галю и Валю, и выяснила, что никто из них в последнее время не обследовался, похитили всех явно случайно. В няньки, домработницы, в сиделки женщин просто нанимают, а не воруют. В рабыни? Зачем кому-то нужна усталая некрасивая больная прислуга?

Проснулась Галя, сходила в конец фургона, поела, вернулась и продолжила свой монолог так, словно не прерывалась:

– У меня дома всегда народу полно, племянники из районов приезжают. Знают, тетка хоть и строгая, но всегда накормит. Я их, знаешь, как держу? В строгости. У меня все утром рано встают, я валяться в кроватях не позволяю. Встал – постель убери, позавтракал – посуду за собой помой, плиту протри, вечером обязательно душ, не люблю, когда молодые ребята потом воняют. Никто не курит. Белье все – и девчонки, и мальчишки – сами стирают. А я утром джомбы наварю, борцык-морцык напеку целый таз и иду на работу, вечером возвращаюсь – пусто, все поели. Не успеваю молоко для джомбы носить. Мой сын, Санал, когда в армии служил, все время меня просил: мама, пришли борцыков. Я ему посылки все время слала. Там солдаты всегда голодные, все съедят. Борцыков напеку на бараньем жире, их долго можно хранить, и отправляю. Из баранины тушенку-мошонку сама варила: в банки литровые разложу мясо, уже готовое, специи всякие добавлю, лаврушку-маврушку, перчик-мерчик и томлю… За уши не оторвешь… Тоже в армию посылала.

Мария промолчала, но ее сильно поразило, что из бараньей мошонки Галя готовила тушенку. Что ж, она слышала, в каком-то племени в Африке едят бычьи яйца… Только сколько же это надо баранов порезать, чтобы тушенку из мошонок приготовить? А может быть, у баранов яйца такие огромные?

Потом проснулась Валя, тоже поела, и принялась рассказывать, сколько лука она посадила в прошлом году и сколько будет сажать в этом, и какие сейчас цены на лук-севок, и почем надеется продать урожай осенью, и куда истратит заработанные деньги и какой у нее младший внук умный, – заканчивает в этом году медучилище, будет фельдшером, уже может сам уколы делать… Мария и ее тоже слушала молча.

Такое путешествие длилось двое суток, да еще неизвестно, сколько они проспали. По тряске можно было судить только о том, какая под ними дорога – асфальт, щебенка или грунтовка. Фургон нигде не останавливался надолго, им никто ничего не сообщал. Женщины время от времени пытались привлечь внимание к себе, поднимали шум, особенно если машина тормозила, надеялись, что гаишники услышат, но никакой реакции снаружи так и не последовало. О них словно забыли, случись здесь у кого-нибудь приступ аппендицита или сердечный, так человек и умер бы тут без медицинской помощи.

Марии вдруг подумалось: а что если среди них есть та, которая следит за всеми, и произойди что-то важное, она бы сообщила наружу. Мария внимательно осмотрела девушек, но все они вели себя совершенно естественно, и выявить подсадную утку она, конечно, не смогла.

Среди похищенных скоро определился лидер – черноглазая, смуглая Рита. Она сразу запомнила имена, возраст и место жительства всех девчат. В ее цепкой памяти намертво застревали все мельком оброненные сведения: кто где учился, где работал, у кого какая семья. Вскоре она уже знала, у кого из девушек есть парень и на какой стадии находятся их отношения. Мария только поражалась – она сама еще не запомнила даже все имена. А бодрая, энергичная Рита к вечеру уже все держала под контролем, сразу пресекая то и дело возникавшие вспышки плача, жалоб и ссоры. Ее стали слушаться даже пожилые женщины. Удивительно, эта Рита и в таких условиях прекрасно выглядела, ее коротко стриженные волосы лежали так, будто она только что вышла из парикмахерской. Черные ресницы и брови не требовали макияжа, губы оставались яркими, на загорелых щеках лежал мягкий румянец. Интересно, кожа у нее такая, чуть смугловатая, или она солярий посещает? Хотя все девушки были симпатичными, Рита отличалась красотой. Маша невольно залюбовалась ею, сидя в своем углу на матрасе. Эта Рита из тех, кто всегда знает, как в данный момент надо себя вести, и легко меняет свое поведение в зависимости от окружения и обстоятельств. Такая нигде не пропадет, цену себе знает.

Выделялась еще одна, такая же яркая девушка, но совершенно другого плана: разбитная, бесцеремонная деваха Надежда, крепкая, широкая в кости, шумная, горластая. Машу коробила ее манера разговаривать в полный голос, никого не стесняясь, не понимала, зачем надо постоянно материться и так громко хохотать? Но хотя ей и не нравилась грубость Нади, нельзя было не признать, что эта девушка очень красива: брови вразлет, лицо круглое, аккуратный носик, рот только чуть великоват, может, потому, что она постоянно орет? Да еще, на взгляд Марии, она была слишком мощная, что ли, но фигура при этом пропорциональная, складная. А волосы у нее и вовсе, безо всяких оговорок, были просто чудесные – густые, чуть волнистые, темно-каштанового цвета с рыжеватым отливом.

Мария не принимала никакого участия в общих разговорах, хотя так же, как и другие, только молча, про себя, пыталась угадать, как дома восприняли ее исчезновение: ищут ли, заявили ли в милицию… Если на довольно ограниченной территории в один день пропадает больше десятка девушек, должны же на это обратить внимание компетентные органы? Могли бы устроить проверку на дорогах… Да нет, вряд ли, пока там все данные сведут воедино, их уже вывезут за тысячи километров, никто никогда не найдет. Да и не обо всех сразу заявят: кто-то одинок, а девчата-студентки, хоть и жили в общежитиях, но вряд ли их соседки поднимут панику. А уж в селах и вовсе будут долго раскачиваться, пока сообщат в райцентр… И, конечно, пропажу пожилых женщин не свяжут с исчезновением молодых девчонок. Как-то автоматически она сразу отнесла себя к разряду пожилых.

Зачем же их везут? Куда? В бордель? А старух-то, зачем тогда взяли? Случайно? Перепутали ночью? Нет, это глупо – даже если на улице не доглядели, то уж в машине увидели бы, да сразу на обочине и оставили бы, где взяли… Когда ее похищали, вообще еще было довольно светло, с ней даже разговаривали, видели, что не молоденькая… Она задремала, время от времени просыпаясь, вздрагивая от оглушительного смеха Надежды. Наконец та тоже угомонилась, заснула.

– Тетя Маша, я так боюсь: что они с нами сделают? – в фургоне было уже совсем темно, когда Ирочка пробралась через всех спящих и осторожно разбудила Марию, не дав ей как следует заснуть.

– Не волнуйся, таких миленьких, как ты, не обижают… – спросонок автоматически солгала та.

– Можно я тут рядом с вами полежу?

– Ложись, – подвинулась Мария.

«Эх, глупая малышка, ищет себе защитника, покровителя, инстинктивно выбирает человека постарше… Только ошиблась ты, я не смогу защитить даже себя, не то что кого-то еще», – думала Мария. Самочувствие у нее до сих пор было мерзкое. Отравление, возможно, и прошло, но организм теперь активно реагировал на изменение места пребывания: у нее так бывало – при смене географической широты приходилось пару дней терпеть головную боль и тошноту. Из-за этого она не любила далеко ездить. Ирочка засопела рядом, а у Марии сон совсем пропал. Она взглянула на светящиеся стрелки часов, оказывается, было еще только около десяти ночи, рановато для сна, но почти все девушки к этому часу уже заснули – в фургоне сильно качало, лишь в самом конце кто-то все еще тихонько переговаривался.

Машина притормозила, проехала еще немного, резкий поворот и она остановилась. Дверь распахнулась, и раздалась громкая, четкая команда:

– Бабы, по одной выходи, шагом марш!

Женщины спросонок ничего не понимали, таращились на ослепивший их свет, потом посыпались вопросы:

– Где мы? Куда нас привезли?

– Живее, живее! Что, я тут с вами всю ночь буду торчать?! – прервал их разноголосый нестройный хор властный голос. – Или дождетесь: сейчас сам вас повыбрасываю оттуда!

– Твою мать! Мы тебе что, солдаты?! – зычно возмутилась Надюха.

Девчонки двинулись к выходу, и там, прежде чем спуститься на землю, каждая на минутку задерживалась, несмотря на понукания, растерянно оглядывая ярко освещенный прожекторами двор и стоящий прямо перед ними – четырехэтажный дом с широкой крытой террасой. Девушки выходили из машины и дальше шли, покачиваясь, как моряки после долгого плавания. Всех укачало за долгий путь. Потом столпились на ступеньках у входа в здание.

Мария оказалась последней, она терпеливо стояла, молча ждала своей очереди спуститься вниз. Что без толку спрашивать, все равно никто не отвечает… Приблизившись к выходу, через головы девчонок с любопытством оглядела колоннаду у входа, как у старого здания министерства сельского хозяйства в их городе, охранников, стоящих около машины и наверху, на террасе, у входа в дом. Спускаясь из кузова по металлической лестнице, прямо перед собой увидела скуластое лицо молодого парня – это именно он спрашивал тогда, как куда-то там проехать. «Вот сволочь!» – с чувством подумала она, шагнула на асфальт, прошла сквозь строй охранников и вслед за девушками поднялась по нескольким ступенькам широкой лестницы к двустворчатой двери. Она хотела оглянуться и посмотреть, что там сзади, за машиной, но ее подтолкнули в спину, и Мария пошла быстрее. Все вошли и остановились посередине просторного холла. Девчонки теперь совсем проснулись, осмелели, начали громко требовать объяснений – куда и зачем их привезли, по какому праву? Вопросы сыпались со всех сторон.

Охранники стояли вокруг, разглядывали девчат, оценивая их, перебрасывались меж собой сальными шуточками и совершенно не обращали внимания на вопросы прибывших. Они явно ожидали команды от своего начальника, расположившегося на диване у противоположной стены в окружении нескольких парней в черной форме. Это был крепкий аккуратный мужик, симпатичный, коротко подстриженный, в хорошем костюме.

– Ну что, Семен, все тут? – спросил он у одного из парней и, когда тот кивнул, встал, повернулся к женщинам и неожиданно громко гаркнул:

– Молчать!

Все замерли.

– Меня зовут Олег Аркадьевич, теперь я ваш непосредственный начальник. Слушайте меня внимательно, два раза повторять не буду, – начал он.

– Стоп, стоп, стоп! – тут же перебила его Рита. – Прежде чем вы что-нибудь скажете, сначала выслушайте меня. Я дочь полковника МВД, меня, разумеется, уже ищут и обязательно найдут. Но находиться здесь лишние часы я не хочу и поэтому предлагаю следующее: вы сейчас же грузите нас обратно и везете до ближайшего населенного пункта, там мы с вами расстаемся навсегда. Это надо сделать сразу, пока мы не запомнили никого из вас, не знаем, куда и зачем нас привезли. То есть у вас тогда не появится необходимость уничтожать нас как свидетелей. От имени всех женщин обещаю не давать словесных портретов и не составлять фотороботы ваших лиц.

Олег Аркадьевич спокойно, с благожелательным выражением на лице, выслушал ее и продолжил свою речь.

– Обратите внимание, – он повысил голос, обращаясь ко всем, – она сразу нарушила несколько наших правил: перебила меня; заговорила, не дождавшись вопроса и не спросив разрешения; и в третьих, эта девушка пытается здесь диктовать свои условия. За это полагается хорошая порка. И это в первый и последний раз, когда я позволяю перебивать себя. И то только потому, – повернулся он к Рите, – что ты такая симпатяга, привыкла небось что тебе все во всем потакают. В дальнейшем за любое нарушение моих приказов последует суровое наказание. Поняла, деточка?

– Мой отец…

– Девочка, – перебил он ее, – да будь ты хоть дочь генерала, хоть маршала, но раз попала сюда, значит, такая у тебя судьба. Смирись и забудь, кем ты была и кто твои родители.