Текст книги "Напрасные слова"

Автор книги: Лариса Рубальская

Были юными и счастливыми

 
Было нам когда-то лет
Восемнадцать-девятнадцать.
Разливалось солнце вслед,
И хотелось целоваться.
Вечерами саксофон
Раскалялся весь от страсти,
Тот далекий, чудный сон
Назывался просто – счастье.
 

 
Были юными и счастливыми
В незапамятном том году,
Были девушки все красивыми
И черемуха вся в цвету.
 

 
Во дворе у нас жила
То ли Нинка, то ли Милка.
Всех она с ума свела,
Все в нее влюбились пылко.
И рыдала про любовь
Граммофонная пластинка,
И гнала по жилам кровь
То ли Милка, то ли Нинка.
 

 
Были юными и счастливыми
В незапамятном том году.
Были девушки все красивыми
И черемуха вся в цвету.
 

 
Попивали мы пивко
И шалели от свободы,
Были где-то далеко
Наши будущие годы.
Что там будет? А пока
Мы все были молодыми.
Кстати, вышла за Витька
Та, чье я не помню имя.
 

Девчонка Гюльчатай

 
Черной ночи гладкий шелк
Вышит первою звездой.
Будет ночью хорошо
Мне с девчонкою одной.
 

 
Я украдкой в дом войду.
Дверь на ключ не запирай.
Поцелуй я украду
С губ девчонки Гюльчатай.
 

 
Перед сном ты, Гюльчатай,
Скучных книжек не читай.
Я скажу тебе слова
Те, что слаще, чем халва.
 

 
Девчонка Гюльчатай, не зажигай огня.
Девчонка Гюльчатай, не прогоняй меня.
Девчонка Гюльчатай, ресниц не опускай.
Девчонка Гюльчатай, ласкай меня, ласкай.
 

 
Над кальяном вьется дым.
Твой отец сердит и строг.
Если б был он молодым,
Он меня понять бы мог.
 

 
Нашу тайну скроет ночь,
Нас не выдаст свет луны.
Не сердись, отец, что дочь
Рядом с милым смотрит сны.
 

МНЕ ЖАЛКО ИВАНОВА

Мне жалко Иванова

 
Вчера опять в почтовом ящике
Цветы оставил кто-то мне.
Слова про чувства настоящие
Он нацарапал на стене.
 

 
Я знаю, чьи это проделочки,
Кто для меня на все готов.
Хоть влюблены в тебя все девочки,
Ты мне не нужен, Иванов!
 

 
Мне жалко Иванова,
Бедняга Иванов!
Весь день твердит мне снова
Про вечную любовь.
А я люблю Петрова
И повторяю вновь:
Мне жалко Иванова,
Но жалость – не любовь.
 

 
Ночами длинными, осенними
Торчать под окнами кончай
И, не теряя даром времени,
Другим свиданья назначай.
 

 
Ты прекращай свои страдания
И на гитаре струн не рви,
А я к Петрову на свидание
Пойду в обход твоей любви.
 

Все вместе

 
Каждый может, если хочет,
Пробежаться вдоль реки.
Только как же в одиночку
Бегать наперегонки?
 

 
Только как же в одиночку
Песни хором распевать?
Только как же в одиночку
Все на свете узнавать?
 

 
Все в тысячу раз интересней,
Когда мы все делаем вместе,
Все в тысячу раз, все в тысячу раз,
Все в тысячу раз интересней.
 

 
Постараться если очень,
Кем захочешь можешь стать.
Только как же в одиночку
В небе звезды сосчитать?
 

 
Только как же в одиночку
Над землею покружить,
Только как же в одиночку
Без друзей на свете жить?
 

 
Все в тысячу раз интересней,
Когда мы все делаем вместе,
Все в тысячу раз, все в тысячу раз,
Все в тысячу раз интересней.
 

 
Все на свете интересней,
Все на свете веселей.
Пусть подхватят эту песню
Все ребята на земле.
 

 
Пусть она летит, как ветер,
Пусть с собою нас зовет,
Может, на другой планете
Кто-то с нами запоет!
 

Лежу я и мечтаю

 
Лежу я и мечтаю,
Что вовсе не лежу,
Над городом летаю
И тучки развожу.
Навстречу проплывает
Мой старый школьный друг.
Такого не бывает!
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
 

 
А вдруг на самом деле
Настал волшебный день?
А вдруг на самом деле
Вставать мне что-то лень.
А вдруг на самом деле?
Немножко полежу.
На будущей неделе
Пойду и погляжу.
 

 
А вдруг на самом деле
На небе звезд не счесть.
Попить бы лимонада,
Мороженым заесть.
Как быстро время мчится!
Уснули все вокруг.
Мне снова сон приснится.
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
 

 
А вдруг на самом деле
Настал волшебный день?
А вдруг на самом деле
Вставать мне что-то лень.
А вдруг на самом деле?
Немножко полежу.
На будущей неделе
Пойду и погляжу.
 

 
А вдруг на самом деле
Я прибегу к реке,
Где плавают баранки
В сгущенном молоке.
Конфетами покрылся
И пряниками луг.
Мне сон такой приснился.
А вдруг, а вдруг, а вдруг?
 

Дикобраз

 
Почему-то весь наш класс
Дал мне кличку – Дикобраз.
А по школьной моде
Я причесан вроде.
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
Сговорились все вокруг,
Даже Мишка, лучший друг,
На уроке пенья
Встал и спел на сцене:
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
У меня вопрос возник —
Как мой выглядит двойник?
Я из школы вышел,
А вдогонку слышу:
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
В зоопарке узнаю
Сразу копию свою.
Там кричит из клетки
Попугай на ветке:
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
В зоопарке нет зеркал,
Сам себя он не видал
И узнать не может,
Что мы с ним похожи.
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
Трудно другу одному,
Шефство я над ним возьму,
Принесу расческу
И сам сменю прическу.
 

 
Дикобраз, дикобраз,
Причесался бы хоть раз.
 

 
Удивится весь класс:
Где ж наш бывший дикобраз?!
 

Мы с дедом

 
Мой дед – современный
И вовсе не старый.
Туристские песни
Поет под гитару.
 

 
Он в джинсах, как я, ходит летом на даче.
Мы с дедом друзья, только вот незадача:
 

 
Ему все кажется, что мы не то читаем,
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
 

 
Мы с дедом проводим вдвоем тренировки
И путаем даже порою кроссовки.
В компьютерах деду все просто и ясно,
И все же он часто ворчит несогласно.
 

 
Ему все кажется, что мы не то читаем,
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
 

 
Вчера из бассейна идем вместе с дедом
И издали видим студента-соседа.
За деревом скрылись мы в ту же минуту —
Не может понять нас сосед почему-то:
 

 
Ему все кажется, что мы не то читаем…
Ему все кажется, что мы не в то играем,
Ему все кажется, не те поем мы песни
И у него все в детстве было интересней.
 

Мороженое

 
Царевна Несмеяна
Грустила постоянно.
Придворные пытались
Царевну рассмешить.
Да видно, зря старались,
Уж лучше б догадались
Мороженым Столичным
Царевну угостить.
 

 
Ванильное на палочке,
С орехами в стаканчике,
С изюмом и клубничное,
И сверху шоколад.
И радуются девочки,
И радуются мальчики —
Мороженое Столичное!
Ну кто ж ему не рад?!!
 

 
Шел дождь и днем, и ночью,
На сердце грустно очень.
Весь двор в огромных лужах,
Не выйдешь погулять.
Печалиться не стоит,
Ведь средство есть простое,
Оно всегда поможет
Нам дождик переждать.
 

 
Ванильное на палочке,
С орехами в стаканчике,
С изюмом и клубничное,
И сверху шоколад.
И радуются девочки,
И радуются мальчики —
Мороженое Столичное!
Ну кто ж ему не рад?!!
 

 
И в тундре, и в пустыне,
И на полярной льдине,
В неведомых просторах
Космических планет,
В жару, и в дождь, и в стужу
Жуют его все дружно.
Ведь ничего вкуснее
На свете просто нет!
 

Кто придумал светофор?

 
Это было, между прочим,
Очень много лет назад.
Самолет придумал летчик,
Садовод придумал сад.
Изобрел турист дорогу,
Футболист придумал мяч.
Но осталось очень много
Нерешаемых задач.
 

 
Неизвестно до сих пор,
Кто придумал светофор?
Кто придумал светофор? —
Неизвестно до сих пор.
 

 
Каждый делает, что хочет,
Все, что в голову взбредет.
И однажды, между прочим,
Что-нибудь изобретет.
К стенке гвоздь, к варенью чайник,
Черный хлеб для кислых щей.
В жизни много не случайно
Замечательных вещей.
 

Колючки

 
Может быть, верблюд любил бы апельсины.
Кто же их не любит – нет на то причины.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не растут, не растут, не растут.
 

 
И все же, и все же, и все же
Есть у верблюда тоже
Солнышко, солнышко жгучее,
Колючки, колючки колючие.
 

 
Может быть, верблюд дружил бы с бегемотом,
Только бегемотов там не видно что-то.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не живут, не живут, не живут.
 

 
И все же, и все же, и все же
Есть у верблюда тоже
Солнышко, солнышко жгучее,
Колючки, колючки колючие.
 

 
Может быть, верблюд открыл бы яркий зонтик,
Если б тучка проплыла на горизонте.
Жаль, что в песках, где пасется верблюд,
Они не плывут, не плывут, не плывут.
 

Гиппопотам

 
В болоте жил гиппопотам.
Ну что он мог увидеть там?
Чему обрадоваться мог?
Весь день лежал и грустно мок.
 

 
Лягушек хор его дразнил,
Никто бедняге не звонил.
Ведь телефонов нету там,
Где грустно мок гиппопотам.
 

 
Гиппопотам, гиппопотам! —
Ему кричали тут и там.
Гиппопотам, гиппопотам! —
Так по утрам стучал тамтам.
 

 
Сосед ближайший крокодил
Порою в гости заходил.
Вернее, в гости заплывал,
Неодобрительно кивал.
 

 
Гиппопотам, гиппопотам!
Тебе бы лазить по горам.
Тебе бы плавать по морям,
А ты лежишь и мокнешь зря.
 

 
Гиппопотам, гиппопотам! —
Ему кричали тут и там.
Гиппопотам, гиппопотам! —
Так по утрам стучал тамтам.
 

 
И отвечал гиппопотам —
Ты, брат, умен не по годам.
В моих делах большой судья,
А мокнешь так же, как и я.
 

 
С тех пор уже который год
Он с крокодилом спор ведет.
Пока ни он, ни крокодил
В борьбе не победил.
 

А пони – тоже кони!

 
В зоопарке летом жарко,
Там подстрижен ровный луг,
Скачут пони в зоопарке
День за днем, за кругом круг.
 

 
В разукрашенной попоне
И с бесстрашием в груди
Там один печальный пони
Вечно скачет впереди.
 

 
А пони – тоже кони,
И он грустит в загоне.
Ему б в лихой погоне
Кого-нибудь спасти,
Чтоб друг его счастливый
Потом погладил гриву,
Все это снится пони,
И пони грустит.
 

 
Друг-юннат к нему приходит
Покормить и причесать.
Но его не надо вроде
От разбойников спасать.
Он всегда приносит пончик —
Видно, от души.
Пони пончиков не хочет,
Хочет подвиг совершить.
 

 
А пони – тоже кони,
И он грустит в загоне.
Ему б в лихой погоне
Кого-нибудь спасти,
Чтоб друг его счастливый
Потом погладил гриву,
Все это снится пони,
И пони грустит.
 

 
А красавица пантера
Третий день не ест не пьет,
Из соседнего вольера
Пони знаки подает.
Удивив его немножко,
Чувства лучшие задела.
Ведь пантера – тоже кошка,
В нем мустанга разглядела.
 

Так и знайте!

 
От Тургенева в наследство
Мне досталась в сердце боль.
Будто кто-то злой из детства
Мне на раны сыплет соль.
 

 
Впечатленья время гасит,
Одного я не пойму —
Почему посмел Герасим
Утопить свою Муму?
 

 
Так и знайте! Так и знайте!
Страшных книжек не читайте,
Грустных фильмов не смотрите,
А животных берегите!
 

 
Дед Мазай и зайцы тоже
От беды на волосок.
Несмотря на возраст, все же
Он друзьям своим помог.
 

 
Человека зло не красит,
А добро к лицу ему.
Почему посмел Герасим
Утопить свою муму?
 

 
Так и знайте! Так и знайте!
Страшных книжек не читайте,
Грустных фильмов не смотрите,
А животных берегите!
 

 
От Тургенева в наследство
Мне досталась в сердце боль.
Будто кто-то злой из детства
Мне на раны сыплет соль.
 

 
Я оправдываю часто
Чью-то горькую вину.
Но с собачкиным несчастьем
Вместе я пошел ко дну.
 

Как хочется!

 
Как хочется, как хочется
Надеть скафандр космический,
Слетать на Марс загадочный
Ну хоть на полчаса.
 

 
Все разобрать по винтикам
В приборе электрическом,
Но… детям не положены
Такие чудеса.
 

 
Ох, уж эти дети!
Всегда они с вопросами!
Ох, уж эти взрослые!
Попробуй их пойми!
И мечтают дети стать скорее взрослыми.
И мечтают взрослые стать опять детьми.
 

 
Как хочется, как хочется
Весь день альбом раскрашивать.
И голубя бумажного
Пускать под небеса.
 

 
И перед сном, зажмурившись,
Послушать сказку страшную.
Но… взрослым не положены
Такие чудеса.
 

 
Ох, уж эти дети!
Всегда они с вопросами!
Ох, уж эти взрослые!
Попробуй их пойми!
И мечтают дети стать скорее взрослыми.
И мечтают взрослые стать опять детьми.
 

 
Как хочется, как хочется,
Чтоб время шло стремительно.
Как хочется, как хочется,
Чтоб все наоборот.
 

 
Как хочется, как хочется,
Но вот что удивительно —
Что время как положено
Идет, идет, идет.
 

Сказка про моль

 
На веранде, вьюнами увитой,
Перепелку ел толстый король.
В это время с большим аппетитом
Ела мантию бледная моль.
 

 
Это дело заметила свита,
Смело бросилась в праведный бой.
На веранде, вьюнами увитой,
Короля заслонила собой.
 

 
Неужели дело в моли?
Моль – букашка, и не боле.
Но бывает, даже моль
Доставляет людям боль.
 

 
На веранде, вьюнами увитой,
Спрятал моль горностаевый хвост.
И расстроилась верная свита —
Нету моли, обидно до слез.
 

 
Перепелка на время забыта,
Королю не до этого, нет.
На веранде, вьюнами увитой,
Остывает роскошный обед.
 

 
Неужели дело в моли?
Моль – букашка, и не боле.
Но бывает, даже моль
Доставляет людям боль.
 

 
На веранде, вьюнами увитой,
Будто раны посыпала соль,
Покружив на прощанье над свитой,
Скрылась в небе проказница-моль.
 

 
Наспех мантия кем-то зашита
И играет обычную роль.
На веранде, вьюнами увитой,
Снова ест перепелку король.
 

Акробаты и другие

 
Два брата-акробата под куполом летят.
Тройное сальто кружит внизу их третий брат.
И хлопает в ладоши, за братьев очень рад,
До цирка не доросший четвертый, младший брат.
 

 
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос —
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Совершенно не боясь,
Крокодилу прямо в пасть
Научиться руку класть,
И притом успешно.
Научить шары летать,
Научить собак считать,
Или зрителей смешить
Клоуном манежным.
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос —
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
 

 
Два брата-акробата закончили полет,
А кто там по канату под музыку идет?
Танцует на канате, качает веера.
С волненьем смотрят братья —
Так это ж их сестра!
 

 
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос —
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
Совершенно не боясь,
Крокодилу прямо в пасть
Научиться руку класть,
И притом успешно.
Научить шары летать,
Научить собак считать,
Или зрителей смешить
Клоуном манежным.
Для того, кто в цирке рос,
Сам собой решен вопрос —
Кем ему в дальнейшем стать?
Цирковым, конечно!
 

 
Вот в цирке представленье приблизилось к концу.
А в публике волненье – все хлопают отцу.
Вошла в коробку мама, отец накинул плед,
И на глазах всех прямо оттуда вышел дед!
 

Разноцветная игра

 
Я с утра смотрю в окошко —
Дождик льет как из ведра.
Только выручить нас сможет
Разноцветная игра.
 

 
Никому про наш секрет не говори,
А стекляшек разноцветных набери,
И зажмурься, и три раза повернись,
А теперь глаза открой и удивись.
 

 
Две обычных серых кошки
Мокли посреди двора,
Сделать их цветными может
Разноцветная игра.
 

 
Никому про наш секрет не говори,
А стекляшек разноцветных набери,
И зажмурься, и три раза повернись,
А теперь глаза открой и удивись.
 

 
Для чего нужны стекляшки?
Объяснить пришла пора.
Смотришь в них – и мир раскрашен,
Вот и вся наша игра.
 

Лунатики

 
Неба звездного квадратик
Заглянул в окно ко мне.
И лунатик, и лунатик
Появился на луне.
Он луну по небу катит,
К нам закатывает в сны.
Эй, лунатик, эй, лунатик,
Не свались, смотри, с луны.
 

 
Лунатики, лунатики
Зря времени не тратили,
Лунатики, лунатики,
Сквозь ночи пелену,
По тоненьким канатикам,
Совсем как акробатики,
Лунатики, лунатики
Забрались на луну.
 

 
Веселее нет занятий,
Чем смотреть на небеса.
Там лунатик, там лунатик
Вытворяет чудеса.
Мне сказали: «Эй, приятель,
Что ты в небе увидал?
Ты лунатик, ты лунатик,
Ты сюда с луны упал».
 

Золотые шары

 
Я все время вспоминаю
Наши старые дворы,
Где под осень расцветали
Золотые шары.
В палисадниках горели
Желтым радостным огнем.
Плыли тихие недели,
Так и жили день за днем.
 

 
Золотые шары – это детства дворы,
Золотые шары той далекой поры.
Золотые шары, отгорели костры,
Золотые костры той далекой поры.
 

 
Возвращались все с работы,
Был не нужен телефон.
Были общие заботы
И один патефон.
Танго старое звучало,
Танцевали, кто как мог.
От двора легло начало
Любви, судьбы, дорог.
 

 
Золотые шары – это детства дворы,
Золотые шары той далекой поры.
Золотые шары, отгорели костры,
Золотые костры той далекой поры.
 

 
Я с утра куплю на рынке
Золотых шаров букет.
Выну старые пластинки,
Словно память тех лет.
Всех, с кем жили по соседству,
Теплый вечер соберет,
И опять дорогой детства
Нас память поведет.
 

Стая

 
Жили мы когда-то крепкой стаей,
Вместе отрывались от земли,
Над уснувшей улицей летали,
Друг без друга жить мы не могли.
 

 
Но однажды к нам чужак прибился,
Как кричали мы на голоса!
Он тебя увидел и влюбился
И умчал в чужие небеса.
 

 
И кружит стая,
И стонет стая.
И слышит крик ночная мгла.
А ты, родная,
Теперь чужая,
Ты нашу стаю предала.
И кружит стая,
Ночная стая,
Тоску не в силах отвести.
Вернись, чужая,
Вернись, родная,
И стая примет и простит.
 

 
В этот лютый холод не согреет
Даже градус жаркого вина.
Твой чужак об этом пожалеет
И за все расплатится сполна.
Крик ночной достигнет черной тучи,
Вздрогнет ночь в осколках фонарей.
Жизнь тебя заставит и научит
В стаю возвратиться поскорей.
 

Мы в садовников играли...

 
Помнишь мир одноэтажный старого двора?
Нам казалась очень важной детская игра.
Все тогда казалось тайным,
Все казалось неслучайным.
Цвел наш сад, и приближалась
Нашей юности пора.
 

 
Я садовником родился,
Не на шутку рассердился.
Все цветы мне надоели,
Я смотрела на тебя.
Мы в садовников играли,
Мы друг друга выбирали,
И казалось в самом деле,
Что решается судьба.
 

 
Повзрослели игры наши с тех далеких пор.
Стал давно многоэтажным детства старый двор.
А в метро на переходе
Кто-то вдруг ко мне подходит,
Незнакомый и знакомый,
Начинает разговор.
 

 
Я садовником родился,
Не на шутку рассердился.
Все цветы мне надоели,
Я смотрела на тебя.
Мы в садовников играли,
Мы друг друга выбирали,
И казалось в самом деле,
Что решается судьба.
 

 
Знаешь, прежними остались
Голос твой и взгляд.
Будто мы вчера расстались,
А не век назад.
Будто не в метро мы вовсе,
А на улице не осень,
Мы в садовников играем,
И цветет наш старый сад.
 

Мартышка

 
Пальма – дом, а небо – крыша.
Рядом синий океан.
Звали все одну мартышку
Вкусным именем Банан.
 

 
Трудно быть мартышкой, мартышкой, мартышкой.
Целый день вприпрыжку, вприпрыжку, вприпрыжку.
Целый день вприпрыжку с утра и до ночи.
Трудно быть мартышкой, но весело очень.
 

 
Вечно занята мартышка,
Вся в делах и в суете.
Два часа без передышки
Провисела на хвосте.
 

 
Трудно быть мартышкой, мартышкой, мартышкой.
Целый день вприпрыжку, вприпрыжку, вприпрыжку.
Целый день вприпрыжку с утра и до ночи.
Трудно быть мартышкой, но весело очень.
 

 
Крокодилы не опасны,
Им на пальму не залезть.
Можно корчить им гримасы,
А самой бананы есть.
 

Самурай

 
Три часа самолет над тайгою летит,
У окошка японец сидит и глядит.
И не может, не может понять самурай —
Это что за огромный, неведомый край?
 

 
Удивленно таращит японец глаза —
Как же так? Три часа все леса да леса.
Белоснежным платком трет с обидой окно,
Я смотрю, мне смешно, а ему не смешно.
 

 
Самурай, самурай, я тебе помогу,
Наливай, самурай, будем пить за тайгу.
Про загадочный край
Я тебе расскажу.
Наливай, самурай,
Я еще закажу.
 

 
И пока самолет задевал облака,
Он сказал, что в Японии нет молока,
Что в Японии нет ни лугов, ни лесов
И что негде пасти ни овец, ни коров.
 

 
Я тебя понимаю, мой маленький брат,
Ведь таежный мой край и красив, и богат!
Ты не зря, Панасоник, завидуешь мне.
Так налей же еще в голубой вышине.
 

Пират

 
Волна блестит на солнце.
По морю бриг несется.
У старого пирата ужасно грустный вид.
Над трубкой дым клубился,
Сынок от рук отбился —
Совсем не хочет грабить,
Разбоев не творит.
 

 
Пират и сам не рад
Тому, что он пират,
Увы, не он командовал парадом.
Пиратом был отец,
Пиратом старший брат,
Так кем же быть ему, как не пиратом.
 

 
А сын был добрый малый,
Любил простор и скалы,
Романтик и мечтатель, поэтом был в душе.
Втолковывал папаше,
Хоть тот немножко старше,
Чтоб он разбои бросил, забыл о грабеже.
 

 
Пират и сам не рад
Тому, что он пират,
Увы, не он командовал парадом.
Пиратом был отец,
Пиратом старший брат,
Так кем же быть ему, как не пиратом.
 

 
Пираты всем семейством
Забыли про злодейства
Разбоев не творили, и вот вам результат —
Однажды ровно в полночь
На острове сокровищ
Под старым саксаулом
Нашли бесценный клад.
 

Сокольники

 
Не забыть нашей юности адрес.
С ним расставшись, мы стали взрослей.
И бродить наша юность осталась
В старом парке, вдоль тихих аллей.
 

 
Нас все дальше уводит дорога,
Школьных лет не вернуть, не забыть.
Но хочу я сегодня немного
По былому с тобой побродить.
 

 
Пойдем гулять в Сокольники, Сокольники, Сокольники,
Там снегом запорошены деревьев кружева.
А мы с тобой не школьники,
А времени невольники.
Но пусть звучат в Сокольниках
Забытые слова.
 

 
Каждый жизнью своей огорожен,
Всем хватает забот и тревог.
И порою нам кажется сложно
Перейти дней ушедших порог.
 

 
А всего-то и надо на вечер
Дать делам и заботам отбой,
И назначить в Сокольниках встречу,
Встречу с Юностью. Встречу с тобой.
 

Выигрыш
(ф рагмент автобиографической прозы)

Под осень наш послевоенный двор утопал в золотых шарах. Это время я любила больше всего. А сейчас был май, и в тех местах, где припекало солнышко, потянулись по оставшимся с прошлого лета ниточкам розовые вьюнки.

Про Клавдию во дворе все знали, что долги она возвращает вовремя, и деньги ей одалживали без долгих разговоров. Борька-Кабан, сосед Клавдии по лестничной клетке и основной соперник по одалживанию, тоже старался не отставать и путем сложных комбинаций с перезаймами никогда в злостных должниках не числился. Но все-таки Борька-Кабан – это не Клавдия, а совсем другое дело. И все обитатели нашего двора старались, увидев Кабана, нырнуть в подъезд или спрятаться за выступ дома, чтобы Борька не заметил.

А Клавдия, такая выдумщица, изобрела свой собственный стук, как позывные из кинофильма «Тайна двух океанов» – там-та-та-та. На эти позывные все двери приветливо открывались, и Клавдия получала нужную сумму и говорила непременно:

– Марь Васильна, на два дня. Пометьте в календарике.

И так – от Марь Васильны к тете Груше, от тети Груши к Поповичам, потом к Трофимчукам и так по кругу, по кругу, с математической точностью – взять-отдать, взять-отдать…

Конечно, деньги деньгами, а Клавдия еще книги читать просила. Она любила толстые книги про войну, а особенно про шпионов. С книгами Клавдия обращалась аккуратно, обертывала их в пергаментную бумагу. Загляденье, а не книжка получалась. С пергаментом сложностей не было – Клавдина подруга в магазине масло развешивала, и пергамента этого Клавдия могла взять у нее сколько хочешь.

На двушки-трешки, запятые при помощи денежного круговорота, Клавдия по вечерам выпивала со своим мужем Жоржиком. Чудная у Жоржика была фамилия Кунашвили. Дядя Жора Кунашвили. Сейчас каждому понятно, что если у человека такая фамилия, значит, человек – грузин. А в ту счастливую пору у нас во дворе никто не различал друг друга по национальности, да и не знали многие, что люди по фамилиям друг от друга отличаются. Что грузин, что француз – одно и то же. Кстати, дядя Жора и свою черную беретку носил как-то плоско, набекрень, как Ив Монтан в каком-то французском фильме.

Клавдия-то фамилию Жоржика не брала – зачем ей? У нее и самой фамилия неплохая – Редькина. Редькина Клавдия – услышишь, не забудешь.

Дядя Жора Кунашвили был во дворе человеком уважаемым. Он умел перетягивать матрацы и поэтому постоянно был кому-то нужен. Мы все во дворе всегда узнавали о наступлении весны по дяде Жоре – если с утра посреди двора стоит чей-то диван, топорщась вырвавшимися на волю пружинами, а Жоржик с гвоздями в зубах что-то насвистывает, значит, пришло тепло, скоро Первое мая, и Жоржик рад, что у него есть дело, на которое он большой мастер, и что скоро приедет Витя-дурачок, их с Клавдией сын.

Уже с марта Жоржик всем ребятам во дворе обещал, что на Первое мая Витя приедет, и если ребята будут с ним играть и в кино возьмут, то Жоржик купит всем по мороженому и один на всех воздушный шарик – в волейбол играть.

Витя-дурачок… Перед тем как ему появиться на свет, Клавдия с Жоржиком выпивали. Часто и помногу. И рожала Клавдия пьяная. И получился Витя-дурачок – то ли мальчишка, то ли дядька. По разговору он не отличался от сына Борьки-Кабана – Кабана-младшего, первоклашки. Тот в своем первом «А» был самым отстающим учеником. И в то же время на щеках у Вити-дурачка в некоторых местах была щетина, и курил он на равных с Кабаном-старшим.

В честь Витиного приезда дядя Жора всегда весь двор угощал мурцовкой – так он называл похлебку из воды, подсолнечного масла, лука и черного хлеба. Простая вроде бы еда, и всякий ее запросто сделать может. Может-то может, но сколько мы ни старались, как у Жоржика ни у кого не получалось.

Мы все ждали приезда Вити-дурачка, особенно радовалась Нонка. Ее дразнили Нонка-карлик. Вообще-то это была обыкновенная девчонка, но родилась она в последний военный год и росточком не вышла. Ей было обидно, что ее и в глаза, и за глаза все звали так – вон Нонка-карлик идет, ишь, Нонка-карлик, нарядная какая.

Когда Витя приезжал, Нонка как бы перемещалась – на последнее от конца место, а это уже не так обидно, тем более что мурцовки ей всегда дядя Жора первой наливал. Жалел за маленький росток.

Вот так и жил в те дни наш двор – Клавдия бегала по кругу, деньги занимала. Жоржик посвистывал, диваны перетягивал. А все остальные занимались своими делами.

И вдруг произошло невероятное событие, ради которого я и начала рассказывать всю эту историю.

Тот день начался обычно – Клавдия послала Жоржика за хлебом, а он взял, да на сдачу вместо денег принес лотерейный билет. Клавдин крик слышно было даже в соседних дворах – что деньги зря потратил, ерундой всякой занимается. А Жоржик уже с утра пивка попил, был весел и совсем с Клавдией ругаться не хотел и объяснял, что если «Волгу» выиграет, то Клавдию прокатит вместе с Витей, и всех ребят во дворе тоже прокатит.

Розыгрыш лотереи намечался через три дня, и мы все с нетерпением ждали таблицы в газете с надеждой прокатиться. И вот газету принесли, и дядя Жора билет проверил, и все совпало – и номер, и серия, и дядя Жора выиграл «Волгу»!

Во двор вышли почти все – и Марь Васильна, и тетя Груша, и Поповичи с Трофимчуками, и Борька-Кабан с женой, в общем, радовались всем двором. Билет переходил из рук в руки, и всем казалось, что мы прикасаемся к чуду.

А Клавдия решила устроить во дворе застолье. Прямо завтра. Жоржику велела накрошить для всех мурцовки, а сама прикинула в уме, сколько водки, сырку-колбаски купить, чтоб на весь двор хватило – праздник так уж праздник! Посчитала-покумекала и отправилась свою «Тайну двух океанов» отстукивать – там-та-та-та…

В тот день все были особенно приветливы – Клавдию и вообще-то любили, за Витю-дурачка жалели. И все за них с Жоржиком обрадовались. Было это давно, и зависть в душах обитателей нашего двора тогда еще не прописалась. По двушке, по трешке собирала Клавдия – привычный путь: от Марь Васильны к тете Груше и дальше, дальше. А Борька-Кабан сам Клавдии рубль предложил, вообще в подарок, без отдачи.

Вечера как раз наступали светлые, тепло отвоевывало свое право. Все обитатели двора допоздна сидели на лавочках под окном у Шурки-Мурки. Так уж получилось, что почти все у нас назывались через черточку.

Это было самое уютное место во дворе – окно обвито вьюнками, кружевная занавеска, а на окне проигрыватель. Покрутишь ручку, с иголки пыль снимешь, и пожалуйста – слушай целых две минуты «Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая, здравствуй, моя Мурка, и прощай…» У нашей Шурки-Мурки полно пластинок было, но крутила она целыми днями только эту, как бы оправдывая свое прозвище.

В тот знаменательный вечер Шурка-Мурка сменила иголку, ее муж, Шурик-Мурик, надел поблескивающий былыми временами габардиновый пиджак, тетя Груша вышла в новом фартуке с кармашком-сердечком – в общем, все принарядились и вышли праздновать событие.

Всего на столе было полно. Толик, сын Поповичей, с утра за воблой в рыбном отстоял, еще чернильный номер на руке не стерся, и воблы этой притащил – по одной на четверых, а себе вообще целую воблешку. К Трофимчукам как раз гости с Украины приехали, их тоже к столу пригласили, и они принесли здоровенный кусок сала. Королева стола – мурцовка в тот вечер дяде Жоре особенно удалась.

Все пили-гуляли, поднимали тосты. За Редькину Клавдию, Жоржикину удачу и за Витю-дурачка, чтоб почаще было Первое мая и Витя из своего санатория приезжал. Даже за Нонку-карлика тост говорили, чтоб, когда большая будет, замуж ее взяли, несмотря на росток.

Затем были танцы. Танцевали – кто как мог. «Здравствуй, моя Мурка» – кружились в вальсе Борька-Кабан с тетей Грушей, «здравствуй, дорогая» – бил чечетку старик Черникин, зашедший вообще случайно из соседнего двора, «здравствуй, моя Мурка, и прощай» – Жоржик с Клавдией уже валились с ног, их фокстрот имел успех.

Часам к двум ночи разошлись по домам, завтра – понедельник, на работу рано вставать.

Наступил понедельник, дядя Жоржик с Клавдией, нарядные и торжественные, пошли к открытию сберкассы – «Волгу» решили взять деньгами.

Неработающая часть двора – я, Нонка-карлик и первоклашка Кабан-младший – пошла вместе с ними.

Слегка отдавая запахом вчерашнего веселья, дядя Жора задышал в окошко кассы: «Марь Васильна, – она как раз в сберкассе кассиром работала, – выдайте, будьте любезны, выигрыш».

Марь Васильна очки протерла, стала билетик на свет для строгости смотреть, а потом начала пальцем по строчкам таблицы водить. Водила она, водила, и вдруг ее лицо начало меняться, и Жоржик с Клавдией уже волноваться начали.

Наконец Марь Васильна с изменившимся лицом протянула билетик обратно и незнакомым голосом сказала:

– Здесь такого номера нет.

Дядя Жора вместе с Клавдией, застряв в окошке головами, хором потребовали таблицу предъявить. Водят, водят пальцем – нет такого номера!

– Что ж такое? Я сам видел, видел, – чуть не плача, закричал дядя Жора. – У меня газета сохранилась! А у вас опечатка! – И он достал из кармана помятую газету с таблицей и протянул Марь Васильне. – Вот!

Повторив движение пальца, Марь Васильна удивленно закричала:

– Есть!

Но в тот же миг ее осенило, и она увидела, что протянутая Жоржиком газета двухмесячной давности. И с этой двухмесячной давности таблицей совпал номер билета дяди Жоры.

Редькина Клавдия и Кунашвили Жоржик сидели на лавочке под окном с вьюнками и плакали. Клавдия – горюче, Жоржик – по-мужски.

Вечером все узнали о случившемся и, посовещавшись, простили им все долги.

Там-та-та-та.