Текст книги "Огонёк в поле (СИ)"

Автор книги: Лана Кузьмина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Лана Кузьмина.
Огонёк в поле.

1.

Все глупое, неважное, потерянное промелькнуло перед ним словно во сне. Что жизнь? – думалось ему. Бестолковое броуновское движение в стакане воды? И нет ни смысла, ни цели в этих копошащихся частицах, названных человечеством? Что оно в сравнении с этим бескрайним небом? Бесконечностью полей? С той великой силой, которую одни называют природой, другие – Богом?

Небо удивительно чистое, прозрачное как органза. И только вдалеке, у самого горизонта, там, где чернеет лес, парит неподвижно маленькое вытянутое облачко, похожее на улыбку чеширского кота.

«Нигде в мире нет таких полей», – думал Максим, – «все уже давно застроено или засажено аккуратными плантациями. Сегодня не встретишь обыкновенных полевых цветов, только выращенные в теплицах прихотливые красавицы. Они даже пахнут по-другому. А здесь словно ничего и не происходило. Кажется, только вчера проскакал по этому полю Рюрик со своими полулегендарными братьями. И нет еще ни Москвы, ни Петербурга. И златоглавый Киев еще не стал столицей объединенной Руси. И нет ни прошлого, ни будущего, лишь спрессованное в одну точку настоящее».

Улыбка над лесом бесшумно растворяется, и уже ничто не омрачает небесную голубизну.

Максим шел мимо поросшего травой холма, где восемьдесят лет назад стояла церковь. В двадцать девятом году кресты сорвали, колокола сбросили, вывезли иконы, арестовали отца Сергия. Стены полуразрушенного храма растащили на кирпичи. А местный юродивый Арсюшка Иванцов закрывал своим телом стены, умоляя опомниться. Несколько дней спустя он ходил по селу с иконой Благовещения в руках, призывал покаяться. Но икону украли, а сам Арсюша бесследно исчез, словно и не было его вовсе.

«Может, тогда и пошло все на слом? – предположил Максим. – Начало умирать село. Сегодня жизнь теплится только в тех домах, в стены которых не вмурован ни один церковный кирпич. А, может, совпадение?»

Впереди – погост с потемневшими от времени крестами. Деревенька – крохотная, а он огромный.

В старом доме на вытянутой вдоль реки улице Максим поселился два года назад. Ему тогда исполнилось пятьдесят лет. Захотелось остановиться, подумать, оглядеться вокруг. Суета жизни, вечная спешка, погоня за успехом и достатком мешали понять мир. Многие уходят в монастырь, но этот путь был не для него.

Впереди уже видна деревня. Крайний дом Елизаветы Романовны. Сама хозяйка стоит у покосившегося заборчика, опершись о невысокий столбик. Ждет. Как всегда, когда Максим ходит в ближайший городок, что в семи километрах отсюда.

– Милый, – каждый раз спрашивает она, – а война-то, когда кончится?

– Уже кончилась, – отвечает Максим.

– Давно ли?

– Давно.

– А от Ванечки моего нет письма?

Максим качает головой.

– Жив ли? – начинает плакать старушка. У нее маленькое, сморщенное словно засохшее яблочко лицо и впалый беззубый рот. При первой встрече она смертельно напугала Максима, выбежав на крыльцо и обхватив мужчину худыми высохшими руками.

– Сынок, ты ли? – спросила она, заглянув ему в лицо и невольно отшатнулась, увидев густую черную бороду.

Потом сидели в ее комнатке в два окна, пили кислый травяной чай. Елизавета Романовна безуспешно пыталась выведать у Максима, на каком фронте тот воевал и не встречался ли с ее сыном Иваном Никитичем Андреевым.

– Какая война, бабушка? – поинтересовался наконец Максим.

– Да с немцем, будь он неладен! – ответила старушка и принесла небольшую обтрепанную по краям фотографию молодого парня. «Иван Андреев, 1939 г» – прочитал Максим на обратной стороне и попытался вычислить возраст Елизаветы Романовны. Получалось не меньше ста лет.

Кроме Елизаветы Романовны в деревне жили сёстры Голубковы, маленькие круглолицые старушки в опрятных платьицах, похожие друг на друга как три капли воды. Вот и все жители.

2.

На скамейке у дома сидел мальчик. Самый обычный – волосы русые, глаза светло-серые, одет в джинсы и в футболку с размашистой надписью на английском. На ногах кроссовки. Как у всех.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Максим.

– Тебя жду.

– Откуда ж ты взялся! До города семь километров с лишком!

– А я из Немчиновки, – хитро улыбнулся мальчик. – Пошёл в лес и заблудился. Петлял-петлял, сюда и вышел. Гляжу: заброшена деревня, а один домик ладный такой, чистенький. Вот решил хозяина подождать.

– Так Немчиновка тоже заброшена, – удивился Максим. – Неужели кто остался?

– А Жан как же! – засмеялся мальчик. – Во даёт! Живёт рядом и не знает!

Максим нахмурился. Присел рядом.

– Имя какое странное, – сказал он, – нездешнее...

– Имя как имя. Меня вообще Гаврилой зовут. Ничего, живу как-то. А Жан и правда неместный. Африканец. Учился в Москве, женился, осел в Немчиновке. У него там ферма. Я у него и живу.

– Так это тот, который нищих у вокзала кормит! – вспомнил Максим. – Странный такой. Над ним ещё все смеются.

– Недалёкие люди, – Гаврила вздохнул. – Эгоисты.

– Между прочим, такая вот благотворительность быстро развращает. Говорят же: голодающему надо дать не рыбу, а удочку. Иначе вконец обнаглеет.

– Так Жан даёт. У него знаешь, сколько людей на ферме работает. Только удочек-то на всех не хватает.

– Да ладно не хватает! – возмутился Максим. – Было бы желание! – и, помолчав, добавил – ты не думай, я человек добрый, мне их самому жалко.

– Добрый! Яблоки на рынке по полтиннику продавать! Скрылся от суетного мира, а деньги копишь. Зачем они тебе? Матрасы набивать? Думаешь, что такой добрый, потому что к старухам каждый день ходишь, разговоры их выслушиваешь. Да жили они без тебя сто лет и ещё столько же проживут!

Гаврила замолчал. Максим удивлённо разглядывал его лицо, похожее больше на лицо взрослого человека, а не пятнадцатилетнего мальчишки.

– Ну, ладно, пойду я, некогда, – Гаврила встал со скамейки, потянулся. – Дела.

– Кстати, – обронил он у самой калитки, – у тебя в дальней комнате, в углу пол сгнил. Посмотри на досуге.

3.

Небо излучало удивительный розово-сиреневый свет, бьющий в стёкла, заполняющий собой дом. Максим стоял у окна поражённо рассматривая то, что несколько минут назад считал обычной половой доской.

На потрескавшейся древесине выступали две фигуры, написанные в коричневых тонах – склонившая голову девушка и юноша, за спиной которого угадывались очертания крыльев. Икона – старая, рассыпающаяся в руках, быть может из того самого разрушенного храма.

Знал ли о ней Гаврила? И если знал, то почему не забрал себе? И заходил ли он, вообще, в дом? Максим не выдержал и, не медля ни минуты, отправился в Немчиновку.

На пороге его встретил сам хозяин.

– Нет у нас никакого Гаврилы, – ответил он, тщательно проговаривая каждую букву. – Не веришь, сам посмотри.

Максим зашёл в дом. За длинным деревянным столом сидело человек пятнадцать детей всех возрастов, чуть дальше люди постарше. Никого из них Максим не узнал.

– Садись с нами, покушай, – предложил Жан и эти слова вышли у него так по-детски трогательно, что было невозможно отказаться.

После ужина сидели вдвоём, беседовали.

«Неужели, ещё есть такие люди, – думал Максим, разглядывая спортивную фигуру африканца – Зачем ему такая жизнь? Что потерял он в забытых Богом русских лесах?»

– Есть у меня одна мечта, – поделился Жан. – Часовню в Немчиновке построить. Поставить икону, а перед ней лампадку зажжённую повесить. Чтобы она всегда горела. Представляешь, темно, ночь, а в поле крохотный огонёк горит. Мне эта часовня даже ночами снится. Только икону нужно настоящую, правильную...

– Есть такая икона, – сказал Максим, а про себя подумал: «Дурак, куда ты лезешь? Икона старинная, кучу денег стоит. Продашь, будешь до конца дней обеспечен».

– Есть такая икона, – повторил он, отгоняя суетные мысли, – будет тебе огонёк в поле.

4.

Елизавета Романовна, как всегда, ждала его на краю деревни. Максим не поверил своим глазам: сегодня старушка улыбалась.

– Что случилось, бабушка? – спросил он.

– Радость-то какая! – Елизавета Романовна приложила руки к груди. – Немца-то мы побили! Война-то кончилась!

– Кто ж тебе сообщил об этом?

– Кто-кто, да сынок мой Ванечка! Приехал вчера, переночевал, а утром ранёхонько на станцию. Теперича всё хорошо будет. Главное, что войны больше нет. А остальное приложится.

Она всё повторяла и повторяла эти слова, а Максим внезапно вспомнил, совпадение это или нет, что Гаврила как брат-близнец был похож на пропавшего в сорок четвёртом Ивана Андреева. И он никак не мог объяснить подобного сходства.