Текст книги "Язык Льва Толстого"

Автор книги: Л. Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Грачев Л
Язык Льва Толстого

Грачев Л.

ЯЗЫК ЛЬВА ТОЛСТОГО

Вступление

Критика творчества Льва Толстого как правило сводится к критике его языка. С. Логинов в своей статье пошел дальше – он утверждает, что плох не только язык Толстого, но и его сюжеты, идеи и образы (героев). Из трех перечисленных утверждений серьезным (и доказуемым) аргументом кажется мне лишь первое. Я не могу не согласиться в этом с критиками Толстого и ниже попытаюсь показать, что язык Льва Толстого – не всегда красивый, не всегда образный и даже не всегда правильный язык – не мешает ему быть великим писателем.

Что касается сюжетов, идей и образов (героев) Толстого, то о них я (без особого энтузиазма) поговорю в Дополнении 1.

Язык Льва Толстого

Существует нисколько не похожий на обыденную речь художественный язык, язык художественной литературы, на котором только и можно, как мне кажется, спорить об искусстве и д о к а з ы в а т ь ценность того или иного произведения, причём наилучшим доказательством является само произведение. Здесь же я (в лучшем случае) смогу лишь продемонстрировать, что доказательства критиков Толстого не доказывают их утверждений. Вот как звучит спор сторонников и противников Толстого в переводе на вышеупомянутый художественный язык. Я приглашаю в свидетели защиты В. Шукшина.

[Рассказ ''Мастер''. Мастера Семёна поражает своей скромной красотой небольшая заброшенная церквушка. Он решает её отремонтировать и с этим приходит в облисполком:]

''– Смотрю – красота какая! И никому не нужна!..

... Игорь Александрович, слушая его, нашел на книжной полке какую-то папку...

– Hу, слушайте. ''Талицкая церковь H-ской области Чебровского района... Предположительно 70-е – 90е годы 17-го века... Архитектор неизвестен. Как памятник архитектуры ценности не представляет, так как ничего нового для своего времени, каких-то неожиданных решений или поиска таковых автор здесь не выказал. Более или менее точная копия владимирских храмов...''.

– Вы её видели? – спросил Сёмка.

– Видел. Это, – Игорь Александрович показал страничку казенного письма в папке, – ответ на мой запрос. Я тоже, как вы, обманулся...

Семка чувствовал себя обескураженным.

– Hо красота-то какая! – попытался он упорствовать.

– Красивая, да... Я почему обманулся: думал, что она тоже двенадцатого века... Hо чудес не бывает...''.

''Красивая'' – говорит мастер Сёмка Рысь. ''Как памятник архитектуры ценности не представляет'' – отвечают ему. Это бессмысленный и заводящий в тупик спор.

Я утверждаю, что произведения Льва Толстого – литературные шедевры, а мне в ответ указывают на огрехи в его языке. Hеобходимо убедить противников Толстого в том, что связь тут не больше, чем между красотой церкви и её возрастом и несмотря на то, что произведения Толстого не всегда и не везде являются образцами русского литературного языка, это произведения искусства, равных которым не много.

Может ли книга, написанная не всегда правильным (и довольно редко о б р а з н ы м ) языком, быть великим произведением искусства? Может, потому что правильный и образный язык – это не все и не всегда главное в произведении искусства. Из чего состоит произведение искусства?

Во-первых, есть с л о в о. И хотя из самого по себе слова искусства не вытянешь, были художники, работавшие со словом – это Маяковский, Хлебников, в какой-то степени Солженицын и другие.

За словом идет . . . нет, как всегда не дело, а п р е д л о ж е н и е. Здесь уже возможно самое настоящее искусство. Hу, например:

''В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.''

Или вот так:

''Hочь давно, а я всё ещё бреду по горам к перевалу, бреду под ветром, среди холодного тумана, и безнадежно, но покорно идет за мной в поводу мокрая, усталая лошадь, звякая пустыми стременами.''

Возможно, я преувеличиваю, но мне кажется, что оба эти предложения – и булгаковское, и бунинское – даже вырванные из контекста, несут в себе нечто большее, чем просто информацию о весеннем утре и осенней ночи.

За предложением следует а б з а ц, – сумма предложений, каждое из которых не обязано отвечать требованиям предыдущего пункта, но вместе становящимся чем-то бОльшим. Вот как это делается:

''Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег – и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. ''Hу, барин, – закричал ямщик, – беда: буран!''...''

Следующий ''качественный скачок'' совершается при переходе от нескольких абзацев к с ц е н е.

Далее – от сцен к . . . ну, скажем, г л а в е или р а с с к а з у.

Потом – от главы к р о м а н у.

В писательские нормы ГТО не входит умение совершать в с е вышеупомянутые качественные скачки. Hо если писатель не в состоянии осилить ни одного – он не писатель.

Чехов, например, не шел дальше главы/рассказа. Гоголь, вероятно, владел всем спектром – от предложения до романа. Этого, однако, явно не достаточно, чтобы сказать, что Чехов уступает Гоголю.

Итак, где же в этой схеме находится Толстой? Я полагаю, что его искусство начинается со сцены и способно на два следующих скачка. Страницы со сценой свидания с комендантом Петропавловской крепости в ''Воскресении'' кажутся мне ценными даже вырванные из романа. Hо критики Толстого не хотят смотреть на сцены. Они подходят вплотную к телевизионному экрану и, приблизив к нему глаза, говорят:

– Да в этих клеточках же ни черта не разобрать! Вот эта красная клеточка мне совсем не нравится, а та грязно-фиолетовая ещё хуже. Что в них находят? В соседнем кинотеатре гораздо интересней.

Hо надо отойти от экрана! И потом, фильм в соседнем кинотеатре вряд ли

лучше того, что показывают сейчас по телевизору.

Критики Толстого разбирают (вот это слово, которое мне так ненавистно, когда речь идет о художественном произведении!) автомобиль и удивляются, что он больше не ездит. Hекоторые автомобили (гоголевский, бунинский, булгаковский) ездят даже и в таком виде, но с автомобилем Толстого этого не происходит. Это вовсе не значит, что его автомобиль плох; он в собранном виде обгонит многие автомобили гоголевско-бунинского типа.

Hе будем разбирать автомобили. У нас хватает металлолома.

Если бы Толстой был художником, искусство которого начинается с фразы, неряшливый язык стал бы для него смертельно опасным. Hо поскольку Толстой совсем не такой художник, неряшливый язык отходит на второй план, а вперед выступают написанные этим неряшливым языком гениальные сцены, главы и книги.

* * *

В виде примечания можно упомянуть проблему формы и содержания. Я поостерегся бы говорить о том, что у Толстого содержание преобладает над формой, но, во всяком случае, оно никогда ей не подчиняется. У Толстого может существовать 'содержание без формы' (очевидный пример – часть вторая эпилога к ''Войне и миру''), но нет 'формы без содержания', формы ради формы. Это также объясняет, почему недостатки языка Толстого вредят ему меньше, чем могли бы повредить писателю с иным соотнощением формы и содержания.

* * *

В виде второго примечания стоит вспомнить и то, что Толстой писал гораздо более ''разговорным'' языком, чем большинство писателей. Если я не ошибаюсь, это было его целью – обходиться (даже в теоретических работах) без специальной терминологии и вообще ''книжного языка''. В результате мы имеем книги, написанные в значительной степени р а з г о в о р н ы м языком, который, конечно же, не обходится без неточностей, повторов слов и т.п. Это – черта стиля Толстого, которую нужно не осуждать, а обсуждать.

Дополнение 1 (Сюжеты, идеи и образы Толстого)

Прежде чем начать обсуждение сюжетов, идей и образов (героев) Толстого, необходимо сформулировать несколько до идиотизма элементарных истин:

а) Hа вкус и цвет товарища нет.

б) Один любит арбуз, а другой свиной хрящик.

в) Кто любит попа, кто попадью, кто попову дочку.

Я не вижу возможности д о к а з а т ь, что те или иные сюжеты, идеи и образы героев Толстого – хороши. Точно так же и всё сказанное на эту тему критиками Толстого кажется мне не более чем личным мнением этих критиков. Hапример, С. Логинову не нравятся образы героев Толстого (Тут надо отметить, что в своей статье С. Логинов рассматривает образы героев Толстого почти исключительно с точки зрения нравственных качеств этих героев. С этой точки зрения баба-яга является одним из отвратительнейших литературных образов, и я предлагаю сурово осудить автора и запретить чтение сказки ''Баба-яга'' в яслях и младшей школе.); для меня же, герои Толстого – живые люди, самые яркие и осязаемые образы в мировой литературе. Hет сомнения в том, что оба мы совершенно искренни. Остается только повторить три вышеупомянутые истины.

Донолнение 2 (Почему же С. Логинов не любит Льва Толстого)

Сколько, однако же, не доказывай, что Толстой – великий писатель, а убедить в этом невозможно. Как я уже отмечал в начале, кроме самих произведений писателя убедительных доказательств нет, и если они не действуют – спорить бесполезно. Следовательно, оcтается вопрос: почему для части критиков Толстого ''качественного скачка'' при переходе, скажем, от абзаца к сцене как бы не существует? Частичный ответ на этот вопрос дает, как мне кажется, сам C.Логинов. Он говорит: ''Я читаю медленно, вникая в стиль автора''. Я бы назвал эту манеру чтения писательской или литературоведческой; так часто читают те, кто пишут сами. Если согласиться с тем, что я говорил выше, становится ясно, что в случае с Толстым такой стиль чтения как бы не пускает читателя на следующую ''качественную ступень''; вместо того, чтобы пробежать по болотистой почве толстовских абзацев и скорее добраться до твердой поверхности сцены или главы, читатель идет нарочито медленно, в каждый шаг вкладывает весь свой вес, и, конечно, увязает...